Бегемотик, или Не придуманная история

    Казалось, никто и ничто не остановит речевой поток.
    Не нужно знать индонезийского, чтобы понимать бесполезную обыденность слов. Довольно интонации, располагающей ко сну ряды нянек у входа в школу.
    Но поскольку, под просторным навесом, совсем немного тесных скамеечек, горизонтальное положение — исключено.

    За вычетом множества праздников и выходных, кумушки и касаточки два, а то и три с лишним часа, маются в ожидании полудрёмой, сотовыми телефонами и восприятием шедевров уличной кулинарии.

    Зачастую, в Джакарте, содержание няньки не является показателем благосостояния семьи и не ограничивается единственным количеством, помимо водителя, охранника, уборщицы и прочего народа.
    В своих однотонно-светлых униформах, словно тени, повсюду сопровождают своих подопечных — приставленные няни.


    Яркие, с тесьмой и шитые бисером платки и одежды, неутомимо обновляемые, делают весомую скидку на заурядное, но звучное создание внутри.
    Плечистый и упитанный, судя по коричневому костюму — водитель с подбородком на груди, и руками на круглом животике, обмяк во весь рост, уважительно принимая всё доносящееся с низкой скамейки.

   Обыкновенно, мужчины держаться обособлено и кимарят на запредельных лавочках, или в автомобилях. И лишь один из них, усугубив нянькину тень, изо дня в день, слегка оживлял своим присутствием сонный дворик, терпеливо внимая краснобайству пёстрых материй.
   Робкий и кроткий, при всей своей громоздкости и несуразности, он очень явно походил на холёного бегемотика с широкими ноздрями и мелкими ушками.


   Разморённые няньки в застирано-заляпанных одёжках, ленивые мухи, медлительные москиты, оберегаемые беспросветным забором от суматошного города, сами того не ведая, создали мир, в котором всем хорошо.
 
   Ни разу не омрачался школьный дворик склоками, ссорами, недовольствием и неприязнью. Завсегдатаи, и новобранцы прочно сплелись, срослись в единое и добродушное общество.

   Словно старательный ученик, немало времени простаивал Бегемотик у нескончаемого потока. Хлопал ресницами, кивал головой и высился повсюду, где гнездилась сказительница.
   Благодаря непроизвольному перемещению массы тел, в поле его зрения оказывались то одни, то другие притягательные фрагменты* и образы, источающие скрытный интерес к противоположному полу.

   Но, лишь одна из них, с красивыми, волнистыми волосами и стабильно, в уродливых футболках под горлышко, напрочь рассеивала внимание вольнослушателя.

   В отличии от всех, она не реагировала на мужское присутствие громким смехом, оживлением, непроизвольным прихорашиванием и ни словом, ни жестом, ни взглядом не удостаивала выдающегося Бегемотика.
 
   Ему же, часы и минуты проведённые напротив той - Одной, окрыляли крепкие плечи и позволяли светиться, по возвращению на проезжую часть.
   А когда рамки приличия не позволяли, даже невзначай, оборачиваться, влюблённый водитель угрюмо брёл к своему рабочему месту.



   Парочка трёхцветных кошек, с обрубленными хвостами, лениво потягивалась, потревоженная вознёй в ветвях низкого дерева.
   Пристально оглядев все плоды, отдалённо напоминающие дикие груши, Бегемотик отщипнул два и интригующе удалился на "мужскую половину".*

   Не прошло и часа, как он возник посередине дворика, удерживая на одном пальце конструкцию из прутиков и "груш".

  Общество — ахнуло! Поток — заклокотал во всю мощь.

  Одна же, даже на миг, не оторвалась от сотового телефона.
  И тогда Бегемотик решительно шагнул к ней и уверено преподнёс свою могучую руку, оказавшись, при этом, непростительной стороной к горластой говорунье.

  Равнобедренный треугольник с двумя плодовыми противовесами, был сработан геометрически точно и позволял уникальному сооружению держаться на изначальной точке осевого прутика.

  Одна, медленно распрямилась и окинула происходящее сквозным взглядом, железно-безразличным к Бегемотику, и ко всему с ним, и им связанному.

  Поджав губы и раздувая ноздри, отверженный ринулся прочь и на ходу, водрузил осевой прутик на тёмно-серую, бетонную стену.




   Независимо от календарных отличий, уравнённые в световой продолжительности сутки* проходят однообразно.
   В отсутствии явных, сезонных перемен трудно вообразить, что всё течёт и меняется.
   В вечной зелени изобильных, лиственных деревьев, безнадёжно уловить ощущение упущенных мгновений.
   Повсеместно преобладают молодые ростки и побеги.
   Их бурные завихрения настолько привлекательны, что напрочь скрывают своих отшумевших, и едва увядающих, сородичей.

  Неунывающие дворники и садовники круглый год, десятилетиями и веками неторопливо прибирают неутомимо опадающие, редкие листья.

  И  лишь взрослеющие дети свидетельствуют о незримом присутствии времени.



  Ряды легко обновляемых нянь, в поисках сносного расположения тел и конечностей, до зеркального блеска утюжат скамеечные дощечки.

  Вынужденное ожидание является единственным неудобством жизни, в которой не приходиться задумываться над тем, каким будет завтрашний день.
  Частные работодатели, часто меняют нянь, няни — подопечных и места под солнцем хватает всем в этих чудовищно-перенаселённых райских кущах, с плюсовой температурой воздуха, лениво не превышающей тридцати градусов по Цельсию.

  Недостатка в личных водителях, адъютантах и прочих помощников, столица Индонезии не испытывала отродясь, потому и очередное место работы никогда и никем не воспринимается, как перемена.

  В отличии от Бегемотика, Одна продолжала присутствовать на тихом дворике, откровенно не совпадая с размерено-медлительным его руслом.
  Всё её существо обращено против течения, в сторону противоположную широкому крыльцу школы, а знакомое ожидание приумножено незнакомым и усугублено неизвестностью.


  Всевозможных, учебных заведений настолько предостаточно, что состоятельным родителям  весьма проблематично определиться с окончательным выбором.
  Не многих удерживает на месте кругленькая  сумма первоначального, безвозратного депозита.
  Ребятня щеголяет то в синих, то в оранжевых, то в фиолетовых и т.  д. штанишках, напрямую зависимых от устава переизбираемых школ.
 
  Вверенный Бегемотику мальчишка, после не афишированного отсутствия, вернулся в прежний класс.


  Врождённо-сонному скопищу беззаботных нянь незачем знать о изнурительных переживаниях той - Одной.
  Она провела  бесконечно-мучительную вечнось  явного времени с тайным и нескрываемым ожиданием и отчаянием, тревогой и надеждами.

  Будь она трижды прикована цепями к любой, невозмутимой скамейке, так же прытко оказалась бы у приоткрытых ворот, едва заметив желанный и приближающийся автомобиль.

  Ещё цепляясь за редкие, железные прутья, она одна чаяла встречи со своим бегемотиком, безмолвным сиянием волос, глаз, губ, ладошек и пяточек.

  По воле случая, из машины вышел именно он и лишь немерянная сила позволила своему обладателю уцелеть под обрушившимся на его голову счастьем, и отдышаться от нахлынувшей радости.


25 января 2013г.
Джакарта.
Татьяна Усманова.

фото автора. Часть школьного дворика, с "грушей", в городе Джакарта.

Притягательные фрагменты* - притулённые к спинам, сложенные на соседние колени — головы, руки, ноги представительниц прекрасной половины человечества.

«мужская половина»* - место под школьным забором, со стороны улицы, где мужчины по два, а то и три часа маются в ожидании полудрёмой, сотовыми телефонами и восприятием шедевров уличной кулинарии.

Уравнённые сутки* - круглый год, светает в Джакарте, около шести утра, а темнеет, около шести часов вечера. И если где-то отмечают один день весеннего равноденствия, то на острове Ява, продолжительность каждой ночи стабильно равна продолжительности каждого, светового дня.