107. Радуница

             10.05.92

Экватор перешли сегодня в 00.50, на 10-м градусе
западной долготы. Шутили по этому поводу: механики
лучше определяются по политической карте мира, чем
судоводители по приборам, звездам и штурманским кар-
там. Чиф давал ориентировочно переход на вчера, на 17
часов, а я — на конец суток. Чиф оправдывался невесть
откуда взявшимся течением, дрейфом и т. д. Я его подде-
вал, что нечего, мол, галсировать-вальсировать по океа-
ну, а курс четко выдерживать, не рыскать и не спать на
вахте, как это некоторые умеют.

Только сейчас допер, что после Пасхи прошло две
недели — Радуница. День поминовения усопших. Те же
крашеные яйца, но отмечают на кладбище. А почему у
нас назывется — Радуница? Явно от слова «радуйся». А
как по-церковному? Но здорово: Радуница!

Я предварю вас в Галилее… Радуйтесь.

Третий принес мне сводку новостей. Наслушался у
кореша Фернандо, радиста. В Таджикистане тлеет война,
а м.б. и разгорается уже, в Приднестровье — смута.

Фернандо и африканцы усилиями Игоря и чифа вов-
сю овладевают ненормативной русской лексикой. Вчера
Лукас в разговоре о воздушном флоте (это его конек)
упомянул имя конструктора самолетов Сухого. Фернан-
до сразу навострил уши и спрашивает: «Сука?»

А «учителя» балдеют. Какое-никакое, а развлечение
в длинном заплыве, оправдывается чиф.

Ананасы, взопревшие и недозревшие, выдают на
десерт. От них воротит и никто их не ест. Артелка пол-
на бананов, яблок, апельсинов, а нам выдают эту гниль.
Прошу Лукаса поговорить с капитаном, совесть у него
есть? Он, что, покрывает недостачу прежних греков?

Сегодня еще раз сподобился услышать «Тёмную
ночь» и «Синенький скромный платочек». Наверное са-
мые знаменитые песни Великой Отечественной войны.
Кроме, конечно, «Вставай, страна огромная». Но здесь
разные весовые категории.

Поздний вечер. Народ разбежался. Остался третий у
меня. Пропесочил я его на сон грядущий. 2-ой на него
пожаловался: ведет себя развязно в кают-компании, в
машине — по отношению к Спорту. «Подкрути гайки в
характере», — посоветовал на прощанье.

Проснулся за секунду до телефонного звонка: «Спу-
скайтесь в машину, — Игорь приглашает, — сигнализа-
ция сработала, масло нагрелось в третьей динамке».

Забортная вода — 29 градусов по Цельсию. Перешли
на 2-ую динамку, калеку. Чистим масляный холодильник.
На море гроза. Через проржавевшие швы вода зате-
кает ко мне в каюту, но немного, так как крен на левый
борт сохраняется. Гром гремит, аж в ногах отдается.
В машинном журнале пишу: фром — Кейптаун (от-
куда — Кейптаун), ту — Капетонов (куда — Кейптаун).
По-английски Кейптаун пишется почти, как Капитонов.
Так что, кто куда, а я — к Капитоновой Наташе.

Красное море по-французски — Мер руже. Ружа по-
белорусски — роза. Отсюда и ржа, и рыжий.

В море и эфире оживление. Обогнал нас рефриже-
ратор. На нём наши ребята. Чиф разговаривал с третьим
штурманом из корсаковской конторы. Теперь Женя 15 %
процентов с зарплаты дерет, что скосило нашего чифа.
За 25 уже дураков не найдешь.

Море после дождя прихорашивается, умытое и све-
жее. Небо запаковано облаками. Да и ветерок, зашедший
слева, принес прохладу.

Появились дельфины. Прыгали резвились вокруг
судна. Но один внушал тревогу. Лежал недвижно, вверх
плавником.

С утра чиф с кэпом решили крен выровнять, набрав
воды в 25-ый мазутный танк.
— И долго думали, чтоб такое изобрести? — сказал
я и покрутил пальцем у виска.
— Ты придумал? — спрашиваю у чифа.
— Нет, кэп, — сразу в кусты подался чиф.
Я в пух и прах разнес их идею.

Вызывает опять в машину Игорь:
— Спуститесь в машину, аварийная обстановка.

Иду. По сварке отливного трубопровода вода из-за
борта поступает. Но не авария же, не тонем же! Раздол-
бал Игоря. Вслед этому случаю второй механик рассказал
анекдот на тему, как надо готовить к плохим новостям.
Два грузина торговали на Севере диком цветами. Один
возьми и скончайся неожиданно. Оставшийся в живых
думает, как помягче сообщить на родину. Звонит:
— Бато заболел тяжело, завтра похороны.
— Так он живой? — оттуда спрашивают.
— Пока нет.

Сегодня порывистый встречный ветер и в дымке
горизонт.

Ночь. Подходим к столице Гвинея-Биссау, Биссау.
Почти месяц шлепали, без одного дня. Отдали якорь.

Утро. Стоят по корме наши рыбачки. Когда проходили
мимо них, на палубе одного из них, довольно близко
было, стоял моряк с обезьянкой на плече. Попривет-
ствовали друг друга. Обезьянка тоже помахала ручкой.

Тепло. С одного борта островок со старыми разбитыми
баркасами, на берегу никакой жизни. С другого борта —
подобие порта, сухогрузик стоял небольшой у короткого
причала.

На большом баркасе с подвесным мотором прибыли
власти. Негры и один белый. Черные пошли рыскать по
судну. У меня просили батарейки, у занзибарцев — по-
жрать.

Вечер. Пахнет берегом. Прилетели на остров цапли,
чайки, чибисы на ночевку. Солнце садилось на материк
в дымке. Все дышало вечным покоем.