Рождение нового автора в больничной кровати

Итак, мы напоминаем читателю, что кроме главных мистических персонажей нашей  книжки и кроме всевозможного вида негодяев, мерзавцев и персонажей неприятных  административных плутовских, пораженных коррупцией затесался в сюжет простой  и горячий горемыка-поэт. Чудаковатый малый, по воле случайности попавший в  переделку с черной силой и в итоге угодивший в психушку, на своей кровати  оказался в центре столкновения Христианства и жестокого демонизма. Он попал в  пекло событий самых выдающихся личностей истории, достойных смерти или  вечной жизни. Вертеп величественных и безобразных кружил вокруг него.

Мы знаем, Иван находился в больнице. И находился давно - с той самой поры как  закончилась вся кутерьма, связанная с гастролированием иностранных магов и как  рассосался весь этот фокусно-пожарный скандал, взбудораживший Москву. А  заодно с той самой поры, как наведались к нему в последний раз Мастер и его  мистическая жена, навсегда растворившись в лунном свете, беспрепятственно  пронзающем окно Ивановых палатей.

После той незабываемой Луны, навек уронившейся в поэтово сердце, он остался  один с собой и своими впечатлениями. Впрочем, сам бы он сказал, что ни в коем  случае ни разу не одинок. Что в душе его поселилось что-то теплое, что-то  щекотливо секретное. Что-то такое, как надежда, но не надежда! И оттого какая-то  ответственность теперь лежит на нем! - Будто пока в неизвестном секретном месте  он что-то должен взять и донести до другого места, где у него это уважительно  примут невероятно обворожительные секретные люди. Понятно: значит, вся эта  ситуация попахивает мистическим заданием Вселенской важности!

И задание, если его ждут, приходит.
вот оно пришло.

Великая она прошла по коридору, закрывшись в сжатые губы. Проводила свирепым  взглядом, прокравшегося мимо нее вдоль стены неадекватного сумасшедшего. И,  толкнув дверь вошла в палату.
Иван лежал в своей колыбели и из нее увидел черный пиджак, синюю юбку и  неотразимые темные глаза, пронзившие Ивана как копье римских легионеров.
- Вы?? - сверхудивленно сказали уста вселенски секретного больного. (И это  единственное что они сказали.)

Строгий клерковский наряд с сумкой на плече прикрыл за собой дверь, прошел до  стула, и Героиня его памяти, глядя на кривой стул, молвила:
- глаза - чистые детские просящие, привет вам,.. - сказала точно как самой себе...
Потом сощеренно вгляделась в поэта и добавила:
- У тебя глаза стали как у него.. - уточнила гостья мысль, присев, не спуская с  Ивана цепких зрачков, - Но это лишь подтверждает родство ваших душ.. и  общность вашей профессиональной болезни.
Иванушка под одеялом испуганно затрусил головой признаком живейшего согласия  и не спуская с гостьи взгляд.

Стул, в который вмещались тазы светил медицины, фельдшериц и иногда  скучающего Ивана, разместил аккуратную и даму. Он стоял напротив кровати, и  Марго в упор вцепилась зрением в физиономию трусливого к женщинам Ивана,  чтобы будто высосать с нее какую-то представляющую ценность информацию. А  тот смотрел парализованный и боялся шевельнуться, купаясь в бездне чувств.

Тогда она положила на колени сумку. А на нее кинула руки. Потом она открыла  сумку и достала тонкую папку, после чего бережно открыла ее - и там несколько  листков с угольной бахромой по краям блеснули Ивановым шустрым глазам. И  гостья взглянула на них - при этом дернулась ее щека с губами, будто эта бахрома  ткнула в лицо иголками. Затем обратно закрыла, завязав на папке веревочки.
- Сообщаю: он хотел, чтобы это было у вас..

Иван остолбенел. Он вспомнил, из какого камина какой ценой спасалась эта  посылка! Но слов поэт не говорил, а испуганно и стойко молчал. Молчал, правда,  как-то ответственно. Ей, однако, невежливым он не казался.
- В общем и частном, гражданин поэт, я передаю их вам, - она привстала,  придерживая сумку и протягивая руку с даром. Десница пациента осторожно  приняла.

После акта передачи она встала, искоса посмотрела на "гражданина", хитро  сверкнув глазищами и, улыбнувшись, зашагала к двери. Когда дверь закрылась от  решительного толчка ведьмы, поэт остался один в комнате с обожженным текстом  на писчих листах, лежащих на коленях..

*

В больнице потух в главном коридоре свет. В палате под одеялами, где лежали  мужественные божественные телеса Ивана, (и свет еще горел) и петухи бы  прокричать не успели, как соседа Петра Петровича из соседней палаты уложили на  коляску и выкатили прочь.
- Хм.. А там когда-то умер и Мастер.. - подумал живо Иван-Иван.. Он  знал о  потере современного соседа, хоть и не подглядывал специально в скважины.  Просто алчные новости сами как-то разлетались по углам и доходили волшебным  аэро-радио до всех, в частости и до ушей Ивана.
Но думал многотерпящий Иван Николаевич не о безвременно усопшем соседе,   доканутым разрушенной алкоголем печенкой. А думал, разумеется, о дневном  визите героини, которую он считал чуть ли ни вымыслом своего воображения, ну  или сказкой. Он сдавил философски брови и выставил губы трубочкой и произнес  этой трубочкой:
- Я - писатель?!... Нет, вы скажите, Боги, если Вы есть, я что, должен переделаться  из жалкого поэта в серьезного вдумчивого автора литературы?.. Как плотник из  столяра, как Чехов говорит??.. Не слишком ли грандиозный шажок для короткого  времени для Грибоедовского лоботряса?..
Огоньки веселых раздумий пылали в глазах Ивана.
- И великий сосед тут еще приснился..
Вчера больному действительно приснился мастер. Во сне он нагнулся к Ивану в  белоснежной серебристой пижаме и сакрально проронил, погрозив пальцем:
- Береги сердце, ученик. Не вздумай теплоту, что в нем осталось разменивать на  хищные мысли червей коварного ума, которые уведут к дьяволу.
- О как!.. черви к дяволу.. А я в дурдоме потому, что увязался за дьяволом.. хотел  не изловить, а позырить!.. - Рассуждал поэт абитуриент прозы, морща лоб  внушительно, - "Автором" назвал.. - ну значит точно должен продолженье писать!..  хоть и бредом звучит. Вот, докатились. В больницу попал нормальный, а в ней за  полгода и свихнулся. Доктора, возрадуйтесь, лечение состоялось!.. Кащенка -  кузница обновленных душ и отработанного разума. Конец, одним словом..
За дверью шаркнули обеспокоенные шаги фельдшерицы и грянул ее окрик по  коридору, направленный к санитарам, которые до того въехали тележкой с трупом в  дверь к сумасшедшим, разгорячив их сердца. Те от ужаса пульнули утку в стекло в  коридоре, но это разбитие уже заделали, и инцидент погасили уколами  успокоительного.
- Не пугайте мне людей - увольняйтесь, идите на стройку. Стройте новую Москву!..  - отчитывала она.
В другую сторону от доброжелательной фельдшерицы в тапках проплыло еще два  соседа. (Иван дернул ухом в их сторону)
- А ты не знал что ли.. что умер Петр Петрович.. да,.. перевели сначала в  реанимацию и через два часа всё - на задний двор повезли.. отдавать Богу душу...
- Да.. Отмучился.. Лучше так, чем большевикам.....
- И ты, Иван Николаевич, теперь Богу душу отдашь только через литературу.. -  язвительно сказал Иван, недовольный положением дел.
- В дурдом положили поэтом, а выпустят писателем. Вот она тайная роль таких  лечебниц! В него мы попадаем поэтами, а выходим... если конечно выходим..
глаза Ивана Николаевича вспыхнули легким гневом:
- На волю надо.. и там вылечиться от сумасшествия.. или всё - я уже на месте.. до  конца..
Иван снова развернул папку. И посмотрел на первый главный лист с обожженным  краем.
"Тьма пришедшая со Сре..." мда... "Диземного моря.." Слог-то простой... - щека  дернулась Ивана - он задумался:
- Любопытно, насколько ей тяжело было расставаться с этим вот?.. Надо полагать,  тяжело.. Дорогие для нее словечки.. "Пилат пилат".. - кстати, что за пи - лат..  Пират! до прихода логопеда, не иначе.. ну и царя выдумали... Значит, я должен  ответственно относиться.. ценить... Ох, делишки, - тяжко вздохнул морально- нравственный пациент примерного поведения, отложив дары.

Иван еще долго думал, глядя в потолок и рукопись держа на бедрах. Но через 15  минут зашла та же фельдшерица, что переводит кадры из санитаров в строители.  Постучавшись, всунулась наполовину в дверь точно кукла Образцова,  улыбнулась,  выключила свет, сказав ласково: Спи, Ваня.. сегодня сумасшедший день...
- Да, Прасковья Федоровна, я и не волнуюсь. Спокойной ночи...

Та закрыла дверь с уже невидимой улыбкой, и поэт-спорщик-прозаик повернулся в  подушке, чтобы через минуту забыться и засопеть...