Прибалтийские впечатления II

                Прибалтийские впечатления II.

          В 1977 году я и моя жена, влекомые музой дальних странствий,  теплым вечером 20 июня, имея на руках путевки от Калужского турбюро, отправились в поездку по Калининградской области. С Белорусского вокзала наш поезд помчался вслед уходящему солнцу в полыхающую зарю, обрамленную волшебным светящимся узором серебристых облаков, что было воспринято нами как предзнаменование удачного и столь же волшебного путешествия. На всякий случай сообщаю, что Калининградская область это – такой небольшой островок российской территории, как в советское время, так и сейчас, отделенный от  российского «материка»  Белоруссией и Литвой. Пикантная особенность этой поездки заключалась том, что как и в случае с командировкой в Литву, состоявшейся для меня тремя годами ранее, но только в большей степени, это путешествие сулило реализовывать уникальную возможность оказаться «за бугром», да еще и на территории Германии (!), не пересекая никаких государственных границ.  И не где-нибудь, а в Восточной Пруссии – той самой  «тевтонской» вотчине, откуда в свое время и пошло собирательство в единый Рейх всех земель немецких.  После краха Третьего Рейха она  была поделена между Советским Союзом и Польшей. СССР достался Земландский полуостров со столицей Кёнигсбергом, тут же переименованный в Калининград, и прилегающими территориями. Так что, отправляясь туда, у нас были полные основания рассчитывать окунуться в неповторимую ауру исконно немецкой старины.

     И вот путешествие началось. Едва стало светать я выскочил из купе и пристроился у окна в коридоре вагона.  Чем больше в утренней дымке за окном проплывали леса, овраги, чахлые поля  и прилепившиеся к скудной русской земле заморенного вида села, то тем сильнее разгоралось желание скорее проскочить все это родное знакомое до слез пространство. Душа распахнулась навстречу новизне, и вот уже  вскоре под полуденным солнцем раскрылись совсем иные веси. Белоруссия. Земля вроде та же и деревья знакомые, но уже потянуло каким-то волнующим ощущением приближения нового и неизведанного. Деревни стали выглядеть более оживленными и менее развалившимися, а поля – более ухоженными. Чаще стали мелькать дороги, а вскоре показалась уже настоящая экзотика.  С изумлением  увидел я, что перед каждым сельским домом в палисаднике, где у нас обычно присутствует  неизменная сирень и заросший сорняками цветник, здесь густой массой колосились прямоугольнички то ли ржи, то ли ячменя.  Для чего, интересно? Ну, наверное, для домашней птицы. М-да, и все-таки странно.

   А вот когда наш поезд пересек литовскую границу, то тут, конечно, началась настоящая новизна. Правда, в Литве тремя годами ранее, как я уже упоминал, мне уже довелось побывать и о своих впечатлениях в Тельшяе, Клайпеде и Паланге  уже рассказал.  Но то было в зимнюю пору, да еще большей частью в утренних или вечерних сумерках,  а потому та экзотика, с которой я познакомился вне этих городов, выглядела грустной и застывшей что ли. А вот теперь в сознание полился поток уже совсем иных впечатлений, расцвеченных яркими красками лета, отчего проплывающие хутора и рощи стали радостно приветливыми. И дома уже совсем другого облика – чистые, добротные, без нагромождения полуразвалившихся сараев, с аккуратным очертанием прилегающих садов и рощ.  А вот когда наш поезд миновал пограничную станцию Кибартай, и началась уже «прусская сторона»,  то вид местности вновь изменился.  И не в лучшую сторону. Вероятно, в немалой степени из-за внезапно изменившейся погоды. Только что было солнечно и тепло, а тут, ближе к вечеру, внезапно стало пасмурно и в окно засквозило прохладным ветром. Да и характер местности стал другой, и в окно почему-то стало смотреть неинтересно. Да и в самом деле: сначала промелькнули  в стороне какие-то строения, оказавшиеся небольшим городком Нестеров (некогда Шталлупёнен), который мы толком не разглядели, а затем сквозь железнодорожные посадки стали проглядывать непримечательные пустоши, прорезанные какими-то лесополосами. При ближайшем рассмотрении полосы оказались дорогами, обрамленными плотными шеренгами  старых деревьев, но издали это не производило особого впечатления. Оно появилось позже. Да и населенных пунктов почему-то не наблюдалось. Словом, оставшийся путь до Гусева, бывшего Гумбиннена, был непримечателен. Поезд вскоре остановился, исторг нашу туристическую группу из своего чрева на платформу Гусевского вокзала и с облегчением покатил в  Калининград.

       Ну а дальше с увеличивающейся быстротой заскользил конвейер впечатлений, которые в памяти даже не  выстроились в строгую временную цепочку.
      
      Вот город Гусев,  весь утонувший в зелени,  отчего даже непонятно было, что же  кроме зелени в нем собственно есть достопримечательного. Запомнилась небольшая метров пять шириной речка с обидным названием Писса. Это обстоятельство представлялось тем обиднее, что во всем городе с немецким названием осталась только эта речка,  некоторую живописность которой придавало то, что кроны деревьев по очень низким  берегам  полностью смыкались над ее водой.  Кстати,  не только в Гусеве, но и во всей Калининградской области, не переименованными остались  только реки. Поэтому названия населенных пунктов, каждый из которых вроде бы звучит внушительно: Гвардейск, Советск, Правдинск,  Краснознаменск, еще в советские времена воспринималось как тупая, заскорузлая фантазия сталинских чиновников, сразу после Победы понатыкавших как лопухи на грядке эти нелепые названия городам, имеющих собственную тысячелетнюю историю.

    И где долгожданная экзотика? Ни в облике домов, ни в стандартного вида советских  столбах, ни в уличном асфальте не угадывалось ничего немецкого. И только однажды, возвращаясь из магазина в гостиницу, я неожиданно заметил рядом с обочиной мостовой канализационный люк с красиво-выпуклыми  буквами GUMBINNEN.

   По настоящему старинный прусский колорит мы увидели, когда из Гусева по шоссе, отправились прямиком в Калининград. Представьте себе,  дорога, на всем своем стокилометровом протяжении плотно обрамлена могучими вязами! А через определенные промежутки ее пересекают такие же аллеи, отчего вся местность выглядела была как бы расчерченой на квадраты. Причем,  создавалось впечатление, что дорог там больше, чем населенных пунктов, потому как многие поперечные аллеи  просто обрывались в пустом поле. Что красноречиво говорило о том, что когда-то прусских населенных пунктов было гораздо больше, чем нынешних советских.

     На пути в Калининград, наш автобус неожиданно свернул на боковую дорожку и остановился перед большим двухэтажным зданием внутри парка, теперь уж (наконец-то!) не советской, а типично немецкой постройки – с островерхой черепичной крышей и узкими высокими окнами.  Гид объяснил нам, что это – одна из немногих сохранивших свой довоенный вид юнкерских усадеб, знаменитая в числе прочего тем, что в свое время ее посещал перед войной Фридрих фон Паулюс, впоследствии известным всем фельдмаршал, плененный вместе со своей 6-й армией в Сталинградском котле. Уже позднее, читая воспоминания Паулюса, я наткнулся на описание этой усадьбы, где он бывал в гостях и сохранил самые теплые воспоминания о ней, охарактеризовав ее как красивейший уголок Восточной Пруссии. А после войны там разместился детский интернат, с которым нам и предстояло познакомиться. В основное здание мы, впрочем,  не попали, а совершили прогулку по парку с  деревом-париархом – единственный раз в жизни мною виденный граб (так назвал его гид) с густой, отливающей красным листвой. Видимо какой-то редкий вид. Впрочем, сейчас я полагаю, что это был бук. Запомнились внушительного вида развалины, как нам объяснили, представлявшими остатки бывшей фабрики по производству комбикормов. Стало быть, тамошние помещики в отличие от наших русских использовали свою родовую собственность максимально практичным образом. Потом мы посетили местный музей, находившийся в одном из флигелей. Музей же был создан силами самих школьников и, разумеется, ни о какой давней старине не рассказывал, а был  посвящен событиям Второй мировой войны. Ну что же, мне это было тоже интересно, и мои ожидания не обманулись. Ребята из интерната со всей округи натаскали кучу оружия, оставшегося на месте прежних боев, и  сложили его прямо на полу флигеля, огородив только веревочкой. Подходи, рассматривай, трогай. Чем я и не преминул воспользоваться. Множество ржавых немецких винтовок, автоматов, пулеметов, несколько трубок от выстрелянных фаустпатронов и даже пара минометов. М-да, внушительное свидетельство отчаянных боев, происходивших тремя десятилетиями ранее! Об этом же говорили и другие экспонаты, посвященные подвигам и воинской славе наших солдат, воевавших в этих местах. И поскольку набор таких экспонатов был в общем-то стандартным для любого музея, то гораздо в большей степени меня заинтересовали свидетельства нестандартные и по своему уникальные. Мое внимание привлекли несколько смятых листовок, хранившихся под стеклом. Листовки оказались обращением немецкого командования к русским солдатам. В них говорилось о том, что, мол, вторгнувшись на священную землю Германии, русские солдаты обретут здесь неминуемую гибель для себя… «Вы, русские воины, с честью и мужеством защитившие свою Москву, Петербург и Сталинград, неужели надеетесь, что мы, немцы, окажемся менее мужественными и стойким вас в защите своих святынь? Земля будет гореть под вашими ногами  и вам никогда уже не доведется увидеть ваших близких. Поэтому пока не поздно, убивайте ненавистных политкомиссаров и сдавайтесь нашим доблестным войскам. Вам гарантируется сохранение жизни и нормальное содержание в соответствии с женевскими конвенциями»… Последний пассаж особенно поразил меня. И это писалось не в 41-м а в 45-м году, накануне очевидного близкого краха Рейха! Да уж, вот что значит типичный  идиотизм диктаторского режима! Что бы ни происходило, а  пропагандистские клише остаются стандартными и неизменными. Правда, довольно неожиданно в первых строках было прочесть похвалы в адрес наших солдат.  А вот другой документ на соседнем стенде поразил меня еще больше. Это оказалась фотокопия некой инструкции для гауляйтеров (странно, как она сюда попала?) от самого рейхсфюрера, на основе рекомендаций некого медицинского исследовательского цента (уж не Аненербе ли?). Тут же приводился русский перевод документа. В нем подробно описывалась способ установки и методика использования источника жесткого рентгеновского излучения на уровне гениталий человека с тем, чтобы незаметным и высокоэффективным образом стерилизовать как можно большее количество особей неполноценных рас,  пропуская их мимо этого аппарата. И подумалось: Германия, Германия! Что же ты сотворила с собой! Родина великих гуманистов и мыслителей без всяких революций и насилия, по существу добровольно, в результате демократических выборов ты вручила совесть и судьбу своего народа в руки маньяка-человеконенавистника! Как же так! Ведь, например, в России у народа никто не спрашивал, когда над ним на вершине власти взгромоздили по существу такую же кровожадную тварь по имени Сталин! А тут… Сколько жертв и для чего!? Вот и Восточная Пруссия… где она теперь, что от нее осталось?.. Впрочем,  убежден, беда большевизма – красного, коричневого или какого либо еще цвета –  может подстерегать любую нацию независимо от ее ментальности.

     Ну, и как дополнением к этому настроению стали и другие впечатления. Не доезжая до Калининграда, мы снова свернули на боковую дорогу и вскоре остановились перед каким-то пологим невысоким холмом. Подойдя ближе, мы оказались перед кольцевым рвом с водой,  опоясывающим этот холм. Как пояснил нам наш гид, это был один и 15 фортов окружавших Кёнигсберг. Когда я всмотрелся на поросшее деревьями возвышение за рвом, то у меня похолодело внутри. Холм оказался неимоверно массивной крышей огромного фортификационного сооружения. Это был, как нам объяснили, знаменитый Форт №5 «Король Фридриг-Вильгельм III», строившийся и укрепляемый в течение десятков лет. Мрачные стены из темного кирпича с узкими бойницами в стенах, по толщине которых можно было судить по огромному фрагменту, вывороченной наружу. Более пяти метров толщиной! Сама стена не поднималась выше уровня местности за рвом, а поэтому открывалась обзору только с самого берега. Что исключало, кстати, возможность применить против бастиона орудия прямой наводкой. И этот форт штурмовали! По словам гида, ни бомбежка с воздуха,  ни артподготовка из орудий особо крупного калибра форту не принесли ни малейшего вреда, и атаковать его пришлось силами пехоты. Через ров! Под огнем пятидесяти пулеметов и десятка орудий! Разумеется, эта атака захлебнулась кровью. И решить проблему удалось только тогда, когда под прикрытием дымовой завесы саперы сумели форсировать ров и  сотнями килограммов взрывчатки пробить в одном месте стены брешь метров десяти в поперечнике (которую мы и  наблюдали).  После этого штурмовым группам удалось прорваться внутрь и довершить дело. Да и то не сразу. Гарнизон форта внутри казематов дрался отчаянно даже после того, как на вершине форта и водрузили красный флаг. Неумолимая логика войны: одним кровь из носу нужно укрепленную территорию захватить, а другим – ее отстоять. Эта война была на  уничтожение одной из государственных систем! И снова подумалось: ну как рядом друг с другом могли возникнуть такие политические системы – столь близкие по тоталитарному духу и, тем не менее, обреченные на смертельное противоборство?

      А отдых… Ну, что же,  особенно на побережье в Светлогорске (Раушене), он оказался, конечно, прекрасен: березы, склоненные над балтийскими волнами, сосновый лес прямо за дюнами с на удивление обильной черникой, пляж из белого песка, бирюзовое море, сам городок, живописно и уютно утопающий в зелени деревьев – просто незабываемые впечатления! А как потрясающе выглядит Куршская коса, на сотню километров одной дюной прорезавшая Балтийское море – изумительное творение природы! С волнительным почтением постояли мы и у могилы великого философа Эммануила Канта в Кёнигсберге (в сочетании с его именем нынешнее название города просто невозможно произнести). Эту могилу, пощадило и время,  и разрушительная буря  минувшей войны. В зоне этой благодати оказалась и фасад одной из пристроек Королевского замка. Всего лишь…Только позднее мы узнали, что в результате английских бомбардировок и сильнейших боев в апреле 45-го сам королевский замок хотя и сильно пострадал, но главные его башни уцелели. А в 1967году они были взорваны по решению первого секретаря обкома. Так что Королевский замок разделил судьбу московского храма Христа Спасителя, но в еще более худшем варианте – тамошний Дом советов  на замковых руинах был все-таки построен.
 
     И еще. К ярким, незабываемым картинам нашего путешествия по бывшей Восточной Пруссии можно отнести и такие: неряшливо восстановленные некогда прекрасные дома, сквозь облупившуюся советскую штукатурку являющие мешковато одетым прохожим загадочные лики старых немецких надписей,  гранитная брусчатка, победно скидывающая наложенный сверху совковый асфальт. Особенно меня поразил вид огромного строения из темно-красного немецкого кирпича (глазированного!), которое я узрел на краю шоссе, обрамленного сплошными рядами деревьев по пути в одной из экскурсионных поездок. Здание, как мне кажется, часть бывшего фольварка,  разбитое войной, сохранившее только фундамент и половину первого этажа, было увенчано неким кривым подобием  стен из не строганных досок и  односкатной крышей, покрытой полосами потрескавшегося шифера. И вот это нелепое чудо-юдо мне показалось символом новых времен, поглотивших и умертвивших некогда прекрасный мир…

     Тут уместно сказать, что все нынешние местные жители  на самом деле  – переселенцы из центральных районов России в первом и втором поколении. Они были буквально насильно пригнаны сразу после войны на новое место жительство взамен поголовно депортированного немецкого населения. Переселенцы оказались на этом «острове»  этакими «робинзонами», поскольку если что-то от «материка» им и перепадало,  то только по остаточному советскому принципу. Создается такое впечатление, что Москва за долгие десятилетия так  толком и не смогла придумать, что делать со своим новым приобретением. Разве что использовать его как большой непотопляемый авианосец под боком у натовских супостатов. Возможно, сейчас положение для «новых прусских» изменилось к лучшему, и близость к Европе наконец-то дала свои благоприятные плоды, но увиденное мною 35 лет назад в Калининградской области оставило  удручающее впечатление.

    Впрочем, это вероятно это так же относится и к другому нежданному  советскому приобретению – четырем  Курильским островам, после Второй мировой войны также отошедших к СССР, и которые  по сию пору остаются яблоком раздора между России и Японии. Поразительно, но из-за этих, в сущности, мало что значащих для нас клочков суши, между нашей страной и Японией до сих пор не подписан мирный договор, отчего огромные возможности взаимовыгодного сотрудничества никак не могут реализоваться! А ведь наша страна торжественно обещала вернуть эти четыре острова Японии после подписания мирного договора еще в 1956 году! И вот этот вопрос уже несколько десятилетий бессмысленно крутится по замкнутому кругу. Как же – дело принципа!  Недавно мой родственник, служивший в авиации на острове Итуруп, показал мне множество фотографий, снятых на этом одном из этих «принципиальных» островов. Содержание снимков оставляет еще боле тягостное впечатление, нежели то, что осталось после путешествия по Калининградской области. Пустые глазница панельных двухэтажных домов брошенных военных городков, засыпаемых снегом, ржавые остовы затопленных кораблей у берега, раскрошившиеся плиты взлетно-посадочных полос…И никаких следов сельскохозяйственной деятельности. Даже рыболовная деятельность представлена отдельными, оставшимися на плаву траулерами и несколькими домишками, прилепившимися к берегу. Словом, унылая картина запустения, расцвеченная буйной летней зеленью и медведями, не спеша бредущими по соответственно пустынным дорогам.

     Так что  жителям Курильских островов лучших перемен, похоже, ждать еще долго. Несмотря на громогласные заявления первых лиц государства… А ведь все эти впечатления сложились и от рассказов людей, приехавших оттуда…

      Но это уже другая история.  Да и по правде –  не мне ее рассказывать.
               
                Январь 2013г.