Лавр Корнилов. Штрихи биографии ч. 2

Горлицкий прорыв Макензена

Давайте попробуем понять, что же случилось в  те несколько апрельских дней 1915 года, и почему ТАК БЫСТРО перестала существовать целая дивизия с отличной боевой репутацией и всей своей артиллерией (за исключением 5 орудий).

После отречения Николая Второго, были попытки разобраться в причинах молниеносного разгрома корниловской  дивизии, но Лавр Георгиевич был уже  живой легендой, командующим войсками Петроградского военного округа и из этого, разумеется,  ничего не вышло.
Хотя даже тогда многие высказывали сомнение в правдоподобности официальной версии.
О пленении Корнилова весной 1915 г. военный министр Временного правительства,  А. И. Верховский в своих мемуарах написал:

«Сам Корнилов с группой штабных офицеров бежал в горы, но через несколько дней, изголодавшись, спустился вниз и был захвачен в плен австрийским разъездом.
Генерал Иванов пытался найти хоть что-нибудь, что было бы похоже на подвиг и могло бы поддержать дух войск. Сознательно искажая правду, он прославил Корнилова и его дивизию за их мужественное поведение в бою.
Из Корнилова сделали героя на смех и удивление тем, кто знал, в чём заключался этот „подвиг“ (А. И. Верховский. На трудном перевале, М., Воениздат, 1959, стр. 65)

Существует  довольно подробный разбор обстоятельств гибели корниловской дивизии, сделанный офицерами "Комиссии по исследованию и использованию опыта войны".
Комиссия эта работала в годы Первой мировой войны в Москве, в здании на Пречистенке.
В её состав входили опытные боевые офицеры, выпускники академии Генерального штаба.
После Октябрьской революции Комиссия продолжила свою работу.

Как ни удивительно, но никакой «политизации», в те горячие послереволюционные годы,   в трудах Комиссии не было.
Только обстоятельный,  профессиональный разбор и анализ боевых операций Первой мировой войны имелся в её  документах.

Одна из работ этой Комиссии так и называлась: «Гибель дивизии Корнилова».
 (Материалы  Комиссии «закавычены» и сопровождаются моими  краткими  комментариями.)

«Действия 48 пехотной дивизии, в дни 21-24 апреля 1915 года, являются одним из самых поучительных эпизодов последней войны, как вследствие того, что в них с особой наглядностью обнаружился основной недостаток русской армии - неумение управлять войсками, так и по той причине, что начальником дивизии был генерал Корнилов, впоследствии столь нашумевший в России.
"Комиссия по исследованию и использованию опыта войны" предполагает посвятить этому эпизоду особую монографию, но так как, при современном состоянии архивов, представляется невозможным собрать все необходимые для последней материалы, то решено пока ограничиться печатаемым ниже кратким очерком», отмечалось предисловии этого документа  Комиссии.

«В середине апреля 1915 года германские и австрийские войска, под общим руководством Макензена, разгромили главные силы русской третьей армии Радко-Дмитриева, занимавшие укрепленные позиции на Дунайце, между Вислой и Карпатами, фронтом на Краков.
После этой победы союзники перешли в энергичное наступление по операционному направлению Перемышль-Львов, то есть во фланг и тыл тем русским корпусам, которые были растянуты по северному склону главного Карпатского хребта от прохода Дукла до прохода Вышков.
Верстах в тридцати юго-западнее м. Дукла был расположен, на укрепленных позициях в гористой местности,  XXIV корпус, под начальством генерала Цурикова:
 49 дивизия от Вирхне до Речетовки и 48 дивизия от Речетовки до Чернины. Справа к этому корпусу примыкал отступивший от Дунайца, сильно пострадавший X корпус, а слева - XII корпус.
В частности 48 пехотная дивизия, под командой Корнилова, составлявшая левый боевой участок XXIV корпуса, была расположена в следующем порядке: на правом фланге 190 Очаковский полк, в центре 189 Измаильский и 192 Рымникский полки и на левом фланге 191 Ларго-Кагульский полк».

Итак, полки 48-й дивизии дислоцировались  на левом фланге нашего  XXIV корпуса генерала Цуприкова, правее него  находился Х корпус, на который и «нажимали» наступающие германские и австро-венгерские войска. 
Дивизия Корнилова, поначалу, находилась на спокойном участке фронта, противник атаковал ПРАВЫЙ фланг русских войск.
Но масштабы надвигающейся катастрофы многим уже  становились понятны.
Макензен, после прорыва фронта у Горлице, угрожая  ударом во фланг и тыл, заставлял русскую армию стремительно отступать. 

«На случай отступления с этой позиции было назначено, отходившее от правого фланга шоссе: Зборо, Альсопагони, Оженна, Жидовска, Кремина, Конты, Змигрод. На участке от Кремины до Змигрода это шоссе было также путем отступления 49 дивизии. За левым флангом позиции находилось прекрасное шоссе: Свидник, проход Дукла, Тилова, Тржициана, м. Дукла, предоставленное приказом по армии XII корпусу (12 Сибирской стрелковой дивизии).
Наконец от центра позиции вела в тыл грунтовая дорога: Чигла, … Фельсеодор…Ивля»
Эта дорога, проложенная по легко размокавшей от дождей, вязкой глинистой почве, с крутыми подъемами и спусками, была неудобна для тяжелых повозок. Особые затруднения встречались на шестиверстном участке от Поляны до Хирова, вследствие крайне топкого грунта и росшего по сторонам густого леса. На указанном пространстве требовалось во многих местах устроить гати; но этого не сделали по той причине, что вообще всей описываемой дороге придавали второстепенной значение, так как главным путем отступления считалось шоссе на Змигрод».

(  Схема района боевых действий  48-й дивизии в апреле 1915 г. будет размещена в ч.3 этой работы)

Подчеркнём, что НИКАКИХ мер по обустройству своих тыловых дорог Корнилов предпринимать не стал. Все тогда мечтали о новом наступлении по венгерской равнине и марше на Вену…

Подробные  воспоминания об этих днях оставил генерал Б. В. Геруа  в своей книге «Воспоминания о моей жизни»:
«Одним ранним и поистине прекрасным утром мы были разбужены непривычным громом орудий, превратившимся скоро в сплошной гул. Так приветствовал нас на рассвете 19 апреля 1915 г. (ст. ст.) фельдмаршал Макензен.
 Начиналось второе Галицийское сражение, в результате которого нам суждено было, шаг за шагом, потерять плоды первого, пожатые осенью 1914 г.
 В войсках 10-го армейского корпуса ждали атаки, — слишком очевидны были признаки подготовки к ней противника. В течение недель перед тем велась редкая, но систематическая артиллерийская пристрелка по нашим позициям и тылам. Появились новые виды снарядов, — шрапнели с двойным разрывом, более мощные гранаты.
Летали чаще аэропланы, как бы разглядывая сверху наше расположение и делая съемки вдоль и поперек русской укрепленной полосы. Никто им не мешал : своя авиация почти отсутствовала, противоаэропланных батарей не существовало…

 Наконец, противник производил усиленные разведки нашей передовой линии. Захваченные нами пленные принадлежали иногда к новым частям, появившимся перед фронтом корпуса. Некоторые из более разговорчивых пленных показывали, что прибыли сильные подкрепления, артиллерия и, главное, германцы, которых до того не было на этом участке фронта.
 Обо всем этом войска, конечно, доносили наверх. Сводка штаба корпуса шла в штаб 3-ей армии. Армейская — в штаб фронта...
Но никто как будто не реагировал на сведения о возможном сосредоточении против нас значительных сил. Задачи оставались прежние, пассивно оборонительные на непомерно растянутом фронте.
О подкреплениях не было и помину: наша стратегическая мысль усердно работала в направлении организации удара крайним левым флангом Юго-Западного фронта и носилась с проектом нашего вторжения в Венгрию и похода на Будапешт, а оттуда — на Вену!

…Позиция тянулась на 50 верст, и, в среднем, на каждую версту фронта приходилось по одному батальону. В тылу корпуса и даже армии не было резервов. Так как мы собирались наступать на противоположном нашему фланге, этот наш участок считался второстепенным и строго оборонительным. Мы должны были удержаться без резервов, без корпусной артиллерии и почти без снарядов.
 Стратегию этого рода нельзя было назвать иначе как бесшабашной.
 
 Нас спас Макензен! Русское отступление под напором его фаланги летом 1915 года совершилось, несмотря на огромные потери, с сохранением все же стратегического достоинства. Что случилось бы, зарвись мы за Карпаты с негодными средствами, вообразить легко.

Перед нашими глазами пример одной такой дивизии (48-й, Корнилова) в начале немецкого наступления. Она успела спуститься с гор в Венгерскую долину, оказалась отрезанной и попала в плен вместе с ее начальником.

Если бы 3-я армия имела директиву, в случае обнаружения подготовки атаки на нас, не принять боя и своевременно отойти на тыловую позицию — действительно укрепленную, — весь артиллерийский план неприятеля был бы сорван, вся эта ювелирная работа по постановке батарей пропала бы даром. Для новой атаки понадобились бы новые недели. А мы сохранили бы силы, уступив лишь незначительную полосу местности.

 Так именно поступили в 1917 году немцы, сорвав приготовления франко-английского фронта и неожиданно отойдя на заранее устроенную крепкую линию «Гинденбурга».

 То же самое могли и должны были сделать мы весною 1915 года.
 Мне говорили, что Радко-Дмитриев считал такой маневр наилучшим ответом на возможное решительное наступление противника и предлагал этот способ штабу Юго-Западного фронта. Но разумный голос командующего 3-ей армией оказался голосом вопиющего в пустыне...

После того как мы были сдвинуты силою с места, не без понятного общего расстройства, нам вместо подкреплений (их и не было поблизости) слали систематически одно стереотипное и сердитое приказание из Ставки : «Держаться во что бы то ни стало!» и «ни шагу назад!».

Как видим, Б. Геруа очень сдержано  отозвался о «подвиге» корниловской дивизии: «оказалась отрезанной и попала в плен вместе с ее начальником». Видимо, служа в соседней армии он знал реальные обстоятельства её гибели…

Очень интересна  оценка личности Л. Корнилова, данная Комиссией:
  «Тут необходимо, хоть в немногих словах, охарактеризовать главного участника описываемых событий Корнилова, без чего были бы непонятны некоторые факты.
 Это был генерал без широкого кругозора, но лично очень храбрый и не боявшийся ответственности.
Самонадеянный, болезненно-самолюбивый и упрямый, он не признавал боевого авторитета своего корпусного командира Цурикова и с величайшим пренебрежением относился к своему соседу начальнику 49 дивизии Пряслову.
В оценке военной обстановки Корнилов вообще отличался большим оптимизмом, что об'ясняется, как присущий ему смелостью и сопровождавшим его счастьем, так и тем, что до сих пор  ему приходилось действовать лишь против австрийцев».

Видимо, этот самый оптимизм и помешал Корнилову адекватно оценивать обстановку.
Очень быстро выяснилось, что воевать против австрийских войск – это одно, а против германских частей – это СОВСЕМ другое…

«Около полудня 21 апреля (4 мая) Цуриков получил телеграмму от штаба армии, в которой сообщалось, что противник сильно напирает на X корпус, и что если ему придется отойти, то XXIV корпусу будет приказано занять позицию от Самоклески через Кремпиу до высоты Студеный Верх, а XII корпусу - на линии Студеный Верх, проход Дукла, Щуко.
Получив это предупреждение, командир корпуса сначала дал соответствующие словесные указания, а затем в 15 ч. 30 м. разослал предварительный приказ об отходе, коим предписывалось, по получении особого распоряжения, 49 дивизии отойти на линию Самоклески - Мясцова, а 48 дивизии - на линию Мясцова - Студеный Верх…

…получив этот приказ, Корнилов должен был тотчас же назначить части, посылаемые на Свидник, и приказать им приготовиться к выступлению по первому требованию. Затем, все остальные тяжелые обозы и в особенности, оставшиеся артиллерийские парки следовало немедленно двинуть в тыл, дабы они заблаговременно прошли трудный участок дороги Поляны-Хиров.
Ничего этого сделано не было».

  Тут надо пояснить следующее. В состав 48-й дивизии входила достаточно мощная артиллерия: собственная артиллерийская бригада (48 легких, трехдюймовых  (76 мм) орудий) и мортирный дивизион (12 тяжелых гаубиц). Они имели свои парки (с запасом снарядов). Вместе с обозами 1-й и 2-й категории, дивизионными лазаретами и т.д. это все составляло многие сотни конных повозок, телег  и т.п. тяжелого транспорта.
Тащить его по размокшим грунтовым лесным дорогам было ОЧЕНЬ трудно и требовало ОГРОМНЫХ сил и времени на передислокацию.
Командир дивизии и его  штаб ОБЯЗАНЫ были все это учитывать при планировании своих передвижений.
Тем временем, ситуация на фронте менялась стремительно.

«За день положение на правом фланге XXIV корпуса значительно ухудшилось: войска X корпуса отступили в северо-восточном направлении, вследствие чего между корпусами образовался прорыв и путь на Змигрод с запада был открыт.
Наконец в исходе одиннадцатого часа вечера было получено из штаба армии словесное приказание: XXIV корпусу, в полночь с 21 на 22 апреля (4-5/V), начать отход…
Это распоряжение было немедленно передано в дивизии, при чем сообразно изменившийся обстановке (в дополнение к предварительному приказу) предписывалось: во-первых, 48 дивизии выделить один полк в корпусной резерв, в д. Ивля, дабы прикрыть опасное направление Змигрод-Дукла, выводившее в тыл корпуса, и во-вторых, 49 дивизии направить свою артиллерию и парки, не по прежнему пути отступления через Кремпну на Змигрод, а "возможно восточнее".

Первое из этих приказаний, несмотря на то, что "была подчеркнута настоятельная необходимость выделить этот полк с возможной скоростью", по неизвестной причине, не было исполнено Корниловым, что же касается второго приказания, то оно было опять-таки отдано в той неточной форме, которая совершенно не допустима в боевом приказе, особенно столь серьезного значения.
Путь отхода целой артиллерийской бригады с ее парками должен быть указан с полной точностью и тут нельзя отделываться неопределенными словами "возможно восточнее"….
С другой стороны приведенное обстоятельство должно было побудить Корнилова возможно шире использовать, указанное ему в предварительном приказе, шоссе Свидник-Тилова.
Выход на это шоссе облегчался тем, что в шести верстах позади позиции пролегало поперечное шоссе Альсопагони, Фельсеодор, Свидник, и что неприятель, теснивший 49 дивизию и угрожавший обойти правый фланг корпуса, почти совершенно не тревожил 48 дивизию и примыкавший к ней XII корпус».

Обратите внимание на то,  что Корнилов ПРОИГНОРИРОВАЛ  приказ «выделить один полк в корпусной резерв, в д. Ивля, дабы прикрыть опасное направление Змигрод-Дукла, выводившее в тыл корпуса».
Впоследствии это привело к САМЫМ ПЕЧАЛЬНЫМ последствиям для судьбы самой корниловской дивизии…
Подчеркнём и  то, что саму корниловскую дивизию, к моменту начала её отступления, противник (наступавший справа, со стороны Х корпуса и 49-й дивизии) НЕ ТРЕВОЖИЛ.

«Тем не менее,  Корнилов направил по шоссе Свидник-Тилова всего лишь четыре батареи, дивизионный лазарет и передовой санитарный отряд Родзянко….
В действительности, из частей, посланных Корниловым, четыре батареи не успели воспользоваться путем Свидник-Тилова и по этому шоссе прошли лишь дивизионный лазарет и передовой санитарный отряд Родзянко.
Причины неисполнения приказания выяснены в расследовании о потере артиллерии, откуда взяты приводимые ниже факты.
Для движения на Свидник-Тилаву были назначены батареи I дивизиона 48 бригады и мортирная батарея, разбросанные по всему фронту дивизии, причем предполагалось сначала собрать их у д. Фельсеодор.

 Начальником этой колонны был назначен командир мортирного дивизиона полковник Трофимов, который узнал о своем назначении из приказа по дивизии, переданного адъютантом Ларго-Кагульского полка по телефону только в 2 ч 5 м. утра…
 В приказе говорилось, что следует выступить "с получения сего", но так как в это время на сборный пункт у д. Фельсеодор прибыли лишь 1 батарея и один мортирный взвод, то Трофимов послал двух разведчиков навстречу другим батареям и мортирным взводам с приказанием итти на рысях кратчайшей дорогой в д. Фельсеодор...
Стоявшая у Комлоспотака 2 батарея снялась с позиции еще в 22 ч., но была остановлена командиром Очаковского полка, после чего в 23 ч., она продолжала движение по дороге, указанной адъютантом командира пехотной бригады Поповича-Липовац, через Ондавку и Варадку на Альсопагони, где она должна была ожидать дальнейших распоряжений через батарейный резерв 6 батареи. Не найдя последнего, она остановилась, пока не получила приказания через разведчика, посланного полковником Трофимовым. Батарея прибыла в д. Фельсеодор в шестом часу утра.
 
Между тем, около 3 ; ч. утра полковник Трофимов спрашивал у начальника дивизии разрешения отправить на Свидник 1 батарею и мортирный взвод, не дожидаясь остальных батарей и мортирных взводов, но получил ответ, что следует еще подождать. (!!!)
Около 4 ч. утра полковник Трофимов получил через начальника штаба приказ начальника дивизии такого содержании: в виду того, что время упущено, колонну артиллерии следует немедленно направить через д.д. Кескоч… и Поляны до д. Мшана.
Вследствие этого, 1 и 3 батареи и два мортирных взвода двинулись по указанному пути и около полудня прибыли к д. Поляны;
2 батарея, придя в Фельсеодор в шестом часу утра, пошла вслед за ними, но от Цихания свернула по кратчайшей дороге и прибыла в Поляны также к 12 ч. дня.
Приведенные факты, не нуждающиеся в комментариях, показывают, что приказ о движении артиллерии по шоссе Свидник-Тилава не был исполнен единственно лишь вследствие беспорядка в управлении войсками».

Можно согласиться с этим выводом Комиссии.

Здесь  упомянут адъютант командира пехотной бригады Попович-Липовац.
Это - тот самый черногорец, что был впоследствии ранен, эвакуирован и  « с пути прислал телеграмму панического содержания, в которой изображает бой 48 дивизии в весьма субъективной окраске страждующего от ран человека».  Как видим, он был достаточно компетентным офицером, хорошо знакомым с тем как НА ДЕЛЕ происходила трагедия 48-й дивизии.

«…Все батареи 48 дивизии собрались у Поляны. Сюда же в разное время подошли: 2 парк мортирного дивизиона, 1 парк 48 парковой бригады, 2 парк из д. Жидовска и взвод 3 парка из д.Конты.
Дальнейшее движение этой артиллерийской массы задерживалось батареями и тремя парками 49 дивизии, чрезвычайно медленно проходившими по топкой дороге Поляны-Хиров.
В отчете 48 дивизии говорится: "Нечеловеческие усилия саперной роты и рабочих загатить названное болото давали незначительные результаты, так как срубленные деревья тонули в пучине болота от двигающихся тяжелых повозок парков, орудий, зарядных ящиков".
Очевидно, гать следовало устроить раньше, для чего имелось: около трех месяцев времени, саперная рота и лес, росший по самым краям дороги».

Как это, все-таки,  по- нашему:  имея саперную роту и изобилие леса, который рос по краям дороги, за ТРИ месяца не сделать НИЧЕГО для приведения её в порядок, а в последний момент начинать  проявлять «нечеловеческие усилия» чтобы загатить ямы на дороге…
«На охоту ехать – собак кормить»…

«Что касается 49 дивизии, составлявшей правый боевой участок XXIV корпуса, то она отступала при гораздо более трудных условиях, все время охватываемая справа неприятелем. Около полудня германские войска заняли Змигрод…
О положении дел на правом участке Корнилов имел лишь отрывочные и случайные сведения, что объясняется отсутствием надлежащей связи со штабами 49 дивизии и корпуса.
 
По поводу связи с соседней дивизией Корнилов в дивизионном отчете говорит: "Непосредственной связи с начальником 49 дивизии у меня не было".
В своем письме к Корнилову Кислов (НШ 48-й дивизии)  признается: "я виноват тем, что не послал в 49 дивизию, хотя бы и вопреки  вашего распоряжения, одного из офицеров штаба дивизии, или от артиллерии".
Из этой фразы следует, что Корнилов даже воспретил (!!!) посылать в соседний штаб офицера для связи, хотя последнее рекомендуете, как тактикой, так и полевым уставом».

Связь, как известно – «нерв армии».
Почему Корнилов обрубил этот нерв, да ещё в такой обстановке, остается только догадываться…
В результате – он не имел сведений об истинном положении дел на фронте своего (атаковываемого неприятелем) соседа справа.
Надо сказать и о том, что штаб XXIV корпуса и его командир, генерал Цуприков, тоже действовали сумбурно, метались по  тыловым населенным пунктам и утратили управление войсками.

«В действительности, как видно из отчета XXIV корпуса, Цуриков…  за день вместе со своим штабом переменил целый ряд пунктов. До 2 час. ночи (с 21 на 22 апреля(4-5/V) он оставался в д. Граб, из коей переехал в Кремпну, а в 7 час. утра прибыл в Ивлю; отсюда он перебрался на Лысую гору, затем - на высоту 640 и наконец -на высоту 566.
В 11 час.утра командир корпуса направился обратно в Ивлю, где случайно встретил начальника 49 дивизии Пряслова, доложившего, что его войска уже подходят к указанной им линии. Переговорив с ним, Цуриков, вместе с прибывшим командиром XII корпуса Лешом, поехал в м. Дуклу.
Здесь, путем переговоров по телефону со штабом армии, ему удалось выяснить, что для заполнения прорыва, образовавшегося между X и XXIV корпусами, направлено десять батальонов III Сибирского корпуса. После такого успокоительного известия Цуриков "счел своевременным переехать в Кросно", куда около 5 час. пополудни отправился со всем штабом в автомобилях, по шоссе через Мейсце-Пястове. Однако, отъехав от Дуклы не более версты, он стал встречать возвращавшиеся обратно на рысях обозы и транспорты. Оказалось, что небольшой отряд противника пройдя восточнее Змигрода, проник до Кобилян, где выставил батарею и взял под огонь шоссе Дукла, Мейсце-Пястове. ..
Тотчас же командир корпуса направился по шоссе Дукла-Змигрод "на розыски оставленного в полдень в Ивле штаба 49 пехотной дивизии".
 
Из приведенных фактов следует, что Цуриков, сопровождаемый штабом, весь день 22 апреля (5/V) провел в разъездах. В своем отчете он вменяет себе в особую заслугу такую "подвижность", называя ее "тесным общением с войсками"; но несомненно, что подобный способ управления весьма неудобен, особенно для больших войсковых соединений.
Командир корпуса должен выбрать для своего пребывания наиболее выгодный пункт, а начальник штаба обязан организовать связь этого пункта со своими дивизиями, соседними корпусами и штабом армии; если же необходимость заставит командира корпуса переехать в другое место, то должны быть приняты меры для пересылки без задержки всех приказаний и донесений. Таковы общеизвестные правила, которые были нарушены в XXIV корпусе.
Выехав из Дуклы в двадцатом часу, Цуриков нашел штаб 49 дивизии в Теодоровке и здесь в 20 ч. 15 мин. отдал приказ о немедленном отступлении: 49 дивизии - на линию Иедличе-Роги и 48 дивизии - на линию Роги-Сенява.

Один экземпляр этого приказа он лично вручил Пряслову, а другой экземпляр послал с офицером-ординарцем в Хиров, где предполагался штаб 48 дивизии.
После этого, не дождавшись даже извещения о получении Корниловым столь важного документа и считая, что сделано все "что только в силах и разуме человеческом", командир корпуса с чинами штаба сел в автомобили и около 9 час.  вечера выехал по шоссе через Дуклу, Яслиску и Риманов в Кросно.
 
Командующему армией он послал донесение о благополучном выходе корпуса из гор и в тот же вечер получил по телеграфу его благодарность.
 
На самом деле кризис только назревал.
 
Для выхода из создавшегося трудного положения нужно было тщательно организовать отступательный марш корпуса и в особенности так урегулировать отход обеих дивизий, чтобы они, помогая друг другу, не подвергались опасности отдельного поражения.»

Вот ТАК руководил своими войсками командир и штаб XXIV корпуса.
 Остается только удивляться, что в  результате погибла только одна его дивизия. А не обе…

Про откровенное очковтирательство Цурикова (он послал  командующему армией заведомо лживое донесение о благополучном выходе корпуса из гор) нечего и говорить.
Привычка  приврать, приукрасить состояние дел при докладах «наверх» была  давней и хронической болезнью нашей армии…

Командарм, на радостях, телеграфом объявил  Цурикову благодарность за это вранье, даже не пытаясь ПРОВЕРИТЬ достоверность столь бравурного донесения.

Протопресвитер русской армии Г. Шавельский вспоминал, как однажды начальник Штаба Верховного главнокомандующего, ген. М. В. Алексеев заметил:
 — Ну, как тут воевать? Когда Гинденбург отдает приказание, он знает, что его приказание будет точно исполнено, не только командиром, но и каждым унтером.
Я же никогда не уверен, что даже командующие армиями исполнят мои приказания.
 Что делается на фронте,  — я никогда точно не знаю, ибо все успехи преувеличены, а неудачи либо уменьшены, либо совсем скрыты».



На фото: Август фон Макензен, генерал фельдмаршал (с 22 июня 1915 г) годы жизни 1849 -1945. Прожил 95 лет(!!!)

Продолжение: http://www.proza.ru/2013/01/27/500