Мой Романо-Германский

 
МОЙ РОМАНО-ГЕРМАНСКИЙ

Романо-германский. Едва не самый престижный факультет ТашГу. Нет, конечно, востфак был престижнее: нечто, вроде московского МГИМО,
но туда простому смертному было не попасть. Да и девушек до начала шестидесятых туда не брали. Либо блат, либо ооочень хорошее родство. Наверное, кто-то сдавал честно. Таких не знаю. Но врать не буду -наверное. Еще физфак. Начало шестидесятых - абсолютное помешательство на физике. Дискуссия между физиками и лириками, начатая «Литературной газетой» и на мой взгляд абсолютно бессмысленная, поскольку между физиков встречалось немало лириков.
Модный в то время роман Даниила Гранина <<Иду на грозу>>. Огромный конкурс. Каждый мнил себя Ландау или Капицей... ну, или хотя бы Адировичем. Никто не сомневался в своем блестящем будущем. Мальчишки толпами валили на физфак. Почти все мои ровесники — физики.
И вдруг в шестьдесят втором в ТашГУ объявляется конкурс на ромгерм. В шестьдесят втором я еще училась. в школе. Не повезло — одиннадцатилетка. Пришлось поступать на следующий год. Наш выпуск был всего вторым И конкурс был тоже огромным. Не меньше, чем на иняз.  Вот тут и сказалось отсутствие блата: в тот год учитывались общие оценки результатов экзаменов и аттестата зрелости, и я точно знаю, что поступали даже сдавшие на тройки. Потом все это отменили, но мне опять не повезло: при экзаменах, сданных на все пятерки, подвел аттестат. Не хватило двух десятых балла. Не сдавшим предлагался выбор: идти на филфак, где бы меня с моими оценками приняли бы незамедлительно, или остаться на романо-германском резервисткой — утверждали, что после первой же сессии отсеется ровно половина, и тогда освободятся места.
При всей любви к литературе я понимала, что устроиться после филфака можно только в школу. В школу совершенно точно не хотелось. Поэтому я пошла в резервистки, сильно, как теперь понимаю, рискуя.
Забегая вперед, должна сказать, что все получилось. В нашей группе кроме меня была еще одна резервистка, Наташа Федорчук. После первой сессии нас обеих зачислили «в студентки».

Не понимаю почему, но ромгерм ассоциировался у меня с чем-то вроде
женского Смольного института. Женского- потому. что мальчиков на курсе можно было пересчитать по пальцам одной руки. Вообще, школа
продолжалась: ежедневные задания, абсолютная почтительность к
преподавателям, четверка считалась посредственной оценкой, с тройкой,
 считай -- кандидат на вылет. У меня, в основном, были четверки: сказывалось полное отсутствие подготовки. Многие студенты уже несколько лет занимались с репетиторами. У моих родителей на это не было денег. И, конечно, отсутствие фундаментальной подготовки мне очень вредило.
Два года мы учились в старом здании университета на Сквере и дружили с физиками ( до сих пор помню роскошный вечер, устроенный для нас физиками в кафе «Дружба». Потом — на Хадре в бывшем здании востфака. А после землетрясения — в Вузгородке. В новом здании университета.

Всем факультетом железной рукой правил Евгений Федорович Ваганов. Как его описать? Одним словом: вкрадчивый. Вкрадчивые манеры,
вкрадчивый голос, вкрадчивое выражение лица - и абсолютно стальной панцирь. То, что называется «железный кулак в бархатной перчатке».
Вряд ли он пользовался любовью, его, скорее, побаивались, но, сейчас, после стольких лет, я понимаю: для факультета он делал много. И собрал
преподавательский коллектив, о котором я и сейчас вспоминаю с нежностью. Елена Львовна Майская. Завкафедрой. Родственница
легендарного Майского/по слухам/. Умница. Энергичная. Вот она обладала
 той истинной интеллигентностью, которая так редко встречалась тогда, не говоря уже про сейчас. Бриллиант. Защитилась по Голсуорси, которого безмерно обожала. Лучший способ получить пятерку по внеклассному чтению — пересказать несколько глав «Саги о Форсайтах».
Деликатная и добрая Эня Абрамовна Верховская. Все то же самое см выше. Ключевое слово - <<деликатная>>.Где он их только брал, наш Евгений Федорович?
Ольга Борисовна Глауберзон. Властная женщина, гроза нерадивых. Моя
 бывшая учительница в школе, моя преподавательница в универе. И эта гроза, похоже, питала ко мне, четверочнице, нечто, вроде скрытой
 симпатии. Леонид Шафран. Севара Гулямовна... я вас помню. Вы честно
старались нас научить. И чему-то научили. Потому что среди
выпускников было множество достойных людей и хороших специалистов.
Я помню Татьяну Юденич, преподававшую у нас античную литературу. По тем же слухам, родственницу того самого Юденича, уцелевшую, видимо, потому что в Ташкенте не так свирепствовало НКВД.
Помню фамилию / имя, к
сожалению, забыла/ преподавателя теоретической грамматики, Ежковой, приглашенной из иняза. Преподавшей мне урок благородства. У меня на
экзамене лежали не то, чтобы шпаргалки, а просто конспект, который я не прятала. Честно говоря, я отлично знала материал. Она увидела этот
 конспект, просмотрела, и... поставила мне пятерку. Как же мне было стыдно! Хотя я в конспект не заглядывала. Их почти никого нет в живых, земля им пухом...
Но я хочу рассказать о человеке, которого обожали все. Перед которым благоговели все, кроме некоторых преподавателей и декана. Человеке блистательном и необыкновенном. Человеке умном, великодушном, обладавшим широкими взглядами. что не приветствовалось ни в то, ни в это время. О Гиви.  Гиви Великолепном. Гиви Единственном. Гиви Григорьевиче Орагвелидзе. Кой черт занес на эту галеру выпускника Сорбонны, человека абсолютно прозападного? Тогда многие приезжали в СССР из-за границы, из Китая, Ирана, Франции, а когда понимали, что сделали, обратного хода не было. Я познакомилась с ним еще на вступительных экзаменах по истории. Он был ассистентом, а я не знала половины ответа на второй вопрос. И честно об этом сказала. Сейчас я могу рассказать о присоединении Молдавии к России, а тогда... . этого просто не было в учебнике. Гиви Григорьевич, на мое счастье, был ассистентом на экзамене. Он послушал-послушал, и вдруг сказал: «Поставь девочке пятерку. У нее уже есть три. Не будешь же ты ей портить ведомость!>>
И поставили.
Потом я узнала о еще нескольких подобных случаях. Ему явно было плевать на оценки, он видел, что человек учил, но по какой-то причине затрудняется с ответом, и выручал, выручал всех, кого мог.
А потом... он преподавал зарубежную литературу. Входил в аудиторию с каким-то клочком бумаги, вместо конспекта, на котором, как я подозреваю, были даты, которые он не очень хорошо запоминал, и начинал
говорить. А тут же раскрывала рот, как крыса перед гаммельнским крысоловом, и готова была идти за ним на край света. Некрасивый, чем-то похожий на Азнавура. он обладал невероятным обаянием. После него подобное действие на меня производит исключительно Эдвард Радзинский и
 то... Боже, как он говорил о вагантах, миннезингерах, Вийоне и Ронсаре! Это он привил мне любовь к поэзии, настоящую, а не детскую, как было до того. Только благодаря ему Виойн — до сих пор один из моих любимых поэтов. 
Мы бредили этим человеком. Он был и оставался всеобщим кумиром. Гиви Григорьевич, есть вечная любовь, и я буду любить и благоговеть перед вами до самой смерти!
Нет, был еще один кумир. И тоже из реэмигрантов. Крош. Крашенинников. Марокканец. У нас его звали Крошем, в на хлопке прозвали Марокканцем, потому что он родился  и вырос в Марокко. Он преподавал на французском отделении и, честное слово, посмотреть на него прибегали с других факультетов. Девушки, разумеется. Человек всех достойных качеств и само совершенство. Правда, я соблазну не поддавалась и продолжала обожать Гиви. Но и тот, и другой прекрасно знали свой предмет. Правда, Крашенинников проработал у нас недолго, и года через три его забрали в СЭВ.
И еще о нашей группе. Скромницы Лида и Наиля. Милый мальчик Алик
Турсунов, царство ему небесное. По-моему,он нас всех побаивался: маленький, худенький с детским личиком. Спасибо тебе, Алик, за то, что  принес мне первые,настоящие , напечатанные за границей книги: запрещенного Флеминга, «Goldfinger>>, прочитав который, я, пораженная примитивностью и глупостью сюжета, поклялась больше в руки Флеминга не брать, и сдержала обещание. И Агату Кристи. Два романа. Тогда я поняла. что Кристи никто и никогда не переведет достойно и адекватно - слишком парадоксальный, я сказала бы, язык.
Наташа Федорчук, храбрый солдатик, заменявший мать брату и сестре, при
крайне занятых родителях — ученых. Сейчас она живет в Москве и по-прежнему служит опорой, только теперь — больному отцу и рассеянным по миру родственникам.
Адиба Арифханова, красавица Адиба, с лицом, как на старинной восточной миниатюре. Не знаю, есть ли царствие небесное для женщин-мусульманок. Она ушла очень, рано, не дожив до сорока, и осиротив двоих детей. Невероятные умницы, и
 талантищи, Лора Шалорьян и Люда Масленникова. Только их двоих послали в аспирантуру. Люда потом стала завкафедрой., а Лора - старшим
 преподавателем.  Сейчас Люда живет в маленьком российском городке, а Лариса — в Швеции, где по-прежнему много работает.
Учился с нами до четвертого курса Марик Лейбович, общительный, смешливый парнишка, но потом ушел на заочный. Мне он потом рассказывал, что влип в неприятную историю с КГБ и ему объяснили, что доучиться на очном не дадут. Позже он получил еще одно образование, и сейчас живет в Чикаго и работает в НАСА.
Ну. и я, середнячок.
К сожалению, там и не удалось узнать о судьбах Лиды и Наили. Надеюсь, они сложились удачно.
Из других групп я помню красавицу, невероятно элегантную Тому Ибатуллину. бросившую университет, чтобы стать манекенщицей. Безумно яркую и сексапильную Валю Зайцеву, бывшую мою одноклассницу, Галю Нурутдинову. и  еще одного мальчика, тоже моего бывшего одноклассника, Сережу Немова, писавшего лирические стихи и делавшего множество грамматических ошибок, и это при всей его любви к литературе! Я правила его сочинения два раза: на выпускных в школе и вступительных в университете. В первый раз я не рисковала: меня просила наша классная, Людмила Дмитриевна Разина- Синицкая: красивая, очень добрая женщина с детской душой. И как многие красивые женщины, не очень
 счастливая. Второй раз -- рисковала. И очень сильно. Сошло. Царство тебе
 небесное, Сережа, ты был хорошим другом.
Галя Молчанова, красивая и умная девушка, учившаяся тоже на английском отделении. Где она сейчас? Люба Слуцкая, еще одна моя одноклассница, которую я тоже не могу найти.
Рита  Гопштейн , поступившая на нгод раньше, живет в Сиэтле.
Иногда страшно спрашивать: стольких уже нет в живых. Ушла Таня Каминская  из первого выпуска.... Ушел Алик...

 Мы честно отучились четыре года восемь месяцев. Сдали кучу экзаменов. И при этом были почти друзьями с преподавателями своего отделения. Любили и уважали. И при этом ухитрялись всякими правдами-неправдами «спихивать» историю КПСС, марксистско-ленинскую философию и даже, представьте какой ужас — историю философии, которую я так и не выучила, и сдавала исключительно по шпаргалкам, как, впрочем, почти все мои сокурсники. Повезло, потому что как раз случилось землетрясение и от нас старались поскорее отделаться. Никогда не забуду, как с приятельницей решила смыться с семинара по диамату. Ну, и смылись. Только на следующем занятии, преподаватель во всеуслышание объявил, что некоторые особы мало того, что сбегают, так еще ухитряются пройти мимо преподавателя, идущего в аудиторию, не поздоровавшись и сделав вид, что его не замечают.....хорошо, обошлось без последствий.
Но так или иначе, мы благополучно закончили университет, и потом уже почти не встречались. Только много лет спустя, меня взяла тоска по прошлому. И по своим студенческим годам.
Может, это прочтут и кто-нибудь еще напомнит о себе?
Татьяна. Выпуск ромгерм фака 1968 года.