Я могла бы сложить стихи об...

Я могла бы сложить стихи об оборванности дерев,
Не влюбившись в их смерть во мне, но избавив их от оков,
Возле книг своих злых устав, не остыв и их всех согрев,
Обмотавшись страницей твоих, чернобурых косых стихов.

Повторяя всех статуй взгляд, я могла бы въедаться в пыль,
Первых трещин скопив пригоршнь и художника отогнав,
Я могла бы пробраться в степь, где танцует лихой ковыль,
Город строя для всех для нас, не заплакав, но заорав.

Я могла бы сказать тебе, что кадык стал во мне волной,
Указать, где корабль встал, капитанов сожрав без слов,
Но ты знаешь, сейчас не век - это час, где мне быть глухой...
Будь мне стрелкой на всех часах, будь отмолен сейчас и нов.

Разбежавшись в земной степи, я ковыль не сомну собой,
Птица? Нет. Человек? Была. Как ты призрака назовёшь?
Я могла бы, как книга с полки, беззастенчиво, быстро
упасть - повествуя о сне половиц, но рассказ получился немой.
Лучше ты, белоснежный сугроб, почему ты в ночи орёшь?

Что за боль, что за смысл быть? Обмотайся вокруг ступни.
Руки, руки мои забрав для объятий, в которых жизнь.
Юность, вечность, куда бежать? Строчка, в таинство нас возьми.
День бежит и лопаток слёт гонит спину в туман укоризн.

Так о чём языки сведём? Раны лунной росой залив...
Ты здесь жил, видел ты, как без сна на верёвке вина висит?
Тарабарщину речкой слёз разукрасив под тяжкий мотив:
Это кто-то не я, вО мнЕ есть один: говорит, говорит.

Речь его - это список снов... обещаний остаться жить,
Полумиг расщепленья слов, чтобы буквами убедить.
Что о нём? Нам не видеть его, не кормить.............
Нам отчаянье в нём видеть, слышать и замолить.

Ты поймёшь, что рассвет устал, что он больше не здесь, не наш?
Я могла бы сложить стихи об оборванных ветках дерев...
Каждую взяв в себя, каждой пропев свой марш.
Я могла бы оставить след, не родившись, не умерев.