Высоцкий

1980-й год...

Год моего приобщения к КСП и позорно разогнанного 13-го Грушинского фестиваля, моего первого и последнего в жизни -- больше я так и не попала ни на один Грушинский. Год моего самого первого строй.отряда. Год московских Олимпийских игр и год смерти нашего НВП-шника, научившего меня стрелять из спортивной винтовки, Анны Герман, Джо Дассена и Владимира Высоцкого.

Помню, я тогда только вернулась из моего самого первого Астраханского строй.отряда и мать меня едва не с порога ошарашила всеми этими новостями. Но если по поводу смерти НВП-шника, Анны Герман и Джо Дассена я действительно расстроилась и даже где-то всплакнула, особенно из-за Анны Герман -- моей любимой певицы. То вот известие о Владимире Высоцком почти не произвело впечатления.

Т.е. я, конечно же, слышала о нём... Но... отношение у меня тогда к нему было почти как к надоевшей, постоянно жужжащей над ухом мухе -- столько разговоров было вокруг его имени. А из песен у нас на тот момент была всего одна маленькая пластиночка с его "Утренней зарядкой" и ещё парой-тройкой песен.
Это уже позже, в КСП ребята начали устраивать вечера, посвящённые его творчеству, и говорили, что его песни имеют целые кучи подсмыслов. Но мне тогда было 16 лет и я ещё не умела их различать и не понимала очень многих вещей в жизни.

Но уже в 83-м году у нас появился наш самый первый магнитофон "Комета" и катушки с записями его песен. И началось... Все курсовые и весь мой техникумовский диплом я чертила по ночам под песни Высоцкого. Как же мне было тогда обидно, что не осталось даже призрачной надежды когда-либо каким-либо образом связаться с ним, чтобы спросить, а что он хотел сказать вот этой фразой или вон той?
И хотя я понимала, что даже если бы он и был жив и каким-то невероятным чудом вдруг оказался у нас в Ульяновске, мне всё равно никогда не удалось бы даже издали увидеть его. А чего уж мечтать о "поговорить"? И всё же...
Только тогда у меня появилось и начало нарастать чувство невосполнимой утраты! И чем дальше, тем больше...

Потом вышел на экраны "Место встречи изменить нельзя" и все мы тут же безоговорочно влюбились в Жиглова. Потом "Маленькие трагедии"... Потом уже другими глазами пересмотрела "Служили два товарища" и "Вертикаль" и "Как царь Пётр арапа женил". Потом начали доходить слухи о его Гамлете и до таких тугодумов, как я. И опять тугой обидой ударило в грудь, что наше родное телевидение, которое, как мы привыкли, всегда показывало нам всё самое лучшее, обделило нас этим феноменом. И вообще... Многое вдруг начало открываться после его смерти.
Именно с этим событием вдруг начала вскрываться начинка нашего "счастливого" детства, за которое "спасибо, родная страна!"  Как из прохудившегося мешка вдруг посыпались на мою голову одно за другим несоответствия между тем, что мне до сих пор вбивали в голову, и тем, что я видела вокруг себя и узнавала о жизни на самом деле...
А его больше не было... И некого было спросить и некому было пожаловаться той маленькой девочке Ане Силантьевой, вдруг вступившей во взрослую жизнь, к которой она оказалась совершенно не готова!
И лишь тогда всё чаще и чаще начали наворачиваться злые слёзы на глаза... Слёзы обиды за всё -- за его такую короткую жизнь. За его не сыгранные спектакли и фильмы. И за сыгранные тоже, но нам не показанные... За его концерты и песни, которые постоянно запрещали и не тиражировали. За его такую запретную любовь к женщине-француженке из наших, сбежавших от революции иммигрантов. Обиды на него, что не нашёл женщину здесь, на Родине. И на Родину, что разлучила их так страшно.
И, о ужас!!!, обиды на нашу родную советскую Коммунистическую партию за то, что всем этим так преступно укоротила его жизнь!!