03-04. Ходом коня

     Весной в нашем районном суде был расторгнут мой второй брак - с Валерием. Наивны те,  кто, насмотревшись фильмов, думают, что судья делает какие-то попытки примирить не поладивших супругов. Да нисколько! Все произошло формально, равнодушно и очень быстро: «Оба согласны? Очень хорошо! Ваш брак расторгнут!»

     После выхода из зала суда я, в свойственной мне язвительной манере (на душе кошки скребут, а на лице - усмешка) поздравила Валерия с приобретением свободы и законно достигнутым правом больше не заботиться о своей дочери. В ответ на мое поздравление,  мой, теперь уже бывший, только пробурчал мне в ответ что-то невнятное. Выглядел он явно расстроенным. Из окна трамвая, отъезжавшего от здания Суда, я еще  долго видела его сгорбленную, одинокую фигуру, медленно идущую по проспекту... 

   Сложный Валера человек: он никогда не борется за тех, кого, пусть и своеобразно, по-своему, любит. Он просто физически не способен понимать нужды и интересы другого, чем-то жертвовать  ради него, поступаясь своими желаниями. Ну, ладно бы это происходило только по отношению ко мне, так нет же – точно таким Валера был и с матерью, а теперь вот - с дочерью... Его можно только принимать таким, как есть, а для этого надо или слишком сильно его любить, или радостно соглашаться на роль бессловесной и безмозглой клуши, которая живет только ради своей семьи. Это не мой случай.

   После развода мы почти перестали встречаться. Алименты исправно поступали на мою сберкнижку, деньги с которой я очень долгое время вообще не снимала – из гордости и от обиды. Валера безоговорочно поверил моей эмоциональной угрозе не пускать его к дочери и совершенно не настаивал на посещениях. Несколько лет ее детства прошли полностью без отца. Дочка повторяла мою судьбу, но я не жалела об этом: мне не хотелось, чтобы она переняла трудный характер своего отца, его нездоровые вкусовые привычки и его фанатичную привязанность к поп-музыке, убивающей душу и  действующей, как вампир, если кроме нее, ничего больше не слушать.

   В это время на моей работе произошли  важные для меня перемены. Наша группа  закончила этап написания бухгалтерских программ, и началась опытная эксплуатация нашего детища: расчет зарплаты всего предприятия на ЭВМ с ежемесячной выдачей всех необходимых платежных документов. Последние месяцы бухгалтерия страховала нас - дублируя расчет вручную, но основная ответственность уже лежала на нашей маленькой группе, где меня сделали ответственной за эксплуатацию этой новой программы. Наш фактический руководитель группы от эксплуатации устранился - он уже писал новые программы по другой задаче. Теперь все заботы и неприятности ложились на меня, старшего инженера. Тонкости нашего пакета программ я к этому времени уже знала досконально, но эксплуатация - дело очень непростое. Не замеченные ранее программные ошибки и ошибки ввода данных вылезали у нас постоянно, и в нашу комнату все время влетали возбужденные сотрудники, в расчетных листках которых появлялись непонятные им суммы.

   Ситуация, в которую я тогда попала впервые, в моей жизни впоследствии повторялась многократно: меня с завидным постоянством кидали в самое пекло кем-то начатой работы и делали козлом отпущения. Я лично и сполна принимала на себя все шишки, положенные руководителю группы, хотя оклад руководителя группы получал некто другой, занимающийся более спокойной и творческой работой.

    Мне всегда безумно хотелось иметь свое дело, мной задуманное, начатое и мной продолжаемое достаточно долгое время. Только в этой ситуации человек может претендовать на соответствующую его вкладу должность. Увы. Более трех лет мне еще ни разу не удалось оставаться в одной тематике, чтобы вырасти на ней профессионально и материально, зато вкусить прелестей упорядочивания и доведения до конца доставшегося мне по наследству чужого беспорядка - выпало сполна! Необходимый для этого неблагодарного занятия трудовой энтузиазм во мне был и даже приносил мне радость, но он никогда ни во что материальное не воплощался. Задуматься о причинах этой странной закономерности моей жизни мне пришлось много позже.

   Весной в наш отдел АСУ поступил новый сотрудник - Петр Леонидович Платонов. Это был  худощавый, невысокого роста мужчина лет сорока пяти, с рябым (левая щека в рубцах)лицом и малоподвижным, немного косящим левым глазом: видимо, этот человек когда-то попал в какую-то передрягу. Изъян лица его не  портил, гораздо большим недостатком  казался его сиплый и высоковатый для мужчины голос - следствие повреждения голосовых связок, приобретенное, вероятно, в той же катастрофе.  Представив его нам как опытного экономиста, наш Шеф – Григорий Исаакович, усадил нового сотрудника в самую гущу наших тесно стоящих столов. Будучи мужчиной  невидным, Петр Леонидович  не произвел  на наш, в основном женский коллектив, никакого особого впечатления. Очень скоро о нем все забыли: новичок был тих и неприметен. В разговоры с нами он не встревал, а весь день только писал что-то в своей тетради и с необыкновенным интересом слушал наши беседы.

    Между тем, на нашего Шефа давно уже шли нарекания: и со  стороны начальства - отдел работал плохо, и со стороны сотрудников – здешние бабы «катили на него бочку» за плохую организацию дела. А чего было катить-то? Задачи АСУ всегда - что кость в горле, потому что их реальный выход и их ошибки всегда на виду и очень конкретны, а наш отдел наполовину был набран из малоквалифицированных жен наладчиков, еще  недавно таскавшихся за своими мужьями по объектам, где они больше поддерживали быт,чем трудились. Теперь, отказавшись от поездок, им приходилось впервые самим  принимать какие-то решения и  осваивать новую технику. Коган тоже не был большим знатоком в задачах АСУ, но человек он был неплохой. Только поняли мы это с большим опозданием.

   Прошло два месяца. В один из самых обычных дней к нам в отдел зашел сам Директор нашего предприятия,  и объявил, что, в соответствии  с приказом, все мы теперь  подчинены новому начальнику отдела - Платонову, а Григорий Исаакович переведен в руководители группы и теперь находится в подчинении у Петра Леонидовича. Коллектив был потрясен сообщением до глубины души. Этот «замухрышка»,в присутствии которого мы,не стесняясь, говорили все, что думали, отчего успел получить полное представление о нас и наших пристрастиях, теперь становился нашим начальником! Григорий Исаакович этого, похоже, тоже не ожидал и выглядел растерянным, хотя внешне остался столь же корректным и предупредительным.

  Став пострадавшим, наш бывший начальник с этого дня  неожиданно превратился в народного героя: ему сочувствовали, по поводу его снятия возмущались, и его, хоть и с опозданием, теперь ценили.

   Уже через день после нового назначения, наша жизнь забурлила нововведениями.   Плтонов начал с того, что дал указание расставить все столы в три ряда, развернув их в одну сторону к стене, возле которой в центре поставил свой стол. Теперь любой с первого взгляда имел возможность понять, «кто в доме хозяин». Всем нам были запрещены на работе всякие посторонние разговоры и несанкционированное питье чая: для чаепития были отведены две специально установленные десятиминутки.

     По воле случая наша группа оказалась в самом выгодном положении: в дни исполнения новым Шефом своей  роли «замухрышки», мы все бегали с высунутыми языками, запуская новую задачу в эксплуатацию: болтать о постороннем нам было просто некогда. Теперь, на фоне других, не столь загруженных, групп наша оказалась самой «благополучной». Хоть тут-то мне повезло! 

   Платонов оказался вовсе дурак: он серьезно подошел к делу и старался вникнуть во все проблемы. Он уже наметил, о чем ему следует начать переговоры с начальством по организации работы и с большим интересом, как мне показалось, выслушал все мои  предложения. Чего-чего, а идей у меня всегда много: в этом мы очень похожи с мамой,  которая везде и постоянно чего-нибудь изобретает, придумывая как лучше и по-новому можно организовать дело. У нее, при этом, еще есть дар изготовлять остроумные поделки своими руками, я на это не способна. Моя вотчина – чисто теоретические выдумки плюс вечная готовность к глобальному наведению порядка и систематизации. В этом своем качестве я неожиданно получила поддержку лице нового Шефа. Несмотря на многие его странные и даже  подлые качества, мы подружились: Платонов был умен, что для меня всегда - первое и главное достоинство человека.

     Летом неожиданно открылся еще один фронт моей личной жизни. Мне позвонили мои бывшие однокашники по институту и сообщили о приезде в город наших ребят, уехавших по распределению в Алма-Ату. По этому случаю досрочно, за год до десятилетнего юбилея окончания института, мы быстренько собирали всех ленинградцев из нашей бывшей институтской группы. На идею собраться вместе я откликнулась с энтузиазмом. Возможная встреча с моим первым бывшим мужем – Толиком, меня и пугала, и интриговала: каким он стал за эти годы? Я уже знала, что он вновь женат и имеет двух дочерей, немного старших по возрасту моей Маши.

   Мы собрались в Нининой квартире, той самой, чьи стены живо напоминали мне о самых лучших моих вечеринках, состоявшихся там на первом и втором курсах. На встречу пришло  десять человек. Толик, которого я не видела больше девяти лет, заметно растолстел и подурнел. На нем был новый, темно-синий костюм в полоску (терпеть не могу полосатых костюмов на мужчинах!), а во рту у него уже сверкала золотая коронка. Перецеловав по грузинскому обычаю всех наших девочек, Толик не обошел и меня, и тут я с изумлением обнаружила, что он сильно волнуется, прячет глаза и даже дрожит - совсем, как в первые дни нашего знакомства.

   Очень скоро Толик пригласил меня на танец, во время которого сообщил, что очень давно хотел увидеть меня, что он знает мой новый телефон и адрес и даже много раз звонил мне, молча вешая трубку. Я была очень удивлена его словам: для меня все уже давно отболело и умерло. Не было во мне ни прежней обиды, ни ревности к его новой семье, ни восторга от встречи с ним - ничего, кроме интереса к происходящему. Толик показался мне таким же,  каким был раньше – тем же красноречивым и темпераментным грузином русских кровей, и той  же "провинцией". Он не был мне чужим - я была искренне рада нашему общению, но едва ли я разделяла его пылкий трепет от нашей встречи.

   Не знаю, как другие, а я, если мне с самого начала не удалось разделить чье-то чувство, не могу этого сделать и потом, сколько бы ни старалась и как бы хорошо я ни относилась к человеку. Именно так случилось с Вероникой: после многих лет нашей бурной, но односторонней дружбы и ее крушения, я относилась к ней - все еще главной моей подруге - с  большой симпатией, но, если бы снова встал вопрос, люблю ли я ее, я бы уверенно сказала «нет». Ценя многие ее отличные качества, я  все равно не могу полностью принять ее в свое сердце. Людей любят не за достоинства, так же, как и не любят их не из-за недостатков. Любовь - к мужчине или женщине - всегда идет от Бога, и либо она есть,  либо нет. Причину возникновения наших чувств найти очень сложно. Можно только указать на неуловимое «нечто», что тебе претит в человеке, но при этом это же самое «нечто» может присутствовать в другом, гораздо более несовершенном человеке, к  которому тебя почему-то тянет.

   Любви к Толику я не испытывала, но взамен ее я неожиданно почувствовала к нему чувство «родственности». С ним мне было очень легко, весело, как бывает только со своим: он воплощал в себе мои лучшие студенческие годы и мою молодость, из которой почему-то теперь вспоминалось только хорошее, а все плохое каким-то чудом навсегда забылось.

    В Нининой комнате мы тогда просидели вместе всю ночь - перепели все наши стройотрядовские песни, от души натанцевались под сохранившиеся у Нины и всем нам памятные пластинки, вспомнили наших преподавателей и общих друзей. К утру мои однокашники снова стали хорошо узнаваемыми и близкими: глаз перестал отмечать их перемены во внешности, неизбежно появившиеся за эти годы разлуки, разговор стал непринужденным и простым, как будто мы и не расставались никогда. Расцеловавшись на  прощание, мы разошлись по домам только на другой  день.

    Толик получил от меня разрешение звонить мне, когда захочет. Так неожиданно начался новый круг наших с ним отношений.

     (продолжение следует)