Снегири

рассказ

Гришенька, так ласково называла его бабушка. От бабушки, когда она приезжала из деревни, всегда пахло молоком и хлебом. Гриша любил этот запах. Любил и с нетерпением ждал её приезда. Для Гришеньки тогда начиналась совсем другая жизнь. Бабушка читала ему сказки, прижимала к себе надолго, гладила по головке и целовала.
       А ещё бабушка водила его в храм. Для пятилетнего Гриши это было сродни увлекательного путешествия. В храме было до того уютно и спокойно, что он бывало сладко засыпал на лавке, куда присаживала его бабушка. Он всё любил в храме. И неторопливый треск свечей на аналоях, и Святые лики на иконах, и степенных священников, проходящих с кадилом рядом. Запах ладана навевал ему нежные моменты маминого внимания и любви. Полумрак четверика словно защищал от бурь и невзгод. Прихожане были для него как будто друзья из детского сада, только взрослые и большие. И они почему-то казались ему родными. Так, если бы они все, и он, и они, были одной большой семьёй.
       Отца у Гриши не было. Нет, он был там где-то, но это где-то было не понятно пока ещё маленькому детскому разуму. Они с мамой жили одни в деревянном доме на окраине города. Носили воду из колодца, кололи дрова и топили печь. Самую что ни на есть настоящую русскую печку. И Гриша с детства был приучен к труду и порядку. Только вот Бога мама ну никак не признавала. Он пытался ей рассказать как красиво, уютно и спокойно в храме, куда они ходят с бабушкой, на что мама только и отвечала: - Нет Бога Гришенька.
       В такие моменты она почему-то тоже ласково называла его, Гришенька. Он расстраивался и так хотел, чтобы мама поверила в Бога, что даже начинал слегка заикаться. Бабушка отвечала на это Гришеньке, что мама вот-вот, совсем совсем скоро поверит и тогда они все вместе пойдут в храм.
       Как же ждал Гриша этого долгожданного тогда. Ждал так, что иногда у него выступали слёзы на глазах. Вместо этого он часто слышал, как мама выговаривает бабушке на кухне в редкие её приезды, де не приручай ребёнка к попам и в церковь не води. Ребёнок как понимал Гриша это был он, а кто такие попы, понять не мог. И у бабушки спросить стеснялся. Понимал только, что мама против церкви и не мог с этим смириться. Ведь там же так хорошо. Ну, как же мама этого не понимает!
       В прошлом году бабушка водила его в храм на праздник Рождества Христова. Гриша помнил всё так живо, словно это было вчера. Ёлка, пещера-вертеп из снега, фонарики кругом, падающий тихо снег огромными хлопьями.  Сказочный, волшебный вкус того вечера и таинственной ночной службы ещё долго оставался у Гриши на губах. Целый год потом он ждал возвращения этого чудесного праздника. Проходил месяц за месяцем, а Гриша не мог отделаться от ощущения жгучего нетерпения. Даже тёплые летние денёчки с бабочками, жуками и купанием в речке, не могли перевесить чашу его весов в сторону зимы и холодов. Рождество, одним словом. Что ещё можно тут поделать? 
       Наконец наступил Новый год, который они с мамой всегда встречали почему-то одни. Бабушка приезжала потом, под Рождество. Но в этот раз она не приехала.
       - Бабушка заболела, - сказала задумчиво и печально мама.
       - А как же в храм? - прошептал тихо Гришенька.
       - Сынок, ну какой храм, - почему-то раздражённо ответила мама – У нас смотри какая ёлка, сколько на ней игрушек, сколько подарков, разве плохо?
       - А как же Рождество? - только и пролепетал ребёнок, и заплакал.
       Мама наклонилась к нему, взяла на руки и долго гладила по голове, но так ничего и не ответила. Гриша понял, что в этот раз волшебный праздник проплывёт, словно лодка мимо него. А он так хотел снова побывать в пещере-ветре…вепре…Он не смог выговорить этого слова. Снова увидеть Младенца на руках Марии, стоящего рядом Иосифа и такого смешного ослика, наклонившегося над яслями с сеном.
       - Мамочка, я так тебя люблю, - тихо прошептал Гришенька.
       - И я тебя миленький, - ответила мама.
       - А ещё я люблю Бога, - добавил ребёнок.
       Мама опустила его на пол и снова промолчала. Гриша сник. Сник так, что даже не пошёл гулять и смотреть, прилетят ли снегири к их кормушке, которую они так старательно сделали с мамой.
       Новогодние праздники шли своим чередом. Мама была дома. В садик ходить было не нужно, и ребёнок упивался возможностью так долго побыть вместе с мамой. Правда иногда к ним словно с луны сваливались какие-то дяди и тёти. Всегда вваливались шумно и весело. Потом сидели долго на кухне, позвякивали бокалами и говорили какие-то видимо важные слова. Гриша в такие моменты скучал один и ревновал к маме всех и вся. А ещё вспоминал Праздник Рождества и смотрел на маленькую иконку, которую с боем поставила бабушка у изголовья его кровати. Смотрел и просил Боженьку, взять его на праздник. Ему так хотелось, чтобы вдруг и неожиданно в их дом вместо чужих дядь и тёть ввалился Дед Мороз весь в клубах морозного пара и громовым голосом сказал: - Гришенька, одевайся. Мои олени и сани ждут. Мы едем на Рождество!
       «Завтра сам пойду в храм», - в один из дней решил, засыпая ребёнок.
       Проснувшись на утро, он не сразу вспомнил о своём решении. В кормушке были снегири, и он долго сидел у морозного окна и смотрел, как эти красногрудые птицы живо клевали просо, оставленное для них. Гриша приложил свою пятерню к окну и смотрел, как на стекле остаётся отпечаток его маленькой руки.
       «Рождество!», - вспомнил он и весело запрыгал.
       - Что это с тобой? – удивлённо спросила его мама.
       - Снегири, - соврал малец.
       Он плотно пообедал, чем несравненно удивил маму и засобирался на улицу.
       - Не ходил, бы гулять сынок, - сказала мама, застёгивая ему шубку – Сегодня холодно очень.
       Январь и, правда, был аномально холоден в этом году.
       - Мамочка, я только кормушку посмотрю, - снова обманул мать ребёнок.
       Он вышел во двор, немного постоял около кормушки, потом бесцельно послонялся по двору, и уже было решил выйти за калитку, как его окликнула какая-то тётя.
       - Гриша, мама дома? - спросила тётя – Впрочем, что же я спрашиваю. Раз ты гуляешь, значит, дома, – сама же себе ответила она.
       Гриша открыл калитку, и когда женщина зашла в дом, сам выскользнул на улицу. Он знал, как идти. Это на его взгляд было совсем просто. Сначала вверх по улице до трамвайных путей, потом вдоль путей до остановки. Потом надо было ехать на трамвае.
       «Вот и наша тройка», - всегда говорила бабушка.
       Гриша, бесспорно, был уверен, что доедет и дойдёт до монастыря, куда они всегда ходят с бабушкой. Конечно, дойдёт. Ведь с бабушкой это было так просто.
       Он шёл вверх по улице и напевал новогоднюю песенку. Вдруг на его пути оказалась собака. Большая, лохматая и страшная. Сидела прямо на снегу и никуда не уходила. Гриша решил обойти её по соседней улице. Он свернул в проулок, потом ещё в один, потом ещё и понял, что вконец заблудился. Куда теперь идти он не знал.
       - Малыш, ты не замёрз? Где твоя мама? – окликнула его какая-то женщина.
       - Нет, мы с мамой идём на Рождество, - ответил он.
       - А где же она? – спросила женщина.
       - Она сейчас придёт, - Гриша врал и не чувствовал вины.
       Ему казалось, что это он делает ради Праздника Рождества. Гриша пошёл дальше. Он подумал, что если будет сворачивать из переулка в переулок, то в конечном итоге выйдет к трамвайным путям. Вышел он к зданию школы. Гриша знал, что это большое здание из силикатного кирпича, школа. Они часто гуляли с мамой около него, и мама всегда говорила ему, что здесь он будет учиться после детского сада. Потом они с мамой шли мимо школы, сворачивали на соседнюю улицу и…
       Гриша радостно побежал по переулку. Ему показалось, что теперь уж он точно найдёт правильную дорогу. Переулок неожиданно кончился, и Гриша остановился перед небольшим склоном оврага, а перед ним распростёрлась Михайловская роща с замёрзшей речкой Ушайкой. К речке по склону тянулся накатанный спуск. Здесь видимо местные ребятишки катались с горки. Ребёнок понял, что нужно поворачивать назад. К тому же он очень устал и уже хотел домой.
       «Только один разочек скачусь», - пришла к нему мысль, и Гриша сев на валявшуюся тут же картонку, лихо заскользил вниз.
       Весь в снегу, он радостно было побежал наверх, но вдруг стайка снегирей села на соседний куст. Гриша засмотрелся на этих великолепных птиц. Стайка вспорхнула и перелетела на соседнее дерево. Гриша пошёл следом. И так они шли друг за другом. Снегири перелетали с куста на куст, с дерева на дерево, а ребёнку казалось, что они зовут его за собой и ведут к Деду Морозу. Остановился он только после того как почти по пояс провалился в снег. Гриша стоял на небольшой полянке, вдоль и поперёк испещрённой тропинками и лыжнями. Пока он выбирался из сугроба, стайка снегирей упорхнула в лес неподалёку. Ребёнок, оказавшись на перепутье и совсем сбившись с дороги, растерянно озирался вокруг. Только теперь он стал замечать, что на улице заметно темнеет. Приближался вечер. Он совсем не представлял, куда же ему теперь идти. Перед взором ребёнка простирались одинаковые натоптанные тропинки, разбегающиеся в разные стороны и полтора десятка следов от лыж. Постояв в замешательстве так ещё с полминуты, он решил идти в ту сторону, куда улетели снегири. Стемнело быстро. Мальчик брёл по тропинке, часто проваливаясь в глубокий снег и вконец обессилев, присел прямо в снег у небольшой берёзки. Куда дальше идти он не знал. Где-то вдалеке лаяли собаки, за лесом стучал колёсами поезд, сквозь деревья Гриша видел огни крайних домов, но как туда дойти он не мог сообразить. Холод стал пробираться под шубку, заползать под одежду и сковывать ещё такое маленькое его сердечко. Гришенька заплакал. Слёзы крупными горошинами текли по его лицу. На улице к вечеру стало нешуточно морозно. А теперь стало ещё и темно, и страшно. Он поглубже спрятал нос в шарф и зарыдал громко, и навзрыд. Плач эхом разносился по тёмному лесу. Ребёнка била крупная дрожь. Устав плакать, он закрыл глаза. Потом стало вдруг тепло. Уже проваливаясь в сон, он из последних сил пролепетал: - Боженька, пусть меня найдёт мама.
       Сквозь стену наступающего забытья ему показалось, что на ветку берёзы села стайка снегирей и стала весело щебетать ему свои птичьи песенки. Открыть глаза и посмотреть так ли это, он уже не смог. Силы оставили хрупкий детский организм. Гриша заснул. Ему снился Дед Мороз, снегири, сидящие на Рождественской ёлке, и почему-то тот самый ослик  из вертепа. Только теперь ослик был живой. Он наклонил свою морду к Грише и плакал, а слёзы падали Грише на лицо. Потом его словно подняла какая-то сила и стала сильно трясти…
       - Миииленький, очнись, - сквозь пелену сна пробивался чей-то такой до боли знакомый голос.
       Гриша с трудом разлепил глаза. Над ним наклонилась его мама. Она плакала и слёзы падали Гришеньке на лицо.
       - Маааленький мой, да как, же так, - убивалась мама – Не умирай.
       - Мама, - еле слышно пролепетал малыш.
       Потом были какие-то санки, синий свет, вой сирены и запах бензина. Очнулся он уже в больничной палате. Мама была рядом. Вокруг было белым бело. Только мамино лицо сияло волшебным светом.
       - Мамочка, а Рождество прошло? - спросил ребёнок.
       Мама наклонилась к нему, поцеловала в лоб и ответила: - Прошло маленький.
       - А бабушка приедет?
       - Она приехала. Скоро её пустят к тебе.
       - Ты пойдёшь с нами в храм? - приподнялся с кровати ребёнок.
       - Лежи, лежи, сыночек. Мы уже были с бабушкой и конечно пойдём все вместе.
       Гриша радостно вздохнул и неожиданно ответил: - Я не буду больше тебя обманывать мамочка.
       - О чём это ты маленький?
       Гриша не ответил. Он устало закрыл глаза и заснул с полной уверенностью, что мама теперь уж точно будет верить Богу и Рождество уже никогда не проплывет, словно лодка мимо. В лодке жизни теперь они были вместе.

                Декабрь 2012 г.