Игнатьев-Памятники детинца-Часть-4

Часть – 4
                Р.Г. Игнатьев

                ДРЕВНИЕ  ПАМЯТНИКИ
                НОВГОРОДСКОГО ДЕТИНЦА

Продолжение…

    После краткого воспоминания о праведной Анне обратимся к сыну ее Владимиру Ярославичу.
    Едва исполнилось ему 16 лет, как великий князь Ярослав Владимирович в 1035 году прислал его на княжение в подвластный себе Новгород и новгородцы, преданные от души отцу, точно также скоро полюбили и сына. В 1042 году Владимир водил удальцов новгородцев на Ямь (Финляндия), одержал там несколько побед, но скоро возвратился по случаю сильного конского падежа, от которого, по словам летописцев, новгородцы потеряли в этом походе будто бы всех коней своих (1). Это была первая воинская попытка юного князя Новгородского, в котором пылали отвага и молодечество истинного потомка скандинавского.
В следующем году более важные военные обстоятельства увлекли Владимира в Киев; туда звал его Ярослав, чтобы поручить начальство над войском, по случаю войны с Грециею (2). Причиною этой войны была ссора греков с русскими купцами, кончившаяся убиением в Константинополе какого-то знатного русского.
    Ярослав требовал удовлетворения, но это требование осталось без исполнения, и он объявил грекам войну. Отправляя молодого Владимира против греков, Ярослав вместе с ним послал опытного воеводу Вышату. Дружина Владимирова отправилась на судах к самому Константинополю, но здесь встретили ее послы от императора Константина Мономаха с дружеским письмом к Владимиру. Константин обещал разыскать виновников ссоры и наказать их. Желаю мира, писал, между прочим, император, и не хочу, чтобы дружба наша, основанная с давнего времени на единстве веры и на родстве кровном с дедом твоим Владимиром I, была вдруг нарушена маловажным, даже каким-то частным событием. Владимир отверг это с надменностью, не хотел слышать о мире, по совету норманнской дружины, и двинул флотилию свою далее.
    Тогда Константин объявил русским войну, двинул против них сильный флот, приказав сухопутному войску идти берегом; сам принял начальство над флотом и по повелению его во всей Греции взяли под стражу всех находящихся там русских. Враги встретились друг с другом близ Фара и, как говорят, император снова предложил мир. «Пожалуй, – отвечал Владимир, – еже ли вы богатые Греки дадите на каждого моего воина по три фунта золота » (3).
    Греки сочли это предложение тяжким, и – началась битва; три галеры врезались в средину русских и пустили из труб «греческий огонь» (4), от чего некоторые из русских судов загорались, сделалось общее смятение, русские спешили сниматься с якорей и бежали, преследуемые всюду губительною силою греческого огня. Сама природа, казалось, была на стороне греков: сделалась буря, лодки тонули, суда попадали на отмели, гонимые беспощадно неприятелем. Судно, на котором был сам Владимир, ударилось о камень, сделалась течь и оно пошло ко дну, но к счастию какой-то воевода Иван Творимирич спас Владимира на своей лодке (5).
    Флотилия Владимира старалась скорей пристать к берегу и воины спешили выйти из судов на сушу; там собралось их 6000 человек, между ними находился и Вышата. Греки, однако же, не преследовали бегущих, считая, может быть, их погибшими также на берегу, как и на море и, предоставляя русских, как верную добычу сухопутным войскам, они возвратились торжествовать победу...
    Вышата советовал Владимиру спешить с частью дружины на судах к Киеву, а что он, пойдет со своим отрядом промышлять счастья на сухом пути. Тогда, по словам летописи, русские стояли на берегу наги, и Вышата говорил Владимиру: «нейду к Ярославу, – аз иду с ними». Владимир послышался, с частью дружины сел на суда и поплыл к Киеву. Здесь только упоенные победою греки вспомнили о неприятеле и выслали в погоню несколько вооруженных судов, на которых посадили два легиона императорских воинов. Погоня скоро догнала русских: суда и лодки сцепились между собой, и произошел отчаянный бой, но Владимир сломил, разбил греков на голову, сжег 14 судов их (6) и взял множество пленных; греки в этой битве лишились своего полководца, потеряли много людей, а Владимир возвратился с великою добычею в Киев к отцу своему Ярославу. Вышата же погиб в Болгарии у Варны, где, будучи окружен сильным неприятельским войском, был взять в плен, с 800 человек воинов и в цепях отведен в Константинополь. Император велел Вышату и дружину его, всех 800 человек ослепить...
    Эта ужасная казнь была тогда ж, в 1043 году, совершена в Константинополе; остальная часть дружины Вышатиной была счастливее: «она вся легла на месте». Чрез три года, уже по заключению мира, несчастные возвратились в Киев. После этого похода Владимир возвратился снова в Новгород, где удача его последнего подвига давала ему право на уважение новгородцев; о прошлой неудаче не было помина. Отвага, молодецкие наезды, хоть и не всегда полезные, уменье мечом достать добычу, щедрость к монастырям и вообще духовенству, – вот тогдашний тип порядочного человека, а тем более князя; точно таковым был и Мстислав Храбрый: этим приобреталась любовь современников.
    Мы уже говорили о том, что Владимир вместе с тогдашним епископом Лукою был соорудителем в 1051 году каменного Софийского храма, где похоронил мать свою Анну и чрез год сам успокоился под сению сооруженной им Святой Софии. Владимир скончался 4 октября 1052 года, 32 лет от роду, после 18-летнего княжения в Новгороде. О времени обретения мощей его, как и о мощах святого князя Феодора Ярославича, нигде нет ни каких исторических известий. Вероятно, местное духовенство признало святыми Владимира и Анну вскоре по кончине их, потому что до времен Грозного местные архиереи производили окончательное канонизирование святых своей области. Первый только Стоглавый собор 1551 г. рассматривал об этом соборе, когда Грозный обратил на это внимание. Известно по летописям одно обстоятельство, которое может служить разве догадкою и это именно то, что гробницы святых Владимира и матери его Анны, которые, как известно находились прежде того в Корсунской паперти.
    Архиепископ Евфимий в 1439 году позлатил, сделал надписи и положил покровы на них, приказав праздновать память Владимиру и матери его Анне 4 октября (7); кроме того вместе с памятью всех погребенных в соборе святителей новгородских, совершаемой 10 февраля. Едва ли не с этого только времени началось празднование памяти Владимира и Анны, т. е. написана им особая служба.
    Рассматривая самую рукописную службу в сравнении с таковою же в честь Феодора Ярославича, видим, что она написана никак не ранее XV века, а еще что более заставляет нас убеждаться, что она вышла из-под пера одного и того же автора, то это слог совершенно одинаковый. Наконец, мы видим, что мощи святого Владимира и матери его Анны были перенесены по указу царя Алексея Михайловича и по благословении патриарха Никона из Корсунской паперти на настоящее место в 1658 г. и в летописи сказано, что они положены оба в новых раках (8); прежде этого они могли находиться под спудом, и Евфимий украшал не раки, но гробницы, т. е. голбики, сооруженные над их прахом.
    Обратимся теперь к гробницам, находящимся в так называемой Мартирьевской паперти.
Паперть эта или притвор примыкает к золотой или Сигтунской паперти, что против Рождественского придела, куда входом служит узкая, полуовальная железная дверь, находящаяся рядом с гробницею первого епископа Иоакима. Паперть эта есть собственно пристройка, она сделана была архиепископом Новгородским Мартирием в 1193 году, от чего и получала свое название. Здесь только сохранились еще древние гробницы точно в таком же виде, в каком они были прежде и в самом соборе до последнего исправления его в 1836 г. Между ними находится и гробница основателя самого притвора или паперти, носившей еще кроме того название «Кутейника», по случаю отправления здесь в древности панихид по государям и святителям.
    Архиепископ Мартирий происходил от благородных родителей, по фамилии Рушаниных. Неизвестно, какой духовный сан имел он до избрания его на кафедру Новгородскую; известно только по летописям, что по кончине в 1192 году архиепископа Григория, родного брата святого Иоанна или Ильи, все новгородцы думали, гадали: кого бы поставить на место Григория. Некоторые предлагали Мартирия, другие монаха Митрофана, третьи какого-то грека; дело доходило до ссоры, наконец, Ярослав Владимирович князь Новгородский, игумены и софияне (соборяне) решили прибегнуть к жребию, как к суду Божьему, так и сделали; какой-то слепой вынул один из трех положенных на престол и этот был Мартириев; сам же Мартирий жил тогда в Старой Руссе. В том же году 10 декабря Мартирий был уже посвящен в Киеве в архиепископы Новгорода (9) Киевским митрополитом Никифором.
    В следующем году случилось замечательное происшествие: ужаснейший пожар опустошил Новгород, истребя большую часть города. Летописец говорит, что начиная от недели Всех Святых до Успенского поста «по вся дни неведомо, где загарашеся» и уже жители в ужасе не смели жить в домах и жили в поле. В это же время, точно та же участь постигла города Ладогу и Старую Руссу; под Новгородом сгорело Городище (10).
    В это время на престоле то скрытого, то явного врага Новгорода Боголюбского, убитого своими дворчанами в 1174 г., является брат его Всеволод Георгиевич. Новый великий князь Суздальский, княживший здесь сначала с братом своим Михаилом, только по кончине его, в 1176 году, совершенно утвердился на великокняжение. Князья Рязанские, Муромские, Смоленские, некоторые области Днепровские и Волынские так же, как и Новгород прозвали его своим главою; словом, Всеволод заступил тогда на Руси место Боголюбского в отношении к этим уделам и Новгороду. В 1195 г. новгородцы участвовали в походе Всеволода против Ярослава Ольговича князя Черниговского, сражались под Великими Луками с союзниками к. Черниговского, князьями Кривскими и в то же самое время, будучи недовольны своим князем Ярославом Владимировичем, посылали к Всеволоду посадника Мирона и других каких-то чиновников веча: Бориса Жирославича, Никифора, Иванка и Фому просить Всеволода дать им другого князя, но Всеволод не послушал веча и приказал задержать этих послов, которых как пленников водили всюду за войском Всеволода; один только Фома был отпущен в Новгород. Новгородцы обиделись и сами своим судом расправились с нелюбимым князем, по обыкновению своему показали Ярославу путь из Новгорода: «выгнаша его в осень, на Георгиев день» (23 ноября), говорит летописец (11).
     Кажется, архиепископ Мартирий был также не совсем доволен Ярославом, по крайней мере, он не вступался за него. Между тем Ярослав поселился в Торжке, где его приняли с восторгом, заплатя даже подать княжескую с земель по р. Мсте и около Волочка. Новгородцев, случившихся в этих местах, ловили и как пленников отсылали во Владимир к Всеволоду.
    Между тем новгородцы имели уже нового князя, Ярополка, сына того самого Ярослава Олеговича князя Черниговского, с которым недавно еще сражались. Всеволод сердился, но не воевал; он мешал только новгородцам торговать и собирать дань с Двинских областей: идея давняя, принадлежавшая Долгорукому и Боголюбскому, но она подействовала, как нельзя быть лучше. Ярополк княжил только полгода, с марта по сентябрь, от Вербного Воскресения по 1 сентября, или, как сказано, от Вербнице до Семенова дня; Ярополка выгнали и послали в Торжок за Ярославом, но не застали его там, он уже был во Владимире и гостил у Всеволода. Всеволод, по-видимому, был доволен новгородцами; он отпустил их послов, и Ярослав с честью возвратился в Новгород на 5 января 1197 года: особенно радовало новгородцев, что посадник Мирон и чиновники: Борис, Никифор и Иванко пришли «ни чем не врежденны» (12).
    По-видимому, Ярослав примирился с вечем, властвовал правосудно и в одно и то же время, оплакивая кончину двух взрослых сыновей своих Изяслава и Ростислава(13), отражал набеги полочан на Великие Луки и заключил мир с Литвою. Тогда же супруга князя, Елена, строила в Новгороде церкви, наделяла богатыми вкладами монастыри и духовенство, соорудила Новгородский Михалицкий девичий монастырь, что на урочище Молоткове и народ любил благочестивую княгиню. Но невзгода сбиралась от Всеволода, который неизвестно, почему вдруг в начале 1199 года прислал приказание «вывесть Ярослава из Новгорода» и явиться к нему архиепископу, посаднику Мирону и прочим чинам веча, и что он даст им на княжение сына.
    Архиепископ и чиновники поехали к Всеволоду, но на пути Мартирий занемог и скончался 24 августа близ Осташкова, на озере Селигер. Тело его было привезено в Новгород и положено в сооруженном им притворе. После погребения владыка, новгородцы вскоре торжествовали прибытие нового князя, почти младенца Святослава-Гавриила Всеволодовича (14).
    Мартирий, по-видимому, был ревностный приверженец Всеволода, всегда уступчивый и не противящийся вечу, за что и был, любим новгородцами, но вместе с тем, и как пастырь попечительный. Конечно, он не мог подходить под категорию: Ильи, Спиридона и даже Василия. Но память его незабвенна для Новгорода построением обителей и церквей. Им сооружена была нынешняя соборная колокольня, называемая Мартириевской; основан в г. Старой Руссе в 1197 году Спасский мужской монастырь, где тогдашняя соборная, деревянная Преображенская церковь, начатая 21 мая, уже освящена была 15 числа августа. Тогда, по словам летописи, освящая эту церковь, архиепископ во всеуслышание молился Богу в словах: «Господи Боже! призри с небес, и виждь, и посети винограда своего и сверши, иже насади десница твоя, и призри на церковь сию, юже сздал раб твой Архиепископ Мартирий, во имя Святаго твоего Преображения: да еще кто помолится, в церкви сей с верою, то услыши молитву его и отпусти грехи его, молитвами Святыя Богородицы и всех Святьи твоих, аминь» (15).
    Кроме того Мартирий заложил монастырь Рождественский на поле, где были скудельни или убогие дома; основал церковь Положения Пояса Богородицы в детинце и близ него Святого Николая Чудотворца и еще Воскресенский монастырь на берегу Волхова, близ озера Ильменя (16).

    После кончины архиепископа Мартирия, в продолжение более 200 лет, начиная от 1199 до 1422 года, ни один из святителей новгородских не был погребен в Мартириевской паперти (17). Близ Мартирия погребен Симеон архиепископ Новгородский, возведенный митрополитом Фотием из простых иноков; Симеон назывался в монашестве Самсоном, но митрополит при посвящении назвал его Симеоном, посвящение его совершилось в Москве в Архангельском соборе, при чем находились 5 епископов: Ростовский, Суздальский, Тверской, Сарский и Пермский, сам великий князь Василий Димитриевич с братьями Юрием и Константином.
Симеон приехал в Новгород 16 апреля 1416 года, сопровождаемый знатными новгородцами: Василием Абакумовичем, тысяцким: Василием Есиповичем и Александром Игнатьевичем. Новгородцы довольные постановлением Симеона, весело встретили его всем городом на Славне (18).
    Осенью того же года новый архипастырь соорудил две церкви, Петра митрополита близ детинца и Афанасия Великого в самом детинце. На следующий год открылось ужасное моровое поветрие в Новгороде, Ладоге, Старой Руссе, Торжке, Порхове, Твери и Дмитрове: «како могу сказати беду ту страшную и грозную», говорит летописец, прежде всего как «рогаткой ударит, и явятся железа, или начнет кровию харкати, и потом дрожь имет и огнь разжет, по всем составам человеческим естественный недуг походит; и в той болезни мнози, лежав изокроша» (19).
    В это время построена была обыденная церковь святой Анастасии Узорешительницы (20). К этому бедствию еще приложилось другое: летописцы говорят, что зимою было столько снегу, что весеннее разлитие озер и рек произвело сильное наводнение, причинившее много вреда народу и зданиям (21). Тогда Симеон оказал примерную заботливость о своей пастве: он то утешал народ в бедствии, то прилагал свое усердие во внутренних его общественных распорядках. В 1419 году он же содействовал вечу в призвании в Новгород князя Константина Дмитриевича, несмотря на желание самого великого князя Василия Дмитриевича видеть сына своего Василия (впоследствии прозванного Темным) князем Новгородским и в следующем в 1420 году заключил мир с Ливонией при Нарове, причем находился сам великий магистр ордена Саферт фон Шпангейм с уполномоченными со стороны Ливонии комтурами Феллинским, Ревельским и Нарвским; со стороны новгородцев были посадники: Василий Есипович, Офонос Федорович, Яков Дмитриевич, Михаил Юрьевич и Наум Иванович (22).
     Уже тогда Константин, видя злобу в. к. Василия Димитриевича, который лишил его, когда он находился в Новгороде, наследственного его Суздальского удела, не искал более власти в Новгороде, и потому на место его на Наровском съезде находился наместник Васильев, князь Феодор Патрикеевич; на другой год уже Константин выехал из Новгорода. При Симеоне ввелась в употребление серебреная монета.
    Симеон скончался в 1421 г. 15 июня. Летописцы замечают, что в том году было снова наводнение, а в ночь на 19 мая была сильная буря, подобная землетрясению и что в это время шел «каменный дождь» (23).
    Симеона, вероятно по его завещанию, погребли близ Мартирия; мы уже говорили о подвиге его во время битвы Торговой стороны с Софийской за боярина Бажина и гражданина Степанку (24). В летописи есть сказание о чуде, бывшем незадолго до покорения Новгорода в 1471 г. Иоанном III: в это время будто бы на гробницах Мартирия и Симеона была видима «кровь» (25).
    Опять более столетия никого из владык не было погребено в Мартириевскои паперти. Здесь успокоился в 1501 г. второй митрополит Новгородский Варлаам, некогда любимец могущественного Годунова; он был на великом соборе в Москве по случаю избрания его царем в 1589 г. и подписался под избирательной грамотой (26) и мирно провел 9 лет на своем престоле.
    Подле него погребен митрополит Аффоний, имя которого с благоговением должно вспоминать после священных имен Моисея и Ионы. Государь царь Алексей Михайлович в 1633 г. избрал его на кафедру Новгородскую, из игуменов Переяславского Борисоглебского монастыря и Аффоний был, посвящен в Москве 8 мая патриархом Иосифом. Говорят, что Аффоний, увидя Козеезерского игумена Никона, пророчески сказал, что он будет на его месте и действительно, Никон был его преемником и впоследствии патриархом.
Аффоний управлял паствою 14 лет и, будучи уже в преклонных летах, просил себе у государя дозволения удалиться в Хутынский монастырь, где прожил три года и скончался в 1649 г. В это время преемник его, митрополит Никон, был послан по государеву повелению в Соловецкий монастырь за мощами святого Филиппа митрополита, и некому было погребать Аффония и потому одиннадцать недель стояло тело его непогребенным, наконец, прибыл Псковский архиепископ Макарий и по завещанию усопшего, предал земле тело его в Мартириевской паперти. Летописец замечает, что все это время, покуда не был погребен Аффоний, была засуха, но когда тело было принесено из Хутынской обители и совершилось погребение, то пошел сильный дождь (27).
    Здесь подле Аффония находятся гробницы митрополитов Евфимия и Иова. Евфимий был переведен в Новгород из митрополитов Сарских и Подонских в 1695 г., но правление его было кратковременно; чрез два года он скончался и был погребен Псковским митрополитом Илларионом. Евфимий, по словам современников, любил жить пышно, делал часто пиры, угощая гостей своих, то в посольской палате, ныне церковь святого Иоанна архиепископа, то под раскинутыми шатрами на лугу под Юрьевским монастырем (28).
    Иов вступил на место Евфимия в 1697 году, из архимандритов Троицкой Сергиевой лавры, будучи посвящен последним патриархом Андрианом. При Иове в 1699 году совершилось перенесение праха первого епископа Иоакима, и окончен перестройкою и внутренним украшением Знаменский собор, на место прежнего ветхого, основанного еще митрополитом Корнилием в 1685 году.
    В 1700 году Иов ревностно содействовал к укреплению Новгорода по случаю войны Петра Великого со шведским королем Карлом XII, когда ожидали нападения неприятелей на север России. В это время Иов сам выходил на устраивающиеся бастионы, подавая пример другим, трудился вместе с рабочими. В 1713 году были обновлены иконы в Софийском соборе каким-то Марковским священником Георгием тихвинцем (29).
    Замечателен также подвиг Иова во время пожара новгородского 20 мая 1709 года. Уже пылала большая часть Торговой стороны, и огонь доходил почти до Знаменского собора, как Иов поднял святые иконы и с крестным ходом отправился на Ильинскую улицу, но увидев, что пожар угрожает самому собору, тотчас же разоблачился сам, велел сделать тоже всему духовенству и пошел вместе с ними помогать разламывать дома и тушить огонь. Была уже ночь, когда старанием Иова потушен был пожар, и он снова облачился, совершил вечерню и благодарственный молебен в Знаменском соборе, и ночью же обходил крестным ходом всю Торговую сторону. Там сгорело тогда 15 церквей и все ряды; пожар начался в доме какого-то немецкого гостя (30).
    В 1700 г., когда открылось в Пскове и окрестностях Новгорода ужасное моровое поветрие, опустошившее кроме того: Нарву, Ригу, Изборск, Торжок, Гдов и Порхов, в Пскове умирало по 80 человек в сутки; дошло до того, что не кому было хоронить умерших. Тогда Иов наложил строгий пост на весь Новгород так, чтобы никто не ел хлеба, не пил воды ни в среду, ни в пятницу; в эти дни даже строго запрещено было продавать на рынках съестные припасы: поветрие пощадило Новгород, тогда как сильно действовало в 25 верстах от города, в Бронницком яму.
    Иов скончался в 1716 году, февраля 18, после 18-летнего управления паствой и был погребен знаменитым Стефаном Яворским, митрополитом Рязанским и местоблюстителем патриаршего престола. При Иове с 1711 г. начали только наши архиереи носить саккосы вместо фелоней, что до того исключительно принадлежало одним патриархам(31), или тем лицам, которые имели на это право по особым каким-либо заслугам, как например митрополит Астраханский Иосиф был пожалован саккосом при царе Алексее Михайловиче (32).

    Вот еще две замечательные гробницы, находящиеся в Мартириевской паперти: одна из них Феофана Прокоповича, другая Димитрия Сеченова. Тела их погребены против капитальной стены, подходящей от паперти к тому месту собора, где почивают мощи благоверного князя Владимира Ярославича и матери его Анны. На стене доски и на них надписи: «В лето от Р. X. 1736 Сентября в 8 день преставися раб Божий Преосвященный Феофан Архиепископ Великаго Новгорода и Велаких Лук, Святейшаго Синода член; жития его было 55 лет». Надпись Димитрия: «В лето от Р. X. 1767 Августа в 11 день преставися Преосвященный Димитрий Митрополит Новгородский; жития его было 64 года 8 месяцев; погребен у сей доски».
Феофан был уроженец киевский, он происходил из дворянской фамилии Прокоповичей и, вероятно, обучался в знаменитой Киевской академии, но потом, в молодых летах уже был монахом в Почаевской лавре, где были допускаемы без различия и униаты и православные, несмотря на то, что самый монастырь принадлежал к ордену Базильянскому и на гонение униатов на православных. После этого Феофан был иеромонахом Киево-Печерской лавры. Он успел понравиться Петру Великому, который слышал его проповедь по случаю Полтавской победы, пленился ею, как любитель красноречия, и с того времени началось быстрое возвышение Феофана. Скоро он был уже епископом Псковским и членом Святейшего Синода, а потом архиепископом Новгородским и Великолуцким.
    Он ревностно содействовал Петру Великому в составлении духовного регламента, был другом Александра Даниловича Меншикова, угодил Екатерине, участвовал в возведении ее на престол и короновал ее еще при жизни Петра Великого, участвовал при восшествии на престол Петра II и тогда, уже подружась с Долгорукими, отступился от дружбы с Меншиковым по случаю его падения и ссылки; погребая потом Петра II, точно также отступился от Долгоруковых; когда прибыла Анна, Феофан стал поклонником «Бирона» и славил его добродетели! По словам современников, Феофан был человек своего века, делал то, что было выгоднее, был другом и врагом, смотря по надобности, но ум имел государственный.
Говорит предание, что Феофан домогался воскресить подобно Стефану Яворскому уничтоженное Петром патриаршество и ненавидел Стефана. Когда Яворский написал «Камень Веры», что не нравилось тогдашнему двору, ибо некоторые места говорили слишком против лютеранизма, Феофан тогда же напасал против него книгу под названием: «Млат, сокрушающий Камень Веры». Феофан, славившийся красноречием, кроме того написал несколько сочинений; замечательно его надгробное слово Петру Великому, которое начинается: «Что делаем, а Россияне? — Петра Великого погребаем».
    0н, писал даже стихи и был в хороших отношениях с известным сатириком Кантемиром.
Феофан скончался в Новгороде и по завещанию погребен в Софийском соборе.

    Не менее замечателен Сеченов, муж ума великого и одаренный даром слова, человек, которого уважала Екатерина Великая. Он был также воспитанник Киевской академии; проходя степени духовные, был сначала епископом Рязанским и оттуда уже посвящен в митрополиты Новгородские в 1752 году. Замечательны его действия при учреждении штатов 1764 года и отобранию у монастырей и церквей вотчин, столь несообразных для чина духовного, а тем более для мирных отшельников святых обителей. Это была еще идея Иоанна III-го и потом Великого Петра, но тогда еще не приспело время, и эта, идея осуществилась уже в дни Екатерины.
    Новгородская епархия до того имела 73014 души крестьян по последней переписи 1763 года; из числа их за Софийским собором и Архиерейским домом было 21500 душ (33). Подавая пример, он первый пожертвовал этими имениями, ревнуя для пользы общей. Да будет же благословенно имя твое, пастырь мудрый! Ты был истинный верный слуга престолу и отечеству, и вместе с тем любитель просвещения!
Димитрий скончался в Новгороде от продолжительной болезни. Некоторые из сочинений Димитрия были напечатаны, и по этим сочинениям он может почитаться в числе известных наших духовных ораторов.

    В Мартириевской паперти замечателен образ Тихвинской Божией Матери, сделанный в большем размере против Чудотворного образа, принесенного в 1618 году при митрополите Исидоре из Даниловского острога, который находится при входе в собор, близ Рождественского придела, в золотой или Сигтунской паперти, над могилою епископа Луки. Находящаяся в паперти икона писана совершенно сходным колоритом с нею; говорят, что будто бы ее писал тот же священник Георгий, который поновлял при митрополите Иове иконную живопись собора. Старожилы помнят, что в конце 1700 годов учитель Софийской иконописной школы иеромонах Ювеналий ставил ее в образец ученикам и заставлял списывать с нее копии. К сожалению, на этой иконе нет никакой подписи, но краски так ясны и свежи, что кажется, будто бы икона недавно написана.

    Теперь обратимся к рассмотрению иконной и стенной живописи собора. Это чистая смесь греческой, итальянской, московской и новгородской школ, но она слишком замечательна. Мы уже говорили об иконах, в особенности замечательных; также достойны внимания, как произведения художеств: резная работа Царского и Архиерейского мест, очень много других вещей, как-то паникадила, двери церковные, но все это должно подробно изыскать и рассмотреть.
    Очень жаль, что уничтожено много старинных украшений на иконах; подвески с разными мелкими древними галантерейными вещами сняты еще при Петре Великом и отвезены в Петербург, «по редкости и курьезу», как сказано, было в указе митрополиту Иову в 1715 году. «Понеже, писал Петр Великий, много таковых вещей обретается по церквам, которыя не почто не пригодны и только весьма собою застилают самый лик, да пущее безобразие, а не благочестие творят, того ради повелевает, все эти малыя и ненужныя вещицы снять и прислать в Санкт-петербурх ко двору нашему» (34).
   Начнем кратким рассмотрением стенного письма, потому что оно сделано недавно, и именно в последнее исправление собора 1836 года, впрочем, согласно бывшего в 1782 году.
В алтаре над горним местом изображение Савваофа, окруженного сонмом Ангелов и на своде находится надпись: «бысть царство мира Господа нашего и Христа его и воцарится во веки веков». Ниже изображение Премудрости Божией Софии. Стены алтаря росписаны изображением сил небесных, пророков, апостолов, праотец, святых угодников и притчами о страшном суде, о мучении богатого Лазаря и из жизни пророка Ионы. Прежде, т. е. до 1836 года, в алтаре находился иконостас, составленный из 12 господских праздников, который теперь размещен в главный иконостас.
    Четыре столпа, поддерживающие своды, роспись изображением святых благоверных царей в цариц греческой церкви, святых князей и княгинь Российской церкви и всего лика святителей Новгородских, как-то: святого Никиты, Ионы, Моисея, Феоктиста, Иоанна, Григория; здесь изображены и святой Ефрем Перекомский, Савва Вишерский, Арсений Преподобный, Кирилл Белозерский, Антоний Римлянин и Варлаам Хутынскии.

_______________________
Примечания:
(1) Карамзин. История государства Российского. Т. II. С. 16. В рукописной летописи Новгородского Никольского собора на стр. 205 сказано: «ходили Новгородцы с Князем Володимиром Ярославичем на Ям безсапожную и победи Володимер и падоша кони и возвратися».
(2) Новгородская летопись. С. 2 и 211.
(3) Фун. Визан. 72 золот. Memor poluI II.
(4) Карамзин. Т. II. С. 17. Греческий огонь (Xypon. nvp.) был собственно состав, заменяющий порох, с той разницей, что вода не только не уничтожала, но напротив того увеличивала действие его. Греческий огонь бросали из особо устроенных медных труб, похожих на жерла нынешних орудий. Пламя расстраивало неприятельские ряды, производило пожары, словом, необходимо было и на море и на сухом пути. Способ приготовления самого состава был важный государственный секрет у тогдашних греков, которые гордились этим и говорили, что ангел Господень принес его с небес и вручил императору Константину (Святому), но состав этот был изобретен каким-то греком Каллиником в VII веке. Действие греческого огня было причиною поражения Игоря также у Фара в 943 году, во время войны его с императором Романом Лакапиром: «якоже молния, иже на небеси, Греци имут у себе; пущающе жгут нас, и сего ради не одолехом им» (Карамзин. Т. I. Прим. 343; Нестор. Лет. С. 120). В 1484 году хан Половецкий Кончак имел у себя какого-то Хазарского турка, стрелявшего живым огнем. Киевская летопись говорит: «пошел бяше треклятый Кончак на Русь поховься яко плените, хотя грады рускыа и пожещи огнем: бяше бо обрел мужа таковага Бесурменина, иже стреляти живым огнем». (Карамзин. Т. II. Прим 68). Кончак, разбитый русскими под Хоролем, бежал в свои степи; в это время взят был в плен и турок, управлявший огнестрельным снарядом; его представили вместе и со всеми этими снарядами к великому князю Святославу Киевскому, но суеверные наши предки не хотели и слышать о дьявольском навождении, и поэтому не расспрашивали о способе стрелять живым огнем: тайна эта умерла вместе с людьми, знавшими ее. Многие из историков говорят, что это был порох, известный уже в Китае. Едва ли?
(5) «Взя Князя в корабль (так называли тогда большие суда) Иван Творимич, и воеводы Ярославля». Говорят, что вместе с русскими были норманны (варяги), которые советовали идти к Царьграду и не стоять на дунае и на поле. Греки, увидя их, молебствовали, опускали в воду пелены с мощами, и вдруг сделалась буря. Карамзин. Т. II. Прим. 38.
(6) Нестор, а византийские историки 24 галеры. Карамзин. Т. II. Прим. 38.
(7) Новгородская летопись. С. 113 и 239. «Того же лета Архиепископ Евфимий омаза известию Святую Софию всю» (Ibid. С. 112. В Софийском служебном уставе отмечена память Анны под 3 числом сентября, вероятно, это был день кончины ее и, может быть, до установления Евфимием празднования 4 октября, день памяти Анны. На иконах изображают святого Владимира красивым, лицо его полно, волосы и глаза черные. Анна же очень справедливо изображена, как на раке, так и на картине ее, в рост, с лицом бледным, волосы светло-русые, глаза голубые, словом, черты ее – тип северного климата Скандинавии, одежда ее не монашеская, но мирская, на голове убрус, покрытый белым платом.
(8) Там же. С. 192.
(9) Там же. С. 21.
(10) Там же. С. 22.
(11) Там же. С. 23.
(12) Там же. С. 24.
(13) Погребены в Новгородском Юрьевом монастыре. Новгородская летопись. С. 24; История Российской иерархии. Часть 6. С. 1753.
(14) Многие из наших князей долго еще носили два имени: одно христианское, другое славянское, языческое, долго не могли отвыкнуть от названий: Святослава, Ярополка и проч. В XIV веке только это стало изменяться и, наконец, прекратилось. Иоанн III имел два христианских имен: Гавриил и Иоанн. Об именах не приличных христианству, как об остатке язычества, рассуждали и на стоглавом соборе 1551 года.
(15) Новгородская летопись. С. 24.
(16) Ibid. С. 22, 23, 24, 127 и 217. Николаевская Островская церковь в одном месте летописи (24) названа святого Никифора, но монастырь назывался Островским Николаевским (См. История иерархии. V. С. 381). Если это не ошибка, то не было ли там придела во имя святого Никифора, что летописец смешал. Бывали примеры, что храмы носили название по придельным престолам: это ведется и теперь в Москве. Воскресенский мужской монастырь был после девичьим (см. История Российской иерархии. Часть III. С. 616; Евгений (Болховитинов) Исторические разговоры о древностях Новгорода. С. 77 и 84), во всех же списках летописей его ошибочно называют девичьим. (См. Новгородская летопись С. 217, в прим. под 6850 годом).
(17) Ibid. С. 180, 183.
(18) Ibid. С. 106.
(19) Ibid. С. 107. Псковский же летописец напротив того говорит, что в Пскове открылось оно 1418 года, значит после Новгорода: «в лето 6926 бысть мор велик в Новгороде, потом в лето 6927 инд. 12, бысть мор во Пскове велик». Псковская летопись. С. 202; в это время был Симеон во Пскове, жил 5 недель. Ibid.
(20) Ibid. С. 107. «Христиане, оние на конех, они пеши, из леса бревна привозив, поставиша церковь Святую Анастасию, в память ея, а в остаточных бревнаго поставиша церковь Св. Илью, на конец Пруской улицы». Эта-то церковь и называлась: Ильею Сухим.
Таковые церкви, построенные наскоро, назывались обыденными, от слова обыденок (наскоро). В наших древних городах есть еще такие церкви, как то: в Москве, Киеве, Пскове, Новгороде и Смоленске.
(21) Псковская летопись. С. 202. «И мост на Волхове снесе вода, и много поят Святых церквей и монастырей и икоим Святых и книг много потоне и людей.
(22) Аридт Lifland Chronik ann. 1420; Карамзин. Т. V. Прим. 218; Новгородская летопись С. 109.
(23) Новгородская летопись. С. 109.
(24) Новгородские губернские ведомости. 1850. № 4
(25) Новгородская летопись. С. 241.
(26) Акты исторические. Т. II. № 5; Древняя русская Вифл. VII. 83.
(27) Новгородская летопись. С. 189.
(28) Ibid. С. 275.
(29) «В соборной церкви Премудрости Божия Святыя образы, местные и в тяблех, и около столпов и в приделех олифили. Церковь покрыли тесом новым скалами» - Новгородская летопись. С. 276. Об иконном возобновлении есть особый рукописный чин, хранящийся в Саввино-Вишерском монастыре; книга эта писана полууставом в полулист. Чин начинается так: «егда уготовают вся погребная, иже писати Святыя иконы; абе придут во Святую соборную церковь Премудрости Божия, благословлятися ко Святителю». Далее поют молебен по чину и воду святят, и на молебие «каноны глаголют Знамению Божия Матери, Петру Чюдотворцу Всеа Русии да Николе Святому, да страшному суду, да Никите Епископу». Потом следуют молитвы, чтобы Бог благословил иконописцев на труд; «и тако учнут с благословением и радостно дело Божие творите».
(30) Новгородская летопись. С. 276.
(31) Ibid. С. 277, 278 и 279.
(32) История Российской иерархии. Т. II. С. 371.
(33) Там же. С. 1059 и 1061.
(34) Указ в старом Консисторском архиве, книга сборная № 4.

___________________

Источник: газ. «Новгородские губернские ведомости». 1850. Часть неофиц. №. 18. С. 120 – 130.

Продолжение следует…