Джери

Я открыл дверь. У моих ног, у порога стояла маленькая, но очень серьёзная собачка. Весь лохматый, в рыжих и чёрных пятнах, с мордой в форме армейского ботинка и с обрубком хвоста, помазанного зелёнкой. Жена съездила на рынок, заодно и фоксика прикупила.
Он раздвинул задние ножки, сделал лужицу на коврике у двери и по-хозяйски затрусил домой. Я бросил на пол плюшевую собачку - прыжок, зубы сомкнулись на шее, встряхнул, положил к моим ногам и сел рядом, как положено серьёзной охотничьей собаке.
Назвать его я решил Джеральдом. Как раз об ту пору пошли американские фильмы, и мы узнали, что они своих собак и кошек называют в честь наших великих людей - Пушкин, Бетховен. Почему бы мне не назвать англицкую собаку именем их тогдашнего президента Форда?  Зато как звучало: - Джеральд, Вы ведёте себя недостойно!
Фоксы в Архангельске собаки непопулярные, здесь всё лайки, поэтому было удивительно, что вдруг из одного помёта трое щенков оказались в нашей пятиэтажке, да ещё четвёртый - тут же, в посёлке. Сестричку Джерьки назвали Чанка, а братика, которого дочка Валеры таскала на руках, как куклёнка, - Филя. Когда все три щенка гуляли вместе, прохожие хохотали. Казалось, здесь не трое, а полный двор щенков. На ехидные вопросы:
- А как вы их различаете? - мы отвечали:
- А чего там различать?! Который подбежал, тот и наш.
Перед домом была большая площадка, отсыпанная песком, и они по очереди гонялись друг за другом. Один удирал по широкому кругу, двое других норовили догнать с внешней стороны и схватить за горло. Собственно, преследуемый и описывал круг, чтоб нападающие оказывались снаружи и можно было прикрыться от их зубов плечом. В свалке, если Джерька с Чанкой наваливались на Филю, тот валился на спину и философски переносил трёпку.  Как собачку назовёте...
Ещё одно любимое развлечение у них было - тарзанка. Толстый канат с большим узлом на конце висел на высоком столбе, он мог крутиться вокруг столба, но если его крутануть, его конец описывал непредсказуемую траекторию. Собачки носились за ним, и, если им удавалось подпрыгнуть и вцепиться зубами в узел, летали в полуметре над землёй, рыча и тормоша канат.
Часто мы гуляли за домом, там Джери бегал по дорожке за мячиком. Кто-то там частенько оставлял пастись козу, и если она была не привязана, это был праздник для Джерьки! Было на кого поохотиться, благо хозяева не видели.
Фоксики - непростые собачки, у них, скажем так, сильно развито чувство юмора, и хорошо, если и у хозяина оно такое же. Как только я спускал Джерьку с поводка, он тут же хватал с земли какую-нибудь дрянь - обрывок бумажки, папиросную пачку, и в вприпрыжку удирал от меня, отлично зная, что я буду его ловить и ругаться.
Водить фоксика на обычном поводке - мука, ему ведь надо всё обследовать, поэтому мы завели рулетку. Раз пошёл я с ним в магазин. У магазина что-то продавали с машины, стояли люди, у стенки сидел большой водолаз, весь чёрный, а около хозяйки в очереди бегала маленькая собачка. Джерька прошёл под водолазом даже не поняв, что это собака, и стал дружелюбно нюхаться с собачонкой. Водолаз тоже решил с ними пообщаться, все мы собаки, он подошёл к ним и наклонился. Представьте себе ужас Джерьки! Откуда-то с неба вдруг спустилась огромная чёрная собачья голова, втрое больше, чем он весь! Джери лёг на животик и зажмурился.
Вскоре погибла Чанка. Похоже, какой-то сволочи не понравилось, что в доме появились породистые собаки - это при том, что во дворе немерено бегало всяких образин. Одна соседка держала двух французских бульдогов; когда она выходила с ними на прогулку, под дверью лежала варёная рыба. Она оттащила собак, которые стали обнюхивать эту рыбу и ушла с ними гулять. Рыбу сожрал соседский кот и помер. А с Чанкой хозяева вернулись с дачи, и в подъезде отпустили её с поводка. Она побежала вверх, а когда они поднялись, она что-то доедала под дверью. Только они зашли в дом, она стала кричать, забилась под кровать и через несколько секунд умерла.
Зато их братец, который жил в посёлке, отличился. Его хозяин работал на насосной станции, где из лесного озера качали воду в наш водопровод, и брал щенка с собой. И фоксишка, которому не было и пол года, поймал у озера норку! Думаю, корм на всю оставшуюся жизнь он себе отработал.
У Хайнлайна в "Звёздном десанте" совершенно идиотские рассуждения о пользе телесных наказаний, подтверждённые не менее идиотским примером: Вы же порете своего щенка, для его же пользы, если он писает в доме! Хайнлайна пороть надо. Щенок и сам старается писать как можно дальше от своего логова, это в нём заложено, только сначала не получается. А если его пороть по каждому пустяку, вырастет забитая собачонка, которая никак не сможет понять, чего же от неё надо её придурковатому хозяину. А для нормально воспитанной собаки строгий голос хозяина - это уже наказание, и она переживает.
Как-то, возвращаясь с дачи, мы подошли к озеру, где купались наши дети. В Архангельске купаются, скажем, ну не совсем так, как на Чёрном море. Мальчишки разводили костёр из каких-нибудь веток и палок, потом бултыхались, пока не окоченеют и, трясясь,  грелись у костра с гусиной кожей и синими губёшками. Но загорали. Особенно, если засунут в костёр автомобильную шину.
И вот мы с Джерькой подошли к берегу. Он подошёл к воде и стал опасливо её обнюхивать. Мы отошли, чтобы не мешать. Он потрогал воду лапкой; потом ударил лапкой, полетели брызги. Он прыгнул вперёд, хватая их зубами. И через минуту он уже плавал по озеру, брызгая лапами и хватая брызги зубами.
Джерька оказался заядлым купальщиком. До двух лет он ни разу не вылез сам из воды; приходилось вылавливать его и сажать на поводок. Он, трясясь от холода, смотрел на воду, натягивал поводок и скулил. Однажды мы подошли к речке, там купались ребята постарше. Джерька бежал сам. Мальчишка в шутку стал убегать от него, Джерька - за ним, тот нырнул в речку; первое, что он увидел у себя перед носом, вынырнув посредине реки, была лохматая Джерькина морда.
Вскоре мы переехали в Калининград. Летели долго, с посадкой в Питере, но я зря волновался за Джерьку. На полёт он совершенно не обратил внимания. Разлёгся в проходе на мягком коврике и дрых. Правда, скоро у него появился друг: к нему пришёл мальчик лет восьми, уселся рядом на коврик и стал тормошить Джерьку. У мальчика тоже была собачка. Сразу было видно, что это ротвейлер. Хозяева всегда похожи на своих собак: и внешне, и характером. Или наоборот?
Порой какой-нибудь охламон, которому родная сестра - шавка из подворотни, решив, что он крутой, заводит какую-нибудь крупную и опасную собаку. Справиться он с ней не может, и если вовремя не избавится, это плохо кончается: собака порвёт если не его, то ни в чём не повинного человека.
Поначалу мы поселились у тёщи, в домике на окраине. На улице на восемь домов было двадцать четыре собаки! А пород ещё больше. В основном это были визгливые шавки, унаследовавшие худшие черты болонок и пекинесов. Их хозяева, нет чтоб завести козу или кроликов, держали шавок, вместе с ними и кормились супчиком, в котором две дольки картошки гонялись по тарелке друг за другом. Джерьке частенько доставалось за его общительность, но он не унывал. Как-то я спешил в город, а у Джерьки кончился корм, и я дал ему здоровенную сардельку. Он её не стал есть. Он аккуратно взял её зубами и вышел в проход так, чтоб соседским собакам его было видно. Там он улёгся, зажал сардельку лапами и слегка проткнул её клыком. Из сардельки пошёл сок; а аромат! Сарделька - мечта их хозяев! Соседские шавки, не веря глазам, беззвучно зарыдали. А Джери неспеша ел, причём на морде у него было написано: - Задолбал этот хозяин. Всё сардельки да сардельки!
Под осень мы нашли себе жильё недалеко от тёщиного дома. Начали перетаскивать вещи. В первый день всё не перетащили, но Джерькину плошку отнесли. Джери, естественно принимал самое горячее участие и путался у всех под ногами. Джером правильно писал: фоксик чувствует, что не зря прожил день, если на него орали, кидались чем под руку подвернулось и норовили дать пинка. Ночевать мы остались на старом месте, но Джери не было. В сумерках я пошёл его искать. Джери лежал у дверей новой квартиры и охранял свою плошку. У фоксиков зрение плохое, и он не узнал меня: он видел только, что в потёмках идёт кто-то большой и страшный. Он как можно грознее тявкнул на меня, но плошки не бросил!
Здесь тоже недалеко была тарзанка, привязанная к ветке большого дерева, и Джерька катался на ней на равных с мальчишками. Все они были его друзья; а ещё они придумали игру: пацан ехал на велике и пытался наехать на Джерьку, а тот норовил выкрутиться и тяпнуть пацана за пятку. Всё по-честному, проигравший не жаловался. Зато как Джерька поиграл с какой-то тёткой, которая мимо нас ехала на дачу на велике! Он тяпнул её за пятку, а потом тётка бросила велик и, к его восторгу, минут пятнадцать гонялась за ним по улице, норовя попасть в него куском кирпича. Я, конечно, сделал вид, что не знаю этой собачки.
Джерька потихоньку матерел, в декабре ему исполнился год. Напротив жила бабка, которая держала восемь собак - от маленьких шавок до овчарки и ротвейлера. Она подбирала потерявшихся собак, но, понимаете, как-то никому не нравилось её бескорыстие. Эта свора всё время ошивалась на улице; ладно, все палисадники у соседей были загажены, так они ещё и нападали на людей: как обычно, маленькая шавка начинала гавкать на прохожего, а следом подбегали все остальные и брали человека в кольцо. Пару раз они кусали женщин; а каково было малышам, которые мимо нас шли в школу? Бабка при этом сидела у крыльца и орала:
- Чего ты боишься? Они не кусаются! - это был её кайф.
Однажды, когда они окружили какого-то первоклашку, я так удачно врезал овчарке из воздушки, что она выбила гнилую бабкину дверь и со всей сворой унеслась в огород. И вот у Джерьки начались разборки с этой сворой. Как-то в декабре я провёл рукой по его загривку: там и на плечах были сплошные шрамы. Я постарался недели две не пускать его на улицу, чтоб шрамы зажили; но в новом году Джерька беспрепятственно бегал по всей улице, задрав хвост пистолетом, а бабкина свора сидела под дверью и не тявкала. Собачки с тёщиной улицы быстро поняли, что то, что они считали дракой, для Джерьки была только разминка, и ныряли в подворотни при его появлении. Это было зрелище! Мы с Джерькой идём в магазин.  Джери впереди меня, с широкой грудью и кривыми, как у кавалериста, задними ногами, он вразвалку выходит на улицу. Шавки, тявкнув по разу, быстро протискиваются под калитками, а большой пудель Артемон (транскрипция хозяйки!) совершает героический поступок: перепрыгивает к себе во двор через полутораметровый забор. На всей улице у Джерьки была только одна подружка, алабайка. Они часто играли с ней на пустыре: Джерька разбегался и прыгал на неё, а она влёт поддевала его носом, и Джерька, пару раз перекувырнувшись на высоте двух метров, шлёпался и опять наскакивал на неё.
Выбегает мой Джери погулять, а у соседского крыльца стоят три алконавта, соображают, как бы ещё добавить. Джерька подбежал к ним, обнюхал, сделал выводы, задрал ногу, и побежал дальше. Алконавт, заинтересовавшись, почему это ногам стало тепло и сыро, медленно опустил голову, и завопил:
- Ну ничего себе собачка!, - но Джери уже убежал по своим делам.
Джерька не был драчливым; он, как все фоксы, был общительным. Он бежал к любой собачке и предлагал:
- Давай поиграем!
Если собачка играть не хотела, а хотела подраться, ну что ж! Он мне здорово напоминал Д`Артаньяна. Сын любил с Джерькой гулять и при его разборках вмешивался только в самом конце. Как-то на Джерьку напал доберман, перемахнувший через забор на улицу. Джери, как всегда в таких случаях, прижался к земле, а доберман прижал его лапами и стал, гордо подняв голову. Тут Джерька, опять же, как всегда, выкрутился и ухватил собачку за горло. Зубы у фоксов большие, как у овчарки, да ещё и загнуты внутрь, как у щуки, и он только перебирает челюстями, всё сильней захватывая горло врага, а тот только дёргается и не может ничего сделать. Когда собачка начинала хрипеть, сын обычно брал Джерьку под мышку и разжимал ему пасть. Собачка падала, и, счастливая, перемахивала домой через забор, а Джерька обиженно скулил: - почто собачку забрали?
Как-то шли мы с ним и с женой мимо каких-то складов; смотрю - эх, несётся к нам здоровенная овчарка. Жена кричит:
- Возьми Джерьку на руки! - а зачем? Собака подлетела к нам, потом взвизгнула и на трёх ногах умчалась обратно. Жена спрашивает, - Что случилось? - А ты не слышала, что у него за этот момент зубы лязгнули три раза?!
За забором у нас жила баба Катя. Она держала кур и поэтому не разговаривала со всеми соседями. Потому что заборы были все дырявые, а соседи разводили клубнику. А куры кормились по их огородам, разрывали грядки и выклёвывали у клубники точку роста, значит - урожая не видать. Соседи лаялись (это тут любимое занятие), но ни хрена не делали. Пришла весна, и бабкины куры пролезли на наш огород. Вот тут Джерька и поохотился. Как он брал курицу! Куда там Паниковскому с его гусями. Джерька нёсся стрелой, он настигал свою жертву и сбивал её грудью; курица катилась кувырком, а он, проскочив вперёд, резко разворачивался, хватал её за шею и резко встряхивал. Курочка, целенькая, лежала на земле, а рядом сидел гордый Джеральд, дожидаясь хозяина. После того, как я перекинул бабе Кате пару кур в огород и объяснил, что платить за них не буду, забор они починили. Правда, за одну курицу всё же я заплатил: Джери догнал её на улице. Но как он был оскорблён, когда он сидел рядом с честно добытой дичью, а вместо заслуженной похвалы на него вдруг напала с руганью баба Катя!
Пытаться его запереть во дворе было безнадёжно. Он, как торпеда, проходил сетку "рабица", перепрыгивал через штакетник, делал подкопы. Я мог убить два часа, чтоб заделать все его дыры, а через пятнадцать минут он опять бегал по улице с гордо торчащим хвостом, гонял кошек, купался в соседнем пруду, играл с мальчишками. Однажды вечером он запропал. Я пошёл искать его. Джери, печальный, висел на тёщиной калитке, застряв между двумя штакетинами.
Он был твёрдо уверен, что земля принадлежит ему, а кошки должны сидеть на дереве. Когда он видел кота, он шёл на него в атаку. Если это был матёрый кот, он пытался отбиться. Джери наскакивал на него и лаял, а кот отвешивал оплеухи справа, слева, но каждый раз Джерька успевал отскочить. Ну вылитый Таманцев из "В августе 44-го", качает маятник и идёт на немецкого агента. После нескольких промахов нервы у кота сдавали, и он бросался бежать. Тут Джери делал рывок и хватал кота за кончик хвоста. А дальше было незабываемое зрелище! Это был настоящий тодес: Джерька крутится, а вокруг него с хриплым мявом летает котяра. Раз он ухватил кота, когда тот уже перепрыгнул через штакетник, но хвост был ещё с этой стороны. Джери тащит его за хвост, а котяра орёт, потому что не может пролезть: он упирается задницей в штакетины. Причём это было во дворе этого кота. Я побежал их разнимать, пока не вышла хозяйка, но Джерька с довольной мордой и с клоком шерсти в зубах уже бежал мне навстречу. Потом встречаю хозяйку кота, она мне и говорит:
- Мне так нравится ваша собачка, она такая умная!
Ага. И остроумная. Любимое развлечение у него было: когда наш младшенький, Мишка, выскакивал утром в сад, в туалет, - стащить у него тапочек и удирать по свежепосаженным грядкам. И, что характерно, если у мальчишек носки лежали на месте, он их не трогал. Если валялись на полу - ищи их потом где-нибудь в смородине.
С такой собачкой скучно жить невозможно. Даже вынести мусор - уже приключение. Подъезжает мусоровоз, я беру ведро и осторожно, чтоб этот змей не проскочил, открываю дверь. Но тут эта торпеда шибает меня по ногам и вылетает на улицу. О боже! У дома напротив сидит рыжий кот! Я готовлюсь ловить и тащить, но Джерька никакого внимания на кота не обращает: он подбегает к столбику, задирает ножку и оставляет послание своим многочисленным друзьям и недругам. Кот тоже не обращает внимания на маленькую собачку. Я думаю всё же, кот соседский, может, он с ним не воюет, и иду с ведром к машине. Но тут Джерька делает прыжок, кот запоздало дёргается, и вот он уже летает вокруг Джерьки, пузом кверху, с лапками на груди, с хриплым тоскливым мявом на каждом кругу чиркая головой об лужу, а над ними стоит совершенно охреневшая хозяйка и орёт:
- ***** *** ****! Моего кота! У меня во дворе! Вот так собачка!
И тут жена принесла котёнка. Ну да, это ж моя жена. Она твёрдо уверена, что я могу справиться с любой проблемой, которую она создаст.
У них на рынке кошка окатилась под павильоном. А тут пошёл ливень, всё залило, и кошка стала перетаскивать котят на сухое место. Маленькая кошечка выползла из щели, и жена взяла её на руки, чтоб согреть, пока у кошки дойдёт и до неё очередь. Но кошка своё дело знала: раз котёнок попал в хорошие руки, нечего его забирать обратно.
Джеральд был в восторге: вот это хозяйка, прям домой котёнка принесла! Сын внёс свой вклад: окрестил её Катькой, в честь своей классной. А мне надо было решить загадку про волка, козу и капусту.
Кормили Катьку ещё молочком из пипетки, а поселили её в тумбочке швейной машинки. Джерька время от времени подходил к тумбочке, нюхал ноздрёй в замочную скважину, делал стойку: поджимал переднюю лапу, и трясся от выброса адреналина в кровь. Я боялся, что у бедного пса будет инфаркт. Временами я доставал Катьку из тумбочки и держал в ладонях, закрыв, как решёткой, пальцами. Джери нюхал её, подскуливал и мелко клацал зубами, а я ему внушал:
- Джери, это Катя, это наша кошка, её нельзя кусать.
Дня через три-четыре я выпустил Катьку на пол; Джерька ходил за ней, ушки на макушке, тыкал в неё носом, но не обижал. Катька подрастала, и Джерька её удочерил. Он воспитывал её на свой собачий манер: гонял её по комнате, Катька стрелой неслась от него в щель за холодильником, куда он не мог пролезть. Потом выскакивала, и Джерька от неё удирал. Он научил её бегать за нами, когда мы куда-то шли. Иногда Катька на него охотилась: когда Джерька бежал по тропинке в саду, из-за куста вылетала Катька и прыгала ему на голову. Он не забывал и про хорошие манеры. Когда им накладывали поесть, Джерька обычно подходил неспеша, как и положено джентльмену, и если Катька сразу кидалась к плошке, он на неё рыкал. Катька сразу падала на спину и зажмуривалась. Джерька делал круг по кухне, чтоб поостыть, подходил к Катьке и лизал её в бок:
- Ладно, мол, пошли! Кошка ты и есть.
Временами он принимался её вылизывать, чтоб избавить от ненавистного кошачьего духа, но увы!
Джери ходил со мной и в магазин, и ездил по делам в город, и ходил в походы с классом сына. На втором году жизни он превратился в довольно крупного, вечно чумазого фоксяру. Стоило его помыть, как он тут же бежал на грядку с морковкой и валялся на ней спиной, пока опять не становился маскировочного цвета, как и положено охотнику.
Как-то в октябре я взял его на участок работ, на берег моря. От станции мы с Сергеем шли напрямик через большой луг и мирно беседовали, пока не услышали сзади какой-то шум. Джерька нашёл дичь и гнал её на хозяина: впереди нёсся молодой бычок, подняв хвост трубой и взбрыкивая, за ним с лаем летел Джерька, не давая ему никуда свернуть, а следом, вопя и подпрыгивая через кочки, неслась толстая хозяйка. Догнав бычка до нас, Джери посчитал свою часть работы выполненной, и побежал рядом с нами.
- Такую собаку привязывать надо!, - завопила хозяйка.
- Зачем? Это бычка привязывать надо, чтоб не убежал. А собака никуда не денется.
На участке жили две дворняги и кошка. Все они прозябали в скуке и тоске. Но стоило появиться Джерьке, и жизнь забила ключом: через несколько секунд после его прибытия кошка уже сидела под вагончиком, где он не мог её достать, и до конца дня оттуда не показывалась. Дворняги вместе с ним носились по очереди друг за другом. Потом Джерька побежал с ними к морю, поплавал минут пять в ледяной воде, вылез, отряхнулся и принялся опять гонять их для согреву. То он загонял тракториста на трактор (а нечего шланговать, работать надо), то, учуяв своим длинным носом, чем пахнет, налаживал дружбу с поваром, то проверял, как у нас идёт работа, навещал кошку под вагончиком - в общем, непонятно, как при таком количестве дел для собаки эти дворняги вообще ухитрялись поспать.
В нашем районе на каждом квартале у собак была своя стая со строгой иерархией, и с чужаками они дрались, но Джери свободно бегал в радиусе километра. Все окрестные собаки или были его друзьями, или удирали при его появлении. Джери забирался всё дальше, стал провожать нас за переезд к остановке автобуса (прогнать его было невозможно), и однажды пропал. Я расспрашивал людей в округе, особенно собачников, которые всегда обратят внимание на собаку, торговок на минирынке. Я проследил его путь до следующей остановки у железнодорожной станции, дальше его никто не видел. На объявления никто не откликнулся.
Здесь с фоксами охотятся, возможно, его украл какой-нибудь охотник и увёз из города.
С тех пор прошло семнадцать лет, но я помню маленькую, но отважную и благородную собачку, которая была членом нашей семьи.