Книга «Афган: разведка ВДВ в действии» посвящена разведчикам воздушно-десантных войск, выполнявшим воинский, интернациональный долг в горах Афганистана, ветеранам разведки 80-й отдельной разведывательной роты, 350-го гвардейского парашютно-десантного полка 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. В ней автор анализирует события начала боевых действий советских войск с силами афганского сопротивления в стране, ставшей на многие годы острием мировой политики.
Александру Михайловичу Толмачеву,
другу, погибшему за сильную Россию,
моим дорогим разведчикам
эти строки
ПРЕДИСЛОВИЕ
Написать книгу о боевых друзьях, разведчиках 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, выполнявших воинский, интернациональный долг в Афганистане, я решил давно. Хотя все получилось не сразу: идея рождалась, зрела, пока не перешла в твердое убеждение – расскажу о парнях, выбравших жизненной позицией великую стезю по защите Родины, о десантниках, посвятивших себя службе в разведке воздушно-десантных войск. Не последнюю роль в решении написать сыграли пожелания начальника разведки соединения гвардии полковника Скрынникова Михаила Федоровича. В своем письме он мне как-то заметил: «Валерий! Рекомендую тебе: издай книгу. Один экземпляр, заранее, для меня. В нее включи подробные эпизоды боевых действий. Районы, где проходили бои, привязывай к тем населенным пунктам, которые сохранились в памяти...».
И работа над книгой началась строками раздумий человека, для которого понятия - честь, мужество, отвага – не просто слова, а смысл служения Родине. Как профессиональный военный, офицер-десантник, могу поделиться с вами: пришло время, и достигнутый жизненный опыт призвал вспомнить афганские события, которые политики 80-х годов ХХ столетия назвали «острием мировой политики». Афганистан – наша молодость, жизненная позиция поколения, ставшего в строй на защиту рубежей любимой Отчизны. Так получилось – время выбрало нас!
Две мои командировки за РЕЧКУ, растянувшиеся на четыре года, встречи ветеранов разведки ВДВ в Москве, Санкт-Петербурге, Витебске явились последним толчком, побудившим включиться в работу над книгой о разведчиках, выполнявших специальные задания в горах Афгана. Не могу не сказать о том, что наш последний маргеловский выпуск 1978 года Рязанского высшего воздушно-десантного командного училища прошел через Афганистан, Чечню, другие раскаленные войной регионы, где погибли замечательные парни: Игорь Турченков, Миша Румянцев, Фаиз Рашитов, Шура Палагин, Леня Озолин, Саша Толмачев… Многие выпали из строя: смерть вырвала из наших рядов лучших ребят, воплотив их в гранит обелисков и стел, но холодный монолит ничто в сравнении с живой памятью наших сердец. Мы знаем и помним, какими они были, смеялись, грустили, как крепко дружили, воевали и долг оставшихся в живых – не предать забвению ребят.
Прошло 20 лет с тех памятных до боли дней, когда колонны выводимых в Союз частей и подразделений 40-й армии проходили мост «Дружбы» через Амударью – РЕЧКУ, ставшей отметиной целому поколению. Домой возвращались сыновья, беззаветно отдавшие Родине самое святое – душу, сердце, любовь, воспитавшей в них чувство верности, преданности и, не сомневайтесь, интернационализма, на котором выросли многие поколения советских людей.
Афган за спиной – гордость за себя и страну переполняла сердца – конец войне, скоро встреча с родными! Этим жил каждый из нас, попав в объятья жителей небольшого узбекского города Термез. Незабываемо теплая, искренняя встреча с ними еще более подтвердила веру в справедливость: нас встречали со слезами на глазах, значит, ждали, верили, гордились нами. Слезы радости, блестевшие на обветренных лицах «афганцев», только что покоривших зимний Саланг, и слезы тех, кто обнимал, целовал, дарил цветы остались навсегда в наших молодых сердцах. Это была первая и… последняя встреча, когда поколение ребят, обожженное войной, чувствовало искренность и понимание, сочувствие и участие своего народа.
Развитие дальнейших событий перечеркнуло все святое. Великое и непобедимое некогда государство отвернулось от тех, кто с честью и достоинством выполнял воинский и гражданский долг. Вскоре и само оно рухнуло, рассыпавшись на «удельные вотчины», захлебнувшихся суверенитетом государственных образований. К управлению страной пришли другие люди, которые не хотели нести ответственности за Афган, за тысячи погибших, раненых, изувеченных людей, но их позиция не оправдывала равнодушие к судьбам более полумиллиона солдат, прошедших под знаменем интернационального долга. Вот и получилось, что один политический авантюрист предал и развалил страну, приведя общество к гражданскому противостоянию, другой – продал и пропил ее, ввергнув в пучину чеченской войны. Ничего святого не осталось на некогда прекрасной и доброй земле под названием Советский Союз. Даже церковь стала данью моды партийной номенклатуры – более резвых, адаптировавшихся к новым условиям коммунистов. Они в годы советской власти ее растоптали, а теперь посещали под благосклонные взгляды простых прихожан. Государство по многим позициям утратило главную функцию: быть гарантом народу, опорой, поддержкой везде и во всем. Не сомневаюсь в том, что грядут перемены, и ветераны войны в Афганистане почувствуют, что государство защищает их, как когда-то они защищал его – искренне и беззаветно.
Обращаю взор свой к России, где происходят замечательные перемены к лучшему, и русский народ понимает свое предназначение в истории мировых процессов. Постижение национальной идеи государства под эгидой Русской православной церкви, ее Патриарха – Кирилла объединяет россиян вокруг святого символа, имени России – Святого и Благоверного князя Александра Невского. Граждане страны не забыли великое национальное прошлое, и не сомневаюсь в том, что Дмитрий Медведев – Президент Российской Федерации, помнит о многих Дмитриях в истории Великой Руси, отстоявших честь и достоинство русского народа, и будет дальше вести россиян к вершинам былого величия. В обстановке мирового кризиса Президент России делает важнейшие шаги, приоритетами которых являются уважительное отношение к гражданам страны, законам, его государственная деятельность направлена на способность России к отражению посягательств любого агрессора. Мировое сообщество увидело – националисты и прочее политическое рванье получат достойный отпор. Ни у кого не должно вызывать сомнения – русский народ – великий народ.
История России также помнит: князь Владимир Святой – «Красное Солнышко» и «Креститель Руси», привел к расцвету русское государство: покорил вятичей, радимичей, ятвягов, воевал с печенегами, тем самым усилил личный авторитет государственного деятеля. Другой князь земли русской, Владимир Мономах, продолжая успешно воевать с внешними врагами, прекратил усобицы, чем способствовал усилению русской государственности. В своем «Поручении» он призывал сыновей укреплять единство Руси. Верю, что и Владимир Путин – консолидирующий политик новейшей истории, памятуя о знаменитых тезках, продолжит мужественно поднимать Россию к величайшим свершениям.
А что же «афганцы» в эпоху больших перемен, когда решались судьбы государств, и на пространстве Советского Союза образовалось множество стран? Не ставлю перед собой задачи анализа афганского движения в странах Содружества – это отдельная история, но не могу не сказать о том, что ряд организаций ветеранов войны в Афганистане находятся в жалком состоянии. Возникшие к середине 80-х годов союзы, ассоциации, другие общественные организации «афганцев», разными путями, порой драматичными, заявляли себя в различных направлениях. Одни рвались в бизнес – шло перераспределение активов государственной собственности: каждый хватал все, что представляло интерес для стартового капитала, уставных фондов. Другие тоже рвались, но в политику, сообразив, что политика и бизнес так тесно переплетаются друг с другом, что не всегда разберешь: где заканчивается политика и начинается бизнес и наоборот. Часть «афганцев» оказалась в криминальных структурах: они, забыв «афганское» братство, убивали друг друга за сферы влияния. Были и есть такие, кто топил и продолжает топить себя в вине и водке, не видя в помутневшем сознании страшной трагедии случившегося…
После распада СССР деятельность афганского движения оказалась невостребованной, в первую очередь у действующей власти, которая забыла объединяющую силу патриотического и, не стесняюсь этого слова, идеологического воспитания подрастающего поколения. Ветераны Великой Отечественной войны, достигнув преклонного возраста, и в силу понятных причин не могут вести самоотверженную работу с молодежью. «Афганцы» отодвинуты на вторые, третьи роли, а освободившиеся «ниши», пустоты в воспитании молодого поколения, успешно осваивают (Россия тому яркий пример) шайки бритоголовых с расистскими и откровенно нацистскими идеями. Молодежь поддается влиянию быстро: на фоне вечных проблем постоянного кризиса идет процесс самоутверждения в нелегкой жизни, а в нынешней реальной действительности, агрессивной пивной рекламы, доступной теле – и DVD – продукции влияние негатива на молодых людей очень огромно. Мозг нынешней молодежи не надо «перешивать»: отработанные технологии психологического воздействия на слабое сознание формируют необходимую базу любому заказчику под любую тему. Не сомневайтесь – сработает, это было не раз и примеров тому достаточно: последние события в Кондопоге, Санкт–Петербурге, Воронеже и других городах России… И для ветеранов войны в Афганистане сфера деятельности в общественной жизни страны, конечно же, есть. Это молодежь – актив и резерв общественного потенциала, который через 10-15 лет придет на смену нынешнему поколению. С ней надо работать на государственном уровне, помня о том, что это вопрос национальной безопасности любимой страны.
«На волне моей памяти» – название песенного сборника Давида Тухманова, который он в 70-е годы посвятил своим слушателям. Я же на волне своей памяти возвращаюсь к началу афганских событий, которые перевернули мир. Не претендуя на изысканность мышления, передам свое личное видение тех событий, свой взгляд на тему афганской войны. Содержательная часть материала жесткая по широкому спектру афганской проблемы – война есть война, и другие категории являются ее составляющей. Я рассматриваю их по другой методике и под другим углом зрения, чем обычные явления жизни, понятные обществу. С позиции профессионального военного анализирую те или иные события, даю оценку боевым операциям ограниченного контингента советских войск в Афганистане, в которых принимал личное участие. Особый акцент делаю на боевую деятельность разведывательных подразделений 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, которыми командовал, специфику их работы в боевых условиях, тактику действий против сил афганского сопротивления, ведение разведки, поиска, организации засад.
Рядом со мной воевали друзья – солдаты, офицеры, выполнявшие воинский долг в самом лучшем его понимании. Испытываю гордость за них и наши боевые дела, породившие дружбу в афганских горах на многие годы. Свою работу на войне мы делали честно и справедливо, без остатка отдаваясь профессии – защищать Родину! В Афганистане учились ее защищать тысячи парней, прошедших по горам и пустыням, чтобы бороться за единство России в Чечне и других горячих точках. Эти строки пишу в память о лучшем друге, Толмачеве Александре Михайловиче, погибшем за Россию в борьбе с силами международного терроризма, о моих друзьях, разведчиках 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, самоотверженных десантниках, достойно выполнивших воинский долг перед Родиной! Для нас Афганистан не закончился, он – в сердце, он – в памяти… Итак, разведка ВДВ в действии.
Часть первая
РАЗВЕДКА 103-й ГВАРДЕЙСКОЙ ВОЗДУШНО-ДЕСАНТНОЙ ДИВИЗИИ
В КАНУН АФГАНСКИХ СОБЫТИЙ: 1978 –1979 гг.
ГЛАВА 1
Начало офицерской деятельности после моего утверждения в качестве командира разведывательного взвода 80-й отдельной разведывательной роты дивизии складывалось удачно. Приезд в Витебск 5-го ноября 1978 года, устройство в гостинице «Советская» прошли без проблем. С утра следующего дня привел в порядок парадную форму и ровно в 9.00 прибыл в штаб соединения к начальнику отдела кадров подполковнику Нежурину.
– Товарищ гвардии подполковник, лейтенант Марченко для дальнейшего прохождения службы прибыл.
Внимательный взгляд кадровика с черными усами вызвал волнение, некоторый трепет. Достав из сейфа мое личное дело, пришедшее из Рязанского высшего воздушно-десантного командного училища, он открыл его на первой странице, полистал.
– Присаживайтесь, Марченко. Как отдохнули? Вы, по-моему, из Сибири?
– Так точно, товарищ подполковник, из Томской области, сибиряк. Отдохнул нормально, готов командовать парашютно-десантным взводом.
Подполковник усмехнулся, продолжая изучать личное дело.
– У вас богатый послужной список, лейтенант: «учебка» в Забайкалье, шесть лет на сержантских должностях, наверное, скучно будет командовать взводом?
– С этого все начинают, товарищ подполковник.
– Гвардии подполковник, – уточнил начальник отдела кадров.
– Извините.
– Ничего, лейтенант, сегодня вы также становитесь гвардейцем прославленного соединения. Привыкайте.
– Есть.
Нежурин, продолжая изучать личное дело, расспрашивал о службе в армии, учебе в училище, через какое-то время набрал номер телефона:
– Удалый, зайдите.
Через минуту в кабинет зашел крепкого телосложения капитан с академическим значком на кителе. Нежурин кивнул в мою сторону:
– Забирай лейтенанта, беседуй, через час доложишь. Капитан повернулся ко мне и не очень внятным голосом представился:
– Капитан Удалый, начальник разведки дивизии. Пойдемте.
Пошли по коридору штаба соединения к кабинету, на двери которого висела табличка «Разведывательный отдел». Я зашел вслед за Удалым. Скромная кабинетная обстановка: несколько столов, стулья, шкафы, за грудой бумаг сидел лейтенант.
– Филонов, принимай гостя, планируется вместо тебя.
Встав, лейтенант подошел, протянул руку.
– Николай, помощник начальника разведки. Присаживайся.
Удалый, усевшись за письменный стол, заваленный папками, бумагами, начал беседу. Скорее – собеседование: он задавал вопросы, я отвечал. С первых минут стало понятно, что с начальником разведки дивизии надо быть очень внимательным: плохая дикция, несвязная речь – сбивали с толку. Вначале он задавал общие вопросы, уточнил биографию, затем перешел на учебу в училище. Постепенно подошли к теме «Организация иностранных армий», некогда любимой для меня на занятиях по тактике, которые проводил полковник Колесников Петр Михайлович. Посыпались вопросы по американской группировке в составе НАТО на западноевропейском театре военных действий. Особый упор начальник разведки делал на структуру авиационных крыльев США, дислоцировавшихся в Западной Германии, организацию 5-го и 7-го корпусов США в составе альянса.
По спине потек пот, стало душно, но на поставленные вопросы отвечал твердо, уверенно. Несколько раз не сходились в оценке личного состава механизированной дивизии США и 5-го армейского корпуса.
– Филонов, папку.
Помощник лез в первоисточник, находил, уточнял. В конце концов, Удалый достал пистолет Макарова (он был оперативным дежурным по штабу дивизии), вытащив магазин, проверил ствол.
– Разбери и собери.
Я взял пистолет, произвел разборку, по команде – сборку, положил на стол. Капитан остался доволен.
– Как с физической подготовкой?
– Нормально, товарищ гвардии капитан.
– Пошли.
Вышли в коридор, по лестнице спустились во двор, где стояла перекладина.
– Давай подъем переворотом.
Сняв парадный китель, положил его на скамейку и, сделав заскок на снаряд, приступил к выполнению упражнения на количественный результат. Ржавая труба перекладины говорила о том, что офицеры штаба дивизии не часто баловали ее вниманием. На двенадцатом обороте Удалый остановил.
– Достаточно. Как с рукопашным боем?
– В порядке. Спарринг, каты?
– Давай, каты.
Посмотрев с минуту, махнул рукой:
– Идем к Нежурину.
Зашли в кабинет, кадровик поднял голову от документов.
– Товарищ гвардии подполковник, лейтенант соответствует службе в разведке дивизии. Забираю к себе.
Нежурин указал на стулья. Присели. Полистав бумаги, он что-то сверил, уточнил и, наконец, поднялся.
– Гвардии лейтенант Марченко, – начальник отдела кадров соединения строго смотрел на меня.
– Я, – вскочив, принял положение «Смирно».
– Приказом командира 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии назначаетесь командиром разведывательного взвода 80-й отдельной разведывательной роты дивизии. Приказ будет подписан сегодня. С этого момента поступаете в распоряжение начальника разведки Удалого. Желаю успехов, лейтенант!
Вначале пришло онемение, дрожь пробежала по телу… Понимаю, что надо что-то сказать, и не могу.
– Есть, товарищ гвардии подполковник, – прозвучало с паузой и немного растерянно.
– Ничего, Марченко, не боги горшки обжигают. Все получится, – тихий, но внятный голос кадровика окончательно привел в себя.
– Спасибо, товарищ гвардии подполковник, не подведу.
– Ну, дай бог, лейтенант, еще раз успехов в службе. Идите.
– Есть, – лихо повернувшись, я вышел в коридор за начальником разведки.
На ходу, спускаясь по лестнице к комнате оперативного дежурного, Удалый уточнил:
– Значит, так, сейчас в разведотдел к Филонову, он введет в курс дела, через час прибудет Пащенко – командир роты, представлю ему. Завтра в 8.00 на службу.
– Есть, товарищ гвардии капитан.
– Да, как устроился?
– Пока в гостинице напротив, дальше разберусь.
– С женой?
– Так точно.
– Ладно, с жильем что-нибудь придумаем. Иди.
– Есть, – я повернулся и пошел к помощнику начальника разведки.
Филонов встретил меня доброжелательно, долго рассказывал о дивизионной разведке, задачах, которые стояли перед ротой, дал характеристику офицерам и прапорщикам подразделения. В свою очередь, я обрадовался, что служить буду вместе с Шурой Ленцовым, с которым знакомы по учебе в училище. Филонов пригласил пообедать.
– Спасибо, Николай, не хочу, посижу во дворе, немного остыну.
– Ну, давай, я быстро, – хлопнув меня по плечу, щуплый лейтенант рванул в столовую.
Оставшись один, я постепенно приходил в себя. Назначение в разведку дивизии, конечно же, явилось полной неожиданностью. После окончания училища попасть в полковую разведку непросто, а тут сразу -
в дивизионную! Конечно, повезло, не без этого :чем-то приглянулся Нежурину, начальнику разведки, где-то показал себя, и вот результат – командир разведывательного взвода разведки соединения.
Так, рассуждая, я сидел на скамейке во дворе штаба дивизии, ожидая прибытия командира роты.
– Валерий Григорьевич, – машет Филонов , – прибыл Пащенко, идемте.
Поднявшись с помощником начальника разведки в кабинет, я увидел Удалого, распекавшего плотного капитана в фуражке с высокой тульей.
– Пащенко, когда это прекратится? Я же сказал: машину использовать только по факту оформления приказа. Что тут непонятного?
– Все понятно, товарищ капитан.
– В чем тогда дело?
– Надо было подкинуть паркетную дощечку с Марковщины, а тут ВАИ, у Ерилина оказалась старая путевка.
– Разберись и больше не допускай, Юрий Георгиевич, начальник штаба к этому относится болезненно.
– Я понял вас.
Удалый вышел из-за стола, подошел к капитану.
– Вот тебе лейтенант на место Филонова, примет третий взвод. Знакомьтесь.
– Гвардии лейтенант Марченко.
Капитан взглянул неприятным, пронизывающим взглядом, протянув руку, представился:
– Пащенко Юрий Георгиевич, командир разведывательной роты.
Показалось, ирония и сарказм буквально сквозили из слегка желтоватых глаз командира дивизионных разведчиков.
– Хотел Филонова отправить с вами, – Удалый придержал за локоть командира роты, – но прибудет утром. Сейчас давайте в «Зеленый городок», знакомь нового командира с расположением и организуй прием-передачу должности.
– Понял, товарищ капитан.
Пащенко, попрощавшись с начальником разведки, дал мне знак следовать за ним. Мы вышли на улицу к остановке автобуса 15-го маршрута. Ехали долго, практически всю дорогу молчали. Командир думал о чем-то своём, я переваривал назначение, размышляя, как лучше заявить себя в новом коллективе. Наконец-то, автобус доставил нас в «Зеленый городок», к первому месту начала моей офицерской службы.
ГЛАВА 2
Прошли КПП военного городка, командир повел в спортивный зал – эллинг, выполненный из листового железа.
– Рота на физической подготовке, Валера, представлю личному составу, – уточнил Юрий Георгиевич.
– Смирно!
Здоровый блондин в спортивной форме строевым шагом подошел к Пащенко: «Товарищ гвардии капитан, личный состав разведывательной роты занимается отработкой элементов рукопашного боя. Заместитель командира роты гвардии лейтенант Комар».
– Вольно.
– Вольно, – продублировал команду заместитель командира.
Так произошла моя первая встреча с Иваном Геннадьевичем Комаром, с которым последующая служба в разведке переросла в дружбу, теплые, замечательные отношения.
– Товарищи разведчики, – начал Юрий Георгиевич, – приказом командира дивизии на должность командира третьего разведывательного взвода назначен гвардии лейтенант Марченко Валерий Григорьевич. Прошу, как говорится, любить и жаловать.
Десятки солдатских глаз разглядывали меня. Знакомая картина: кто такой, что представляешь собой, на что способен – спрашивали глаза разведчиков. Командир уточнил заместителю порядок работы, подозвал к себе одного из сержантов.
– Попков, взвод передашь лейтенанту Марченко. Филонов будет утром.
– Есть, товарищ гвардии капитан, – ответил сержант, как понимаю, мой заместитель.
Занятия по физической подготовке под руководством Ивана Геннадьевича продолжались. Я приглядывался к разведчикам: общая физическая и специальная подготовки солдат произвели впечатление. Обратил внимание – разведчики подобраны по физическому развитию, наверное, и по личным качествам, старательно отрабатывают каты, прыжки с трамплинов, сальто, метание ножей. Несомненно, парни понравились с первого взгляда, так могут нравиться люди, которые серьезно занимаются боевой и специальной подготовкой.
Некоторое время, стоя в стороне, я наблюдал за их действиями, но, поймав взгляд одного из них, понял, что не прав. Второй раз за день снял парадный китель – что поделаешь, такой выдался день: надо и дальше заявлять себя не только перед начальником разведки, но и перед рядовыми солдатами. Случай представился сам: быстрая разминка, подход к брусьям, заскок переворотом с боку. После чего показал такую комбинацию, за которую в школьные годы мне рукоплескал зал Парабельского Дома культуры на спортивной олимпиаде. Знакомство с разведчиками состоялось. Мне ли не знать, отслужившему срочную службу солдатом, сержантом, как ревностно смотрят подчиненные на своих командиров в вопросах физической подготовки? Заявка сделана, будем разбираться дальше.
– Трофимов, роту в расположение, через пятнадцать минут построение на чистку оружия.
– Есть, товарищ лейтенант.
– Разойдись.
Через пару минут разведчики, выскочив на улицу, последовали с песней в казарму. Ко мне подошел заместитель командира роты:
– Иван.
– Валерий, – взаимное рукопожатие соединило нас на долгие годы.
– Как устроился?
– Пока никак, в гостинице.
– Ничего, поможем. Сейчас пойдем в роту, познакомишься с офицерами, прапорщиками, посмотришь на своих парней. В общем, вникай.
– Понятно.
Не успели с Комаром зайти в казарму, навстречу кинулся высокий лейтенант – Шура Ленцов:
– Привет, 5 рота.
Обнялись, хлопая друг друга по спинам. Шура рассказал о первых впечатлениях офицерской службы, потом подытожил:
– Все в порядке, Валера, тебе понравится, главное – коллектив толковый и бойцы на подбор. Разберешься быстро.
– Александр Иванович, передай офицерам и прапорщикам – всем в канцелярию, – крикнул в открытую дверь здоровенный лейтенант.
– Ладно, потом поговорим, командир собирает всех тебя представлять.
Минут через пять все были в сборе. Тесная канцелярия едва умещала командный состав подразделения. Кому-то пришлось стоять у дверей, прислонившись к косяку.
– Товарищи офицеры, представляю, – Пащенко встал из-за стола, – командир третьего разведывательного взвода, гвардии лейтенант Марченко Валерий Григорьевич.
На меня смотрели свыше десятка офицеров и прапорщиков, с кем предстояло начинать командирскую деятельность.
– С Комаром уже познакомился – мой заместитель, теперь заместитель по политической части – Гришин Владимир Николаевич. Встал высокий лейтенант, крепко пожавший мне руку.
– Заместитель по радио и радиотехнической разведке Родин Анатолий Артемович.
Парень с погонами старшего лейтенанта сжал руку так, что она занемела.
– Ленцова, как понимаю, знаешь, значит, служба пойдет веселей – представил следующего офицера:
– Командир второго взвода Юрий Хижняк.
Жгучий брюнет показал в улыбке доброжелательность и сразу расположил к себе. Юрка стал другом, с которым можно было, не таясь, говорить обо всех делах и проблемах. Мы и теперь добрые друзья, спустя много лет после службы в разведке.
– Командир взвода радиотехнической разведки старший лейтенант Коробицын Сергей Александрович, – Юрий Георгиевич кивнул на интеллигентного вида офицера.
– Командир взвода связи лейтенант Алексеенко Владимир, – продолжал Пащенко.
– Переводчик, он же начальник штаба, старший лейтенант Ханов Владимир.
Смуглый, с черными усами, застенчивый с виду переводчик , кивнул головой.
– Старшина роты Андрейчук Николай Владимирович.
Подтянутый, в портупее, старшина с достоинством протянул руку.
– Вот и весь наш коллектив, Валера, пока нет техника роты и химика, скоро подберем. Так что вливайся, как положено.
Все засмеялись, понимая, что официальная часть закончена и можно расслабиться.
– Понял, товарищ гвардии капитан.
– Ты пока ничего не понял, – Ленцов зажмурил глаза, – потом объясню.
Смех дружного коллектива означал, что за этим кроется гораздо большее, чем могло показаться на первый взгляд.
После представления Пащенко уточнил решаемые ротой задачи. Мне приказал:
– Не дожидаясь Филонова, иди во взвод, принимай имущество, оружие, снаряжение. Попков, твой заместитель, все знает, расскажет, покажет. Возникнут вопросы – подходи. По имуществу – к старшине роты.
– Есть, понял.
Вместе с офицерами я вышел в коридор просторной казармы, сориентировался, где находится расположение взвода. Личный состав, получив оружие, занимался его обслуживанием.
– Товарищ гвардии лейтенант, взвод занимается чисткой оружия. Заместитель командира взвода сержант Попков.
– Хорошо, Попков, я пока ознакомлюсь с расположением, посмотрю тумбочки, после сдачи оружия – ко мне: разберемся по имуществу, комплектацией РД, химзащитой.
– Есть.
Я прошелся по расположению, зашел в Ленинскую комнату, подсобные помещения. Компактное размещение, ничего лишнего – неплохие бытовые условия.
К вечеру принял взвод по видам довольствия, в Ленинской комнате побеседовал с разведчиками. Мысленно удивился, что во взводе по штату всего 14 человек – немного для того, чтобы успешно командовать подразделением. Солдаты и сержанты слушали внимательно. Рассказал им о себе, о том, что в десантное училище поступил, отслужив армию на должностях рядового и сержантского состава. Это немаловажно для военнослужащих срочной службы: факт того, что их командир не понаслышке знает солдатскую жизнь, поднимает его авторитет на несколько порядков. С точки зрения солдатской логики, если командир прошел действительную военную службу, значит знает почем фунт лиха, будет справедливо решать вопросы жизни и быта.
Знакомство с офицерским составом продолжилось вечером в неформальной обстановке. Шура Ленцов правильно заметил: я еще плохо понимал, что значит представиться «как положено» и первая встреча за круглым столом показала – этому надо учиться. Но главное было в другом: рядом со мной оказались настоящие парни, с кем вместе пошли по нелегкой службе в разведке и потом окунулись в горнило афганской войны.
Заместитель командира роты по политической части гвардии лейтенант Гришин Владимир Николаевич окончил Свердловское высшее танково-артиллерийское политическое училище, стал непревзойденным политработником и командиром в одном лице, способным вести за собой дружный коллектив разведчиков. Спокойный, располагающий к себе, душевный, но справедливо строгий офицер был востребован не только рядовыми разведчиками, но и нами – офицерами, прапорщиками роты. Владимир Николаевич прекрасно знал вооружение, уверенно владел им и являлся примером в выполнении учебных стрельб на стрельбище, директрисе боевых машин. Занятия по политической подготовке проводил интересно, в более широких рамках программы учебных занятий.
Мне посчастливилось перенять у Владимира Николаевича лучшие качества политработника, которые пригодились позже, когда я командовал разведывательными подразделениями парашютно-десантных полков. Там штатным расписанием заместители по политической части не были предусмотрены, и мне приходилось быть и командиром подразделения, и политработником в одном лице – нести на себе груз партийно-политической работы. Ответственность и нагрузка была двойная: много времени уходило на повседневную бумажную работу, но это давало возможность глубже работать с личным составом, понимать, чем дышат солдаты, а при необходимости шуткой, нужным словом поддержать, подбодрить. Для рядового состава понимание и поддержка – большое дело, тем более для нас, разведчиков. Впоследствии в Афганистане очень пригодились навыки познания солдатской души, заложенные в коллективе принципы взаимоподдержки и выручки. Сейчас можно признаться в том, что, уходя на боевые задания, я не всегда был уверен в благополучном возвращении на базу. Но в любом случае, командиру необходимо было уверовать в каждого разведчика, как и в то, что человеческий фактор не допустит сбоя, не поставит под срыв выполнение боевой задачи. В этом есть и обратная связь: такие качества командира, как личный пример, справедливая требовательность, опыт срочной службы давали положительный результат – солдат верил командиру. В разведке это неоценимо важный момент.
Командир роты Пащенко Юрий Георгиевич имел солидный стаж в командовании парашютно-десантным подразделением и огромный опыт работы с личным составом, но отдельная разведывательная рота дивизии – совершенно другая специфика командирской деятельности. Имея статус отдельной части, она вбирала в себя огромный объем штабной работы, документооборота, обеспечения по видам довольствия, реагирования на приказы командира дивизии. Ведение документации отвлекало командира от учебно-боевых занятий, но являлось необходимой частью служебной деятельности. Кроме этого, командир дивизионных разведчиков всегда находился на виду у командиров частей, командования дивизии. Ответственность на нем лежала огромная. Более того, на одном из совещаний командир дивизии гвардии полковник Рябченко сказал Юрию Георгиевичу о том, что офицерский состав отдельной разведывательной роты – резерв на вышестоящие должности. Высокому доверию командира соединения офицеры-разведчики соответствовали: летом 1979 года на должность командира 4-й парашютно-десантной роты 317-го полка убыл Юра Хижняк, минуя при этом должность заместителя командира роты. Начальником связи парашютно-десантного батальона этого же полка выдвинут Володя Алексеенко – командир наших связистов. Командир роты Юрий Георгиевич Пащенко после ввода в Афганистан, был назначен командиром парашютно-десантного батальона, опять же минуя должность заместителя командира батальона. За 1980 год на повышение ушли все офицеры роты, прибывшие в разведку дивизии, а Иван Комар в течение следующего года вырос до командира батальона. Саша Чернега, прибывший на место Юры Хижняка, убыл на должность командира 9-й роты 317-го парашютно-десантного полка, впоследствие проявив себя мужественным офицером в боях под Кандагаром. Володя Гришин стал заместителем командира батальона по политической части в 350-м парашютно-десантном полку. Да и ко мне судьба отнеслась благосклонно: вскоре я стал заместителем командира разведывательной роты дивизии, а через три месяца возглавил разведывательную роту боевого и знаменитого в Афганистане «полтинника» – 350-го гвардейского парашютно-десантного полка. Но это к слову.
Юрий Георгиевич Пащенко пользовался заслуженным авторитетом у личного состава разведчиков – самый старший по возрасту, имел большой опыт офицерской деятельности. Хорошо разбираясь в людях, он подобрал коллектив офицеров, прапорщиков, которые не считались с личным временем и полностью отдавали себя службе. Ему удалось сколотить подразделение настоящих разведчиков, способных самостоятельно решать любые задачи. Перед моим приходом в роту произошла замена офицерского состава. Прежний коллектив не оправдал надежды командования дивизии, офицеров направили в другие места службы. С приходом в дивизионную разведку меня и Ленцова, завершился процесс формирования роты. Это произошло ровно за год до начала афганских событий, но этого времени оказалось достаточным, чтобы новый командный состав с полной силой, без раскачки, приступил к выполнению плана боевой, политической и специальной подготовки.
С этого момента началась суровая служба в разведке дивизии. Учебно-боевая работа закрутила так, что свободного времени для того, чтобы как-то устроиться, решить личные проблемы, совершенно не было. Жена самостоятельно нашла сдаваемую комнату в доме на Московском проспекте, в которую мы переселились из гостиницы, искала работу. Я же с раннего утра до позднего вечера занимался с личным составом боевой и политической подготовкой. Офицерский коллектив сплачивался, мужал, становился цементирующей силой дивизионных разведчиков. Итог нашей деятельности подвел Афганистан: за первые два года активных боевых действий в составе сформированного коллектива мы не понесли ни одной боевой потери. Это несомненная заслуга офицерского состава, прапорщиков 80-й отдельной разведывательной роты.
ГЛАВА 3
Немного расскажу о них, самоотверженных офицерах и прапорщиках дивизионной разведки, ковавших боевую и политическую подготовку подразделения, делавших свое дело честно и добросовестно. Это даже не рассказ, а некоторые заметки о черточках характера боевых друзей, с кем я делил радости и печали, успехи и неудачи нелегкой службы.
Заместитель командира роты по связи и радиоразведке гвардии старший лейтенант Родин Анатолий Артемович – яркая личность, работяга, требовательный, энергичный крепыш, способный днями и ночами решать вопросы связи, боевой учебы, дисциплины. Простой по натуре парень со стороны нас, офицеров, часто подвергался розыгрышам, но это всегда нами делалось незло, с юмором, с единнственной целью как-то отвлечься от суровой повседневности. Артемыч терпел какое-то время "подначки", затем, хватал табуретку и кидался на заводилу очередного розыгрыша. Нам было интересно наблюдать за реакцией Толика, бурной, эмоциональной, и мы в очередной раз от души хохотали. Кстати, если бы он не так эмоционально и резко реагировал на наши проделки, не думаю, что его продолжали бы опять допекать.
Говоря о специфике нашего подразделения как отдельной части, нельзя не сказать о той кропотливой работе, которую выполнял гвардии старший лейтенант Владимир Ханов, военный переводчик разведывательной роты. Он возглавлял штаб разведывательного подразделения, вел ежедневную работу, без которой нельзя было представить отдельную часть соединения. Володя Ханов, человек высокопорядочный, сдержанный, имел своеобразное чувство юмора, был тихим, можно сказать, малозаметным офицером, но без него не решался ни один организационный вопрос деятельности разведчиков: план боевой подготовки, расписание занятий, увязка во взаимодействии элементов боевой учебы – все это лежало на военном переводчике. Параллельно он проводил занятия по изучению иностранных языков в рамках тематики допроса военнопленных, опроса местных жителей, что также входило в программу подготовки разведчиков.
О старшине дивизионных разведчиков Николае Владимировиче Андрейчуке можно говорить долго. Он прошел службу рядовым солдатом, сержантом, окончил «школу абвера» в Гайжюнае (учебное подразделение 44-й учебной дивизии, готовившее прапорщиков для ВДВ). Пришел в разведывательную роту, которую сделал такой, какой она стала: передовым подразделением 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Его заслугой явился непререкаемый авторитет среди личного состава. Товарищ старшина! Это, значит, в роте жесткий порядок, высокая служба внутреннего наряда, дисциплина, надлежащая форма одежды. Товарищ старшина! – Это высочайший авторитет и уважение к человеку, который был для разведчиков командиром и старшим товарищем. Свой непререкаемый авторитет старшина дивизионных разведчиков пронес через десятилетия. И поныне на встречах ветеранов 80-й отдельной разведывательной роты, после смерти Ивана Комара, право принятия доклада принадлежит старшине роты Андрейчуку Николаю Владимировичу. Это высокая честь, завоеванная трудом, порядочностью и личным примером человека, отдавшего душу разведке.
Старший техник роты Слободов Петр Николаевич пришел в роту позднее, окончив школу прапорщиков в 1979 году. Завоевал авторитет среди механиков-водителей боевых машин как человек, разбирающийся в технике, способный организовать ремонтные работы учебно-боевой группы после вождения, практических стрельб, поддерживающий технику в должном состоянии. Парк боевых машин под его руководством отвечал всем требованиям хранения, сбережения техники, как боевой, так и учебно-боевой группы. Более того, Петро поступил учиться в институт на заочную форму обучения, который в последствии успешно закончил. Веселый, неунывающий, солдаты его любили, общались на уровне специалистов. В этом смысле он был доступен, понятен, всегда болел за порученное ему дело. Петр Николаевич безвременно ушел из жизни в сентябре 2008 года.
Командиры разведывательных взводов вписывались в общую структуру подразделения как офицеры, непосредственно готовившие разведчиков по плану боевой и политической подготовки. Ответственность за учебу, службу войск, дисциплину, порядок и личную подготовку каждого разведчика лежала на нас – командирах разведывательных и специальных взводов. Командир взвода – это фигура в воинском коллективе, первичное звено офицерской должности, которое в своем взводе отвечало буквально за все. Даже за то, на каком боку спит солдат, как наматывает портянку, как ходит оправляться – за это также отвечал командир разведывательного взвода.
Высокого гусарского роста гвардии лейтенант Александр Ленцов, будущий генерал-майор, командир воздушно-десантного соединения, заместитель командующего ВДВ обладал неуемной энергией, инициативой, которую командиру роты приходилось сдерживать. С Шурой мы учились в параллельных ротах, знали друг друга, поэтому встреча на службе в разведке для нас была радостной. Человек веселого, беззаботного нрава, полный сил, оптимизма, всегда брался за любое дело с энтузиазмом. Ему был не чужд здоровый соревновательный дух, своих разведчиков он всегда выделял, заявляя, что они у него лучшие не только в роте, но и во всей Галактике. Это нормальный процесс, который зажигал меня и Юру Хижняка, командовавшего вторым взводом.
Юра – рубаха-парень: музыкальный, заводной, веселый, имевший на все случаи жизни десятки поговорок, анекдотов. Играл на гитаре, баяне, пел, развлекал разведчиков до гомерического смеха. Похожий на цыгана не только смуглостью, но и задорностью, он великолепно создавал теплую дружескую атмосферу в коллективе. С ним можно хоть куда. Такой вот добрый, замечательный коллектив офицеров и прапорщиков 80-й отдельной разведывательной роты собрался осенью 1978 года, за год до ввода в Афганистан.
Осеннюю проверку рота сдала на удовлетворительную оценку, которая не устраивала ни разведчиков, ни командование соединения, поэтому с наступлением зимнего периода обучения началась кропотливая работа. Разведывательным отделом дивизии под руководством начальника разведки соединения гвардии капитана Удалого был разработан план зимнего разведывательного выхода. Он предполагал комплекс мероприятий по совершенствованию боевой подготовки личного состава разведчиков в условиях приближенных к боевым. Сформированы разведывательные группы, которые необходимо было готовить до способности выполнять учебно-боевые задачи в глубоком тылу противника в автономном режиме. Необходимо отметить, что работа разведывательных подразделений, выполнение ими специальных задач, решалась совместно с другими частями дивизии. Действовал единый план, разработанный штабом соединения под руководством гвардии подполковника Чернова. Как уже говорилось, на нас разведчиков, особое внимание обращал командир дивизии гвардии полковник Рябченко. Мы всегда были в поле его зрения, поэтому разведотдел соединения, готовя план разведывательного выхода, учитывал многие составляющие. С одной стороны, отрабатывались чисто специфические задачи для разведывательных подразделений: ведение разведки, поиск, засадные действия, вскрытие объектов противника с переходами на большие расстояния. С другой стороны, обязательным порядком решались вопросы огневой подготовки применительно к курсу стрельб, оружия массового поражения, включая нормативную базу, вождения боевых машин. Дело в том, что на итоговых проверках первый блок вопросов проверяли разведывательные отделы соединения и ВДВ. С огневой, политической, воздушно-десантной подготовкой, в том числе, швартовкой техники, вождением боевых машин дело обстояло иначе – сдавали по общему принципу парашютно-десантных подразделений. Важным являлась необходимость расчета временных показателей, взаимодействие с другими частями дивизии в использовании стрельбищ, директрис, трасс для отработки вождения днем и ночью.
План парашютных прыжков разведчики выполняли на «отлично». Рота перешла на управляемые парашютные системы Д-6, освоила их, совершая прыжки с самолетов военно-транспортной авиации. Офицеры успевали сделать по два-три прыжка, чтобы выполнить годовую программу: младшим офицерам – 6 прыжков в год, старшим офицерам и прапорщикам – по 4 – тогда нам засчитывался месяц за полтора на выслугу лет. Парашютные прыжки планировались заранее. Подъем личного состава проводили в 4.00 утра, затем завтрак, сбор, совершение марш-броска из «Зеленого городка» в Журжево (через весь город), на аэродром взлета. Накануне в обязательном порядке проводили предпрыжковую тренировку. Каждому разведчику выставлялась оценка на готовность совершения прыжка с парашютом. Мероприятие увязывалось по времени, этапам, и ни в коем случае не допускались сбои.
Что касается прыжков с парашютом, заместитель командира дивизии по ВДП гвардии полковник Отливанчик всегда давал разведчикам режим особого благоприятствования – мы уходили в небо первыми, десантировались и решали вопросы ведения разведки с площадки приземления. Выполнив ближайшую задачу, в течение нескольких суток в составе разведывательных групп проводили поиск объектов условного противника, вели разведку местности, организовывали засады. В учебном центре «Лосвидо» выполняли учебные стрельбы из стрелкового оружия, вооружения боевой машины, совершенствовали навыки вождения техники.
Вопросами воздушно-десантной подготовки занимался Иван Комар, как заместитель командира роты – инструктор ВДП. Оборудованный комплекс позволял проводить занятия по воздушно-десантной подготовке в полном объеме. Отрабатывали элементы прыжка с парашютом по этапам: с трамплина, при гашении купола в момент протаскивания, в чрезвычайных ситуациях. Командиры взводов лично проводили занятия, тренировали разведчиков, готовили их к совершению парашютных прыжков.
Не могу не рассказать о двух драматичных моментах, связанных с парашютными прыжками, случившихся с офицерами. Очередные прыжки с самолета Ил-76М проходили планово без последующего решения задач. В составе роты мы организованно прибыли на аэродром взлета «Журжево», подготовили личный состав, надели парашюты, зашвартовали оружие, снаряжение, после чего по рулежной дорожке двумя потоками двинулись к самолету. В этот момент совершил посадку «Ил» и по рулежной дорожке медленно двигался навстречу нам. Иван Комар, Юрка Хижняк и я были экипированы легко – без оружия и РД, поэтому оторвались вперед от основной группы парашютистов. Самолет поравнялся с нами, консоль левого крыла медленно прошла над головами. Потом все и случилось… Когда самолет оказался за нашими спинами, мы трое попали в воздушный поток работающих турбин. Нас пригнуло потоком воздуха, кинуло на землю и погнало с огромной скоростью – метров 100 летели по бетонке, пока не ослабло реактивное действие тяги. Нам повезло в том, что потоком воздуха не распустило купола парашютов, которые бы превратились в парус. Тогда могла бы случиться беда – нас просто размазало бы по бетонной дорожке.
Другой чрезвычайный случай произошел опять же с Иваном Комаром зимой во время совершения прыжков с парашютом с Ила. Иван Комар, командиры взводов были выпускающими – очень ответственная задача. Взлет, набор высоты, выпускающие готовили парашютистов к прыжку. Проходили каждый по своему борту и зацепляли карабины камер стабилизирующих парашютов за трос десантного оборудования самолета, проверяли швартовку оружия, снаряжения десантников. Выпускающим было очень неудобно передвигаться в зимней одежде между сидящими друг к другу лицом двумя потоками парашютистов. Мы отстегивали ножные охваты своих парашютов, что делало свободней передвижение по самолету, и готовили разведчиков к выброске. После проведенной подготовки их снова застегивали, проверяли сами себя и также готовились к прыжку. В этот раз Иван Комар забыл застегнуть ножные охваты и, выпустив парашютистов в правую дверь, покинул самолет. При открытии парашюта динамический удар практически вытряхнул Ивана из подвесной системы. Он зацепился за нее руками и до самой земли спускался на куполе в подвешенном состоянии и, слава богу, удачно приземлился. Ситуация жуткая, вывод один: никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя расслабляться.
ГЛАВА 4
Начальник разведки дивизии капитан Удалый проводил занятия с офицерским составом роты, делая упор на организацию иностранных армий, входивших в состав Североатлантического альянса (НАТО). Конец 70-х годов относился ко времени, когда военная доктрина СССР не считала альянс дружественной нам организацией, поэтому 103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия сосредоточила усилия на этом направлении. Военная составляющая европейского театра нами, разведчиками, изучалась досконально – вооружение, тактика действий, дислокация.
Североатлантический блок сформировался в 1949 году, как военно-политический союз, и сразу же направил свои устремления против социалистических стран и национально-освободительного движения. В рамках НАТО, в состав которого вошли 14 государств, было создано объединенное военное командование со штаб-квартирой в Брюсселе, координировавшее действия вооруженных сил стран-участниц. Только в Федеративной Республике Германии «Бундесвер»,вооруженные силы страны, имел около полумиллиона человек личного состава, в том числе: сухопутные силы – 342 тысячи человек (12 мотопехотных дивизий, 4 танковые дивизии, одна воздушно-десантная дивизия, горно-пехотная дивизия, сведенные в три армейских корпуса). ВВС – 110 тысяч человек (500 боевых самолетов). ВМФ – 38 тысяч человек (188 боевых кораблей). Армия ФРГ имела на вооружении средства ракетно-ядерного нападения: дивизионы оперативно-тактических ракет «Ланс», эскадры ФРГ, оснащенные ракетами «Першинг-1А», способные нести ядерные заряды. Мы, разведчики, внимательно изучали военную структуру НАТО, чертили схемы, планы, варианты воздействия. Командно-штабные пункты, узлы связи, аэродромы, железнодорожные станции, развязки транспортных артерий, дамбы, плотины – объекты особого внимания разведчиков. Мы досконально изучали их систему охраны, обороны, состав и отрабатывали тактику проведения разведывательно-диверсионных операций.
Разведотдел дивизии имел необходимую информацию, документы, по которым мы работали, анализировали, изучали противника, который реально мог действовать против нас. Например, в ФРГ таким противником, предназначенным для борьбы с разведывательно-диверсионными группами, являлись подразделения «Хайматшютц» – «Защита Родины». Батальон «Хайматшютц» имел 760 человек личного состава, 140 автомобилей, 10 минометов, 6 безоткатных орудий, 43 пулемета, 58 гранатометов, 411 автоматических винтовок, 6 зенитных орудий, 62 радиостанции. Мы понимали: нам противостоял серьезный противник, который по специальной подготовке был ничуть не хуже нас.
США извлекли опыт из вьетнамской войны, в которой потери американцев составили 56 тысяч человек и перевели армию на профессиональную основу подготовки. Новая система формирования «обкатывалась» в постоянных учениях, локальных боевых действиях, где американцы отстаивали свои интересы в глобальном масштабе. К этому периоду «холодной войны» отношения Советского Союза и Соединенных Штатов Америки несколько нормализовались. Итогом явилось подписание в 1975 году Хельсинского соглашения. Обе сверхдержавы отказывались от военного решения политических вопросов, не доводить дело до открытой конфронтации, что уже было хорошо в межгосударственных отношениях, но это лишь внешний фон отношений стран. Пентагон подстегивал правительство США к увеличению расходов на вооружение, созданию новых типов оружия массового поражения. Со времен окончания Второй мировой войны, к концу 70-х годов, США израсходовали на военные нужды 2 триллиона долларов. В 1978 году ракетно-ядерный потенциал США включал в себя 1054 межконтинентальные ракеты наземного базирования, 656 ракет на подводных атомных лодках, имел в своем составе 380 стратегических бомбардировщиков, способных нести ядерное оружие на борту. Эти средства позволяли доставить 6500 мегатонн ядерного запаса на 11000 целей в СССР и странах социалистического содружества.
В это же время США приняли на вооружение ракеты «МХ» с кассетной боеголовкой, общее количество их составило около 300 штук. Создался флот крылатых ракет, которыми были оснащены 120 стратегических бомбардировщиков В-52. Военно-морской флот США получил 13 ядерных подводных лодок типа «Трайдент» с 24 баллистическими ракетами на борту и головками индивидуального наведения. В Западной Европе к середине 80-х годов планировалось размещение ядерных ракет, способных поражать объекты в глубоком тылу Советского Союза. Кроме этого, в Европе дислоцировались два армейских корпуса США: 5-й и 7-й, в состав которых входили по одной вышеуказанного состава механизированной, бронетанковой дивизии, механизированной бригаде, бронекавалерийскому полку, полевой артиллерии. До сих пор помнится состав механизированной дивизии США: 10 боевых батальонов – 16 тысяч человек личного состава, 216 средних танков М-60А-2, 27 легких танков «Шеридан», 54 самоходные гаубицы калибра 105 мм, 702 БТР М-113А-1, 2200 автомобилей, 64 вертолета, ПТУРС – 270 штук. Мощную силу представляла механизированная дивизия американцев, оснащенная современнейшей техникой.
К периоду ввода советских войск в Афганистан США создали корпус быстрого реагирования численностью до 110 тысяч человек для участия в конфликтах за пределами Североатлантического блока. В его состав вошли 82-я воздушно-десантная и 101-я десантно-штурмовые дивизии, 5-я и 7-я группы специальных операций, 4-я группа психологических мероприятий, 96-й батальон по работе с гражданским населением. Командующий корпусом быстрого реагирования генерал-лейтенант В. Ф. Уорнер, участник войны в Корее и Вьетнаме, однажды заявил: «Корпус может через 18 часов отбыть в любое место, где, по мнению президента, окажутся под угрозой жизненные интересы США». Эта ключевая фраза станет основополагающей во внешней политике США во все последующее время.
В 1976 году в армии США был принят в действие новый полевой устав сухопутных войск «FM-105-5». Суть данного руководящего документа представляла собой разработку ведения боевых действий США против Советской Армии в Европе. В это же время американский журнал «Милитари ревю» писал: «На Европу, как на базу американских войск, нельзя полагаться, сейчас более важное стратегическое положение приобретает Камчатка. Лишение Советского Союза Петропавловска-на-Камчатке, контроля над воздушными и морскими коммуникациями в этом районе, решительным образом повлияет на положение СССР, как Тихоокеанской, так и мировой державы». И далее по тексту: «Американские вооруженные силы, необходимые для отторжения Камчатки из-под Советского контроля, в основном уже существуют».
На 1980-й год США запланировали свыше 141 млрд. долларов на военные расходы. В январе 1979 года 170 бывших генералов, адмиралов США отправили письмо президенту Соединенных Штатов Америки Дж. Картеру, в котором, под предлогом советской угрозы, настаивали на срыве мирных соглашений с Советским Союзом.
Особую напряженность нагнетала внешняя политика Китайской Народной Республики в отношении Советского Союза, которая привела к вооруженным провокациям на границе в 1969 году. После ввода ограниченного контингента советских войск в Афганистан Китай приступил к оказанию политической, военной, финансовой и материальной поддержки силам афганского сопротивления. В районе Ваханского коридора действовали боевые отряды душманов одетых в форму китайских пограничников, вооруженных китайским оружием. Десятки китайских инструкторов вели подготовку душманских боевиков в Пакистане, Иране, самом Афганистане. Кроме этого, спецслужбы Китая на своей территории готовили душманские группы для ведения диверсионно-террористической деятельности в Афганистане, осуществляя поставки оружия, боеприпасов отрядам афганского сопротивления.
Конечно же, Советский Союз мог противопоставить серьезные аргументы Западу – в полную мощь действовала организация Варшавского договора «О дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи», созданная в 1955 году. Создание Варшавского договора было вызвано агрессивной деятельностью НАТО и имело целью обеспечение безопасности стран-участниц и поддержание мира в Европе. В его состав вошли семь стран социалистического содружества: Болгария, Венгрия, ГДР, Польша, Румыния, СССР, Чехословакия и Албания (в сентябре 1968 года последняя вышла из организации Варшавского договора).
Плодотворно работал Совет Экономической Взаимопомощи, членами которого являлись: Болгария, Венгрия, Вьетнам, ГДР, Куба, Монголия, Польша, Румыния, СССР, Чехословакия. Ряд стран были в качестве наблюдателей: Ангола, Мозамбик, НДРЙ, Эфиопия. Совет Экономической Взаимопомощи ставил перед странами содружества задачи развития социалистической экономической интеграции, ускорение экономического и технического прогресса, повышение уровня индустриализации стран с менее развитой промышленностью, сближение и выравнивание уровней экономического развития. Советский Союз на 1980 год планировал:
– выработку электроэнергии довести до 1295 млрд. кВт/ час;
– нефти и газового конденсата добыть 606 млн. тонн;
– природного газа добыть 435 млрд. куб. м;
– добычу угля довести до 745 млн. тонн;
– выплавку чугуна довести до 115 млн. тонн;
– на оборону потратить 17,1 млрд. рублей.
Запад это, безусловно, учитывал: советский противовес был настолько убедителен, что соблюдался паритет по всем направлениям. Такая политическая и военная обстановка сложилась между двумя политическими системами: социализма и «загнивающего капитализма» в канун ввода советских войск в Афганистан в декабре 1979 года. Это очень важный момент – на афганской политической и военной площадке столкнулись интересы двух супердержав, ни одна из которых не хотела идти на уступки. По обе стороны афганского конфликта находились два монстра мировых политических процессов, пытавшихся за счет третьей страны решать свои геополитические задачи.
На политических занятиях в голову каждого солдата доводилась мысль об агрессивной сущности империализма, о захватнической политике США и их союзников. И напротив – Советский Союз под руководством Коммунистической партии Советского Союза, построив развитое социалистическое общество, шел к победе коммунизма. Это делали мы, офицеры-коммунисты разведывательной роты. После заместителя командира роты по политической части Владимира Николаевича Гришина мне приходилось говорить на эту тему чаще других. С одной стороны, Гришин доверил мне готовить взвод к проверкам по политической подготовке, с другой - я был заместителем секретаря партийной организации разведывательной роты. До сих пор партийный билет лежит в моем семейном архиве с отметкой об уплате членских взносов за весь период, вплоть до распада СССР. Мне и сейчас не стыдно за все 13 лет своего членства в КПСС – порученную партийную работу я выполнял честно и добросовестно. Кстати, не потому, что было такое время и мы стремились к светлому коммунистическому будущему, а потому что работу на уровне рядового члена партии я делал на совесть, как многие миллионы коммунистов страны, вершившие подвиги трудовых пятилеток. Надо сказать, что проверки политических знаний 3-й разведывательный взвод под моим командованием, сдавал только на «отлично». Это значит, роте по самой основной дисциплине ставилась именно эта оценка.
Но без курьезов не обходилось: в моем разведывательном взводе служил разведчик Бусыгин, которому очень тяжело запоминались названия стран, входивших во вражеский блок НАТО (их надо было помнить наизусть, впрочем, как и страны Варшавского договора, СЭВ…) Он зубрил днем и ночью, в наряде, используя личное время, увольнения, на стрельбах. Докладывал мне назубок – нормально, но проходило пару часов, и мозг разведчика, словно боясь перегрузки, стирал информацию.
– Бусыгин, доложи мне, какие страны входят в состав НАТО?
Все – кома, прострация, потеря сознания. Даю еще время на изучение, после чего «отличник» Советской Армии докладывает так, что от зубов отскакивает, но через два часа у Бусыгина опять улетают из памяти страны – и свои, и чужие. И так до самого дембеля я «выпытывал» у него «военную тайну» о вражеских странах с переменным успехом. А вот должности, занимаемые Леонидом Ильичом Брежневым, его титулы, которые так же требовалось знать наизусть (Генеральный секретарь ЦК КПСС; Председатель Президиума Верховного Совета СССР; председатель Совета обороны СССР; выдающийся деятель КПСС, Советского государства, международного коммунистического движения; Маршал Советского Союза; Герой Социалистического труда; четырежды Герой Советского Союза), – для разведчика Бусыгина были сложнее любой кибернетики и «кибениматики».
ГЛАВА 5
В учебно-боевых буднях разведчики мужали, набирались опыта, боевого мастерства. Наши успехи не раз отмечались командованием соединения, а глазами корреспондента дивизионной газеты «Гвардеец» это выглядело так: передо мной номер за 9 мая 1979 года. Праздничный выпуск, посвященный 34-й годовщине Победы советского народа над фашистской Германией. Приказ Министра обороны СССР Маршала Советского Союза Д. Устинова № 115 о поздравлении солдат и матросов, прапорщиков и мичманов, офицеров, генералов и адмиралов, ветеранов Вооруженных Сил, участников Великой Отечественной войны с великим праздником Победы. В рубрике «ОТЦОВСКИХ ПОДВИГОВ И ДЕЛ», статья гвардии лейтенанта А.Колотило, корреспондента дивизионной газеты, «Зрелость десантная». Вот эти строки:
«Сегодня мы рассказываем о воинах-гвардейцах, разведчиках, которыми командует коммунист гвардии лейтенант Валерий Марченко. Нелегким был путь к успеху десантников коллектива. Позади остались будни ратной учебы, занятия, проходившие в обстановке, максимально приближенной к боевой. Одним словом, пройден серьезный этап солдатского становления разведчиков.
…Воздушный корабль идет на снижение, гасит скорость. С минуты на минуту ждут начала десантирования воины разведывательной группы, возглавляемой членом КПСС Валерием Марченко. Полностью уверен командир в каждом своем подчиненном перед выполнением сложной и ответственной задачи в тылу условного противника. А те в свою очередь не выказывают ни малейших признаков волнения, беспокойства. И, конечно же, пример берут они с офицера, своего старшего товарища. Обо всём красноречиво говорят глаза разведчиков, в которых отражается решимость, спокойствие.
Резкий, громкий звук сирены заставляет в считанные доли секунды полностью собраться. Теперь все посторонние мысли исчезают, мозг работает не лихорадочно, а быстро и четко.
– Пошёл! – следует долгожданный сигнал.
И тут один за другим стремительно бросаются в люк самолета отличники-парашютисты, гвардии сержант Анатолий Попков, гвардии ефрейторы Илья Семенов, Николай Швецов. Грамотно действуют разведчики в воздухе. Опытные, смелые, сильные и ловкие, они быстро достигают земли, освобождаются от подвесных систем и покидают площадку. Когда все разведчики в сборе, гвардии лейтенант Валерий Марченко уточняет боевую задачу, высылает вперед дозорных, и разведгруппа скрыто выдвигается в указанный район. Высокую ратную выучку показывает кандидат в члены КПСС гвардии ефрейтор Илья Семенов. Под стать ему комсомольцы Игорь Хрисанов, Борис Иванов, Сергей Остриков, Виль Мухаметзянов. Не просто ночью отыскать объект «неприятеля». Но разведчики четко ориентируются на местности. Заметив парный патруль условного противника, дозорные немедленно докладывают об этом командиру. Не прекращая ведение разведки, группа останавливается, готовится к бою на случай, если вдруг будет обнаружена «неприятелем», усиливает наблюдение.
Вскоре становится очевидным, что поблизости находится отыскиваемый объект – узел связи. Используя средства радиоразведки, десантники определяют направление на него, дальность, тип работающих станций. Затем уточняют координаты объекта, вскрывают систему охраны и обороны, наносят все данные на карту, передают по радио все сведения начальнику, выславшему разведку, и приступают к выполнению последующей задачи.
За ночь воины оставляют позади в тылу условного противника несколько десятков километров. Однако, глядя на их действия, нельзя сделать вывод, что они устали.
Все поставленные задачи гвардейцы-разведчики в ту ночь выполнил на «отлично». Такой же оценкой были отмечены умения и знания воинов на состоявшихся сравнительно недавно контрольно-проверочных занятиях. Они показали настоящую боевую зрелость десантников. На итоговом занятии по политической подготовке особого внимания заслуживали ответы коммуниста гвардии ефрейтора Ильи Семенова, комсомольцев гвардии сержанта Анатолия Попкова и десантников Николая Швецова, Бориса Иванова. Этим воинам проверяющий объявил благодарность.
Отличились разведчики взвода и на итоговом занятии по огневой подготовке. В ночных условиях выполняли упражнения гвардии ефрейтор Иван Изьо, комсомольцы Виль Мухаметзянов, Борис Иванов и другие воины. Тем не менее, сложные условия не повлияли на качество стрельбы десантников. С первых выстрелов поражали все цели разведчики, показывая снайперскую выучку. По праву их стрельба была оценена высшим баллом.
Одним словом, образец грамотных и умелых действий продемонстрировали десантники взвода на всех контрольно-проверочных занятиях, в том числе и по инженерной подготовке. Здесь самыми первыми справились с поставленной задачей воины отделения гвардии сержанта Анатолия Попкова. Время установленного норматива гвардейцы перекрыли на 20%, за что были поощрены командиром взвода.
Оказались на высоте также молодые воины. Среди них и гвардии рядовой Геннадий Баравков. Кандидат в мастера спорта по вольной борьбе, добросовестный и трудолюбивый десантник, он быстро овладел сложной специальностью разведчика, и теперь день ото дня повышает уровень своих теоретических знаний, совершенствует практические навыки.
По-гвардейски встретили большой и радостный праздник – День Победы – десантники взвода гвардии лейтенанта Валерия Марченко. Достойные наследники боевой славы отцов, они свято хранят и приумножают славные традиции Вооруженных Сил СССР».
Вот общий фон накала учебно-боевых будней за полгода до входа в Афганистан. Так или иначе он отражает обстановку того времени: коммунисты и комсомольцы впереди, с них берут пример остальные, ориентируются в ратных делах. В этой статье читаем дальше: «Выполняя социалистические обязательства, воины повседневно проявляли горячее стремление к совершенству своей десантно-полевой выучки, повышению уровня мастерства. И это помогает гвардейцам преодолевать все трудности, покорять намеченные рубежи. Подразделение воинов-разведчиков в зимней учебе полностью выполнило социалистические обязательства. В роте подготовлено 65% специалистов первого и второго класса, все десантники здесь – значкисты ВСК, спортсмены-разрядники».
Высокую оценку разведчикам давало командование соединения, с серьезной подготовкой подходила разведка дивизии к началу боевых действий в Афганистане. Бытует известная фраза: «Хочешь мира – готовься к войне», и разведчики готовились к ней, следуя основному правилу: чтобы выжить – учись воевать. На земле Беларуси мы, офицеры-разведчики, постигая искусство войны, уже раскрывавшей свои объятья, учились сами и учили солдат, как надо воевать в современном бою. Чтобы понять накал учебно-боевых занятий, вернемся в ноябрь 1978 года.
Начальник разведки дивизии, командование роты проанализировали итоги осенней проверки 1978 года, в результате которых выявились недостатки, ошибки, недоработки командного состава. Зимний период обучения планировался с учетом выводов итоговых занятий прошедшей осени. Были определены основные направления деятельности офицерского состава, которыми стали: боевая и политическая подготовка, совершенствование материальной базы, воспитание личного состава, несение службы во внутреннем наряде. Надо сказать, что нарядов для отдельной разведывательной роты выпадало немного, и они не мешали выполнению плана учебных занятий. Мы, офицеры, ходили в качестве начальников патрулей по Витебскому гарнизону, редко – начальниками караулов в «Зеленом городке». Больше времени у нас отнимали хозяйственные работы и создание материально-технической базы в учебном центре «Лосвидо», где разведчики занимались строительством директрисы боевых машин. Тем не менее, максимально изыскивали любую возможность, чтобы сделать несколько заездов на БМД без практической стрельбы. Учили экипажи чувствовать время выполнения элементов 3-го упражнения из боевой машины десанта, делать «дорожку» при стрельбе по пулеметным целям, затем отрабатывали упражнение в целом. Офицеры подразделения, личный состав валились с ног от усталости.
Помнится случай, Александра Ленцова после нескольких суток занятий в Лосвидо поставили в наряд по гарнизону. Начальником патруля; он добросовестно отслужил очередные сутки и пришел в роту для сдачи оружия. Усталость лейтенанта была настолько очевидной, что, вытащив пистолет для разряжения, он, не вынимая магазин из пистолета, дослал патрон в патронник и сделал (как он думал) контрольный спуск. Конечно, раздался выстрел, Шура, остолбенев, снова нажимает на спуск – еще выстрел, только тогда соображает, что магазин на месте, и стрелять можно до полного его опустошения. Вынул магазин, патрон из ствола пистолета, завершив, наконец, процедуру контрольным спуском.
Достигнутые результаты не радовали нас, потому что мы знали, чувствовали: до совершенства еще далеко и надо много работать. Это понимал офицерский состав, разведывательный отдел дивизии. Проходившие накануне, летом 1978 года, учения так же вскрыли ряд недостатков, которые учитывались в дальнейшей учебно-боевой деятельности. Зимний период обучения 1978-1979 гг. готовился, как я говорил, основательно, с учетом упущенных возможностей. Совершили несколько прыжков с Ил-76М на площадку «Беловодка» под Полоцком, отработали несколько длинных переходов с ведением разведки объектов. Надо сказать, что зима того года выпала снежной, морозной, даже мне, сибиряку, было откровенно прохладно, а моим подчиненным южанам приходилось вдвойне тяжелей. Но план зимнего выхода все равно не менялся, разведывательные группы парашютным способом были выброшены на уже известную площадку, в пунктах сбора мы стали на лыжи и приступили к выполнению учебных задач. В интересах дивизии одновременно работало 12 разведывательных групп…
…Мороз крепчал и доходил до37 градусов по Цельсию. Несомненно, большую роль сыграла тренировка в закаливании личного состава. С началом зимнего периода обучения командиром роты Пащенко было принято решение – за полтора часа до обеда совершать ежедневные пробежки в составе подразделения. Юрий Георгиевич поручил мне возглавить кроссовую подготовку личного состава по закаливанию в зимний период. Командир роты учитывал, что я сибиряк, в десантном училище занимался зимним плаванием, бегал на лыжах и мог достаточно профессионально проводить занятия по закаливанию разведчиков. Делал я это следующим образом: строил в казарме роту, на выходе из расположения дежурный по роте устанавливал трамплин, личный состав в колонну по одному, разбегаясь, делал сальто через препятствие и бежал на улицу строиться. После чего я становился во главе подразделения, и мы бежали 9 километров по маршруту: «Зеленый городок» – поселок Тарный – мясокомбинат – «Зеленый городок». Форма одежды № 2 – голый торс.
Марш-броски закаляли парней, и я не помню случаев заболеваний гриппом, ОРЗ, другими простудными заболеваниями. Думаю, излишне говорить, как здорово помогли нам в горах Афгана тренировки в закаливании и выработка маршевой втянутости методом бросков. После ввода в Афганистан мы сутками выполняли боевые задачи в горной местности морозной афганской зимой 1980 года, и закалка, полученная ранее, не только пригодилась, она спасала нас. Понадобилась она и сейчас...
Каждая разведывательная группа получила задачу по ведению разведки в полосе действий условного противника. Надо было не только обнаружить предполагаемые объекты разведки, но и установить их систему охраны, обороны, выявить уязвимые места проведения диверсионных действий, то есть, говоря языком разведчиков, вскрыть объекты. Снег был выше человеческого роста, и все бы ничего, но три разведчика моей группы впервые в жизни увидели лыжи. Очень тяжело давался переход Сергею Сафарову, Геннадию Баравкову (оба из Душанбе), спортсмены-борцы, а вот на лыжах никогда не стояли. (В Афганистан Сафаров входил в качестве моего заместителя, а после увольнения в запас в мае 1980 года, моим заместителем стал Геннадий Баравков). Борис Иванов, родившийся во Фрунзе, также тяжело переносил морозную зиму и сложнейшие переходы на лыжах в тылу условного противника. В среднем суточный переход составлял до 60-ти километров по лесам Витебской области, но разведчики выдержали испытание суровой зимой и лютым морозом. Падали на ходу, засыпали, приходилось будить, тормошить, применять не только понятные всем мать-перемать, но и физическую силу – они вставали, двигались дальше и выполняли задачи. Паники не было, как не было стона, нытья – группа упорно шла к намеченной цели, успешно вскрыв объекты в назначенной полосе ведения разведки.
За двенадцать километров до базы, мы встретили разведывательную группу гвардии лейтенанта Ивана Прохора, разведчиков 350-го гвардейского парашютно-десантного полка. У Ивана солдат сломал лыжу, упал от усталости, больше не мог передвигаться. С Прохором мы приняли решение: я поведу на базу обе группы, а Иван понесет своего разведчика на себе. Останавливаться нельзя, мороз доходил до минус 40 градусов. Вперед и только вперед! К обеду мы вышли к базовому лагерю. Через пару часов Прохор вынес разведчика на своих плечах живым и здоровым, парню была оказана первая медицинская помощь (гвардии старший лейтенант Прохор Иван Иванович, выполняя боевое задание в афганской провинции Кунар, погиб смертью героя 21 марта 1980 года, похоронен в деревне Лысково Пружанского района Брестской области).
От суровой стужи досталось и мне: прихватило морозом пальцы ног, а разведывательный выход едва не стоил мне службы в качестве командира разведывательной группы. Я был вызван на заседание партийной комиссии, где члены высшего партийного органа соединения потребовали от меня отчета по вопросу обморожения личного состава. Но командиры полков, отдельных частей, в том числе, Шпак Георгий Иванович, стали на мою защиту и не позволили ретивым «политрабочим» отобрать партийный билет, что означало бы конец службы, которая не успела еще начаться. Тем не менее, этот неприятный момент не был определяющим, важным было то, что мои разведчики выдержали суровые испытания, не дали слабости овладеть душой, телом – выжили, пройдя через трудности выполнения учебно-боевой задачи.
На учебных занятиях мы преодолевали сильнейшие нагрузки, но у нас всех было четкое понимание – только обстановка, максимально приближенная к боевой, может натренировать организм к сопротивлению, к возможности выжить в сложнейших условиях. Как нам это пригодилось в Афганистане! А он был не за горами – за РЕЧКОЙ, в высоких штабах уже разрабатывались планы, на карты наносилась обстановка по оказанию интернациональной помощи... Вдоль советско-афганской границы до штатов военного времени разворачивались части и соединения, нацеленные на Афганистан, а мы, разведчики, постигали науку войны в учебных боях и походах.
В феврале 1979 года штаб дивизии спланировал очередные выходы разведывательных подразделений соединения в леса Беларуси. Разведотдел дивизии разработал комплекс мероприятий, легенды заданий для более десятка разведывательных групп, но погода словно смеялась над нами – ударила оттепель, и как результат – слякоть, туман. Лыжи пришлось нести на себе, это сразу затормозило поиск по времени. Ноги в сапогах и мокрых портянках отказывались идти по снежной кашице, пот заливал глаза. Ночью холодало, заморозки давали о себе знать, и передвигаться становилось проще. Остановки на день я делал на молочных фермах, нехитрый приют для буренок казался уютнее отеля: можно упасть на солому, вытянув сбитые ноги, закрыть глаза и немного поспать.
Переходы длились несколько суток – длинные, изнурительные, мы не «засветились» контрразведывательным группам «противника», вскрыли объекты, о чем условным шифром по радио я доложил на базу. Группе требовался отдых, и тут выяснилось, что сержант Валерий Митькин родом из Оболя, где жила его мама, родственники, грех, думаю, не воспользоваться этим удачно сложившимся обстоятельством. Принял решение: ночевку сделать в родном доме сержанта. Какая радость была для матери, увидевшей сына! Накрыт стол, на нем разносолы: бульба, сало, домашние заготовки, чай. Единственное, о чем я попросил маму разведчика – ни капли спиртного. Провал в сонное состояние произошел мгновенно, а утром свежие, накормленные домашней снедью, мы двинулись дальше решать учебно-боевые задачи. Семье Митькиных этот визит запомнился на всю оставшуюся жизнь. Судьба распорядилась так, что, спустя 25 лет, я случайно встретился с сыном сержанта Валерия Митькина, и об этом случае он мне рассказал, как о самом дорогом событии их семьи.
Восстановив силы в доме разведчика хорошим сном, я повел группу дальше. Впереди еще было много часов тяжелого пути, который необходимо не просто пройти, но и провести мероприятия, чтобы не быть обнаруженным условным противником. На отдельных участках маршрута маскировали следы лыж, сапогов. Иногда я выводил группу к населенному пункту, где имелся трактор с прицепом, договаривался с местным трактористом, чтобы он подбросил ближе километров 15 к объекту. Разведчиков я укладывал на дно тракторной тележки, забрасывал сеном, сам садился с трактористом в кабину и показывал водителю маршрут движения. У нас, офицеров-разведчиков, были зимние куртки без погон, они мало отличались от обычной гражданской одежды, поэтому я не беспокоился, что местные жители и контрразведывательные группы, работавшие по выявлению наших групп, распознают во мне командира разведчиков. Таким образом, объекты, назначенные моей разведывательной группе, были обнаружены и вскрыты в установленное время, о чем я доложил начальнику разведки дивизии. От него получил приказ о возвращении на базу. С этого момента можно было немного расслабиться и выдвигаться к базовому лагерю без особого напряжения сил и соблюдения временных параметров.
Общая задача разведывательной группы обычно делится на этапы, каждый из которых требует определенного времени на выполнение. Командир, в интересах выполняемой задачи, рассчитывает временные показатели для использования возможностей группы в получении конечного результата. Главное – не повторяться! Ни в чем: в выборе маршрута движения, способе захвата объекта, методике его уничтожения. Анализ полученной информации по задаче командир группы проводит лично для себя – начальнику разведки, у которого одновременно работают 8-10 групп, мои выводы, возможно и не нужны, потому что аналитические исследования проводит разведывательный отдел соединения на основе совокупных данных, полученных из разных источников, разными группами, в разное время и разных районах. Другое дело, если требуется уточнить достоверность той или иной разведывательной информации, то и мне придется таким же методом проводить сбор дополнительных сведений.
Разведка – постоянное творчество, которому нужна и удача, везение, а чтобы удача была удачной (извините за каламбур), ее нужно добиваться, вырывать у врага. К этому ведет долгий путь, его необходимо пройти через пот и изнеможение, ставя организм в самые невыносимые для человека условия, и преодолевать их на пределе невозможного, что достигается путем системных тренировок. Я сам себя тестировал, проверял, расчеты привязывал к реальной обстановке, приходя к наиболее разумным выводам – разведчик должен обладать способностью быстро ориентироваться в обстановке и ставить обстоятельства на службу себе, при этом всегда поддерживать профессионализм в соответствующей форме.
ГЛАВА 6
Мы нарабатывали опыт в решении разведывательно-диверсионных задач в условном тылу противника. Расскажу о разведчиках моей разведгруппы, чтобы иметь представление о парнях, служивших в разведке ВДВ в канун афганских событий. Мой заместитель и командир 1-го отделения гвардии сержант Попков Анатолий Борисович родился в 1959 году в Мурманской области. Небольшого роста крепыш редко повышал голос на подчиненных, пользовался уважением в коллективе – ему можно было доверить группу для выполнения задач, что в разведке имеет особый смысл и значение.
Гвардии ефрейтор Остриков Сергей Анатольевич, наводчик-оператор, родился в 1959 году в Волгограде. Мастер ведения огня из вооружения боевой машины десанта. Не менее спокойный, уравновешенный парень, имел авторитет в коллективе, в том числе у офицеров и прапорщиков роты.
Гвардии ефрейтор Швецов Николай Андреевич, механик-водитель БМД-1, родился в 1959 году в Мурманске. Руководил комсомольской организацией взвода, пользовался заслуженным уважением товарищей – был серьезной опорой в моей командирской деятельности.
Гвардии рядовой Иванов Борис Александрович, разведчик. Родился в 1959 году в городе Фрунзе, столице Киргизской ССР. Крепкий, накачанный парень, мой посыльный, поднимал меня по боевой тревоге в Афганистан в ночь с 10 на 11 декабря 1979 года.
Гвардии младший сержант Мухаметзянов Виль Расимович, командир 2-го отделения, родился в 1960 году в Свердловской области. В 1984 году успешно окончил Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище, став достойным офицером-десантником. При выполнении боевых задач в Афганистане получил несколько тяжелых ранений, но успешно продолжает активную деятельность на стезе воспитания молодого поколения.
Гвардии ефрейтор Клычков Михаил Николаевич, наводчик-оператор БМД, родился в 1958 году в Шкловском районе Могилевской области. Уверенно владел вооружением боевой машины десанта, учебные стрельбы выполнял на «хорошо» и «отлично».
Гвардии рядовой Орлов Александр Александрович, родился в 1959 году в Москве. Механик-водитель БМД-1, технику знал на «отлично», мастерски водил, грамотно проводил ремонтные работы. При выполнении боевой задачи в Афганистане, боевая машина, которую он вел, подорвалась на мине, Александр получил контузию. Скоропостижно скончался в 2001 году.
Гвардии рядовой Козлов Иван Владимирович, разведчик. Родился в 1959 году в Усть-Каменогорске. Физически развитый парень, способный взять любого «языка», слегка помять, но доставить живым на базу.
Гвардии рядовой Бусыгин Александр Александрович, разведчик. Родился в 1959 году в Тюменской области. О нем я уже говорил в разрезе политической подготовки. Имея тренированное тело, специальную подготовку, он принимал участие во всех показных мероприятиях. Головой разбивал кирпичную кладку, бутылки, совершал опасные трюки на трамплине с метанием ножей – мог одновременно взять нескольких «языков». Спустя четыре года после описываемых событий, Бусыгин окончил школу прапорщиков, прибыл в 108-й парашютно-десантный полк старшиной 4-й роты 2-го батальона, где я был заместителем комбата. Совсем недавно Александр позвонил мне по телефону из Великобритании, где он обосновался в последние годы. Имеет свое дело.
Гвардии младший сержант Хрисанов Игорь Алексеевич, командир 3-го отделения, родился в 1959 году в Москве. Подтянутый, требовательный младший командир. Пользовался авторитетом у подчиненных, добросовестно обучал своих разведчиков.
Гвардии ефрейтор Изьо Иван Михайлович, наводчик-оператор БМД, родился в 1959 году в Западной Украине. Пожалуй, самый, грамотный и результативный специалист по стрельбе из вооружения боевой машины десанта. Имел большой практический опыт стрельбы из ПТУРС «Малютка» по бронированным объектам условного противника, при этом все цели им поражались на «отлично».
Гвардии ефрейтор Войтович Евгений Васильевич, механик-водитель БМД-1, родился так же в Западной Украине в 1958 году. Старослужащий солдат, самый опытный в вождении боевой техники, ее обслуживании. Передавал свои знания и умения молодым механикам-водителям, вырастил достойную смену, которая в боевых условиях зарекомендовала себя с лучшей стороны.
Гвардии ефрейтор Семенов Илья Михайлович, разведчик, родился в 1958 году в Томске. Мой земляк – сибиряк, первый из солдат и сержантов срочной службы ставший кандидатом в члены КПСС, конечно же, мой помощник в деле воспитания личного состава. Добросовестный парень, имевший высокий авторитет в подразделении. С этими ребятами я начинал службу в разведке, с ними работал на разведвыходах, успешно сдавая итоговые проверки, в результате чего сложился дружный коллектив с высокой профессиональной подготовкой.
В разведке очень важна индивидуальная подготовка каждого разведчика, которая куется системными тренировками и занятиями. Специфика выполнения задач в тылу противника предполагает наличие у каждого разведчика такого набора профессиональных качеств, которые бы обеспечили выполнение задания в составе группы и каждым в отдельности. Не менее важный фактор – взаимозаменяемость в экипаже и группе. В условиях боевых действий это является необходимым атрибутом. В мае 1981 года, в одной из боевых операций, трое разведчиков разведывательной роты 350-го гвардейского парашютно-десантного полка из экипажа моей, командира роты, боевой машины получили пулевые ранения – механик-водитель в том числе. Но это не повлияло на успех боестолкновения: раненого механика заменил один из разведчиков, я – наводчика-оператора и мы в отрыве от главных сил вели бой с превосходящими силами душманского отряда. «Духи» подходили к нам на расстояние пистолетного выстрела, но взаимная выручка, локоть товарища помогли прорваться к нашей группировке…
Закончился зимний период обучения. Весной 1979 года мы готовились к сдаче проверки по боевой и политической подготовке. В составе взвода, затем подразделения, мы в палатке «окуривания» отрабатывали нормативы по защите от оружия массового поражения, проводили дезактивацию и дезинфекцию техники, личного состава. В специальную палатку «химики» размещали учебный газ – хлорпикрин, по отделениям заводили в нее разведчиков и давали команду: «Соединительная трубка порвана!», «Шлем-маска порвана!». По принятой методике разведчики, затаив дыхание, чтобы не наглотаться мерзопакостного газа, заменяли вышедшие из строя части противогаза. Сколько слез было пролито на этих тренировках!
Офицеры много работали с механиками-водителями по вождению боевых машин, отрабатывая упражнения, выносимые на проверку, порядок, технику преодоления препятствий. За полгода напряженных будней мы провели тренировки из стрелкового оружия, вооружения боевой машины, как требовал «Курс стрельб»: 50% – днем, 50% – ночью. Тем не менее, командир роты Пащенко, видимо, сомневался, что экипажи боевых машин способны уверенно выполнить 3-е упражнение из вооружения БМД-1. Для исключения обстоятельств, которые бы помешали выполнению упражнения на «отлично», им была разработана «диверсионная» операция, главным героем которой Юрий Георгиевич назначил меня. Замысел операции заключался в следующем: с автоматом АКМС и несколькими магазинами я располагался в десантном люке боевой машины. При выполнении тренировочного заезда по упражнению, когда БМД выходила на дальний рубеж, я должен был незаметно покинуть боевую машину и занять подготовленное заранее место. Когда последующие заезды экипажей шли на зачет, и стреляющий наводчик-оператор не попадал в пулеметные цели, моя задача состояла в том, чтобы одиночными выстрелами их поражать наверняка.
Проблемы начались на первом этапе: меня, видимо, заметили на пульте управления огнем и доложили об этом проверяющему подполковнику Байкееву, начальнику оперативного отдела дивизии, принявшему решение проверить дальний рубеж. На УАЗ-469 он выехал к месту моей «засады» и мне уже ничего не оставалось делать, как отползти в соседнее болото и нырнуть в него с головой. Успев занять положение в болотной жиже, чтобы не всплыть на поверхность, где оставался только нос, я замер. Байкеев в трех шагах прошел от места моего погружения, проверив канавы, окопы, возможные места, где бы мог остаться человек. Никого. Возможно, он допускал, что какой-нибудь солдатик, готовя огневой рубеж к проверочным стрельбам, мог заснуть и остаться на линии огня. Никого не обнаружив, он вернулся на пульт управления и дал команду к выполнению контрольного упражнения. Пока готовился первый заезд, на это ушло 2-3 минуты, я занял огневую позицию. А дальше – все, как по маслу: двум заездам я «подработал», сделав прицельные и никем не слышимые выстрелы. Это означало, что в копилку «отличных» оценок подразделения попали высшие оценки, заработанные не совсем праведным путем. Но и это еще не все: контрольные стрельбы заканчивались подведением итогов, а значит – построением. Последний экипаж, закончив стрельбу, разрядил вооружение БМД, возвращался на исходный рубеж. Я же, маскируясь пылью, поднятой боевой машиной, травой, складками местности полз на четвереньках метров 400, чтобы вернуться к личному составу роты, ждавшей команду на построение. В болотной вонючей тине, страшный, как черт, я приполз к своим разведчикам, успев ополоснуться, переодеться за пару минут и, как ни в чем не бывало, стать в строй. Никто не заметил, что в течение часа командир 3-го разведывательного взвода отсутствовал. Впрочем, о моей «диверсионной» вылазке знал только командир роты, а пережить мне пришлось немало: именно в этом эпизоде я впервые услышал реальный шелест пуль, летящих над головой. Звук рикошета, визг в безумном полете, конечно же, произвели впечатление. Вместе с этим пришло понимание того, что в любом случае необходимо соизмерять степень риска с принимаемым решением. Конечно же, это было взято на вооружение, как руководство в своей командирской деятельности.
Тем не менее, итоговая проверка весной 1979 года прошла успешно. О достижениях разведчиков писали в дивизионной многотиражке. Прошли комсомольские собрания взводов, подразделения, где были даны высокие оценки прошедшей проверки. В своих выступлениях комсомольцы оценили успехи, занимались критикой, вскрывали недостатки. Без критики было немыслимо ни одно выступление: бичевать не бичевали себя, но о своих недоработках мы говорили честно и справедливо. У меня сохранился протокол комсомольского собрания моего 3-го разведывательного взвода от 20 мая 1979 года. Вот его положения: с отчетным докладом выступил комсгруппорг взвода гвардии ефрейтор Сехан. Докладчик раскрыл деятельность комсомольской группы за отчетный период. Назвал фамилии: комсомолец Изьо допустил самовольную отлучку, комсомольцы Баравков, Гордеев слабоваты в политической подготовке. В докладе отмечается невысокая самокритика в оценке действий вышеуказанных разведчиков. В свою очередь выступили комсомольцы, обсуждая отчетный доклад комсомольского вожака. Комсомолец Изьо в своем выступлении осудил самоволку, сделав встречное предложение о необходимости освоения специальности молодыми наводчиками-операторами, посетовал на то, что практических стрельб из вооружения БМД-1 планируется мало. О взаимопомощи и дополнительных занятиях по специальной подготовке выступил комсомолец Мухаметзянов. Комсомолец Гаркуша высказался о недостаточной технической работе, которую надо ставить на качественно новый уровень. Комсомольца Колыхалкина волновало вождение боевых машин по 3-му упражнению. Таким образом, комсомольцы взвода подвели итоги прошедшего периода обучения, наметили задачи на следующий период. Впереди лето, а значит, план боевой и политической подготовки будет еще насыщенней. Это понимали все.
ГЛАВА 7
Весной 1979 года во взвод пришло молодое пополнение: младший сержант Нищенко, ефрейторы Панчук, Ксендиков. Окончив учебное подразделение в Гайжюнае, они прибыли для дальнейшего прохождения службы. Командир роты организовал проведение инструкторско-методических занятий по вводу молодого пополнения в строй. В отношении набора остальных солдат для разведки дивизии соблюдался следующий принцип: в учебный центр «Лосвидо» отправлялся один из офицеров нашей роты в качестве командира учебного взвода. Он занимался в лагере по программе «Курса молодого солдата», как все командиры парашютно-десантных взводов, но главной его задачей было – подбор в дивизионную разведку наиболее подготовленных солдат, которые по нашим требованиям подходили для службы в разведке. В этот раз Юрий Георгиевич доверил мне заниматься подбором молодых разведчиков.
По прибытии в «Лосвидо» я окунулся в учебный процесс: изучение уставов Вооруженных Сил, строевая, физическая, огневая подготовка, защита от оружия массового поражения, совершение прыжков с парашютом. Приглядываясь к молодым солдатам, я оценивал их, делал выводы в отношении кандидатов в разведку. За две недели моего пребывания в учебном центре я отобрал несколько человек – в последствии рядовые Пальцев, Прокопенко, Лебедев попали в мой разведывательный взвод. Но случилась нестандартная ситуация, в один из майских вечеров 1979 года, вечером, у меня начался сильный приступ аппендицита. Ночью меня доставили в медицинский батальон, а к утру прооперировали. Затем последовал послеоперационный отпуск и к молодым солдатам я уже не вернулся – командир роты нацелил меня на задачи, связанные с подготовкой материально-технической базы, устройством стрельбища и директрисы БМД. Заменил меня в учебном центре Сергей Коробицын, в последствии отобравший нам отличных парней. Мне же пришлось заниматься по следующему плану: до обеда ремонтом объектов в «Лосвидо», а после обеда отрабатывать упражнения по огневой подготовке, вождению техники. Делал это я по методике «пеший по-машинному» – без выполнения практических стрельб, соблюдая при этом главный принцип: при любом варианте развития событий – находить решения таким образом, чтобы минимально страдал процесс обучения.
Наряду с прибытием молодого пополнения весной 1979 года, в запас увольнялись опытные солдаты и сержанты, что ослабило профессиональную подготовку взвода. Пришедшим молодым солдатам в вопросах боевой и политической подготовки я уделял больше внимания. Требования к солдатам разных призывов при сдаче проверки по конечному результату были, практически, одинаковы, но молодежи приходилось «догонять» старослужащих солдат по многим дисциплинам и специфике разведывательных действий, приобретать необходимый опыт, навыки и практику.
Была ли «дедовщина» в учебном процессе среди разведчиков взвода? Мне нетрудно ответить на этот вопрос, потому что срочную службу я прошел от курсанта «учебки» до старшины роты в Забайкальском военном округе. Командирам всех степеней в работе с личным составом необходимо знать, чем дышит каждый солдат: поставит командир свою деятельность таким образом – не будет «дедовщины», будет ходить, наступая на собственные гениталии, породит и «дедовщину», и более извращенные формы искривления дисциплинарной практики. Мне, командиру взвода, положено было знать о солдате больше, чем тот знает сам о себе. Знать особенности каждого военнослужащего, слабые и сильные стороны, чувствовать за какие «струнки» и как потянуть, чтобы вызвать ту или иную реакцию. К тому же, вопрос информации во взводе я ставил не методом дешевого «стукачества», а откровенным разговором с сержантами, комсгруппоргом, солдатами, которые пользовались авторитетом в коллективе. Делал я это публично для поднятия авторитета сержантского состава, их значимости в общем деле воспитания подчиненных. Комсомольский вожак Николай Шевцов, затем, Сехан, через комсомольскую организацию также положительно влияли в этом вопросе. То есть, хочет командир искоренить проявления «дедовщины», он это сможет сделать, не хочет заниматься или того хуже – отдаст дисциплину на откуп «дедам» – пиши, пропало. В процессе подготовки и воспитания личного состава я использовал такие инструменты воздействия, которые давали положительные результаты. Взвод представлял собой дружный, сплоченный коллектив, болевший за результаты проверок, выходов, других испытаний, выпадавших на нашу долю.
Лично мне довелось быть «дедом» в течение многих лет, сержантом. Ни разу никого не ударил, не унизил, потому что всегда хватало авторитета руководить подчиненными командой, прописанной в уставе. А вот авторитет надо зарабатывать изо дня в день! Для начала надо самому научиться делать то, что положено на «отлично» и еще чуть-чуть лучше – это первая ступень признания авторитета. Потом заявить себя в интеллектуальной сфере – следующая ступень приобретения уважения в коллективе. Затем сделать так, чтобы к тебе прислушивались, с тобой считались. И главное – авторитет надо поддерживать добрыми делами каждый день и каждый час.
Ничего в этом необычного нет, жизнь есть жизнь и воинским коллективом необходимо заниматься постоянно. Солдат должен всегда быть занят, только тогда в голову молодого человека меньше лезет дурных мыслей. Грубовато, но практика показывала, что это так: молодость, задор, энергия, тестостерон должны быть управляемы. В армии для этого есть командиры, которые обязаны понимать и грамотно руководить процессами воинской службы. Это тоже один из моментов ликвидации «дедовщины», как явления, если таковая существует в воинском коллективе. Опять же возвращаюсь к тому, что командир должен видеть все, что делается в его подразделении, более того, если складывается впечатление, что у него с дисциплиной порядок – стоп!!! Здесь что-то не так, надо вникать в ситуацию в целом. При этом никакого успокоения и почивания на лаврах, иначе – быть ЧП. Процесс воспитания личного состава – это постоянный процесс, который должен иметь системный характер. Хочу отметить – для нас, офицеров-разведчиков, не было разницы, из какого взвода солдат расстегнут, опоздал в строй – он получал замечание от любого офицера, который видел то или иное нарушение. Можно много говорить о методике воспитательной работы воинского коллектива, но важно понимать – она должна вестись непрерывно.
Лето 1979 года для разведчиков дивизии характерно тем, что разведывательные подразделения соединения отрабатывали совершение прыжков с парашютом с самолетов военно-транспортной авиации, проводили учебно-боевые мероприятия по ведению разведки с переходами на большие расстояния. Разведка применялась в действии по полной программе: офицеры, прапорщики в семьях бывали нечасто: забегали иногда на ночь, чтобы привести себя в порядок, «отметиться» в семье и убыть в леса Беларуси. В этот период стало известно: в августе разведчикам соединения предстоит участвовать в стратегических учениях Белорусского военного округа с практическим десантированием с малой высоты и решением разведывательно-диверсионных задач в тылу условного противника. Началась кропотливая подготовка к учениям: отработка степеней боевой готовности с выходом в районы сосредоточения, ожидания, швартовка техники, подготовка ее к десантированию, изучение объектов вероятного противника, укладка парашютов и парашютных систем – решалось множество других вопросов.
Началом подготовки к важнейшим учениям явилась отработка задач летнего разведывательного выхода. Насыщенный план мероприятий учитывал направления деятельности, которые необходимо было отработать в полевых условиях – длительные многокилометровые переходы с вскрытием объектов условного противника, его средств ракетно-ядерного нападения, командных пунктов, штабов, аэродромов. В базовом лагере «Лосвидо» планировалось выполнение упражнений из всех видов вооружения, отработка задач по вождению боевых машин. Не менее важным являлась тренировка нормативов по защите от оружия массового поражения, физическая, строевая подготовка, работа на средствах связи. На коллектив разведчиков легла огромная нагрузка, ответственность в решении задач предстоящих учений. С одной стороны, мы были обязаны закрепить достигнутые результаты весенней проверки, с другой – не ударить лицом на важнейших маневрах Белорусского военного округа и качественно подготовиться к сдаче осенних итоговых испытаний.
В установленное штабом соединения время «Ч» разведывательные подразделения дивизии были подняты по учебно-боевой тревоге. После подготовительных мероприятий мы совершили марш-бросок в район базового лагеря, где завершили работу к проведению разведывательного выхода. На воздушно-десантном комплексе офицерский состав роты провел предварительную подготовку личного состава для совершения прыжка с парашютом. Прыжок готовился с самолета Ил-76М с оружием и снаряжением. С учетом задачи прыжка офицеры тренировали разведчиков к его совершению: каждый солдат, сержант получил не менее чем хорошую оценку за практические действия.
Начальник разведки капитан Удалый поставил учебно-боевые задачи нам, командирам разведывательных групп. В них определялась полоса ведения разведки, данные о «противнике», какие объекты необходимо установить, порядок их захвата, уничтожения (может, просто вскрыть – уничтожать будут другие), основные и запасные маршруты движения, порядок связи, взаимодействие (если это предусмотрено) с другими группами, временные показатели выполнения учебных задач и другие вопросы. В реальной действительности командирам разведывательных групп боевая задача ставится не на базе и даже не в районе подготовки к ее выполнению, а в самолете после его взлета, чтобы максимально исключить утечку любой информации о возможных действиях разведчиков.
В районе ожидания по задаче с командирами групп работает начальник разведки со своими помощниками исключительно по отвлеченным и обезличенным схемам, документам, макетам, на которых нет названия населенных пунктов, нет ничего, чтобы как-то расшифровывало замысел задания. Приведу такой пример: совсем недавно у меня состоялась встреча с моим разведчиком Мишей Гапоненко (о нем рассказ в последующих главах). Мы не виделись с ним 28 лет после его увольнения в запас. В разговоре со мной он посетовал мне: «Валерий Григорьевич, у меня все эти годы спрашивают, где и в каких местах я воевал в Афгане, а я ничего не могут ответить, потому что не знаю районы наших боевых операций». Что я мог сказать парню? «Миша, мы с тобой служили в разведке, и каждый из нас в группе должен был знать только то, что положено по задаче, но на вопросы, которые тебе задают, ты, конечно, должен отвечать, поэтому адресуй их ко мне, своему командиру. Я отвечу на все». Награжденный медалью «За отвагу», разведчик Гапоненко кивнул головой. Надеюсь, понял.
Ранним утром на машинах прибыли на аэродром «Северный». Зашвартовав оружие и снаряжение, прошли линии контроля, загрузились на борт. Взлет прошел нормально, вышли в эшелон. Перестроившись в боевой порядок, самолеты заняли коридор и следовали в район десантирования. Вроде бы все как всегда, но теперь много раз отработанные действия необходимо было применить практически, выполнить в комплексе поставленных задач. По изменению режима работающих двигателей чувствуем – идем на снижение. Огромный Ил выходил на боевой курс, гасил скорость, дрожал, проваливаясь в воздушные ямы – самолет неустойчив при выходе на скорость выброски десанта.
Свистящий гул турбин становился тише, на лицах десантников чувствовалось напряжение. Выпускающие прошли по бортам, проверив зацепление карабинов камер стабилизирующих парашютов. Волновался инженер по десантному оборудованию: пристегнувшись в кресле, поворачивал голову на левый и правый поток десанта. В момент десантирования экипаж испытывает сильнейшую психологическую нагрузку, ответственность за точность и правильность выброски парашютистов огромна. Выпускающим мне часто приходилось заходить в кабину экипажа и видеть напряженные, сосредоточенные лица тех, кто доставлял нас в район десантирования. Летчики рассказывали, что за одну выброску десанта они иногда теряли по нескольку килограммов собственного веса. Не сомневаюсь, я видел экипажи при выброске десанта.
Команда «Приготовиться»: парашютисты встали (выброска в один заход), поправили ножные охваты, оружие, правую руку положили на вытяжное кольцо, левая придерживала запасный парашют. Кое-кто глазом косил на пристегнутый к тросу карабин камеры стабилизирующего парашюта. Рампа открывается медленно. Если находиться возле нее, можно насладиться изумительным видом панорамы земли. Распахиваются двери, и поток возмущенного воздуха врывается в отсек самолета. Наступает высшая степень напряжения в ожидании команды «Пошел». Приняв устойчивое положение, согнувшись, десантники плечом и головой упираются в парашют впереди стоящего разведчика. Сирена и разрешающий зеленый сигнал. Выпускающий хлопает по плечу первого парашютиста, который тут же исчезает за бортом самолета. За ним в открытую дверь непрерывным потоком бегут парашютисты. Мощнейший удар воздушной стихии превращает в былинку любого из нас и несет к земле на стабилизирующем парашюте. «501, 502, 503 – кольцо», провал и над десантниками раскрываются купола. Парашютисты, осматриваясь, ориентируются в воздухе: купол работает, никто по нему не «бегает», в стропы не летит, уточняют направление ветра (на высотах он разный), расчетную точку приземления. По возможности скользят, подтянув несколько строп, и готовятся к приземлению. Скоро земля, она набегает, перекаты немного назад – гасится скорость по горизонту, подрабатывается стропами управления направление приземления. Удар. Вскакивают, забегая с подветренной стороны, купол гаснет, ложится на землю бесформенной массой. Кто не успел вскочить и протаскивается ветром, снизу хватает несколько строп и тянет их под себя, уменьшая площадь купола, который постепенно гаснет.
После приземления мы действуем в рамках задачи парами, тройками, в составе группы. С этого момента успех выполнения учебно-боевых вопросов зависит от личных качеств командира, индивидуальной подготовки каждого разведчика, а в целом – от боевой слаженности группы. Специальные мероприятия разведчиков в летний период выполняются с меньшими морально-психологическими сложностями. Несмотря на то, что среднесуточный переход в полосе разведки может составлять до 60 километров, теплое время года снимает многие проблемы жизнеобеспечения группы. Важнейшим условием подготовки разведчиков является тренировка на выживание в тяжелейших условиях при максимальных физических нагрузках. Снаряжение разведчика со штатным оружием при действиях в автономном режиме весит до 30 килограммов. А возьмем пулеметчика, гранатометчика с боекомплектом? Конечно же, коллективное оружие, радиостанцию несут по очереди, но в реальных боевых условиях так не всегда получается. Один из принципов разведки звучит: «Все мое – со мной».
Очень важна маршевая втянутость разведчиков, которая воспитывает способность организма к преодолению тягот и лишений при выполнении задач в тылу противника. Поэтому одна из целей разведывательного выхода – тренировка выносливости у каждого разведчика в отдельности. Скажу сразу, это главный физический параметр, которым должен обладать разведчик – остальным премудростям разведки я научу.
Покинув площадку приземления, мы собрались в пункте сбора. Минута на уточнение дальнейших действий и, словно тени, растворяемся в сосновом лесу. Головной дозор в составе двух человек, один из них – старший, опытный разведчик, уходит на маршрут, определенный мной при постановке учебно-боевой задачи. Сафаров возглавит дозор на первом этапе выхода в район ведения разведывательных действий. Ему придаю Баравкова – молодого, но физически развитого разведчика и тренирую их в движении по азимуту, ориентирам. Они знают сигналы, связь, порядок действий при обнаружении противника и неожиданной встречи с ним, порядок отхода и выхода из боя. Задача разведывательного дозора – вести группу по указанному маршруту с целью предотвращения внезапной встречи с врагом. В случае огневого контакта с ним дозор связывает противника боем и обеспечивает прикрытие основной группы, которая уходит на другой маршрут. Как это пригодилось потом в Афганистане!!!
Отрабатываю с группой самый неблагоприятный вариант для разведчиков – засадные действия условного противника. Засада – это заранее подготовленные мероприятия с выбором места проведения и нанесением максимального урона живой силе, технике противника, захватом пленных и образцов вооружения. В этом случае за противником главная составляющая – внезапность и мы можем оказаться в самом невыгодном для себя положении. Конечно, свои жизни мы просто так не отдадим, в разведке это второстепенный фактор. Главное – задача, которую надо выполнить. Второстепенность жизни для разведчика при выполнении боевого задания, может, кто-то и опротестует у меня, возможно, будет и прав. Но, уходя на задание в тыл противника, мы оставляем на базе не только свои имена, документы, знаки различия, но и любую принадлежность к разведке – в тыл противника уходят тени. Других в разведке не надо, да и других не берут: разведке нужны люди, готовые на самопожертвование во имя поставленной цели. В Афганистане, когда я работал с группой в тылу противника, рядом со мной всегда находился связист и санинструктор, которым я ставил задачу: в случае возникновения опасности моего попадания в плен – меня уничтожить. Два человека в группе официально отвечали за то, чтобы их командир живым противнику не дался. Разведчики должны драться до последней минуты жизни, и врагу не сдаваться. Почему? Ниже об этом будет много рассказано, столь много из того, что до сих пор преследует разведчиков бессонными ночами воспоминаниями страшной яви, жуткими сновидениями, так похожими на явь, от которых они просыпаются в холодном поту.
Продолжаю заниматься с группой таким образом, чтобы каждый разведчик понял не только нужный порядок действий, но и принимал грамотные решения. Засада, внезапная встреча с противником предполагает работу мелкими группами, мы рассредоточиваем внимание врага, распыляем его силы и отрываемся о преследования, собираясь в условленном месте. На ходу приступаю к тренировкам:
– Семенов, Гордеев – вы засада «противника», десять минут на выбор места. Вперед.
Пара уходит по маршруту движения и занимает условное место засады.
– Сафаров, Баравков – головной дозор, готовность через пять минут.
Приняв боевой порядок, движемся дальше, стараясь понять, где Семенов с Гордеевым засели в засаде. Дозор анализирует маршрут, задаваясь вопросом: а где бы я устроил засаду? Хорошо! Этого я добиваюсь: головной дозор должен ставить себя на место противника, чтобы просчитать засаду заранее. Но, увы, не справляемся: условный противник стреляет в упор. Мы попались, черт побери, а ведь хорошее выбрали место засады – на деревьях, один из приемов вьетнамцев, воевавших с янки во время известной войны.
– Так, хреново, ребята, работаем снова. «Засада», вперед, готовность через двадцать минут.
Довольные Семенов с Гордеевым убегают для организации новой учебной засады. Уточняю работу группы, дозорных и вновь выдвигаемся к намеченной цели, но опять пропускаем – Семенов с Гордеевым сработали на поражение. Провожу разбор наших действий, затем поэтапно отрабатываю действий группы, потом в целом. Когда дважды получилось обнаружить засаду, обойти стороной, при этом едва не захватить Гордеева «языком», делаю перерыв.
– Тридцать минут на отдых, перекусить. Следов не оставлять.
После перерыва анализирую наши действия, работу каждого разведчика и приступаю к отработке следующей ступени боевого сколачивания группы, о чем объявляю разведчикам:
– Приступаем к тренировке «домашних заготовок». Новые предложения есть?
Мне важно участие разведчиков в обсуждении профессиональных вопросов, чтобы они проявляли способность думать и могли работать на упреждение действий врага. Выслушав варианты ситуаций, которые в боевых условиях имеют реальное право на жизнь, отбираю наиболее живые, нестандартные и быстрые в исполнении. Разбиваю их на этапы, отдельные звенья, приступаю к тренировке. Когда чувствую удовлетворение от грамотных действий группы, соединяю вариант в целостный эпизод и отрабатываю ситуацию в комплексе. Достаточно. Теперь по задаче, у нас будет еще время для усложнения событий: появятся условные раненые, убитые, оказание первой помощи, эвакуация, захват «языка» и выход на базу…
Должен сказать, варианты «заготовок» не раз спасали в Афганистане от верной гибели и об этом рассказ впереди. Важно понять, что противник на своей территории, знает местность, коварен, хорошо вооружен и жаждет уничтожить врага. Мы - разведка и нам не позволительно умирать даже самой геройской смертью – для нас это мало, потому что наш героизм как раз и заключается в том, чтобы выполнить задачу командования и остаться в живых. Погибнуть в тылу противника несложно – один неверный шаг и «духи» порубят всех на куски, которые потом разбросают собакам. А вот вернуться на базу живым, решив вопросы задания, это, зачастую, подвиг, поэтому своих парней наставляю:
– Ребята, запомните – за живучесть группы боремся вместе и каждый в отдельности. Для нас главное – задание, кто не согласен со мной, пишите рапорта в парашютно-десантные подразделения.
Кажется, поняли, следуем дальше. Разведывательный дозор движется на расстоянии зрительной связи от направляющего разведчика основного состава группы. Это опытный разведчик, который ни в коем случае не должен терять из вида действующего впереди дозора. Дистанция – зрительная связь, обеспечивающая взаимное прикрытие, при этом, он не должен пропустить сигналы дозора. Связь только мимикой – сигналами, жестами: противник контролирует эфир и может легко установить местоположение группы.
За направляющим разведчиком идет санинструктор, за ним следую я. Старший дозора не всегда может принимать самостоятельные решения на те или иные действия – необходимо мое вмешательство. С этого положения мне проще выдвинуться к нему, чтобы лично оценить обстановку для последующего принятия решения или старшего дозора сигналом подтянуть к себе. За мной идет связист с радиостанцией, который всегда с командиром, за ним остальные разведчики, наблюдавшие влево и вправо по направлению движения группы. Тыл разведывательной группы на удалении зрительной связи прикрывает мой заместитель Анатолий Попков с опытным разведчиком Борисом Ивановым. Важность тылового прикрытия переоценить трудно. Случай у кишлака Паймунар в Афганистане, едва не стоившей жизни моей группе, произошел 8 марта 1980 года. Тыльные дозорные во главе с моим заместителем сержантом Баравковым (к этому периоду Гена стал одним из ведущих младших командиров разведывательной роты) не позволили «духам» внезапным ударом с тыла уничтожить группу. Об этом рассказ будет ниже – тогда на кону стояли жизни полутора десятков разведчиков, но личная подготовка, самообладание, способность действовать в нестандартной ситуации, позволили нам оторваться от противника в кишлаке, обмануть его и остаться в живых.
Другой случай произошел в апреле 1988 года. Я командовал гарнизоном «Шахджой» в провинции Заболь – в 80-ти километрах от Пакистанской границы. Разведывательная группа спецназа ГРУ, входившего в состав моего гарнизона, выполняла боевую задачу по ведению разведки в окрестностях одного из кишлаков. На одном из участков, по которому выдвигалась группа, «духи» багром выдернули разведчика и утащили с собой. Никто и не заметил. Вывод один: противника надо уважать и к такой ситуации надо быть психологически готовым – действовать быстро и грамотно.
Один из главных принципов разведки при работе в тылу у врага – не встречаться с противником, если эта встреча не предусмотрена заданием. Наша цель – конкретная задача, она и только она должна выполняться точно и в срок. Если мы обнаружим себя, то даже захват «языка», документов, вскрытие объекта будет напрасной работой: противнику станет ясным, что мы располагаем информацией о нем, и поменяет планы своих действий, перегруппирует силы, средства – раскроется интерес нашего командования к тому или иному объекту. Аналитикам не составит труда проанализировать ситуацию, чтобы понять – а что же нас интересует? Цель наших действий не будет достигнута, задача не выполнена, планы командования, за которыми стоят сотни и тысячи солдат, офицеров, не реализуются, что приведет к невосполнимым потерям.
Тем не менее, действуя на территории занятой врагом, мы всегда готовы к встрече с ним, каждый разведчик в группе знает свою роль, задачу, если непредвиденная встреча с противником все же состоится. Буду тысячи раз ссылаться на Афганистан: тактику действий, наработанный опыт в лесах Беларуси мы перенесли туда, конечно же, с учетом специфики горной местности. Слава Богу, в Афганистане судьба предоставила нам, разведчикам, немного времени для жестких тренировок в горах, прежде чем ввязаться в серьезную драку, до которой оставалось всего-то полгода.
Возвращаюсь к нашей учебной задаче: опасные участки маршрута отработаны на базе по карте, схеме при подготовке к заданию. Шоссе – стоп, остановка, разведка маршрута и рывок вперед, опять остановка, перемахнули опасный участок, снова бросок и лесная чаща поглотила зеленых призраков. Десяток километров пересеченной местности преодолели на одном дыхании, но разминка закончилась, начинается район поиска. Группу веду по маршруту и он, конечно, условный: мне, командиру, назначается полоса ведения разведки, которая может составлять несколько километров. В ней, с учетом многих факторов, «пробиваю» маршрут, анализируя его с точки зрения противника. Вариантов маршрута основных и запасных может быть несколько. Жизнь, меняющаяся обстановка всегда вносят коррективы, которые не предусмотришь при планировании операции. Сведения о противнике предположительны и на данный момент могут быть устаревшими, поэтому объективным будет только то, что мы увидим в режиме реального времени.
Отрабатываю места наиболее вероятной встречи с условным врагом, порядок действий, ухода на другое направление. Населенные пункты, места возможной встречи с местными жителями обязательно минуем стороной. В реальных боевых условиях случайная встреча с жителями недопустима, если такое случилось, от них избавляются грамотно, разумно. Опять же, это ставит под срыв выполнение боевой задачи: жителя могут хватиться, искать и ситуация, казалось бы, из ничего особенного, может развиться до откровенно опасной. Действия разведчика – это творческая работа, требующая осмысленного подхода к любой мелочи, поэтому все должно быть максимально взвешено и продумано: думай, командир, думай.
ГЛАВА 8
Для офицеров-разведчиков существует важный параметр: живучесть разведывательной группы при выполнении специального задания в тылу противника. Десятки боевых разведывательных и других операций, проведенных мной в Афганистане в качестве командира разведывательной группы, разведывательной роты позволил прийти к следующему выводу. Если деятельность командира при подготовке к боевой задаче, ее выполнение, возвращение на базу взять за условные сто процентов, то тридцать процентов усилий мной отводилось на подготовку и выполнение самого задания, а семьдесят - на то, чтобы вывести группу из-под удара и благополучно прибыть на базу. Предлагаю внимательно проанализировать заявленную пропорциональную зависимость, которую я вывел на практике и следовал ей в афганских горах и «зелёнке», четыре года командуя разведывательной группой, разведывательной ротой, парашютно-десантным батальоном, отдельным гарнизоном. Ниже я буду освещать, и анализировать действия разведчиков в боевых операциях, в которых со мной воевали реальные люди, которыми мне посчастливилось командовать на афганской войне. Прошло много лет с тех памятных пор, но я горжусь нашими боевыми делами!
А пока об учебной задаче, которая стояла перед нами в условном тылу противника. Она заключалась в следующем: разведывательной группе выдвинуться в район (указывались его координаты) с целью обнаружения и вскрытия узла связи, в последующем провести диверсионные действия по его захвату и уничтожению. Объект занимал территорию, которая усиленно охранялась по всему периметру – в том числе внутри его самого. В составе узла связи имеется несколько десятков специальных машин для организации связи УКВ, КВ диапазонов, радиорелейной, кабельной, тропосферной. Например, радиорелейная станция Р-404 имеет три тяжелогрузных машины: одна под аппаратную, другая под антенное устройство и третья под силовую установку автономного питания. В общей сложности таких станций может быть до 10 единиц и множество радиостанций меньшей мощности. Узел связи обеспечивает связью, части и соединения условного противника, управление его войсками, тылом группировки. Для нас очень важно провести разведку с целью выявления охраны, обороны объекта, его элементов, состава, принадлежности, а также прикинуть возможные варианты захвата и уничтожения. Одной разведгруппой мы можем захватить один-два элемента узла связи, отдельные его фрагменты, но затем придется героически сложить головы. Если такое развитие событий устраивает командование, все так и будет. Мне, командиру, останется только определить главный элемент узла связи, поставить задачу разведчикам и вперед – на подвиг, в бессмертие. Но и это еще впереди, а пока все условно: и враг, и война, и раненые, убитые… Сейчас не страшно проиграть бой, попасть в засаду и даже в плен, просто будет обидно, если это случится. Мы разведчики, значит, должны победить, и для этого применяем свое мастерство, закалку, выносливость, умение принимать решения и реализовывать их в сложнейших условиях.
…Возможен другой вариант развития событий: мы проводим разведку, вскрываем объект, передаем координаты по радио или другим способом, но захват, уничтожение разведанного и вскрытого нами объекта будут проводить парашютно-десантные подразделения в составе усиленного парашютно-десантного батальона с приданными средствами и средствами усиления. Командование может пойти на нанесение по объекту бомбоштурмового удара, в результате которого узел связи будет уничтожен именно таким образом. Но в любом случае, это нас не касается: наша задача вскрыть, а потом действовать по следующей задаче, если таковая предусмотрена заданием. Возможно, на этом закончится наша работа, а может, командование нацелит на другие, внезапно возникшие цели – надо быть готовым ко всем вариантам развития событий, обстановка меняется каждую минуту.
Скрытно выдвигаемся в район размещения узла связи (по заданию это звучит так: узел связи предположительно находится там-то…). Командир группы обязан обладать аналитическим складом ума, чтобы по отдельным признакам прийти к заключению о положении его на местности. Множество сопутствующих факторов необходимо проанализировать, чтобы прийти к выводу о том, что данный объект находится в этом месте и координаты его такие-то…
Выдвигаясь к объекту внимания, нарабатываю вопросы внезапной встречи с противником, прикрытия группы, выноса условных раненых, убитых, ориентирование на местности. При выходе на объект, тренирую разведчиков в комплексе мероприятий – «домашние заготовки» срабатывают, в целом, неплохо. Конечно, месяц занятий еще впереди, будем работать над ними, технику ошлифуем, но сейчас выбираю место на отдых. Сосновый бор, что может быть лучше, чтобы скрыться в яму под лапник и немного поспать? Вечер приносит прохладу. Скрыв следы своего присутствия, замаскировались под ветки деревьев – два человека дозорные … Их тоже не видно.
Несколько часов хорошего сна и наши тени растворяются в объятьях ночи. Все нормально, идем по маршруту: рощицы, небольшие перелески используем для маскировки, лесные заросли нам не помеха – выдвигаемся по опушке, соблюдая основное направление движения. Дороги, шоссе, полевые тропинки преодолеваем с мерами маскировки и в постоянной готовности встречи с противником. Отслеживаем в обе стороны движение транспорта, людей, выбираем момент быстрого броска через дорогу. Есть! Бросок! Тихо, никто не заметил. Вперед. Группа прикрытия тыла убеждается, что за нами отсутствует «хвост», дает сигнал – продолжаем движение к объекту.
Мне нравятся лесные массивы, которым отдаю предпочтение при выходе к намеченной цели. Я сибиряк, лес знаю и хорошо ориентируюсь в нем. Лесной массив скрывает движение группы, дает возможность безопасного отдыха, а при необходимости – устроить тайник, в котором оставим часть снаряжения. В лесу меньше опасности налететь на засаду – врагу труднее просчитать маршрут движения группы, а встреча с противником разведчикам, ох как нежелательна, даже, если исход этой встречи и не будет иметь последствий. Обсудим ситуацию: мы вышли на противника, контролируем его действия, можем захватить, уничтожить. Как поступить? Что предпринять? Нельзя торопиться, поддаваться эмоциональному всплеску. Надо помнить: командир разведывательной группы никогда не должен отвлекаться от главной задачи, которую поставило командование. Предположим, вражеский генерал купается в озере под охраной нескольких человек – на берегу портфель с документами. Захватить его «без шума и пыли» не составит труда: уберем ножами, расстреляем из ПБС охрану и в результате возьмем серьезного носителя информации. Схватить такого «языка» привлекательно? Конечно! Но не станет ли он помехой в дальнейшей работе по выполнению главной задачи? Это творческий подход командира разведчиков в принятии решения, элемент, который может осложнить в последующем выполнение главной задачи. Значит, захват генерала с «мешком» документов – помеха в ее выполнении. Командиру группы необходимо ориентироваться в общей обстановке, анализировать ситуацию в целом, взвесив все «за» и «против». Только потом принять, может, единственное правильное решение – оставить ко всем чертям генерала с документами и выполнять то, что поручено.
Возникают ситуации, когда необходима дополнительная информация об интересующем нас объекте. То есть, свежие сведения, которые бы отражали новое содержание, уточняли бы предыдущие данные. Этими источниками могут служить местные жители, захваченные целевым способом. В любом случае у командира группы не должно возникать сомнений, иллюзий – после получения или не получения какой-либо информации, от источников необходимо избавляться, не оставляя следов… При выполнении боевых задач в Афганистане мы использовали этот метод во всех практически случаях, избавлялись и от так называемых проводников…
Преодолевая километры лесных угодий, болотистых мест, следовали утвержденным маршрутом. В очередной раз я провел оценку местности, путей подхода, впрочем, мы, похоже, у цели. Чтобы убедиться в этом, я разделил группу на три подгруппы, чтобы каждая из них провела доразведку. Характер обстановки, движение специальных машин, личного состава, наличие других признаков приводит к мысли о том, что объект перед нами. На предварительные действия уходит много времени, а задача выполняется в рамках жестких временных показателей. Опоздаем на 10 минут – наша информация для командования потеряет весь смысл, и наши усилия, связанные с риском для жизни будут напрасны.
Прихожу к выводу, что узел связи находится в установленном нами квадрате, приступаем к его вскрытию. Внимательным образом изучаем систему охраны, обороны, режим смены часовых, систему ограждений, препятствий, въезд и выезд машин, возможные варианты проникновения на объект, после чего провожу оценку противника и готовлю донесение. Связист шифрует его и передает в эфир. Таким образом, успешно выполнен очередной этап поставленной задачи: противником мы не обнаружены, временные показатели выполнены, потерь не имеем. Мысленно подвожу итоги работы, что положительного? Не заблудился в лесной местности, уверенно вел группу по маршруту выхода к объекту, не «засветились» начальнику разведки, командиру роты, задача которых состояла в поиске признаков, демаскирующих нас. (Маршруты движения групп они знали). Связь устойчива, способны выполнить следующие этапы общей задачи.
Анализирую недостатки, вношу коррективы. Первый успех, конечно, радует: за плечами зимний опыт ведения разведывательных действий, но молодое пополнение только что втянулось в ритм боевой учебы. Для него летний выход – первый шаг к экзамену на зрелость разведчика. Пока – молодцы! Принимаю решение сменить дозорных. Другим разведчикам также необходимо поработать в этом качестве. Даю возможность Баравкову самостоятельно действовать старшим дозорным, хочу посмотреть его в деле: как чувствует маршрут, анализирует обстановку, принимает решение. Через 6-7 километров в лесной чаще, подальше от людских глаз, организую отдых. По июньской жаре пройдено около 45 километров, устали, перед работой ночью необходима разрядка.
Темное время суток для разведчика – благо: достигается большая скрытность выхода к цели, улучшается качество связи. Правда, сложнее ориентироваться на местности, но с опытом и это проходит. В подсознании включаются многие признаки, служащие ориентирами не хуже, чем днем: контуры ландшафта на фоне горизонта, лай собак, запах дыма, населенные пункты, звезды, свет фар, шум транспорта. Признаков опытному командиру группы, разведчикам вполне хватает, чтобы не потеряться в ночной прохладе. Приборы ночного видения также хорошие помощники в ночных операциях. В летний период ночью очень удобно выдвигаться в прохладе озер, поэтому я делал так: вечером устраивал привал, около полуночи подъем – и дальше вперед. До наступления жары хороший рывок, при этом нами преодолевалось значительное расстояние. Затем отдых. В ночь опять переход до очередного привала. Так, пробираясь лесами и болотами, мы шли к очередной цели своего задания.
Открытые поля Беларуси менялись лесными массивами, они раскинулись на большие пространства и преодолевались непросто. Но мы шли по маршруту, борясь с комарами, усталостью, жаждой. Леса становились перелесками, которые, в свою очередь, переходили в поля и болота – так многие десятки километров оставались за плечами. Пот разъедал глаза, создавая на спинах маскхалатов соляные разводы, – ерунда, издержки работы. Так изо дня в день, из ночи в ночь…
Тяжелая, кропотливая работа давала о себе знать опухшими ногами, потертыми плечами от автомата и родного РД, но нытья, упавшего настроения у разведчиков не было. Неделя в режиме автономного выполнения задач подходила к концу. Позади сотни и сотни километров, которые закалили разведчиков – загорелые, слегка похудевшие парни с блестящими и радостными глазами, мы выходили к палаткам базового лагеря. Я доложил начальнику разведки дивизии о выполнении задания, после уточняющих вопросов получил команду на отдых.
На следующий день по плану разведывательного выхода рота приступила к практическим стрельбам из вооружения БМД-1, стрелкового оружия. Отработав днем, переходили к ночным тренировкам, что значительно сложнее. Танкодром был готов для вождения боевых машин, параллельно шли тренировки в выполнении нормативов по защите от оружия массового поражения, военной топографии, разведывательной подготовки. Плотный насыщенный график занятий дополнялся прыжками с парашютом – так незаметно проходил месяц активной учебы в реальных условиях. Последний марш-бросок из «Лосвидо» в «Зеленый годок», который принял нас радостным шелестом деревьев.
Заскучавшая было казарма, заполнилась гомоном прибывшей роты. Старшина Андрейчук позаботился о бане, замене нательного и постельного белья. Привел казарму в порядок – паркетный пол из мореного дуба был навощен «балдой» и сверкал, как у кота … пятак. Столовая, кино, телевизор и вообще немного отдыха не мешало бойцам, но все под контролем. Опыта офицерскому составу не занимать и нас не проведешь на самовольных отлучках и в употреблении сомнительных напитков.
Начальник разведки Удалый с командиром роты Пащенко подвели итоги разведывательного выхода. Прошли общие, комсомольские собрания взводов, роты. Партийное собрание подытожило итоги работы коммунистов подразделения. С докладом выступил Юрий Георгиевич, дал оценку действиям разведывательных групп, роты в целом, раскрыл работу партийной организации в учебном процессе. Выступили коммунисты Гришин, Комар, Марченко, Ленцов – дали оценку деятельности своих подразделений, вклад в общую копилку успехов роты. Тем не менее, мы критиковали себя за недостатки, имевшие место на выходе, обязались исправить недоработки в последующей деятельности. В заключительном слове докладчик ответил на вопросы выступающих коммунистов, после чего поставил задачи на подготовку к учениям Белорусского военного округа, в которых нам предстояло участвовать.
Для себя я тоже подвел итоги: с листочком бумаги и карандашом в руке разбирал работу каждого разведчика. У меня их 13 человек – разных по призыву, характеру, индивидуальной подготовке, но все показали себя достойно. Были, конечно, недостатки в учебном процессе, но и они служат для шлифовки качества работы. Мысленно проиграв выход в леса Беларуси, практическую работу, я остался доволен: молодежь показала хорошую маршевую втянутость, грамотные действия, обошлись без травм. При отработке нормативной базы, упражнений по огневой подготовке, вождению боевых машин разведчики закрепили практические навыки. К предстоящим учениям, сдаче осенней проверки мы были готовы. Расчет времени показывал: после учений приведем технику, вооружение в порядок, поставим в режим хранения, затем приступим к сдаче итоговой проверки управлению командующего воздушно-десантными войсками. После чего солдаты, сержанты, призванные на действительную военную службу осенью 1977 года, уволятся в запас. Примем в роту призыв осени 1979 года, подготовим, испытаем его зимним разведывательным выходом, а там и весенняя проверка не за горами. Цикл подготовки разведчиков повторялся из периода в период одними и теми же базовыми задачами.
Обстановка была в рамках рабочей ситуации, но надо сказать следующее – у командования роты, всегда была возможность освободиться от солдат и сержантов по каким-либо качествам не подходивших к службе в разведке. Таких солдат мы переводили в парашютно-десантные подразделения, где они дослуживали установленные сроки службы. С офицерами разведывательных подразделений командование дивизии поступало так же круто – переводило в другие подразделения. Перед нашим с Ленцовым приходом в роту произошло два «разгона» офицерского состава – командиры не соответствовали занимаемым должностям. В разведке оставались только те, кто в полной мере отвечал требованиям морально-психологической подготовки и деловым качествам. Остальных убирали – командир дивизии ни с кем не церемонился.
Подходил к завершению первый год моей службы в разведке дивизии, что было не только поводом, но и серьезным основанием подведения итогов своей деятельности, анализа личного становления в должности командира разведывательного взвода. Хотелось для себя самого понять: насколько твердо сформировалась моя офицерская зрелость, мужество, готовность для решения более сложных задач. Претензий ко мне со стороны командира роты, начальника разведки дивизии не было, взвод на всех этапах боевой и политической подготовки соответствовал требованиям командования соединения, получал хорошие и отличные оценки. Признаться, я чувствовал удовлетворение от службы – нравилось видеть результат своей работы, но оценка командования дивизии, роты – это высший бал, к которому надо было стремиться всегда.
В штабе соединения отрабатывались планы, которые предстояло выполнить на учениях – офицерская служба закрутила, завертела – немного времени оставалось для семьи, подрастающей дочери. Появившиеся выходные дни посвящал родным и близким мне людям, но мысли о службе, предстоящих делах не выходили из головы. Вспоминал последний разведывательный выход – перед глазами стояли сожженные немцами в лесах Белоруссии деревеньки с прокопченными трубами печей. В них когда-то жил, веселился народ, а теперь висели, залитые дождями, таблички, на которых химическим карандашом стояла пометка: «Иванцевичи. Сожжены в августе 1942 года немецко-фашистскими оккупантами, их пособниками, за связь с партизанами». В таких случаях я строил разведчиков, и по моей команде мы салютовали тремя залпами, отдавая дань памяти погибшим в Великой Отечественной войне. В сердце навсегда осталась печальная картина сожженных деревень Беларуси.
ГЛАВА 9
Подготовка к учениям проходила в активной фазе – без раскачки. Командование соединения отводило разведке дивизии особую роль. По замыслу учений первого этапа – 80-й отдельной разведывательной роте предстояло десантироваться с высоты 400 метров на водную переправу через Неман, и уничтожить ее с целью предотвращения подхода танковых резервов противника. В последующем разведке дивизии необходимо было провести диверсионные действия по нарушению управления войсками и дезорганизации работы тыла противника.
Готовились с учетом поставленных задач на воздушно-десантном комплексе: Иван Комар, командиры взводов обучали разведчиков совершению прыжков с парашютом с малой высоты. Новую управляемую парашютную систему Д-6 мы освоили, она получила высокую оценку личного состава. Провели занятия по швартовке оружия, снаряжения, тренировали разведчиков в ведении огня из автоматов по наземным целям при спуске на парашютах – элементы прыжка отрабатывали до автоматизма. В дальнейшем совершили прыжки с самолетов Ан-2, Ан-12, Ил-76М, которые показали, что разведывательная рота к этапу десантирования готова.
Параллельным методом готовили технику. Боевую группу, находившуюся на хранении, проверили на готовность к десантированию на реактивных системах ПРСМ-915. Учебно-боевая группа БМД должна была совершить марш с преодолением водной преграды. Большой объем работы в этом направлении проделал Петр Слободов, старший техник роты. С механиками-водителями он провел занятия, инструктажи, которые способствовали успешным действиям на учениях.
Много времени уделили разведывательной подготовке. Прошедший разведывательный выход был неоспоримым подспорьем в решении задач на предстоящих учениях. Активно проводилась партийно-политическая работа: выпускалась ротная газета, боевые листки. Политические занятия проводились Владимиром Николаевичем Гришиным, заместителем командира по политической части, он «закрутил» роту морально-психологической подготовкой, но разведчики не унывали – были бодры, веселы, энергичны и в своих возможностях не сомневались.
Времени на подготовку было достаточно, поэтому командование роты сместило акценты на боевую готовность подразделения. Действия по боевой готовности мы отработали в полном объеме: уточнили посыльных – основных, запасных, маршруты их выдвижения к офицерскому составу, прапорщикам (в основном, все жили в городе). Тренировали личный состав в подъеме по тревоге с выносом материально-технических запасов, отрабатывали выход в район сосредоточения, ожидания – в пешем порядке, на боевой технике. С офицерским составом плотно работал начальник разведки дивизии Удалый, ставший «гвардии майором». Мы штудировали организацию иностранных армий в составе НАТО, средства ракетно-ядерного нападения вероятного противника, размещение его командно-штабных пунктов, аэродромов, после чего следовали зачеты, подведение итогов. Наконец-то – все! Разведчики были готовы к действиям на крупнейших стратегических учениях Вооруженных Сил Советского Союза!
Как всегда, сигнал «Боевая готовность – повышенная», от оперативного дежурного штаба дивизии поступил неожиданно. Карусель учений закрутилась, но без суеты и нервозности – рота в установленном временном нормативе покинула военный городок. Офицеры отдела боевой подготовки штаба воздушно-десантных войск контролировали проводимые мероприятия в районах сосредоточения и ожидания. До нас довели, что учения «Неман-79» проводит лично Министр обороны СССР Маршал Советского Союза Д.Ф. Устинов. В районе ожидания мы привели в порядок оружие, снаряжение. Командный состав был готов получить учебно-боевые задачи.
По замыслу командования Белорусского военного округа 103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия задействовалась в качестве условного противника для частей, соединений округа, принимавших участие в учениях. Командир дивизии, которому несколько дней назад было присвоено воинское звание генерал-майора, изложил общий замысел и задачу учений. 80-й отдельной разведывательной роте было приказано десантироваться парашютным способом в 30-ти километрах южнее Лиды, с последующим захватом и уничтожением водной переправы через Неман. После чего, в составе двух разведывательных групп под командованием гвардии лейтенантов Марченко и Ленцова, обнаружить армейский узел связи и проведением диверсионных действий нарушить управление войсками. В последующем, нам ставилась задача разведки танковых резервов противника, выдвигающихся навстречу нашим войскам, наступающим с фронта. Командование ВДВ заслушало командиров частей по вопросам уяснения боевой задачи, оценки обстановки, принятия решений. На это ушло много времени – командирам всех степеней ставилась оценка, делались выводы.
В установленное время, совершив марш-бросок в составе роты, мы прибыли на аэродром взлета «Журжево» и приступили к подготовке к десантированию. Мешали спасательные жилеты САЖ-54, которые надевались парашютистами при десантировании на воду. Командир второго разведывательного взвода Саша Чернега (Юра Хижняк убыл на повышение командиром 4-й роты 317-го парашютно-десантного полка) со своей группой оставался в резерве командира дивизии. С Александром Чернегой, неунывающим и веселым парнем, окончившим в 1977 году 9-ю роту нашего училища, мы сдружились настоящей мужской дружбой. Саша был специалистом глубинной разведки, прекрасно владея французским языком, он переводил нам слова песен несравненной Мерей Матье. Пришел он в роту из Сибирского военного округа, Бердска, где служил в дисциплинарном батальоне и в наш офицерский коллектив вошел легко и уверенно. Не прошло и года со дня наших учений, как гвардии старший лейтенант Александр Чернега, командуя парашютно-десантной ротой в Афганистане, схватился со своими десантниками в рукопашной схватке с духами, превосходившими их по количеству. Но парни, которыми командовал офицер-разведчик, победили в бою. Это была рукопашная схватка с жестоким и коварным противником, в которой победу одержал профессионализм и мужество настоящих парней.
Полк Ил-76М военно-транспортной авиации, дислоцировавшийся в Кедайняе, совершил посадку в «Журжево». Началась загрузка боевой техники, предназначенной для десантирования по утвержденным задачам, проверка парашютистов по линиям контроля. Группы захвата – моя и Ленцова, летели в первом самолете. Мы, с Александром, в качестве выпускающих проверили парашюты разведчиков, швартовку оружия, снаряжения. После закрытия рампы инженер по десантному оборудованию проинструктировал нас по сигналам действия – с приветствием к десанту на борту выступил командир экипажа. Вскоре, послышавшийся свист реактивных турбин, возвестил о том, что тяжелый Ил порулил на взлетную полосу – линию старта. Упершись ногами в пол самолета, мы придерживали друг друга, чтобы не свалиться с дюралевых скамеек. Рывок! И самолет понесся по взлетной полосе, кидая парашютистов-разведчиков назад – мощной силой инерции. Достигнув взлетной скорости, самолет, оторвавшись «бетонки», выходил на высоту, где с удивительной пейзайжй картиной – внизу поплыла земля с квадратиками полей и населенных пунктов. Свист турбин постепенно перешел в мерный гул уверенно идущего вверх корабля.
До выброски разведывательно-диверсионных групп, которым предстояла задача – перевернуть создавшуюся обстановку в пользу наступающих с фронта войск, соответствующая применению разведчиков ВДВ, было около часа. Авиационная группа выстроила боевой порядок выброски воздушного десанта. Аэродромная суета закончилась, можно расслабиться. Взглядом скользнул по лицам разведчиков – сосредоточены, собраны, если и волнуются, то в рамках дозволенного. Это нормально. У самого, что называется, «сосало» под ложечкой, холодком отдавало в груди. Вроде бы все отработано, но обеспокоенность была. Волнение? Конечно! Как десантируемся с малой высоты? Не упадем ли в прохладные воды Немана? Достигнем ли внезапности при захвате переправы? Успех зависел от быстрой и синхронной работы групп захвата. Но опять же, что за противник? Характер его действий? Насколько способен противостоять лихой атаке с небес? Много неизвестных! Разведка – это творчество и действовать приходилось порой в обстановке, выраженной фразой – ввяжемся в драку, а там разберемся.
Так, размышляя, я сидел на жесткой скамейке, пока не почувствовал стихающий гул самолетных турбин – прибываем в район десантирования. Самолет, словно подкрадываясь, выходил на боевой курс, снижал скорость – провал в воздушные ямы следовал за провалом. Зажмурив на секунду глаза, я собрался, встал, улыбкой подбодрил разведчиков, показывая рукой, что надо поправить ножные охваты. Молодцы, так держать! Занял место выпускающего левого борта, проверил разделитель потока – инженер по десантному оборудованию зацепил карабин моего парашюта за удлинитель. Разведчики, пригнувшись, уперлись плечом и головой в парашют впереди стоящего десантника, изготовились к прыжку. Медленно открылась рампа – рвануло прохладой вперемежку с керосиновой гарью. Самолет неустойчиво выходил на скорость выброски десанта, его бросало в стороны с провалами в бездну. Открылись боковые двери – внизу в серой дымке проплывала земля. Голубая лента Немана, извиваясь по равнине, пряталась в лесных массивах. Сирена! Зеленый разрешающий сигнал.
– Пошел!
Хлопнул по плечу Иванова – Борис тут же исчез за бортом самолета. За ним в серую бездну рванул поток парашютистов. Я следил за карабинами камер стабилизирующих парашютов – нет ли упавших разведчиков, был в готовности прекратить выброску десанта в случае нештатной ситуации. Все нормально, последний разведчик пошел, и я за ним ринулся в пучину воздушной стихии. Мощнейший удар воздушного потока понес к земле. Отсчитав привычные секунды падения, вырвал кольцо основного парашюта – провал, хлопок купола над головой, динамический удар и тишина. Огляделся – в порядке. Неман плыл под ногами, вот она цель – переправа. Взглядом схватил панораму земли и объект – переправу. Первые разведчики, приземлившись рядом с ней, освобождались от подвесных систем. Те, кто еще был в воздухе, вели автоматный огонь по охране. Выбрав точку приземления (только бы не угодить в воду), приземляюсь на песчаном берегу. Секунды – и я у понтона, на котором сгрудились обалдевшие солдаты охраны. Пара очередей в их сторону холостыми патронами – главное «зашкалить» ребят из пехоты и я у группы минирования. «Шираз» – имитатор разрыва снаряда заложен, горит фитилек огнепроводного шнура. Сигнал: «Уходим». Едва слетели с понтона – взрыв: переправы нет. Зафиксировал время: от начала выброски прошло не более семи минут – ближайшая задача выполнена, внезапность достигнута, по времени сработали быстро, травм нет. Посредник с белой повязкой на рукаве поднятой рукой подтверждает уничтожение объекта.
Но успех смаковать еще рано, надо оторваться от возможного преследования противником. Увожу группу в отрыв в западном направлении – условный противник придет в себя быстро, организует погоню. Для нашего противника потеря переправы через Неман – огромный минус, неуспех на серьезном этапе операции. Пятикилометровый бросок в лесной массив разгорячил – привал, переводим дыхание, необходимо оценить обстановку и наметить порядок действий. Следующий объект – армейский узел связи. Изучив местность по карте (напоминаю: карта в разведке – исключение, берется только в учебных целях), определил точку своего стояния, проанализировал обстановку. До района следующей задачи около 15-ти километров, не сомневаюсь, противник, учитывая факт уничтожения переправы, понимает – она не единственный объект диверсионной группы. Ему не сложно просчитать, что очередным объектом атаки будет узел связи, и примет меры к противодействию. Действовать надо стремительно. Но как сократить время выхода на следующий объект? Ответ напрашивался быстро – транспорт. Взгляд на карту – рядом населенный пункт, фермы, значит, есть трактора с тележками, что очень знакомо по-зимнему разведвыходу. Разведчикам Семенову и Сокурову поставил задачу: спортивные костюмы – деревня – трактор.
Через 20 минут раздался треск двигателя МТЗ из соседнего колхоза. Разведчики в секунды разместились в тележке, я сел с водителем – в тесноте, да не в обиде. Мужик доволен, оказавшись участником «боевых действий» десантников, а после вручения ему трехрублевой бумажки, был готов «воевать» хоть до Берлина. Выехали на трассу, где я проверил напряженность шоссе по движению транспорта. Что за машины: гражданские, военные? Общее направление – к объекту разведки. Через некоторое время я отметил несколько специальных (радийных) машин, свернувших в направлении зоны внимания, ну, что ж, посмотрим – следуем за ними.
Появились первые антенные устройства – много, но почему-то не было шлагбаумов, патрулей, табличек с надписями «Запретная зона». Объект? Или ложный? Как-то все гладко получается: переправа и легкий выход на «нерв» армии… Появилось и другое соображение – элементарная безалаберность (скорее всего, так и есть) самого «интеллигентного» рода войск. Ну, что ж, проверим! Дал сигнал на спешивание. Разведчиков расположил у дороги, а сам на тракторе поехал дальше – никто нас не останавливал, не спрашивал пропуск. А в районе располагался узел связи – настоящий, действующий – уж больно много было сосредоточено специальной техники. Это не могло быть имитацией объекта! Но необходимо было все уточнить, убедиться в правильности своих выводов. Я возвратился на тракторе к скрытой у дороги группе. Поблагодарив тракториста за помощь ВДВ, распрощался с ним крепким рукопожатием.
Двум разведчикам дал команду на переодевание (под маскхалатами у нас были спортивные костюмы) и поставил задачу – под видом местных жителей провести разведку объекта, систему охраны. Разведчики вернулись, подтвердив, что район это наше поле деятельности! Знаю, где-то рядом группа Шуры Ленцова, и Сергей Коробицын уже должен был развернуть пост радиоперехвата и пеленгации – мы находились на исходном рубеже. Время!
К работе приступили двумя разведывательными группами и постом радиоразведки Коробицына. Для начала замкнули «на коротко» проводные линии связи, проткнув обыкновенной иголкой кабель П-274. Часть кабеля отрезали по длине, концы разнесли в противоположные стороны и закинули на деревья. Пусть ищут. Одновременно подготовили десятка два взрывпакетов, пару «Ширазов», привязав к ним спички. Вышли к озеру, где сосредоточилось множество радиостанций, а «господа офицеры» войск связи в «купальных костюмах» загорали на берегу. По команде бросили взрывпакеты в скопление техники, радиостанций, личного состава – свыше десятка взрывов разорвали тишину. Затем длинными очередями из автоматов «обработали» узел связи, при этом каждый разведчик израсходовал по магазину холостых патронов. Взрывы пакетов, бешеная стрельба вызвали панику, крики, бестолковые команды офицеров «противника». Не говорю про «мат – перемат» – всего было достаточно. Но мы были уже в отрыве.
Сделав бросок в полтора-два километра, я объявил привал. Связался по радиостанции с Сергеем Коробыциным. Тот смеялся:
– Ты бы послушал эфир, Валера, там черт знает что твориться, «противник» дезорганизован, управление войсками потеряно, им поступила команда на поиск диверсантов, но кто их будет ловить, никто не знает.
– Понял. Пусть побегают, это им не «Зона особого внимания».
В это время Шура Ленцов, которому инициативы не занимать, выкрал китель майора связиста, надел на себя и отдал команды часовым узла связи на перенос постов в другие места. Те, приняв его за одного из своих начальников, выполнили приказ лжемайора. Создалась брешь, в которую втянулись его разведчики, после чего открыли шквальный огонь из автоматического оружия. «Противник» не сделал и слабой попытки оказать сопротивление, занять оборону, а Ленцов, воспользовавшись замешательством, увел группу в лес и растворился в нем.
Понимая, что следующая часть общего замысла операции выполнена, я выбрал место для отдыха (образовалась тактическая пауза). Уловный противник, получив удар в самое сердце войск, приводил в порядок управление частями, делал выводы, принимал решение на дальнейшие действия, с учетом того, что в его оперативном тылу работает несколько разведывательно-диверсионных групп. Мы тоже подвели итоги, осталось перекусить, замаскироваться под землей и немного поспать – день был жарким.
Ночь прошла спокойно. «Наверное, никому не нужны диверсанты», – подумалось мне. Что ж, посмотрим. По радио пришла радиограмма, в которой уточнялась работа по третьему этапу учений: вскрыть возможный подход танковых резервов противника. «Привязав» карту к местности, я размышлял о том, как лучше действовать, где «противник» может скрыть свой танковый резерв. Получалось так: танки вышли на исходный рубеж для решительной атаки – в решающий момент «противник» неожиданно введет их в бой (в этом и заключалась изюминка) против наступающих войск. Они решат исход победы. Но где они пойдут? Вот в чем вопрос – как сказал бы классик.
Изучение карты, анализ дорожной сети дали основание считать: танки пойдут недалеко от места нашего нахождения. Новую переправу построить не успеют, значит, «противник» «восстановит» нашу и задействует ее в интересах танковых резервов, которым необходимо преодолеть водную преграду, чтобы выйти к войскам на фронте, которых потеснила наша группировка. «Противнику» выгодно задействовать условно уничтоженную переправу, находящуюся километрах в семнадцати от нас, но опять же, в этом надо убедиться, проверить, что не будет другой переправы. Для этого нужна информация, а значит ее источник, который необходимо добыть, чтобы найти ответ на вопрос, мучивший с утра: насколько мы нужны «противнику»? С мыслью об источнике информации принял решение выйти на дорогу, где проносятся машины условного противника и провести захват методом засадных действий.
Вышли к дороге походной колонной, мы – «комендантская служба», регулируем график прохождения колонн военной техники. Движемся по обочине в сторону возможного нахождения скрытых танковых резервов. Заодно фиксируем номера военных машин, которые движутся в обоих направлениях. Подспудно инструктирую разведчиков о порядке захвата транспортного средства. Впереди показалась специальная машина (радийная). Расчет произведен: группа захвата, прикрытия, обеспечения. Отработан резкий уход в лес, вплоть до ситуации, когда разведгруппа разделится на подгруппы, каждая из которых самостоятельно выполняет задачу до прихода в базовый район. Илья Семенов красным флажком сделал машине отмашку с требованием остановки у обочины дороги. Наши маскхалаты, конечно, необычная для других родов войск одежда, но расчет на внезапность, неожиданность (пока водитель и старший машины сообразят, они окажутся в наших руках). Так и получилось, правда, не совсем, как хотелось: машина действительно, притормозила, прижалась к краю дорожного покрытия. Я разглядел старшего в кабине, офицер, успел даже подумать, что «язык» приличный. Машина почти остановилась, но лицо старшего вдруг перекосилось, он закричал что-то водителю, толкнул его в бок рукой. Взревев двигателем, машина рванулась вперед, едва не сбив ефрейтора Болотова. Облом! Да еще какой!
Конечно, маскхалаты, укороченные автоматы, которые в последний момент разглядел офицер, не оставили сомнений, что перед ним диверсанты. Молодец, проявил бдительность! Но надо уходить. Марш-броском ушли от дороги в направлении предполагаемых танковых резервов. Остановились, перевели дыхание. Ну что ж, пойдем другим путем – впереди населенный пункт, небольшой, но народ-то есть: кто-то что-то видел, слышал. Опять переодевание в спортивные костюмы, выход к деревне, беседа с местными жителями. Результат ошеломил все ожидания: местные парни сказали, что километрах в трех отсюда стоит много танков – третьи сутки.
Уточнил по карте предполагаемый район танковой колонны, он оказался в стороне от нашей ориентировки. По предварительной информации танковые резервы противника должны находиться в 10-ти километрах северо-западнее этого района. Ладно, на то мы и разведка, чтобы добывать максимально объективную информацию. Вышли на танки. Не ошиблись местные пацаны, – наши. И какие! Т-80 – совершенно секретные машины! Стояли на лесной дороге в колонне – до батальона. Танковый резерв усилен минными разградителями с навесным оборудованием. Много другой инженерной техники, радийных, специальных машин. Впечатляет!
– Что будем делать, гвардейцы? – спросил разведчиков.
Они поняли: командир принял решение на захват «языка», осталось выбрать поприличней источник информации. Офицеров не видно, честно говоря, брать офицера в плен на учениях, как-то некорректно по отношению к нему – все же свой брат-офицер. А вот солдат-танкист в замасленной «мобуте» вылезший из танка, наверное, как раз, что надо. Механик-водитель. Значит, машину знает, мы же о ней ничего не знаем. Наш. Необходимо раскрыть организацию танковой группировки: солдат-механик вряд в этом помощник, нужен сержант и не первого года службы. Чумазый солдатик слонялся без дела, судя по сигарете, которую держал небрежно – старослужащий. Пойдет и этот. Так, цели выбраны, теперь захват. Трое разведчиков в спортивных костюмах, работая по легенде, подошли к танковой колонне (они «местные парни», уволились весной из армии). Артисты!
– Привет, земеля! Когда на дембель? – вопрос, который вышибет слезу у любого старослужащего.
– Осенью, – ответил танкист, изучающее глядя на парней с короткой стрижкой.
– Ну, вот и отметим, – продолжали мои «лицедеи».
Через пару минут аккуратно упакованного танкиста принесли ко мне. Тут же дал команду Сафарову и Баравкову брать следующего «языка». Допрос «пленного» солдата длился не более пяти минут: тактико-технические данные новейшего танка добросовестно зафиксированы в голове. Принесли второго «пленного», которого первый захваченный танкист не видел. Допрос я провел независимо друг от друга: второй оказался сержантом, рассказал о составе танкового резерва противника, званиях, фамилиях, занимаемых должностях командиров, количестве техники. Раскрыл задачу танкистов, маршрут следования, включая место переправы. Главное я понял – танкистам поставлена задача следовать через «нашу» переправу: анализ не подвел, подтвердил предварительные заключения. Сержант, придя в себя, осмелел, удивленно спросив:
– Так, вы и есть те самые диверсанты? Впервые в жизни вижу десантников, тем более диверсантов.
Известной фразой из фильма ему ответил Сокуров: «Очень приятно, царь».
Записав данные военных билетов захваченных в плен танкистов, я выдвинул основную группу за болото – в безопасное место. Осталось немного: грамотно оторваться от возможной погони. Связист закодировал радиограмму и отправил ее начальнику разведки дивизии. Отпустив захваченных в плен восвояси, мы сделали лихой бросок через болотистое место. Преодолев топь, вышли к группе, которую возглавлял Сафаров. Теперь уже нас точно не взять – гоняться за нами "противнику" не было смысла.
ГЛАВА 10
Перевели дух. Задачи выполнены точно и в срок. Работу группа выполнила уверенно, качественно, конечно, будет детальный анализ каждого эпизода, где будут рассмотрены другие варианты развития событий – возможно, более эффективные и надежные. Но сейчас необходимо расслабиться, поэтому – отдых. Я раскрыл карту, прикинув наиболее рациональный маршрут выхода на базу, но из головы не выходил прокол с остановкой машины – просто не давал покоя. Конечно, в нем больше авантюрного подхода, чем трезвого с подстраховкой расчета. Старший машины, офицер, если не отреагировал на наши маскхалаты, то на укороченные автоматы, имеющиеся на вооружении только специальных подразделений, реагировал мгновенно – диверсанты! Удар водителя в бок – вперед! И машина уходит от казалось бы элементарного захвата.
Осадок остался приятный, но время было достаточно. Ладно. Мириться с этим не станем! Принимаю решение!
– Группа, ко мне.
Разведчики расположились возле меня. Настроение прекрасное: Семенову, Гаврилову, Козлову, Изьо – «дембель» не за горами. Близкая осень уже видна по изменяющейся окраске листвы. Парни считают дни, но привожу их в сознание:
– Задача, гвардейцы, такая: выдвинуться на участок шоссе (указываю по карте район) с целью захвата транспортного средства «противника», которое доставит группу на базу.
Разведчики вне себя от радости – командир предложил до базового района подъехать, можно сказать, на «такси»! Я продолжал:
– Группа захвата: Сафаров, Семенов, Сокуров. Сафаров – старший. Группа обеспечения: Баравков, Ксендиков – прикрытие захвата: Иванов, Гаврилов. Приступаем к работе немедленно!
Возможные варианты развития событий привязал к «домашним», как я их называл, заготовкам. Подстраховка, прикрытие, взаимодействие друг с другом, связь, сигналы, уход. Сработали тихо, спокойно. Никто из проходящих мимо граждан не обратил внимания на имевший место захват транспортного средства. Со стороны выглядело так: ехали на машине одни военные, к ним подошли другие в зеленых костюмах, сели вместе и поехали.
В базовый район мы прибыли, как и полагается разведке – тихо и незаметно. Я доложил командиру роты и начальнику разведки дивизии о выполнении задания, отметив, что морально-психологическое состояние личного состава – высокое, мы готовы выполнить любой приказ Верховного главнокомандования и ВДВ. После чего, я получил распоряжение на приведение себя в порядок, организацию отдыха – подошел к нашим офицерам, которые ждали меня, чтобы поделиться событиями последних дней.
Азартный Ленцов рассказывал о «дефилировании» в форме майора войск связи и постановке задач часовым «противника» – где и как охранять порученные им посты. Сергей Коробицын поделился тем безобразием, которое творилось в эфире после «уничтожения» нами узла связи. Поведал о том, как он со своими технарями «вскрывал» радиосети «противника», настраивая наши радиостанции на его частоты. О том, как от своего имени отдавал приказы по радиостанциям командирам различных степеней, задействованных на учениях, после которых еще больше нарушилось управление войсками. Мы смеялись, шутили – несколько анекдотов рассказал Сашка Чернега. Но больше всего досталось Петру Слободову. Он ходил грустный, печальный – утопил в Немане боевую машину.
Дело было так. Учебно-боевая группа машин со старшим техником роты прапорщиком Слободовым готовилась к форсированию Немана вплавь. Провели мероприятия по подготовке к плаву – сделали, казалось бы, все, но не задраили лючок котла-подогревателя, который находится в днище боевой машины. Когда БМД-1 вошла в прохладные волны Немана, топившего в своей истории еще и наполеоновские войска, вода через лючок поступила в корпус боевой машины и через некоторое время машина затонула. Из воды торчала антенна, ствол орудия с частью башни, на которой «танцевал» механик-водитель Орлов, а Слободов бегал по берегу и крыл матом машину, незадачливого механика. Но вскоре все обошлось – БМД вытащили, обсушили – она еще долго служила в учебном процессе и на самой настоящей войне. В одной из боевых операций механик-водитель Александр Орлов подорвался на этой машине на противотанковой мине – боевая машина спасла ему жизнь. До афганской войны оставалось 4 месяца...
Крупнейшие учения Белорусского военного округа «Неман-79» показали высокую готовность личного состава 80-й отдельной разведывательной роты дивизии. Дерзкие, решительные действия разведчиков в оперативном тылу условного противника парализовали связь, управление войсками. Задействованные «противником» силы и средства для обнаружения нас, разведчиков, в том числе, авиация, не позволили обнаружить и уничтожить разведывательные группы Ленцова и мою. 80-я отдельная разведывательная рота, укомплектованная боевой техникой, вооружением, материальными запасами, средствами связи и десантирования, оказалась способной выполнить поставленные задачи в автономном режиме. Морально-психологическое состояние личного состава было высоким! Такую оценку на подведении итогов учений «Неман-79» дал разведчикам командир 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии генерал-майор Рябченко.
После учений наша разведывательная рота сосредоточились в месте постоянной дислокации – «Зеленом городке». Привели в порядок технику, вооружение, скорректировали план учебного процесса, который никто не отменял , и приступили к отработке предметов, выносимых на итоговую проверку, до которой оставалось всего лишь несколько недель. Полугодие учебных занятий прошло быстро, активно, насыщенная программа боевой подготовки – не повод для расслабления.
13 ноября 1979 года состоялось отчетно-выборное собрание партийной организации разведчиков дивизии. С докладом выступил заместитель командира роты, секретарь партийной организации Иван Комар, который дал оценку работы партийной организации за отчетный период. Иван Геннадьевич покритиковал за «беззубость» комсомольцев-разведчиков, которые не боролись с недостатками по строевой и физической подготовке. Отметил, что коммунисты недостаточно уделяют внимание работе с комсомольским активом в вопросах индивидуальной работы и вообще – безобразие: персональное дело комсомольца Мельникова до сих пор было не разобрано. Командир взвода связи, комсомолец Тютвин, затягивал процесс рассмотрения дела по существу. Необходимо было быстрее решать данный вопрос, чтобы Мельников понес заслуженное наказание.
Именно в этот период нам, дивизионным разведчикам, представили нового начальника разведки дивизии – гвардии майора Скрынникова Михаила Фёдоровича. Он пришел из 105-й Ферганской гвардейской воздушно-десантной дивизии, которую к этому времени решением Генерального штаба Вооруженных сил СССР – расформировали. Майор Удалый убыл в Рязанское высшее воздушно-десантное училище на преподавательскую должность. Новым начальником штаба 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии был назначен гвардии полковник Петряков, сменивший на этом посту полковника Чернова, убывшего старшим преподавателем в академию им. М.В.Фрунзе.
С этих событий градус атмосферы боевой и политической подготовки 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии начал подниматься. Речь не шла об увеличении количества занятий по предметам обучения, интенсивности и качества их проведения – в воздухе витала напряженная обстановка, которую мы, офицеры, так или иначе, ощущали в повседневной деятельности. Новый начальник разведки дивизии майор Скрынников постоянно находился с нами, офицерами, проводил занятия, беседовал, направлял наши действия в нужное русло. В дивизию прибыл начальник разведки Воздушно-десантных войск полковник Кукушкин – ветеран Великой Отечественной войны, который призвал, нас, разведчиков, к необходимости собраться и быть готовыми к выполнению очень важных и неотложных задач. Тем не менее, его слова имели туманное, если не сказать – не конкретное выражение. Вроде бы он и хотел сказать нам что-то большее, конкретное, но дальше общих фраз и положений дело не шло. Более того, полковник Кукушкин заявил нам о том, что на базе нашей 80-й отдельной разведывательной роты дивизии будет сформирован разведывательный батальон ВДВ в качестве экспериментального подразделения войск. Мы достойно показали себя на прошедших в сентябре учениях и у командования ВДВ были такие намерения.
Неуловимая атмосфера неопределенности создавала некоторую нервозность в офицерском коллективе. Напряженные взгляды командира, замполита говорили о том, что они знают что-то больше, но не могут сказать остальным офицерам. Да и вообще, накануне командир роты, командиры частей соединения ездили в секретную командировку. Куда? Зачем? Никто нам ничего не говорил, на лицах старшего офицерского состава была сосредоточенность, собранность, и это чувствовалось во всем.
Вскоре поступила команда: офицерскому составу, прапорщикам сфотографироваться. Мы дружно все сфотографировались и сдали фотографии в штаб дивизии, после чего пошли мутные, если так можно выразиться, разговоры о каких-то особых учениях. Мы знали, что часть подразделений 106-й Тульской гвардейской воздушно-десантной дивизии были выброшены парашютным способом на территорию Монгольской Народной Республики. Были жертвы, много травмированных десантников. Атмосфера накалилась еще больше. Активнейшую работу проводил заместитель командира дивизии по тылу полковник Лев Маркович Красный: тылы дивизии бурлили кипучей деятельностью. К нам приходило понимание, что готовятся серьезные мероприятия, хотя анализ обстановки не простирался дальше нашего участия в каких-либо учениях. Командир самоходно-артиллерийского дивизиона гвардии подполковник Барановский Игорь Михайлович дал команду дивизиону загрузить на технику как можно больше дров. Объяснялось это так: там, где нам вскоре предстоит быть, нет запаса топлива для кухонь. Штаб соединения работал в режиме собранности, озабоченности, от командиров частей требовалось проведение мероприятий боевой готовности.
В начале декабря 1979 года стало известно, что в дивизию прибывает командующий ВДВ генерал армии Сухоруков. К приезду готовились в обычном для такого случая режиме. С офицерским составом подразделения начальник разведки дивизии Скрынников проводил беседы, совещания, на которых делал акцент на занятия. 10 декабря 1979 года с офицерами разведывательной роты продолжались мероприятия по изучению организации иностранных армий, разведывательной подготовке – материал давался под запись. На следующий день по этим темам должны были состояться контрольные зачеты с участием начальника разведки ВДВ гвардии полковника Кукушкина. К концу рабочего дня начальник разведки дивизии довел план занятий на следующий день: 11-го декабря 1979 года. Вот он:
1-2 час. Тактическая подготовка, тема: «Общевойсковой бой»;
3-4 час. Разведывательная подготовка, тема: «Разведывательные признаки средств ракетно-ядерного нападения противника»; «Действия разведчиков при захвате и уничтожении объекта»;
5-6 час. ОМП, тема: «Уяснение задачи командиром подразделения при применении противником оружия массового поражения»;
Но плану занятий, намеченного на 11 декабря 1979 года, не суждено было осуществиться – не получилось. Через несколько часов в него ворвалась афганская война, отложившая его выполнение на 9 лет 1 месяц и 19 дней…
Часть вторая
РАЗВЕДКА 103-й ГВАРДЕЙСКОЙ ВОЗДУШНО-ДЕСАНТНОЙ ДИВИЗИИ ПРИ ВТОРЖЕНИИ В АФГАНИСТАН В ДЕКАБРЕ 1979 ГОДА
«Если б не Афгана
Чёрный омут,
Не предначертания
Судьбы…
Всё, возможно,
Было б по-другому,
Без смертей и горя.
Если бы…»
ГЛАВА 1
Ровно гудели турбины огромного Ила, занявшего коридор эшелоном в 7200 метров. Самолет шел плавно, ему ничто не мешало в огромной армаде бортов следовать курсом на юг. Так, по крайней мере, думалось мне и моим разведчикам, перед которыми стояла задача захвата аэродрома Баграм с целью обеспечения посадки передового отряда в составе усиленного парашютно-десантного батальона под командованием гвардии капитана Вадима Войцеховского. Ряд бортов по непогоде Кабула вернулось на аэродромы "подскока", задействованных десантом в боевой операции, но Баграм посадку давал. Моей разведывательной группе предстояло действовать на авиабазе Баграм без учета нахождения там каких-либо подразделений советских войск - о них мне при постановке боевой задачи не доводилось. Именно в этом контексте мне ставилась задача командиром соединения генерал-майором Рябченко в присутствии начальника штаба дивизии полковника Петрякова и уточнялась начальником разведки дивизии майором Скрынниковым перед посадкой группы в самолет.
В иллюминаторе темнело, внизу виднелись огни населенных пунктов.
– Джамбул, – произнес штурман, не отвлекаясь от множества приборов в полутемной кабине огромного лайнера.
Я молча любовался заревом большого города, оно угадывалось издалека, проплывая справа по борту. В кабине штурмана хороший обзор и наблюдать за уходом ясного дня с большой высоты одно удовольствие. Прошло около часа полета - впереди надвигалось зарево очередного города.
– Чимкент.
За бортом стемнело. Огни селений, малых, больших городов создавали неповторимую картину южной ночи. Яркий свет луны отражался в озерах и общий рисунок звездного неба, скопление огней до горизонта создавали неотразимую паутину гирлянд. Завораживало взгляд: самолет плыл под мерный рокот турбин. Заканчивался второй час полета.
– Но что это? – недоуменно вопрошаю у штурмана.
Ничего не пойму: внизу, где заливались электрическим светом города, реки отражали звездное небо с луной, стало вдруг непроглядно темно. Словно неведомый кто-то прочертил РЕЧКОЙ, блеснувшей внизу, линию водораздела между жизнью и смертью.
– Амударья – граница Союза Советских Социалистических Республик, – оповестил по громкой связи командир экипажа.
Нечто черное наплывало навстречу: окутывало, захватывало, поглощало темнотой и дрожью. Внизу ни огонька – непроглядная тьма. Луна в последний раз сверкнула в водах РЕЧКИ и пропала, словно утонула в ней. Знакомый холодок коснулся спины.
– Афганистан!..
Мощная армада самолетов военно-транспортной авиации с десантом на борту вошла в воздушное пространство страны, первой признавшей молодое советское государство. 103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия в составе первого эшелона сил вторжения приступила к выполнению боевой задачи…
…Легкий морозец сковал землю и мелкий снежок, накрывший ее, хрустел под ногами. Закончился очередной напряженный день учебных занятий. После 19-ти часов мы с Сашкой Чернегой возвращались со службы домой из «Зеленого городка». Завтра 11 декабря 1979 года, начальник разведки ВДВ полковник Кукушкин проводит контрольные зачеты по организации иностранных армий. Пиво пить не будем – надо собраться с мыслями. Автобус 15-го маршрута подъехал к площади Победы, мы вышли на остановке у Московского проспекта. Чернега, вспомнив очередной анекдот, многозначительно посмеивался.
Офицеры дивизионной разведки выделялись среди остальных офицеров соединения особой формой одежды – зимними курточками стального цвета без погон. Нас можно было принять за егерей лесной охраны, железнодорожников, прокуроров – всех тех, кто носил форменную одежду. Но, видимо, не знал этого подгулявший крепышек на углу проспектов Черняховского и Московского – хотел затеять драку. Аккуратно уронили в сугроб перебравшего парня.
Падавший снег веселил, молодость, задор, кураж расслабляли от служебного дня. У «Комсомольского» магазина мы с Сашкой расстались и пошли по домам. Через три минуты ходьбы – квартира, где я снимал комнату вместе с семьей. С супругой поужинали, глянул новостную программу по телевизору. Начавшийся было фильм «Трактористы» усыпил, но звонок в дверь я услышал сразу. Привычно вскочив, открыл дверь: Борис Иванов – посыльный:
– Товарищ гвардии лейтенант, в роте «БОЕВАЯ ТРЕВОГА!»
– Ты что, Борис, обалдел? – удивленно смотрю на солдата.
– Никак, нет, товарищ лейтенант – боевая тревога, – растерянно ответил ефрейтор.
– Ладно, лети в роту, я за тобой.
За пару минут оделся, схватил чемоданчик, положенный нам по тревоге.
– Когда вернешься? – спросила жена.
– К утру буду, – ответил я, подбегая к двери.
(Почти не соврал, вернулся, действительно, утром, но через полгода). Время около полуночи, транспорт уже не ходил, но огонек свободного такси блестел на площадке перед «Комсомольским» магазином.
– В «Зеленый городок», – бросил таксисту.
Машина лихо рванулась по Московскому, затем налево на проспект Черняховского в сторону Лучосы и минут через пятнадцать я был у КПП военного городка, бурлящего ульем разбуженных пчел. Зрелище впечатлило: по тревоге в полном составе были подняты специальные части дивизии. Построения, команды, зачитывались списки личного состава, у казарм стояли под загрузкой машины. Разведчики под руководством старшины роты Николая Андрейчука привычно работали по плану боевой готовности.
В расположении роты я доложил о прибытии Гришину, исполняющему обязанности командира роты (Пащенко находился в отпуске, а Иван Комар работал с молодым пополнением в учебном центре). Владимир Николаевич мне приказал:
– Срочно в парк боевой техники, загружай боеприпасы в учебно-боевую группу.
Я обратил внимание на табло дневального по роте, которое высвечивало сигнал оповещения «БОЕВАЯ ТРЕВОГА».
– Володя, ты хоть что-нибудь объясни, – Гришин замахал руками:
– Валера, все потом, сейчас в парк и загружай боеприпасы! В 8.00 готовность к маршу.
– Куда?
– Орша, аэродром взлета – Болбасово.
– Понял, Владимир Николаевич, бегу.
В парке Петро Слободов с механиками-водителями разогревал котлы-подогреватели и готовил к запуску двигатели боевой техники. Едва успел проинструктировать погрузочную команду по мерам безопасности, как со склада ракетно-артиллерийского вооружения подъехала машина с боеприпасами. Приступили к загрузке боекомплектов трех машин учебно-боевой группы, с чем справились довольно быстро. Прибыла часть личного состава роты во главе с Ленцовым и Чернегой, которые сняли с БМД-1 парашютно -реактивные системы ПРСМ-915 и сложили их в боксы хранения техники. Механики-водители, запустив двигатели, разогревали, гоняя в разных режимах. В боксах при свете тусклых лампочек повисла синяя гарь выхлопных газов.
Николай Тютвин, командир взвода связи, прибывший в роту пару месяцев назад вместо убывшего в 317-й полк Володи Алексеенко, проверил настройку радиостанций БМД на маршевые частоты, выдал командирам взводов карточки радиоданных. Мы уточнили с ним некоторые вопросы связи и, в принципе, были готовы к совершению марша.
В расположении роты под руководством Гришина и Андрейчука организованно, без суеты заканчивались мероприятия по выходу подразделения из городка. Машина с материальными запасами была уже загружена, водитель доложил о готовности к движению к аэродрому взлета. Таким образом, к 2.00 ночи 11 декабря 1979 года 80-я отдельная разведывательная рота 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии была готова для выполнения заданий командования.
Собравшись в кучку, мы, офицеры, стояли и обсуждали события: я, Шура Ленцов, Сашка Чернега, Сергей Коробицин, Николай Тютвин.
– Командующий прибыл, наверное, под вечер, – сказал Ленцов, прикуривая сигарету от зажигалки Коробицина.
– А кто бы еще поднял дивизию? – Чернега, пожав плечами, поправил кобуру пистолета.
Оба Александра имели в виду, прежде всего, важность мероприятия, которое разворачивалось с нашим участием. Командующего ВДВ генерала армии Сухорукова ождали давно, его приезд в дивизию не был секретом для личного состава. Нам, разведчикам, об этом открыто говорил начальник разведки ВДВ полковник Кукушкин на занятиях с офицерским составом. Подразумевалось, конечно, что дивизия будет поднята по тревоге с проведением комплекса мероприятий выхода частей и подразделений в районы сосредоточения, ожидания с последующим десантированием. То есть, морально-психологически мы были готовы действовать, что называется, по полной программе. Проведенные недавно учения, разведывательный выход, занятия по боевой готовности не вызывали тревоги: с этим справимся. Тревога была в другой плоскости, она передавалась нам, офицерам, рядом завуалированных и непонятных действий. Ну, например, закрытая поездка командиров частей соединения, в том числе, нашего командира роты Пащенко в какую-то секретную командировку. О ней не говорилось в открытую, но утечка информации все же была и в офицерской среде она давала повод к различного рода разговорам. Кстати, эту мысль подтвердил на днях в беседе со мной начальник особого отдела дивизии (на тот момент) подполковник Буйнов Анатолий Павлович – утечка информации имела место.
Много разговоров было о десантировании в сложнейших условиях на территорию Монголии частей 106-й Тульской воздушно-десантной дивизии, которое мы связывали с обострением политической обстановки, в первую очередь, с Китайской Народной Республикой. Если это не демонстрация силы со стороны Советского Союза, тогда, что?
Офицерскому составу было приказано было сфотографироваться для, якобы, оформления личных дел, но команда была дана для всех офицеров и прапорщиков соединения одновременно. Что за аврал? – Вопрос зависал в воздухе без ответа.
Сейчас приказано загрузить боеприпасами учебную группу боевых машин, но команду на это может дать только командующий воздушно-десантными войсками в исключительных случаях.
– Кстати, Болбасово не наш аэродром взлета, – как бы невзначай отметил Чернега.
Вот именно, маршрут совершения марша не вяжется с планом боевой готовности: аэродромом взлета нашей аэродромной группировки являлась авиабаза Сеща Брянской области, нам же приказано прибыть в Болбасово. Аэродромная группа – самостоятельная тактическая единица ВДВ, способная решать боевые задачи в тылу противника в автономном режиме. Парашютно-десантные полки дивизии вместе с артиллерийским полком подразделялись на аэродромные группы, основу которых составляли парашютно-десантные батальоны с приданными средствами и средствами усиления.
Обсудили сигнал оповещения, по которому подняли нас: «Боевая тревога». Мы даже посмеялись по этому поводу, решив, что оперативный дежурный, перепуганный приездом командующего, нажал не на ту кнопку. Поговорив еще немного, мы построили бойцов, и повели их в расположение роты погреться: начинался промозглый ветерок.
Утренний морозец слабел, но снежная пороша неприятно хлестала по лицам. Собрались в маленькой канцелярии в ожидании дальнейших событий - вся информация стекалась сюда. Володя Гришин периодически выбегал и уточнял вопросы со старшиной - мы же, офицеры, находились рядом, чтобы реагировать на его распоряжения. Но пока ничего нового не поступало, дополнительных команд из штаба соединения не было. Основную часть работы по выходу из городка мы завершили, а колонну боевых машин, состоящую из десяти единиц техники, "вытянем" на исходный рубеж – КПП за 10 минут.
К 7.00 11 декабря 1979 года 80-я отдельная разведывательная рота дивизии со всеми материальными запасами была готова к совершению марша на аэродром взлета Болбасово. Ровно в 8.00 колонна боевой техники, преодолев исходный рубеж, двинулась по указанному маршруту...
… Я расположился в кабине штурмана, наблюдая виртуозную работу специалиста высокого класса. Удивительно, штурман, успевал одновременно делать множество операций: смотреть в локатор, сверять полетные карты, щелкать кнопками пультов управления, навигации, переговариваться с командиром экипажа. Делал он это все без суеты и лишних движений. В плавных движениях специалиста имела место профессиональная изящность. Я с восхищением любовался уверенной работой парня в летной куртке с меховым воротником.
По курсу полета была сплошная темнота, не видно привычных огней на земле - такое впечатление, как будто зависли в пространстве ночи. «Ночной полет», да и только», – подумалось мне, но о Сент-Экзюпери я больше не вспоминал, возможно, настроения наши не совпали с гармонией межзвездной романтики.
Я вышел в салон к разведчикам, спящих на тентах машин – пора поднимать.
– Сафаров, подъем, – толкнул в плечо заместителя.
Сергей проснулся, быстро вскочил:
– Что нового, товарищ лейтенант?
– Буди парней.
– Внимание всем, подъем, собраться к первой машине.
Сергей пошел по проходу, толкая ребят. Проснулись, вошли в обстановку, подтянулись ближе, чтобы слышать своего командира.
– Нищенко, своих на машину.
Проход между скамейкой, на которой, откинувшись, спали разведчики и зашвартованной техникой, совсем небольшой, поэтому отделение сержанта Игоря Нищенко я разместил сверху боевой машины, стоявшей в первом положении грузового отсека самолета. Оттуда ребятам лучше слышать меня.
Сосредоточенные лица парней не могли обмануть – летим в неизвестность, вызывающую трепет каждой клеточки тела, но все были собраны, как на многих учениях, которые вместе прошли в лесах Беларуси и беспокойство, которое я видел в глазах разведчиков, было совершенно понятно. Несколько часов назад мы, командиры разведывательных групп 80-й отдельной разведывательной роты, были вызваны к командиру дивизии генералу-майору Рябченко, от которого получили БОЕВОЙ ПРИКАЗ. Для меня боевой приказ комдива звучал следующим образом:
– Гвардии лейтенант Марченко.
– Я.
– Вашей разведывательной группе десантироваться на аэродром Баграм с целью его захвата и обеспечения посадки передового отряда в составе усиленного батальона 350-го парашютно-десантного полка под командованием гвардии капитана Войцеховского. В последующем, вести разведку в интересах передового отряда.
– Есть, товарищ генерал.
Все стало на свои места: схема элементов аэродрома, которую мне в Балхаше вручил начальник разведки дивизии и есть тот самый Баграм, до которого осталось менее часа полета.
Устроившись по борту самолета, сверху машины, разведчики смотрели мне прямо в глаза.
– Внимание всем, до посадки 40 минут. Еще разок пройдем по задаче, не торопясь, мысленно проиграем свои действия, чтобы на земле не возникло проблем. Все понятно?
– Так точно, товарищ лейтенант.
– Тогда давай, Сергей: твои действия после открытия рампы.
– С Баравковым, Сокуровым, Ивановым занимаем позицию со стороны помещения охраны аэродрома, тем самым обеспечиваем выгрузку техники из самолета.
– Так. Сорбосы открыли огонь.
Сержант не смутился:
– Связываю охрану огнем - Болотов на БМД прикроет из ПКТ и орудия.
– Хорошо, Сергей, не забудь важный момент: двигатели самолета будут работать, не попадите под раздачу потока. Недавний случай, надеюсь, помните.
– Понял, товарищ лейтенант, – Сафаров слегка улыбнулся.
Ну, как же, господ офицеров сдуло реактивной струей при движении по аэродрому. Разве забудешь такое?
– Болотов, действия твоего экипажа? – вопрос командиру второго отделения.
– Выгружаемся, занимаем позицию в 30 метрах от самолета. Прикрываю группу Сафарова со стороны контрольно-диспетчерского пункта, – доложил сержант.
– Так, ясно. Не спускай глаз с зенитной батареи и держи ее, Болотов, под контролем.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Как механики работают? – обратился я к старшему технику роты.
– Расшвартовываем технику, Валерий Григорьевич, машины выкатываем на бетонку, запускаем двигатели и занимаем позиции согласно расчету , – уверенно выдал Петро.
– Да, если какая-нибудь "коробочка" не запустится сходу - катите дальше от самолета.
– Понятно, Валерий Григорьевич.
– Хорошо. Проверить оружие, снаряжение - гранаты не трогать, запалы не вставлять, – дал последние указания перед посадкой в Баграме.
Двое «прикомандированных» к моей группе товарищей в солдатских курточках общались, наклоняясь к уху друг друга – вижу, довольны детальным уточнением задачи. Они - старшие офицеры военной разведки ГРУ Генштаба, находятся со мной по распоряжению высшего начальства, о чем довел до меня полковник Петряков в следующей форме:
– Марченко, с тобой будут два офицера разведки, тебе о них знать ничего не надо, но, если возникнут вопросы по обстановке в районе десантирования, обращайся к ним…
– Понял, товарищ полковник, – ответил я бодро начальнику штаба. Только о возможных проблемах и вопросах, которые могут возникнуть, Петряков ничего не сказал.
Три боевые машины десанта были пришвартованы цепями к полу самолета. Расстояние между их корпусами и скамейкой, на которой расположились разведчики, небольшое, много не походишь, не разомнешься – машины занимали все свободное место. Проверил крепление цепей – скоро посадка, проверка будет не лишней…
…До команды на марш в район аэродрома Болбасово оставалось несколько минут. За рычагами моей командирской машины с бортовым номером 187 – старший техник роты Петр Слободов. Механик-водитель Валерий Болотов находился в отпуске, получившим его за усердие, проявленное на учениях «Неман» Белорусского военного округа. Владимир Николаевич Гришин, исполняя обязанности командира роты, принял решение усилить мой взвод Слободовым.
Я доложил Гришину о готовности к движению: двигатели запущены, прогреты, механики приготовили ветошь, чтобы вытирать от налипшего снега стекла защитных колпаков. В наушниках шлемофона услышал четкую команду Гришина: «Вперед!» Исходный рубеж, КПП «Зеленого городка», головой колонны мы преодолели ровно в 8.00 и начали движение по маршруту: Витебск – Орша – аэродром Болбасово.
Погода совсем испортилась, мокрая пороша хлестала по лицам механиков. Защитные колпаки тут же убрали: снег забивал стекла, ограничивая всякую видимость. Перешли на «походное» положение, подставляя поочередно ветру левую и правую щеки. Командиры внимательно контролировали движение по улицам Витебска, так как водители частного транспорта, не представляя длинны колонны, опасно маневрировали, пытались идти на обгон. На площади Победы мы повернули на Московский проспект. Скорость поворота была большая и на скользком асфальте машину слегка занесло.
– Петро, не гони, будь внимательней, – крикнул по ТПУ Слободову.
– Понял, – ответил Петруха.
Слева «Комсомольский магазин», виден угол дома, в котором живу вместе с семьей, за ним детский садик, в нем работала жена воспитателем группы. По времени – уже на работе. Мысленно простился с семьей, вот и все, пронеслись, исчезли в промозглой мгле.
«Быстрее бы выехать из города – меньше встречных машин», – думалось мне. Старая оршанская дорога была меньше загружена транспортом, и вероятность столкновений становилась меньше. Первые лихорадочные действия приобрели уверенный и спокойный характер. В эфире порядок, нет болтовни, соблюдался режим дисциплины обмена по радиосвязи. Отвратительная видимость, ледяной ветер с дождем и мокрым снегом хлестали по лицам, ограничивая видимость до нескольких метров. Водители встречных машин уже не лезли вперед и прижимались к бордюру, пропуская колонну вперед.
Гришин выбрал скорость марша такой, чтобы контролировать дорожную обстановку и не повредить идущий навстречу транспорт. Только бы не въехать в кого-нибудь! Орша близко, но выход к авиабазе Болбасово проходил через город. Регулировщики комендантского взвода стояли на перекрестках, регулируя маршрут в городских кварталах до аэродрома.
По прибытии на авиабазу Болбасово по команде Гришина мы поставили боевую технику на место, указанное начальником штаба дивизии. Получилось так, что сходу развернулись в «боевую линию» и все «коробочки» стали компактно в линию машин. Владимир Николаевич доложил командиру соединения о прибытии роты в исходный район, уточнил место размещения личного состава, порядок дальнейших действий. Через некоторое время поступила команда разместиться в клубе летной части. Офицеры расположились на сцене клуба перед экраном. Предоставленные «удобства» не смутили: отогрелись, перекусили. Старшина роты выдал сухие пайки, приготовил чай, стало тепло, уютно. Разведчики, привыкшие к полевым условиям, к этому отнеслись с улыбкой, а вот сознание нет-нет, да и возвращало нас на землю – все-таки работали по варианту боевой тревоги.
ГЛАВА 2
На аэродроме Болбасово группировка находилась до 14 декабря включительно в состоянии высшей степени готовности к погрузке в самолеты. По нескольку раз в день объявлялась «Тревога» и столько же раз отменялась: схватив оружие, снаряжение, мы летели на аэродром к месту посадки, померзнув на морозе, получали команду на возвращение в летный городок. Разведчики 317-го парашютно-десантного полка согревались в котельной авиабазы, где произошла авария – взрыв котла отопления, несколько человек пострадали.
Через пару дней общая ситуация не прояснилась, мы даже не представляли общего плана мероприятий, в котором задействовалось соединение. Я это говорю со всей ответственностью, потому что наша рота находилась в составе аэродромной группы, где находился штаб дивизии и командир генерал-майор Рябченко. Так или иначе, была бы какая-то утечка информации, потому что мы, дивизионные разведчики, имели много знакомых в штабе, и хоть что-то бы знали о предстоящих событиях. Но обстановка развивалась таким образом, что даже обсуждать на самом бытовом уровне было абсолютно нечего. Разговоры в офицерской среде немного касались последних событий в Иране, где произошла исламская революция и американцев исламисты взяли в оборот.
Прибывшая группа офицеров разведывательного отдела ВДВ приступила к занятиям с нами по организации иностранных армий. Мы сидели в клубе местной авиационной части и конспектировали лекции о вооруженных силах Пакистана, Индии, Афганистана, Ирана. Не скрою, иронично усмехались про себя, потому что вооруженных сил стран Среднего Востока в боевой учебе мы никогда не касались. Это для нас совершенно другой театр военных действий. Тем не менее, несколько дней подряд изучали структуру армий стран, предложенных нам офицерами штаба ВДВ.
Надо сказать, что командование авиабазы сделало все возможное, чтобы скрасить наше пребывание на их территории: организовало просмотр фильмов с участием Чарли Чаплина, помню, долго смеялись над героями мирового комика, устроили банный день для личного состава группировки. На какое-то время мы забывались от проблем, свалившихся на голову. Офицерский состав роты находил способ расслабиться глубже: в «тревожных» чемоданчиках лежала «заначка» в 25 рублей – серьезные деньги по тем временам. За бутылкой водочки обсуждали события последних дней, но дальше ситуации, чем революция в Иране, приезд из Франции духовного лидера аятоллы Хомейни, наши умозаключения не шли. Не было никакой информации, которую бы можно было обсуждать за круглым столом – слово «Афганистан» не звучало ни в разговорах, ни в предположениях.
14 декабря 1979 года начиналось обычно: подъем, зарядка, прием пищи. Занятия по иностранным армиям надоели до оскомины, и было впечатление выжидания чего-то, пауза явно затянулась и требовала разрешения. До обеда мы совершили очередной бросок к аэродрому, померзли на сильном морозе, новостей никаких. Офицерский состав заскучал совсем – закончились денежные средства и все томились от наступившего безделья. Вечером поужинали и готовились провести отбой личному составу. Хорошо помню, офицеры роты собрались на сцене клуба части, где мы изволили почивать, шутили, около 20.00 прозвучало – «Тревога!
В первые минуты серьезность поступившего сигнала мы не оценили, ежедневные тренировки действий по тревоге всем надоели. Поругиваясь про себя, мы в составе роты понеслись к аэродрому, а вот там пришло первое понимание начала важных событий - в небе послышался гул множества самолетов, заходивших на посадку. Первый Ил приземлился, за ним следующий борт – с интервалом в минуту самолеты шли один за другим. Такой плотной посадки больших самолетов нам видеть еще не приходилось.
Гришин убежал к начальнику штаба дивизии для уточнения задачи. Минут через 15 Владимир Николаевич прибыл, дав команду на погрузку техники и личного состава в самолеты. Каждый из командиров взводов получил номер самолета, в который следовало загружаться. Мой самолет оказался рядом: команда командирам отделений, механикам-водителям и боевые машины осторожно подошли к рампе. Экипаж Ил-76М был готов к загрузке техники, я представился командиру, уточнив вопросы совместной работы. Загрузка техники прошла очень быстро: экипаж самолета в полном составе оказывал помощь.
Инженер по десантному оборудованию проверил узлы крепления трех БМД-1 к полу самолета. К 22.00 я доложил Гришину о завершении погрузки и готовности к вылету. Очень хотелось узнать у Владимира Николаевича что-нибудь новенького о нашей задаче, но, увы – новостей никаких. Вскоре поступила команда: «По самолетам»! Примерно в 22.40 14 декабря 1979 года аэродромная группа частей, подразделений и штаба 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии поднялась в воздух и взяла курс на восток.
После набора высоты и выхода в эшелон мы согрелись и тут же уснули. По привычке учений, парашютных прыжков я зашел в кабину штурмана. Реакция штурмана была мгновенной: карты, лежащие вокруг, он закрыл руками, собой. Растерявшись, я спросил:
– Куда летим?
Штурман, заметно нервничал.
– Командир, я в десяти местах расписался - сказать не могу, – через плечо бросил мне штурман.
Пожав плечами: не можешь – не надо, я вышел, устроился на мате БМД и заснул под монотонный гул турбин. Проснувшись, увидел – ничего не изменилось, разведчики спали в обнимку с автоматами. Привычная картина. «Что же нового?» – сверлила мысль. Спрыгнув с машины, размял тело, надо, думаю, еще разок заглянуть к штурману.
– Что-нибудь новенькое есть?
– Ничего, – ответил капитан.
Я скользнул взглядом на прибор, показывающий курс самолета, то же самое, общее направление – юго-восток, четвертый час полета. В кабине штурмана хороший обзор, видно, как впереди уже светлеет небо, начинается новый день. Что же он нам принесет? Приходило понимание в скорой посадке за тысячи километров от дома, пора бойцов поднимать и кормить, а то спят, как сурки.
– Сафаров, – толкнул заместителя, – подъем, корми десантуру.
Рюкзаки разведчиков были наполнены сухими пайками в расчете на трое суток. Это был НЗ, в Болбасово старшина кормил личный состав горячей пищей, готовя ее на походной кухне. Слегка опухшие от сна, бойцы поднялись, привели в порядок одежду, из РД достали тушенку с сухарями.
– Товарищ лейтенант, что будете?
Голод я не ощущал, но на всякий случай перехватить не мешает:
– Что-нибудь дай немного, Сергей, кушать не хочется. Сафаров протянул баночку бекона, галеты.
– Хватит. Спасибо.
Бекон – несколько полосок сала с мясом, как раз достаточно перекусить, но доесть не успел.
– Командир, к штурману, – услышал я голос инженера по десантному оборудованию.
Положив нехитрую снедь на корпус машины, я буквально влетел в кабину.
– Через 30 минут посадка в Балхаше, Казахстан. Иди к командиру экипажа, он расскажет последние новости.
Поднявшись в кабину летчиков, я спросил командира:
– Что нового?
– Получен приказ, – командир экипажа повернулся ко мне, – после приземления подойдут машины с боеприпасами. Прямо к стоянке, так сказано. Задача: ко всем видам вооружения загрузить как можно больше боеприпасов. Час на заправку топливом и взлет.
– Полетим-то куда, командир?
Невыносимо долгая пауза:
– Потом узнаешь, сейчас нельзя. Извини.
– Ладно, понял.
Бегу к разведчикам, продолжавшим уничтожать тушенку.
– Можно жевать, но внимательно слушать, – я забрался на БМД, чтобы видеть разведчиков.
– Скоро посадка, ребята, после приземления экипаж остановит двигатели, у нас будет минут пять на оправление надобностей. Затем получим боеприпасы ко всем видам оружия. Максимально! Машина с боеприпасами подойдет к стоянке самолетов.
С минуту я глядел на разведчиков, что бы еще им сказать? Кажется, подходим к Рубикону …
– Всем понятно, что это значит?
Они смотрели на меня, не мигая и смятение, охватившее вдруг, отразилось в глазах разведчиков. Столько раз выполняли задачи, оставляя десятки и сотни километров за уставшими спинами, теперь же надо сделать нечто такое… Но что? – Никто ничего не знает и тревожные мысли впервые обеспокоили наши сердца...
Самолет, проваливаясь вниз, дрожал, рубя облака плоскостями. Пробив нижнюю кромку сплошной пелены, оказался над бескрайней равниной, плывущей в утреннем мареве огромного озера.
– Балхаш.
Энергичный разворот на глиссаду оставил озеро справа, с обратной стороны раскинулась степь. Заход на посадку огромного лайнера, касание и самолет побежал по бетонке. Подрулили к стоянке, остановились турбины, наступившая тишина подтолкнула к двери. Выскочив на жесткий ветерок, несколькими движениями размял затекшее тело. Вышедшие со мной разведчики, справили нужду, а вот прикурить не успели, подошла машина, доверху нагруженная ящиками боеприпасов. Снарядили магазины автоматов, пулеметов, россыпью ссыпали патроны в карман рюкзаков. Ручные гранаты, отдельно запалы в специальной бумаге сложили в кармашки РД. Успели курнуть и даже замерзнуть, но команду на взлет не давали. Я подошел к экипажу, стоявшему рядом и спросил:
– Что-то ждем?
Пожав плечами, командир ответил:
– А кто его знает, чего теперь ожидать.
Время летело, ощущение тревоги росло, но за ближайшие три часа ничего не изменилось. Мы нервничали, больше всего раздражала надоевшая неопределенность. Прошел еще час, команда не поступала, действия приняли режим ожидания. Ближе к обеду, наконец-то, дождались: «По самолетам», загрузились, но через тридцать минут команда «Отставить». Выгрузились. До вечера таким образом дважды садились в самолет и дважды возвращались на землю. К вечеру и того больше: приказ разместиться в казармах летной части.
С утра следующего дня ситуация стала спокойней: подъем, завтрак в летной столовой, после чего мы находились в казарме. Рядом с нами развернули палатки штаба дивизии, генерал Рябченко находился в одной из них. В обед в правое крыло нашей казармы заселился отряд специального назначения КГБ, но без оружия – у нас же каждый разведчик был с полным боекомплектом, включая ручные гранаты.
День прошел в ожидании, новых команд не поступало, собственно, ничем особенным мы не занимались. На следующий день был получен приказ: организовать занятия по тактике действий мотострелковых подразделений Советской Армии, специальной и разведывательной подготовке. Прямо за аэродромом начиналась степь, где мы и приступили к отработке действий на поле боя: перебежками передвигались от укрытия к укрытию, переползали к исходному рубежу для атаки, отрывали окопы для стрельбы с колена, лежа, затем, стоя. Таким образом, занятия приобрели регулярный характер с перерывом на обед. В вечернее время в клубе части смотрели фильмы, постоянно находясь в готовности для посадки в самолеты. Затем ужин, отбой.
ГЛАВА 3
Утром 20-го декабря офицеров роты вызвали в штаб дивизии. Начальник особого отдела дивизии подполковник Буйнов проинформировал нас о том, что из саперного батальона сбежал солдат с оружием и боеприпасами. К этому моменту Иван Комар прибыл от молодого пополнения и приступил к исполнению обязанностей командира роты.
– Задача, товарищи офицеры такая, взять дезертира. При оказании сопротивления – уничтожить, – жестко подытожил главный контрразведчик дивизии.
Организованный поиск привел к тому, что беглого солдата обнаружили сотрудники местной милиции. Спрятался беглец в центре города, в предназначенном под снос одноэтажном здании, но проводить захват дезертира собственными силами местная милиция отказалась.
– Солдат ваш, вы его и берите, – просто сказал начальник местного ГОВД.
При этом дал информацию: около 7.30 утра мимо дома, где спрятался солдат, проходил мужичок с бутылкой водки, булкой хлеба и банкой консервированной кильки. Беглец его остановил, завел в дом, где они вдвоем выпили водку. Затем солдат отправил мужика за продовольствием, пригрозив, что убьет его, если тот не сделает этого или кому-то расскажет о нем. Для убедительности солдат показал автомат и гранату. У мужика хватило благоразумия обо всем рассказать милиции, сотрудники которой приехали к нам и дали информацию о дезертире.
Особый отдел разработал операцию захвата беглеца. План состоял в следующем: Павел Лаговский – начальник топографической службы дивизии, переодевается в гражданскую одежду одного из местных оперов и вместе с мужиком следует в дом, где прячется беглый солдат. Обнаружив его, стреляет на поражение, но Лаговскому, человеку мощного телосложения, не подошла куртка, искать другую одежду, не было времени. Центр города, много людей, пьяный, агрессивно настроенный солдат с оружием и гранатами – требовало быстрых и решительных действий. Начальник особого отдела меняет решение: вместо Лаговского на захват дезертира посылает меня. Куртка опера мне подошла в самый раз, дослав патрон в патронник, я прижал пистолет к груди пакетом с едой для беглеца. Таким образом, окружающим моего оружия не было видно, но пистолет в моей руке был готов к применению. Несколько раз я проделал тренировочные движения на открытие огня при встрече с объектом внимания. В принципе, нормально, резко и незаметно, молодой преступник вряд ли отреагирует быстрее меня. Не скрою, дрожь била в коленках – это правда, но сомнений в том, что буду стрелять на поражение или нет, не возникало. Буду.
С мужичком, как с закадычным дружком, мы шли по улице полной народа к дому, где прятался дезертир. Утро, свежий морозец и толпы прохожих, неподозревающих о том, что рядом с ними пряталась смерть. Мой напарник, любитель выпить, о чем-то все говорил, жестикулируя, но я был озабочен одним – вооруженный беглец. Он выпил достаточно водки, пьяный, замерз, реакция медленная, не так поворотлив и быстр. Все это так, но внезапность за дезертиром – он настороже и ждет собутыльника в готовности открытия огня в любую секунду. Похоже, парню терять было нечего.
Вот и барачного типа одноэтажный дом, в торце которого приоткрытая с улицы дверь. Я глазами остановил мужика:
– Пропусти меня, иди за мной.
Бесконечно длинный коридор, справа и слева которого расположены комнаты. Следы солдатских сапог отчетливо видны на пыльном полу. Первая комната направо – никого, следов не видно, налево – тоже никого, но много натоптанных следов. Тумбочка, на ней – пустая бутылка водки, остатки еды. Мужик шепнул:
– Здесь распивали.
Осмотрел комнату направо, куда вели следы солдатских сапог – никого, к стене приставлена доска, в потолке лаз формой квадрата метр на метр, на пыльной доске знакомые следы. Соображаю: солдат разбегался по доске, забегал к лазу в потолке и таким образом проникал на чердак. Следы его вели в комнату – обратных отпечатков не было. Значит, он на чердаке. Я прикинул разбег по доске, но что-то остановило.
– Давай я, он меня знает, – тихо шепнул мужичок.
– Ну, давай, – я не возражал, откинув в сторону, ставший не нужным пакет.
Он был средством маскировки до подхода к зданию. Особым отделом допускалось, что беглец отслеживал подходы к дому, а посланный за едой мужик и я должны были восприняться солдатом собутыльниками, которые возвращались с едой.
Мужик разбежался по доске, зацепившись за края лаза в потолке, подтянулся, завис на секунду-две, смотря в чердачную темноту. Мне его голова не видна – она была скрыта темнотой чердака. Прижавшись к косяку, я контролировал мужика, при этом поглядывал вдоль коридора вперед и назад. Напряжение достигло предела, когда мужик суетливо сполз по доске.
– Никого, темно, – выдохнул нервно «напарник».
– Идем по коридору, – подсказал мужику, – смотришь левый ряд комнат, я правый.
Пропустил мужика вперед, чтобы подстраховать на случай, если беглец окажется с его стороны. Осторожно двигались по пыльному проходу, фиксируя множество следов в комнатах, коридоре. Вот и последние комнаты – никого нет. Вышли во двор с другой стороны здания, остановились. Перед нами была площадка, а дальше несколько похожих зданий. За углом ближайшего дома обозначил себя Сашка Чернега с автоматом в руке. Я кивнул – вижу. Скользнул взглядом по территории – двор был блокирован: разведчики скрытно обложили пару подозрительных зданий.
Нервный колотун отчасти прошел, прикинув ситуацию, подумал: солдат или на чердаке уже осмотренного здания, либо в здании, напротив, за углом которого находится Чернега – в него также ведут следы до боли знакомых сапог. Пистолет я всунул в левый рукав куртки, его не было видно снаружи и мы пошли с мужиком к Чернеге. Два собутыльника, за которых можно принять нашу парочку, но это было не совсем так: внимательным взглядом я скользил по окнам здания напротив. Прошли половину площадки…
Автоматная очередь сзади разорвала тишину. Реакция бросила тело вперед, за угол здания, где укрылся Сашка. Уже из-за укрытия я посмотрел в сторону, откуда секунду назад прогремела очередь. Слуховое окно крыши здания, которое мы осмотрели, открыто – из него синий дым.
– На чердаке, – крикнул Чернега.
– Вижу, Саня, прикрой.
Контролируя чердачное окно, я броском пролетел площадку к зданию, которое осмотрел с мужиком. Бежал я по коридору к комнате, где стояла доска на чердак и рассчитывал только на скорость ответной реакции: дезертир не может бежать быстрее меня по чердаку. Вот и комната, разбежавшись по наклонной доске, я залетаю наверх. Длинная очередь бьет от окна и пули вдребезги разбили шифер над моей головой. Откатившись от лаза вдоль перекрытия, я услышал голос Чернеги:
– Валера, страхуй.
Выглянув из-за балки в темноту чердака, я пополз к отверстию, автоматная очередь прижала к бревну.
– Сань, уходи вправо.
Чернега отполз к основанию крыши. Затаились, глаза немного освоили темноту чердаячного помещения. Впереди угадывался свет окна, из которого стрелял дезертир. Расстояние не очень большое, но оно было перекрыто бревнами, стропилами и завалено строительным хламом. Вижу Сашку, занявшего позицию с правой стороны, Чернега оценивал обстановку. Вспомнив фамилию беглеца, я закричал в темноту:
– Бросай оружие, парень, иди к нам, стрелять не будем.
Но в ответ была тишина.
– Солдат, дом окружен, тебя все равно не выпустим и застрелим, слышишь меня? – пытаюсь вызвать беглеца к разговору.
Реакции опять никакой.
– Что молчишь, ответь что-нибудь?
Но дезертир ни сделал попытки выйти в контакт. Я поднял руку, Чернега увидел.
– Сань, прикрой.
Подняв шапку над балкой, поводил ею в разные стороны – тишина, мой нехитрый трюк дезертир оставил без внимания. Собравшись в пружину, я махнул через препятствие и уполз под самую крышу – получилось. Просигналил Чернеге подтянуться, Сашка осторожно пополз, и мы оказались на одной линии. Насколько это было возможным, держали под контролем все, что находилось в поле нашего зрения. Нас слепило окно на крыше и мы практически не видели обстановку на участке, где скрывался беглец.
Очередь из автомата ударила как раз от окна. Полежав пару минут без движения, я пополз по чердачному проходу и увидел правее окна ствол автомата с примкнутым к нему магазином. Контуры солдата в привязке с автоматом я тоже различал, они угадывались в солнечном свете. Оружие беглеца было направлено в сторону Чернеги. Взяв дезертира в прицел пистолета, я выбрал сводный ход спускового крючка - ловил момент выстрела, но боковым зрением вдруг увидел, что Сашка пополз вперед. Соображая, что он не видит направленный на него автомат дезертира, я вскочил и с криком: « А - а - а - а», – бросился к беглецу.
До сих пор не могу объяснить собственное психологическое состояние – вместо того, чтобы сделать выстрел, причем, наверняка, меня, словно пружиной, кинуло на тень беглеца, его автомат, направленный на друга. Дальше, как в замедленной съемке: толчок ногой, полет по дуге на автомат дезертира и ощущение радости – успел. Я упал на автомат, в мгновение откинув его в сторону, но тут же сам отшатнулся назад. Возле моих колен лежала развороченная пулей и залитая кровью голова дезертира. Ситуация развивалась стремительно: три-четыре секунды - не более, а сколько эмоций пришлось пережить! Сашка был уже рядом. Перевернули на спину тело, осмотрели - видны пулевые ранения: одна пуля вошла с правой стороны возле уха, другая разорвала предплечье левой руки, третья разнесла ткани бицепса. Вокруг море крови.
– Не стрелять, все под контролем, – крикнул я в окно, окружившим дом, разведчикам.
Взяв обеими руками за воротник десантной куртки дезертира, я поволок его тело к лазу, по которому мы с Сашкой проникли наверх. С высоты потолка через отверстие увидели Ивана Комара, начальника особого отдела дивизии и нескольких наших разведчиков. Ноги беглеца опустили вниз по наклонной доске, приставленной к стенке, и подали тело Комару. Иван подхватил его за ноги и спину, чтобы положить на пол, но потерял равновесие и бросил тело на пол. Окровавленная голова дезертира с глухим стуком ударилась о деревянное покрытие.
Спустились с чердака с Чернегой, вытерли руки обагренные кровью беглеца, пустившего в себя последнюю очередь из автомата. Тело загрузили в подъехавшую «скорую помощь» и увезли. Подоспевшие «особисты» изъяли у меня пистолет, даже не позволив его разрядить, я только предупредил, что патрон в стволе. Подошел мужик – собутыльник беглеца и мой «напарник» по захвату.
– Ты куда пропал? – спросил я у него.
– Как услышал стрельбу, сразу за дом.
– В порядке, не задело?
Этот вопрос я задал мужику только потому, что не знал, в кого пошла первая автоматная очередь дезертира.
– Ну, его на фиг, чуть не убил меня.
– То есть, как, «чуть не убил»?
Мужичонка отмахнулся рукой:
– А, когда я залез по доске и просунулся в лаз, он автомат приставил к голове.
– ???
Мужик виновато топтался на месте:
– Ну, так я пошел, надо выпить.
У меня перехватило дыхание: беглец, находясь на чердаке, ткнул стволом автомата в голову мужика, а тот ничего мне не сказал об этом, когда мы с ним шли по коридору. Следующим лезть на чердак была моя очередь, и я не полез только потому, что меня что-то остановило в последний момент, может, чувство опасности, может, интуиция, не знаю… И сейчас, много лет спустя, я переживаю эту ситуацию: как можно глупо погибнуть в не самой сложной обстановке. К вечеру нас с Чернегой вызвали в местную прокуратуру, провели допрос, расписавшись на каждом листе протокола, мы попрощались со следователем. Больше к этой теме не возвращались и не обсуждали ее никогда.
ГЛАВА 4
В сумраке мерцающих приборов штурман склонился над картами, только капельки пота на лбу выдавали собранность напряженной работы человека, ведущего корабль по сложнейшему маршруту. Светлеющие облака небосвода обозначили приближение огромного города, зарево которого постепенно надвигалось на нас.
– Кабул, – произнес штурман и потом уточнил, – ближе Баграм.
Я взглядом впился в огни городка, ставшего известным позднее на весь Советский Союз: Баграм.
Самолет, вздрогнув, вдруг стал проваливаться вниз. Потеря высоты была настолько мощной, энергичной – заложило уши, засвербело в носу. Последовавший следом крен с еще большей потерей высоты вызвал откровенно неприятные ощущения. Взгляд на штурмана – спокоен, как будто бы ничего не случилось. Значит, так надо! А самолет все падал и падал, кажется, целую вечность. Очередной разворот с бесконечным падением вниз перехватил дыхание, на лбу образовалась испарина пота. Когда же этому конец? Огни Кабула и Баграма плыли по кругу, но в плоскости горизонта находились уже несколько ниже. Следующий крен самолета в пространстве и мы вышли на полосу, она была перед нами в огнях навигации. Ух, вот это скольжение!
– Давай, командир, двигатели останавливать не будем, – крикнул штурман, на секунду повергнувшись ко мне.
Хлопнув его по плечу, я побежал к разведчикам – смотрят шальными глазами, пытаясь понять: что же происходит? Махом прервал все вопросы:
– Через минуту посадка. Действуем по плану, уточнения по ходу задачи. Всем приготовиться!
Самолет коснулся бетонки - взревели реверсы заднего хода, гася скорость пробега. Инерция закончилась, поворот на рулежку, затем другой и самолет остановился у края бордюра. Рампа открылась, все разведчики знали свое место и действовали по работанной схеме: установили накаты для техники, которую уже подготовили к выгрузке. Выскочив на бетонку, я огляделся, чтобы оценить обстановку. Темнота не смутила, главное я увидел: взлетная полоса была освещена и со стороны КДП много огней, в свете которых были видны всего пять-шесть человек, закутанных в одеяла. Они шли вдоль ограждения аэродрома без всякого любопытства к совершившему посадку самолету.
Группа Сафарова залегла на позиции и контролировала обстановку у командного пункта. Болотов со своим экипажем вытолкнул на бетонку БМД под номером 188. Машина по инерции откатилась от накатов, запустился двигатель, и она рванула прикрыть отделение Сафарова от КДП и казармы охраны аэродрома. Отделение Нищенко успешно выкатило боевую машину под номером 189. Запустив двигатель, она встала на рубеж прикрытия самолета со стороны зенитной батареи. Моя командирская с номером 187 выкатилась следом, Слободов запустил двигатель, и машина усилила позиции прикрытия самолета. Четверо разведчиков помогли инженеру по десантному оборудованию убрать накаты и самолет сразу же порулил на взлетную полосу. Я взглянул на часы – с момента посадки прошло 15 минут, а Ил уже мчался на взлет. Оторвавшись от полосы, лайнер исчез во мгле темного неба.
В наступившей тишине я оценил позицию группы, проверил связь и на командирской машине поехал в начало взлетной полосы, освещенной навигацией. Вылетев на «взлетку», по осевой линии рванул по ней на большой скорости, наблюдая ее состояние. Понятно, если наш Ил приземлился и нормально взлетел, то полоса свободна, но меня беспокоил другой момент. Посадку и взлет самолета слышали и видели афганцы-зенитчики, охрана аэродрома, поэтому я допускал такую возможность, что полосу могут заблокировать техникой или взорвать, что не позволит совершить посадку передовых сил десанта и поставит выполнение задачи под срыв.
До приземления батальона капитана Войцеховского оставалось минут пять. На боевой машине я пролетел до конца полосы – нормально. Занял позицию в центре боевого порядка группы, чтобы контролировать ее фланги. Практически сразу послышался гул самолетов: передовой отряд заходил на посадку. Первый борт, включив прожектора, коснулся полосы, следом второй, третий, порулили к месту разгрузки. Связавшись по радиостанции с Войцеховским, я ему доложил, что КДП и охрана под контролем, веду наблюдение и указал координаты позиции группы. Комбат уточнил мне задачу: об изменении обстановки докладывать немедленно.
Борта, выгрузив технику, личный состав, один за другим уходили на взлет – передовой отряд 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии взял авиабазу Баграм под контроль без единого выстрела и был готов принять основные силы десанта.
Рассветное утро в Баграме поразило грандиозностью горного массива – вершины, покрытые шапками вечных снегов, взметнулись в лазоревое небо. Необыкновенная панорама природы восхитила взор, поразила воображение. Ее величие и красота отразились в памяти на многие годы вперед. Баграм! Сколько с ним мыслей живет до сих пор! Разве думалось в те минуты о том, сколько же крови наших парней прольется в этих горах и ущельях? Восхищение красотой заснеженных гор было настолько сильным и поглощающим, что я не сразу обратил внимание на позицию зенитной батареи афганцев. По брустверу ходил часовой, закутанный в одеяло, не обращая внимания на нашу боевую технику, стволы которой смотрели в сторону их зенитных орудий.
Войцеховский вызвал меня по радиостанции в штаб передового отряда, где передал приказ командира дивизии: в 12.00 совершат посадку три АН-12, в которые мне следует загрузить свою технику, личный состав и совершить перелет в Кабул. Борта прилетели во время, и мы приступили к загрузке боевых машин в самолеты. Через Войцеховского я доложил командиру дивизии о готовности к вылету, получив добро, попрощался с комбатом и через пятнадцать минут полета мы приземлились в Кабуле.
Много раз после этого эпизода я встречался с Вадимом Войцеховским, молодым, энергичным комбатом 350-го гвардейского парашютно-десантного полка. Совместная служба нас сблизила больше, когда в марте 1981 года я был назначен на должность командира разведывательной роты «полтинника», уже завоевавшего славу доблестного боевого полка, которым командовал Георгий Иванович Шпак. Несколько раз мы с Войцеховским действовали в совместных рейдовых операциях, где его батальон успешно выполнял сложные боевые задачи. В одной из них, 2 декабря 1981 года гвардии капитан Войцеховский Вадим Аркадьевич погиб в бою, командуя батальоном при уничтожении душманского отряда, засевшего в кишлаке. Погиб, потому что, заботясь о своих подчиненных бойцах, лично указывал им на открытой местности позиции. Пуля угодила ему в бок, он еще жил, был в сознании, разговаривал с друзьями, с моим заместителем Кожевниковым, не верил, что умрет. Требовалось переливание крови, которое невозможно было сделать в бою, силы оставляли комбата. Он умер достойно, выполнив воинский долг защитника Отечества. Похоронен в деревне Гвоздово Полоцкого района Витебской области. За мужество и героизм, проявленные при выполнении интернационального долга, награжден орденом Красного Знамени (посмертно). Не могу не сказать о том, что на смену погибшему комбату Войцеховскому прибыл гвардии майор Александр Солуянов, удостоенный позднее звания Героя Советского Союза. Батальон, который вводил в Афганистан капитан Войцеховский, за весь период афганской войны был всегда на передовых рубежах в боях с силами афганского сопротивления.
Совершив посадку в столичном аэропорту, я доложил командиру роты о прибытии своего взвода (Пащенко уже прибыл в подразделение), разгрузили технику, пообедали и находились в режиме ожидания команды. Какой? Мы еще не знали, даже не представляли, что участвуем в событиях мирового масштаба, в которых принимаем самое непосредственное участие. С офицерами роты мы обменялись впечатлениями, прогнозировали дальнейший ход развития ситуации, наше участие в ней. Затем последовала команда начальника разведки дивизии майора Скрынникова: командирам разведывательных взводов прибыть в штаб соединения, где командир дивизии генерал-майор Рябченко поставит нам боевые задачи.
Каждому командиру группы задача ставилась отдельно. Моей разведывательной группе было приказано: в составе трех боевых машин выдвинуться четыре километра севернее Кабула на рубеж отдельной цепочки холмов и занять позицию вдоль дороги, ведущей в столицу Афганистана. В дальнейшем, имеющимися средствами, предотвратить вход в Кабул мятежной танковой бригады регулярной армии Афганистана, а также вести наблюдение за частями афганской армии, которые предпримут какие-либо действия, и воспрепятствовать их движению в город огнем штатного оружия. Поразили слова комдива: «Гвардии лейтенант Марченко, совершить марш по маршруту…занять рубеж … и стоять на смерть!».
За светлое время на трех боевых машинах я вышел на указанный рубеж, занял оборону, подготовил основные и запасные позиции для БМД. Время позволило обложить машины камнями, обустроить ячейки ведения огня из стрелкового оружия и гранатометов. Даже успел прикинуть пути отхода, на случай, если судьба позволит совершить нам маневр. Я прекрасно понимал, что такое танковая бригада - пусть даже афганской армии. Сопоставимость сил и средств было резко отрицательно не в нашу пользу, но в ушах стояли слова командира дивизии: «Стоять на смерть». Это, поверьте, не забывается. В 19.30 местного времени моя разведывательная группа была готова принять бой на указанном мне рубеже.
Я проверил связь между наводчиками-операторами: Ксендиковым и Мандрыко. Каждому из них определил основные и запасные секторы ведения огня, уточнил команды, сигналы, порядок действий. Всех остальных разведчиков расположил в оборудованных из камней огневых ячейках, назначив сектора ведения огня. Так как противник – танковые подразделения афганской армии, то акцент делал на вооружение боевых машин, для чего предусмотрел, чтобы огонь из орудий БМД-1 вели опытные наводчики, которых подстрахуют командиры отделений. Я занял место наводчика-оператора своей командирской БМД, приняв решение лично вести огонь из вооружения боевой машины, находясь на связи с начальником разведки дивизии. Я считал, что с позиции командирской машины мне будет удобней управлять боем - к тому же, я уверенно владел вооружением боевой машины.
Боевой расчет выстроил следующим образом: в башнях боевых машин находились наводчики-операторы, рядом, в оборудованных камнями ячейках, расположил командиров отделений, которые также уверенно стреляли из вооружения БМД-1. Остальных разведчиков разместил с учетом круговой обороны на сокращенных расстояниях друг от друга. Понимая, что, в случае огневого столкновения, нам не устоять против танковых орудий. Для каждой боевой машины определил несколько запасных позиций, чтобы после 2-3 выстрелов менять ее положение на местности. Прикинул на карте несколько маршрутов отхода.
Грандиозная панорама огромного города, раскиданного в огромной долине, впечатлила разнообразием красок. Наступившая ночь, без привычных для нас сумерек, быстро поглотила столицу Афганистана. В прицеле боевой машины в ночном режиме хорошо просматривались улицы, районы восточного мегаполиса. Волнение было большим не только у нас, чувствовалось это и по радиообмену: в эфир часто выходил начальник разведки майор Скрынников, запрашивал у меня обстановку. Я докладывал, что все нормально, движение противника не отмечается. Ощущение волнения, нервозности достигло предела, когда наводчик-оператор Мандрыко доложил:
– Товарищ лейтенант, наблюдаю движение колон на окраине города.
Прильнув к прицелу, я увидел движение боевой техники с включенными фарами от аэродрома, где расположились части дивизии после приземления, в сторону города. Недоумение было полным, не зная общей задачи соединения, я не мог предположить, что в Кабул на боевой технике входит 103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия.
– Товарищ лейтенант, смотрите – стреляют. Действительно, над городскими кварталами, куда втягивались колонны боевых машин, полетели трассера. Вначале это были отдельные очереди из пулеметов, потом их интенсивность возросла. Минут через десять ухнули первые выстрелы орудий, которые вскоре превратились в артиллерийскую канонаду. Над Кабулом замерцал огневой шквал трассирующих очередей пулеметов, гул орудий. Картина привела в ступор личный состав моего взвода, наступило откровенное недоумение от видимой нами картины событий. Не сразу стали понятны позывные, которые я услышал по радиостанции:
– «03», доложите обстановку, – на связи начальник разведки.
– Я, «03», докладываю: с направления аэродрома в город заходят колонны машин, наблюдаю сильную стрельбу из пулеметов и орудий.
– «03», доложи, как у тебя обстановка? На наши колонны – не обращай внимания.
А, начальника разведки интересует обстановка в моем районе. Окинув взглядом позицию взвода, прислушался и твердо ответил:
– Я, «03», у меня спокойно, нахожусь на рубеже, готов к выполнению задачи.
– Хорошо, «03», усилить наблюдение. Движение техники в сторону Кабула встретить огнем штатных средств. Как понял?
– Понял вас, понял!
Дела… Такой ход событий вряд ли кто мог предположить: над Кабулом огненный шквал. В прицел я изучил местность – пока в порядке, тишина. Выскочив из БМД, обошел разведчиков, уточнил задачи, пробежался глазами по горизонту – ничего. Оставалось наблюдать фейерверк над Кабулом. Панорама поражала строчками очередей и выстрелов орудий. Что там происходило – трудно представить, но море трассирующих пуль, летящих в разные стороны, создавали картину тяжелого боя. В какой-то момент я увидел – в одном из районов города строчки трассеров пошли навстречу друг другу. Вначале не понял развития ситуации, потом осенило: идет взаимная перестрелка, причем очень сильная. С одной и другой стороны навстречу друг другу исходила стрельба, которая минут через 20 уменьшилась и вскоре затихла. Позднее стало известно: в огневое столкновение вступили два наших парашютно-десантных полка, которые, не разобравшись в городской обстановке, вступили друг с другом в огневой контакт. К счастью, обошлось без жертв.
До полуночи шла сильная перестрелка, которая то уменьшалась, то набирала обороты. Затем общая ситуация огневого воздействия пошла на убыль, гул орудий вообще прекратился. Над Кабулом летали отдельные очереди трассирующих пуль, вскоре и они исчезли в наступившей тишине. У нас на позиции было еще тише – обстановка без изменений. Я дал команду разведчикам перекусить сухим пайком.
– Товарищ лейтенант, давайте с нами, – позвал, подошедший Сафаров.
– Добро, Сергей, иду, перехватить надо, кто его знает, что будет дальше.
Покушали быстро. Вскоре стало светать. Внимательно изучив местность вокруг позиции взвода, я мысленно проиграл ситуацию, а что, если бы танки пошли на Кабул, и пришлось бы вступить с ними в бой? От наших позиций до дороги метров 350, каждая из БМД безнаказанно сделала бы по танкам 5-6 выстрелов – 15-18 в общей сложности. Результат поражения с такого расстояния большой, но, не переоценивая степени нашей подготовки, допустил, что потери противника могли составить до 60 процентов. Значит, 8-10 танков, то есть, до танковой роты, мы могли бы уничтожить за счет внезапной атаки. Но если бы танковый батальон афганской армии, действительно, попытался войти в Кабул с нашего направления, то реакцию двух других танковых рот батальона легко представить: развернулись бы в боевую линию и несколькими выстрелами с нами покончили.
Окинул взглядом пути возможного отхода на БМД – маловероятно: камни, обрывистая местность, машины "разуются" сразу и результат тот же самый. В пешем порядке уйти можно, если боевые машины оставить и уйти. Но как оставить БМД? Просто взять и уйти? Нельзя врагу оставлять технику и вооружение. Значит, надо ее уничтожить, а только потом уходить. На это тоже необходимо время. А как уничтожить? Только методом поджога топливных баков и двигателя - более быстрого варианта уничтожения техники в наших условиях нет.
В стороне пронеслась пара истребителей МиГ-21, уходивших с набором высоты – раздались взрывы. Через некоторое время появились снова: над огромным сооружением на высокой горе появились разрывы. МиГи опять зашли в атаку и отработали «нурсами»: один заход, другой, после чего внезапно исчезли. Видимо, закончился боекомплект, больше ничего не было видно. (МиГи нанесли ракетный удар по одному из объектов Амина).
Для нас эта ночь закончилась благополучно. Командование дивизии предполагало, что активные мероприятия по захвату ключевых объектов в Кабуле нашими частями и подразделениями могли спровоцировать отдельные танковые части афганской армии на оказание сопротивления. В частности, моей разведывательной группе и была поставлена задача с учетом этого фактора: дать информацию штабу дивизии, если с моего направления такая попытка появиться. Были отдельные паникеры в штабе дивизии (фамилии мы знаем), которые, судорожно кричали: «Танки, танки». Давали команду на приведение к бою ручных противотанковых комплектов РПГ-18 «Муха» без всякой на то надобности. Если РПГ-18 приводится к бою (на это уходит 2-3 секунды), то далее его нужно только использовать, в исходное положение он не становится. Вот и приходилось потом расстреливать их десятками в афганское небо.
Доложив начальнику разведки о том, что движения на дороге не отмечается, я получил приказ на возвращение в район аэродрома. Без всяких проблем, совершив марш по Кабулу, мы вернулись в расположение роты. Для себя я отметил: надо внимательно изучить план Кабула, заблудиться в городе можно настолько легко, что не заметишь, как выскочишь на другую улицу, квартал, окраину. Справедливости ради скажу: спустя полгода, при возвращении с одной из рейдовых операций, я командовал боевым разведывательным дозором и вел колонну смешанной техники по ночному Кабулу. На одном из участков города я сделал поворот налево на квартал раньше, чем следовало: перепутал повороты, которые визуально похожи один на другой. Когда понял, что совершил ошибку, половина колонны втянулась туда, куда не следовало, а главное - не развернуться. Ночная улица была настолько узкой, что мои БМД проходили, но три танка в составе БРД, едва не терлись бортами о стены домов. Похолодев от сознания того, что колонна упрется в тупик и окажется заблокированной в кварталах города, я стал перед первым танком и, подавая руками сигналы механику-водителю, чтобы тот не завалил стены домов, метров триста шел перед танками, пока улица не расширилась на достаточное расстояние и миновала опасность завала домов. Благополучно выехав на трассу, дальше мы следовали в правильном направлении. Михаил Федорович Скрынников, словно что-то почувствовал, спросил по радио:
– «03», доложи обстановку.
Сжавшись в комок, я ответил:
– Обстановка нормальная, следуем по маршруту.
– Понял, хорошо.
Пот заливал лицо, ужас еще не прошел, но самое интересное в том, что моего блуждания по городу, в общем-то, никто не заметил. Но это так – отступление с четким пониманием того, что боевые действия в Афганистане требовали мгновенной реакции на принятие грамотных и быстрых решений. К сожалению, этому приходилось учиться уже на войне, в настоящем бою, когда на командирах, в условиях быстроменяющейся обстановки, лежала величайшая ответственность за успех выполнения боевой задачи и сохранение личного состава.
Факт ввода в Афганистан советского воинского контингента состоялся. Это мы, разведчики, поняли утром следующего дня, когда все три разведывательные группы прибыли на базу после выполнения боевых задач. Мы еще не знали объема, глубины предстоящих мероприятий, были оглушены событиями, в которых приняли непосредственное участие, но каждый из нас жил ясным пониманием того, что свершилось нечто такое, за которым последуют грандиозные события. А пока мы с удовольствием изучали страну, в которой оказались по воле судьбы, совершенно не представляя, что нас ждет впереди. Присматривались к людям, обычаям, восхищались самобытной особенностью национального колорита афганцев. Так, что же ты за страна, Афганистан? Обращали мы взор на скалистые снежные горы.
ГЛАВА 5
Афганистан на многие годы стал острием мировой политики. Начало 80-х годов прошлого столетия всколыхнуло мировое сообщество от политической спячки, перевернуло миропорядок размеренной жизни мусульманского мира на Среднем Востоке. Наступило время большой политики двух мировых систем, когда определялись приоритеты, расставлялись акценты. В информационной составляющей жизни советского общества Афганистан не играл роли региона, куда распространялись интересы Советского Союза. Вряд ли многие граждане страны Советов могли с уверенностью назвать столицу страны, первой признавшей молодую советскую республику. Политические процессы в ней шли обыденным порядком и дальше афганского государства не распространялись. На страницах печати мелькали заметки, из которых советский народ узнавал о помощи дружественному нам афганскому народу в строительстве отдельных объектов промышленности, гидросооружений, но эта информация никак не отражала истинного положения дел – афганское общество было совершенно закрытым от мирового сообщества. Поэтому судить о политической жизни страны, путях ее развития советским гражданам было не особенно интересно. Страной правили эмиры, короли, правители, которые в умах советского народа ассоциировались как экзотические пережитки прошлого.
Тем не менее, Советским Союзом Афганистану уделялось много внимания из-за его геополитического положения, ресурсного запаса. Он привлекал наличием полезных ископаемых, рынком, потребляющим блага, строительством объектов, где принимали участие советские специалисты. Афганистан был известен добрососедским отношением к нам многих его руководителей: ряд договоров долгие годы работали по выгодному товарообмену. В 60-е годы прошлого века при технической и финансовой помощи Советского Союза в Кабуле были сооружены хлебокомбинат, домостроительный комбинат, авторемонтный завод. На севере страны построены газопромыслы и газопровод от границы СССР до Мазари-Шарифа, ирригационный канал, ГЭС в районе Джелалабада, Пули-Хумри и Наглу, плотина Сарде близ Газни, механизированный порт Шерхан на реке Пяндж.
В период зарождения экономической глобализации Афганистан существовал практически без промышленности и механизмов мировой экономики – к началу Саурской (Апрельской) революции 1978 года численность рабочих заводов и фабрик составляла всего 44 тысячи человек. Овцеводство, виноградарство, животноводство, садоводство, сбор орехов – вот небольшой перечень направлений сельского хозяйства, который давал жизнь многим племенам и народам. В стране добывалась соль, природный газ, каменный уголь, другие полезные ископаемые, разработка которых не требовала больших экономических затрат. Единственная в стране железная дорога Кушка – Тарагунди длиной 5,5 километра может вызвать улыбку и недоумение, но было так устроено афганское многоплеменное общество, в котором нет места элементам современной цивилизации. Народы Афганистана десятки веков жили и живут обособленной жизнью, куда абсолютно не допускается присутствие чужаков. Так что же это за страна, с которой протяженностью в две с половиной тысячи километров проходила южная граница Советского Союза? Страна, ставшая черной отметиной целому поколению советских парней…
Окунувшись в историю государства, знавшего Александра Македонского, Чингисхана, мы обнаружим много интересных и познавательных вещей. Никого не оставят равнодушным богатые национальные обычаи народов, населяющих восточную страну, где ислам в жизни мусульман играет главную роль. Это основополагающий фактор, с которым необходимо считаться любому, кто решит познакомиться с афганским обществом. Страна пережила много войн, разрушительных набегов, но никогда не была порабощенной – жила самобытным жизненным укладом. Справочные данные говорят, что Афганистан – государство, расположенное в Центральной Азии, имеющее в своем составе 29 провинций. Свыше 70% территории занято горами Гиндукуша, Парапомиза, Хазараджата – отрогами Памира, образующими труднодоступные ущелья, по которым несут свои воды Амударья, Гильменд, Мургаб, Кабул, Герируд, Фарахруд, Тарнакруд. Население – около 16 миллионов человек – представлены более чем двадцатью народностями и множеством племен. Афганцы, в основном пуштуны, составляют около половины всего населения страны. Среди многочисленных народностей также таджики, узбеки, хазарейцы, чараймаки, туркмены. Официальные языки – пушту и дари (афганский диалект персидского языка). Господствующая религия – ислам (80% – сунниты, 18% – шииты).
Первые упоминания об афганских племенах появились в 11 веке – дуррани, гильзаи, вазиры, хоттаки, афридии, шинвари, моманды, юсуфзаи, оракзаи, хугиани, сафи, какары и другие делятся на четыре основные группы: сарабани, батани, гаргушти, кррани. Их количество достигает 400 отдельных племен, поддерживающих строгую родоплеменную структуру. Большая семья управляется старейшиной (спинжирай – белобородый), несколько семей составляют род, которым управляет малик, несколько родов составляют клан (хель), несколько кланов племя (каум), племенами управляют вожди (ханы), которые образуют совет ханов – джиргу. Семьи, роды, кланы, племена имеют свой быт, культуру, традиции, разные языки общения, а также условные территориальные образования, которые считают своими исконными землями.
Неповторимая гамма национально-племенных отношений, нормы поведения, веками передаваемые из поколения в поколение, почитаются правоверным мусульманином всю жизнь. Афганское родоплеменное общество закрыто от посторонних глаз, заглянуть в него не представляется возможным, но тот, кто хочет познать быт, культуру афганских народов, должен осторожно и кропотливо заняться исследованиями, имея возле себя хорошего специалиста по Востоку. Уместно будет сказать: Восток – дело больше, чем тонкое и деликатное, поэтому человек из афганской среды, знающий западный образ жизни, окажется полезным в этом вопросе.
Необходимо помнить, что в мусульманских странах ряд тем вообще не подлежит обсуждению. Например, женщины: боже упаси спросить у мусульманина о здоровье его жены или жен, что в европейском обществе считается вполне естественным знаком внимания и даже частью культуры. Немыслимо представить ситуацию, когда женщина проходит между двумя разговаривающими мужчинами. Гость в доме мусульманина должен знать, что есть женская часть дома, куда по определению не ступает нога другого человека. Если вы оказались приглашенным в мусульманскую семью, вы никогда не увидите за столом хозяйку дома. Перед заходом в жилище обязательно снимается обувь, мечеть иноверцу лучше не посещать. Существует множество особенностей мусульманского образа жизни, связанного с религиозными устоями, которые должны соблюдаться всеми, кто хочет прикоснуться к быту, культуре народа восточной страны. В противном случае, ваши действия могут быть восприняты, как оскорбления, которые не укладываются в понятия, прописанные Кораном. Страна Среднего Востока с самобытным укладом – размеренным, неторопливым, в ней непререкаемо сильны религиозные обычаи. Надо понимать, знать природу этого мира, его особенности, предпочтения. Изучайте Восток, вникайте в него, он понравится вам, зачарует, но помните всегда: в этом мире надо родиться, чтобы хоть как-то его понимать, почувствовать вселенское скопление сил, где Коран сливается с душами тех, кто после хиджры поднял зеленое знамя ислама на кровавый джихад.
Афганистан своеобразен своей неповторимостью буквально во всем и в первую очередь остротой красочного колорита, вызывающего восторг и восхищение. Здесь встретились и перемешались культуры многих народов, племен, образовав сочную палитру внешнего восприятия, объединяющего афганский народ в главном – в органичном слиянии с землей. Афганистан – не только другая страна и земля, это иная планета с неповторимыми красками и пейзажами: от проклятой цементирующей пыли Шахджоя, Кандагара до субтропических видов Кунара, Пактии, Нангархара. Мощные горные массивы с шапками вечных снегов режут до боли глаза. Они воспаляются от пыли и жесткого ветра с заснеженных гор, но все равно хочется любоваться пестрыми картинами необычной страны: они расслабляют, умиляют, захватывают неизведанным миром Востока.
Все что угодно можно увидеть в шуме торгового люда в широких одеждах: покупают, продают, заключают сделки, меняют товары. Жизнь восточного базара многообразна, она для любого европейца вмиг превращается в калейдоскоп событий, от которого начинает рябить в глазах. Сколько разных поделок, ковров раскинулось в длинных рядах! Мясные ряды узнаются по запаху мяса и множеству мух, облепивших туши баранов на железных крюках, которые тут же разделывают ловкие пальцы торговцев. Бачата стайками крутятся рядом, предлагая сигареты, зеленый насвай, но сейчас не зевать – можно остаться без денег, часов и покупок. Женщины шустро снуют в парандже, торгуются мужчины в лунгах (чалмах).
Вот только глаза у торговцев колючие, острые, внимательные: смотрят, оценивают – всегда настороже. Нельзя расслабляться – обманчив миропорядок Востока, как и страшно обманчива его тишина. Не верьте ей никогда. Особенно близ кишлаков, раскинувших мазанки у горных хребтов, долин речушек, поросших лесами. Здесь прячется смерть, притворившись самой тишиной. Стой, оглядись, а лучше, приготовься к бою и скользи взглядом по дувалам, садам: есть ли движение женщин, шумные игры детей, слышен ли крик ишаков, вызывающий мурашки по телу, лай собак, рвущихся с привязи. Скажете – детали, не существенно? Не дай вам бог обмануться!!! Тишина в мгновенье взорвется десятками очередей автоматов и взрывами гранат. В секунды огненный смерч сметет все на своем пути и… опять тишина… только для многих она будет вечной... И вновь, как ни в чем не бывало резвятся «бачата», женщины спешат к роднику, нет грохота боя, спокойно и тихо, словно не было огня в упор… Однако, вы же знаете точно: достойно ответили на дерзкий огонь с кишлака, свалив бородатых в лунгах теней. Ничего не найдете, разве потеки крови на пыльной земле. Духи – подумаете вы и будете правы, трупы унесли духи – скрытно и совсем незаметно. Слово «духи» станет потом нарицательным ко всему отребью душман, с кем схлестнемся мы в огне автоматного боя на многие годы афганской круговерти.
Так уж повелось: афганское многоплеменное общество с презрением относилось к государственности, как унижающей и оскорбляющей ее вековые устои. Она ограничивала его в действиях, принуждая к норме закона, что не соответствует образу жизни многих народностей живущих обособленной жизнью, не говоря уже о племенах, которым всегда была противна центральная власть. Для них нет границ, законов государственной власти – они мигрируют испокон веков со стадами овец, верблюдов там, где считают удобным. Тем не менее, первые афганские государственные образования возникли в ХV1 веке. С 1747 по 1818 год существовало Дурранийское государство, его основателем считается Ахмад-шах. В 1774 году, после смерти Ахмад-шаха и вступления на престол его сына Тимура, Кабул стал столицей Афганистана. Англия в течение многих лет пыталась подчинить страну королевской короне, но ее попытки в Х1Х веке потерпели провал. Афганцы отстояли свою независимость в войнах с англичанами в 1832 – 1842, 1878 – 1880 и в 1919 годах, но Англия все же добились контроля над внешней политикой Афганистана. Война (май – июнь 1919 года) также окончилась поражением английской короны, и правительство Амануллы-хана провозгласило независимость страны. Более того, оно пошло на реформы по ликвидации феодальных родоплеменных отношений, выступило на путь капиталистического развития. Однако, Англия не оставила регион Среднего Востока вне зоны своих интересов и проводила политику активных мероприятий по установлению влияния на старейшин племен, местных лидеров, руководство страны, тем самым, подготовила почву для приведения нужного правительства к власти. Это удалось: в январе 1929 года феодальная верхушка при поддержке англичан захватила власть и утвердила на ней династию Надир-хана. 15 октября 1929 года Афганистан возглавил первый в его истории король – падишах Надир-хан, но в 1933 году Надир-хан был убит, и королем стал его сын Мухаммед Захир-шах, правивший страной сорок лет.
В июле 1973 года принц генерал Мухаммед Дауд совершил переворот, сместив двоюродного брата короля Захир-шаха и провозгласил себя президентом Республики Афганистан. Тем не менее, дворцовый переворот не решал главной проблемы страны: Афганистан в конце 70-х годов ХХ века оставался на задворках современной цивилизации по всем вопросам социального и культурного развития. В стране господствовали феодальные отношения, большая часть населения оставалась забитой и бедной. Жизнь в глубинке на уровне натурального хозяйства делала страну одной из беднейших в регионе. Мощный потенциал природных ресурсов не работал на пользу народа, а экономика по принципу «купи – продай» не устраивала государство в целом. Страну захватило наркопроизводство, ставшее основным бизнесом местных лидеров. Веками пробитые тропы по горным ущельям позволяли продвигать наркотик на внешние рынки сбыта, обратно поступало оружие. Сверхприбыльный бизнес требовал серьезной охраны: в стране появились многочисленные вооруженные формирования отдельных лидеров, подчинивших себе целые регионы страны.
Власти в Кабуле зачастую с трудом контролировали процессы в горных районах Афганистана – сложно влиять на общество, оторванное от цивилизации. Народ жил в тяжелейших условиях жизненного уклада мусульманской страны без элементарной помощи со стороны государства, поэтому власть не имела уважения в обществе, она ничего не делала для улучшения жизни дехкан. Большая рождаемость не приносила радости семьям: отсутствие медицинского обслуживания, хронические и наследственные заболевания уносили тысячи жизней – народ бунтовал. Войска немедленно появлялись и обозначали властные полномочия силой оружия. Армия заявляла себя силовыми мерами, что также делало власть непопулярной в народе, которому ничего не оставалось, как уходить подальше в горы. Проходившие в Кабуле политические страсти доходили в глубинку отдаленными отголосками. Отсутствие информации делало народ равнодушным к политическим преобразованиям в стране – только духовные лидеры (имамы, муллы) могли донести до народа весточки тех или иные событий, имевших, как правило, конъюнктурный характер.
Обстановка в стране не могла устраивать наиболее прогрессивную категорию людей, которая имела образовательный и культурный статус. В столице, провинциальных центрах появилась часть населения, которой не были безразличны судьбы народа и государства в целом. Формировался костяк народных масс, способный повести за собой народ, который к средине 60-х годов прошлого столетия объединил усилия в борьбе с правительством. Таким образом, в стране начались процессы, которые вылились в образование политической партии. 1 января 1965 года в Кабуле состоялся первый учредительный съезд народно-демократической партии Афганистана (НДПА), которая возглавила передовые силы страны, имевшие определенный социальный уровень. Первым секретарем НДПА был избран талантливый писатель, журналист Нур Мухаммед Тараки, его заместителем стал сын армейского генерала Бабрак Кармаль.
Но не все складывалось так, как хотелось бы лидерам партии в новых условиях жизни. Отсутствие теоретической базы в строительстве партии, руководстве, единства взглядов, целей, задач, неоднородность состава, оторванность от народных масс не позволили партии изначально стать направляющей силой афганского общества. Внутри НДПА возникли разногласия, клановые, племенные, религиозные, националистические предрассудки. Уже через год партия раскололась на две фракции: одну из них, фракцию «Хальк» (народ) возглавил Нур Мухаммед Тараки, другую – «Парчам» (знамя) – Бабрак Кармаль. В ходе проведенных консультаций в марте 1977 года между враждующими фракциями НДПА было достигнуто соглашение, а в июле состоялась объединительная конференция, которая соединила обе фракции. Но это продолжалось недолго: обе группировки вновь стали бороться за власть, что привело к массовым убийствам и войне.
27 апреля 1978 года (7 саура 1357 года по афганскому календарю) в стране произошел военный переворот, названный Саурской революцией. Особых драматических событий в ходе революции не происходило: летчики из Баграма нанесли бомбоштурмовой удар по президентскому дворцу: погиб министр обороны Афганистана генерал-полковник Хайдар Расули, в возникшей следом перестрелке погиб президент Дауд, его брат Наим. Очередной дворцовый переворот в Афганистане и приход к руководству нового правительства привел к тому, что страна была объявлена Демократической Республикой Афганистан (ДРА). Главой государства и премьер-министром становится Тараки, заместителем – Бабрак Кармаль, Амин – первым заместителем премьера и министром иностранных дел. 30 апреля 1978 года СССР официально признал ДРА, в мае 1978 года Афганистан признали все страны социалистического содружества.
Геополитическое положение Афганистана, его ресурсный запас, открывшиеся возможности политического влияния на Средний Восток, интересы торгового обмена сделали политику Советского Союза в отношении южного соседа более четкой и конструктивной. В 1973 в Политбюро ЦК КПСС под председательством министра иностранных дел СССР Андрея Громыко создается специальная комиссия по Афганистану. 20 мая 1978 года в Афганистан направляется первая военная делегация во главе с генерал-майором Зотовым, следом – штат военных советников (мушаверов): началось плодотворное военное сотрудничество на межгосударственном уровне. Руководство ЦК КПСС отслеживает ситуацию в стране с точки зрения строительства в ней социализма, то есть, предполагая сделать скачок из феодального общества – в социалистический рай, при этом, не считаясь с особенностями исламских канонов мусульманского государства.
И все бы ничего, но обстановка в стране обострялась: мятежи армейских частей, выступления оппозиции в административных центрах постепенно переносят центр революционных событий на региональный уровень, в глубинку. Центральная власть теряет свои полномочия, сторонников и становится все более непопулярной в народе. Вместе с тем, НДПА не предпринимает никаких объединительных действий в борьбе с оппозицией, что приводит к еще большим разногласиям в ее рядах. Обстановка в стране с каждым днем ухудшалась: 14 февраля 1979 года в Кабуле был похищен, а позднее убит американский посол Адольф Дабсс, 15 марта этого же года произошел мятеж 17-й пехотной дивизии в Герате. Афганская армия проявляет решимость и силой оружия наводит порядок в мятежных частях и уездах. Кстати сказать, во время мятежа в Герате по тревоге был поднят Туркестанский военный округ. Руководство ЦК КПСС посчитало опасным развитие событий в соседней стране для своих южных границ. 17 марта 1979 года Советская Армия понесла первую потерю на афганской земле: погиб военный советник майор Бизюков - он открыл скорбный список потерь в Афганистане.
18 марта 1979 года Андрей Громыко собрал комиссию Политбюро ЦК КПСС по Афганистану, суть которой заключалась в следующем: Тараки просит военной помощи. Итогом работы комиссии являлось решение о приглашении в Москву премьер-министра Афганистана, который прилетел 20 марта, но даже в этой сложной обстановке он получает отказ Советского Союза в военной поддержке.
21 марта раскрылся заговор в Джелалабаде – афганское правительство опять обращается за срочной помощью к Советскому Союзу, но получает твердое – нет. 6 мая состоялась встреча главного военного советника в Афганистане генерал-лейтенанта Л.Н.Горелова и министра национальной обороны ДРА полковника Абдула Кадыра, в ходе которой последний заявил: «Враги революции поднимают голову и начинают действовать».
В сложнейший период внутрипартийной борьбы первый заместитель премьера, министр иностранных дел Хафизулла Амин вошел в доверие к Тараки и был введен в состав Политбюро ЦК НДПА. Он постепенно прибирал власть к рукам, лишая формального лидера страны – премьер-министра, реальных рычагов воздействия. Напряженность в стране росла: 1 июля 1978 года министр обороны Афганистана делает очередное заявление: «В Кандагаре напряженная обстановка, мы вынуждены везде посылать войска для наведения порядка». Амин, в свою очередь, беседуя с главным военным советником генерал-лейтенантом Л.Н.Гореловым 1 сентября 1978 года, говорит следующее: «Мы хотим иметь хорошо обученную и боеготовую армию» и просит «командировать в ДРА 10 тысяч советских советников». Одновременно с ним премьер-министр ДРА Тараки просит высшее политическое руководство СССР ускорить поставку вооружения, военной техники, настаивает на оказании помощи афганскому народу и направлении в Афганистан советских войск для поддержки Саурской революции. На фоне ситуации, выходящей из-под контроля, в рядах НДПА продолжается раскол в самой острой форме – партии так и не удалось достигнуть единства. Разногласия вылились в акции преследования сначала со стороны «халькистов», а после ввода советских войск – «парчамистов».
Советское руководство трактует события в Афганистане победой национально-демократической революции, а вспыхнувшие боевые действия вооруженных отрядов против правительства страны – необъявленной войной, которая началась при поддержке Пакистана и США. В мае 1979 года министром обороны СССР Д.Ф.Устиновым принимается решение о формировании отдельного батальона специального назначения из отобранных и подготовленных солдат, офицеров южных национальностей: таджиков, узбеков, туркмен. Батальон под командованием майора Хабиба Халбаева получил название «мусульманского» батальона, принимавшего участие в штурме Топайи Тадж-Бек – дворца Амина.
Наряду с этим, в самом Афганистане усилились вооруженные столкновения правительственных войск с отрядами оппозиции. Афганские лидеры продолжали обращаться за военной помощью к советскому руководству: в течение лета 1979 года – девять, в октябре – декабре – шесть раз. Амин в своих обращениях к советскому руководству был более, чем откровенен: «Пребывание советских подразделений в Кабуле придаст нам уверенность в наших действиях и позволит высвободившиеся подразделения наших войск использовать для борьбы против контрреволюционных элементов».
Дальнейшее развитие событий в Афганистане премьер страны Тараки был уже не в состоянии контролировать. 15 сентября 1979 года решением Политбюро ЦК НДПА он освобождается от обязанностей премьер-министра, затем подвергается аресту, а спустя три недели, 8 октября, по указанию Амина его удушают офицеры личной охраны. Тем не менее, захвативший власть в стране Амин, в течение осени 1979 года продолжал просить Советский Союз об оказании военной помощи. Сегодня мы знаем, что она пришла 25 декабря 1979 года…
Директива Министра обороны СССР №312/12/001
от 24 декабря 1979 года
«С учетом военно-политической обстановки на Среднем Востоке последнее обращение правительства Афганистана рассмотрено положительно. Принято решение о вводе некоторых контингентов советских войск, дислоцированных в южных районах страны, на территорию Демократической Республики Афганистан в целях оказания интернациональной помощи дружественному афганскому народу, а также создания благоприятных условий для воспрещения возможных антиафганских акций со стороны сопредельных государств».
Министр обороны СССР
Маршал Советского Союза Д.Устинов
Начальник Генерального штаба
Маршал Советского Союза Н.Огарков
Директива Министра обороны СССР № 312/ 1/ 030
от 25 декабря 1979 года
«Главнокомандующему Военно-воздушными силами
Командующему войсками Туркестанского военного округа
Командующему воздушно-десантными войсками
Главнокомандующему Сухопутными войсками
Главнокомандующему войсками ПВО страны
Начальнику оперативной группы Генерального штаба (г. Термез)
Переход и перелет государственной границы Демократической Республики Афганистан войсками 40-й армии и авиации ВВС начать в 15.00 25 декабря 1979 года (время московское)».
Министр обороны СССР
Маршал Советского Союза Д. Устинов
Начался новый отчет времени для государства, ставшего военной площадкой на десятилетия, где столкнулись неразрешимые интересы многих стран, партий, течений, наркобизнеса и международного терроризма.
ГЛАВА 6
Динамика обстановки, связанная с вводом советского воинского контингента в Афганистан, позволяет говорить о стремительности развития событий. Документы советского присутствия в Афганистане, ставшие достоянием широкого изучения, анализа, размышлений, раскрывают внутреннюю обстановку в высшем политическом звене при оценке ситуации, принятии решения на оказание военной помощи. По ним видно, что оно не просто давалось руководству страны: были сомнения, озабоченность, беспокойство. Приближение угроз со стороны Афганистана заставило Генеральный штаб Вооруженных Сил СССР просчитывать варианты участия Советского Союза в афганских делах, в том числе, последствия военного и политического характера. На первом этапе именно Генеральный штаб ВС СССР не соглашался на военный вариант решения афганской проблемы, но верх взяла высшая партийно-политическая власть советского руководства, решившая показать военную мощь дремавшему миру. Недостатка в оценках не было.
Вне всякого сомнения, Советский Союз мог позволить себе самостоятельные решения на вторжение войск в пределы другого государства: Венгрия, Чехословакия уже испытали мощь объединенных сил стран – участниц Варшавского договора. В конце концов, СССР решал свои геополитические интересы в стратегически важном для себя регионе силовым вариантом, что, в общем-то, не было чем необычным для политики двух мировых систем, соревнующихся в преобразованиях. Другое дело, возможные риски наступивших последствий в противостоянии, которые должны были не только просчитываться, но и учитываться во взаимных интересах. Сам по себе афганский вопрос, в котором желали участвовать многие игроки мирового процесса, не был чем-то особенно новым и необычным по исполнению. Американцы решали свои задачи во Вьетнаме, других странах, где с точки зрения своих интересов и безопасности считали важным присутствие вооруженных сил. В этом не было ничего особенного – политика того времени была жесткой на фоне наличия у некоторых стран ядерного оружия. Казалось бы, Карибский кризис – апофеоз конфронтации, едва не привел к тяжелейшим последствиям и тот решился цивилизованным решением руководителей двух государств о неприменении средств ракетно-ядерного нападения. После чего начался процесс контроля над ядерным оружием, встречи руководителей государств, имеющих ядерный арсенал, подписания соглашений на межгосударственном уровне.
Тем не менее, общественность понимала – встречи, соглашения это не более чем ширма, некая демократическая видимость мирного процесса, процедура, прописанная нормой международного права. На самом деле, две мировые системы, сформировавшиеся в политическую и военную структуры, образовали пространства противостояния интересов, в которых проводили политику активного влияния. В том числе, шли на варианты силового решения с применением вооруженных сил, причем, без всякого политического кокетства.
Политбюро ЦК КПСС, принимая решение на ввод воинского контингента в Афганистан, рассматривало эту страну, как геополитическое пространство на рубеже стратегической безопасности южных границ СССР, планировало закрепиться, используя во внешней политике, рассчитывало сделать из Афганистана еще одну страну социалистического содружества. Главное было, правильно расставить паруса политики под попутный ветер. А что? Экономическая выгода налицо: страна с богатым ресурсным потенциалом, огромным потребительским рынком. Соседний Иран вырван из лап американского империализма, что привлекательно в политической составляющей. Огромный кусок территории Среднего Востока подтягиваем к себе и показываем американцам кукиш. Правда, армия советских советников оказалась неспособной на грамотные, решительные действия по спектру афганской проблемы. Чего не скажешь об акулах американского империализма. Для Запада, США конец 70-х годов в соревновательном процессе с СССР, названном «холодной войной», был занимателен еще и тем, что руководство Советского Союза во главе с Леонидом Брежневым, достигло критической возрастной категории, уходило от активной политической деятельности. Кто придет на смену?
Вопрос будоражил умы многих исследовательских организаций, институтов по проблемам коммунизма и ставился, пришедшей к власти администрации Рейгана, в основу отношений с СССР, странами социалистического содружества. Долгое время бытовало мнение о том, что операция советских войск по вводу в Афганистан была для администрации США полной неожиданностью. Это не так. C марта по декабрь 1979 года Генеральный штаб вооруженных сил СССР проводил мобилизацию военнослужащих запаса в Среднеазиатском и Туркестанском военных округах. В том числе ряд мероприятий, связанных со снятием большого количества боевой и другой техники с режима долгосрочного хранения, которая задействовалась в операции вторжения в Афганистан. США средствами космической разведки зафиксировали активную деятельность частей и соединений Советской Армии на границе с Афганистаном. Анализ и последовавшие за тем выводы американцев привели их к правильной оценке сложившейся обстановки. Администрация США могла помешать вводу советских войск в Афганистан множеством методов, но не сделала этого, желая реванша за проигранный Вьетнам. С их точки зрения, советское вторжение в Афганистан автоматически переключит внимание мирового сообщества на СССР, как агрессора, захватчика и позор американцев во вьетнамской войне уйдет на совершенно другой уровень, забудется.
Тем не менее, государственный департамент США не рассчитывал на столь решительные действия руководства СССР, полагая, что оно будет спокойно доживать свой век в тихом омуте советского образа жизни. Но не тут-то было. Американской дипломатии пришлось догонять события, исходить из того, что сапоги советских солдат топтали афганскую землю, региона жизненных интересов США. Работа началась с активизацией деятельности по всему спектру американских проблем на Среднем Востоке. Шок прошел быстро, начались конкретные шаги в отношении Советского Союза, главное направление которых президент США определил одной короткой фразой: «СССР – полюс зла».
Появилась тема обсуждения на встречах руководителей западных стран, европейских институтов, ставшей самой острой для внешней политики Советского Союза. Отсутствие грамотного информационного обеспечения, как важнейшего политического шага привело СССР к конфронтации со странами мусульманского мира, Североатлантического альянса. В решении советского руководства о вводе советских войск в Афганистан не учитывались интересы многих политических игроков на мировой арене, что вызвало бурю негативного отношения к СССР многих держав Старого и Нового Света, Лиги арабских государств. Политические просчеты руководства Советского Союза в обеспечении организационных вопросов решения афганских дел привели к тому, что страны ОПЕК – экспортеры нефти – пересмотрели ценовую политику главного энергетического сырья в сторону ее уменьшения, что больно ударило по экономике Страны Советов. Политическое давление на СССР усилилось экономическими санкциями, ограничениями во внешней торговле. Но пребывание советского воинского контингента в Афганистане Политбюро ЦК КПСС так и не пересмотрело. Механизм был запущен на полный оборот.
Хронология развития событий шла по сценарию, который был, в принципе, отработан. Оставалось только оформить принятое решение в официальное постановление для руководства к действию. 8 декабря 1979 года высшее политическое руководство Советского Союза во главе с Леонидом Брежневым на заседании Политбюро ЦК КПСС проанализировало сложившуюся обстановку внутри Афганистана. Несмотря на разногласия в ее оценке между министром обороны СССР Устиновым и начальником Генерального штаба Огарковым, было принято решение на формирование сил вторжения в Афганистан.
12 декабря 1979 года Политбюро ЦК КПСС приняло окончательное решение на ввод ограниченного контингента советских войск в Демократическую Республику Афганистан. 13 декабря 1979 года оперативная группа Министерства обороны СССР под руководством генерала армии С.Ф.Ахромеева прибыла в Ташкент, затем в Термез для организации развертывания войск, нацеленных на Афганистан. В начале января 1980 года эту группу возглавил Маршал Советского Союза С.Л. Соколов, и будет руководить ей до конца 1984 года.
25 декабря 1979 года в 15.00 по московскому времени дается команда ограниченному контингенту на ввод в Афганистан по трем направлениям: Кушка, Термез и Хорог. Части 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии – первый эшелон сил вторжения, перебрасываются самолетами военно-транспортной авиации на аэродромы Кабул, Баграм и частично в Кандагар.
108-я мотострелковая дивизия входит своим ходом через Термез по маршруту Пули-Хумри – перервал Саланг – Кабул, 201-я мотострелковая дивизия следует также через Термез, но по маршруту Пули-Хумри – Кундуз, 5-я мотострелковая дивизия (без 860-го мотострелкового полка, входившего через Хорог в Файзабад) идет через Кушку по маршруту Герат – Шинданд – Кандагар. В резерв определены 106-я гвардейская воздушно-десантная дивизия, 2-я зенитно-ракетная бригада Туркестанского военного округа, 58-я мотострелковая дивизия Туркестанского военного округа, 68-я мотострелковая дивизия Среднеазиатского военного округа. Общая численность войск составила около 100 тысяч человек личного состава, в том числе - в боевых частях 73 тысячи, образовавших 40-ю армию.
Ограниченный контингент советских войск с первых дней пребывания на афганской земле стал гарнизонами: Кабул – 103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия (317-й, 350-й и 357-й парашютно-десантные полки), 108-я мотострелковая дивизия (180-й и 181-й мотострелковые полки, 285-й танковый полк), Джабаль-Уссарадж – 177-й мотострелковый полк 108-й МСД, Баграм – 345-й отдельный парашютно-десантный полк, Шинданд – 5-я мотострелковая дивизия (без 101-го мотострелкового полка), Герат – 101-й мотострелковый полк 5-й МСД, Кундуз – 201-я мотострелковая дивизия (без двух полков), 56-я десантно-штурмовая бригада, Пули-Хумри – 395-й мотострелковый полк 201-й МСД, Ханабад – 122-й мотострелковый полк 201-й МСД, Кандагар – 70-я отдельная мотострелковая бригада, Джелалабад – 66-я отдельная мотострелковая бригада, Газни – 191-й отдельный мотострелковый полк, Файзабад – 860-й отдельный мотострелковый полк. Авиационные части 40-й армии расположились на аэродромах: Кабул, Баграм, Кундуз, Шинданд, Кандагар, Джелалабад, Файзабад, Гардез, Газни, образуя 34-й смешанный авиационный корпус.
Таким образом, в начале января 1980 года части и соединения ограниченного контингента советских войск под командованием генерал-майора Ю.В. Тухаринова заняли ключевые позиции в ряде провинций страны и совместно (где это было возможным) с афганской армией взяли под охрану важнейшие административные центры, жизненно важные объекты, аэродромы. В том числе основные автомобильные магистрали: Хайратон – Пули-Хумри – Кабул – Джелалабад; Кушка – Герат – Кандагар; Кундуз – Файзабад. Особое внимание командование ограниченного контингента уделило объектам советско-афганского сотрудничества: газопромыслам Джаркудук и Шиберган, электростанции в Суруби, ряду предприятий в Кабуле, Мазари-Шарифе, туннелю через перевал Саланг.
Части и соединения ограниченного контингента разместились в составе гарнизонов с привязкой к населенным пунктам, аэродромам, дорожным магистралям по периметру границы. Удаление до внешней линии границы составляло: 50-100 километров на востоке и юго-востоке (Джелалабад, Мехтарлам), 180-200 километров на юге (Кандагар, Лашкаргах), 100-120 километров на западе страны (Герат, Шинданд). На севере расстояние до афгано-советской границы было около 60 километров (Кундуз), 120 километров (Пули-Хумри), на северо-востоке 60 километров (Файзабад). Закрытие внешних границ Афганистана с соседними странами не предполагалось: авиация перекрывала недоступные высокогорные районы страны и могла действовать на всю глубину пограничной полосы.
Итоги общей обстановки, сложившейся в Афганистане к концу февраля 1980 года, таковы: контингент советских войск введен в страну, принято решение прямого участия советских войск в делах афганской революции. Мы – воины-интернационалисты, активные участники боевых действий в стране, ведущей вооруженную борьбу за власть, интересы, бизнес. Все вооруженные формирования, воюющие с правительством Афганистана, независимо от их политических пристрастий, амбиций, вероисповедания, страны происхождения – наши враги.
Но с противником все не так просто, как может показаться на первый взгляд: сил сопротивления много, мы называем их душманами, мятежниками, «духами», врагами афганской революции. Кому как удобно – они на своей земле, которую защищали от многих завоевателей, теперь защищают от «шурави», что является важным фактором, не учитывать который нельзя. Мы на войне, идут боевые столкновения с вооруженными отрядами оппозиции. Власти на местах нет или она неспособна влиять на обстановку в уездах, волостях, провинциях. В афганской армии брожение, способное перерасти в мятеж. Личному составу советского воинского контингента доводится мысль о высокой миссии воина-интернационалиста по оказанию помощи афганскому народу – по его просьбе. Проходят партийные, комсомольские, общие собрания в частях и подразделениях, где с партийной точки зрения делается акцент на бдительность и боевые действия.
Что же произошло с точки зрения акции ввода ограниченного контингента советских войск? Афганская тематика многих публикаций словосочетание «ввод советских войск в Афганистан» трактует от понятия «война» до определения – «спецоперация». Пусть эксперты лингвистики судят о словесной изящности авторов изданий, освещающих афганские события, мне же привлекательна терминология, позволяющая методом анализа глубже разобраться в политической жизни Афганистана. Только через факторный анализ сил афганского сопротивления можно понять характер действий противника, с которым мы воевали долгие девять лет. Не останется без внимания и боевое состояние 40-й армии на момент начала боевых действий с отрядами вооруженной оппозиции, где я довольно долго разбирался с вопросом: почему высшее военное руководство Советского Союза оказалось неспособным проводить войсковые операции с учетом их всестороннего обеспечения? На страницах своей книги я сам себе задаю очень тяжелый вопрос: почему ограниченный контингент советских войск был не готов к проведению боевых операций в Афганистане? Сам же себе и отвечаю: мы не умели воевать. Здесь же, на собственном командирском опыте я анализирую специальную подготовку разведывательных подразделений ВДВ в канун афганских событий и непосредственно в боевых действиях с душманскими формированиями. Я буду говорить о разведывательных операциях, в которых принимал личное участие, командуя группой, разведывательной ротой, парашютно-десантным батальоном. Предлагаю вам, боевые друзья, кто принимал участие в афганской войне, поразмышлять над вопросами, которые с болью вошли в сердце каждого из нас. Афганистан. Что же это было: оккупация, вторжение, спецоперация, интернациональный длог или все же нечто другое? Давайте подумаем вместе.
Со дня Саурской революции не прошло и двух лет, как в страну вошел советский воинский контингент и посадил своего ставленника в кресло главы государства. Подчеркиваю: посадил, назначил, приказал – неважно, но без элементарной процедуры действующей Конституции суверенного государства. Если бы этим (как в Венгрии и Чехословакии) закончилось пребывание советских войск в Афганистане, после чего они бы вернулись в Союз – действия ограниченного контингента можно бы смело назвать «военно-политической спецоперацией СССР в Афганистане». Здесь бы я точно согласился с Сергеем Червонописким – моим однокашником по десантному училищу – ввод советских войск в Афганистан ни что иное, как спецоперация. Но анализируем ситуацию дальше: физически уничтожен глава государства Хафизулла Амин, уточняю, не снят, не отстранен, не переведен на другую работу, не отправлен на заслуженный отдых (как в последствии Бабрак Кармаль), а убит распоряжением руководства ЦК КПСС. Превентивная попытка отравления премьер-министра страны, генерального секретаря партии, председателя реввоенсовета не увенчалась успехом. Кстати сказать, при штурме Топайи Тадж-Бека (дворец Амина) советским руководством допускалась возможность выхода Амина из окружения «мусульманского» батальона. Системы залпового огня артиллерийского полка 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии были готовы к нанесению ракетного удара по дворцу, на случай попытки бегства руководителя страны. То есть, физическое устранение Амина предполагалось при любом варианте развития событий. Хотя есть вопросы по обстоятельствам его гибели: лично мне нравится версия, что он не был убит при захвате дворца, а захвачен живым и здоровым. Только утром следующего дня расстрелян по приговору революционного суда в присутствии некоторых советских товарищей. Откровенно не повезло части его жен, пытавшейся спастись в лифте, колодец которого закидали гранатами бойцы штурмующих спецподразделений.
Следующий момент: спецоперация – точечный мгновенный удар, характеризующийся стремительным по времени действием в достижении конкретных целей, задач – мы же остались в Афганистане на долгие девять лет. СССР в Афганистане планировал строить социализм по аналогичному образцу, а территорию рассматривал буферной подушкой прикрытия южных границ, как плацдарм противодействия агрессии со стороны США, Пакистана и Китая. То есть, Советский Союз в Афганистане решал комплекс военно-стратегических вопросов с учетом долгосрочной перспективы. С одной стороны – совершенно нормальное явление: не на своей же территории отстаивать интересы государства вооруженным путем? Но с другой – Советский Союз прихватывал большой кусок Среднего Востока, поэтому события, связанные с вводом войск, конечно же, больше, чем спецоперация. В противном случае, зачем было вводить 100 тысячную армию в сопредельную страну? «Альфа», «Вымпел», «Каскад», «Зенит», прочие экзотические структуры провели бы спецоперацию по замене неугодного правительства и все дела. Бойцы этих подразделений до сих пор говорят по телевидению, что они были способны работать в любой стране мира. Однако – нет, ввели целую армию или были сомнения в готовности сил специальных операций к боевому применению? Впрочем, с профессиональной точки зрения, специальные подразделения в Афганистане ничем себя не проявили, иначе бы события развивались по совершенно иному и более убедительному сценарию. Чтобы не сомневаться в этом, достаточно почитать документы афганских событий и провести анализ обстановки, где красной нитью проходит главная мысль – слабая работа специальной разведки при обеспечении боевых действий. Войсковая разведка вынуждена была добывать информацию о противнике уже в ходе начавшихся боевых операций – динамика событий менялась быстро. К слову сказать, для американских спецслужб, подразделений «зеленых беретов», защищавших интересы США за рубежом, смена правительства в отдельно взятой стране – обыкновенная рабочая ситуация.
Но вернемся к анализу термина «ввод советских войск в Афганистан». В международном праве существует процедура действий государств по договорным обязательствам, касающихся военной помощи. Что-нибудь сделано было в этом отношении? Нет! Извините, тогда это вторжение, а последующие действия – интервенция, то есть, вмешательство во внутренние дела суверенного государства. Причем, интервенция военная, дипломатическая, идеологическая, экономическая – по всем фронтам, а нормами международного права, уставом ООН все виды интервенции запрещены.
Разбираемся дальше. Если территория суверенной страны временно захватывается вооруженными силами другого государства, то эти действия квалифицируются как оккупация. Режим военной оккупации регулируется 4-й Гаагской конвенцией 1907 года и Женевской 1949 года. Знаете, как называется этот документ? «О защите гражданского населения». Во-первых, захватили территорию суверенного государства. Во-вторых, сколько человек по данным ООН погибло в Афганистане за период пребывания на его территории советских войск? Напомню, около полутора миллионов. Может, все душманы и противники Саурской революции? Нет. По данным Генерального штаба ВС СССР в 1988 году общая численность душманских формирований составляла 173000 человек. Одним словом, предлагаю вместе анализировать ситуацию в отношении нашего с вами интернационального долга.
Еще раз замечу, я не претендую на изысканность мышления, но в своих рассуждениях, анализе событий беру за основу конкретные факты и ответственность за употребление жесткой терминологии, в том числе в отношении определения ввода советских войск в ДРА. Такие понятия, как вторжение, оккупация, интервенция, конечно же, имели место в действиях Советской Армии при вводе в Афганистан. Все остальное – повод, риторика, видимость соблюдения норм международного права по факту присутствия вооруженных сил в чужой стране.
Пока работал первичный план ввода советских войск (охрана стратегических объектов), высшее политическое руководство Советского Союза, в том числе – военное, не планировало ведения боевых действий. Тем не менее, война в Афганистане после апрельских событий 1978 года между группировками различных политических направлений шла полным ходом. Боевые столкновения сторонников партий, наркобизнеса, бандитских отрядов имели место в большинстве провинций страны. Полевые командиры, в условиях отсутствия центральной власти, особенно в горных районах, заявляли себя лидерами целых регионов и проводили независимую политику от столичного правительства. История афганских племен в рамках государства всегда была состоянием вечной войны. На мой взгляд, драматизировать политическую составляющую в борьбе племен, народов, партий в Афганистане не имеет смысла, потому что состояние войны в афганском обществе – нормальное явление, которое относится к категии особой специфики и не распространяется на другие страны. Любое исследование борьбы афганских партий, с какого конца не начинай, приведет к одним и тем же выводам – борьба кланово-племенных отношений, замешанная на производстве наркотиков и контрабандной продукции.
Мнения политологов сегодняшних дней о ситуации в Афганистане конца 70-х годов сводятся к политическому акценту развития событий, якобы, конфликтный потенциал внутри государства дошел до критической точки, борьба за власть политических партий, противоречия интересов в обществе выплеснулись в гражданскую войну. Нельзя не согласиться с целым набором признаков конфронтации, которые привели к гражданскому противостоянию. Можно и больше сказать: провал американской политики в Иране, последовавшая, затем, исламская революция, имели для США тяжелейшие политические последствия. Внимание американцев к богатейшему ресурсами региону с общей границей с Советским Союзом в 2500 километров носила очевидный характер. Мировой жандарм расширял плацдарм усиления позиций в Пакистане, через который расшатывал зыбкие устои афганской государственности. Американцы влиянием на Среднем Востоке обеспечивали конкуренцию преимуществ. Все это так!
Но анализ политической и военной обстановки внутренней жизни афганского общества позволяет считать – политического контекста в стране на момент ввода советских войск на самом деле гораздо меньше, чем считалось до сих пор. В оценке сложившейся обстановке важен такой момент: оппозиции во главе с Хекматиаром, Раббани, Гилани, другим политическим лидерам, полевым командирам, по большому счету, наплевать на революции в Кабуле и центральную власть, которую кто-то поддержал. Противникам действующей власти было все равно, кто ввел войска в Афганистан: СССР или США – те или другие могли поддержать только одну из сторон в борьбе за власть. Остальные участники афганского конфликта автоматически оказывались на другой стороне баррикад и становились врагами. Таким образом, при любом варианте вторжения в Афганистан войск другого государства, состояние войны в стране имело бы место, что устраивало многих афганских неформальных лидеров, имевших вооруженные формирования, финансовые средства и поддержку из-за рубежа. Они владели чертовски прибыльным бизнесом и занимались более привлекательным делом, чем борьба за власть в Кабуле, которая сама по себе ничего не решала и не давала. Производство опиума и героина – вот главная тема, дающая деньги, влияние и решавшая все вопросы политической власти.
Хаос в стране создал условия для образования зон, свободных от внимания государственных институтов. Подконтрольные местным лидерам, полевым командирам целые регионы страны жили отдельной жизнью, кто у власти в Кабуле – мало кого интересовал. Обширные плантации мака Ахмад Шах Масуда, Саид Мансура, Мухаммад Хасана, Хекматиара в недоступном Панджшерском ущелье, Гильменде, других районах страны приносили огромную прибыль и давали возможность иметь собственные вооруженные формирования. Неразбериха в стране, борьба политических партии, репрессии против беднейшего населения – играло на руку тем, кто занимался героиновой политикой. К ним, местным лидерам и полевым командирам, шли люди, получавшие у них не только оружие, но и средства к существованию. Ситуация в стране оказалась удобной во всех отношениях к созданию вооруженных отрядов, защищавших территории производства востребованной в мире героиновой продукции. Наркотик караванами шел на рынки через условные границы с Пакистаном, Ираном, Китаем, принося огромные дивиденды королям афганского наркобизнеса. На политической, экономической и социальной неразберихе афганской действительности зарабатывались миллиарды долларов, которые шли на производство еще больших объемов зелья, в том числе - на содержание армий полевых командиров, реально влияющих на ситуацию в провинциях и способных оказывать серьезное сопротивление войскам любого государства. Для того чтобы картина героиновой темы имела благопристойный вид мусульманского жизненного уклада, ей после ввода советских войск придалась политическая и религиозная окраска: бойцов отрядов и банд назвали моджахедами, то есть солдатами, а вооруженную борьбу с любым, кто вторгнется на их территорию – борьбой с неверными, и все это замешали на фундаментальном исламе. Получился такой коктейль! Его до сих пор хлебают американцы.
Если кто думает, что ислам – только религия, он глубоко ошибается. Ислам – образ жизни каждого правоверного мусульманина, весь жизненный путь которого, взгляды, мировоззрение, быт, культура, мышление подчинены Корану. Ребенок с утробы матери впитывает суры Корана, вошедшего в каждую клеточку его мозга и тела. Не сомневайтесь: даже пришельцам других планет не поменять воззрений мусульманина и утвердить свои порядки на земле исламского мира. Поэтому в Афганистане возникла ситуация, способная повергнуть в шок сознание и разум любого, кто не знает мусульманский мир. Для европейских народов война всегда была, есть и будет горем, бедой, страданием, несущей смерть, разрушение, упадок. Состояние войны для афганского многоплеменного общества, воевавшего за территорию, воду, пастбища, плодородные земли имеет совершенно другое значение. Война для него – основной способ выживания, благо для народа, который в вечной борьбе и притеснениях центральной власти стремился к самостоятельной жизни. Война для афганских племен – инструмент, дающий жизнь каждому дехканину в отдельности, роду, клану, племени – в целом. Мусульмане посвятили свои жизни борьбе с неверными, мулла постоянно твердит правоверным в намазах: война с гяурами – жизненный путь на земле, приводящий в рай и блаженство, которое нужно заслужить в молитвах и делах своих.
Полевой командир афганской провинции Пактика Мохаммад Тахир Хан, воевавший с советскими войсками и лично участвовавший в боевых действиях, в беседе с представителями западных средств массовой информации сказал такие слова: «Наши люди очень религиозны, ненавидят чужаков, они моджахеды – любят войну». И дальше продолжил: «У нас разные взгляды на убийства. Нас не мучили кошмары в отличие от русских». Вот на этой платформе и фундаментальной исламской философии формировались силы афганского сопротивления, объединившиеся вскоре в единый фронт борьбы с советским воинским контингентом. Началась жестокая многолетняя война, унесшая тысячи жизней.
ГЛАВА 7
Анализ политических событий в Афганистане, предшествующих вводу советского воинского контингента, позволяет выявить причины появления в истории афганской монархии сил оппозиции. Без освещения этого вопроса будет неполной картина вступления афганского сопротивления в борьбу с советским военным присутствием. Я не случайно напомнил процесс развития Афганистана в новой истории: пройдет немного лет, и мы встретимся в бою с боевыми отрядами сил сопротивления. Важно понять афганскую вооруженную оппозицию изнутри, чтобы дать оценку ее вооруженным формированиям, изучить характер отношений, вникнуть в тактику действий.
В начале 70-х годов монархия короля Захир-шаха, правившего Афганистаном в течение 40 лет, зашаталась появлением в стране, рвущейся к власти политической оппозиции. В этом была своя особенность: короли, президенты, премьер-министры приходили к власти в результате военных переворотов. Одни свергались, другие физически устранялись, приходили новые правители, но на афганском обществе мало отражались политические битвы в столице – народ как жил неспешным размеренным укладом, так и продолжал жить в рамках натурального хозяйства. Это было внутренним делом страны, в которой шла постоянная борьба за власть по уровням многоплеменного афганского общества, закрытого от влияния других цивилизаций. Роды воевали с родами, кланы с кланами, племена с племенами. Так было всегда.
В Х1Х и ХХ веках попытки англичан подчинить страну не увенчались успехом: у афганского народа срабатывал механизм защиты территорий: по традиции забывались противоречия племен, народностей, властных структур – они объединялись в борьбе с внешним врагом. История наглядно демонстрирует – успешно воевать с целым народом, преследуя захватнические цели, не приходилось ни одной стране мира. Англичан вскоре вытеснили, они ушли, понеся тяжелые потери, жизнь вошла в обычное русло, а племена возвратились к любимому делу – воевать за сферы пастбищных, маковых и других угодий. Все стороны афганского общества такое положение дел устаивало до 60-х годов прошлого столетия. Король Захир-шах с учетом начавшейся глобализации стал допускать в страну иностранных специалистов для решения отдельных экономических проектов. При поддержке СССР и США в Афганистане строились объекты, необходимые для жизнеобеспечения народа, но вскоре потребовались свои специалисты для более крупного развития государства, в том числе – командный состав армии, способный служить монархии современными знаниями и оружием. В США, Европу, СССР по взаимным договорам поехали учиться лучшие представители афганской аристократии. Кстати сказать, многие духовные лидеры Афганистана, служители культа, учителя обучались в СССР – в медресе Мири-Араб в Бухаре, где получали не только среднее богословское, но и светское образование.
Нахватавшись западных знаний, свободного духа демократии, теории социалистической революции в Советском Союзе, сложившаяся прослойка молодых и, получивших образование людей, возвратилась на родину и стала заниматься политической деятельностью. Многие из них работали преподавателями учебных заведений столицы: в Кабульском университете, лицеях провинциальных центров, где имела место относительная политическая вольница. Часть молодежных организаций выражало откровенное недовольство существующим в стране режимом, они объединялись по интересам, взглядам, которые отличались от норм сложившейся монархии. Власти преследовали инакомыслие, арестовывали и бросали в тюрьмы участников групп: Пули-Чархи – политическая тюрьма никогда не пустовала, через нее прошли многие деятели НДПА и других политических партий. Часть передовой молодежи (сунниты) вынуждена была иммигрировать в Пакистан, другая (шииты) перебралась в Иран, где они образовали политические партии с учетом религиозной принадлежности.
Менее значимые политические деятели, местные лидеры, полевые командиры также проходили школу репрессий, были знакомы с тюрьмами Дауда, преследованиями Тараки, бомбардировками Амина – со всеми законными правительствами оппозиция находилась в состоянии вооруженной борьбы. В стране складывалась жесткая обстановка, в которой формировались силы афганского сопротивления. Они заявляли себя выступлениями, демонстрациями, поднимали в глубинке восстания.
Параллельно возникли религиозные направления, которые составили противовес канонам традиционного ислама, призывая правоверных к образованию исламского халифата за счет территорий других государств, где бы главенствовали нормы законов шариата, фундаментального ислама. В афганском обществе сложно переоценить значимость служителей пророка Мохаммеда, но монархия, как форма управления государством, нравилась не всем представителям культа. Часть молодежи обучалась в странах арабского мира: в Египте, Пакистане, Саудовской Аравии, получая там высшее богословское образование. Возвратившись в страну, служители культа составили крыло религиозной оппозиции, которая стояла за то, чтобы Афганистан был исключительно исламским государством, управляемым духовным лидером. Но не все так просто: Захир-шах, Дауд жестоко подавляли выступления всей оппозиции, которая эмигрировала в соседние страны и образовала там политические партии, вступая в вооруженную борьбу с монархией.
НДПА, как политическая сила, оставалась в стране и действующая власть не видела в ней реальной угрозы: формы протестного выражения партии были цивилизованными, да и в руководстве ее стоял известный журналист, писатель, вокруг которого сплотилась интеллигенция. Монархия, озабоченная повсеместным выступлением народа, недооценивала роль НДПА на народные массы и в первую очередь в столице страны. Надо отметить немаловажный момент: в отличие от своих политических оппонентов, НДПА на момент прихода к власти, практически не имела боевого крыла. Верхушка партии под руководством Тараки грамотно и главное к месту использовала прецедент с убийством члена ЦК НДПА Мир Акбара Хайдара, и возникший политический всплеск разъяренной толпы направила в нужное русло – причем спонтанно. Революционная ситуация зрела не постепенно до критического момента, как учил нас Ильич, а развивалась стремительно: похороны деятеля партии, арест руководства ЦК НДПА, демонстрации жителей Кабула послужили детонатором стихийного взрыва. В результате отдельных перестрелок с силами правопорядка и национальной гвардией, НДПА приходит к власти.
Лидеры основных политических сил, находившиеся в Пакистане: Хекматиар, Раббани, вне сомнения, были обескуражены неожиданным поворотом событий. Они имели хорошо вооруженные формирования, финансовую и другую поддержку серьезных покровителей за рубежом, а вот реальную власть в стране захватила интеллектуальная интеллигенция. Деятелям остального политического спектра страны, в общем-то, ничего не оставалось, как вступить в вооруженную борьбу с пришедшей к власти партией Тараки, которая рассматривалась ими уже не просто гуманитарной оппозицией, а силой, имевшей за спиной регулярную армию.
В афганских событиях, предшествующих вводу советских войск, очень много особенностей. Если выделить их в группы и проанализировать, то получится следующая, условная, конечно, картина. Мусульманский уклад отношений в обществе, выраженный социальной структурой, всегда играл важную роль в народе, где главенствовали нормы ислама. Религиозная составляющая (сунниты, шииты) в жизни афганского народа также влияла на положение дел внутри общества. Народонаселение с множеством племен, культур, языков, быта, с притязаниями (беллуджи, пуштуны) на территориальные образования внутри самого государства, шатали государственные устои с давних времен. В пуштунских племенах на юге и востоке Афганистана всегда творился невообразимый кавардак вооруженных столкновений. Для афганского многоплеменного общества состояние маленькой войны – нормальное явление и велась она не так уж безрассудно, как может показаться на первый взгляд: старейшины племен всегда договаривались о прекращении боевых действий, а потом их опять возобновляли, решая конкретные вопросы. Состояние регулируемой войны в Афганистане имело место с незапамятных времен: каждое племя, клан имели боевое крыло, которое занималось только вопросами войны. Для отпора более серьезному противнику племена объединялись в крупные вооруженные формирования и могли создать угрозу любому противнику, которым, зачастую, становились части регулярной правительственной армии – государственность претила многовековому жизненному укладу племенных образований. Хотя и в этой ситуации имел место механизм договорных обязательств: между властью и племенами устанавливались отношения, выраженные конкретным содержанием.
Особенность территории, на которой проживает множество народностей, заключается в том, что местность со всеми угодьями привязана к определенным кланам, ветвям, племенам, полевым командирам, которые считают ее исконно своей и защищают от посягательств соседей, соперников, регулярной армии. Старейшины племен, местные лидеры устанавливают порядок пропуска через свои земли караванов коммерческих, с оружием, наркотиками, вооруженных отрядов, решают другие вопросы на выгодных для себя условиях, но самовольные действия соперников всегда жестоко наказываются. В афганском обществе действует передаваемый веками из поколения в поколение неписанный закон – «пуштунвалай», который предусматривает месть за нанесенную обиду: нарушителям вековых устоев объявляется война, она может вестись до тех пор, пока совет старейшин не решит, что месть состоялась. Боевые действия на определенных условиях прекращаются, и жизнь становится в обычное русло.
Особенности рельефа местности, выраженные горной местностью центральных и восточных провинций, долинами субтропиков Нангархара, Логара, Кунара и пустынями Гильменда, Кандагара, Нимроза имеют отличные друг от друга формы ведения хозяйства. Высокогорье провинций Бадахшан, Кунар, Нангархар, Пактия располагает к наличию множества вьючных маршрутов, тайных троп, по которым идут коммерческие караваны из Индии, Пакистана, Китая, перевозя товары, продукты, востребованные на рынках афганских провинций. Тропы существовали многие сотни лет, их тайные возможности передавались поколениями кланов, родов, занимающихся героиновым и контрабандным бизнесом. Миграция кочевого населения из Пакистана в Афганистан и наоборот зависела только от сезонности. Граница никогда не являлась препятствием для перемещения кочевых племен и народов. Со стороны пакистанских властей, отслеживающих обстановку с кочевыми племенами, существует некоторый пограничный контроль, но и он носит условный характер. Это исторические особенности и поменять их властям Афганистана, Пакистана, в том числе, вооруженным силам другой страны не представляется возможным.
Отношения страны с соседними государствами в политических и торгово-экономических связях, интересах также претендуют на роль особых отношений. Влияние стран арабского мира на Афганистан в желании строительства на его основе исламского государства, ряд других особенностей, образовали такое положение дел, которое всегда могло вылиться непредсказуемым развитием событий.
Но главная особенность все же в политической сфере, и вот в чем она заключается. Какая бы партия не пришла к власти в Афганистане в результате выборов, переворота, революции, какую бы партию ни поддержал Советский Союз или другая страна, остальные политические силы немедленно входят с ней в состояние войны. Амбиции политических лидеров в Афганистане никогда не идут во благо общим задачам государства: каждый из них решал и определял принципы борьбы самостоятельно. Не смотря на то, что цели, задачи оппозиционных партий по ключевым вопросам совпадали, в том числе, формы и методы борьбы – разобщения строились на личных мотивах. Важным фактором в клубке афганских проблем являлялись неприязненные до непримиримости отношения лидеров оппозиции друг к другу.
Дальнейшие события в Афганистане подтвердили особенность политической ситуации: приход к власти в стране любой другой силы, вызвал бы аналогичную реакцию – вооруженную борьбу с партией, находящейся в руководстве страной. Что уж тут говорить, если в самой НДПА не было единства по стратегическим вопросам – рвали друг друга на куски, то межпартийная борьба политических соперников превращалась в кровавую бойню. Под влиянием внутренних и внешних факторов, которые взорвали страну, Афганистан превратился в военно-политическую площадку, где, отчасти, спонтанно, столкнулись интересы различных группировок, к которым подтянулись мировые системы - социализма и капитализма, за которыми стояли СССР и США.
На момент ввода советских войск в Афганистан силы афганского сопротивления законной власти представляли собой вооруженные отряды политической оппозиции, враждующие между собой и разношерстный набор бандитских групп, отражающих интересы местных лидеров и наркопроизводителей. В ряде публикаций на тему афганской войны выдвигалась мысль о том, что, якобы, отряды политической оппозиции стали на путь вооруженной борьбы только после ввода советского воинского контингента. Ничего подобного, вооруженная борьба за власть разными политическими группировками велась задолго до ввода советских войск в Афганистан. Крупнейшие партии, ставшие в оппозицию Бабраку Кармалю, вооруженные отряды которых выступили против советского военного присутствия в Афганистане, воевали с правительственными войсками короля Захир-шаха, президента Дауда, премьер-министров Тараки, Амина.
К примеру, крупнейшая политическая сила – «Исламская партия Афганистана» (ИПА) под руководством Гульбеддина Хекматиара, имевшая самые мощные вооруженные формирования непримиримых моджахедов, была создана на территории Пакистана в 1976 году. Хекматиар – наиболее последовательный и бескомпромиссный политический лидер в борьбе за центральную власть, его побаивались и держались в стороне руководители остальных партии. Он учился на инженерном факультете Кабульского университета, где стал на путь вооруженной борьбы с монархией. Был одним из создателей организации «Мусульманская молодежь», ставшей позднее кузницей кадров для многих политический деятелей Афганистана. В 1972 году он был арестован за антиправительственную деятельность, освобожден в 1973 после свержения монархии. Эмигрировал в Пакистан, где создал свою партию. В 1975 году Хекматиар предпринял попытку восстания дехкан в Панджшере, Лагмане, Барикоте, Урузгане, Мангале, но потерпел поражение от правительственных войск. Вооруженную борьбу с действующими правительствами он удачно сочетал с бизнесом: в его владении имелись предприятия по обработке драгоценных металлов, производству наркотиков, фарфоровой посуды.
Другой политический деятель – Раббани, в 1958 году стал одним из лидеров организации «Братья мусульмане». В Кабульском университете преподавал исламскую философию, принимал участие в создании группы «Мусульманская молодежь», которую позднее и возглавил. За участие в политической деятельности неоднократно подвергся преследованиям со стороны режима президента Дауда. В 1976 году перебрался в Пакистан, где образовал партию «Исламское общество Афганистана» (ИОА). Партия стала второй по значимости политической силой, с которой считались политические соперники. Кстати, сам Раббани являлся одним из крупнейших поставщиков ковров на рынки стран Среднего Востока, владел птицефабрикой и предприятиями с ежегодным доходом в 20 миллионов долларов.
Наиболее радикальный представитель фундаментального ислама, лидер партии «Исламский союз за освобождение Афганистана» (ИСОА) Саяф Абдул Раб Расул окончил факультет теологии Кабульского университета, получил образование в Каирском институте, после чего вошел в радикальную исламскую организацию «Мусульманская молодежь». В 1973 году по государственной стипендии учился в США, где изучал исламское право. По возвращении из США готовил проведение вооруженных антиправительственных выступлений в ряде провинций страны, жестоко расправлялся с населением.
Самой яркой политической фигурой, претендующей на роль идейного наставника афганской нации, был Саид Ахмад Гилани, родившийся в семье потомственных пиров (лидеров), арабов иракского происхождения. Был женат на внучке короля Захир-шаха, имел наследственный титул советника монарха. Светское образование получил на Западе, духовное – в Ираке, Египте, Саудовской Аравии, обладал многими личными и деловыми связями в США, Западной Европе, арабских странах.
Таким образом, до прихода советских войск в Афганистан, вооруженные группировки различных партии прошли долгий путь борьбы с правительствами Афганистана, имели огромный опыт ведения боевых действий с войсками регулярной армии. Тем не менее, не надо заблуждаться: борьба группировок в афганском обществе не имела ничего общего с гражданской войной, как это представлялось рядом политических деятелей за рубежом и в том числе – в Советском Союзе. Назвать борьбу политических партий, вооруженных группировок в Афганистане гражданской войной, значит, не знать истории Афганистана вообще или признать фактом, что гражданская война в стране началась со времен Александра Македонского и не прекращается до наших дней. Это тема отдельного разговора, к которому я вернусь позднее.
После ввода советских войск в Афганистан в стране образовалось множество партий, движений различного толка, в том числе - левых, демократических, общественных, политических, поддерживающих политику НДПА. Бабрак Кармаль шел на увеличение политических организаций в стране, зная заранее, что они не станут ему соперниками в удержании власти, будут поддерживать политику правящей партии и поведут за собой часть афганского общества в русле политики НДПА.
Я уже говорил об особенностях афганского общества, которые существовали испокон веков и были определяющими в его внутренней жизни. В стране всегда были силы, стремившиеся к захвату власти в уездах, волостях, провинциях – в отдельные периоды, найдя поддержку, зачастую из-за рубежа, они устремляли свой взор на Кабул. Центральная власть не всегда была в состоянии держать на контроле глубинку и влиять на нее нормами государственных механизмов. Множество уездов, волостей и даже провинций оторваны от центральных районов страны естественными условиями – мощными горными системами и всегда жили обособленной жизнью. В обстановке отсутствия дорожной сети, средств информации, связи, нежелания органов местного управления решать проблемы населения, порождали вакуум государственной власти. При этом возникали условия, в которых неформальные лидеры подчиняли себе выгодный бизнес: ресурсы драгоценных и цветных металлов, плантации мака, производство ковров, что, несомненно, поднимало их роль на местном уровне. За многие годы отладилась стройная и хорошо отработанная система поставок контрабандной продукции на рынки соседних стран: Пакистана, Ирана, Китая. Обратно шли денежные потоки, оружие и предложения на новые партии востребованной в мире продукции. Чем выше поднимались короли афганской мафии, тем больше росли их аппетиты: контроль отдельных уездов, провинций уже не устраивал интересы их бизнеса, требовался более глубокий и вдумчивый подход к решению стратегических задач – контрабандный бизнес требовал расширения, легализации и новых рынков.
Путей выхода на новый, более высокий уровень, было немного: кресло во властных структурах Кабула, что автоматически делало бизнес законным и укрупняло его за счет властных полномочий. И создание политической партии, что привлекало определенные силы за рубежом, которые всегда имели интерес к Афганистану. Правда, со вторым вариантом было сложнее: монархия не располагала элементами западной демократии, и создание политической силы внутри страны порождало проблемы – задача любой партии, извините, приход к власти, что никак не устраивало монарший престол. Политические структуры создавались в Пакистане, Иране, Египте, Саудовской Аравии, образуя площадки для политической борьбы – в арабском мире имелись силы, которым не был чужд интерес в афганских делах: геополитический, религиозный, экономический…
Положение дел внутри государства устраивало все правительства в столице до тех пор, пока враждующие стороны, объединившись, не направляли взгляд в сторону Кабула. Тогда власть применяла государственные рычаги воздействия, используя армию и жесткими методами подавляла выступления.
Надо отметить очень важный момент: афганские правители во все времена отслеживали ситуацию и держали под контролем отношения племен. На определенных этапах власть поддерживала одни племена с тем, чтобы ослабить другие, затем, наоборот – вели гибкую дипломатическую политику с вариантами силового воздействия. Кстати, всех участников событий это устраивало: Восток есть Восток и принцип Конфуция «разделяй и властвуй» действовал безотказно – баланс сил соблюдался. Изощренная политика центральной власти не позволяла одним племенам подняться над другими, набрать силу и объединиться в борьбе с правительством: вожди племен могли подумать Аллах весть что, например, о легитимной власти. А так, ослабленные междоусобной войной, они думали только об одном – как выжить. Таким образом, внутренняя жизнь афганского многоплеменного общества это состояние вечной борьбы – суровой, беспощадной, где вековые устои не сломать войскам другого государства. Какая уж тут гражданская война?
Ввод в Афганистан советского воинского контингента и приведение к власти Бабрака Кармаля, представителя одной из сторон в их вечной борьбе, обозлил политических соперников. Мало того, что Тараки роковым стечением обстоятельств вырвал власть из-под носа, так еще и Кармаль на штыках Советского Союза сел в руководстве страной. Такое в мусульманском мире не прощается: нарушился установленный порядок, суть которого заключался в следующем – внутренние дела Афганистана – это внутренние дела страны, в которой веками отработаны каноны миропорядка и присутствие войск иностранного государства расценивается только актом агрессии, причем, без всяких вариантов. В многоплеменном афганском обществе всегда срабатывал механизм объединения против общего врага: отбрасывались усобицы, разногласия и в работу включалась консолидирующая сила Корана. В лице Советского Союза появился общий враг – так было с Александром Великим, Тэмуджином, англичанами и со всеми, кто вторгался в пределы афганского государства. Так будет и с американцами, их союзниками, пытавшимися уничтожить в Афганистане талибан, сторонников Аль Каеды.
Последующее развитие событий, связанное с вводом советских войск, продемонстрировало миру непримиримость афганского народа к вооруженной агрессии – именно так, а не иначе восприняли афганцы советский воинский контингент. Мы можем сколько угодно говорить о миротворческой, интернациональной миссии Советской Армии в Афганистане, но суть от этого не изменится: СССР афганским народом рассматривался только в качестве агрессора со всеми вытекающими последствиями. Верно, какая-то часть афганцев пошла за нами, вынужденно, но при любом развитии событий, это носило временный характер и только для того, чтобы собраться с силами и найти новые способы сопротивления. Моя вторая командировка в Афганистан дала мне возможность беседовать со многими офицерами афганской армии, окончивших военные училища в СССР. Несколько раз в неформальной обстановке я встречался с лидером ДОМА (демократической организации молодежи Афганистана) в его кабульской квартире. Афганские товарищи всегда говорили: «Помогайте нам, шлите помощь, советуйте, как строить социализм, но войска уберите в Союз». Ни больше, ни меньше.
ГЛАВА 8
Приход советского воинского контингента в Афганистан несколько умерил пыл межусобной войны в афганских племенах, отчасти озадачил, но не настолько, чтобы они оказались неспособными к противодействию. Сработал механизм мусульманского внутреннего мира: размеренного, степенного и началось неторопливое приспособление сил сопротивления к новым условиям – появлению в стране правительства поддержанного войсками Советского Союза. С одной стороны оказались войска современной супердержавы, способные ядерным арсеналом разнести планету, с другой – слабо вооруженные отряды забитых дехкан, которые всегда воевали, но не знали за что: платили и ладно.
Общий миропорядок жизни афганского народа на территории страны не изменился, он как шел, так и шел своим чередом. Старейшины племен степенно осмыслили ситуацию и пришли к мнению: войска «шурави» – враг первостепенной важности и с ним необходимо вести борьбу. Проблемные между ними вопросы они отложили до лучших времен или решали их в обычном порядке: надо каравану племени сарабани пройти по земле семьи батани – плати пайсу и проходи. Все просто и понятно. В Афганистане официальная административно-территориальная государственная единица не имеет такого значения, которое связывается с исконной территорией племен, где, как правило, работают свои законы и правила, а неторопливая и размеренная жизнь идет своим чередом.
Правившая положением дел джирга (совет старейшин) приняла решение на формирование вооруженных отрядов. Нищета заставляла мужчин уходить в горы к душманам - такой шаг расценивался единственной возможностью выжить многодетным семьям, джирга оплачивала расходы и не давала умереть с голоду. Абсолютное большинство населения страны нуждалось в дополнительном заработке: правительство не беспокоилось о населении, жившего натуральным хозяйством эпохи средневековья. Беднейшая часть населения потянулась в горы, где были оборудованы места, в которых складировалось незамысловатое оружие, продовольствие, вода, одежда. В сезон уборки урожая мужчины возвращались к работе на полях, после чего опять отправлялись в горы добывать хлеб с «буром» в руках. Сегодня он мирный дехканин, усердно работающий на рисовой плантации, ночью – моджахед, стреляющий в любого, кто стал на пути: русского, американца, соплеменника из соседнего кишлака – роли не играло. За все платили. Полевые командиры, исламские комитеты вырабатывали стратегию и тактику борьбы - как прикажут, так и будет: в этом можно не сомневаться. Образ жизни, связанный с вечным состоянием войны, вели многие мужчины, что приветствовалось в кланах, семьях, поощрялось духовными лидерами, звавших к борьбе с неверными. Излишне говорить: слово муллы – непререкаемый закон для мусульманина, нарушить который нельзя.
Ввод советских войск в Афганистан не стал сомнительной угрозой и серьезно обеспокоил лидеров наркомафии: сверхдоходный бизнес попадал под удар. «Шурави» располагали мощными средствами, способными не только ограничить производство наркотиков, но и частично перекрыть пути реализации. Понимая, что советская военная машина не оставит без внимания базы боевиков, плантации мака, афганский наркобизнес приспосабливает производство героиновой продукции к новым условиям. Зондируются выходы на представителей власти административных центров, правительственные структуры в столице, отслеживаются действия ограниченного контингента в местах дислокации. Короли наркобизнеса усиливают боевые отряды за счет населения подконтрольных районов, вооружают их автоматическим оружием, готовят и обкатывают в мелких стычках с советскими и правительственными войсками. Лидеры наркопроизводства пробивают новые караванные маршруты для поставок зелья на рынки соседних стран и в первую очередь – Пакистан, создают дополнительные каналы агентурного обеспечения наркотрафика.
Бандитское отребье, жившее разбоями на караванных путях, действовало в горах с незапамятных времен, грабило коммерческие караваны индусских, пакистанских, местных купцов, могло поживиться товаром героиновой мафии, какая разница – лишь бы оторвать бакшиш. Приход войск «шурави» в Афганистан создал угрозу разбойному промыслу – советские войска, так или иначе, брали под защиту кишлаки, отдельные районы, стремились к контролю караванных путей.
Часть вооруженного населения находилась в кишлаках. Это местное ополчение для защиты жилищ от всех душманов вместе взятых – от правительственных и советских войск в том числе. В основном это были мужчины старшего поколения и подростки (бачата) 13-14 лет, владеющие стрелковым оружием так же уверенно, как их отцы и деды. В период советского присутствия в Афганистане местное ополчение эффективно использовалось полевыми командирами для проведения разовых операций против советских войск, действовавших в кишлачных зонах. В боях за кишлаки мирные с виду дехкане мгновенно превращались в душманов и совершали неожиданные нападения с тыла. Главная составляющая в тактике действий групп ополчения – внезапность. Они составляли агентурные сети душманских отрядов, находящихся в горах, занимались проводкой караванов с оружием через свои территории, частично осуществляли сбор разведывательной информации о советских войсках. В обыденной жизни – это простые дехкане, усердно работающие на полях и плантациях, только АК или «бур» находились где-то рядом с тяпкой-мотыгой. Сопротивление племен, сельского населения, различных группировок советским войскам постепенно приобретало контуры вооруженной борьбы.
Сергей Червонопиский предложил называть вооруженные отряды сил оппозиции, воевавшие с советскими войсками в Афганистане, «незаконными вооруженными формированиями». Я не согласен с таким определением сил афганского сопротивления и к решению этого вопроса подхожу профессионально, как офицер разведки воздушно-десантных войск, изучавший противника в боях на афганской земле в течение четырех лет. Если боевые отряды оппозиции назвать термином «незаконные вооруженные формирования», то вооруженные силы Афганистана также попадают под это определение – законность прихода к власти Бабрака Кармаля в качестве руководителя государства настолько сомнительна и нелегитимна, что армия, главнокомандующим которой он являлся, становится также незаконным вооруженным формированием со всеми вытекающими последствиями. Советский Союз не только поддерживал, но и вооружал данное формирование современной техникой на многие миллиарды долларов, обучал корпусом военных советников – тогда что получается? Сплошное нарушение норм международного права, это, мягко говоря.
Впрочем, давайте поразмышляем вместе над этим вопросом. Начну с того, что душманы 1980 года очень здорово отличались от душманов 1981-го по многим показателям: вооружению, подготовке, оснащению, психологическому фактору. Душманы провинции Каписа, Нангархар не похожи на боевиков провинций Вардак, Урузган или Гор, Фарах, Нимроз по национально-племенному составу, религиозной принадлежности, обычаям. Моджахеды отрядов полевого командира Абдурахмана провинции Гильменд также отличаются от бойцов муллы Насима той же провинции – с первыми можно договориться об условном перемирии, со вторыми - бесполезно. С лидером «Исламского общества Афганистана» Раббани вполне реально было найти общие точки соприкосновения и направить оружие его боевиков на вооруженные формирования других душманских главарей, а с Хекматиаром, руководителем партии «Исламская партия Афганистана», на эти вопросы лучше не тратить время. Можно долго перечислять отличия различных вооруженных группировок, с которыми нам пришлось воевать в афганских горах. Ниже приведу классификацию сил афганского сопротивления, которая сложилась у меня из собственного опыта боевых действий для того, чтобы различать противника по основным признакам, понимать, что душман душману – большая разница, которую обязательно надо было учитывать советским войскам при проведении боевых операций в Афганистане.
Вооруженные формирования афганского сопротивления не следует ставить в один ряд: бойцов политической оппозиции и душманское отребье, радикальных фанатиков и боевиков наркобизнеса. У них разные цели, задачи, виды и способы борьбы. Более того, если мы говорим о политических противниках режиму Кармаля, необходимо учитывать принадлежность вооруженных отрядов к партиям. Вопрос определения врага требовал более гибкого и тонкого подхода, изучив который, можно было гораздо эффективней бороться с душманским сопротивлением. Мы на востоке и вооруженную оппозицию надо было бить ее же методами. Действия высшего советского руководства в части определения противника я отношу к серьезнейшим просчетам, в том числе недоработкам советнических аппаратов, Генерального штаба, Министерства обороны СССР. Последующее развитие событий показало: на определенных условиях можно было договариваться и с Ахмад Шах Масудом, другими полевыми командирами, с которыми на месяцы прекращались боевые действия. Главное в этом – сохранили людей!
Советское военное руководство, планируя боевые операции, которые в большинстве своем разрабатывались в Москве, проводило поверхностный анализ оценки противника. Бездумные действия отдельных военачальников так бы и остались в планах операций просто безграмотными решениями, если бы за ними не стояли десятки тысяч жизней солдат и офицеров 40-й армии. Я на собственном опыте приведу множество примеров рейдовых операций, в которых принимал личное участие, когда о душманских отрядах мы ровным счетом ничего не знали. На рабочих картах командиров рот, батальонов за противника наносилась одна и та же обстановка – пара-тройка «яиц» синего цвета и больше ничего. В боевых приказах звучали слова: «Противник, предположительно…». Дальше можно не слушать – противника там давно уже не было, он за десятки километров от места, где его зафиксировал последний источник нашей информации, а в боевой рейд уходили сотни человек, совершенно не зная, какого противника, где и каким образом уничтожать. Да и вообще, давайте разберемся, что это за враг, если не было линии фронта, а он всюду наносил удары?
Душманские отряды различных политических толков на первом этапе боевых действий ограниченного контингента в Афганистане представляли беднейшую часть населения, которой полевые командиры дали возможность подзаработать на участии в борьбе с советскими и правительственными войсками. Слабо вооруженные и плохо одетые «духи» собранные в группы по 15-20 человек, действовали в бою по незамысловатой партизанской тактике: укусил – отскочил. В первых боях душманы не впечатлили нас боевитостью – разношерстны по составу, национальности, племенной принадлежности. Рядовые участники банд были далеки от политики, идеологической мысли, они действовали в районах проживания, хорошо знали местность, на которой проводили вылазки. Имея стрелковое оружие, довольно скудную пищу (несколько кусков сухой баранины, гранатовое желе, орехи, немного воды) они были способны долгое время действовать в автономном режиме. С подачи афганского руководства НДПА их назвали душманами, то есть бандитами, басмачами. Слово «духи» (изначально) вошло в обращение ограниченного контингента не как производное с дари – «душман», а за их удивительную способность на внезапные атаки на нас с незаметным уносом тел убитых соплеменников.
Ввод советских войск в Афганистан изменил структуру сил вооруженной оппозиции, что явилось важным моментом, не учитывать который было бездарно и глупо. На мой взгляд, афганское мятежное сопротивление можно классифицировать следующим образом:
* вооруженные силы политического сопротивления - стремились путем вооруженной борьбы к захвату власти в Кабуле. Как правило, они враждовали между собой и вели друг против друга боевые действия. Для решения отдельных вопросов заключали временные перемирия, потом опять воевали. Это считалось нормальным течением политической жизни в Афганистане. «Альянс-7» – яркий пример сказанному выше.
* вооруженные силы наркобизнеса - представляли собой боевые отряды отдельных полевых командиров, местных лидеров, занимавшихся обеспечением производства, перемещением и реализацией на рынках Пакистана, Ирана, Китая и иных стран героина и других наркотических средств.
* вооруженные силы наемников арабских стран - действовали в составе отрядов, скомплектованных в учебных центрах Пакистана по принципу сторонников фундаментального ислама – идейных «борцов за веру». Религиозные фанатики имели опыт боевых действий в частных военных конфликтах на Ближнем Востоке, Азии, Африке, воевали за построение на основе Афганистана исламского государства (исламского пояса с участием среднеазиатских республик Советского Союза). Часто выступали в качестве инструкторов вооруженных формирований сил сопротивления.
*вооруженные силы бандитских (душманских) отрядов - занимались откровенным бандитизмом, разбоем с целью захвата, продажи материальных ценностей. В боевые столкновение входили с правительственными войсками, отрядами политической оппозиции, наркобизнеса, нападали на кишлаки, коммерческие караваны и действовали по принципу: главное поживиться. Им было все равно с кем воевать, лишь бы оторвать бакшиш.
* вооруженные силы самообороны кишлаков - защищали сами себя от всех вооруженных формирований, от правительственных войск в том числе. Являлись своеобразным резервом вооруженных отрядов политической оппозиции в борьбе с советскими войсками. Работали на свое благополучие и дальше своей территории интересы не распространяли.
* прочие вооруженные силы:
а) отряды радикальных фракций НДПА, в корне несогласных с политикой Бабрака Кармаля (к слову сказать, их было немного);
б) бывшие душманы перечисленных вооруженных отрядов, перешедшие по разным причинам на сторону правительства, в том числе, захваченные в плен при ведении боевых действий. Они давали клятву служить действующему правительству, их относили к «активистам» – комсомольским, партийным, поручали выполнять отдельные задачи. Часто, выбрав момент, они опять уходили в горы на свободные хлеба. Сколько волка ни корми…
В этой связи расскажу историю. В июле 1988 года, батальон, которым я командовал, девятью заставами обеспечивал прикрытие Кабула с южного направления от проникновения в столицу Афганистана отрядов вооруженной оппозиции. Однажды, в районе базовой заставы был захвачен афганец, который, как мне доложили, вел наблюдение за командным пунктом батальона, на котором действовал пункт радиотехнической разведки, контролировавший радиообмен «духов». Я прибыл в штаб батальона, чтобы лично допросить представителя визуальной разведки противника. В палатке меня встретил улыбчивый молодой человек, одетый в традиционную афганскую одежду.
– Командир, меня зовут Вали. В 1986 году я окончил школу милиции в Волгограде. Сейчас командую отрядом активистов при батальоне Царандой, который дислоцируется в нескольких километрах от вашего командного пункта.
Стоявший передо мной молодой афганец говорил на чистейшем русском языке, причем, без малейшего акцента. Так состоялась мое знакомство с человеком, с которым я буду встречаться два-три раза в неделю до самого вывода в Советский Союз. Вали, мой новый знакомый, командовал не только группой активистов, он был разведчиком, который работал в интересах министерства внутренних дел Афганистана. В приватных беседах со мной он делился деликатной информацией о душманах в зоне ответственности моего батальона, познакомил меня с командованием батальона Царандой – я тоже был у них гостем. На случай нештатных ситуаций я организовал с ними устойчивую радиосвязь, но главное было в другом - наши бесконечные беседы об афганской действительности в течение нескольких месяцев. Вали был искренен и даже не скрывал того, что работал на «духов» и делился с ними информацией… о моем батальоне, естественно, тоже… Кстати, в этом нет ничего удивительного – нормальное явление внутренней афганской ментальности. Платили. Поэтому я располагаю довольно четким представлением о так называемых «активистах»: партийных, комсомольстких, с кем работали наши советники в период пребывания советских войск в Афганистане и твердыми убеждениями по многим базовым вопросам Саурской революции, о которых я рассказываю на страницах этой книги.
Аппарат афганских «активистов» был создан по инициативе партийно-политических советников СССР в Афганистане, как правило, в административных центрах, которые частично контролировались властью. Сама мысль о сторонниках правительства, которые использовались в борьбе с отрядами оппозиции – нормальное явление, но более пеструю по составу структуру представить себе трудно. Главное заключалось в том, что с ними никто по-настоящему не работал – они были непредсказуемы в действиях и поступках и не могли быть поддержкой в решении региональных процессов. Сегодня, измученные войной, они сдались на милость действующей власти, принесли на верность присягу, через неделю, месяц, отдохнув, опять потянулись в горы. Они легко поворачивали оружие против правительственных и советских войск: зажмут в горах реальные «духи» – просят о помощи по всем средствам связи, опять сдаются правительству. В лучшем случае, осядут в кишлаках – охраняют самих себя. «Раскаявшихся» и «заблудших» парней пытались перевоспитывать на комсомольском и партийном начале. Смешно, конечно, думать, что они вбирали в себя что-нибудь из идеологической кухни политических и комсомольских советников, но наша структура спецпропаганды и агитации по работе с населением использовала их в своих мероприятиях. К примеру, в кишлак прибывает советский агитационный отряд для «просвещения» местного населения: завозится мука, рис, продовольствие – «шурави», «активисты» раздают блага народу. Пользуясь сбором нескольких десятков дехкан, представители агитотряда через переводчиков, «активистов» проводят беседы с населением. Рассказывают о доброй миссии Советской Армии в Афганистане, политической обстановке в стране. Народ молча слушает русских агитаторов, настороженно наблюдая за действиями боевого подразделения, которое сопровождает «шурави». Вопросов, которые, возможно, хотелось услышать «спецпропагандистам» местные не задают. Выйдет из толпы спинжирай или малик – старейшины, скажут несколько фраз: кишлак, мол, мирный, душманов нет, они – бедные дехкане – трудятся на полях. Мудрые «шурави» с «активистами» пожмут руку аксакалам и уедут восвояси, но то, что добрая половина толпы – душманы, агитационному отряду в голову не приходило. Сейчас сезон уборки урожая, они спустились с гор работать на плантациях, возделывать поля. Кстати, душманы сами не знают, что они душманы, а то, что хлеб возделывают с оружием в руках, так это было во все времена афганской действительности. На том и расстаются: «духи» на трудную работу в горы (хорошо головы не отрежут агитаторам, что дерзко делали не раз), а «спецпропаганда» ставит галочку о «привлечении» очередного кишлака на сторону «народной» власти. Политические советники с партийным блеском в глазах бодро докладывают в ЦК КПСС, НДПА о проделанной работе – преподносят заслугой своей деятельности.
Приведу еще пример: в мае 1980 года на операции в провинции Вардак генерал-майор Рябченко беседовал с жителями одного из кишлаков. Ситуация разворачивалась на моих глазах, подробно расскажу о ней несколько ниже, а пока вкратце – дело было так: рейдовая группировка 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии завезла местному населению, пострадавшему от аминовских бомбардировок, муку, рис, продовольствие – раздали жителям. Генерал долго беседовал со старейшиной, дехканами, прощаясь, облобызался с аксакалом, пытавшемся целовать руки комдиву. Одним словом, расстались тепло, довольные друг другом.
Вечером мы расположились на ночлег, приняв за чистую монету, что в кишлаке правит «народная власть». Замполит полка со слезами умиления вывесил экран для просмотра фильма. Личный состав, за исключением боевого охранения, разместился на земле для просмотра старой заезженной киноленты. Мне с разведчиками тоже достался кусочек места перед экраном из солдатской простыни. Засветился, застрекотал киноаппарат, появился звук, титры знакомого с детства фильма. Вдруг белый материал экрана стал разлетаться в клочья. Мы не сразу поняли, что по нам из ночной темноты, ориентируясь на свет экрана, открыли огонь до полутора десятков «духовских» автоматов. Чудом нас всех не положили очереди душманского отряда: замполит полка высоко повесил простынь над землей – пули пошли поверх голов. Но все равно, в боях с душманами «народного кишлака» мы потеряли убитыми 13 десантников, включая начальника штаба 350-го гвардейского парашютно-десантного полка гвардии майора Иванова, и свыше двух десятков раненых эвакуировали с «миротворческой» операции. Такие вот итоги нашей пропаганды и агитации среди местного населения.
В этом также нет ничего удивительного: «спецпропагандой», советническим аппаратом не учитывалась самобытная особенность афганского населения, не изучалась история вечного состояния войны племен и народностей. Да и размышлять надо было с позиции внутреннего мира афганского дехканина, а не своих предпочтений и желаний. Более объективную ситуацию можно уразуметь только тогда, когда смотреть на нее глазами и душой афганца. Своим взглядом мы ничего не увидим, не почувствуем: я уже говорил: здесь надо родиться, чтобы что-то понимать, Афганистан – иной мир, другая планета.
10 января 1980 года пленум ЦК НДПА назначил новый руководящий состав Демократической Республики Афганистан. Бабрак Кармаль (Кармаль – псевдоним, переводится с пушту как «товарищ рабочих») становится генеральным секретарем ЦК НДПА, премьер-министром, председателем реввоенсовета. Силы афганской оппозиции на пленуме партии объявлены врагами правительства, а значит – врагами советского воинского контингента. На самом деле, это враги Бабрака Кармаля, даже больше, чем политические – личные, но никак не всего афганского народа. На совещаниях афганского правительства присутствовали советские товарищи: Маршал Советского Союза С.Л. Соколов – руководитель оперативной группы Министерства обороны СССР, главный военный советник генерал-армии А.М. Майоров, отвечающий за подготовку регулярной армии Афганистана. Присутствие высших советских военных чинов было обязательным: Бабрак Кармаль формировал мнение у военного руководства СССР о врагах революции. В дальнейшем, этот факт послужит основанием привлечения советского воинского контингента в прямом участии в боевых действиях с вооруженными отрядами политических и других противников.
Но пока действовал план первого этапа пребывания советских войск в Афганистане: под охрану были взяты ключевые объекты государственной важности, магистрали, аэропорты. Новый премьер-министр Афганистана вел активную работу по организации уничтожения вооруженных отрядов сил сопротивления, проводил совещания, на которых определял противника, указывая, кто есть враг, кто – друг, кого следует уничтожить, кого приблизить. Причины жестких решений лежали на поверхности – врагов у Бабрака Кармаля в партии, армии, в самом окружении было сколько угодно. Что уж там говорить о политических соперниках, полевых командирах, воющих с его правительством?
Решая вопрос по афганской проблеме, Политбюро ЦК КПСС сделало выбор на Бабраке Кармале. Решение комиссии под руководством А.А. Громыко, предложившего кандидатуру Кармаля на этот высокий пост, было, несомненно, продуманным. С одной стороны, Кармаль - заместитель генерального секретаря НДПА, то есть, пользовался авторитетом в партии, являлся послом в ЧССР. У Андрея Андреевича была возможность по своему ведомству досконально изучить кандидата на высокую должность. С другой – Кармаль, после смерти Тараки, пострадал от Амина – был снят со всех постов и, боясь расправы в родном государстве, на родину не вернулся, остался в Чехословакии – значит, к правительству Амина любви не испытывал. Имел опыт управления регионом: занимал пост губернатора провинции Пактия, служил в армии, возглавляя финансовое управление министерства обороны, был членом парламента, свободно владел немецким и английским языками. Политический пасьянс афганских, иранских и китайских событий не на шутку обеспокоил Советский Союз: на южных рубежах государства складывалась нестабильная ситуация, поэтому высшее руководство СССР предложило Кармалю возглавить новое правительство Афганистана.
Безусловно, Кармаль обдумывал предложение, видя в нем не только заманчивую перспективу, но и большую опасность. Владея обстановкой в стране, понимал – руководить государством можно только при условии наличия хорошей военной дубинки. Полагаться на регулярную армию собственной страны невозможно: только за последние полтора года она подчинялась двум руководителям государства, мятежи захлестнули вооруженные силы.
Давая согласие на высокое предложение возглавить правительство Афганистана, Кармаль убедил советское руководство в необходимости наличия в стране советского воинского контингента, якобы, для обеспечения безопасности его властных полномочий, охраны объектов стратегического назначения. Для начала достаточно: войска Советского Союза в стране – убедительный аргумент удержания власти, захватить которую не являлось проблемой. Работая послом в Чехословакии, он прекрасно знал, как совершают подобные дела части воздушно-десантных войск Советской Армии, приводя к власти нужные правительства. Но следующий шаг – удержание власти – более серьезный этап в руководстве страной и дальнейшие рассуждения Кармаля, конечно же, подвигли его к использованию боевого потенциала ограниченного контингента советских войск с максимальным эффектом.
Военная машина СССР, по его убеждению, должна была перемолоть боевые отряды соперников, убрать их с политической площадки, что давало основание колеблющимся примкнуть к его линии. Так мне видится общая стратегическая позиция Бабрака Кармаля в отношении введенного в страну советского воинского контингента. Время затишья перед вступлением советских войск в боевые действия с отрядами афганской оппозиции генерал армии В.И. Варенников оценивал так: «К сожалению, мы поддались напору со стороны Бабрака Кармаля и позволили втянуть себя в затянувшуюся войну». Валентин Иванович прекрасно знал, о чем говорил, склоняя голову перед лицом афганских событий. Хочется верить: спустя много лет, генерал не снял с себя личной ответственности за ведение боевых операций в Афганистане и понял упущенные им возможности менее кровавого сценария их развития.
Руководство Советского Союза, назначив нового руководителя Афганистана, рассчитывало присутствием ограниченного контингента стабилизировать обстановку в стране, разрываемой интересами многих игроков. Но картина событий меняется, ввод советских войск в Афганистан нарушил сформировавшийся баланс противостояния в спектре сил сопротивления. Механизмы естественного развития внутриполитической жизни Афганистана разъединились новой силой – ограниченным контингентом, что привело к жесткому противостоянию в обществе. Со счетов не снималась возможность достижения компромисса между правительством Кармаля и вооруженной оппозицией, что привело бы к созданию условий для образования правительства народного единства. Однако неспособность руководства Афганистана во главе с Бабраком Кармалем контролировать ситуацию в государстве, позволила оппозиции создать множество вооруженных формирований для организации противодействия правительству и тем, кто его поддержал - Советскому Союзу. По большому счету, силам афганского сопротивления все равно было с кем воевать – даже с американцами, если бы те оказались первыми в Афганистане. Присутствие в стране вооруженных сил другого государства изначально предполагало активное сопротивление афганского народа чужому влиянию. Так было всегда!
Приход в страну советского воинского контингента привел к созданию благоприятной атмосферы для совместных действий оппозиции, которой пришло понимание – начинается ее звездный час: сам Аллах послал русских, чтобы взбудоражить мир и объявить неверным всеобщий джихад. В условиях негативной реакции мирового сообщества на действия СССР в отношении Афганистана, оппозиция с первых дней рассчитывала на помощь западных стран и США в организации борьбы за власть с самыми серьезными намерениями. Нельзя сказать, что введенный в Афганистан контингент советских войск напугал силы политического сопротивления. Изначально было понятным – советские войска увязнут в боевых действиях, народ не примет завоевателей и поднимется на борьбу, которая развернется повсеместно: в горах и долинах, зеленых массивах и пустынях, в городах и кишлаках. Днем и ночью будут биться воины Аллаха за единое исламское государство – Афганистан. Как возбудить порыв народа на борьбу с «неверными», проблем не возникало: мулла – Коран – Аллах. Эта связка действовала безотказно с VIII века, породившего ислам.
Оппозиция организовала процесс примирения и объединения усилий в борьбе с новым правительством и «шурави». Понимание на уровне лидеров партий было единым – Запад пойдет на более действенную помощь в борьбе с советскими войсками в том случае, если силы сопротивления объединятся. Эмиссары оппозиции помчались к политическим оппонентам, полевым командирам всех мастей с предложением призыва к борьбе с общим врагом – Советским Союзом. Силы афганского сопротивления понимали взаимные интересы, они были очевидными, исходили от привлекательных предложений американского ЦРУ в виде системных поставок современного оружия, денежных средств, поддержки на международных форумах. Успех по двум направлениям сразу: политическому (международному) и материальному (финансовому). Деньги на войне играют огромную роль, имелось в виду – очень большие деньги. Государственный департамент США в таких случаях не скупился, выделяя средства на закупку оружия, боеприпасов, снаряжения, в том числе - на подкуп должностных лиц в правительстве Кармаля, руководстве партии, армии, органах безопасности. Стороны решали вопросы взаимодействия по главным направлениям и механизм, работающий на войну, закрутился на бешеных оборотах.
Конечно, все было не так просто, как хотелось бы лидерам сопротивления, тем же американцам: Хекматиар имел свою точку зрения на происходящие события и не шел на переговорные процессы. Раббани долгое время не мог мириться с положением второго человека в оппозиции, поэтому шел на контакт с правительством Кармаля, чтобы ослабить давнего соперника – Хекматиара. Гелайни, претендуя на роль духовного лидера нации, делал попытки объединения враждующих группировок на основе идей традиционного ислама. Таким образом, противники Бабрака Кармаля теряли драгоценное время на объединительные процессы, а новая власть с корпусом советских советников никак не воспользовалась многолетней враждой политических соперников и ничего не делала для того, чтобы использовать антагонизм отношений разных политических сил в нужном направлении.
Более глубокий анализ сил афганского сопротивления раскрыл новые особенности, причем, настолько существенные, что они должны были учитываться советским руководством при решении афганской проблемы в целом. Политическая оппозиция имела разнонаправленные нормы и принципы политической деятельности, которые решала в борьбе с правительством Кармаля, подразделяясь на партии фундаментального и традиционного ислама. Они враждовали между собой, но при появлении общего врага – Советского Союза, появились условия для объединения в борьбе с внешним присутствием. Тем не менее, ни одна из сторон не верила в искренность другой стороны и в определенных моментах делало их отношения напряженными.
Объединение крупнейших оппозиционных партий произошло только в мае 1985 года, когда в Пакистане сформировался партийный «альянс семи» и в него вошли четыре партии фундаментального суннитского толка, провозгласившие целью создания в Афганистане исламистского государства. Это: «Исламская партия Афганистана» (ИПА), которую возглавлял Гульбеддин Хекматиар, имевший особое доверие ЦРУ США – получал до 40% всей американской помощи вооруженной оппозиции. «Исламское общество Афганистана» (ИОА), возглавляемое Бурхануддином Раббани, бывшим профессором богословия Кабульского университета. «Исламский Союз освобождения Афганистана» (ИСОА) под руководством Саяфа Абдул Раб Расула. Партия ориентировалась, главным образом, на Саудовскую Аравию и большую часть помощи получала из этой страны. Представляла наиболее радикальное исламское течение непримиримых врагов. «Исламская партия Афганистана» (ИПА), руководитель Юнус Халес – единственный из вождей «семерки», непосредственно участвовавший в боевых действиях с советскими и правительственными войсками.
Остальные три партии «семерки» назывались традиционалистскими суннитскими. Они выступали за возвращение Афганистана к дореволюционным формам правления. «Национальный исламский фронт Афганистана» (НИФА). Во главе партии стоял Сайед Ахмад Гелайни. Он пользовался наибольшим влиянием среди афганских беженцев на территории Пакистана, из которых формировал отряды для вооруженной борьбы с советскими и правительственными войсками. «Национальный фронт спасения Афганистана» (НФСА). Партия, которую возглавлял Себгатулла Моджаддеди, была малочисленной по составу, находилась на монархических позициях. Выступала за возвращение в Афганистан бывшего короля Захир-шаха. «Движение исламской революции Афганистана» (ДИРА), лидер партии – Мухаммад Наби Мухаммади – религиозный деятель. Среди трех последних партий он был ближе к партиям фундаментального направления. «Альянс семи» имел штаб-квартиру в Пешаваре.
В состав политического шиитского направления вошло восемь партий, получивших название «шиитская восьмерка». Влияние «восьмерки» распространялось на шиитское население Афганистана приграничных с Ираном территорий, а также хазарейцев, проживающих в центре страны и Кабуле. Все восемь партийных группировок базировались на территории Ирана и ориентировались на него. Наиболее активные из них две партии: «Корпус стражей», был выстроен по образцу иранских «стражей революции – был наиболее надежным союзником Тегерана. «Партия победы» («Исламское движение»). Его возглавлял шейх Асиф Мохсини, имел сторонников в различных частях Афганистана. К «шиитской восьмерке» относились еще четыре группировки, но они представляли собой небольшие партии местного значения и не имели особого влияния на афганские события.
Полевые командиры афганских вооруженных формирований, возглавляя отряды вооруженной оппозиции, находились непосредственно на территории Афганистана. Ведя вооруженную борьбу с советскими и правительственными войсками, они периодически, на выгодных для себя условиях, вступали в контакты с представителями правительства Демократической Республики Афганистан, заключали временные соглашения по тем или иным вопросам. Некоторые полевые командиры со своими отрядами переходили на сторону правительства, другие продолжали ожесточенно сражаться, при этом считали себя свободными от «альянса семи» и «шиитской восьмерки». Среди полевых командиров наиболее влиятельно себя заявили: Ахмад Шах Масуд, отряды которого действовали в долине реки Панджшер, на трассе Хайратон – Кабул, вдоль перевала Саланг, Чарикарской «зеленки», они выходили в центральные провинции страны и блокировали Кабул. Отряды Абдул Хака воевали в районе Кабула и близлежащих провинций, моджахеды Исмаила задействовались на северо-западе Афганистана, в провинциях, граничащих с Туркменией. Джелалутдин вел боевые действия в горных провинциях востока страны. Саид Джагран с отрядами «борцов за веру» проводил боевые операции в центральных провинциях Афганистана. Саид Мансур – псевдоним Саид Панчо – один из полевых командиров «Исламской партии Афганистана», отряды которого насчитывали до 1500 человек, блокировал район, прилегающий к трассе Доши – Саланг. Базировался в ущельях Вальян, Баджга провинции Баглан. Саид Мухаммад Хасан окончил военное училище в Кабуле, высшее военное училище в СССР, подполковник афганской армии, вел боевые действия с армией ДРА в районе Газни. Фарид воевал с советскими и правительственными войсками в провинции Каписа, принимал участие в блокировании Кабула. Отряды полевого командира Басира действовали в самой высокогорной провинции Афганистана – Бадахшане. «Святая троица» – муллы Маланг, Наиб, Мадат действовали на юге страны в полупустынной и пустынной местности, что совсем не мешало боевым отрядам служителей культа проводить дерзкие атаки на советские части. Мы несли огромные потери.
Внутренние интересы сил афганского сопротивления переплелись со стратегическими интересами США – дискредитировать СССР в глазах мирового сообщества. При этом американцы смотрели дальше: престарелое коммунистическое руководство СССР уходило от активной работы, вымирало – появилась интрига смены советского внешнеполитического курса в угоду себе и партнерам по НАТО. Мониторинг общественного мнения советских граждан на события в Афганистане, потоки цинковых гробов, привел госдепартамент США к пониманию главного смысла происходящих событий – деятельность на поражение Советского Союза в афганской войне. Руководство США приняло решение на создание условий советским войскам в Афганистане, которые бы привели к еще большим потерям и жертвам. В действиях американцев преследовались следующие цели: усиление отрицательного резонанса советского общественного мнения о войне в Афганистане, создание обстановки недовольства политической властью СССР с последующим вызовом волнений в народе. Другими словами: расшатывались советские коммунистические ценности, устои государственности. При этом американцы работали на поражение нескольких стратегических «зайцев»:
1) дискредитация Советского Союза как агрессора в глазах мирового сообщества;
2) возможность влияния на изменение внешнеполитического курса СССР в угоду себе и своим союзникам;
3) провоцирование волнений в советском обществе, вызванных отрицательным отношением к войне многочисленными жертвами;
4) приведение к власти в Кабуле, путем оказания военной помощи афганскому сопротивлению, нужного им правительства и стратегический выход к южным границам СССР со всеми вытекающими последствиями.
Но и это еще не все. Запад просчитывал экономические издержки Советского Союза, прикидывая: насколько хватит СССР в афганской войне? Рейган запустил программу «звездных войн», не смотря на то, что много блефовал, все равно сработало – Советский Союз открыл дополнительное финансирование на противодействие «звездной программе» США. Страны ОПЕК, где мусульманские государства добывали до 65 процентов мировой нефти, тоже не заставили ждать – сыграли на рынке понижением цены на нефть. Тут вообще стало «скучно» плановой экономике первого в мире социалистического государства. Вот и получилось: американский «загнивающий» капитализм «развел» СССР на деньги и пошло – поехало.
Что могли противопоставить идеологи коммунистического будущего атаке американского империализма? Да ничего! Мир консолидировался против Советского Союза, неспособного убедить даже союзников по Варшавскому договору и СЭВ в необходимости ввода войск в Афганистан. Вся информационная составляющая, как важнейший элемент обеспечения стратегического шага, была проиграна начисто – пакет международных договоров и обязательств, имевшийся между СССР и ДРА, также не был убедительным для мирового сообщества – убожество в действиях и больше ничего. В январе-феврале 1980 года, прямая, как бильярдный кий, политика партийного и военного руководства СССР была ни грамотной, ни разумной – она вообще была НИКАКОЙ. Политические и военные вопросы внутренней афганской действительности не ставились на пользу решения афганской проблемы в целом. В самой уродливой форме проявилась неспособность политического руководства СССР к диалогу с обществом на освещение темы афганской войны. Дешевая ложь народу, воспитанному на интернационализме, не могла не вызывать тревогу и недоумение граждан страны, которым политические маразматики не удосужились поведать правду о войне. «Черные тюльпаны» пробили маршруты по Советскому Союзу и в последний путь везли на Родину героев. Весь мир знал об акции первого в мире советского государства, только его гражданам забыли сказать об этом, а тем, кто находился за РЕЧКОЙ, твердили дежурные фразы о великой миссии Советской Армии и интернациональном долге.
Несомненно, цинизм КПСС в игнорирования советского общества резко отрицательно сказался на внутренней политике государства. Афганская война, как миссия Советского Союза в выполнении интернационального долга, оказалась непопулярной в народе. Вспомним Испанию 1936 года! Ну, какой же мальчишка в СССР не мечтал убежать на войну, чтобы воевать за республиканцев? Страна Советов жила событиями далекой Испании – советский народ был един в борьбе с фашистской чумой. Афганистан же стал черной меткой прогнившей коммунистической системе, а с чего начинает гнить рыба, мы знаем…
Маловероятно, что комиссия Политбюро ЦК КПСС, отвечающая за афганские дела, читала историю правителей Афганистана. Недостаток информации по истории страны привел к тому, что забылся главный принцип управления государством на Востоке: разделяй и властвуй. Понимание несложной восточной мудрости явилось бы хорошей базой в определении стратегии решения афганского вопроса, следовательно, появились бы механизмы блокирования с одними политическими лидерами афганской оппозиции – против других. Кстати, с некоторыми политическими деятелями сил афганского сопротивления (Раббани), полевыми командирами (Ахмад Шах Масудом) заключались временные соглашения о прекращении боевых действий. Масуд – самый влиятельный полевой командир сил вооруженного сопротивления, ни разу не нарушил договорные обязательства. Боевые отряды «Панджшерского льва» выходили на трассу Саланга и приветливо махали уходящим в Союз советским войскам. Приезжайте в Витебск, сотни ветеранов войны в Афганистане расскажут о бойцах Ахмат Шаха, провожавших нас через Саланг с миром на Родину. Сколько жизней советских солдат, офицеров спасли умные действия отдельных руководителей!!! Но до последних дней пребывания 40-й армии на афганской земле Советский Союз остался верен бестолковой политике огрызков коммунизма. Шел вывод войск через Саланг, Горбачев, в угоду просьбам Наджибуллы отдал приказ о нанесении авиационных и артиллерийских ударов по отрядам Ахмад Шах Масуда. В конце января 1989 года фронтовая, армейская авиация, тяжелая артиллерия с дивизионом оперативно-тактических ракет разнесли в пух и прах кишлачную зону вдоль трассы Кабул – Саланг – Хайратон. Я подчеркиваю, бомбоштурмовые удары тяжелой авиации ВВС Советского Союза 23-26 января 1989 года были нанесены, в основном, по жилому массиву афганцев, а не боевым формированиям полевого командира. «Панджшерский лев» не отомстил русским только потому, что выпал снег, ставший преградой для его боевых отрядов. Снежные заносы, мощные лавины отрезали моджахедов Ахмад Шаха от выводимых в Союз советских колонн. Вот бы отыгрался на нас! До сих пор у меня перед глазами зимний Саланг, огромное количество снега, глубокая пропасть, птицы, летающие внизу и совершеннейшая беспомощность нашей колонны, карабкающейся от Джабаль-Уссараджа к верхней точке перевала… Это было 3 февраля 1989 года…
Продолжение следует...
ГЛАВА 9
Оценка первых дней пребывания в Афганистане ограниченного контингента советских войск позволяет судить о многих моментах, но в главном – «ум, честь и совесть нашей эпохи» допустила очередную непростительную ошибку – паузу в афганских делах, из которой мировое сообщество поняло: руководство Советского Союза не знает, что делать с Афганистаном. Войска ввели, а дальше? Топтание на месте, невнятность действий, отсутствие четких решений по стране, где введенные войска то ли охраняли самих себя, то ли своего ставленника, делали Советский Союз еще и посмешищем в лице мирового сообщества. Именно с этого момента появляется словосочетание: советские войска «вынуждены были втянуться» в боевые действия с отрядами вооруженной оппозиции. Во-первых, что значит, вынуждены? И второе, что значит, втянуться? Предлагаю вам, дорогие друзья, вместе разобраться в вопросе: в чем же заключалась, так называемая, «вынужденность» и «втянутость» в афганскую войну? Поможет нам в этом анализ первых месяцев пребывания советского воинского контингента на афганской земле.
К февралю 1980 года Политбюро ЦК КПСС становится ясным: новое руководство Афганистана под руководством Бабрака Кармаля не в состоянии взять страну под контроль для организации уничтожения вооруженной оппозиции, которая, кстати, еще не объединилась в единый фронт борьбы с правительством и советскими войсками. Мне представляется, что ситуация развивалась так: премьер-министр Афганистана был изначально убежден, что бороться с вооруженными отрядами политических соперников его армия не способна. Думаю, что и оперативная группа Министерства обороны СССР, советнический аппарат в Афганистане, в первую очередь – политический, командование 40-й армии понимали, что афганская армия может очень ограниченно защищать Саурскую революцию. Конечно, возникает вопрос: чему же тогда учил афганские вооруженные силы корпус советских военных советников от батальонного звена и выше? Думаю, ничему особенному, кроме строевой подготовки в составе взвода и роты – по советскому образцу, элементарным действиям солдата-сорбоса на поле боя и проведения плановых стрельб из стрелкового оружия. Ладно, это отдельная тема и обсудим ее ниже. Тогда, может, политические советники думали, что голодные сорбосы, как наши «Павки Корчагины», будут громить мятежную контрреволюцию без куска хлеба и сна? Нет, события развивались по другому сценарию: призванных в армию голодных дехкан вооружали, одевали, кормили, немного чему-то учили и бросали в бой против таких же бедных и голодных сельчан. Они, в лучшем случае, в бою залегали за камни, откуда не вытащить их было силой, или плелись сзади наших бойцов, бегущих в атаку. В худшем – стреляли в спины советских солдат и уходили к братьям-душманам с оружием и жаждой мести в сердцах.
Для партийного руководства Советского Союза ввод 40-й армии, привод к власти Бабрака Кармаля вселял надежду на перемены к лучшему. Но в то же время усиление и объединение сил сопротивления, распри внутри НДПА, инертность населения, настороженность в племенах препятствовали стабилизации обстановки на местах. Советнический аппарат не мог не понимать, что большая часть территории страны оставалась под контролем исламских комитетов при абсолютной неспособности правительственной армии воевать с врагами революции. Уж кто-кто, а советские военные советники в афганской армии имели возможность реально оценить ее боевые возможности. Несмотря на огромное количество «советчиков» в активном звене – учить ее было не кому. Вооруженные силы Афганистана так и не стали оплотом Саурской революции. Вне всякого сомнения, Бабрак Кармаль понимал: своей армией решить вопрос борьбы с силами сопротивления ему не удастся – можно и власть потерять. Отдельные части и подразделения регулярной армии, конечно же, могли постоять за правительство, но они не решали оперативно-стратегических задач в рамках государства, их действия носили локальный, частный характер и не влияли на изменение обстановки в целом в пользу правительства. Без поддержки советских войск не могло быть и речи о самостоятельных боевых операциях афганской армии, а в начале 1981 года началось массовое дезертирство ее военнослужащих в душманские отряды с оружием, техникой.
Таким образом, Бабрак Кармаль совершенно ясно просчитывал шаги оппозиции – она не дремала, заявляя себя на мировой площадке. Он планировал нанесение удара по всему фронту сопротивления, чтобы не дать ей объединить усилия в борьбе с его правительством. Но для этого нужны были советские войска с мощнейшей военной структурой, вооружением, и он стал требовать дополнительного ввода воинского контингента в Афганистан, чтобы закрыть границу с соседним Пакистаном, на границе с которым шли основные поставки материальных средств мятежникам, душманским формированиям. Дальше – больше: Кармаль убедил советского посла, руководство оперативной группы, советнический аппарат на прямом участии советских войск в боевых действиях. Кармаль торопился, понимая, что это нужно сделать немедленно – сегодня, завтра будет поздно: оппозиция консолидируется, скоординирует действия и с ней будет намного труднее бороться.
Первый этап своего плана Кармаль реализовывал через высших советских представителей в Афганистане. На частых совещаниях, на которых всегда присутствовали советские должностные лица, он убеждал их взять на себя более широкие функции в борьбе с мятежным сопротивлением. Бабрак Кармаль формировал мнение высших партийных и военных советских лиц в Афганистане таким образом, чтобы их доклады в Москву звучали в контексте необходимости более широкого и активного участия наших войск в борьбе с афганской контрреволюцией. Главное было не упустить время!
Следующим шагом Кармаля был непосредственный выход на высшее советское руководство в Москве. Перед кем мог настаивать Бабрак Кармаль о непосредственном участии советских войск в боевых действиях с вооруженным сопротивлением в Афганистане? С Л.И. Брежневым решать судьбоносную тему уже не представлялось возможным: Леонид Ильич, в силу болезни, был уже не способным к обсуждению подобных вопросов. А.Н. Косыгин был уже отодвинут от решения главных задач в государстве и предан политическому забвению. Обращения Кармаля могли быть адресованы только узкому кругу лиц Политбюро ЦК КПСС, принимавших решение на ввод советских войск в Афганистан: Д.Ф. Устинову – министру обороны СССР, Ю.В. Андропову – председателю КГБ СССР, А.А. Громыко – министру иностранных дел СССР, руководителю комиссии по Афганистану.
По сложившейся многолетней практике высшее партийное руководство СССР всегда заслушивало мнение лиц непосредственно отвечающих за тот или иной участок работы. В Афганистане такими «лицами» были: главный политический советник от ЦК КПСС, формировавший линию партии в стране, главный военный советник, отвечавший за военные вопросы в афганской армии и, конечно же, руководитель оперативной группы Министерства обороны СССР после ввода ограниченного контингента в Афганистан. Гуманитарная атака Кармаля одновременно по нескольким направлениям привела к тому, что Политбюро ЦК КПСС постепенно склонялось к решению о прямом участии советских войск в боевых действиях с силами афганского сопротивления.
Кармаль не упускал возможности для работы с советническими аппаратами, специалистами из Советского Союза, рассчитывая на плодотворные результаты от деятельности со всеми представительствами СССР в Афганистане. Реализация его главного плана – удержание власти на штыках ограниченного контингента, проводилась им с советническим аппаратом грамотной и хорошо поставленной работой, играя в его идее не последнюю роль. Советские советники (мушаверы) и специалисты находилась в правительстве Кармаля, вооруженных силах, органах безопасности, МВД, партии, в гражданских структурах – везде! После ввода советских войск в Афганистан аппарат советников приступил к активной «советизации» мусульманской страны, жившей устоями средневековья, натуральным хозяйством, по образцу СССР. Возможно бы, они и не стали строить «светлое будущее» для афганского народа, но дело в том, что ничего другого они не знали и Ленина подзабыли – плохо давалась в высших партийных школах история КПСС, научный коммунизм. Кстати, с нас, курсантов, единственного в мире воздушно-десантного училища, начальник кафедры марксизма-ленинизма полковник Вежиниекс требовал работы Владимира Ильича Ленина знать близко к тексту, поэтому оставляю за собой право ссылаться на классиков научного коммунизма в полном объеме.
А вождь мирового пролетариата как учил? В революционных преобразованиях и процессах важно определить движущиеся силы революции, которые поднимут знамя борьбы за освобождение угнетенных масс и поведут их в светлое будущее. В эпоху капитализации царской России Ленин увидел движитель революции в рабочем классе, как наиболее организованной силе, поработав с которой нужными лозунгами, можно использовать в захвате власти. Он не ошибся – сработало одним холостым выстрелом «Авроры». Несмотря на несостоявшуюся теорию перманентной революции Лейбы Давидовича Бронштейна, больше известного под фамилией – Троцкий, прецедент имел международное значение – к власти пришли большевики.
Политические советники СССР в Афганистане решили, что революционные преобразования в мусульманской стране можно провести по аналогии и настояли на провозглашении НДПА партией рабочего класса. С этой базовой ошибки, то есть, в определения движущих сил Саурской революции, и начались все последующие проблемы нового афганского руководства – прослойка рабочих в НДПА составляла не более 5 процентов от общего количества членов партии. Ошибка в определении движущей силы в революционных преобразованиях привела к утрате позиций НДПА в государстве, в афганском обществе. А вот оппозиционные партии в принципиальном вопросе организации борьбы с советским присутствием в Афганистане такой ошибки не допустили – их расчет на крестьянство имел огромный успех. 80 процентов населения Афганистана – дехкане, жившие в сельской местности, которые и стали той самой движущей силой сопротивления в вооруженной борьбе с назначенным правительством и советскими войсками.
Советнические аппараты в Афганистане формировались по направлениям: ЦК КПСС – в НДПА, ЦК ВЛКСМ – в Демократической организации молодежи Афганистана (ДОМА), отдельно для афганской армии, министерства внутренних дел, органов безопасности, правительства, отдельных отраслей экономики, государственных структур. Советники и специалисты набирались в Советском Союзе из представителей ведомств, министерств, совершенно не представляя условий и жизни страны, в которой им придется советовать в строительстве светлого будущего. Высшему руководству в Москве не приходила в голову самая простая истина: советовать в сферах деятельности в провинциях Герат, Фарах – одно, а советовать, к примеру, в Кунаре, Нангархаре – совсем другое дело. На территории страны живут разные нации, народности, враждебные друг другу направления исламской религии, родоплеменные отношения, обычаи, культура – в деятельности советских советников не учитывались, что никак не шло на пользу советско-афганской дружбе.
До событий Саурской революции 1978 года в афганской армии находилось около 300 советских военных советников, сотни офицеров вооруженных сил Афганистана обучались в военных училищах и академиях Советского Союза. К моменту ввода советских войск в Афганистан они занимали в армии высокие посты. В НДПА от ЦК КПСС находилось 316 партийных советников под руководством товарищей: С.В.Веселова, Л.И.Грекова, С.В.Козлова, А.В.Романцева, Н.Т.Коняева, П.П.Можаева, Н.Г.Егорычева (двое последних были одновременно в Афганистане послами).
Аппарат партийных советников комплектовался за счет освобожденных работников Центрального Комитета, республиканских, краевых, областных, городских и районных комитетов КПСС, 45 советников были преподавателями Академии общественных наук ЦК КПСС. Партийный аппарат советников от регионов Советского Союза по количественному составу был следующим: от Москвы – 42, Ленинграда – 4, РСФСР – 144, Украины – 39, Белоруссии – 12, Узбекистана – 10, Азербайджана, Таджикистана – 5, Киргизии, Молдавии – 4, Литвы, Латвии, Грузии – 3, Туркмении, Эстонии – по 2 человека.
В работе по созданию молодежной организации Афганистана работал советнический аппарат ЦК ВЛКСМ. Молодежная организация в Афганистане образовалась после апрельской революции 1978 года. На тот момент в ней находился всего один советник по линии ЦК ВЛКСМ и переводчик. На втором этапе (после ввода ограниченного контингента) группа комсомольских советников увеличилась до 12 человек: четверо были в центральном аппарате, остальные – зональными советниками в провинциях. Советнический аппарат от ЦК ВЛКСМ в разное время возглавлялся Н.И.Захаровым, В.А.Сидоровым, В.Н.Стручковым, А.П.Балан, Д.Г.Остроушко и насчитывал по количеству 150 человек с комсомольским задором в глазах. Команда комсомольских советников делала, конечно, возложенную на них работу, не особенно веря в результат, который бы имел стратегическое значение – большая часть афганской молодежи воевала на стороне душманов. Вся армия советских советников в Афганистане так и не удосужилась понять главное: нельзя было переносить на Афганистан формы и методы работы в Советском Союзе, а востоковедение, как фундаментальная наука, отсутствовала в работе советнических аппаратов.
Один из важнейших просчетов руководства СССР заключался еще и в том, что представитель от СССР, который бы имел право согласовывать и координировать деятельность всех советских представительств – партийных, комсомольских, КГБ, МВД, экономических и военных советников, командования 40-й армии, так и не появился в Афганистане в течение всего периода нахождения там советских войск. Опять же – это привело к тому, что высшее руководство Советского Союза забыло учение Ильича: с кем воевать, а с кем дружить, что напрямую повлияло отрицательным фактором на боевую деятельность ограниченного контингента советских войск в Афганистане. Отсутствие координационной деятельности советских ведомств привел к тому, что при решении афганской темы в целом так и не был включен механизм коллективного согласования проблем в решении вопросов мирового масштаба, где должен был работать четкий алгоритм действий.
В последствии Бабрак Кармаль, оправдывая пассивность последних лет своего правления, говорил: «… ваши советники были везде. Ни одного назначения на сколь-нибудь заметную должность в Кабуле и в провинциях нельзя было сделать без их согласия…». Более того, озвучил такой важный момент: «…да я шагу не мог ступить без ваших советников! Они диктовали, что надо делать и в партии, и в государстве, и в армии…». Если это так, то все стратегические провалы советской военно-партийной машины в афганском вопросе лежат на советнических аппаратах по линиям и направлениям. Они оказались не способными мыслить стратегически, просчитывая варианты благоприятного развития событий. Бабраку-то Кармалю уже ничего не оставалось делать, как активировать возможные советские политические и военные ресурсы в свою личную пользу, он играл только на себя, рассчитывая мощью советского воинского контингента задавить политических противников, а, поняв бесперспективность возни, пустил на самотек завоевания Саурской революции.
Совершенно точно допускаю, что наши советники от политики не знали рецептов выхода из сложившейся обстановки – потому что они вообще ничего не знали, но руководство-то СССР, ЦК КПСС? Неужели не понимали, что ситуация в Афганистане уходит из-под контроля – необходимо принимать срочные и решительные меры? Уверен – понимали! Как это понимал и Бабрак Кармаль, действуя напористо, решительно, не теряя надежды на удержание власти в Кабуле. Более того, новый руководитель Афганистана понимал и другое – советские войска увязнут в боевых действиях и главной задачи: уничтожение вооруженных сил оппозиции – могут не выполнить.
Политическую неуверенность Кармаля, как руководителя государства, усугубляла еще одна проблема – тень американского участия в афганских делах – в игру включился главный монстр на мировое господство. Премьер-министр Афганистана, понимая тяжесть ситуации, свалившейся на его плечи, мог рассчитывать только на силу советского военного присутствия, как гаранта пребывания у власти. Отчасти он надеялся, что военный инструмент Советской Армии, если не уничтожит, то умерит амбиции сил сопротивления, приведет к относительной стабилизации отношений между правительством и политическими противниками. Но в то же время, Кармаль анализировал главный вопрос, как эффективней использовать военную мощь 40-й армии для удержания власти? На что был несомненный ответ: бить подряд всех политических противников – другого случая не представится.
Товарищ Кармаль анализировал и другой, не менее важный, момент: собственный народ, истерзанный правительством Амина, войной кланов, племен, политических партий, наркобизнеса не потерпит его в качестве руководителя государства. Приведение к власти через вооруженную мощь Советского Союза – не самый удачный вариант реализации властных полномочий. Власть не удержать без привлечения к себе широких слоев населения, в том числе вождей пуштунских племен, религиозных деятелей. Он слишком хорошо знал собственный народ, поэтому чувствовал – земля уходила из-под ног.
Сложившееся положение дел вводило Кармаля в глубочайшую депрессию: сторонников, единомышленников не было, у советников иссякли советы – перспективы никакой. А страна нуждалась в реформах политической, экономической, социальной жизни народа, но проводить преобразования не с кем, рядом не было по-настоящему деятельных и преданных делу соратников. Ближайшее окружение, представители на местах были связаны с оппозицией, заигрывали с ней в закулисных переговорах. Ахмад Шах Масуд в своих воспоминаниях подтвердил множество фактов подобных контактов – «Панджшерскому льву» сливали политическую, военную информацию люди правительства Кармаля. Полевой командир грамотно распоряжался полученной информацией и реализовывал ее с максимальным эффектом. Именно в борьбе с его формированиями советские войска понесли самые тяжелые потери. Премьер-министру Афганистана ничего не оставалось, как настаивать перед руководством СССР, советническим аппаратом на прямом участии советских войск в боевых действиях с оппозицией.
В НДПА шла жестокая борьба за посты, влияние, постоянно висела угроза покушения, с ощущением невозможности влиять на события, к Бабраку Кармалю приходила апатия. Оставалось только одно – безвыездно сидеть во дворце, пустив на самотек течение «революционных» событий, и глушить от безысходности «горькую»… Постепенно «Бобров Коля» отходит от активной работы. Советнический аппарат «старшего брата», конечно, не мог не заметить изменений в деятельности руководителя государства – пошли сигналы в Москву, предложения о быстром принятии решения. Впрочем, как нельзя, кстати – ошибки и просчеты по советизации Афганистана надо было на кого-то списывать, но все по порядку…
Советнические аппараты СССР в Афганистане не смогли осуществить стратегических решений, меняющих ситуацию в режиме положительной динамики, хотя внутренний характер отношений оппозиционных группировок – при случае укусить союзника – мог бы сыграть на раскол сил афганского сопротивления. Работать на размежевание сил оппозиции, использовать противоречия, интересы политических лидеров – вот, по моему твердому убеждению, в чем заключалась основная задача партийно-политических советников. Они же ограничили себя учением афганских революционеров строительству великого будущего по советскому образцу. В то же время, вооруженная оппозиция правительству Кармаля не скрывала: объединение в борьбе с Советским Союзом носит конъюктурный, временный характер, борьба за власть, сферы влияния – впереди. Какие лихие конфигурации разыгрывал СССР в национально-освободительном движении Африки – только учебники писать, но с Афганистаном у него не получилось. Советнические структуры ЦК КПСС – в НДПА, ЦК ВЛКСМ – в ДОМА, главного военного советника оказались не способны управлять ситуацией, сложившейся в стране, которой решено было оказать всяческую помощь. А требовалось-то разобраться в обстановке, провести факторный анализ и самим себе задать «наимудрейший» вопрос: «Что же мы хотим от Афганистана?». Но ничего более умного не нашлось в запасе, как пойти на рядовое копирование советского подобия и перенести его на афганскую действительность по ведомствам и направлениям.
40-я армия не подчинялась главному военному советнику в Афганистане, но понимание его аппарата было однозначным – придется отвечать перед партией и советским народом за военный сценарий решения афганской проблемы. События изначально не представлялись прогулкой по горным ущельям афганских провинций. В январе 1980 года советнический аппарат, руководство оперативной группы Министерства обороны СССР мучил извечный русский вопрос: что делать? Морально готовые на все (такая работа), рассматривали варианты наихудшего развития событий. Боевые действия с отрядами оппозиции – что может быть хуже? Трезвые умы понимали: втягивание в войну дорого обойдется Советскому Союзу, но политическая составляющая высшего руководства СССР взяла верх и не последнюю роль в принятии военного варианта развития событий в Афганистане сыграли аппараты партийных и силовых советников.
Главную же роль в афганских событиях играл, конечно, аппарат политических советников, о работе которого до сих пор мало известно широкой общественности. Именно он являлся «истиной последней инстанции» в принятии ключевых решений, в том числе – военных. Ему принадлежала «руководящая и направляющая» роль в афганской кампании вплоть до октября 1988 года. Чтобы понять, в чем заключалась деятельность политических советников ЦК КПСС в Афганистане, их взгляд на события перевернувшие мир, я предлагаю заглянуть в воспоминания В.Н. Севрука. С 1980 по 1989 годы, он был ответственным работником ЦК КПСС в Афганистане и координировал советническую деятельность по вопросам идеологии, культуры, средствам массовой информации. Представляете – 9 лет!!! Видимо, был незаменимым… Цитирую его воспоминания: «Конечно, пребывание воинского контингента в Афганистане дорого обошлось и для нас самих. Были другие, более безболезненные политические решения афганского вопроса на тот момент. Но где гарантия, что другие варианты оказались бы эффективнее? Я сужу с политической точки зрения. В военном вопросе наиболее объективным я считаю мнение генерала М.А. Гареева. Надо было вводить не пять-шесть, а двадцать пять-тридцать дивизий, наглухо закрывать все границы». Вот вам ответ на вопрос о стратегии политического аппарата советников в Афганистане. Теперь всем понятна роль КПСС в афганской войне, как и в том, кто втянул нас в активные боевые действия, в которых мы потеряли тысячи советских парней?
Читаем далее воспоминания В.Н. Севрука: «Конечно, обладая сегодняшним опытом, многое можно тогда было бы построить иначе. Можно было что-то корректировать и по ходу афганской кампании. Можно и нужно было, но, увы. Наше политическое руководство находилось тогда уже в таком состоянии, что принимать решительные и адекватные действия было практически неспособно». Таким образом, высшее политическое руководство страны было не в состоянии предпринимать что-либо адекватное в афганском вопросе и решения по Афганистану отдаются на откуп партийного аппарата советников, который перед узким кругом Политбюро ЦК КПСС настаивает и убеждает его начать войну в полном объеме, заявляя о том, что на месте им ситуация виднее.
Используя неспособность высшего руководства СССР к программному анализу сложившейся обстановки, советники преподносят ему ситуацию таким образом, что разрешить афганский вопрос может только активное участие 40-й армии в боевых действиях по разгрому сил контрреволюции. Советские политические советники инициируют ограниченный контингент советских войск на более решительные действия в Афганистане. Несомненно, именно политическому аппарату советников принадлежит основная роль втягивания советских войск в боевые действия с афганской оппозицией. Ответственный работник ЦК КПСС, пудривший мозги советскому народу, саурским революционерам про великое коммунистическое будущее – В.Н. Севрук, награжден четырьмя орденами Советского Союза, то есть, проделал «огромный кусок» идеологической работы в Афганистане. Впрочем, чего уж там пенять: кто на кого учился…
Бабраку Кармалю терять-то было уже нечего – вперед и только вперед! Он понимал ситуацию досконально и давил на рычаги воздействия через партийных советников, продавливая вопрос прямого участия 40-й армии в войне. Мы оказались не вынужденно втянутыми в боевые действия в Афганистане – нас бросили в них самым безобразным образом – сознательно и целенаправленно.
В Москве тоже шла игра – закулисная, все понимали: Брежнев скоро уйдет, а с ним и целая плеяда его выдвиженцев. Выстраивалась главная линия внешней политики СССР под новое руководство страны. Несмотря на кулуарную борьбу в ЦК КПСС и Политбюро за кресло Генерального секретаря, у всех было понимание – победителем в ней выйдет Ю. В. Андропов. Вот под его жесткую политическую линию и ковались мечи теми, кто отвечал за «афганские дела», в том числе, Севрук, Поляничко и другие лица в команде ответственных работников ЦК КПСС по Афганистану во главе с Громыко. Севрук в своих воспоминаниях ничего не говорит об этом, Поляничко не успел написать об в Афганистане – убит в 1993 году в Южной Осетии – там советовал, как решить грузинскую проблему, чем она разрешилась в августе 2008 года, мы хорошо знаем…
А вот В.Н. Севруку хотелось бы задать несколько вопросов: «Как же вы, господин политический советник, советовали руководству Афганистана в течение 9 лет, но афганский народ так и не поддержал НДПА, которая не закрепилась в органах власти на местах»? Задать еще один вопрос: «Понимаете ли вы, господин политический советник, что только поэтому тяжесть войны легла на плечи советских солдат, офицеров и мы несли огромные потери? Кстати, постановочные снимки с моджахедами, якобы, перешедшими на сторону правительства и опубликованные вами в армейском журнале – мало убедительный материал для воевавших в Афганистане бойцов. Мы слишком хорошо знаем цену «борцам за веру»: сегодня воющим за зеленое знамя ислама, завтра – за государственный флаг страны».
Таким образом, работа политического аппарата советников в решении вопросов усиления власти своего ставленника ни к чему не привела – афганский народ, как был оторван от центральной власти и склонялся на сторону моджахедов, так и продолжал поддерживать их все годы советского присутствия в Афганистане. НДПА разрывали внутренние противоречия, что вызывало еще больший антагонизм отношений между народом и властью. Исламские комитеты, полевые командиры повсеместно брали инициативу в свои руки, они поддерживались местным населением, которое пополняло отряды душманов новыми «борцами за веру».
Приведенный к руководству страной Бабрак Кармаль не отвечал требованиям большинства слоёв афганского общества, практически безвылазно сидел во дворце Делькуша, что провоцировало население на еще большее непринятие власти. На проведение конституционных выборов главы афганского государства советское руководство (опять же, с подачи политических советников) не решилось, объясняя сложной обстановкой, не располагавшей к демократическим нормам. Высшее политическое руководство Советского Союза даже не рискнуло создать видимость законного права афганского народа (к примеру, как американцы – с Карзаем), а привезли и посадили в кресло руководителя государства. В стране так и не сформировалась структура для просвещения населения на местах, способная повести за собой молодежь. Искусственно рожденная комсомольская организация (ДОМА) не играла роли в решении успехов революции, особенно в глубинке страны.
Забыли наши политические советники «тридцатитысячников» – коммунистов 30-х годов, шолоховского Давыдова, грудью стоявшего за советскую власть, объяснявшего народу линию партии. А жаль, афганских «активистов» можно было использовать в борьбе с душманами куда как эффективней.
На передовом фронте борьбы с афганской контрреволюцией политическим аппаратом советников ЦК КПСС была начисто проиграна глобальная информационная, идеологическая составляющая, что позволило силам афганского сопротивления собраться для совместной борьбы с Кармалем и теми, кто его поддержал – ограниченным контингентом советских войск. Положительного результата в афганских делах, с точки зрения политического аспекта решения проблем в НДПА, ответственные работники ЦК КПСС на посту советников, принесли не очень много.
ГЛАВА 10
Теперь обратимся к аппарату военных советников, чтобы понять, как специалисты военного дела по подготовке афганской армии оценивали обстановку в стране. Напомню, главным военным советником в Афганистане в период 1975-1979 годы был генерал-лейтенант Горелов. При его непосредственном участии развивались события, послужившие первопричиной ввода советских войск в Афганистан. Он являлся не столько военным советником в подготовке афганской армии, сколько осведомляющим лицом в афганском вопросе высшему политическому руководству СССР, в том числе - в принятии им положительного решения на ввод советского воинского контингента в ДРА.
В 1979 году, в канун ввода советских войск, главным военным советником в Афганистане был назначен генерал-полковник Магометов, пребывавший там до средины 1980 года. В его бытность в Афганистане создались условия, которые позволили «втянуть» введенный контингент советских войск в прямые боевые действия с силами афганского сопротивления. Ему на смену пришел генерал армии Майоров, руководивший советническим аппаратом с 1980-го по 1981-й год. В период его руководства военными советниками в Афганистане началась активная фаза боевых действий 40-й армии с афганской вооруженной оппозицией – начался необратимый процесс прямого участия советских войск в боевых действиях на всей территории Афганистана.
Главным военным советником верховного главнокомандующего вооруженных сил Республики Афганистан в период 1989-1990 годы был генерал армии М.А.Гареев. Ситуацию в Афганистане он, как вы помните со слов Севрука, оценивал так: «… надо было вводить не пять-шесть дивизий, а двадцать пять-тридцать дивизий, наглухо закрывать все границы, все объекты». Обращает на себя внимание время пребывания Гареева в должности главного военного советника в Афганистане: 1989-1990 годы – период, когда советские войска уже покинули Афганистан, оставив большую часть техники, вооружения, военные городки афганской армии. Казалось бы, у военного мужа было время спокойно проанализировать действия 40-й армии за девять с лишним лет ее пребывания на афганской земле, чтобы дать оценку приобретенного опыта советским войскам, сделать соответствующие выводы. В то же время понять место афганских вооруженных сил, которым он со своими коллегами советовал, как бороться с оппозиционными формированиями. Допускаю, доктор военных, исторических наук, автор более 250 научных книг пытался сделать нечто подобное, только умозаключения полного генерала от инфантерии не идут дальше «яиц» красного и синего цвета на картах, которые рисуют «полководцы» в академиях и высоких штабах. Глупость таких предложений нельзя допускать даже курсантам третьих курсов общевойсковых училищ – не то, что военачальнику, в подчинении которого были сотни тысяч солдат, офицеров, огромное количество техники.
Давайте проанализируем ситуацию с предложением Махмуда Гареева о вводе нескольких армий советских войск в Афганистан для решения военно-политических задач своих интересов. Военно-техническая помощь для вооруженной оппозиции (всем категориям душманов) шла, в основном, через территорию Пакистана, граница с которым всегда была только условной. Посмотрите, господин генерал, на карту Афганистана, начиная с северо-востока Афганистана, где Ваханьский хребет с горными вершинами в 7485 метров (гора Наушан) над уровнем моря и вечными ледниками разделяет Афганистан и Пакистан. Оценили местность и перепады высот?
Спускаемся к югу и юго-востоку страны, где видим мощную горную систему Гиндукуша в Бадахшане, хребты которого граничат с Пакистаном и достигают высоты 6729 метров (опять же с вечными снегами и ледниками).
Южнее – Кунар, казалось бы, субтропики, но горные хребты с зеленой зоной и кишлачной системой, жители которой снимают по три урожая в год, доходят до отметки в 4500 метров над уровнем моря.
Далее, Нангархар с Джелалабадской «зеленкой» и хребтом Спингар (гора Ойкарам 4745 метров), долиной реки Сурхруд с множеством притоков, представляющих сплошное непроходимое пространство.
Потом Пактия и Пактика – сплошная горная система с хребтом Шинкай с высотами до 3000 метров и множеством караванных путей и проходов. Операция «Магистраль», проведенная отдельными «полководцами» в 1987-1988 годах с большими неоправданными потерями в округе Хост, показала бесперспективность блокирования горных районов с целью уничтожения вооруженных отрядов оппозиции. Можно, конечно, достигнуть временного успеха, но условного, подчеркиваю: временного и условного! В случае реальной опасности вооруженные отряды оппозиции уйдут в Пакистан, до которого всего ничего, отдохнут и с новой силой навалятся так, что померкнут в сознании наши предыдущие успехи. Много ли времени потребовалось талибам, чтобы вытеснить и разгромить вооруженные силы регулярных войск Афганистана и армий полевых командиров вместе взятых, в том числе - формирований Ахмад Шах Масуда? А ведь мы много лет снабжали афганскую армию, обучали, а генерал армии Гареев с коллегами, к тому же, учил, как "на самом деле" надо воевать …
Дальше изучаем карту: на юго-востоке «родная» Заболь – полупустынная с отдельными горными хребтами местность, переходящая в пустыню Регистан в Кандагаре и Лашкаргахе. В Шахджое, уездном центре провинции Заболь, мне довелось более года командовать отдельным гарнизоном, который вел боевые действия с отрядами муллы Мадата, засевшего в укрепленном районе Сурхоган, а также полевыми командирами Бариханом, Рызаком, Саломом Бабузаем. По оценке разведки спецназа ГРУ, оперативного центра разведки Генштаба, знаете, сколько активных штыков насчитывало вооруженное формирование муллы Мадата? Отвечаю – до 15 тысяч человек, прошедших огонь и воду головорезов, причем – непримиримых моджахедов, от которых пошли талибы – ученики. Это не «духи» центральных провинций, с которыми можно было о чем-то договориться, в том числе, о перемирии. Мы ничего не могли поделать с вооруженными формированиями полевых командиров, они полностью контролировали район, примыкавший к пакистанской границе, до которой всего-то было 80 километров. Надо говорить, сколько наших парней сложили головы в пустыне, открытой, на первый взгляд, местности? Я готов представить фотоматериал о погибших разведчиках 186-го отдельного отряда специального назначения ГРУ, павших в жестоких боях с моджахедами муллы Мадата. Поверьте, дрожь пробьет не только в коленях…
А что нам дало в тактическом и оперативном плане выставление застав вокруг Кабула? Мы что, столицу Афганистана закрыли от проникновения душманских отрядов со стороны горных массивов и кишлачных зон? Просто смешно. В 1988 году силами своего парашютно-десантного батальона мне довелось выставить 9 застав в 30-ти километрах южнее Кабула с целью прикрытия столицы Афганистана с направления Гардез, Газни, долины реки Логар. Но ни мне, ни моим солдатам и офицерам в голову не приходило, что мы поставили заслон для «духов»: они под нашими заставами в предгорье разбивали лагеря, зимовали по соседству, перенося все тяготы и лишения суровой душманской службы. Надо им было в Кабул – обошли заставы стороной и оказались в Кабуле, надо вернуться назад – вернулись. Зачем «духам» лезть на заставы под огонь пулеметов? Ну, стоят они себе и стоят, прошли стороной по мандехам, кяризам без всяких препятствий – и все дела.
Приведу такой пример, в ноябре 1988 года обстановка сложилась таким образом, что, я оказался на заставе старшего лейтенанта Горбунова для решения тактических задач противодействия «духам» и по погодным условиям (на горную 40-ю заставу можно было попасть только на вертолетах) не мог вернуться в Кабул – не летала авиация. По данным моей батальонной разведки, внизу у нашего хребта, на котором стояла застава, приютился «духовский» отряд в количестве, примерно, 30 человек, вооруженных стрелковым оружием. Через своего бойца-таджика я договорился с ними по радиостанции («духи» «сидели» на наших частотах), чтобы они пропустили меня с двумя солдатами к бронетранспортеру, который подъедет к предгорью со стороны базовой заставы. Рискнул, в этом районе душманы были «порядочные» – договорные обязательства соблюдали. За полтора часа я спустился с горного хребта в долину, где нам уже никто никогда не смог бы помочь или поддержать огнем (абсолютно зарытая горная местность). «Духи» стояли в одну шеренгу, заросшие волосами, оружие было в положении «за спину», они улыбались, с интересом разглядывая нас. Одеты были легко: в безрукавках с множеством карманов на длинных свободных рубахах, в широченных штанах. На ногах сандалии на босу ногу, у некоторых резиновые калоши. Но это супер! И обязательно у каждого на руке имелись часы. Не скрою, «хотелось пообщаться», но сдержался, махнули руками приветствия друг другу и разошлись – я с бойцами к БТРу, стоявшему у горной речонки, на котором подъехал мой замполит Назаров Павел Иванович, а они – по своим душманским делам. Мимо нашей заставы внизу мог бы пройти не только душманский батальон, но и полк, которые бы никто никогда не заметил с заставы. Такая местность.
Увеличение контингента советских войск в Афганистане до 25-30 дивизий по варианту Махмуда Гареева не только бы не решило ни одной из военных задач, а привело бы к резкому возрастанию безвозвратных потерь в пять, шесть, десять раз. Про количество раненых, больных говорить не приходится. Это одна сторона вопроса. А что думает генерал армии о материально-техническом, тыловом и других видах обеспечения частей и подразделений, находившихся на средней высоте в 4500 – 5000 тысяч метров? Надо проводить расчеты: сколько бы требовалось вертолётных вылетов для обеспечения застав прикрытия афгано-пакистанской границы в течение дня, недели, месяца, при этом прикинуть, сколько бы еще «вертушек» завалили «Стингеры»? – За период афганской войны потери в авиации ограниченного контингента советских войск составили 333 вертолета и 114 самолетов разных типов. И другой вопрос: во сколько бы обошлось абсолютно авантюрное, с моей точки зрения, предложение Гареева бюджету Министерства обороны СССР? Напомню дважды доктору фундаментальных наук, что за 1980-1989 годы расходы СССР только по поставкам Афганистану специмущества составили 9,1 миллиарда рублей. По годам пребывания в Афганистане советских войск расходы распределились следующим образом:
1980 – 268 миллионов рублей; 1985 – 516 миллионов рублей;
1981 – 232 миллиона рублей; 1986 – 579 миллионов рублей;
1983 – 221 миллион рублей; 1987 – 1063 миллиона рублей;
1984 – 366 миллионов рублей; 1988 – 3972 миллиона рублей.
В 1990 году Советским Союзом было поставлено в Афганистан специмущества еще на 1 миллиард рублей. Содержание 40-й армии ежегодно обходилось бюджету страны в 7,5 миллиарда рублей. (Ежедневно на нужды армии уходило до 20,5 миллиона рублей). Страну-то уже разваливали… С марта 1985 года у власти стоял Горбачев…
Еще один вопрос военному ученому: изучал ли генерал армии Гареев историю конфликта в Кашмире между Индией и Пакистаном? Это я к тому, что подразделения специальных горных стрелков обеих сторон находятся в противостоянии друг с другом в горах на высоте 3000 – 3500 метров, испытывая при этом тяжелейшие испытания высокогорьем, нехваткой кислорода. Так, это люди, родившиеся в горах, всю жизнь воевавшие в них, а что говорить о наших мальчишках, не видевших гор никогда, но вынужденных в них воевать? Так что вы, господин генерал армии, не убедительны вашим вариантом решения борьбы с вооруженными отрядами афганской оппозиции. Сколько бы вы еще людей положили бездарно – страшно подумать!
Не смотря на то, что пребывание советского воинского контингента в Афганистане требовало координации действий с частями афганской армии, оперативными частями ХАД, Царандоя, с высшим руководством НДПА, реввоенсоветом – взаимодействия между разными ведомствами советских представительств в Афганистане не существовало. Они работали в меру своего представления об афганских делах, а поскольку никакого представления не имели, автоматически переносили в Афганистан методы и стереотипы советского образца. Сумятица в деятельности советников и специалистов всех направлений вносила несогласованность в действиях и не позволяла, в конечном итоге, добиваться нужных результатов. Указания руководства в Москве носили, как правило, директивный характер и подлежали неукоснительному исполнению аппаратами на местах – без учета особенностей афганской действительности. Опять же отклонение от норм марксистско-ленинского учения: попытка скачка из феодальной общественно-экономической формации – в социализм, минуя капиталистический путь развития, когда формируется основа любой государственности – современные экономические отношения.
Функции по координации действий советнических структур можно было бы возложить на главного военного советника в Афганистане, но ему не подчинялась 40-я армия, а также представительства КГБ и МВД, которые замыкались на свое руководство в Москве. На высшем партийном и государственном уровне возникали вопросы военно-политического характера, но право выхода на высшее руководство Афганистана имел только посол Советского Союза. Однако он был связан множеством дипломатических условностей, которые непосредственно влияли на качество и эффективность работы. Таким образом, оперативная группа Министерства обороны СССР под руководством Маршала Советского Союза С.Л.Соколова, а с 1985 года – генерала армии В.И.Варенникова, решала вопросы согласования, координации и управления совместными действиями ограниченного контингента советских войск с вооруженными силами Афганистана. С.Л.Соколов, а позднее – В.И.Варенников имели полномочия решать вопросы не только с министром обороны, но и с политическим руководством Афганистана.
Оперативная группа Министерства обороны СССР в Афганистане по сложившейся порочной практике советского стиля руководства, кроме всего прочего, играла роль «толкача» в решении боевых задач 40-й армией, и напрямую вмешивалась в непосредственное управление войсками ограниченного контингента в боевых действиях, что, зачастую, приводило к непоправимым ошибкам. Вмешательство оперативной группы С.Л.Соколова в проведение боевых операций в звене батальон – бригада ставило под сомнение способность командиров частей и соединений командовать войсками, подменяло и дублировало их действия в бою. В случае успеха – все лавры победы – оперативной группе, если неудача – головы летели с командиров, которые, как правило, были не причастны к трагедии (первая кунарская операция в феврале-марте 1980-го года тому яркий пример, мы о ней еще поговорим). Впрочем, Сергею Леонидовичу, как руководителю оперативной группы, ничего не оставалось делать, как лично бросаться на организацию боя двух-трех батальонов – первый заместитель министра обороны СССР отвечал за боевую подготовку Вооруженных Сил и прекрасно знал – ограниченный контингент советских войск был изначально не готов к выполнению боевых задач в Афганистане.
Оперативная группа Министерства обороны СССР работала в Афганистане периодически (от 2 до 10 месяцев). В марте 1985 года была сформирована группа представителей Генерального штаба ВС СССР на постоянной основе. Перед ней ставились задачи осуществления проверок выполнения командирами, штабами частей и соединений армии, военными советниками директив, приказов Министерства обороны, Генерального штаба по подготовке и проведению боевых операций. В ходе боевых действий группа этих представителей грубо вмешивалась в управление войсками (в особенности в бою), что зачастую приводило к неоправданным потерям. В должности командира парашютно-десантного батальона я лично дважды испытал на себе маразм действий представителей Генерального штаба, которые привели к тяжелым потерям в моем батальоне. Приходило ясное понимание офицерскому составу – окончательный развал Советской Армии был не за горами…
А что же противная сторона афганского конфликта? Резидентура ЦРУ США в Пакистане, работая на поражение ограниченного контингента советских войск в Афганистане, имела небольшой штатный состав: несколько человек (об этом недавно по телевидению рассказывал ее руководитель). Но она являлась мозговым центром политического и военного влияния США на всем Среднем Востоке, работала над вопросами объединением сил афганского сопротивления в борьбе с советскими войсками, координировала деятельность боевых отрядов моджахедов, занималась организацией поставок современного оружия в Афганистан, курировала подготовку наемников в странах мусульманского мира, а также проводила акции психологических методов ведения войны с афганским населением. Вне всякого сомнения, она добросовестно отрабатывала денежное довольствие, защищая интересы США за рубежом. Вот вам и подходы в решении глобальных интересов государства за рубежом!
Продолжение следует...
ГЛАВА 11
С первых месяцев советского присутствия в Афганистане силы афганского сопротивления правильно оценили обстановку – советские войска пришли надолго и приняли на себя основную тяжесть ведения боевых действий. Думаю, противники режима Кармаля приятно удивились – борьба за власть выходила за рамки региональной политической возни одного государства. Лидеры оппозиционных партий перестраивают цели и задачи своих образований с учетом оккупации Афганистана вооруженными силами Советского Союза. Выгодность ситуации была оценена со всех сторон: их борьба приобретала международный характер, в которую постепенно включались страны Запада, поддержавшие войну с советской экспансией. Оппозиция грамотно донесла да мирового сообщества идею борьбы с оккупантами для получения от них политических и финансовых дивидендов, совершенно четко разделяя пакет предложений для стран мусульманского мира и Запада, имея в виду США, Великобританию, другие страны Старого и Нового Света. Лидеры вооруженной оппозиции не забывают и соседний Китай, у которого с Советским Союзом сложились очень сложные отношения, и дело уже доходило до вооруженных конфликтов.
Фундаментальный ислам арабских государств также оценил сложившуюся в его пользу ситуацию, понимая, что ему в Афганистане открылась удобная площадка для образования мусульманского халифата, в который можно втянуть среднеазиатские республики Советского Союза. Как мы знаем, в руководстве политических партий афганской оппозиции находились богословы, умеющие играть на чувствах мусульман не только своей страны, но и государств арабского мира. Клич был брошен – «шурави» объявлен джихад – на афганской земле появляются отряды арабских наемников, обостривших в сознании душманского сопротивления религиозного фанатизма. С этого момента оголтелый исламский фундаментализм становится направляющей силой в борьбе с советскими войсками. Рядовым моджахедам доводится мысль о создании нового государства – исламского халифата, им внушается идея высочайшей миссии на земле «борцов за веру». Во имя Аллаха Всемилостивейшего и правоверного борьба с «шурави» объявляется священной – в жертву приносится все, что может уничтожить русских. Вокруг Афганистана складывается тяжелая обстановка, страна разрывается в войне и политических интригах.
Оппозиция не сомневалась, что реакция стран Запада и США на советское вторжение в Афганистан будет жесткой. Американцы будут бороться за влияние на Среднем Востоке – включатся в борьбу, а значит, пойдут деньги, вооружение. Лидерам оппозиционных партий труднее далось достижение компромисса между собой: каждый из них тянул на себя политическое одеяло, но и к ним пришло понимание – высокие покровители хотят видеть их объединенными в борьбе с единым врагом – Советским Союзом. Они перестраивали свое мышление с учетом требований политики, определенной государственным департаментом США. Тем не менее, каждый из них думал: придет время – разберемся, расставим нужные акценты, будем играть в свои игры. Надо сказать, так и было: довольно часто они забывали русских гяуров и воевали между собой – американский денежный мешок не всегда делился ровно, чтобы одинаково удовлетворялись амбиции потребителей. Более того, на западную помощь рассчитывали и полевые командиры, короли наркобизнеса, желавшие свою долю пирога: они также вступили в боевые действия с русскими, несли потери, убытки. Оставаться в стороне политических процессов в собственной стране они не могли и предлагали себя США в качестве реальной силы противостояния советскому влиянию. Тоже сработало: по указке США пакистанские власти закрывают глаза на караваны с героиновой и опиумной продукцией, идущие в их страну из Афганистана – назад караваны наркодельцов загружались оружием для сил афганского сопротивления. Подобная форма отношений устраивала многие стороны конфликта – бизнес есть бизнес и политическая конъектура играла на сверхприбыль.
Обстановка общего хаоса в афганских провинциях, горной глубинке создавала условия для появления местных лидеров. Заявляя себя командирами, они образовали вооруженные формирования. В стране, где народ был незащищен со стороны государства, всегда находятся люди, которые не боятся ответственности и берут на себя ведущую роль и ведут за собой определенные слои населения. Рождались новые полевые командиры, способные руководить вооруженными людьми, чтобы отстоять от захватчиков кишлаки, семьи, поля. Разве в нашей истории мало подобных примеров, начиная от Стеньки Разина, Емельяна Пугачева, Минина и Пожарского?
Отсюда возрастала потребность в массовых поставках оружия, снаряжения, необходимого для успешного ведения войны с «шурави». Лидеры боевых формирований организовали в горах, недоступных районах базы, в которых складировали оружие, боеприпасы, запасы продовольствия, воды, обмундирования – они становятся местом отдыха в перерывах между боями, планированием вылазок и засадных действий. При возникшей опасности жители убегали в оборудованные места всем кишлаком, оставляя скот, подворье – русские будут бомбить, обстреливать, проводить «зачистки». За последние годы дехкане пережили многое: кишлачные зоны разносились в пух и прах аминовской авиацией, потом советской, что также явилось причиной создания новых мятежных отрядов, жестоко мстивших нам зверским отношением к пленным и убитым русским солдатам, офицерам. Позднее ЦРУ потребует от полевых командиров не убивать пленных советских солдат, а передавать им за вознаграждение для использования в идеологическом противостоянии. Это отдельная история для изучения, но многим советским солдатам, оказавшимся по тем или иным причинам в плену, таким образом удалось спасти свои жизни.
Появление новых отрядов сопротивления требовало создания координирующего органа для совместного планирования и проведения боевых операций, а также выполнения административных функций по управлению регионами от нескольких кишлаков до целых провинций. Образуются так называемые исламские комитеты, в состав которых входят полевые командиры нескольких отрядов, представители духовенства, неформальные лидеры регионов, старейшины рода, семейства, даже судьи и сборщики налогов. Исламские комитеты согласовали акции, взаимодействие между отрядами против советских и правительственных войск – являлись органами управления на местах. В состав исламского комитета входило до 20 человек конкретного территориального образования. Существовала своеобразная вертикаль подчиненности комитетов: от нескольких кишлаков, волостей, уездов, которые подчинялись центральному исламскому комитету – до провинции, которая управлялась шурой – высшим руководящим советом той или иной оппозиционной партии.
Ряд провинций страны полностью контролировались исламскими комитетами, лидерами мятежных формирований. Власть комитета распространялась на все стороны жизни местного населения, вплоть до призыва в отряды, сбора налогов, решения спорных вопросов. Исламские комитеты проводили работу по дискредитации советского воинского контингента, прививали ненависть к «шурави», разжигали религиозный фанатизм населения. В ход были пущены все средства, которые бы служили противодействием советскому присутствию в Афганистане. С трибуны ООН пакистанская дипломатия, государственный департамент США формировали негативную позицию в отношении Советского Союза, возбуждая и без того враждебное отношение к СССР со стороны мирового сообщества. В странах арабского мира была организована вербовка религиозных фанатиков, отряды которых имели признаки интернационального характера, формировались финансовые фонды денежных средств. К борьбе с советскими войсками подключались европейские институты – шла целенаправленная идеологическая атака на Советский Союз. «Голос Америки», радио «Свобода», другие зарубежные радиостанции проводили активную вещательную политику на слушателей об оккупации Афганистана советскими войсками, о зверствах с их стороны к местному населению.
В рядах афганского сопротивления постепенно налаживались отношения между лидерами оппозиции. Обстановка требовала появления на свет влиятельного координатора в действиях оппозиционных сил, увязки политических амбиций, наркобизнеса, оружия, денег. Центральное разведывательное управление США отслеживало ситуацию в Афганистане с самого начала событий на Среднем Востоке – в короткие сроки оно становится вдохновителем сил афганского сопротивления. Президента Рейгана не надо было убеждать, что Советский Союз – главный источник бед американского империализма. Он ставит точку в афганских делах крылатой фразой: «Советский Союз – полюс зла». Конгресс США открывает финансирование силам афганского сопротивления, обеими палатами утверждает миллиардные суммы, идущие на поддержку душманских вооруженных формирований. Создается система подготовки отрядов моджахедов на территории Пакистана, Ирана, Китая, разрабатываются планы боевых действий с образованием зон подконтрольных исламским комитетам – образуется единый фронт борьбы с советскими войсками.
Американские специалисты тайных операций вникают в малейшие подробности вооруженной борьбы, отрабатывают мотивацию «борцам за веру» не только духовного плана. В структуры душманских отрядов вводятся казначеи для учета убитых советских солдат, офицеров, уничтоженных танков, вертолетов и другой техники. Тарифные ставки за совершенную акцию, нападения предполагают конкретные денежные суммы, которые выплачиваются участникам душманских формирований. Мотивация рождает азарт в нанесении советским войскам максимального ущерба, играет стимулирующую роль вооруженным формированиям различных мастей и взглядов – ведется строгий учет совершенных атак, подтвержденных документально. Отчетность финансовым спонсорам является основанием в требовании денег будущих выплат – пожар войны разрастается по всей территории Афганистана.
Наркотерроризм процветает: годовое производство опиума наркомафии «альянса семи» достигало 800 тонн, что в два раза превышает его объемы в Пакистане, Иране вместе взятых. Королями наркобизнеса становятся Хекматиар, Раббани, Гилани, Наби, полевой командир Ахмад Шах Масуд. Годовой доход только одной фабрики Хекматиара по наркопроизводству достигал 20 миллионов долларов. Обратно в Афганистан, через контролируемые вооруженными формированиями зоны, ежегодно проходило всех видов вооружения на общую сумму в 2 миллиарда долларов.
Образовалась тесная связь между производством, торговлей наркотиков и закупкой оружия для усиления вооруженной деятельности на территории Афганистана. Лидеры антиправительственных партий создали мощную структуру наркобизнеса, которая охраняется вооруженными отрядами и содержит обширные плантации наркотического сырья по обе стороны афгано-пакистанской границы, сеть лабораторий, фабрик по переработке наркосырья с использованием иностранных специалистов и финансовых средств, отрабатываются новые маршруты переброски зелья через условную границу с Пакистаном. В боях с советскими войсками закаляются боевики маковых полей, получая опыт действий с регулярной армией Советского Союза.
Включившись в тайную операцию по свержению правительства Кармаля и недопущению расширения влияния СССР в регионе, США использует давно сложившиеся структуры, отлаженные маршруты наркомафии и контрабанды. На афгано-пакистанской границе задействуется традиционная схема: по караванным маршрутам и горным тропам в Пакистан идет наркотик, обратно оружие. Душманы все реже возвращаются к работе на полях – полевые командиры достаточно платят за боевую работу, она становится основным занятием большинства мужского населения страны. Семьи бедствуют меньше, регулярно обеспечиваются необходимым для жизни ресурсом. Душманские головы поняли прелесть заработка за участие в боевых действиях с русскими и правительственными войсками. Риск, опасность? Оставаться в кишлаках еще опасней: если не разнесет русская авиация, артиллерия – убьют свои «борцы за веру». Если не первое и второе – попадешь под призыв в правительственную армию, а там не пожалеют свои же сельчане. Выбор не большой – мужчины оставались в отрядах «борцов», приживались основательно и воевали с русскими, воевали… К ним приходил боевой опыт, они матерели, проводили дерзкие и кровавые вылазки, разведывательные мероприятия и опять залегали в горных ущельях. По решению исламских комитетов часть боевых отрядов на зиму уходила в Пакистан, Иран, где душманы отдыхали, лечились от ран и болезней, пополняли свои ряды новыми «борцами за веру», совершенствовали выучку под руководством американских, китайских и пакистанских инструкторов.
В боях с советскими войсками силы афганского сопротивления постепенно приобретали практический опыт, наращивали усилия партизанских и диверсионных методов ведения боевых операций, много сил они отдавали визуальной разведке (пастухи, местные жители, специально обученные наблюдатели), создавали агентурную разведку, которая давала серьезные сведения о планах государственных и военных структур. Источниками информации становились чиновники правительства, военные, непримиримые противники Кармаля в партийных рядах. Я уже ссылался на воспоминания Ахмад Шах Масуда – информацию о планируемых операциях правительственных и советских войск, он получал непосредственно из высших штабов афганской армии, чиновников государственного аппарата задолго до начала их проведения.
Таким образом, к средине февраля 1980 года ситуация для ограниченного контингента советских войск в Афганистане меняется в худшую сторону по всем направлениям. В политическом аспекте развития событий лидеры мятежных партий объединяют усилия на консолидацию сил против советских войск и режима в Кабуле. Несмотря на разногласия о путях достижения целей, задач оппозиционные партии, местные лидеры едины в борьбе с «шурави» и правительством Кармаля. Полевые командиры, духовные лидеры усиливают влияние на территориальные образования, поднимают градус религиозного фанатизма, вбиваемый в головы «борцов за веру». Пошли потоки денежных средств, оружие, боеприпасы, средства связи – активизируется деятельность сил афганского сопротивления. В Пакистане, Иране организуются учебные центры, где готовятся отряды вооруженной оппозиции по тактике ведения партизанской войны, овладению новыми видами вооружения, готовятся специалисты по минновзрывному делу. Кстати сказать, душманские отряды шиитского направления, воевавшие в провинциях Герат, Фарах, Нимроз, примыкавших к Ирану, проходили практику ведения боевых действий в ирано-иракской войне. Боевые отряды моджахедов пополнялись за счет мужского населения сельских районов, доля которого в Афганистане составляла до 80 процентов от городских жителей, беженцев, которых в 1980 году насчитывалось свыше миллиона человек, в 1982 году – более 2 миллионов, в 1983-м году – свыше 3 миллионов человек.
Масло в пламень войны подлил силовой призыв в армию части мужского населения, не ушедшего в горы, которое осталось в кишлаках возделывать рис на полях, другие культуры для жизни семей. Советские войска вместе с афганскими подразделениями и «активистами» блокируют кишлаки, проводят массовые облавы с целью набора солдат в афганскую армию. Убегающих в горы мужчин прижимают огнем автоматов к земле, скручивают руки и силой уводят в расположение частей регулярной армии. Командуя разведывательной ротой 350-го гвардейского парашютно-десантного полка, мне пришлось неоднократно принимать участие в подобных «призывах» мужского населения для защиты Саурской революции. Афганская армия проявляла абсолютную неспособность к защите революционных преобразований и невозможность ведения боевых действий с силами контрреволюции.
ГЛАВА 12
Большинство боевых отрядов оппозиции находилось в провинциях. По данным Генерального штаба вооруженных сил СССР в 1980 году силы афганского сопротивления составляли около 25 тысяч человек. В основном они были сосредоточены в провинциях Нангархар, Кунар, Пактия, Газни, Парван, Баглан, Бадахшан, Герат, Кандагар. Война набирала обороты, в нее втягивалось все больше сил и средств – география боевых действий расширялась. Мы уже не удивлялись тому, что афганское сопротивление приобретало форму организованных действий.
С учетом тактики действий в горах, зеленых массивах, на полупустынной местности менялся состав и структура душманских отрядов. Отряды становятся более управляемыми: укрупняются для проведения совместных акций, уходят в другие районы, разбиваются на мелкие группы – вновь соединяются. То есть, постоянно меняют тактику действий. Если не чувствуют себя в безопасности в одном месте, меняют места баз. В целом, ведут размеренную жизнь: пополняют запасы еды, воды, медикаментов, боеприпасов, отслеживают обстановку в районе, обмениваются информацией между собой, организуют наблюдение за местами постоянных дислокаций советских войск. Минируют дороги, по которым беззаботно снуют «шурави», ищут объекты атаки, выбирая удачные моменты нанесения удара, учитывают силы и средства, цель и задачу нападения, время суток, порядок отхода в недоступный район. Таким образом, ими нарабатывался боевой опыт в тактике действий на дорогах, засадах, налетах, ракетных обстрелах, борьбы с авиацией. В периоды затиший в боевых действиях с войсками ограниченного контингента, они бьют друг друга из всех видов оружия, через какое-то время приходят в себя, вспоминают общего врага и вновь воюют с советскими войсками.
Исламские комитеты играли большую роль в руководстве отдельных уездов, провинций страны. Они планировали боевые действия, объединяли отряды для нанесения концентрированного удара по важному объекту или нескольким сразу, как это было в Чарикарской «зеленке», Мирбачакоте, Пагмане, затем уходят в горы, приводят в порядок свои силы, организуют новые вылазки. Все чаще в бой против нас идут обстрелянные «духи» со зверским оскалом (куда только делся испуганный взгляд при виде «горбатых»), прыжок к ДШК на треноге – и огонь, огонь, огонь…
Лидеры политических партий, полевые командиры также объединяют усилия для организации сопротивления и активного противодействия советским войскам. Они занимают определенные горные районы, укрепляют их в инженерном отношении, делают завалы на дорогах, минируют подступы, образуют долговременные огневые точки, выставляют мины-ловушки, группы прикрытия. Таким образом, для обеспечения ведения вооруженной борьбы с советским воинским контингентом, правительственными войсками лидеры сил сопротивления образуют свыше ста пятидесяти опорных объектов, в том числе 12 базовых районов, 145 районов базирования.
Территории основных баз имеют систему оборонительных сооружений, наблюдательные посты, которые обеспечиваются связью со штаб-квартирами в Пакистане, Иране. Подходы к базам, возможные площадки высадки десанта минируются, вокруг баз на господствующих высотах оборудуются позиции ПЗРК, зенитных горных установок (ЗГУ), ДШК. Неоднократно проводимые боевые действия, бомбоштурмовые удары советской авиации по уничтожению опорных объектов наносят только временный ущерб – в короткие сроки система жизнеобеспечения восстанавливается.
Базы душманских формирований: Альмар, Амрах, Бедаг, Джагдалак, Дарзаб, Джароб, Дехи-Нау, Гулинай, Зингирид, Карамкуль, Мулла-Бостанкалай, Мушхана, Чинарту, Шер-Шер, Яшуль имеют небольшие площади, где размещаются боевые группы, как правило, одной партийной принадлежности и служат для отдыха, хранения оружия, боеприпасов, имущества. Связные – «бачата», пастухи, местные жители – постоянно передвигаются в горы, передавая нужную информацию устно или специальным набором на нитке цветных лоскутков материи. В ночное время в горах горят костры, им отвечают огни кишлаков – система связи времен Александра Македонского и Чингисхана работала бесперебойно. Позднее у «духов» появятся портативные японские радиостанции с возможностями, которых не было у наших станций: шифрование информации, мгновенный режим передачи, малый вес, надежность. С целью захвата связников – мы, разведчики, много времени проводим в горах, делая засады на перевалах, путях движения душманских информаторов. Появляются первые результаты разведывательных групп 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии…
Лидеры афганского сопротивления, примкнувшие к политическим партиям, развивали успех, образуя базовые районы в горных ущельях – более значительные по площади структуры, удаленные от коммуникаций и гарнизонов советских войск. В них формировались органы местного управления – исламские комитеты, учебные центры, склады различного назначения, ремонтные мастерские оружия, госпитали, укрытия, жилые постройки, жилища. Базовые районы оборудовались в инженерном отношении, имели сеть оборонительных сооружений, заграждений, прикрывались средствами ПВО. «Духи» в любое время дня и ночи готовы были воздействовать на всех, кто сделает попытку проникновения в зону базового района. В короткие сроки силы афганского сопротивления оборудовали базовые районы: Агарсай (42 километра южнее Мазари-Шарифа), он принадлежал «Исламской партии Афганистана», Байрамшах (36 километров юго-западнее Мазари-Шарифа), относился к «Движению исламской революции Афганистана»), Верхний Панджшер (26 километров северо-восточнее Руха), «Исламское общество Афганистана», Гурбатегар (38 километров западнее Бараки), «Исламская партия Афганистана», «ДИРА», Азрау (58 километров юго-восточнее Кабула, «ИПА»), Тора-Бора (провинция Нангархар), Сурхоган – 20 километров севернее Шахджой, ставшие для советских войск главной головной болью. На пакистанской территории вдоль границы с Афганистаном силы афганского сопротивления организовали 8 перевалочных баз, 12 пунктов формирования караванов, ставших центрами поставок оружия силам афганского сопротивления.
На дорогах, путях движения душманы начали полномасштабную минную войну. Тактика действий душманских отрядов заключалась в налетах на колонны советских войск с материально-техническими запасами и установкой минновзрывных заграждений. С началом системных поставок в Афганистан боеприпасов, «духи» все чаще использовали минные фугасы, то есть, усиливали противотанковые мины дополнительными зарядами: ставили две-три мины одна на другую или вместо нижней мины клали ящик взрывчатки, несколько снарядов. Такой заряд разносил не только БТРы, но и танки улетали с дороги на десятки метров, а башни от них находили в 30-40 метрах от места взрыва. От экипажей мало что оставалось...
Специальные группы душманов минировали горные перевалы, узкие входы в долины, крутые повороты дорог, подъемы и спуски на них, пешеходные и вьючные тропы, входы в пещеры, подходы к водным источникам, входы в кяризы, склады оружия и материальных средств, тоннели, участки дорог, проходящие по карнизам. Предусматривали, чтобы взрывы установленных зарядов могли не только нанести урон технике и личному составу, но и задержали по времени движение колонн. В местах минирования «духи» устраивали засады, которые лишали маневра машин с подразделениями боевого охранения, наносили им поражение из стрелкового оружия личному составу сопровождения. Что нам стоили «итальянки»?!
На дорогах афганских провинций подрывались экипажи танков, БТР, гибли десятки и сотни солдат, офицеров 40-й армии. При выборе места минирования душманы учитывали возможности инженерно-саперных подразделений советских войск по обнаружению взрывных устройств и фугасов. Они разведывали маршруты, заранее зная о движении колонн советской техники, что позволяло проведение подготовительных мероприятий по минированию путей сообщения. Накануне готовили шурфы для установки взрывных устройств с учетом способа взрывания: если планировался проводной взрыв фугаса, заранее прокладывали линии управления взрывом, маскировали. Боеприпасы устанавливали непосредственно перед появлением колонны боевой и другой техники, иногда – прямо на грунт дорожного полотна, маскируя пылью, буквально за минуту до появления первой машины.
Широкое применение в минной войне получили фугасы, подрываемые с помощью электрических замыкателей нажимного действия. Душманские подрывники использовали две деревянные или пластмассовые пластины (две полоски коры деревьев полукруглой формы) с прикрепленными к ним пластинчатыми контактами, выходящими на источник питания («Крона»), между которыми закладывали тонкие полоски резины для предотвращения соединения контактов при малой нагрузке. При прохождении колесной или гусеничной техники создавалось достаточное усилие для соединения контактов – электрическая цепь замыкалась, происходил взрыв фугаса.
Применялся «духами» и более изощренный метод подрыва: вместо резины использовали полиэтилен, в который заворачивались те же самые пластины. В этом случае взрыв происходил не сразу (происходило замедление взрыва по времени), а только после прохождения нескольких машин – полиэтилен постепенно перетирался смещением под нагрузкой и пластины замыкались. В таком случае взрыв, в колонне движущейся техники, происходил под третьей, пятой, десятой машиной, создавая обстановку психологического невроза у саперов, работающих в отряде обеспечения движением (ООД). Личный состав подразделений, находившийся в колоннах, испытывал сильнейший психологический стресс – терялась способность адекватных действий на атаки душманских групп прикрытия минновзрывных заграждений. Командиры подразделений теряли управление боем и не могли принять грамотных решений на отражение нападения после подрыва техники – душманы безнаказанно громили колонны советской техники.
Тактика минной войны с использованием системы замедления взрыва фугаса применялась часто. Один из примеров «духовского» коварства: фугас устанавливался на глубину, значительно превышающую глубину срабатывания. Первые машины колонны (в том числе, оснащенные тралами) проходили по фугасу, создавая иллюзию отсутствия минной ловушки. Колея при прохождении следующих машин разрушалась, слой грунта между нажимной крышкой взрывателя мины и поверхностью земли постепенно уменьшался. Взрыв фугаса происходил со значительным замедлением – в средине, либо в конце колонны, когда получалось достаточное усилие на крышку взрывателя.
Душманы применяли и такой метод замедления взрыва заряда под техникой: деревянную колодку забивали в шурф на определенном расстоянии, от заложенного внизу фугаса. Под давлением колес и гусениц техники она постепенно проседала, пока не достигала нажимной крышки мины… Взрыв происходил внутри колонны, вызывая огромное психологическое воздействие на личный состав подразделений.
Подрывники душманских отрядов использовали еще более коварный способ взрыва фугасного заряда: вместо деревянных и пластмассовых пластинок устанавливали вырезанные куски металлической сетки. В этом случае замыкание электрической цепи происходило не только под давлением техники, но и при попытке сапера обнаружить фугас с помощью металлического щупа, который замыкал электрическую цепь, проходя через отверстия двух изолированных металлических сеток.
Для уничтожения техники, оснащенной минными тралами, «духи» использовали «итальянки» (мины TS6,1 итальянского производства) со снятой нажимной крышкой (чтобы не срабатывал пневматический взрыватель). Вместо взрывателя устанавливали электрический детонатор, и мина срабатывала тогда, когда трал воздействовал непосредственно на замыкатель мины.
Для обеспечения избирательности взрыва душманы применяли управляемые по радио или проводам фугасы. Если нашим саперам удавалось обнаружить мину, установленную выше или несколько в стороне от подрывного заряда, фугас приводился в действие с целью уничтожения саперов.
Маскировка мин, фугасов чаще всего проводилась камнями, дорожной пылью – место установки заряда сливалось с общим фоном местности. При этом обнаружение мин с помощью щупа значительно затруднялось, а металлоискатель не позволял обнаруживать боеприпасы в неметаллических корпусах – безкорпусная мина шведского производства (М102) обнаруживалась с огромным трудом.
Душманские подрывники шли дальше, устанавливая мины на неизвлекаемость. При этом они активно использовали электрические замыкатели разгрузочного действия или взрыватели натяжного метода срабатывания. К примеру, на узких дорогах, имеющих придорожные посадки, устанавливались мины, фугасы, приводимые в действие с помощью электрозамыкателя, выполненного в виде закрепленной на дереве прищепки. Проволока растяжки под воздействием нагрузки выдергивала из прищепки изолирующую прокладку и электрические контакты замыкались – происходил взрыв.
Для подрыва исключительно гусеничной техники душманы применяли электрические замыкатели, изготовленные в виде безобидных с виду кусков металлического троса, которые «случайно» лежали в колеях дороги. Замыкание электрической цепи происходило при наезде гусениц на куски троса. На обутую в резину колесную технику замыкатель не реагировал.
При проведении рейдовых операций мы встречались и с таким методом установки минновзрывных заграждений: на участках дорог, не имеющих объезда, «духи» устраивали минированные завалы. Для приведения в действие взрывного устройства (как правило, фугаса) они использовали замыкатель разгрузочного действия. Расчет строится на том, что спрятанный в дорожном полотне под завалом боеприпас очень сложно обнаружить. Саперы, разбирая завал, убеждались в том, что мин нет, но когда они добирались до самого низа и снимали нагрузку, удерживающую электрический замыкатель в безопасном положении, происходил взрыв…
Широкое применение у душманских подрывников нашли современные боеприпасы, состоящие на вооружении армий западных стран. Против личного состава советских войск применялись выпрыгивающие мины американского производства (М2А). Мины-«лягушки» устанавливались вдоль горных троп, в удобных для привалов местах, вблизи входов в пещеры. Мина срабатывала от натяжения проволоки-растяжки или же от нажимного усилия, приложенного непосредственно к приводу взрывателя. Вышибной заряд и пороховой замедлитель обеспечивали подрыв разрывного элемента на высоте до 1,8 метра.
Одна из наиболее опасных противопехотных мин – осколочная мина направленного действия «Клеймор» (М18) американского производства. Для приведения ее в действие душманы использовали механический взрыватель или проволоку-растяжку. Наиболее сложный момент в установке такой мины – правильный расчет зоны поражения живой силы с учетом разлета осколков веером в узком секторе.
Душманы повсеместно использовали комбинированные методы минирования – на дороге устанавливали фугас, вдоль которого натягивали растяжки осколочных мин. Как только подрывался фугасный боеприпас, оставшийся в живых личный состав колонны, стремясь уйти с открытого пространства, бросался с дороги в укрытия, и натыкался на растяжки противопехотных мин…
Противник применял методы психологического воздействия на движущиеся подразделения колонн, провоцируя выход личного состава для занятия обороны на обочинах дорог. К примеру: движется колонна советской техники, «душманы открывают по ней вялый огонь из стрелкового оружия. У командира советского подразделения создается впечатление, что на него воздействует небольшая группа противника – дает команду на спешивание и отражение нападения противника. Личный состав спешивался и стремился занять удобные для ведения огня укрытия вдоль дороги – на обочине их ждали растяжки осколочных мин…
Отряды вооруженной оппозиции вели минную войну с советскими войсками на протяжении всего периода пребывания советских войск в Афганистане. Наши потери в боевой технике составили: танков – 147 единиц; БТР, БМП, БМД-1, БРДМ – 1314 единиц, орудий и минометов – 233 единицы.
Приведу основные характеристики мин, которые использовались душманами в минной войне против советских войск. Мина итальянского производства TS2,5 – противогусеничная, общей массой 3,56 кг, массой взрывчатого вещества – 2,5 кг, диаметром 20,5 см, высотой 11 см. Тип взрывателя – пневматический нажимного действия. Усилие срабатывания 180-210 кг. Корпус пластмассовый. Индукционными миноискателями не обнаруживается. Имеет элемент неизвлекаемости.
Мина итальянского производства TS6,1 – противогусеничная, общей массой 9,8 кг, массой взрывчатого вещества – 6,15 кг., диаметром 27 см, высотой 18 см. Тип взрывателя – пневматический нажимного действия. Усилие срабатывания 180-240 кг. Корпус пластмассовый. Индукционными миноискателями не обнаруживается. Имеет элемент неизвлекаемости.
Мина итальянского производства Н55 – противогусеничная, общей массой 7,3 кг, массой взрывчатого вещества 5,5 кг, диаметром 28 см, высотой 13 см. Тип взрывателя – пневматический. Усилие срабатывания 200 кг. Корпус пластмассовый. Индукционными миноискателями не обнаруживается. Имеет элемент неизвлекаемости.
Мина американского производства М19 – противогусеничная, общей массой 12,7 кг, массой взрывчатого вещества 9,5 кг, диаметром 33 см, высотой 8 см. Тип взрывателя – механический. Усилие срабатывания 160 – 225 кг. Корпус пластмассовый. Индукционными миноискателями не обнаруживается. Имеет элемент неизвлекаемости.
Применялись также мины английского производства: типа МК5, МК7, бельгийские мины – типа М3, шведские мины М102, пакистанские мины – типа Р3Мк1 и другие.
Поставки мин в Афганистан были организованы системным образом. В лагерях подготовки душманских отрядов на территории Пакистана, Ирана, иностранные инструктора обучали «борцов за веру» премудростям ведения минной войны, которая унесла сотни жизней советских солдат и офицеров.
Продолжение следует...
ГЛАВА 13
В условиях сложившейся ситуации очень тяжело работалось командованию 40-й армии: охрана стратегических объектов, магистральных дорог, размещение гарнизонов, материально-техническое обеспечение войск (по плану первого этапа). С одной стороны, давил руководитель оперативной группы Министерства обороны СССР, командующий Туркестанским военным округом, в состав которого входила армия, с другой – части и соединения армии готовились к боевым действиям, которые, собственно, уже велись советскими войсками.
Рассматривался вариант возвращения части сил ограниченного контингента в Советский Союз, например, 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, выполнившей задачу по захвату и удержанию объектов в Кабуле, Баграме, Кандагаре. Находившиеся под контролем десантников государственные объекты, предполагалось (как вариант) передать частям, выполнявшим охранные функции, а воздушно-десантное соединение вернуть на место постоянной дислокации в Витебск.
Сложный был период первой половины февраля 1980 года, когда части и соединения 40-й армии готовились к военному характеру развития событий. Но в каком бы русле они не развивались, я беру на себя ответственность заявить: личный состав искренне надеялся на скорое возвращение в Союз. Для личного состава 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии несколько раз устанавливались конкретные сроки возвращения на Родину. Одним из назначенных сроков было 5 января 1980 года – о нашем участии в боевых действиях речи вообще не велось. Действительно, мы, разведчики, каждую ночь уходили в разведку в зоне ответственности дивизии: вели поиск, засадные действия, но морально-психологический настрой личного состава был один – домой. Возвращение в Союз было главной темой разговоров армейских коллективов, не было ощущения того, что мы будем участвовать в настоящей войне. На служебных совещаниях нам, офицерам, твердили только одно: бдительность и бдительность, которую не надо терять нигде и никогда. Для родных и близких мы были на учениях, даже офицерский состав не владел обстановкой по Афганистану просто потому, что она до него не доводилась. Мы пользовались отрывочными данными на уровне разговоров в штабе дивизии, армии, где старшие офицеры по большинству вопросов также гадали. Очень хорошо помню, как мы жили ощущением скорого возвращения домой, к семьям.
Но по-другому распорядилась судьба! В начале февраля 1980 года постепенно становилось очевидным – тяжесть боевых действий с силами афганского сопротивления перекладывалось на 40-ю армию. Почему? Мы об этом уже говорили! Это понимание приходило в Москве и Кабуле. Поняли это и мы, десантники, 14 февраля 1980 года на собрании партийного актива 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Мне выпала честь быть избранным делегатом на важнейшее политическое мероприятие соединения, на котором присутствовали первые лица афганских событий: член ЦК КПСС, первый заместитель министра обороны СССР Маршал Советского Союза С.Л.Соколов, заместитель начальника Главного Политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота генерал-полковник Средин, член военного совета Туркестанского военного округа генерал-лейтенант Родин.
Высшее партийное руководство СССР, как стало известно потом, приняло окончательное решение по Афганистану и таким образом доводило свое решение до личного состава ограниченного контингента советских войск. Кстати, у нас, делегатов партийного актива, вопрос нашего участия в боевых действиях не возникал вообще, об этом мы просто не думали, считая, что сегодня, наконец-то, узнаем окончательную дату вывода из Афганистана. Зная, что на собрании актива будут присутствовать высшие должностные руководители вооруженных сил, мы рассчитывали услышать на партийном форуме дату возвращения на Родину, поэтому в голове был только один вопрос: «Когда же домой?». Точно помню – мы жили ощущением того, что именно сейчас нам устами Маршала Советского Союза Соколова доведут об этом. С бодрым настроением, на высоком духовном подъеме мы слушали выступления делегатов актива, ждали выхода на трибуну Маршала Советского Союза С.Л.Соколова, сидевшего в Президиуме высокого собрания.
В моем личном архиве сохранилась записная книжка, отразившая атмосферу партийного актива дивизии в выступлениях делегатов. Читаем. С отчетным докладом выступил командир 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии генерал-майор И.Ф.Рябченко. Он отметил успехи советского народа в выполнении планов 10-й пятилетки. Рассказал о международной напряженности в отношениях стран, об агрессивной деятельности США, Китая и появившейся возможности создания ими военного блока против Советского Союза. Комдив в своем выступлении коснулся вопроса «мифа о советской военной угрозе». Далее он рассказал о выполнении социалистических обязательств воинами-десантниками соединения, после чего перешел к освещению вопроса оказания помощи СССР братскому афганскому народу, сославшись на договор о сотрудничестве и взаимной помощи ДРА подписанный между государствами в 1978 году. Иван Федорович подробно остановился на задачах первого этапа оказания помощи личным составом 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии – дал высокую оценку действиям личного состава соединения, подчеркнул слаженную работу штаба дивизии, командиров частей. С лучшей стороны генерал отметил тыловую и технические службы. Дал высокую оценку деятельности политотдела дивизии под руководством полковника Тимошенко, хорошо организованной им партийно-политической работы в частях соединения. Партийной организации 80-й отдельной разведывательной роте дивизии командир дивизии поставил в заслугу серьезность и качество выполнения боевых задач первого этапа. Тем не менее, он отметил недостатки в частях дивизии: случаи «самострела», употребление отравляющих жидкостей, мародерство, натуральный обмен товаров с афганцами. Отметил недостатки в работе некоторых командиров, которые в работе с личным составом применяли один и тот же метод воздействия – наказание, забывая, что есть и другие формы воспитания нерадивых подчиненных: личная беседа, комсомольские и общие собрания подразделений, частей. В заключение доклада генерал-майор И.Ф.Рябченко заверил Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза, министра обороны СССР в том, что воины-десантники 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии свой воинский долг выполнят достойно.
Мы сидели в зале заседаний перед Президиумом высоких военачальников, даже не подозревая о том, что в этот самый момент полным ходом шла разработка первой Кунарской операции под руководством главного ее разработчика Маршала Советского Союза Соколова: рассчитывались силы и средства, привлекаемые для ее проведения, взаимодействие с частями афганской армии, связь, обеспечение. Мы даже не представляли, что всего лишь через две недели встретимся в суровом бою с жестоким противником, и многие из нас сложат головы под Асмаром, Ассадабадом, в ущелье Шегал. Многого не знали мы, что нас ожидает в самое ближайшее время...
Вот выступает командир 350-го гвардейского парашютно-десантного полка гвардии подполковник Г.И.Шпак. Он также не помышляет о том, что личный состав полка под его командованием покроет себя неувядаемой славой, выполняя воинский и интернациональный долг в Афганистане. Сам Георгий Иванович станет Командующим Воздушно-десантными войсками, потеряет сына в Чечне, защищавшего там Конституцию Российского государства. Но сейчас с трибуны партийного актива он говорит о необходимости роста и воспитания кадров офицерского и сержантского состава. Делает акцент на качество боевой подготовки, строгий спрос с коммунистов, командиров за порученное дело. Жесткий голос командира полка не оставляет сомнений в том, что он лично примет в этом самое непосредственное участие. Через несколько дней подполковник Шпак, командуя рейдовой группировкой, будет вести жестокий бой в ущелье, где подразделения его полка будут блокированы душманами и расстреливаться в упор из гранатометов и стрелкового оружия
Слово предоставили гвардии старшему лейтенанту Александру Калинушкину, говорившему о боевой подготовке, бдительности, воспитании личного состава. Мог ли думать Александр, что пройдет совсем немного времени, и он в одном из жестоких боев с душманами получит тяжелое ранение, но до конца исполнит свой воинский и интернациональный долг?
Следом выступал начальник политотдела дивизии гвардии полковник Тимошенко. Говорил он о работе партийных и комсомольских организаций. Как недостаток в работе командиров отметил снижение роли индивидуальной работы с отдельными категориями военнослужащих. Требует на высоком уровне проводить политико-воспитательную работу, морально-психологическую подготовку. Особый упор политработник делает на изучение партийными организациями решений 25-го съезда КПСС, Ленинского наследия, воспитание у личного состава высокой политической бдительности. Отмечает так же непонимание некоторыми офицерами-коммунистами текущего момента, в том числе – снижение бдительности от перехода с боевой работы на более спокойный режим деятельности. (Кстати, это очень важный момент, который может говорить о снижении накала боевой атмосферы в период проведения партийного актива).
На трибуну вышел командир самоходно-артиллерийского дивизиона гвардии подполковник Барановский. В своем выступлении, кроме вопросов выполнения общих задач, Игорь Михайлович, отметил в качестве недостатка плохое обмундирование личного состава. Посетовал на то, что не оплачивается классная специальность солдатам и сержантам срочной службы.
Затем выступил начальник штаба 357-го гвардейского парашютно-десантного полка гвардии майор Ворушилин. Он сказал о несении охранной службы его полка, её особенностях, покритиковал своих командиров за отсутствие подведения итогов в своих подразделениях.
Выступил гвардии майор Селуянов, заместитель командира по политической части 317-го парашютно-десантного полка. Он рассказал о процессе боевой подготовки и усилении бдительности при выполнении интернациональных задач.
Слово дали майору Рычагову, который бодро доложил о выполнении коммунистами-артиллеристами социалистических обязательств, о готовности их исполнить интернациональный долг.
Напряжение зала достигло апогея – на трибуне собрания партийного актива 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии член ЦК КПСС, первый заместитель Министра обороны СССР, Маршал Советского Союза С.Л.Соколов. Зал замер. Небольшого роста, склонный к полноте, в зеленой форме советника, Маршал Советского Союза вышел на трибуну и, не торопясь, продумывая каждую фразу, заговорил тихим голосом.
Выступление его началось с освещения политической обстановки в мире, отношений между Советским Союзом и США, резко обострившимися в последнее время. Он отметил факт того, что ЦК КПСС усилил курс на снятие напряженности в отношениях двух наших стран, хотя отметил, что агрессивные круги США выбрали путь на завоевание мирового господства. Сергей Леонидович подробно остановился на увеличении военных ассигнований США на оборону, размещении ракет на Европейском театре, создании корпуса быстрого реагирования, развертывании новых систем вооружения. Соединенные Штаты Америки, сказал Маршал, образуют военно-политический блок с Китаем – все это характеризует агрессивную сущность США в мире. Далее Соколов рассказал о конфликте между Турцией и Грецией, событиях в Иране, решении СССР об оказании интернациональной помощи братскому афганскому народу. Подытожил сказанное тем, что президент Соединенных штатов Америки Д.Картер пошел на обострение отношений с Советским Союзом и тем самым поставил мир на грань войны. Отметил нарастающую военную мощь Японии, увеличившей расходы на оборону и заключившей договора с Китаем и США. Коснулся Египта, который пошел на уступки Израилю и вел курс на сближение с США.
Затем Маршал Советского Союза в своем выступлении раскрыл суть революционных событий в Афганистане, отметив, что США снабжают соседний Пакистан вооружением, боеприпасами, так как руководство этой страны не приняло афганскую революцию. Пакистан вооружает кочевников, обучает их и забрасывает на территорию Афганистана для действий против афганского правительства, которое неоднократно обращалось к Советскому Союзу за помощью. Решение о вводе советских войск в Афганистан давалось нелегко, - продолжал Соколов, - но американцы также планировали ввод своих войск в эту страну. Советский Союз, защищая южные границы от проникновения американского империализма, засылки вооруженных групп, ввел на территорию Афганистана воинский контингент. Продолжая выступление, Маршал Советского Союза Соколов подробно остановился на Афганистане, как своеобразной стране, где нищета и безграмотность населения подвержено силе религии, поэтому отступления от норм мусульманского образа жизни в отношениях с местным населением недопустимы. Он подчеркнул, что десантники в Афганистане не для несения охранной службы, а для выполнения боевых задач. Расхолаживаться нельзя, - говорил Сергей леонидович, - мы не охрана, мы – ВДВ. С этого момента в зале партийного актива наступила звонкая до боли тишина – Маршал Советского Союза подходил к главной теме…
Он отметил, что в стране отсутствует видимый фронт, но противник всюду. Афганские войска вели боевые действия с врагами революции, использующих внезапные действия из-за угла. Подчеркнул важность несения нашей службы, проявления бдительности и, несмотря на достигнутые успехи – никакой самоуспокоенности быть не должно. Руководитель оперативной группы Министерства обороны СССР в Афганистане обратил внимание на то, что в выступлениях коммунистов дивизии он не услышал о том, почему мы не прыгаем с парашютом, ведь несмотря ни на что - надо настойчиво обучать личный состав боевому мастерству.
В заключение выступления цитирую ключевые слова, сказанные Маршалом Советского Союза С.Л.Соколовым, которыми он закончил свое выступление: «Чтобы вы не задавали мне вопросов, отвечу так: обстановка не позволяет нам быстро выходить отсюда…».
Из зала заседаний мы выходили оглушенными, прикуривая, каждый думал о своем: семье, доме, детях. Заявление высшего советского руководителя в Афганистане было неожиданным для абсолютного большинства делегатов партийного актива – мы молча смотрели друг на друга, словно в пустоту. Стоявший рядом со мной Ваня Прохор, также не рассчитывал на эти слова… Прошлой зимой мы вместе с ним вытаскивали из лесной чащи Беларуси две наши разведывательные группы, попавшие в сильный мороз. После собрания мы с Иваном пожали друг другу руки – неясность для нас закончилась, судьба была решена. Больше нам встретиться не пришлось – 21 марта 1980 года командир парашютно-десантной роты гвардии старший лейтенант Прохор Иван Иванович геройски погиб в жестоком бою в провинции Кунар…
ГЛАВА 14
Заканчивался февраль 1980 года. Полным ходом шла разработка первой Кунарской операции! Личный состав, выделенный в отдельную группировку, приступил к занятиям в горных условиях по тактической и огневой подготовке. Заканчивался сезон дождей с непролазной грязью, рваными клочьями облаков и бесконечным холодным дождем над палаточным городком. Именно такая картина оставила в памяти след прохладного неба войны.
Напряжение в воинских коллективах росло: как мы готовы к войне? Насколько способны сражаться в настоящем бою, чтобы выжить и победить? С позиции наших дней многое видится по-другому, но тогда многие вопросы возникали из жизни, реальных условий. Сейчас мне важно понять самому: почему в Советской Армии случилась подмена понятий – боевой подготовки и «показухи», парково-хозяйственных дней и хозяйственных работ, действий, максимально приближенных к боевым условиям и системы упрощенного проведения занятий? С каким багажом практических навыков вступали в бой на афганской земле солдаты и офицеры ограниченного контингента? В конце-концов, насколько же был грозен советский солдат для нашего противника, с которым мы вступали в бой во имя революционных преобразований афганского народа?
Оценка готовности ограниченного контингента советских войск к боевым действиям в Афганистане – важный элемент военной составляющей, обойти который нельзя. Насколько морально-психологический уровень личного состава способствовал выполнению поставленных задач? Как мы воспринимали личное участие в боевом столкновении с противником, ведущим огонь на поражение? Война – другое измерение понятий в сознании любого человека. Морально-психологическое состояние частей и подразделений – главные факторы готовности солдата, офицера к участию в бою. Необходима перестройка сознания в иную плоскость восприятия мира, способность думать так, как необходимо думать на войне. Никакие превентивные занятия, учения не дадут понимания военной действительности, кроме личного участия в боевых действиях. Много лет подряд я благодарю судьбу за то, что нам, разведчикам, она дала возможность подготовиться к боевым действиям в Афганистане. Но – уже в самом Афганистане.
Настройка сознания, включение в боевую деятельность позволяет судить о том, насколько личный состав готов действовать в условиях жестокого боя. Да, убивать! Быть готовым погибнуть! Но реальная опасность погибнуть не должна парализовать сознание и разум. Внутри нашего мозга важно активировать клеточки, отвечающие за самообладание, спокойствие и оптимизм. Они включаются в работу, дают новую методику мышления, оценку действительности в боевых условиях. Общее состояние опасности, окружающей нас, передается каждой клеточке тела – организм адаптируется к режиму «Опасность». Подчеркиваю, не привыкает – адаптируется, то есть вырабатывает совокупность защитных реакций, обеспечивающих приспособление организма к изменению окружающих условий. Сложнейшие процессы проходят в центральной нервной системе военнослужащих, переступивших допустимый порог опасности для жизни. Мозг в боевых условиях работает быстро: за доли секунды считает варианты решений, дает команды, отменяет, заставляет думать, действовать. Не случайно в минуты опасности у человека перед глазами пролетает целая жизнь – фигуральное выражение, но активность мозга в моменты жизненных рисков, весьма чрезвычайна. На собственном примере расскажу о многих эпизодах боевых действий, когда мой мозг, независимо от воли и сознания, принимал решения, спасал жизнь, давая единственно правильные команды на те или иные действия.
Морально-психологический фактор на войне играет роль инструмента, вырабатывающего самообладание, выдержку, мужество, отвагу. 18-летнему мальчишке не придут эти качества сразу: его бросили в бой с автоматом, который он держал-то в руках один раз и то на присяге. Осенний призыв 1979 года 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии принимал присягу в эшелоне, везущего мальчишек на войну, при этом один автомат передавался друг другу для зачтения текста присяги – такая была процедура. Но это же был не 1941 год, и не битва за Москву…
Дело даже не в том, что у личного состава ограниченного контингента, отсутствовал опыт ведения боевых действий, а в том, что с таким багажом боевой подготовки, с каким мы вошли в Афганистан, вступать в бой было просто безумием. Напомню общую систему боевой подготовки Советской Армии, которая сложилась в начале 70-х годов прошлого столетия. Примеры беру из собственной армейской жизни, на основе которых провожу факторный анализ боевой подготовки воздушно-десантных войск Советской Армии. Мои выводы неутешительны – советские войска пришли на афганскую войну по оказанию интернациональной помощи афганскому народу, не имея абсолютного опыта и практических навыков в противостоянии вооруженной оппозиции.
Вспомним организацию учебных занятий Советской Армии с главной составляющей – боевая подготовка! Что это такое? –Система мероприятий по обучению и воинскому воспитанию личного состава, слаживанию подразделений, частей, соединений вооруженных сил для ведения боевых действий или выполнение других задач в соответствии с их предназначением. Учебный процесс в армии организовывался на основе боевых уставов, курсов стрельб, вождения, наставлениях, приказах. Они были общими для Сухопутных войск Советской Армии. Это значит, что все рода войск, входившие в состав Сухопутных войск, учились стрелять, водить боевую технику по требованиям одних и тех же руководящих документов.
Основу 40-й армии составляли части и соединения, имевшие качество подготовки, которое отвечало сложившейся системе планов мирного времени. Каждые полгода обучения войск проводились итоговые проверки, результаты которых давали оценку степени боевой готовности и подготовки подразделений, частей и соединений. За хорошие результаты офицерский состав выдвигался на повышение, ему присваивались очередные воинские звания, досрочные – в том числе. Солдаты, сержанты срочной службы получали отпуска, благодарности, им присваивался знак «Отличник Советской Армии», за профессиональное мастерство – соответствующая классность, которая оплачивалась. Они удостаивались чести быть сфотографированными у развернутого Знамени части – особо отличившимся бойцам командование писало письма на Родину о добросовестном исполнении служебных обязанностей. Лучшим солдатам присваивалось воинское звание «ефрейтор». Сержантов повышали в званиях, должностях – шел размеренный ритм боевой учебы войск.
Части и соединения 40-й армии в боевом отношении соответствовали примерно одинаковому уровню подготовки, потому что постигали боевую подготовку на основании одних и тех же руководящих документов, учились стрелять и водить технику в одних и тех же условиях на однотипных полигонах и стрельбищах. Так же, как и по качественным показателям, они были одинаково не готовы к ведению боевых действий в современном бою. К слову сказать, система боевой подготовки Советской Армии в ее документальной части была выстроена четко и грамотно, но в ней не было главного: эффективной и реальной работы по планам боевой подготовки подразделений и частей. Армия варилась в собственном соку – хозяйственная деятельность захлестнула самые боевые по применению рода войск: стройки, хозяйственные работы, строительство материально-технической базы – стояли гораздо выше планов учебно-боевых занятий. Сводные роты и целые батальоны убывали на целину за тысячи километров, выключаясь на месяцы из общего цикла боевой учебы. Стрельбища, танкодромы, тактические городки зарастали травой, личный состав снимался с занятий и его бросали на восстановление учебных объектов.
Можно ли представить такое: в 1986 году парашютно-десантный батальон, которым я командовал, бросили на девять месяцев для строительства учебного центра «Поречье»? Батальон строил парк боевой техники, инфраструктуру учебного центра с раннего утра до позднего вечера. Мне, комбату, пришлось переквалифицироваться из боевого офицера, прошедшего в Афганистане все должности от командира разведывательного взвода до командира парашютно-десантного батальона – в начальника стройки, прораба, постигать строительные специальности. В это же самое время в Афганистане проводились крупнейшие боевые операции в районах Джелалабада, Асадабада, Кандагара, Герата, Кундуза, в провинциях Баглан, Каписа, Пактия.
Шла плановая замена офицерского состава в Афганистане, который в течение двух лет отдавал интернациональный долг, заменялись погибшие, раненые офицеры. Ко мне в батальон с войны возвращались, воевавшие в Афганистане командиры, но они, вместо того, чтобы учить личный состав науке войны, передавать свой богатый опыт, валили с солдатами лес, строили капониры. А мои молоденькие, после училища лейтенанты, прямо со строительных площадок учебного центра уходили в бой афганской круговерти без учебных сборов, занятий, передачи боевого опыта офицерами, прошедшими Афган. Что мешало командованию ВДВ собирать в Фергане офицеров, которые шли по замене, для обучения тактике действий в горной местности, практике организации боя, взаимодействия, связи, корректировки огня артиллерии, наведения авиации? При этом советские войска в Афганистане несли огромные потери: в 1986 году за афганскую революцию сложили головы 1333 солдата и сержанта, в том числе – 216 офицеров.
Но боевой подготовки как не было, так и нет. Если раз в месяц парашютно-десантные роты выезжали на стрельбище, директриссу выполнять практические стрельбы из вооружения боевой машины, стрелкового оружия – было очень здорово. С вождением боевых машин и того хуже – механикам-водителям, офицерскому составу катастрофически не хватало практики вождения БМД-1 по упражнениям «Курса вождения машин».
Боевая группа машин стояла в режиме консервации длительного хранения. Это значит, что только по субботам в парково-хозяйственные дни, механики-водители приходили в парк со старшим техником роты и тряпочкой протирали броню от пыли. Все! Учебно-боевая группа машин была, как правило, в разбитом состоянии – постоянно требовала ремонта и обслуживания.
Вот пример! Как проходил день учебно-боевых занятий в 108-м парашютно-десантном полку? Утром – развод личного состава. Комбат перед строем батальона с начальником штаба проводит расчет рабочих команд: вначале – по списку штаба полка, затем по плану батальона, рот. Рабочие команды уходили на всевозможные работы в части и за ее пределы. В строю оставался личный состав, заступающий в наряд, больные. Ушлые ротные, в лучшем смысле этого слова, шли на все, чтобы «выкрутить» бойцов для привлечения к занятиям. Мои друзья, однокашники по училищу, Шура Бобков, Володя Тенигин, Шура Базаров – так и делали. Комбат Видякин Виталий Феофанович, умнейший и знающий дело командир, замечал, конечно, своевольства, но делал вид, что не обращал внимания, понимая, что ротные командиры шли на все, чтобы подтянуть личный состав к проверке.
Даже те занятия, которые нам удавалось организовать, проводились наспех по упрощенным схемам. В итоге – цели и задачи занятий не достигались, сколачивания подразделения в боевом отношении не отвечало требованиям боевых уставов. Только перед итоговыми испытаниями нами кое-как обозначалась боевая подготовка, чтобы как-нибудь сдать дисциплины, выносимые на проверку. Потом опять: занятия в сторону – хозяйственные работы на первом месте. Усиленная парашютно-десантная рота вообще выводилась из системы занятий на учебный период и становилась рабочим подразделением. Кстати, она официально отдавалась приказом по дивизии, то есть, все делалось официально по согласованию с командованием ВДВ.
Отсутствие реальной боевой подготовки так же разрушало воинскую дисциплину, личный состав расхолаживался, что порождало проявления «дедовщины» в самой уродливой форме – терялась слаженность воинских коллективов. Ежесуточные внутренние наряды, гарнизонные отвлекали от учебного процесса львиную долю солдат и сержантов. В Каунасе, в 108-м гвардейском парашютно-десантном полку, ежесуточно во внутренний и гарнизонный наряд заступал целый парашютно-десантный батальон. Вот вам и боевая подготовка – стройки, наряды. Напомню, Воздушно-десантные войска – резерв ставки Верховного Главнокомандования, применяемый для кардинального изменения обстановки в оперативно-стратегических операциях – войска готовности №1.
Теперь несколько слов об элите Воздушно-десантных войск – дивизионной разведке. Командуя разведывательным взводом 80-й отдельной разведывательной роты, мне приходилось неделями заниматься оборудованием стрельбища, директрисы в учебном центре «Лосвидо», выставлять мишенную обстановку. Днем разведчики напряженно работали по устройству объектов – ночью учились стрелять. Массу времени отнимали хозяйственные работы, которыми занималась разведка воздушно-десантной дивизии! Всем элитам – элита! Таким образом, степень боевой подготовки ВДВ, требования, предъявляемые к ней, желали быть гораздо выше и качественней.
Тем не менее, к командирам взводов, рот, батальонов командованием предъявлялись жесточайшие требования по ведению журналов боевой и политической подготовки. Как их проверяли! Сколько офицеров пострадало за их несвоевременное заполнение! Как политработники рушили карьеры командиров рот, батарей, батальонов, дивизионов! Ну не было занятий, потому что личный состав занимался стройками, хозяйственными работами, оборудованием стрельбищ, директрис, а журналы командиры должны были заполнять по темам занятий из расписаний на неделю, как будто занятия проводились на самом деле. То есть, имела место системная фальсификация учета боевой подготовки подразделений. Знало ли положение дел командование дивизии? Конечно, знало, спуская очередной расчет рабочих команд командирам частей.
Анализируя боевую подготовку ВДВ 70-х годов, я хочу отметить следующее – многого не хватало нам, чтобы быть по настоящему самодостаточным родом войск. С одной стороны, явный переизбыток воздушно-десантных соединений в составе Советской Армии. С другой, на их подготовку и оснащение современной техникой не хватало средств. Сам принцип боевой подготовки войск желал быть много лучшим – по сути и содержанию. Методика в обучении личного состава оказалась «замороженной» и слабо развивалась с доктриной применения ВДВ в современных боевых операциях. Обучение личного состава в системе боевой подготовки принимало откровенно показушный характер, что приводило к тяжелым последствиям. Страдала профессиональная подготовка командиров среднего тактического звена. Офицерский состав умел, конечно, нанести обстановку на карту: за противника – синим, за свои войска – красным цветом. Но рассчитать марш смешанной колонны подразделения от исходного рубежа до точки к примеру «А», могли далеко не все командиры. Не говорю уже о том, что подготовку ротных тактических учений с боевой стрельбой, с отработкой «вводных» задач на карте по рубежам, времени и задачам, способны были не многие комбаты.
Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище – прекрасная кузница офицерских кадров ВДВ, но и оно поддалось веянию показушной атмосферы. Полковник Колесников Петр Михайлович, старший преподаватель кафедры тактики, замечательным образом воспитывал в нас, курсантах, десантный дух (за что, клянусь, я благодарен ему и по сей день): боевой, непримиримый. Мы, выпускники последнего маргеловского выпуска 1978 года, одним парашютно-десантным взводом громили позиционные районы оперативно-тактических ракет «Ланс», «Першинг-1А», командные пункты 5-го, 7-го механизированных корпусов американцев в Западной Германии, кардинально меняли обстановку на театре военных действий. До сих пор мы гордимся славными победами на картах! Не забыли выпускники десантного училища и подполковника Черненко – выдающегося преподавателя кафедры тактики, способного взводом «шуриков» (это мы, курсанты), без поддержки «вертолёнтов», атаковать батальон «Хайматшюц».
Да, что там говорить – учения войск проходили по упрощенному варианту, занятия по предметам обучения не отличались эффективностью, качеством – проводились без учета опыта боевых действий в Афганистане. Командиры частей и соединений относились к занятиям по принципу «как бы чего не вышло», откровенно боясь происшествий, напрямую влиявших на дальнейший командирский рост. В войсках процветал карьеризм отдельной части офицерского состава, пришедшей к выводу – зачем терзать себя обучением и воспитанием личного состава, когда проще во время «колотнуться» перед начальством четким подходом, отходом и фиксацией. Проходило легко и срабатывало сколько угодно раз. Или того хуже: часть командиров отдавало дисциплину на откуп старослужащим солдатам, сержантам и в подразделениях начинался такой процесс обучения…
Другая же часть офицеров-работяг не всегда во время получала звания, должности, к которым они созрели давно, к ним приходило разочарование в службе, начинались неурядицы в личной жизни. Очень жаль многих способных к службе грамотных командиров, сломанных армейской несправедливостью. Так строилась боевая подготовка резерва ставки Верховного Главнокомандования – Воздушно-десантных войск, элиты Вооруженных сил Советского Союза. Что там говорить о мотострелковых, танковых и других частях и соединениях Сухопутных войск…
Давайте вникнем в еще одну элиту в составе вооруженных сил Советского Союза – подразделения специального назначения ГРУ Генерального штаба 70-х годов. На момент ввода в Афганистан в составе 40-й армии находилась одна рота спецназа ГРУ. К 1985 году, когда военному руководству Советского Союза стало совершенно понятно, что четыре года афганской кампании не принести желаемого успеха в борьбе с афганским сопротивлением, оно стало корректировать тактику действий. В связи с этим было сформировано три батальона, затем, 15-я и 22-я отдельные бригады специального назначения, имевшие в своем составе 8 отдельных отрядов специального назначения (ООСпН). 154, 177, 668, 334, 173 ООСпН образовали 15 ОБрСпН, а 370, 186, 411, 459 ООСпН – 22 ОБрСпН. С целью сокрытия факта участия в Афганистане сил специальных операций отряды специального назначения назывались отдельными мотострелковыми батальонами, что совершенно справедливо – дальше тактики действий мотострелковых подразделений спецназ не тянул – обыкновенная пехота в подходе к решению боевых задач. Сформированные наспех из разных мотострелковых частей, бригад (от чего спецназ назвали «солянкой»), подчиненных округам, они были совершенно не способны решать специальные задачи в афганских горах и пустынях.
Специальными операциями руководила оперативная группа «Экран» при штабе 40-й армии. Уровень подготовки специальной разведки в Афганистане соответствовал действиям мотострелковых подразделений в общевойсковом бою – не более того. По боевому применению они были ограниченно способны проводить специальные мероприятия в тылу противника. Принадлежность к ГРУ Генерального штаба, наивная «зашифрованность» напоминала детские игры в войну. Объясню, в состав гарнизона «Шахджой», которым мне довелось командовать в 1987-1988 гг., входил 186-й отдельный отряд специального назначения ГРУ Генерального Штаба (7 ОМСБ). Его сформировали в феврале 1985 года на базе 8-й отдельной бригады специального назначения Прикарпатского военного округа из личного состава двух бригад. 16 апреля 1986 года отряд прибыл в состав гарнизона «Шахджой» – 18 километров южнее уездного центра с одноименным названием для проведения специальных операций.
Особенностью гарнизона «Шахджой» являлось наличие автомобильных караванных дорог, ведущих из Пакистана в Афганистан: «Симурги», «Хонды», «Тойоты», «Мерседесы» пробили маршруты по полупустынной местности, поставляя оружие, боеприпасы из Пакистана отрядам вооруженной оппозиции. Использование фактора отсутствия в регионе советских войск на первом этапе пребывания в гарнизоне, позволило группе капитана Сергеева (выпускника 9-й роты РВДКДКУ 1977 г.) провести удачную операцию – спецназовцы Шахджоя первые в Афганистане захватили американские «Стингеры». Но дальше этого успеха дело не пошло. О «тайных операциях» спецназа, его полетах на вертолетах знали все «духи» в округе, что никак не способствовало решению специальных задач. Полеты «вслепую» в зоне ответственности без агентурного сопровождения задач не приносили результатов. Увидят «спецы» на маршруте полета трактор на тропке, «бурубухайку» – налетят, досмотрят, порвут электрооборудование и улетят. Ни системной разведывательной работы, ни организации добывания данных о противнике – все на авось. При этом спецназ нес потери, несоизмеримые с результатами боевой деятельности. В работе специальной разведки должна всегда присутствовать изящность, творчество, мысль, не стандартные решения. Если бы так воевали мы, разведчики 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, то комдивы Рябченко и Слюсарь закопал бы нас живыми. И поделом. Признаться, до тошноты насмотрелся я на бездарную работу «спецов», которая вызывала недоумение и разочарование. 1988 год, афганская война подходила к завершению, но они так и не научились быть подразделением специального назначения, от чего несли большие неоправданные потери. Отсутствие профессионализма офицерского состава, содержательной работы с изюминкой (они же были приписаны к спецназу), неспособность мыслить творчески, делало деятельность «спецов» малопродуктивной. Выпускники Киевского ВОКУ не смогли быть убедительными для боевых отрядов моджахедов.
Мне в спецназе все же нравился один очень важный момент – самостоятельность командира отряда (батальона) в принятии решений. Нам, комбатам ВДВ, самостоятельности как раз всегда и не хватало – над нами всегда довлела куча начальников и командиров. Казалось бы, есть все козыри для эффективной работы на результат, однако – нет. Вылазки «спецов» сопровождались большими потерями в личном составе, а «лихое» переодевание в афганскую форму для проведения налета на моджахедов приводило к гибели солдат без результатов операции. Командованию специальных операций не приходило в голову мысль – без агентурного сопровождения спецназ – легкая добыча для боевиков сопротивления, имеющих огромный опыт ведения партизанской войны.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ЗАМЕСТИТЕЛЯ КОМАНДИРА 7-Й ПАРАШЮТНО-ДЕСАНТНОЙ РОТЫ ГВАРДИИ СТАРШЕГО ЛЕЙТЕНАНТА ВЛАДИМИРА БУРМИСТРОВА: «На окраине Калата располагалась резидентура Главного Разведывательного Управления Генерального штаба Вооруженных сил СССР, поставлявшая информацию батальону спецназа ГРУ, находившемуся в Шахджое. По словам офицеров батальона, информация, поступавшая из Калата, почти никогда не подтверждалась и результатов не приносила…»
Вот вам оценка работы специальной разведки, добывающей информацию о противнике агентурным путем. Неудивительно, что спецназ действовал в слепую, по наитию: попалась машина с оружием – хорошо, нет, на это и суда нет. Но так быть не должно, мы это знаем. Далее вспоминает Владимир Бурмистров: «В начале марта 1987 г. провинциальный центр город Калат был атакован с нескольких направлений отрядами оппозиции. По тревоге поднялись спецназовцы в Шахджое и на броне ушли на выручку поставщикам информации. Низкая облачность не позволила поднять «вертушки», обеспечивающих боевую деятельность батальона ГРУ. Атаку душманов отразили без потерь и несколько дней простояли в Калате. Резидент ГРУ, находившийся в Калате, поставил вопрос перед своим руководством о собственной безопасности. В итоге было принято решение передислоцировать в Калат из Шахджоя 7-ю парашютно-десантную роту 317-го парашютно-десантного полка».
Из базового лагеря «Шахджой» 3-го парашютно-десантного батальона два взвода 7-й роты были переброшены для защиты разведывательного органа ГРУ, неспособного организовать получение информации о противнике. В то же самое время в Калате находились батальон ХАД, батальон «Царандой», имевшие свои источники информации о противнике, но они не использовались должным образом для работы на результат.
У меня до сих пор не укладываются в голове некоторые моменты: «спецы», при выполнении одного из заданий, снимаются с засады и уходят на базу, при этом оставляют спящим разведчика спецназа. Только в лагере вдруг обнаруживают – солдата «Петрова» нет. Позднее изуродованное тело разведчика найдут без признаков последнего героического боя, когда вокруг должно, по меньшей мере, валяться до десятка трупов врагов – пастухи просто забили спящего «рейнджера спецназа» камнями...
Или другой момент: как может работать разведывательная группа в тылу противника, которая не смогла заметить, как «духи» багром у одного из дувалов «без шума и пыли» выдернули и утащили одного из разведчиков спецназа? Было и такое…
Еще пример: притащили «спецы» однажды «духа», посадили его в землянку, выставили часового разведчика. Пленный ночью прокопал в песке тоннель и был таков, пройдя через все посты батальона специального назначения. Часовому повезло, а ведь мог проснуться с собственной головой под мышкой.
Абсолютный непрофессионализм командования 186-го отряда специального назначения в организации засадных действий. Разведывательная группа, захватившая машину с оружием, оказалась без сопровождения обеспечением и элементарного прикрытия. Утро следующего дня показало беспомощность командования отряда в решении специальных задач – разведчиков попросту бросили на съедение превосходящим силам противника. В результате – группа была уничтожена, враг надругался над телами убитых. Действия командира группы были абсолютно безграмотны – самонадеянность – не лучшее качество для разведчика.
Действия спецназа легко просчитывались противником, который работал на упреждение, уделяя огромное внимание собственной разведке, но спецназ не был готов действовать на равных и нес большие потери. Результатом слабого профессионализма специальной разведки явилась мараварская трагедия в апреле 1985 года, когда силами афганского сопротивления была уничтожена группа разведчиков 154-го отряда специального назначения в количестве 28 человек. Напомню, 154-й отряд спецназа – бывший «мусульманский» батальон, принимавший участие в штурме дворец Амина в декабре 1979 года.
Недавно по телевидению показали выступление офицера 154-го отряда, окончившего Московское общевойсковое училище. Замечу, славное военно-учебное заведение выпускало общевойсковых офицеров для командования мотострелковыми подразделениями – командиров пехотных взводов. Со слов экранного «короля спецназа», он, командуя разведывательной группой, выполнял задачу на территории Пакистана. Конечно, кроме улыбки, подобные заявления ничего не вызывают. Какой там Пакистан и зачем? У парня здорово развито ассоциативное представление своей значимости в рядах специальной разведки, что вызывает улыбку не только у меня, а целой компании разведчиков, обсуждавших телевизионную передачу рейнджера. Развеселил нас парень. Хотя попасть на территорию Пакистана он, действительно, мог, но только в одном случае – заблудился с группой в горной местности. Других причин просто нет – превентивные действия по уничтожению боевиков на сопредельной территории не имело ровно никакого смысла. Овчинка выделки не стоила. Что может сделать группа в 13-15 человек обыкновенной пехоты? Их нещадно били в своей зоне ответственности, а на пакистанской территории границу с Афганистаном контролировали ребята в черных беретах, это точно спецназ пакистанской армии.
Руководство сил специальных операций в Афганистане знало качество подготовки своих подразделений и никогда не ставило сложных задач. Спецназ выполнял рядовые операции по досмотру караванов и караванных маршрутов, проводил засадные действия на возможных путях перемещения оружия, боеприпасов, частично контролировал отдельные базовые районы сил сопротивления. Что здесь сверхъестественного? Подобные задачи выполнялись всеми разведывательными подразделениями мотострелковых частей и соединений. В апреле 1984 года на долгосрочной основе началась операция «Завеса», к которой были привлечены 11 мотострелковых батальонов с целью перекрытия караванных маршрутов на афгано-пакистанской границе. Обыкновенная пехота совместно с разведывательными подразделениями выполняла те же самые задачи, которые выполнялись силами специальной разведки.
Но вернемся к нашему герою: со слов «короля спецназа» его группа на территории Пакистана уничтожила ножами несколько человек боевиков. Скажу сразу: в спецназе ГРУ имела место похвальба друг перед другом – работали ножами. Нож в разговорном сленге «спецов» – нечто вроде фишки, но им, поверьте, надо вначале научиться колбаску резать – грамотно, а потом применять по противнику. У разведчиков ВДВ есть другое выражение – дешевый непрофессионализм. На самом-то деле работа в разведке строится без контакта с противником, если таковой не предусмотрен задачей. В этом-то и заключается главный смысл действий разведчиков в тылу противника! Ни в коем случае нельзя доводить ситуацию до необходимости – работать ножами, входить в контакт с противником на близкое, значит, опасное расстояние. Для этого нужна такая подготовка, которая спецназу ГРУ в те времена и не снилась! Просто это опасно для успеха выполнения боевой задачи и для группы в целом – никогда нет гарантии, что лихость приведет к положительному результату. Для таких действий есть ПБС: тихо, надежно, без суеты. Кстати, спецназ имел на вооружении приборы бесшумной беспламенной стрельбы к автоматическому оружию и пистолетам Стечкина, пожалуйста – работайте.
Но дальнейший рассказ бойца спецназа предвосхитил все наши ожидания. Мы долго давились от смеха и как анекдот рассказывали при встрече друг другу. «Король спецназа» с азартом рассказывал следующее: уничтожив боевиков ножами, он с группой отходил в район экстрадиции, при этом, как говорит рейнджер, он забыл карту с нанесенной на ней обстановкой и своей фамилией на пакистанской территории. Дорогие мои, кто имеет хоть какое-то представление о разведке, знает простую истину: на боевое задание в тыл противника карта командиром группы не берется, как не берется любая документальная составляющая, которая может сыграть на руку противнику в случае провала группы, опасность которого существует всегда. Разведчики на задании не имеют имен, званий, орденов – они тени, просто тени и больше никто и ничего. Ничто не должно говорить об их принадлежности к разведке, но рейнджеру спецназа я опять верю, он мог оставить карту с нанесенной обстановкой и своей фамилией. В Московском общевойсковом училище его готовили командиром пехотного взвода, учили оформлять карту за свои войска и войска противника. Он делал все правильно – только в разведывательном спецназе этого быть не должно. Командир разведчиков всю информацию держит в своей голове – такая работа.
В ВДВ это делалось так. За сутки до ввода в Афганистан, в Балхаше – на аэродроме «подскока», мне, командиру разведывательной группы 80-й отдельной разведывательной роты дивизии, начальник штаба полковник Петряков вручил совершенно обезличенную схему аэродрома. Сказал: изучи, Марченко, и запомни. Я представления не имел что это за аэродром, где он находится, мне было ясно одно – изучить его элементы как объекта захвата. Все. Так в разведке ВДВ решались профессиональные вопросы. Сам парень, «боец спецназа», молодец, в этом смысле к нему нет претензий. Есть задор, молодость, кураж – важные качества для разведчика. Его бы еще научить работе в спецназе, и было бы все отлично, но этим, видимо, никто не занимался в системе боевой подготовки подразделений ГРУ. К специальным операциям на территории Афганистана спецназ, с кем мне приходилось работать в боевых условиях долгое время, был не готов в силу своей профессиональной необученности. Впрочем, это не их вина…
ГЛАВА 15
Прогнившая система организации учебного процесса в Советской Армии не работала на оборону государства, строилась на «показухе» высшему командованию – образовалось болото, в которое попала боевая подготовка – ее загнало в угол покрытое плесенью высшее руководство Советской Армии. Летом 1983 года при проведении очередной «показухи» 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизии мне представилась возможность воочию увидеть высшее командование вооруженных сил Советского Союза. Рассказываю то, что видел своими глазами. На показные занятия в учебный центр «Казлу Руда» прибыли Министр обороны СССР Маршал Советского Союза Д.Ф.Устинов, начальник Генерального штаба ВС СССР Маршал Советского Союза Н.В.Огарков, начальник Главного политического управления СА и ВМФ генерал армии А.А.Епишев, командующий Объединенными вооружёнными силами стран – участниц Варшавского Договора Маршал Советского Союза В.Г.Куликов, поразившие нас, офицеров дивизии, своей физической немощью. Вот почему старческий маразм высших должностных лиц государства, партии, армии, неспособность их к творческому мышлению привел в тупик обороноспособность великой страны! Хорошо Рейган «пошутил» с программой «звездных войн», ох, пришлось бы нам непросто …
70-е годы – разгар «холодной войны», Советская Армия могла серьезно потрясти военным кулаком в виде Ракетных войск стратегического назначения, атомным флотом, способным патрулировать вдоль берегов Америки и стратегической авиацией, совершающей облеты зон экономических и военных интересов СССР. Вот три кита, на которых держалась обороноспособность СССР. Сухопутные войска Вооруженных сил были оснащены новейшей техникой, вооружением, способными сдерживать мощь НАТО и других военно-политических блоков. Не было недостатка в количестве и качестве вооружений, боевой техники, имеющей возможность быть надежным щитом мирной жизни граждан Советского Союза. В штабах всех уровней были отработаны планы боевой готовности, учебы войск, составлены графики проведения учений, стрельб от взвода до военного округа. К документальной части планирования процесса боевой подготовки в Советской Армии не могло быть никаких претензий – все было расписано по нотам. Только боевая подготовка в войсках проводилась от случая к случаю. Насыщенность занятий по часовой отработке дисциплин, выносимых на обучение, не соответствовала качеству и требованиям времени: Советскую Армию захлестнули хозяйственные и строительные работы. Офицерский состав в звене взвод-батальон терял методические навыки эффективного проведения занятий, что приводило к дисквалификации командного состава, участвующего в непосредственном обучении личного состава подразделений. Офицерский состав терял практику в организации проведения учений, в выполнении практических стрельб из вооружения боевых машин, вождения техники. Инструкторские и методические занятия проводились для «галочки», не отражая реального положения дел в частях и подразделениях. В то же время, офицерский состав, в самом прямом смысле слова «политические рабочие» загоняли на учебу по вечерам в институты марксизма-ленинизма, некоторых по нескольку раз подряд. Вашего покорного слугу в том числе: я дважды окончил институт марксизма-ленинизма при Каунасском доме офицеров.
После окончания командного факультета Академии имени М.В.Фрунзе на должности заместителей командиров полков, начальников штабов, командиров полков приходили офицеры, не представлявшие объем подготовки и проведения ротных, батальонных тактических учений с боевой стрельбой. Вспоминается командир 108-го гвардейского парашютно-десантного полка в 1982-1983 гг. подполковник Ильин – огромный специалист по уборке территории и в подстрижке травы на газонах. Он мог легко приказать покрасить краской жухлую траву в зеленый цвет для встречи командующего, но вот как организовать учебный процесс полка – для него было неразрешимой задачей. Когда этот же самый полк возглавил гвардии подполковник Халилов Вячеслав Салихович, в тех же самых условиях, боевая подготовка полка стала приоритетной в деятельности части воздушно-десантных войск. Замечательный командир, офицер и человек, Вячеслав Салихович Халилов, поставил учебный процесс полка таким образом, что учебные центры Каунасской воздушно-десантной дивизии «Казлу Руда», «Гарлява» стонали день и ночь от практических стрельб. Когда гвардии подполковника Халилова назначили заместителем командира дивизии, и он стал отвечать за боевую подготовку соединения – уже рыдал учебный центр «Поречье», где на батальонных учениях с десантированием, боевой стрельбой обкатывались части соединения по полной программе. Именно в его командование полком 2-му парашютно-десантному батальону 108-го парашютно-десантного полка доверили проведение показательных учений с боевой стрельбой на БМД-2 для Министра обороны СССР Д.Ф.Устинова, начальника Главного политического управления СА и ВМФ А.А.Епишева, начальника Генерального штаба ВС СССР Н.В.Огаркова. Были показаны отличные действия батальона под командованием гвардии майора Видякина Виталия Феофановича, у которого мне посчастливилось быть заместителем. Личный состав батальона получил благодарность Министра обороны СССР – лично мне никогда не забудутся месяцы насыщенной боевой учебы.
Приведу другой пример: Литовская ССР, Алитус, 97-й парашютно-десантный полк. Для организации и проведения боевой подготовки в полном объеме работает директриса боевых машин, стрельбище, танкодром, рядом с частью находится аэродром, площадка приземления. В суточный наряд заступает всего лишь парашютно-десантный взвод – лучших условий для того, чтобы ковать боевую подготовку, не было во всех ВДВ. Командир полка подполковник Пурин организует прекрасный процесс боевой учебы по батальонно: комбат готовит недельный план боевой учебы, выносит его на утверждение командиру и целую неделю – день и ночь, батальон занимается боевой подготовкой. Командир полка на высочайшем уровне проводит методические занятия с офицерским составом части: учит комбатов искусству отработки ротных, батальонных учений на карте, где отрабатывается взаимодействие подразделений с учетом изменения обстановки. Затем, вводными установками наращивает условия выполнения задачи, которые привязывает к действию подразделения, обозначавшего «противника». С удовольствием я вспоминаю насыщенный процесс боевой подготовки в 97-м парашютно-десантном полку в период 1984-1985 гг., когда частью командовал гвардии подполковник Владимир Пурин. В 1985 году Владимир Николаевич уходит в Афганистан, на его место назначается майор Евгений Минаев. Что началось… Во-первых, на должность командира полка был назначен офицер, который очень отдаленно представлял, что такое вообще боевая подготовка, потому что ни до академии, ни после ее окончания он с ней никогда не встречался. Во-вторых, отработанный предыдущим командиром процесс боевой учебы полка подменяется хозяйственными работами, строевой подготовкой. Вот, где Минаев был на коне!!! Что там Маршал Советского Союза Жуков! Строевая подготовка стала приоритетом в «боевой» учебе. Командир полка с утра выходил на перекресток дорог на территории части и часами стоял, принимая отдание воинской чести, проходящих мимо него, военнослужащих. Он млел, испытывая оргазм от того, как офицеры, солдаты "рубили" строевым шагом, прикладывая руку к головному убору. Строевая подготовка! Он мог о ней говорить часами, сутками, но чтобы появиться на директрисе боевых машин, стрельбище – никогда. Он боялся боевой учебы, не знал ее и не хотел ею заниматься. Вскоре его сослали советником в Афганистан "советовать" афганской армии, как воевать с душманами. Теперь мы понимаем, кого, зачастую, отправляли в Афган и Африку "советовать"?
Вот несколько примеров, когда при равных, казалось бы, условиях одни командиры были способны решать вопросы боевой подготовки, другие – совершенно нет. Не беру на себя ответственность упрекать всех командиров частей в их неспособности организовать процесс боевой учебы, но система боевой подготовки Советской Армии к началу афганских событий деградировалась и покрылась плесенью. Командиры частей – продукт системы армии, неспособной готовить войска для укрепления боевой мощи страны, учить тому, что необходимо на войне. Только самородки от бога могли процесс боевой учебы войск поддерживать на должном уровне. Афганистан явился мерилом оценки в способности армии действовать в бою, открыл глаза многим военачальникам на то, что мы были не в состоянии вести боевые действия грамотно и умело – нам некогда было учиться.
Введенные в Афганистан 5-я, 108-я и 201-я мотострелковые дивизии до марта 1979 года были кадрированного состава, они занимались хозяйственными работами, вообще не представляя, что такое боевая подготовка. Единственное полноштатное соединение в составе 40-й армии, воевавшее в Афганистане с первого и до последнего дня – 103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия, на примере которой я показал степень и качество проводимых занятий по боевой подготовке. Поэтому боевое мастерство, слаженность подразделений при действии в горной местности приобреталось нами непосредственно в боевых условиях и слава советским солдатам, офицерам, самоотверженно выполнившим воинский долг в жесточайших условиях навязанной войны!
Теперь немного о личном составе, находившегося в запасе. Контингент граждан, находившийся в запасе, был приписан к воинским частям. По мобилизационным планам военных комиссариатов он в указанные сроки обязан был прибыть на сборные пункты для дальнейшего убытия в действующие части. Далеко ходить не будем – в конце декабря 1979 года в среднеазиатских республиках была проведена мобилизация приписного состава и в составе вышеуказанных мотострелковых дивизий брошена через Саланг и Кушку в Афганистан. На марше по горным хребтам Гиндукуша они подверглись огневому воздействию мятежных отрядов оппозиции, понесли потери – 10 человек убитыми, 6 ранеными, проявив полную неспособность к оказанию элементарного сопротивления. Страшная и жалкая картина представилась нам в Кабуле 28 декабря 1979 года после завершения военного переворота в стране – оборванные, грязные сорокалетние мужчины (узбеки, таджики, туркмены) в крови и бинтах, шинелях образца 41-го года сидели на поле Кабульского аэродрома и беспомощно плакали, думая, за что же Аллах придумал им такие испытания. Абсолютная неспособность призывного контингента решать боевые задачи повергла в шок руководство армии, оперативную группу министерства обороны.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ НАЧАЛЬНИКА РАЗВЕДКИ ВОЗДУШНО-ДЕСАНТНЫХ ВОЙСК (НА МОМЕНТ ВВОДА СОВЕТСКИХ ВОЙСК – НАЧАЛЬНИК ШТАБА ОПЕРАТИВНОЙ ГРУППЫ ВДВ В АФГАНИСТАНЕ) ГВАРДИИ ПОЛКОВНИКА А.В. КУКУШКИНА: «108-я гв. МСД совершила шестисоткилометровый марш по высокогорному маршруту в зимних условиях. Только что отмобилизованные части дивизии мало походили на советское войско. Вид большинства призванных солдат был отвратительным, жалким и не вызывал к ним никакого уважения. Мобилизованные отцы многодетных узбекских и таджикских семей меньше всего походили на бравых солдат, прибывших оказать интернациональную помощь афганцам. Уверен, что большинство, отягощенных мыслями о покинутых семьях, так и не поняли, зачем привезли их в эту аллахом забытую страну».
Комментировать нечего, боль фронтовика, награжденного шестью боевыми орденами, очевидна. До чего надо было довести Советскую Армию, чтобы увидеть ее такой, какой увидели мы ее в афганских событиях! К марту 1980 года была проведена замена 33 тысяч рядовых, сержантов запаса – военнослужащими срочной службы. Это был печальный итог системы боевой подготовки Советской Армии, когда реальные условия боевых действий парализовали волю граждан страны, призванных из запаса, привели в полную неспособность решать простейшие задачи совершения марша.
Военные комиссариаты по мобилизационным планам призывали граждан страны, находящихся в запасе, для повышения боевой выучки, подготовки, изучения, поступавшей в войска новой техники и вооружения. Реально же всех бросали на уборку урожая, хозяйственные работы, а военкоматы ставили отметки о проведенных мероприятиях, касающихся вопросов мобилизационной готовности страны. На самом деле – никакой отработки вопросов обороноспособности с гражданами страны, находившимися в запасе, не проводилось. Ну, кто этого не знает?
Контингент советских войск в Афганистане не был готов к ведению боевых действий в горной местности, зеленых массивах, полупустынях. Огромное количество техники, вооружения не могло быть инструментом победы в бою, потому что невозможно использовать боевой потенциал частей и подразделений на полную мощь в условиях общевойскового боя в горах. Тяжесть боев легла на плечи солдат, офицеров – отважных рабочих войны. В самом бою было поздно учиться войне, на ней, чтобы побеждать, надо было уметь воевать. Огромные неоправданные потери – закономерный итог боевых столкновений с коварным и жестоким врагом. Да! Мы могли охранять себя, объекты, но никак не воевать, потому что мы этого не умели делать.
К началу 70-х годов в Советской Армии прочно установилась порочная практика: учения, занятия, практические стрельбы, вождение боевых машин проводить по принципу перестраховки. Это явление подменило главный принцип подготовки армии к защите Родины – «учиться военному делу – настоящим образом». Как будто в насмешку, система подготовки войск строилась на методически грамотно оформленных конспектах командиров взводов, рот, батальонов. Жесткая требовательность к заполнению, правильному ведению журналов боевой подготовки подразделений никак не сочеталась с реальной отработкой учебно-боевых задач по дисциплинам обучения. Произошла подмена понятий в достижении результатов боевой подготовки командным составом всех степеней.
Начальник Генерального штаба Вооруженных сил России генерал армии Макаров недавно по телевидению сказал следующие слова: «Выросла целая плеяда полковников, даже генералов, которые за всю службу не провели ни одного занятия, ни одного учения». Вот вам реальная оценка боевой подготовки армии, прошедшей после Афгана две кампании по наведению конституционного порядка в Чечне. Военачальники сегодняшних дней имеют мужество признать проблемы боевой подготовки Российской армии, но в 70-80-е годы прошлого столетия советским полководцам такие мысли в голову не приходили.
Сержантский состав перестал играть роль младших командиров, непосредственно отвечавших за подготовку солдат в повседневной жизни. Сержантское звено было выбито из командирской среды, что стало главной проблемой армии, привело к искривлению дисциплинарной практики – «дедовщине». Надо же понимать, что сержанты постоянно находятся с личным составом: днем, ночью, на занятиях, внутреннем наряде – вся теневая жизнь казармы у них на глазах. Поверьте на слово, шесть лет я был сержантом и проходил службу в должностях сержантского состава в Советской Армии и Рязанском высшем воздушно-десантном училище. Сержанты о своих подчиненных знают все: сильные и слабые стороны, кто и как спит, дышит, кушает – они способны объективно влиять на успешное решение задач боевой подготовки, воинской дисциплины. Кто не знает, скажу: казарма имеет две стороны жизни – днем и ночью. Это два отличных друг от друга мира, где проходит служба солдат разных призывов, национальностей, способностей к выполнению воинских обязанностей. Днем, под руководством офицерского состава, ни шатко, ни валко проходили занятия, разного рода работы, подготовка суточного наряда. В целом, поддерживались вопросы воинской дисциплины, правил порядка, субординации. Ночью же, после отбоя, многим солдатам младшего призыва не хотелось жить – в подразделениях начиналось откровенное издевательство: нанесение ударов – не в лицо, будут синяки, в грудину, почки, печень. Не дай бог молодой солдат не в состоянии выполнить элементарную программу физической подготовки молодого бойца – «висеть» ему на перекладине до утра. В отдельных подразделениях подобная практика продолжалась едва ли ни каждую ночь.
Молодых солдат «деды» учили, как «на самом деле надо служить», давали личному составу установку на любые действия. Молодежь управляема в состоянии страха, сержанты, наблюдая картину издевательств, унижений, зачастую, сами участвовали в дембельских оргиях. Политработники такое состояние дисциплины в подразделениях называли искривлением дисциплинарной практики, неуставными взаимоотношениями, «дембелизмом», при этом, совершенно не понимая, что сами же порождали подобные явления в армейской среде. Таков итог потери младших командиров в армии к началу 70-х годов.
Сержанты взвода, роты – гарант добрых отношений в воинском коллективе, но для этого необходимо было в корне менять систему подготовки сержантского состава, начиная с отбора кандидатов в учебные подразделения, заканчивая воспитанием. Во времена великого полководца Георгия Жукова сержанты были костяком армии, Маршал Советского Союза понимал, сержантский состав – цементирующая сила воинского коллектива, на нем держится дисциплина, порядок, моральный дух подразделения. Сейчас немедленно надо вернуться к подготовке сержантов при действующих частях, создать учебные подразделения, полковые школы сержантского состава, где будущие младшие командиры до обеда должны заниматься теоретической подготовкой, после обеда – работать с солдатами разных призывов. Не иначе. Никакие централизованные учебные центры не станут кузницей подготовки младшего командного состава, потому что выпускники центров будут страшно далеки от солдатских казарм. Дышать воздухом казармы надо каждый час, день, ночь – без такой закалки деятельность сержантского состава обречена на провал.
В начале января 2009 года был обнародован Указ Президента Российской Федерации, устанавливающий новую численность Вооруженных сил России. В этом приказе отдельной строкой прописано: Министерством обороны РФ определены шесть высших учебных заведений, где на профессиональной основе будет проводиться подготовка младших командиров для Вооруженных сил России. Уже в феврале 2009 года из солдат-добровольцев и военнослужащих запаса сформируют группы по 100 человек в Санкт-Петербургской Военно-космической академии, Московском высшем военном командном училище, Рязанском высшем воздушно-десантном командном училище, Рязанском военном автомобильном институте, Военном институте физической культуры и Омском танковом инженерном институте. Будущих сержантов-профи решено обучать по специальной программе, рассчитанной на 2,5 года. После окончания учебы сержанты-контрактники получат диплом о среднем специальном образовании, и будут руководить воинскими коллективами на профессиональной основе. Дай бог, чтобы это случилось быстрей, события, связанные с грузино-осетинским конфликтом в августе 2008 года, показали большие проблемы Российской армии в вопросах реагирования на агрессию в жестком режиме.
К 70-м годам из Советской Армии уволились последние офицеры-фронтовики, способные воспитывать и обучать солдат, сержантов срочной службы тому, что необходимо на войне. Пришедшие на смену фронтовикам выпускники военных училищ, получившие среднетехнические и средне-специальные образования (высших училищ было не много) не имели опыта военной службы. Приходили в войска лейтенантами и только там начинали «в живую» работать с солдатами, не имея практического опыта. Они отставали в подготовке от своих предшественников, фронтовиков, кстати, имевших в войсках огромный авторитет среди личного состава, и не могли дать солдату необходимых навыков военной профессии. Солдатские коллективы чувствовали несоответствие в подготовке офицерского состава и включали солдатскую смекалку, которая работала не только на успешное выполнение поставленных задач, но и на то, как отлынить от них. Поговорка «солдат спит – служба идет» постепенно подменяла основную задачу армии: учиться войне настоящим образом, и в солдатской среде постепенно приобретает привлекательный оттенок. «Королями казармы» становятся каптеры – особо приближенные к командирам и старшинам подразделений солдаты. Им доверяются ключи от каптерок, подсобных помещений, которые они с особым шиком демонстративно крутят на указательном пальце. Каптер отличался по форме одежды, прическе, по особой походке. Он уважаем демсоставом роты, даже если младше по призыву, потому что по ночам он открывает каптерку «дедам» для подготовки «дембельских парадок», альбомов, «воспитания» молодежи, пьянства. Если бы знал офицерский состав роты, что происходило ночами в каптерках их подразделений! Мне, прошедшему все сержантские должности подразделения, можно написать об этом отдельную книгу. Каптерка – особый мир со своими законами. Зайти солдату в нее непросто – для этого существовал целый ритуал, но об этом в следующий раз.
Почетными становятся свинари подсобных хозяйств частей, солдаты, обеспечивавшие инфраструктуру военных городков – теневые бойцы Советской Армии, игравшие в системе боевой подготовки черную роль: сослуживцы несли за них службу, сдавали проверки, совершали прыжки с парашютом. Эта «привилегированная» категория становится особой «кастой» армии. Если вам доводилось видеть уволившихся в запас солдат, разодетых в ярко петушиный вид, с множеством «гирлянд» на худых груденках, знайте – это каптеры, свинари, сантехники – особо приближенные к отдельным командирам солдаты.
Во второй половине 60-х годов из армии уволились последние сержанты, окончившие полковые школы младших командиров, которых готовили настоящие фронтовики, прошедшие Великую Отечественную. Взамен полковым школам пришли «учебки», наспех готовившие сержантский состав для войсковых подразделений – полгода кое-какой подготовки и в действующие подразделения. Обучение сержантского состава проходило в отрыве от практической работы с солдатами разных призывов. Стажировка курсантов учебных подразделений в строевых частях, если таковая предусматривалась планом подготовки, существовала только для того, чтобы показать будущему сержанту живого солдата – не более того. Новоявленные сержанты приходили в войска, где командиры взводов и рот вынуждены были говорить: «Забудьте то, чему вас учили в «учебке» и делайте так». Процесс обучения начинался по новой программе, в которой солдаты первого года службы были подготовлены куда лучше, чем младшие командиры, окончившие учебные подразделения. Программа адаптации сержантского состава, чтобы придать ей какое-то оправдание, получила название: «Ввод младших командиров в строй». Так начиналась подмена одних понятий – другими, а в целом, сержантам уже не доверял офицерский состав. Постепенно сержантский состав подразделений перестал играть роль непосредственных командиров солдат, терял на глазах уважение, значимость в воинских коллективах. Младшие командиры сливаются в единую массу с рядовыми солдатами – звено сержантов существует только в штатном расписании рот, батальонов, полков и не приносит положительной динамики в вопросах боевой подготовки, воинской дисциплины.
Молодые лейтенанты, командиры взводов, окончившие военные училища, также не блистали своей подготовкой, их деятельность вынуждены были подменять командиры рот, а ротных страховали комбаты. Образовался порочный круг, разорвать который армия не может до сих пор. Офицеры, окончившие военные училища, в основе своей, имели недостаточную подготовку, были не способны являться инструментом наведения порядка в подразделениях. Они чувствовали свою беспомощность в вопросах боевой подготовки, решения проблем воинской дисциплины, что приводило к самоустранению от выполнения должностных обязанностей. Вакуум заполнялся нерадивыми солдатами, сержантами, которые вводили свои понятия о воинской службе. Таким образом, в Советской Армии произошла разбалансировка в командном звене взвод-батальон в подходах воспитания личного состава, что резко снизило принципы боевой подготовки, ее качество, эффективность.
В 1969 году Советская Армия перешла на двухгодичный срок действительной военной службы. Старший призыв дослуживал третий год, на смену ему пришли солдаты, которым предстояло служить два года, что вызвало резкий перепад отношений между разными призывами воинских коллективов. Реформа привела к тому, что воинская дисциплина в войсках серьезно пошатнулась за счет падения качества боевой подготовки – разница в призывах в вопросах физического развития, общей подготовки солдат слишком бросалась в глаза. В системе проведения занятий по предметам обучения «двухгодичники» явно уступали тем, кто дослуживал третий год. Старослужащие солдаты, естественно, стремились к быстрому увольнению в запас, для чего требовались отличные результаты отделения, взвода, роты – старший призыв подтягивал молодежь. Днем для «совершенствования» качества боевой подготовки времени не было, но после отбоя, когда офицерский состав уходил домой (когда должна начинаться работа сержантов), молодые солдаты оставались в полном распоряжении старослужащих вояк. Ночная казарма превращалась в «спортивный городок», «стрельбище», «танкодром». Для пущей убедительности к «непонятливой» молодежи применялись пинки, подзатыльники. На первом этапе – «за дело». Младший призыв подобной методике воспитания вынужден был подчиняться. Дембелям важен был конечный результат: подтягивание на перекладине нужное количество раз, выполнение временных нормативов в беге, уверенная стрельба по упражнениям, несение службы во внутреннем наряде. Под страхом зуботычины молодежь из кожи лезла вон, чтобы прийти к нужной личной подготовке, которая достигалась в ходе ночных занятий. Кстати, для многих офицеров, такое положение дел не являлось секретом и даже поощрялось: командиру взвода, роты был важен итог боевой учебы – повышение в должности, получение очередного звания, в том числе, квартиры – зависело только от успехов в боевой и политической подготовке.
Призванные на действительную военную службу солдаты, в течение первого года службы овладевали необходимыми теоретическими и практическими навыками, которые позволяли сдавать проверки, проводимые в войсках два раз в год. Общий результат взводу, роте, батальону определяла общая оценка за подразделение, которая складывалась из результатов каждого военнослужащего. Это значит, личный состав срочной службы должен был успешно сдавать дисциплины, выносимые на проверку: один за всех и все за одного – лучше не выразить мысль. Отдельные командиры подразделений, в силу отсутствия навыков, опыта работы с личным составом, возможной лености не могли быть наставниками в подготовке личного состава к проверкам. Они перепоручали подготовку молодого пополнения к итоговым испытаниям дембельскому сообществу – все работали на результат, не взирая на издевательства, мордобой, унижения младшего призыва. Действительно, результат имел место, за ним шли повышения в должности, очередные воинские звания офицерам, увольнения в запас в числе первых партий – старослужащим солдатам, но какими методами все это достигалось, можно только догадываться.
Дальше – больше, демсостав, понимая «значимость» своего положения в воинских коллективах, при определенных обстоятельствах, давал понять офицерам подразделения, что успех взвода, роты зависит исключительно от их действий. Стоило только командирам приводить дембелей к порядку, что называется, «строить», ставить на место, сплоченная кучка старослужащих солдат давала негативную установку подразделению и ближайшая проверка, показные занятия проваливались с треском. Командира роты снимали с должности, задерживали звание, отправляли в забвение – в подразделении правили бал дембеля. Многих офицеров ожидала подобная участь, ломала судьбы – жизнь бросала на дно армейского водоворота. Министерство обороны СССР, Главное политическое управление Советской Армии и ВМФ владело ситуацией положения дел в войсках. Командному составу армии постоянно доводились приказы о случаях издевательств над военнослужащими младших призывов, а на этой почве самострелов, дезертирств – «дедовщина» в вооруженных силах страны процветала, приобретая новые формы искривления.
В обычные дни служебной деятельности офицеры в 18.00 заканчивали службу, личный состав оставался в расположениях под руководством сержантов. В казармах начиналась другая жизнь, законы, понятия. В средине 70-х годов в подразделениях и частях вводится дежурство ответственных офицеров, в задачу которых входил контроль личного состава до проведения вечерней поверки, отбоя. Повседневная офицерская служба, учения, проблемы семейного быта, мат перемат старших командиров и без того влияли на психику молодых офицеров – нормальных советских парней. Многие имели семьи, детей, но вечная неустроенность дальних гарнизонов постоянно преследовала служивых людей: жены в военных городках и базах сидели без работы, не находили применения в реализации жизненных планов, интересов. Мужья большее время находились на службе, отдавая себя выполнению воинского долга. Вследствие разных причин происходило непонимание в отношениях супругов, раздражение, разочарование – семьи распадались. Свободное время офицеров не изобиловало разнообразием – алкоголь во все времена «успешно» решал многие проблемы службы, быта, семьи. Ломались от водки замечательные командиры, офицеры, просто люди, чьей работой была профессия защищать Родину. Их перемалывала система, установившаяся в армии, государстве, которая, в конечном итоге, привела к распаду великой страны.
«Институт ответственных офицеров», конечно, не мог решить возникших проблем: зараза «дедовщины» расползалась по армии. Тем более, нехватка призывного состава в вооруженные силы привела к необходимости призыва на действительную военную службу категорий граждан, отбывших наказание в местах не столь отдаленных. Зоновские законы в той или иной извращенной форме переносятся на армейские коллективы. Оставление воинских частей, дезертирство, самострелы, расстрелы в казармах, караулах обидчиков молодых солдат становятся отдельной строкой в отчетах политработников. Молодежь боится идти выполнять воинский долг в вооруженные силы страны – появляется новая тенденция призывной части молодежи – «косить от армии».
Для советского комсомольца 70-х годов не попасть на службу в армию, пусть даже по медицинским показателям, было немыслимым положением – легко могли записать изгоем в рабочем коллективе, в учебной аудитории. Да, что там изгоем? Девчонки таких парней презирали, не дружили. Служба в Советской Армии была престижным явлением в жизни советского человека. Каждый гражданин страны советов гордился тем, что был защитником Отечества и носил это почетное звание с гордостью, честью, достоинством. Сформировавшаяся система уродливых отношений между разными призывами воинских коллективов прямым образом влияла на морально-психологическое состояние призывной молодежи, общество, обороноспособность страны в целом.
В начале 70-х годов в Вооруженных силах страны был введен институт прапорщиков, который должен был поднять профессиональную основу армии, в которую поступало современное вооружение, техника. В соответствии с военной доктриной советского государства перед защитниками Отечества ставились более глобальные и широкие задачи. Я с великим уважением отношусь ко многим прапорщикам, с кем сводила меня двадцатилетняя служба в армии, у многих из них я учился армейским премудростям в самом лучшем смысле этого слова. Но общее положение прапорщиков в системе Вооруженных сил, конечно, желало быть лучшим: не прошло и полгода, страну захлестнули анекдоты про прапорщиков с одним погоном на плече, больше, чем про Чапая и Анку. Так появился образ прапорщика Задова, завершившего служебный путь в российской армии. Дальше нет смысла рассказывать: армия потерпела очередную неудачу в стремлении поднять престиж, боеготовность, уважение народа.
После вывода советских войск из Афганистана я получаю частые приглашения для выступлений перед разными аудиториями: от зоны для малолетних преступников, общества глухонемых – до школьных классов, гимназий, аппарата чиновников. В ходе этих встреч и бесед довольно часто слушатели задают мне один и тот же вопрос: нужно ли было Советской Армии входить Афганистан? На что со всех трибун отвечаю: «А где бы мы еще учились воевать?» В военно-политическом противостоянии двух мировых систем карты пали на Афганистан, такой расклад положения дел не имел принципиального значения – Советской Армии нужна была военная площадка, на которой она должна была учиться воевать. Да простит меня бог, не потому, что я кровожаден или ограниченному контингенту был важен исход афганской революции, а потому, чтобы «протащить» часть своей армии через горнило боевых действий, получить реальную практику ведения боевых операций. Сложившиеся положение дел в Советской Армии привело к суровой необходимости обучения командиров организации современного общевойскового боя, в приобретении умения войск сражаться в настоящем бою, когда свистят пули и рвутся снаряды. Господа, несогласные со мной, напоминаю: на дорогах Российской Федерации только за один 2007 год в автокатастрофах погибло 33963 человека. За 9 лет афганской войны мы потеряли 14453 своих защитника, но там мы хоть чему-то научились на этой войне, опыт которой пригодился российской армии в наведении конституционного порядка во множестве «горячих» точек. Так, где же война, объясните народу?
Продолжение следует...
ГЛАВА 16
Анализ военно-политической обстановки первых месяцев пребывания ограниченного контингента советских войск на афганской земле, приводит к следующему заключению – Бабрак Кармаль принял решение использовать ресурс 40-й армии на полную мощь. Советским товарищам, окружавшим его, он указал на тех, кто является врагом сейчас, кто будет завтра, а кто, по его представлению, может оказаться в дальнейшем. Подчеркиваю, личным врагом Кармаля в вопросах удержания власти, что совсем не означает – для афганского народа. Советская прямолинейная стратегия лишила политическое руководство СССР гибкости решения афганского вопроса в комплексе проводимых мероприятий. Чего бы не поиграть на противоречиях афганских политических партий: одних привлечь на свою сторону, «прикормить», направить на других, затем наоборот? Общая обстановка в афганском сопротивлении северных, центральных и восточных провинций располагала советнический аппарат Советского Союза в Афганистане к более умным подходам в борьбе с внутренней оппозицией. Надо было понимать и такой факт – в афганской войне Советский Союз мог поддержать и любую другую сторону, при этом политическая ситуация ничуть бы не изменилась в общем контексте афганских событий. Но чтобы объективно оценивать спектр афганских вопросов, возникший в конце 70-х годов, на уровне политических советников в Афганистане необходим был аналитический аппарат для формирования решений для высшего руководства СССР, способный проводить мониторинг политической и военной обстановки, а также вырабатывать предложения, по которым бы принимались эффективные решения. Какой на самом деле работал в Афганистане советнический аппарат по направлениям деятельности, мы уже имеем представление, поэтому нет ничего удивительного в том, что силы афганского сопротивления сплотились, объединив усилия в борьбе с ограниченным контингентом советских войск.
Просчеты афганской действительности в политическом направлении привели к тому, что пострадала и военная составляющая. Начавшиеся боевые операции советских войск не закрепляли успеха в провинциях: уходили войска «шурави» – появлялся вакуум, тут же заполняемый не представителями афганской партийной, государственной власти на местах, а исламскими комитетами, отрядами душманов. Как будто ничего не менялось в общем положении дел: часть душманов превращалась в «мирных дехкан», трудилась на полях, растила урожай, посевы мака, другая часть охраняла их «мирный труд». Поступала команда исламского комитета «в ружье» – все уходили в горы. Сожгли колонну бензовозов русских, получили «бакшиш» – пора и мак собирать, готовить соломку для наркотиков – душманская жизнь была в постоянных заботах. Героиновый бизнес и война шли параллельными путями, причем, не только не мешая, но и дополняя друг друга. Такова действительность начавшихся боевых действий с вооруженными отрядами оппозиции и советнический аппарат в Афганистане был бессилен и никак не влиял на развитие обстановки в стране. Процесс «втягивания» советских войск в боевые действия проходил постепенно – по нарастающей…
Как это было, что ощущали мы, рядовые бойцы «высокой политики» – об этом дальнейший рассказ. Приглашаю вместе обсудить афганскую тему за «круглым столом», на зеленой лужайке под Витебском – здесь начинался Афган в декабре 1979 года, здесь он и закончился в феврале 1989-го…
Мы, разведка дивизии, на фоне затишья перед бурей, первыми ощущали напряжение обстановки. Каждую мы ночь уходили в поиск, разведку местности, населенных пунктов, перевалов, дорог в зоне ответственности дивизии, проводили засадные действия. Наблюдали явную активизацию действий мятежников: в горах зажигались костры, зловеще мигая в темной ночи, из кишлаков им отвечали огни и блики больших и малых фонарей – шел взаимный обмен информацией. Повсюду сновали связные душманских отрядов: в горы – обратно, мы гонялись за ними у кишлаков Тарахейль, Паймунар, Дехъийхья. Наблюдением отслеживали действия противника, проводили поиск, захват душманских связных.
Война становилась очевидной уже не только заявлением Маршала Советского Союза С.Л.Соколова на партийном активе, но и комплексом мероприятий, направленных на подготовку боевых действий в штабах частей и соединений армии. Приходило понимание серьезных намерений командования ограниченного контингента о подготовке и проведении боевых операций. Началась активная боевая подготовка 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии.
Для 80-й отдельной разведывательной роты дивизии для такой работы была определена горная вершина с добрым названием – Ходжа-Раваш, как центр горной, тактической, огневой и специальной подготовки. Она служила нам и местом удобного наблюдения на север от Кабула, где мы также фиксировали активный обмен световой информацией душманских отрядов с кишлаками. После ночного выполнения боевых задач по разведке и короткого отдыха, дивизионные разведчики, захлебываясь потом и кровью, учились действовать в горах на участке горного хребта Ходжа-Раваш – Ходжабугра.
После событий, определивших участие ограниченного контингента советских войск в боевых действиях, примерно, до средины февраля 1980 года был относительно спокойный период – шло благоустройство военных городков, гарнизонов. Стояла холодная зима, перешедшая в сезон дождей – непролазная слякоть парализовала движение по дорогам и тропам долин. Затишье позволило как-то благоустроиться, оглядеться, частично адаптироваться к новой обстановке. Параллельно велась боевая подготовка подразделений в условиях горной местности, несение службы в нарядах, боевом охранении, проводилась работа по обеспечению армии для участия в полномасштабных боевых операциях. Вокруг вырастали палаточные городки с элементами жизнеобеспечения, оборудовались позиции опорных пунктов взводов, рот для охраны военных городков, на которые выдвигалась артиллерия, системы залпового огня, танковые подразделения. Активно работала разведывательная и военно-транспортная авиация, 34-й смешанный авиационный корпус занял основные и запасные аэродромы, вертолетные площадки, командование ВВС армии планировало маршруты полетов.
В единый механизм приводилось взаимодействие родов войск, соединений, частей армии, отрабатывалась система огня. Налаживалась радио- и проводная связь, решались вопросы материально-технического обеспечения войск, в том числе, с учетом зимних условий и действий в горной местности. Шли поставки конструкций для строительства домиков, печек для обогрева личного состава, завозились строительные материалы, обмундирование. Работа кипела по всей территории военного городка, несмотря на сезон дождей, превративший местность в грязное непролазное месиво. Мы приняли меры для усиления палаток личного состава каркасом из досок, установили печки-капельницы для обеспечения чистой среды проживания, но от «Паларисов» не отказались, продолжая согреваться «реактивной тягой». Зима в Кабуле 1980 года была не только холодной, но и очень снежной.
Начавшиеся дожди не унесли ощущение холода, от них не стало уютней в палатках. Началась массовая поставка строительных материалов для оборудования городков – благоустраивались основательно. На занятиях по боевой и политической подготовке, мы, командиры, акцент делали на действия в горах. Так постепенно мы адаптировались к новым условиям жизни, организовали боевую подготовку, жизнь, быт, элементарную смену белья, баню.
Однажды 108-я мотострелковая дивизия проводила ночные занятия в предгорье по вождению боевых машин. Мотострелки переполошили штаб 103-й воздушно-десантной дивизии: на горном хребте, западнее перевала Паймунар, они обозначили трассу выставлением банок с горящей соляркой. Боевое охранение нашей дивизии приняло светящийся серпантин в предгорье за передвижение техники мятежной части афганской армии. Начальник штаба дивизии полковник Петряков приказал мне в составе разведгруппы выдвинуться в указанный район, оценить обстановку. Я выдвинулся к горному хребту, оценил – молодцы мотострелки, время даром не теряли, доложил по возвращению в штаб дивизии – боевое охранение успокоились. Казалось бы, маленький эпизод, но подобные казусы в организации боевых действий еще не раз сыграют отрицательную роль. Дело в том, что на уровне штабов частей, соединений армии были слабо отработаны элементы взаимодействия в проведении тех или иных мероприятий. Мы не знали о действиях соседних частей, они не представляли наших намерений, что приводило к огневому воздействию друг на друга. Неоднократно я лежал с разведчиками под разрывами снарядов родных Д-30 и мой отборнейший мат по радиостанции в адрес артиллеристов был слабым утешением – хорошо еще лупили не из «Акаций», «Гвоздик» и «Гиацинтов-С».
Были и другие досадные эпизоды: не зная, что в том или ином районе действовали афганские подразделения, наши наводчики наводили на них огонь артиллерии, авиации – «зеленые» в панике залазили в норы. В целом обстановка до второй половины февраля 1980 года носила противоречивый характер – повсеместно отмечались вылазки душманов, нападения на городки, колонны военной техники. Все стало на свои места с началом крупномасштабных рейдовых операций – к войне готовились по настоящему.
Для разведчиков 80-й отдельной разведывательной роты дивизии перевал Паймунар, вершина горного хребта Ходжа-Раваш стали не только полигоном, но и родным домом. Ежедневные занятия с разведчиками я проводил с максимальной отдачей сил, энергии – с ужасом отмечая: наша профессиональная подготовка для действий в горах может служить не более чем базовой, которую необходимо восполнять ежедневными упорными тренировками. На первом этапе занятий разведывательной группе я ставил задачи, которые состояли только в том, чтобы просто подняться на вершину горы со штатным вооружением, снаряжением без отработки тактических и огневых задач. Например, выдвинуться по маршруту: базовый район – вершина горы Ходжа-Раваш с целью ведения разведки, обнаружения противника, определения координат для корректировки огня артиллерии и авиации в зоне ответственности дивизии.
Первые тренировочные подъемы на вершину горы продолжались около двух часов. Штатное оружие, боеприпасы, сухой паек, вода, снаряжение весили до 30 килограммов – каждый подъем на горный хребет был тяжелейшим испытанием на физическую прочность и выносливость. А каково было пулеметчикам и гранатометчикам со штатным оружием! Несколько восхождений на вершину дали четкое понимание – тренировки должны продолжаться по нарастающей динамике. Неимоверная усталость, тяжесть на тело наваливались после каждого подъема на гору, судороги схватывали икры ног и не отпускали по нескольку часов. Массаж мышц приводил в относительную готовность к дальнейшим занятиям, которые с каждым разом я усложнял с переходом на ночь. С карандашом в руке частенько сидел и чертил схемы вариантов выдвижения группы в тыл противника, порядок действий, наращивал обстановку вариантами встречи с душманами, обеспечения прикрытия, страховки, ухода на другой маршрут, вынос условных раненых, убитых.
Тренировки в горах продолжались неделями – днем и ночью: интенсивные, тяжелые. От неимоверной нагрузки разведчиков тошнило, пот выедал глаза солевыми потоками – сам валился с ног от усталости и напряжения. На вершине горы, захлебываясь потом, мы падали в изнеможении, занимали оборону, наблюдали за местностью, лежали, выравнивая дыхание, а сердца рвались из груди. После продолжительных покорений вершины и штурма горного гряды к нам приходила постепенная уверенность в силах. Теперь уже каждый разведчик совершенно точно знал: при действиях в горах каждому из нас необходима величайшая выносливость. Выносливость и еще раз – выносливость! Эту физическую возможность человека и сейчас ставлю на первый план.
Сильный и крепкий парень Борис Иванов лежал пластом на вершине горы и не мог повернуться, чтобы принять положение «к бою». Молодой разведчик Владимир Сокуров потянул сухожилие ноги, прихрамывал, но, глотая пот и слезы, карабкался на вершину горы, не отставая от своих товарищей. Мой заместитель Сергей Сафаров, таджик по национальности, привычный к горам парень, мастер спорта по борьбе, для которого нагрузки – привычное дело, долго лежал на камнях, приходя в себя от дикой нагрузки. Сколько раз приходилось мне ползти на коленях от одного разведчика – к другому, чтобы помочь, поддержать, потому что ноги уже не работали.
Тем не менее, с каждой последующей тренировкой я шел на усложнение задачи: придумывал мишени, которые выставлял до вершины горы по ярусам – они обозначали противника. Действия разведывательной группы выстраивал в режиме реального времени: по установленному мною маршруту я направлял головной разведывательный дозор, который вел наблюдение за местностью, обнаруживал противника (мишени), подавал нужные сигналы. Разведгруппа занимала одно из боевых положений, отработанное на тренировках («домашние заготовки»), которые я готовил во множестве вариантов, каждый раз усложняя на практике. Разведдозор, прикрывая основной состав разведчиков, открывал огонь по мишеням, тем самым, обеспечивая выход группы из боя с уходом на другой маршрут. Обнаруживал нового противника – ярусом выше (ниже), стремящегося перехватить группу при совершении маневра. Постоянно находясь в движении (противника надо закружить, сбить с толку) он принимал удобное положение для ведения боя, открывал огонь на поражение. В работу включалась группа прикрытия тыла – вместе с головным дозором она автоматным огнем уничтожала противника. После чего следовал сигнал – «путь свободен».
Основная группа выходила на запасной маршрут, продолжая движение к объекту задачи. Группа прикрытия переносила огонь на следующего противника, обеспечивая отрыв основной группы от места боестолкновения, и следовала за ней. Далее еще находились мишени: справа, слева – с обеих сторон, обозначавшие внезапное нападение из засады. Опять работали по ним, маневрировали, уходили, прикрывая друг друга до самой вершины. Наконец, линия водораздела. Обессиленные мы валились на камни, в голове стучали молоточки – только бы не потерять сознание. Коротенький отдых, наблюдение за кишлаком (реальным) и опять бесконечные тренировки. Мы нарабатывал тактику действий группы во множестве вариантов, которые могли бы иметь место при выполнении задач поиска, засадных действий, наблюдения за противником
Далее я опять усложнял задачу появлением условных раненых, убитых, которым разведчики оказывали первую медицинскую помощь, эвакуировали в безопасное место. Затем следовал отдых в замаскированном месте с принятием мер предосторожности, после чего я применял третью степень сложности боевого применения группы – подъем в гору с выполнением тактических, специальных и огневых задач, с эвакуацией условных раненых и убитых. Такие тренировки продолжались днем и ночью с параллельным выполнением реальных боевых задач.
По такой вот методике до конца марта 1980 года дивизионная разведка готовилась к ведению боевых операций. Мне много раз приходилось говорить на разные аудитории: «Слава богу, что у нас выдалось время на подготовку к боевым действиям». Война отвела нам время для того, чтобы мы психологически и профессионально вросли в обстановку. Подчеркну, мы – разведка ВДВ и в Союзе нам равных не было! У нас, в отличие от подразделений других родов войск, была сильнейшая подготовка. Проведены учения, разведвыходы, стрельбы, вождение боевых машин, но в Афганистане подготовка к боевым действиям начиналась с нуля. Нам многое еще предстояло узнать и постичь, чтобы быть успешными в настоящей войне.
ГЛАВА 17
Моя разведывательная группа, которой я командовал уже более года, вела разведку местности с начала января наступившего 1980 года. Район кишлаков Тарахейль, Дехъийхья, Паймунар вызывал беспокойство у командования дивизии и армии. О противнике мы знали немного, любая информация о его действиях послужила бы хорошим подспорьем в принятии решения на боевые действия. Противника вроде бы и не было, но он везде проявлял себя нападениями из засад. Невозможно было планировать боевую операцию, не имея представления о вражеском подполье в кишлачной зоне, о душманских отрядах, характере их действий. Разведка дивизии работала активно: в горах вела наблюдение за местностью, кишлаками, собирала информацию о передвижении связных между горными массивами и кишлаками. В разных направлениях мы фиксировали обмен световыми сигналами, отмечали другие косвенные факты деятельности вражеского сопротивления. Создавалось впечатление, что мы и противник присматривались друг к другу, изучали, чтобы где-то нанести внезапный удар.
Подготовка к боевым операциям отдельных группировок советских войск не являлась для «духов» секретом: работа с техникой, вооружением, перемещение гусеничных, колесных машин красноречиво обо всем говорило. Границы базового городка нашей дивизии постоянно окружали толпы афганцев, наблюдавших, как веселые «шурави» обустраивали лагерь. Шустрые «бачата» предлагали сигареты, насвай, жвачку – постоянно что-то меняли – наши тайком несли на обмен сухие пайки, обмундирование, обувь. В базарных рядах наши военнослужащие буквально хватали косметику, платки, бижутерию, батники, джинсы – выбор был настолько разнообразный – глаза разбегались. Натуральный обмен товарами жестко преследовался особым отделом дивизии, партполитаппаратом соединения Тревожное затишье, не владение обстановкой раздражало войска, но нам, разведчикам, скучать не приходилось: ночная разведка, дневные занятия оставляли немного времени на отдых.
А в Кабуле стояла настоящая зима – с морозом, снегом и очень холодными ночами. Получение белых маскхалатов и лыж для выдвижения в район поиска и ведения разведывательных действий мы расценили подарком. Стало гораздо удобней передвигаться по каменистой местности с высоким снежным покровом. Маскировка обеспечивала скрытое выдвижение в районы нашего внимания. Начальник разведки дивизии майор Скрынников Михаил Федорович, а по-нашему – дядя Миша, требовал от нас, командиров разведгрупп, данные о противнике за хребтом Паймунар, а также состояние обстановки в полосе восточней аэродрома Кабул 8-10 километров, где вдоль горной гряды Хингиль раскинулась широченная кишлачная зона. Мы работали над задачей из ночи – в ночь, трудились, но ничего существенного не было – зацепиться за «духов» никак не могли.
По периметру базового лагеря нашей дивизии и с элементами Кабульского аэропорта было выставлено боевое охранение, прикрывшее нас от душманских атак, нападений. Прикрытие аэродрома с восточного направления обеспечивало боевое охранение в составе парашютно-десантного взвода, под командованием старшего лейтенанта по имени Александр. Каждый раз, следуя через его охранение в душманское логово, я уводил группу в черно-белую мглу: белый снег, черные горы. Рядом с охранением находилось кладбище и мраморный карьер, из которого личный состав базового лагеря забирал каменную крошку для оборудования подъездных путей. Недавно в карьере случилась трагедия, унесшая жизни целого отделения солдат, прибывших без оружия за щебенкой и крошкой. «Духи» всех уничтожили, надругавшись над телами убитых бойцов. После этого случая я дал себе слово – быть адекватным к врагу и держал его в течение четырех лет выполнения воинского долга и меня не мучают ночные кошмары от уничтоженных мною нелюдей в человечьем обличье.
К боевому охранению я выводил группу скрытно, но так, чтобы в нужное время оказаться в поле зрения его наблюдателей. Могло всякое быть, к примеру, наблюдатель Мажмунов, может вначале полоснуть из пулемета, а после этого запросить пароль. Такое бывало не раз. Мажмунов – таджик по национальности, хороший в общем-то парень, но за неряшливый вид командир частенько «пристегивал» его к пулемету для наблюдения в тыл. По линии боевого охранения постоянно сновали местные жители, «бачата», в надежде на взаимный с нами обмен, они частенько собирались кучками смотреть на «шурави». Через Мажмунова можно было пообщаться с ними, напомнить им, что нельзя пересекать запретную зону, где несут службу русские солдаты.
Наш таджик был исполнительным солдатом, но, призванный из высокогорного аула Таджикской ССР, он иногда путал не только команды, но и действия. Однажды к нему «под раздачу» попали и мы. Я как всегда вывел группу к боевому охранению, чтобы с его командиром уточнить взаимодействие по ночной работе. Вдруг слышу лязг затвора и дикий окрик:
– Дрищ! (Стой)
Упали на снег – не дышим. Вступаю в разговор, пытаясь ему объяснить солдату:
– Мы разведчики, нужно переговорить с командиром.
Ни в какую – хоть убей.
– Командир отдыхает, будить не велел.
– Ладно, – говорю отличнику Советской Армии, – мы встаем и уходим.
Думаю, уйдем с линии огня, а там разберемся. Только попытался встать – длинная, во всю мою жизнь, очередь из пулемета прижала к земле. На выстрелы прибежал Александр, командир охранения, пинком откинув бойца от пулемета.
– Живые? Никого не задело?
– Да, живые, но резкость потренировали, черт бы его взял.
Выброс пламени из ствола пулемета был виден – рядовой Мажмунов взял левее, так сказать, «причесал» нас маленько – для порядка.
Остынув немного, спрашиваю защитника Саурской революции:
– Мажмунов, ты нас узнал, перед тем, как крикнуть «стой»?
– Узнал, товарищ лейтенант, – радостно доложило дитя горных отрогов Памира.
– Так почему же не запросил пароль, а всадил очередь?
– ?..
– Ну, бля, парень, у меня и слов-то нет!
– Да, оставь ты его, Валер, разберусь!
Александр потянул меня на свое КП.
После случая тренировки на резкость мои разведчики «зауважали» пацана из солнечного Таджикистана, позднее признались мне – ребра ему все же помяли – «за дело».
– Девять, – сквозь снежную метель слышу окрик наблюдателя.
– Два, – отвечаю ему.
«Не Мажмунов», – радуюсь про себя – уже повезло. Пароль «одиннадцать» будет сутки служить пропуском в дивизии – есть еще армейский пароль, но на позициях боевого охранения его не применяют – только в Кабуле и на проездных путях.
Опорный пункт охранения, прикрывший аэропорт со стороны горного массива с восточной стороны, представлял систему траншей, ходов сообщения, перекрытых щелей, НП командира, окопов для стрельбы из стрелкового оружия, аппарелей трех БМД – основных и запасных. Система огня опорного пункта взвода была выстроена таким образом, что обеспечивала круговую оборону подразделения в случае нападения на него противника. Такую скромную тактическую единицу, как парашютно-десантный взвод, можно было назвать заставой, боевым охранением, но в любом случае, оно находилось на передовом рубеже выполнения боевой задачи. Дальше был только противник – жестокий, коварный и десантники чувствовали его незримое присутствие неуловимой атмосферой опасности.
Один из наблюдателей, расположившись на башне боевой машины, изучал местность, фиксируя обстановку по времени, данные заносил в специальный журнал. Другой наблюдатель, с ручным пулеметом, контролировал тыл опорного пункта и подходы к нему от находившегося рядом кладбища. Перед фронтом опорного пункта раскинулась долина, которую с обеих сторон, словно клешнями, охватывали два довольно высоких хребта, встречавшиеся километрах в четырех далее охранения, образуя узкий проход – дефиле. Правая гряда отличалась черной громадной вершиной, которая своим основанием, словно бы села на хребет, господствуя при этом над всей заснеженной местностью.
Темный цвет горушки притягивал взгляд. Она не нравилась мне, раздражала и командира поста – Александр говорил мне не раз, что с ее вершины ведут наблюдение «духи». Беспокойство взводного можно понять: застава как на ладони, а четыре километра до горной гряды с отдельной вершиной – хорошее расстояние, чтобы не попасть под обстрел, но быть под наблюдением «духов» – совсем ни к чему. Темную вершину я отнес к ориентиру, присвоив ей мрачное имя – Черная гора. Надо сказать, что оно прилепилось к ней на все время пребывания советских войск в Афганистане.
Обменявшись паролем, мы зашли в расположение, зарывшегося в землю и камни, парашютно-десантного взвода. Ребята устроились крепко: тепло и уютно от пылающей жаром печи, они еще спали перед выходом на ночь, но скоро подъем. Десантники заступят на боевое дежурство и будут до утра всматриваться в темную холодную ночь, ловить звуки, свет фонарей, костров, возможно, дыханье крадущихся «духов».
Запах керосина, тепло от печки расслабил разведчиков, вытянув ноги вперед, они присели у стенки чуть отдохнуть. Скоро их склонит ко сну, а мы с командиром охранения по решаем ряд взаимных вопросов.
– Привет, Саш, – жму руку старшему лейтенанту, вышедшему встретить разведку.
– Привет, Валерик. Что нового на большой земле?
– Все забытое старое, – в тон отвечаю ему. – Сам-то как?
– Нормально, курим потихоньку. Что-то долго не был у нас.
– А… ходил за Паймунар.
– И что? Там спокойней?
– Безопасней, Саша. Как твои-то «духи»? И моя «черная леди»?
– «Душки-то» шевелятся, огоньками обмениваются, – вздохнул Александр, – в горах у них кое-что наблюдается, а вот кишлаки скрывает твоя несравненная леди – Черная гора. Раздражает она меня, Валер.
– Иду вот к ней на свидание – примет, не примет – не знаю, а твое неудовольствие передам обязательно. Пока снежок с ветерком, морозец – махну через долину, а утречком вернусь. Не возражаешь?
– Да, ради Аллаха.
Черная гора – отличное место для наблюдения, я вполне допускаю, что «духи» оборудовали на ней наблюдательный пост, может, посты. С ее вершины в бинокль виден весь аэродром, северная и восточная часть военного городка и все подходы к кишлачной зоне Дехсабзи-Хаз, раскинувшейся на многие километры.
По траншее вышли к командному пункту, где с командиром боевого охранения обсудим кое-какие вопросы взаимодействия, обмена информацией.
– Осторожней – ступеньки, – Александр откинул полог промерзшей палатки.
– У тебя еще до Черной горы голову сломишь.
– Нормально, привыкнешь. Проходи, – хмыкнул хозяин.
Взглядом скользнул по обжитому блиндажу, обложенного вокруг камнями. Легкий шум керосиновой «капельницы» создавал уют, тепло и покой, запитанная от аккумулятора лампочка, освещала рабочее место командира и висевшую на стенке карту с нанесенной на ней обстановкой в зоне ответственности дивизии. У стены стояла аккуратно заправленная одеялом кровать, над ней – автомат с примкнутым магазином. Вполне прилично, подумалось мне. Мы же, разведчики, жили в палатках с «Паларисом», дающим черную копоть и постоянную опасность возгорания. Здесь же чувствовалось основательность Александра не только, как командира, но и хозяина, который занимается бытом подразделения, благоустройством армейского порядка.
– Противника-то у тебя маловато, Сань, а дивизии нужны результаты, – кивнул я на карту, присаживаясь к печке.
– Что видим – фиксируем, а других источников нет.
– Маловато, Сань, маловато, думай о добывания информации не только наблюдением – другими способами.
– Задействуем приборы ночного видения, фиксируем движение транспорта, людей, вьючных животных…
– Это все так, Сань, но «духи», мне думается, проявят себя только тогда, когда найдут слабое звено в твоей обороне и удар нанесут там, где, по их мнению, будет успех. Вот и получается, что ты для них – самый удобный успех. Извини за каламбур, но ударить по тебе и уйти безнаказанно – весьма привлекательно, – хлопнул я по плечу Александра.
– Да, понятно, Валера. Я в отрыве от главных сил, оказать мне быструю помощь в случае нападения – вряд ли возможно. Даже если «броня» стоит в лагере в готовности №1, подход ее возможен минут через 40, не менее.
– …а пока ты разберешься с обстановкой, доложишь в дивизию, пока там поймут, что ты о них хочешь, пока поставят задачу на оказание помощи, пока эта помощь подоспеет и разберется на месте… По тебе и твоему взводу будут играть фанфары, но, заметь, не победные марши, – подхватываю мысль командира десантников.
– Похоже, что так, – задумался Александр.
– Послушай, Сань, ни для кого не секрет – войска готовятся к войне, это очевидно, как божий день – нужна глубокая разведка. Пойми! Если я с группой по десятку «языков» буду притаскивать за ночь – это все равно не решит вопроса информации. Понимаешь?
– Угу.
– С местными беседуешь? Ну, как-то общаешься? Через моего друга, к примеру?
– Пробовал, но запретили в дивизии.
– Что так?
– Боятся «фарцовки».
– Ясно.
– Но я с ними общаюсь, – ухмыльнулся Александр, – у них, душар, принцип такой: купи – продай, все продается и все покупается – просят бакшиш. «Казачков» засылать надо.
– Вот, мой друг! – воскликнул я, – мозги у тебя не усохли. Хочешь, продам идею.
– Ну?
– Исходи из того, что «душки» позиции твоего охранения знают не хуже тебя – изучили. Прогнать их – не прогонишь, «бачата» всегда отираются рядом. Озадачь моего «друга» Мажмунова и через него «прикорми» нескольких пацанят и собирай через них информацию. Они все знают, что делается вокруг твоего охранения и даже то, когда их отцы и старшие братья придут отрезать ваши головы.
– А в дивизии узнают, свои голову оторвут, – усмехнулся радушный хозяин.
– Правильно, оторвут, но в нашем деле, Санек, что главное? – Реализм и мотивация: общайся с бачатами через Мажмунова, знающего их обычаи и восточные заморочки. Скрынникову я доложу, что мы вместе занимаемся получением информации через местное население, и не сомневайся – он поддержит перед начальником штаба дивизии. Кстати, политотдел тоже возражать не станет – ты же проводишь работу с населением, доводишь дехканам идеи революционных преобразований и прочий бред. Ты везде на коне! А меня будешь угощать настоящим чаем! Я оценил, – смеясь, толкнул его в бок. – Чай – класс, спасибо, Сань. Так что?
– Что-что? …твою мать, надо прикинуть.
– Давай сюда Мажмунова.
– Дежурный, сорбоса ко мне!
Через пару минут глухой топот кирзовых сапог возвестил о том, что мой «друг» на подходе. Разговор я с ним начал издалека:
– Мажмунов, ты отличный солдат, приглянулся разведке. Беседуем с твоим командиром о тебе, хочу тебя к себе забрать. Как на это смотришь?
Сын памирских гор, переминаясь с ноги на ногу, соображал, причем, не так уж бестолково, как могло показаться на первый взгляд – преданно смотрел в глаза командиру. До обидного жаль, явного рвения в разведку у моего «друга» я не обнаруживал.
– Тут такое дело, – продолжаю атаку на сообразительного солдата, – разведывать будешь не в горах, а здесь, на заставе.
Мажмунов с интересом взглянул на меня, даже показалось – с уважением, что мне, безусловно, польстило. Расслабился. Не теряя канвы разговора, продолжаю:
– Пообщаешься с земляками, Мажмунов: «Хубасти, шурасти, чендурахсти», но так, чтобы тебе поверили. Задача такая: говори с бачатами о чем угодно: о себе, солнечном Таджикистане, ценах на рынках, но осторожно интересуйся о дехканах с оружием. Сколько? Где? Что делают? Выспрашивай о кишлаках за хребтом, людях в горах, про ночные костры. Момоджон, понимаешь, о чем говорю?
– Так точно!
Вытерев испарину, уточняю:
– Душманы, готовят нападение на заставу. Об этом есть информация. От тебя многое зависит, Мажмунов. Врубаешься в это?
– Так точно! – преданно ответило дитя гор, но тут же спросило:
– А сигареты на платок обменяю?
Сдернув шапку с головы, я беспомощно взглянул на Александра.
– Ты озадачиваешь меня, Момоджон, я думал ты угрюмый парень, но, похоже, нет. Думаю, командир разрешит тебе натуральный обмен. А, товарищ командир?
Встретившись взглядом с Александром, мы грохнули смехом – все в этом мире продается и все покупается...
– Развеселил ты нас, парень. Ладно, свободен.
Мысль опроса местных аборигенов нам с Александром понравилась.
– Саш, ты его проинструктируй детально. Пусть ведет беседы на свободные темы. Языковые диалекты разные, но они прекрасно понимают друг друга. Главное: что делается за горным хребтом и Черной горой. Скрынникову я доложу о новом способе получения информации – против, я думаю, не будет. Сейчас нужны любые данные, пойдем к карте, глянем.
Нанесенная на карте обстановка обозначала: красный цвет – наши войска, синий – противник, данных было немного. Западнее Кабула – Пагман – «яйцо» синего цвета, район Суруби – тоже синее «яйцо». И все! Почти ничего.
Вспомнилось, как жестко требует данные о «духах» начальник штаба дивизии Петряков, размахивая кулаком с наколкой «Коля». Давай ему координаты противника, места баз, маршруты выдвижения, связь с кишлаками. Где их взять? Как раздобыть? Втереться в доверие к «духам», чтобы предоставили на блюдечке с голубой каемочкой? Ни одной зацепки, на которые можно опереться, чтобы начать работать! Я рассчитывал на охранение, думая, что за неделю у них что-нибудь будет конкретное. Полистал журнал наблюдений, в котором отмечались данные, записей было много: зафиксирован проезд машин, движение людей, один «отличник» записал проход двух ишаков. Но все не то, исходной информацией для работы это не служит.
– Шурик, покажи свои «огоньки», время их появления, характер сигналов. Какие у тебя соображения? – устраиваюсь за столом командира.
– Черт их поймет, Валер, стройной системы нет ни по времени, ни по характеру. В горах фиксирую отблески света, прямого огня не видно, он скрыт рельефом. Ночью в прицел хорошо наблюдается зарево открытого пламени: колеблется. Через 10-15 минут исчезает. За ночь зажигают два-три раза. Кому они предназначены? Черт его знает!
– Постой, – вскочил я, – а может в звездную ночь преобразователь прицела дает фон, похожий на источник огня?
– Да нет. В ясную ночь видно невооруженным взглядом, – отмахнулся Александр, но обзор кишлачной зоны ограничен Черной горой. Что там, не знаю, но сигналы, похоже, адресуются в то направление.
– Черная гора, «черная леди»… Что же делать с тобой? – в голове появились кое какие мыслишки, которые формировались в решение, но тревожно на душе, беспокойно. Подошел к карте и молча смотрел на подходы к горе.
– Чой ми хури? – вернул на землю Александр. (Чай пить будешь?)
– Хуб, – я посмотрел на часы. (Хорошо).
– Мажмунов, – крикнул хозяин за полог палатки. Топот кирзовых сапог и влетел измазанный сажей Момоджон. – Передай повару, пусть принесет что-нибудь покушать и чай с сахаром.
– Понял я вас, товарищ старший лейтенант.
– Не «понял я вас», а «есть, товарищ старший лейтенант», – гаркнул взводный.
– Так точно, товарищ старший лейтенант, – вытаращив черные глаза, бухнул Мажмунов.
– Уйди от меня, ради Аллаха, – безнадежно отмахнулся Александр.
– Пей чай, Валер, пойду своих подниму – пора к ночи готовиться.
– Хорошо, я погреюсь немного.
Тепло печки разлилось по телу вместе с настоящим чаем, крепким, ароматным. «У «духов» берет, не иначе», – подумалось мне.
С командиром боевого охранения мы сдружились недавно. По приказу начальника разведки дивизии я прибыл к нему на заставу для организации взаимодействия на случай, если при ведении разведки в зоне его ответственности, мы нарвемся на «духов» и потребуется помощь. Связь, сигналы, порядок действий мы с ним отработали до деталей. Прикинули варианты эвакуации группы при неблагоприятном развитии событий. На этот случай санинструктор заставы по кличке «Таблетка» подготовил кое-что из медикаментов, но лучше бы, конечно, они не потребовались. Взвод охранения сейчас поднимется, наведет порядок, поужинает, и личный состав до утра заступит на боевое дежурство. Оно сегодня будет тревожным: в «духовский» тыл уходит разведка дивизии. В темной холодной мгле десантники взвода будут слушать ночь, изучать местность, отслеживая обстановку, всматриваться сквозь метель и пургу, чтобы не упустить красной ракеты беды – звуки боя у Черной горы. Они знают, разведчики рассчитывают на помощь боевого охранения, если ввяжутся в непредвиденный и никому не нужный бой.
Пока Александр занимался бойцами, готовя их на дежурство, пожалуй, загляну к своим разведчикам, погляжу им в глаза. Они не знают, по какому принципу я одних беру с собой в разведку, других оставляю на базе. «Глаза – зеркало души», – сказано умным человеком. Не всех парней я беру с собой на задание: наряд по роте, больные – само собой, но психологически неготовых к работе бойцов, по разным причинами, я тоже оставляю в лагере. Они никогда не узнают причины, по которой кто-то из них остался в расположении роты, а не пошел с группой на боевое задание. Спрашивать нельзя – не положено: командиру виднее, оставил – так надо.
В тылу противника разведчик должен думать только о том, как лучше выполнить приказ командира группы, чтобы сработать на успех операции. Все действия разведчиков подчинены грамотным, хладнокровным и взвешенным решениям. Никакие другие мысли не должны отвлекать их от боевой задачи – эмоции, лирика души приведет к провалу группы. Психику молодого человека легко разбалансирует письмо из дома, от девушки, неважное настроение, самочувствие. В эти минуты важно поддержать человека душевным участием, вниманием, глядишь, и проходит хандра: улыбается – цели, задачи командира достигнуты.
Солдатские письма – лакмусовая бумажка внутреннего состояния разведчиков. Они уходят в них и видят себя дома, с мамами, любимыми, друзьями. Все сопереживания в глазах: хорошие, тревожные, веселые. Почта для солдата – это, собственно, жизнь! Когда почтальон приносит письма из штаба дивизии, я располагаюсь где-нибудь возле парней, фиксирую выражение их глаз, лиц. В разведывательной группе всего 14 человек и состояние каждого просчитывается довольно легко. Личное время – лучший момент для понимания своих подчиненных. Кто-то уединяется, перечитывая письма в уголочке, грустный, задумчивый, я всегда подойду побеседую, поддержу – иначе нельзя. Нам, если не сегодня-завтра в бой и морально-психологический настрой должен быть высоким. Молодым разведчикам уделяю больше внимание не в плане опеки, а человеческой поддержке словом, взглядом.
Бывает, приболеет солдат, сказать об этом стесняется, крепится изо всех сил, полагая, если признается, другие примут за симуляцию. Солдат переносит болезнь на ногах, а когда открывается правда – у него третий день температура под 40. Быть очень внимательным надо к бойцам – это обязанность командира, знать каждого из них, чувствовать, чем дышит, необходимо в двойне. Армейский коллектив, скажу я вам – такая штука, где надо быть на уровне: контактным, коммуникабельным, общительным. Тогда легче жить на равных, среди равных себе, но, к сожалению, не всем дано быть таковыми. К примеру, Володя Сокуров неделю ходил в горы на боевые задания с растяжением ступни, пока я не обратил на него внимание. Заставил снять сапог – нога опухла, парень терпел страшную боль, но все время держался в строю. Мне своих парней вести туда, откуда не всегда возвращаются, поэтому здоровье разведчиков – прежде всего.
В расположении десантники охранения заканчивали ужин, моих ребят напоили чайком, они сидели, ждали команды, негромко беседуя о чем-то своем. Солдатские разговоры всегда начинаются с одной темы: есть ли «земеля», откуда родом, где призывался. Архипов что-то бубнит Сокурову – подначивает Вовчика, оба смеются. Миша Гапоненко немного смурой, замкнутый – паренек из белорусской деревеньки, тихий, спокойный, иногда бывает в подавленном настроении. Ему уделяю больше внимания: он только что окончил «учебку» и сразу в Афганистан. За его спиной нет разведывательных выходов, проверок, втягивание его в ритм боевых задач проходит гораздо труднее. Да, что там говорить – всем достается, но хватит мысленной лирики, парни бодры, веселы, не сомневаюсь – готовы к работе, психологический настрой соответствует норме.
ГЛАВА 18
На последнем рубеже боевого охранения, отделявшего нас от противника, в сознание каждого разведчика я вбиваю мысль – здесь мы переходим черту, за которой только озверевший и жестокий враг. Требую до предела собрать волю, разум, сознание, забыть обо всем, что мешает задаче – на кону наши жизни, ребята. Уточняю действия дозорных при встрече с противником, последние наставления группе захвата, прикрытия тыла в обеспечении выхода из боя. Довожу порядок отрыва и ухода на базу в случае огневого контакта с противником. Проверяю связь и с внутренним пожеланием всем нам: «С богом!» – даю команду на выдвижение. Как-то само собой сложился своеобразный ритуал выхода в тыл противника – важный элемент психологической подготовки.
– Перекусил?
– Что, Саш?
– Перекусил, спрашиваю?
– В порядке, спасибо.
– Мои минут через пятнадцать будут на постах. Местных в округе не видно, похоже, спрятались от стужи. Мороз, Валера, усиливается и ветер тоже – тебе на руку, спокойненько перемахнешь долину. Увидишь овраг – иди по нему, хотя, черт его знает, могут мины поставить. В случае чего, человек пять на лыжах, у меня будут в готовности встретить тебя. Кажется, все. Ну, ни пуха, – хлопнул меня Александр.
– К черту, Сань, пока.
Разведчики разобрали лыжи, смонтировали крепления к своим «кирзачам».
– Так, попрыгали. Не гремит? Сафаров, проверь.
Заместитель прошелся вдоль группы, кому-то ткнул в бочину, поправил:
– В порядке, товарищ лейтенант.
– Ну что ж, с богом – вперед!
Мухаметзянов – старший дозора, с Ксендиковым первыми двинулись за боевое охранение – они уже в боевой задаче.
– Прокопенко, не теряй дозор, сигналы. Понял?
– Так точно, товарищ лейтенант.
– Связист, задачу помнишь?
– Помню, – ответил солдат.
Показалось, что не очень доволен боец особой задачей. Парень из взвода связи, прикомандирован к моей группе на время задания, отстает в подготовке – не занимался в горах последние пару недель. Парня, конечно, я погонял по горушкам, подтянул выносливость, но в боевом сколачивании еще тормозит, надо освоиться в группе.
– Нищенко!
– Я, товарищ лейтенант.
– Не отставай и никого не потеряй.
– Понял.
Игорь толковый сержант, немного с гонором, но парень цепкий. Задача у него, можно сказать, объемно-панорамная: в случае внезапной встречи с «духами», со своими парнями связывает противника боем и уводит в сторону от группы, дает нам возможность уйти от противника. При всем этом он обязан следить за общей обстановкой, чтобы никто из разведчиков не остался на поле боя.
Скрытое выдвижение к Черной горе, если честно, захватывает дух – там еще не ступала нога советского солдата. Волнение большое, никуда не денешься, иногда, кажется – сердце переворачивается. Чем дальше втягиваемся в «духовские» места, тем сильнее переживаю за живучесть группы. Взгляд по сторонам, пытаюсь оценить расстояние возможного обнаружения группы. Головной дозор почти не виден – нормально, разведчики Игоря Нищенко, прикрывшие тыл – неясные тени, скрытые мглой и легким снежком. Полученные накануне маскхалаты, словно размыли группу на белом фоне покрова – тоже сойдет. По компасу сверил направление – в порядке, все глубже и глубже втягиваемся в душманское логово.
За Черной горой, прилепившись к горному хребту, рассыпалась кишлачная зона. С линии боевого охранения я много раз изучал долину в хорошую погоду – довольно открытая местность, просматривается до самых хребтов, образующих узкий проход. Но что за горой – можно только догадываться. Прислушался к себе, стараясь понять: готов ли я сунуться туда, где противник везде и группе никто не способен помочь. Острые вопросы возникали и раньше, даже вчера, когда готовился в поиск к Черной горе. Вроде и ответы были – справимся, надо идти, но сейчас, признаться, уверенности меньше. Что-то где-то играет, причем, ощутимо. «Ладно, не дергайся», – приказываю себе, хоть и мосты не сжигали, теперь только вперед.
Погода меняется часто – снег прекратился, минут через десять, вероятно, начнется опять, возможна оттепель, к утру – мороз. Снежные заряды, идущие плотной стеной, намели сугробы, которые можно преодолеть только на лыжах. Как прогнозировать афганскую погоду? – понять невозможно, но сегодня погода наша. Вот бы перемахнуть через долину и скрыться среди скал и камней, но внезапная встреча с противником возможна всегда. Усталость, обыденность, похожие действия притупляют бдительность, а выход в тыл противнику – важный момент. В народе не зря говорят – беда приходит неожиданно, бородатые парни появляются быстро, наносят удар и уходят. Подразделения наших войск несут потери, потому что не учитывают фактор внезапной атаки врага – смерть в горах поджидает всех, кто хоть на секунду теряет контроль обстановки.
Сложное состояние внутри человека, когда все дальше уходишь на территорию занятую врагом, где уже никто тебе никогда не поможет! Сказать что страшно – ничего не сказать, здесь – не страх, волнение – сильное, захватывающее до дрожи в коленях. Адреналин бушует в крови, лезет наружу – вперед, словно, толкая на скорость, рекорд, которого надо достигнуть. Азарт, захватывая, реагирует на любой, схваченный взглядом предмет. Обостренное чувство опасности, невероятно быстрая реакция мозга в секунды просчитывает варианты решений. Вроде овражек? А что в нем? Спуститься, идти по нему? – хороший вариант – противник нас не увидит, но и мы не заметим «духов», способных выскочить с любой стороны. Риск столкнуться с врагом возможен прямо сейчас, кто окажется резче, быстрее в данный момент – трудно сказать. Мысли, дурные в том числе, складываются в цельный клубок только тогда, когда решение принято.
Маршрут я выбрал по склону оврага – в таком положении наши головы выше общего плато долины и мы незаметней на открытой площадке, можем следить за противником на дальних подступах к группе. Если внезапная встреча все же с ним состоится, овражек послужит укрытием. В разведке мы не допускаем встречи с врагом, если она не запланирована заданием. Но сейчас нам нужен связник – «язык», который бы дал информацию о характере действий противника в зоне ответственности соединения. Цель операции совершенна конкретна: командованию дивизии требуются данные обстановки в 10 километрах северо-восточней Кабула. Населенный пункт Тарахейль на важном направлении, горы соединяют его с кишлачной зоной Дехсабзи-Хаз. В районе столицы много наших и правительственных войск, но кишлак Тарахейль настолько «духовский», что терять внимание – смерти подобно.
Движение на лыжах согрело, скользим на хорошей скорости. Вместе с тем приходит уверенность – группа незаметна с левой стороны долины и больше половины расстояния до Черной горы уже позади. Оглядываюсь кругом, назад – дозорных впереди не вижу.
– Прокопенко, дозор?
– Идут. Снег скрывает.
– Так, понял. Держи дозор на зрительной связи.
– Я вижу его, товарищ лейтенант.
– Хорошо, не отставай.
Погода позволяет скрытно пересечь, открытую врагам и ветрам, долину. Двигаемся по склону овражка, не спуская глаз с местности – вероятность встречи с противником увеличивается. Взглянул на часы, прошло около часа с начала движения, скоро появится хребет – конец первого этапа задания.
Вскоре, действительно, замаячила гряда темной громадой массива, только овражек вывел правее намеченной точки подъема. Повернули к основанию хребта, прошли вдоль подошвы скальной основы, нашли расщелину, в которой оставили лыжи, ненужное в горах снаряжение – схрон замаскировали снегом. Я засек ориентир тайника, чтобы на обратном пути не проскочить мимо. Ну, вот и все, теперь – к точке восхождения на гору. Поглядев в сторону боевого охранения, от которого мы отмахали километра четыре, я прикинул, как лучше нам уходить, если встреча с противником нас не минет. По компасу сверил направление маршрута, выходит, лучшее место отхода – наш незаметный овражек. Придется повторяться, ладно, разберемся.
Принятие важного решения – все равно, что садомазохизм. Постоянное терзание мыслей и личное убожество перед смертельной опасностью. На чем сосредоточить усилия? Выбор небольшой – Черная гора, либо кишлачная зона за ней. И то, и другое – важные звенья задачи, которые надо решать. За «черной леди» кишлак Тарахейль, за ним – горный Хингиль с душманскими базами, с которых «духи» наносят удары по центральным провинциям страны. Вероятно, Черная гора – первичное звено передачи информации «духовским» отрядам через цепочку кишлаков и горных хребтов. Примерно, так вытанцовывалась ситуация с обменом информации световыми сигналами. Связники также несут информацию, но другого плана или других объемов, они перемещаются пешим порядком по нехоженым тропам. В данный момент у меня два варианта: первый – провести разведку Черной горы, значит, прямо сейчас начать восхождение на горный хребет. Второй – сунуться на обратную сторону горы, обойдя ее с левой стороны, где раскинулась кишлачная зона Тарахейль, чтобы взглянуть хоть глазком, что же там? Останется время, поднимемся в горы, чтобы сверху оценить кишлак по структуре, впрочем, если удачно отработаем в самом кишлаке и ускользнем от душманской разведки.
Решение приходило не сразу, одно дело, сидя у печки в палатке, размышлять над задачей и совсем другое – находиться в реальной ситуации: вот тебе гора, «духи» – хочешь песню пой, а хочешь спать ложись. Ощущение обстановки сейчас и ранее принятое решение – разные вещи. Прислушиваюсь к интуиции, чувствую, что надо реагировать быстрее, время – драгоценныйдар. Подмывало, конечно, подойти к кишлаку, маскируясь хребтом с Черной горой, но внутренний голос говорил другое – надо работать иначе. Но опять же, чертовски удобный представился случай – непогода располагала к глубинной разведке, а завтра – кто его знает?
Замешательство, как в той поговорке: и хочется, и колется… Сколько бы шел соревновательный процесс мыслей – не знаю, но благоразумие побеждает эмоции, которые плескались в адреналине и дало установку не лезь в кишлаки – рано. Разброд и шатания в голове, наконец-то приобретает нужные формы, вырабатывает четкое решение: разведка горного хребта с Черной горой. Досадую, конечно, на себя: слабо в кишлачок-то? Но подлая мыслишка, лаская, успокаивала – с вершины горы кишлачная зона, как на ладони, а на ней реальная возможность расположения пункта наблюдения «духов». Прикинул вариант, если «духи» выставили наблюдательный пост на горе, то наблюдателям не позавидуешь: очень холодно на жестком ветру. Снег, минус 20 нам, конечно, на руку. «Духи» замерзли, малоподвижны, их легче взять, уничтожить – уйти без помех.
Решение было принято. Я дал сигнал на выдвижение группы, минут через двадцать вышли на рубеж восхождения. Прикрывшись от ветра каменным козырьком, всмотрелся вверх, прикидывая примерный маршрут подъема. Взвесив направление ветра, положение боевого охранения, крутизну ската, после некоторых колебаний, выбрал северный склон. Скальные глыбы горной породы, снежные заносы расщелин не вызывали восторга – предстояло тяжелое восхождение. Видимость в 20-30 метров закрывалась зарядами снега, порывы жесткого ветра вышибали слезы из глаз, отчего, замерзая, слипались ресницы.
Пора! Надо до рассвета разобраться с Черной горой. Действуем по обстановке:
– Мухаметзянов, линию водораздела разбираешь?
– Просматриваю.
– С Ксендиковым выбирайте паузы в порывах ветра. Убедились, что чисто – рывок. Не отклоняйтесь от правого склона хребта, обратный скат держите на контроле! Появляется мертвая зона – стой, осмотрелись - вперед. Понял?
– Так точно, – ответил старший дозорный.
– Не торопись, Виль, никто вас не торопит, но ничего не упустите. Чаще используй «ночничок», контролируй подъем.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Еще момент: на плато, у стенки Черной горы – стой! Наблюдать и ждать меня, сигналы прежние. Столкнетесь с «духами» – мощный огонь и кувырком вниз. К боевому охранению выходите самостоятельно, отход прикроем. Вопросы?
– Нет, товарищ лейтенант.
– Вперед.
Дозор, скользя по камням, пошел по склону маршрута. Я проверил ракеты в «разгрузке» – на месте, в случае боя обозначу положение группы, охранение увидит.
– Нищенко, что у тебя?
– Перемотал портянки, товарищ лейтенант, сбиваются.
«Чертовы «кирзачи», как работать в горах?» – ругнулся про себя.
– Не отвлекайся: с Ивониным и Сокуровым держите тыл, если дозор нарвется на «духов», прикроем и отходим к боевому охранению. Понятно?
– Так точно.
– Цель обозначу трассерами – сразу работаете всеми стволами. Вопросы?
– Никак нет.
– Успехов, ребята.
– К черту, то есть, спасибо.
– Пожалуйста, – едва не засмеялся, жаль времени нет, – к черту, черту, Нищенко.
Сафарову с Баравковым уточнил:
– Сергей, с Баравковым работаете на захват «языка», со связистом прикроем, остальное – по плану.
– Понял, товарищ, лейтенант.
– За мной.
– Угу.
Пошли на подъем: Мухаметзянов с Ксендиковым, сливаясь с камнями, шли впереди. От дозора не отрывался Прокопенко, следуя на расстоянии зрительной связи, он фиксировал сигналы старшего дозорного. Следом шел связист с радиостанцией - его задача особая: связь с базой и неотрывно следовать за мной, исключая любую возможность пападания в плен командира группы, то есть, при угрозе моего попадания к "духам", он должен был меня расстрелять.
У основания хребта преодолели огромные валуны, за ними, заметенные снегом расщелины, острые камни, ставшие препятствием. Спотыкаясь и падая, мы пошли на подъем. Внезапная встреча с «духами» может дорого стоить. «Домашние заготовки», отработанные группой во множестве раз, в сложнейшей обстановке не достигнут эффекта. В первые секунды боя «духов», конечно, «зашкалим» огнем из автоматов и быстрым уходом на новый маршрут. Не сомневаюсь, сработает прикрытие, запутает противника и не позволит вести прицельный огонь, но в полутора километрах кишлак. «Духи» могут блокировать нас и отрезать отход к боевому охранению, а помощи ждать не откуда – расчет только на собственные силы.
Подъем становился круче, очень трудно было идти, вести наблюдение – ветер швырял в лицо комья колючего снега. Черные глыбы камней на белом снегу создавали неприятные ассоциации, дозор падал, изучал подозрительные места, всматриваясь во мглу, пробирался вперед к исчезнувшей во мраке вершине. Около часа мы шли меж скальной породы, выбирая наиболее легкий маршрут. Я думал о возможной засаде, которую может устроить противник, но раньше мы здесь не "светились" и выбор разведки Черной горы выпал спонтанно, в последний момент – командира дивизии данный район стал интересовать со вчерашнего дня. Встреча с душманами может быть только случайной, но кто его знает, господин великий случай может подбросить сюрприз.
Пот заливал глаза, застывая на ресницах холодными льдинками, щеки пылали от резкого ветра – пора сделать привал, отдохнуть. Просигналил «Опасность» – разведчики упали за камни, чтобы взорваться огнем. Молодцы. Тренировка на резкость – лучшее средство не скиснуть, а вот отдохнуть не мешало. Волнение улеглось, мне, кажется, оно осталось у подножья хребта. Наступившее спокойствие пришло, благодаря сильнейшей физической нагрузке, я этопо себе чувствовал. Видимость увеличилась, но вокруг снег, мгла, контуры скального грунта. Ветер немного поутих, но крепчал мороз – становилось прохладней. Прикинул, треть хребта одолели, часа через два площадка – плато перед стенкой на Черную гору. Несколько дней назад я вел наблюдение за хребтом с линии боевого охранения и понимал, что все все трудности еще впереди - Черная гора была где-то там в верху. Без тренировки на Ходжа Раваше сюда невозможно соваться – высота 2100 метров, снег, мороз, пурга, а если засада, бой? Ладно, все понятно: сигнал «Вперед».
Я вел группу чуть ниже линии водораздела, контролируя обратный скат, за ним скрывалась опасность внезапного появления «духов» – много парней погибло, не контролируя обратные склоны хребтов… Подъем становился круче, ноги вязли в снегу, а где его не было, скользили «кирзачами», расшибая коленки о камни. Ноги дрожали от напряжения, тяжесть снаряжения кидала на снег - тогда передвигались на четвереньках. Секундная передышка – лицо в сугроб, чтобы остудить пылающие щеки, схватить губами снег – и снова вперед. В сапогах сбивались портянки, натирая ступни натруженных ног, но медленно и верно мы подбирались к плато перед Черной горой. Но самый трудный участок маршрута был еще впереди – стенка на гору, преодолеть который было непросто.
Сигналю – отдых. Жесткое дыхание сушило горло, вызывая, разрывающий легкие, кашель. Лежа на снегу за камнями, постепенно выравнивали дыхание, но расслабляться нельзя, трудно будет вставать, запускать организм на новый рывок. Кажется, теряю бдительность, сознание "танцевало" на мысли: как бы дойти до вершины, а противник, опасность уходили на второй и третий план. Мобилизую волю, собираюсь каждой клеточкой тела.
Оглядевшись, пополз на четвереньках к скальной глыбе, где лежали дозорные, от нее лучше был виден путь на вершину. Пока ничто не говорило о присутствии «духов».
– Мухаметзянов, какие соображения?
Старший дозора, прищурив глаза, смотрел туда, где, по его мнению, должна находиться вершина:
– Здесь круче подъем, товарищ лейтенант, застрянем в камнях.
– Ну, и?..
– Может, с обратной стороны?
– С обратной?
Карабкаться вверх, действительно, легче по стенке хребта, обращенной к кишлачному массиву – менее крутой подъем, но, если внезапный бой, база не услышит группу по связи, охранение не увидит красной ракеты опасности. Гора служит своеобразным экраном, через который не проходят волны радиостанций УКВ диапазона – нужна прямая геометрическая видимость. Допуская мысль о наличии на вершине «духовских» постов, я прихожу к выводу, что подниматься наверх душманам удобней от кишлака, откуда они, вероятно, тропинки давно протоптали. Для нас же опасность встречи с противником увеличивалась на этапе подъема.
Вспоминаю карту, общее направление горных хребтов: с северо-запада – на юго-восток. С точки нашего стояния они не просматривались – ночь, снег мешали обзору. Там базы боевиков, куда аккумулируется вся информация о дислокации советских и правительственных войск. Она идет с рубежа, где находимся мы: Черная гора – Тангакалий – Хингиль – это передаточные звенья информационной цепочки. Анализ местности наводит на мысль о том, что Черная гора служит первичным звеном этой цепочки.
Одной из задач, которые командование дивизии ставило нашей разведке, было пресечене утечки информации о характере действий советских войск в районе военного городка, аэропорта Кабул, на котором дислоцировались части ВВС 40-й армии. Просто зафиксировать активность «духовской» разведки – мало, задача моей группы состояла в добывании сведений, которые бы подтвердили или опровергли те или иные умозаключения командования. Нам также ставилась задача, направленная на упреждение устремлений противника по обмену информацией, что зафиксировано наблюдением боевого охранения и давало основание считать – противник располагает данными, которые передавались световыми сигналами.
В течение определенного времени «духи» вели наблюдение, собирали информацию, а затем передавали ее в горы. Существовала и обратная связь – кишлаки, куда приходили сигналы подтверждения, ответа, установки – осталось во всем убедиться самим: захватить «языка», который бы пролил свет на действия противника.
– Виль, уходим за обратный скат, но смотри, – показал сержанту кулак.
Вскоре ветер утихнул, развиднелось, появились звезды, левее внизу обозначились контуры кишлачной зоны…
– Сигналят, товарищ лейтенант, сигналят!
Вздрогнув, я обернулся к связисту:
– Бл…ть, ты еще заори!
От неожиданного возгласа связиста, я присел, всматриваясь в направление, обозначенное солдатом.
– Вон еще…
– Вижу, парниша, вижу, – прихожу в себя от вскрика бойца.
Сердце рвалось из груди: мигающая серия бликов явственно обозначилась в глубине кишлака. Источник света с нашего места не определить – далековато, но, похоже, фонарь, который по определенному алгоритму кодовых знаков закрывают и открывают.
– Мухаметзянов, «ночник».
Припал к ночному прицелу. Изучаю кишлак, пытаясь анализировать систему отблесков света. Он разный по времени и ритму: серия – пауза, опять серия – снова пауза.
– Вон еще, товарищ лейтенант, и вон, – сидя на корточках, связист потянулся вперед.
«Духи» совсем озверели – в разных местах кишлака одновременно заработали четыре световых объекта. Время – около полуночи. Кому идет информация? В горы – понятно, и в кишлаки! В них точно зимуют душманские группы, иначе теряется весь смысл световой информации. Вот в чем вопрос! Душманы проявили активность, в которой есть определенный резон. В чем он заключается? Что за этим стоит?
Решение – вперед на вершину. Мороз крепчал, это значит, снег скоро прекратится и улучшится видимость по горизонту – расширится поле наблюдения. Подъем.
– Мухаметзянов, возможно, перед нами «духовский» пост! Черт его знает, «духи» горазды на выдумки. Обходим вершину с обратной стороны, там есть плато – что-то вроде площадки, внимание до предела. Понятно?
– Понятно, – ответил сержант.
Дозор пошел по склону, обходя верхнюю часть Черной горы с обратной, кишлачной стороны.
– Прокопенко, не спускай глаз с Мухаметзянова и Ксендикова, фиксируй их сигналы.
Реальная опасность подстегнула разведчиков: враг проявил себя световой гирляндой. Верхний участок подъема – самый сложный кусочек маршрута, который необходимо преодолеть, как можно быстрее, чтобы выяснить наличие душманских глаз на горе.
Через час погода совсем прояснилась, прекратился снежок, звезды на небе обозначили путь свой в пространстве. Сверил время, сделав несложный расчет: на осмотр вершины отводилось не более часа и быстро назад. За темное время суток мы должны отойти к своему охранению – дневка в горах смерти подобна, замерзнем в камнях, засыпанных снегом.
Склон перешел в пологий подъем, приближая нас к верхнему плато. Сигнал «Внимание» – группа в готовности к бою легла за укрытия, дозорные оглянулись, чтобы синхронно сработать на случай душманской атаки. До самой вершины лежал серебристый при звездах снег. Я пытался разглядеть на нем нечто, похожее на следы – ничего! Пожалуй, сделаю привал, чтобы собраться с силами перед броском на вершину. Просигналил! Принято! Стоя на коленях, перемотал портянки, поправил снаряжение, на ствол автомата навинтил ПБС. АКМС 7.62 мм. с прибором бесшумной беспламенной стрельбы – на случай тихого устранения «духов». Магазин с трассерами я поменял на магазин с патронами с обыкновенным сердечником. Трассера я брал с собой для целеуказаний при необходимости плотного или сосредоточенного огня по противнику – моя очередь укажет разведчикам конкретную цель.
Ладно, отдышались, силы восстановили, пора обследовать верхнее плато хребта.
– Сафаров, Баравков, связист – за мной, Прокопенко, контролируешь тыл.
– Есть.
Разведчикам определил сектора наблюдения – Нищенко с Фетисовым поручил контролировать склон горы со стороны кишлаков.
– Дозор, вперед.
Мухаметзянов с Ксендиковым выдвинулись к вершине, я с группой захвата и связистом следовал за ними. Ветер утих, улучшилась видимость, хорошо были видны лежащие внизу кишлаки, но все равно неспокойно: а вдруг «духи» заминировали подходы к верхней площадке? Дело не только в том, что они вели наблюдение за нами, им же надо отдыхать, питаться, то есть, отвлекаться от охраны поста. Прикрыться минами на уязвимых участках – вполне рабочая ситуация, впрочем, мины для «духов» пока дефицит, проще гранаты вывести на растяжки.
Мухаметзянов подал сигнал. Пригнувшись и проскочив между валунов, я сблизился с дозором. Старший дозорный в ночной прицел изучал выложенное из камня сооружение, темневшее перед нами.
– Виль, дай-ка.
Сержант подал прицел. Прижавшись к окуляру правым глазом, я изучал объекта внимания – следов не видно, возможно, припорошило снегом, дымком не пахло. Каменный склеп был перекрытым и замаскирован под рельеф вершины. С воздуха его не было видно, он сливался с фоном снежного покрова. А дальше? Система была построена с обзором в сторону аэродрома, базового лагеря. Основной сектор наблюдения – западное направление, составлял, примерно, градусов 90, захватывая аэродром и полосу до складов ГСМ у Ходжа Бугра. Хорошее дело, «духи» не сегодня контролируют нашу инфраструктуру, отвергая рискованные варианты выхода на ближние подступы к подразделениям нашего соединения. С вершины Черной горы для них открывалась прекрасная панорама визуального наблюдения за советскими войсками, в том числе – за их передвижением.
А что у нас с минами, растяжками? «Духи» могли подсунуть «сюрприз». Глубина снега до полутора метров, верхний его слой сдувался ветром, образуя на скатах проплешины, кругом были камни, валуны – вряд ли мы что обнаружим... В этом, признаться, мы были профаны.
Дальше я изучал местность по рубежам – до пункта наблюдения были видны скальные образования, открытые участки засыпаны снегом. Пока ничто не говорило о присутствии людей. Первичный осмотр вершины создавал впечатление, что «духи» бывают здесь эпизодически, возможно, они ориентировались на погодные условия и задачи, которые получали от своих командиров. Наблюдательный пункт в зимнее время должен быть с обогревом, иначе в нем человеку не выдержать и пару часов – он просто замерзнет.
– Мухаметзянов!
– Я, товарищ лейтенант.
– Прикрой.
– Есть.
– Слава, чуточку дальше.
– Сейчас отползу.
– Внимательней, если что – нас не задень.
– Ну что вы, товарищ лейтенант!
– Что-что! В оба смотри!
– Понял.
– Готов?
– В порядке.
Дозор я вывел на удобную позицию, чтобы в случае огневого контакта с противником, отсечь его от группы захвата и дать ей возможность выйти из-под удара.
– Игорь, расположи ребят по кругу, развиднелось, «душки» могут пожаловать прямо сейчас.
– Двое прикроют тыл, товарищ лейтенант, двое от долины.
– Пойдет, размещай парней. Гена, Сергей – за мной.
След в след очень мы осторожно подходили к груде камней, уложенных таким образом, что, расположившись в них, можно вести наблюдение в сторону нашего городка, до которого было около семи километров. Сам городок, возможно, не просматривался на всю глубину, но подходы к нему с восточной стороны: от домостроительного комбината были как на ладони. Боевое охранение с элементами обороны также попадало под наблюдение противника - не зря Сашка беспокоился о безопасности взвода. Хорошо видна каменоломня…
Что там дальше? Стоп. Каменоломня? Черт! Ну-ка! А не отсюда ли «духи» выследили машину с нашими бойцами, приехавшими за мраморной крошкой в карьер? Что это? Совпадение? Выходит, с Черной горы была дана информация душманскому отряду, совершившему дерзкий налет на безоруженных советских солдат! Мысль ошарашила таким поворотом дела. А что? Реальный ход событий.
– Товарищ лейтенант, смотрите, – прервал размышления Сафаров.
На хребте за кишлаком, в противоположной от нас стороне, загорелся костер, затем другой – совершенно четко виднелось колеблющееся пламя. В кишлаке, оказывается, спалине все, он жил своей тайной и только ему ведомой жизнью – кишлак ожил: ответил один фонарик, за ним два других, вон – еще… Костры приобрели мигающий фон определенной системы. Тело сжалось в тревожном ожидании – вот-вот загорится огонь на нашей горе. В этом была полная уверенность! Но нет! Не видно.
– Обмениваются, сволочи, – выругался Баравков.
Сигналы обрели определенный алгоритм: с гор мигающая серия – пауза, следом ответная серия с кишлаков, затем, наоборот – передают горы, принимают кишлаки. Зафиксировал время «иллюминации». У нас тихо. Про себя рассуждаю – «духи», вероятно, используют Черную гору для наблюдения в дневное время. Вряд ли у них есть приборы ночного видения, да и в темное время суток наши войска не передвигаются – объекты внимания для наблюдателей противника не работают. То есть ночами «духам» здесь делать нечего – наблюдение ведут днем, получают информацию, обрабатывают и в ближайшую ночь с кишлаков передают в горы. «Гнать» информацию можно и с Черной горы – она господствует над местностью, не будь на виду боевого охранения. Не исключено, что экстренный способ передачи сигналов существует именно отсюда. Скорее всего, так и есть. Значит, работают и ночью. Возможно, прямо сейчас.
Пригнувшись, в готовности к открытию огня, мы подошли к каменному сооружению, откуда человеческим присутствием и продуктами его жизнедеятельности не пахло. Что там внутри? Включив НСПУ (ночной стрелковый прицел унифицированный) я сунул ствол автомата в открытое оконце в виде прямоугольного отверстия. Рассмотрел внутреннее расположение, но ничего особенного, за что бы зацепился глаз, я не заметил – голые стены каменного мешка. Лезть внутрь не имело смысла, засветим себя или нарвемся на мину. Что-нибудь интересное там вряд ли обнаружим, а себя обозначим противнику. Принимаю решение аккуратно уйти от наблюдательного поста, не оставив следов на снегу и наблюдать за долиной с обратной стороны горы, которая не просматривалась с позиции боевого охранения и была закрыта грядой.
Дозору с прикрытием Нищенко я уточнил задачу: спуститься метров триста ниже вершины и понаблюдать за кишлаком. Отдохнув и поправив снаряжение, я повел группу на спуск в долину.
ГЛАВА 19
Если, кто думает, что с вершины горы или хребта спускаться легче – он глубоко ошибается. Я и сейчас убежден, спуск вниз в физическом смысле гораздо сложнее. Нагрузка концентрируется на определенные группы мышц, в частности, на икры ног и почти не распределяется на другие мышцы. Первые метры, действительно, скатываешься, словно на саночках, но только первые. Скоро приходит ощущение боли в ногах, переходящей в острые судороги. Мы спускались вниз боком по условной линии, похожей на синусоиду, чтобы тяжесть тела со снаряжением распределялась более равномерно. Но, к сожалению, существовала опасность мин, поэтому при спуске необходимо стремиться идти более прямым маршрутом. Разведгруппа на местности передвигается след в след - в горах, понятное дело, трудно следовать этому правилу, но стремиться обязательно надо.
Мухаметзянов для наблюдения выбрал удачное место. «Сержант свое дело знает», – отметил я про себя. С одной стороны скальные образования защищали от ветра, с другой – кишлачная зона была как на ладони.
Прикрывшись от внезапного появления «духов» с направления спуска, разведчики вели наблюдение за кишлачной зоной, остальным я дал возможность расслабиться. Рассчитал время на спуск и выдвижение до боевого охранения. Получается, минут 40 остается на наблюдение, чуть передохнем, а затем, снимаемся и уходим.
– Товарищ лейтенант, «база», – связист протянул гарнитуру станции.
– Передай: «111» и радиомолчание.
– Понял. «База», я «30», прими «111», выхожу из связи.
«111» – все в порядке, большего сообщить начальнику разведки я не могу. Михаил Федорович – порывистый и очень энергичный человек. Понимаю, как ему тяжело дается ожидание разведчиков с боевого задания, тем более, сегодня ночью одновременно работают несколько разведывательных групп. Вернемся на базу, дядя Миша, как любовно мы называем его, «отведет» на нас душу, но, отойдя от переживаний, похвалит. Работа у него такая – волноваться за разведчиков.
Посмотрел на часы. Пора сниматься.
– Товарищ лейтенант, вижу костер, – доложил связист.
– Так, вижу.
На хребте за кишлаком появился костер, наверное, «духи» используют солярку. Переключаю внимание на кишлак и вижу остолбеневшее лицо Сафарова:
– Товарищ лейтенант, – Сергей показывает рукой.
На склоне нашей Черной горы, метров триста ниже нас по уровню высоты, загорелся фонарь – закрытый источник огня. Тут же «заиграла» серия миганий. Подключились кишлаки, ответили горы – заработала устойчивая система световых алгоритмов. Минут пять уверенной «иллюминации» и световая гирлянда исчезла.
Пришел в себя. Что же получается? «Духовские» сигнальщики поднимались на гору с обратной, то есть, восточной стороны. Мысль об этом уже приходила, но они поднимаются не на вершину горы (во всяком случае, ночью), а на две трети вверх и передают, собранную за день информацию, дальним кишлакам и напрямую в горы. А как они от кишлаков выдвигаются к Черной горе ?
– Мухаметзянов, НСПУ.
Ночным прицел «пробежался» по местности от кишлака до хребта. Сектор наблюдения вправо был не очень небольшой - закрывала правая оконечность гряды, но кое-что было видно. Пытаюсь определить путь сигнальщика от Тарахейля до рубежа подъема на гору. Запоминаю предметы на местности, которые в последующем могут служить ориентирами. Зафиксировал. Пригодится для организации засады на сигнальщиков и наблюдателей на участке между кишлаком и горной грядой. Не думаю, что «духи», поднимаясь на гору, каждый раз ходят разными маршрутами – они у себя дома, чувствуют себя уверенно, тропок у них немного. Пожалуй, хватит. Достаточно, чтобы хоть как-то представлять информационный характер действий «духов» в восточном секторе зоны ответственности. Выводы были неутешительными: обмениваясь информацией, имеющей системный характер, противник проявляет активную деятельность. Так! Время? Поджимает, снимаемся. Сигнал «Вперед». Нам предстоял сложный и утомительный спуск в долину с последующим выходом на базу.
Двигаясь правым боком по склону, я периодически менял положение тела, ноги немели – поворачиваюсь левым боком. Кажется, незнакомые места, но компас не оставлял сомнений – идем в нужном направлении. Через час сделал отдых. Упали за камни, вытянув ноги, чтобы расслабились икры ног. Морозец раннего утра крепчал, успокоился ветер. Погода не совсем, конечно, располагала к скрытому возвращению к боевому охранению, но хотелось спокойно перемахнуть долину, а вот видимость улучшалась, демаскировала нас. Сейчас сложилась именно такая ситуация, когда противник не должен догадываться о работе разведки «шурави» в его ближайшем тылу, в противном случае, он насторожится – опасность засады увеличится, уменьшая шансы на захват «языка». Мне думалось, что мы за что-то зацепились, увидев панорамную работу световых сигналов противника. Появилась основа для развития успеха - «язык». От нее будем опираться, наращивая усилия информационной составляющей и проработки захвата источника информации.
Я исходил из того, что, если противник сигналит – у него есть, что передавать, чем делиться с горами, где ждут своего часа душманские отряды. Не спится же им в пещерах, отапливаемых авиационным керосином, который загоняют «духам» господа прапорщики авиационной базы. (Недавно «особисты» прихватили одного мафиози, выручившего таким образом свыше ста тысяч чеков Внешпосылторга, которые спрятал в запасном колесе КАМАЗа).
Изматывающий спуск в долину отбирал последние силы. Не сомневаюсь, это была первая боевая задача, отнявшая огромный запас физических возможностей каждого из нас в отдельности. Одно восхождение на вершину – победа над собой и слабостью. На базу возвращались с результатом, над которым предстояло еще размышлять, анализировать. «Иллюминация», устроенная «духами», подтверждала прежние выводы и намерения противника: в районе Тарахейль активизируются действия. Что бы это значило? Нужны были дополнительные сведения, которые бы расширили информационное поле о противнике. Мы, разведка дивизии, располагали только базовой основой, от которой следовало двигаться вперед.
Предложения начальнику разведки я, конечно, сформулирую в развернутой форме - ясно и понятно, но до боевого охранения еще надо добраться. Ноги совсем онемели, а спуску не было видно конца. Отдельные участки маршрута преодолеваем скольжением на спине и заднем месте. Идти все было трудней, периодически разминаем икры ног. Стоп. Очередной привал -отдохнуть, оглядеться. Долина уже где-то недалеко, но опять же - внизу возможен противник. Внимание, еще раз, внимание! В прицел я изучил горизонт, вероятней всего, мы были у цели - видны ориентиры расщелины, где спрятаны лыжи. Наш тайник левее скального образования. Я показал Сафарову, заместитель кивнул головой.
– Сергей, с Геной – к лыжам. Обрати внимание на следы, увидишь – стой. Если «духи» обнаружили их, возможна засада, могли и заминировать. Осторожней.
– Понял, товарищ лейтенант.
Сафаров с Баравковым двинулись вниз.
Посмотрел на разведчиков – парни устали, измотались на спуске.
– Братва, осталось немного, скоро долина, не расслабляться, внимание. Все на местах? – обвел я взглядом усталые лица разведчиков.
– А Черняев?
Возникла пауза, которой не должно быть в принципе.
– Да вот он, товарищ лейтенант, – Гапоненко кивнул головой на груду камней.
Я подошел к валуну округлой формы, разведчик Черняев сидел, привалившись к нему, и спал. Пинком поднял солдата.
– На базе разберемся. Фетисов, ко мне.
– Я здесь.
– Идешь с Черняевым, не теряй его из вида.
– Понял.
За Баравковым и Сафаровым мы спустились к основанию хребта – тишина. За ночь пурга намела большие сугробы, шли вдоль проклятой гряды, проваливаясь в снежном заносе. Прокопенко поднял руку – упали, наблюдаю за группой захвата. Через минуту сигнал - «В порядке» – пошли к тайнику, где оставили лыжи.
Наконец, добрались, остался бросок через долину - четыре километра открытого поля, переметенного снегом.
– Нормально, товарищ лейтенант, следов не видно. Я думаю, «духи» в мороз не болтаются по снегу.
– Болтаются – не болтаются, фонарь на горушке ты видел. Минимум двое «духов» обеспечивали передачу сигналов. Вот и рассуждай – боятся они мороза или нет.
– Согласен, товарищ лейтенант.
– В долине они легко разыграют сценарий перехвата группы, за нами охотятся – точно. Ладно, об этом потом, разобрать лыжи. Дозор – вперед, Нищенко, тыл на контроле.
Движение к овражку прошло без задержек, скрылись в нем - открытый участок теперь не помеха. Горный массив Черной горы постепенно удалялся за нашими спинами, пока совсем не скрылся из виду. Ни дна ей, ни покрышки.
Чем ближе приближались к позиции боевого охранения, тем явственней носы разведчиков ловили запах вкусного дыма. На востоке полоска светлеющего неба обозначила контур опорного пункта.
– Шесть, – крикнул боец из окопа.
– Пять, – ответил дозор.
Можно идти. Группа втянулась в траншею позиции взвода, на площадке возле ПХД скинули лыжи, рюкзаки, снаряжение – разведчики падали от усталости. Подбежал командир охранения.
– Ну, что? – схватил за руку Александр.
– Что-что? …твою мать, думал криндец, не дойдем.
Присев на снег, я повалился на бок – хорошо бы полежать, расслабив уставшие ноги.
– Саш, согрей парней горячим чайком.
– Не беспокойся, Валер, чай готов и перекусить найдется – всю ночь поджидали вас. Скрынников по радио устроил разнос – ты как сквозь землю провалился. Доложил ему – в полосе разведки спокойно, красной ракеты не видно, но твоя радиостанция молчала.
– Хорошо, Сань, потом, разберемся... Ты лучше скажи – у тебя что-нибудь есть?
Сашка вытаращил глаза.
– Есть, есть, Валер, не волнуйся.
– Ног не чувствую.
– Ты их сейчас шаропом, шаропом.
– Вначале душу, Саша, и только душу! Ты вот что! Уточни, с какого растояния твои зафиксировали группу визуально и в ночные прицелы.
– Это тебе прямо сейчас надо?
– Саш?
– Ладно, подъем, двигай ко мне, я минут через пять буду.
– Хорошо.
Перевернувшись на живот, я встал на четвереньки, оперся на одну ногу, другую. Поднялся.
– Сафаров.
– Я, товарищ лейтенант.
– Парней в расположение - только не спать. Чаем вас напоят, накормят.
– Понял.
– Действуй, Сергей. Черняева не трогать – разберусь.
Разведчики, переваливаясь от усталости, вошли в расположение взвода. Следом за ними зашел и я.
– Товарищ лейтенант, пусть ребята присаживаются, сейчас накроем, – дежурный сержант поставил термос.
– Садись, разведка, в беде не оставят.
Повар разлил по кружкам чай, принес сдобренную мясом перловку. Разведчики из РД достали свои припасы: баночки с беконом, тушенкой, вскрыв ножами, намазали на кусочки нарезанного хлеба. Появились улыбки, перебрасывались словами – напряжение немного проходило, но усталость говорила о дикой нагрузке, которую все мы пережили прошедшей ночью. Где Черняев? Ага, вот.
– Привет, гусар, – хлопнул по плечу молодого разведчика, – как дела?
– Нормально, товарищ лейтенант.
– Если нормально – смотри веселей, – лицо парня посветлело – переживает.
Ладно, главное сейчас психологически расслабиться.
– Пойдем, пойдем, Валер, – Сашка тащил меня к командному пункту. В знакомой уже землянке от запаха жареной картошки сводило челюсти.
– Ну, ты даешь!
– Скинь "десантуру", ополоснись и за стол, – торопил Сашка, суетливо расставляя тарелки.
Десантную куртку я кинул на кровать и буквально упал на стул, но, собрав волю в кулак, встал и подошел к умывальнику ополоснуть лицо и руки.
– Сто грамм не повредит, Валер - поможет.
Сашка из целлофанового пакета плеснул по кружкам желтовато-зеленую жидкость.
– Стоп-стоп, Сань, мне еще Скрынникову докладывать.
– Херня, Валер, не обижай меня, ешь картошечку и все будет в ажуре.
– Ладно, за успех нашего дела безнадежного.
Сосредоточившись, словно перед атакой, я опрокинул в рот омерзительную жидкость. Даже луковица не спасала от вони местной самогонки. С привкусом ацетона шароп растекался по венам, вызывая рвотный рефлекс. Чего там только не было! Абрикос, куриный помет, табак - в голову шибало так, что тормозило центры головного мозга и вызывало головную боль. Это вам не русская водочка, а местная гадость, от которой плавились мозги. Пойдет. Сейчас все пойдет.
– Значит так, – Сашка с аппетитом заедал шароп, – группу заметили метров за сто, в прицел БМД – на большем расстоянии. Нормально. Со стороны проезжей части движения не было, видеть вас не могли, так что – отдыхай, братишка.
– Хорошо бы, Санек, но там такое поле работы, а "светиться" бы "духам" не хотелось.
– Давай ешь и рассказывай. Кстати, Скрынников за вами выслал машину. Кузов зашвартуем тентом, никто вас не увидит, минут через тридцать будешь на базе.
– Спасибо, Сань, уже "рубит".
Веки слипались, очень хотелось спать.
– Стоп, Валерик, рассказывай.
– Вывод один, Сань: в любой момент ожидай атаки. Там такая светомузыка "играет"! Не думаю, что у них много информации по базовому городку. Все-таки прикрытая войсками территория и просто так не зайдешь в закрытую зону. Ты первый на их пути, напасть на тебя, похоже, дело «духовской» чести. Черная гора – наблюдательный пост, с обратного ската сигналят фонарями - тебе этого не видно. Объем передаваемой информации большой. О чем? Ты, как на ладони, значит, о тебе - боевом охранении. И что получается? Нанести удар по тебе – для «духов» самое удачное решение.
– Да-а-а …Валер, за «здрам желам» ничего не получается, на ночь сменю систему огня и обороны. Днем нельзя – заметят шевеление, просекут, – задумчиво сказал Александр, растягивая слова,
– Сань, «бачат» натаскивай сегодня, сейчас, не теряй время. Дяде Мише я доложу обязательно. Сегодня 16 февраля, скоро сезон дождей, видимость ноль, «духи» воспользуются этим.
– Разрешите, товарищ старший лейтенант.
– Слушаю, Смирнов.
– Со стороны аэродрома машина.
– Она за разведкой. Пропусти.
– Есть, – солдат вышел наружу.
– Давай, брат, пока. Проводи, едва ноги несу.
– Может, еще по капельке?
– Нет, Сань, спасибо, сейчас и так пиз…лей получу, да и не пойдет шароп. Фу, гадость!
– Ну, как скажешь, дружище.
– Скоро вернусь, доберем.
Машина подъезжала, осторожно минуя шлагбаум, заехала на рабочую площадку ПХД. Коробицын выпрыгнул из кабины.
– Здоров, дорогая пропажа.
– Привет, Серега, только не трогай – упаду.
– Загружайся, Валер, Скрынников ожидает.
– Кроет матом ?
– Еще как!
– Сафаров, группу в машину.
Попрощались с Сашкой. Я обнял его:
– Сань, с меня причитается.
– Да будет тебе. Жду.
С помощью Коробицына я залез к своим парням в кузов, тент закрепили веревкой, чтобы не расчехлился воздушным потоком.
– Домой, братва!
Дядя Миша ожидал доклада о нашей работе, чувствую, достанется мне. Ладно, все же есть о чем доложить начальнику …
– Хватит спать, подъем, – слышу голос Коробицына.
Открыл глаза. Уснул что ли? Сразу и не "врубился". Тент машины был поднят, разведчики, положив головы на плечи друг друга, спали безмятежным сном. За полчаса езды до лагеря все уснули от усталости. Перевалившись через задний борт, я встал у машины, ожидая высадку разведчиков. От палатки офицерского состава шел Михаил Федорович Скрынников, следом Комар.
– Товарищ гвардии майор, личный состав разведывательной группы после выполнения боевого задания прибыл. Потерь не имею. Командир группы гвардии лейтенант Марченко.
Глаза-буравчики начальника смотрели испытывающе, слегка подозрительно, но мы-то хорошо знали: дядя Миша поругается, накричит, между тем, он добрейший души человек, понимающий нелегкую службу своих подчиненных.
– Тьфу, твою мать, всю ночь из-за тебя не уснул.
Михаил Федорович сверлил острыми глазами до самых кишок. Докладываю:
– Товарищ гварди майор, задание выполнено, выходить в эфир не позволила обстановка, готов доложить результаты разведки. Разрешите, дам указания Сафарову?
– Давай. Жду.
– Есть.
Обернулся к группе, выгружающей снаряжение, и распорядился Сафарову:
– Сергей, сдать оружие, привести себя в порядок и до обеда отдых. Особенно не расслабляться, возможно, вечером повторим подвиг сегодняшней ночи, и не вздумай воспитывать Черняева. Понял?
– Так точно.
– Вот и хорошо, я на доклад.
Подошел Комар:
– Иван Геннадьевич, не возражаешь, что мои отдохнут до обеда? Сегодня досталось на проклятой горе.
– Конечно, Валера! Никаких вопросов, – ответил Иван.
– Ну, как там?
– Серьезное дело, Геннадьич, если вцепимся в район Черной горы – результат будет.
– Устали?
– Не спрашивай, едва стою.
В офицерской палатке Михаил Федорович за что-то отчитывал Родина, заместителя командира роты по радиоразведке и связи. Анатолий Артемович оправдывался, нервничал, в чем-то не соглашался с начальником. Ситуация вызывала смех офицеров, которые старательно прятали его от Скрынникова. Михаил Федорович легко переключался на каждого из нас, если подозревал что-то неладное. Надо знать характер дяди Миши, а вот Артемыча надо было выручать.
– Товарищ гвардии майор, я готов, – громкий голос отвлек начальника разведки от Родина, он тут же переключился на меня:
– Ладно, давай карту?
Доклад начальнику разведки я начал с описания местности, населенных пунктов, применительно к которым я реализовывал решение на разведку. Отдельным вопросом вынес значение Черной горы в системе охраны, обороны стратегических объектов: аэродрома, базового городка, других объектов, отметил факт наличия противника в непосредственной близости от аэропорта. Отметил, что душманы проявили себя в кишлаках и горной местности активной передачей световой информации. Сформулировал вывод о том, что боевые отряды «духов» вероятней всего имеют в кишлачной зоне своих сторонников, с которыми поддерживают регулярную связь. (Только ли методом световой информации?) Сделал упор на активность противника в передаче информации - два-три раза за ночь, что дает основание считать – «духам» есть, что передавать.
Высказал предположение о том, что душманское подполье изучает советские войска в районе аэропорта Кабул. Существует связь кишлаков с горами не только методом световой информации, но и, вероятно, через связных и курьеров. Душманы организовали сбор разведывательных данных о наших частях, подразделениях боевого охранения, которые являются объектами их пристального внимания. В части сбора информации о душманском сопротивлении, я предложил применить метод общения с местными жителями (выложил вариант работы боевого охранения Александра). Далее, сделал вывод по работе за ночь: факт активизации действий противника восточней аэропорта Кабул 7-10 километров, дает основание предполагать о его возможных атаках на воинские подразделения Советской Армии, задействованных в боевом охранении по периметру Кабула.
Михаил Федорович детально расспросил меня о впечатлениях прошедшей ночи, безусловно, я ему доложил об огромной физической нагрузке, которую испытали разведчики. Вернулся к вопросу организации связи разведывательных групп с базой – предложил отработать связь таким образом, чтобы выход в эфир командира группы являлся крайним случаем. Высказал мысль о необходимости организации агентурной разведки в кишлаках, которая позволит нам получать более полные и свежие данные о противнике. Обратил внимание начальника разведки на такой момент: Черная гора очень удобна для обстрела самолетов из ПЗРК, которые совершают взлет и посадку в непосредственной от нее близости.
В целом, восточное направление зоны ответственности дивизии я оценил, как важнейший район деятельности дивизионной разведки, но долину за перевалом Паймунар - также нельзя оставлять без внимания. Это звенья одной цепочки. В конце доклада я попросил начальника разведки заручиться поддержкой начальника штаба дивизии, начальника политотдела по работе с местным населением на участке нашего боевого охранения.
Михаил Федорович эмоционально реагировал на некоторые мои, с его точки зрения, авантюрные предложения, но за работу группы выразил благодарность, после чего отправил отдыхать.
– Шароп заедай лучше, Марченко.
– Есть, товарищ майор.
Пререкаться с Михаилом Федоровичем не имело смысла – достанется. Комар напомнил, что вечером во взводах проведем общие собрания по подведению итогов. Минут через пять я провалился в глубокий сон…
Около четырнадцати часов Толик Родин разбудил меня на обед. Выслушав новости боевых друзей, я схватил пачку писем с Родины и приступил к их изучению. Письма с Союза – отдельная история в жизни для каждого из нас. Прошло много лет после окончания афганской войны, но их роль, как части нашей жизни, и по сей день не приуменьшилась. Мы жили письмами близких и родных нам людей, подпитывали внутренние резервы душевного состояния в тяжелой работе на войне.
Подведение итогов боевой деятельности, дисциплины в роте, взводах за неделю было плановым мероприятием. С одной стороны – для галочки, требовал политотдел дивизии, с другой – необходимо было взглянуть на себя с объективной точки зрения, оценить работу в реальном измерении. По ощущению настроений в штабе дивизии, чувствовалась атмосфера серьезной подготовки к войне – формировалась группировка войск для проведения крупной операции. Меры скрытого характера подготовки подчеркивали значимость проводимых мероприятий, но офицерский состав дивизии знал о предстоящих боевых действиях.
Начальник разведки дивизии майор Скрынников поставил работу разведывательных подразделений соединения на действия в горах - каждую ночь мы уходили в горы, где изучали и изучали противника. Скажу одно – физическая нагрузка валила с ног. Вспоминая суровое время первых месяцев 1980 года, я всегда думаю: как это мы, разведчики, выдержали? Наверное, молодость, кураж и задор победили тяжесть испытаний, выпавших на долю нашего поколения.
ГЛАВА 20
Накануне, 13 февраля, в нашей 80-й отдельной разведывательной роте дивизии прошло комсомольское собрание, на котором с докладом выступил командир роты старший лейтенант Комар Иван Геннадьевич. Он сделал акцент на усиление бдительности при выполнении боевых задач по разведке противника, охране и обороне государственных объектов. (В этот период дивизионные разведчики сводной группой охраняли резиденцию Маршала Советского Союза С.Л.Соколова и литерную стоянку самолетов на Кабульском аэродроме). Из уст командира роты прозвучала тема изыскания новых методов партийно-политической работы по воспитанию комсомольцев подразделения. Комар подчеркнул о необходимости усиления боевитости в решении вопросов жизнеобеспечения, быта, досуга личного состава. В докладе он поднял вопрос о недопустимости натурального обмена вещей с афганцами, покритиковал морально-этическое поведение отдельных комсомольцев, выраженное в нанесении татуировок на теле.
14 февраля прошло собрание партийного актива соединения, а сегодня, 16 февраля 1980 года, мы подводили итоги боевой работы во взводах нашего подразделения. Разведывательный взвод дивизионной разведки – воинский коллектив, в составе которого четырнадцать человек. Эта небольшая тактическая единица самостоятельно решала боевые задачи в тылу противника. Оценка деятельности взвода проводилась, как правило, до действий каждого солдата и сержанта в отдельности.
В своем выступлении я напомнил разведчикам о задачах, стоявших перед подразделением, проанализировал ход их выполнения. Отметил Иванова, Ксендикова, Архипова, Ивонина, действовавших в разведке смело и уверенно. Сказал о добросовестной работе механиков-водителей Зуева, Орлова по подготовке боевой техники к боевым операциям. По итогам боевой деятельности, воинской дисциплины лучшим за неделю я определил 3-е отделение под командованием сержанта Игоря Нищенко. Второе место заняло 1-е отделение старшего сержанта Сергея Сафарова. Третье место досталось 2-му отделению младшего сержанта Геннадия Баравкова. Сергей и Геннадий не оканчивали учебного подразделения в Гайжюнае, где готовили младших командиров для ВДВ, они добросовестным трудом достигли сержантских званий и уверенно командовали отделениями.
Затем, «прошелся» по недостаткам, которые имели место во взводе: деликатно коснулся последнего случая с Черняевым, который мог остаться в горах и погибнуть, обратил внимание на системный контроль друг за другом на боевых операциях. Сделал замечание ефрейтору Мандрыко за неряшливый внешний вид, отметил плохую уборку расположения личным составом, заправку кроватей. Подчеркнул малую эффективность утренней зарядки, которая на самом деле должна была способствовать общему физическому развитию.
В конце собрания я поставил задачи сержантам на совершенствование тактики ведения разведки в районе наших интересов, боевую и политическую подготовку, воспитание морально психологических и боевых качеств подчиненного им личного состава. После подведения итогов я отпустил разведчиков отдыхать, писать письма домой. Не скрою, написание солдатами писем домой, зачастую носило принудительный характер. Командованию дивизии жаловались родители десантников о том, что их сыновья редко писали родным. Волнение матерей было объяснимым явлением, поэтому у нас, разведчиков дивизии, вопрос написания писем ставился так: написанные солдатами письма сержанты приносили своим командирам взводов, которые контролировали процесс написания. Офицеры отдавали письма почтальону или сами относили их в штаб дивизии для отправки в Союз.
После общего собрания взвода, я отправился в палатку офицерского состава. Гудел раскаленный «Паларис», офицеры готовились к ужину: смех, громкий разговор – начало очередного розыгрыша Анатолия Родина.
– Артемыч, – кривился Ленцов, – это ты производишь неприличные звуки?
Толик, лежа на кровати, делал вид, что не обращает внимание на наши проделки.
– Анатолий Артемович, прекрати заниматься свинством, здесь же все-таки люди, – продолжал «атаку» на Родина Гришин.
Толик постепенно багровел – первый признак того, что Артемыча все же достали. На этой бы фразе и прекратить зондаж выдержки и нервов заместителя по связи, но выступил неугомонный Чернега:
– Вот ты «брянский волк» Толик (Артемыч был родом из Брянска), может, это у вас и принято по этикету, но в приличном обществе это позорно.
Лучше бы Сашка не говорил этого – Родин «взлетел» над кроватью, схватив табурет, кинулся за Чернегой, который едва успел выскочить из палатки. Дружный хохот десяти здоровых глоток разорвал тишину.
Толик Родин был объектом наших частых розыгрышей, хотя все могло быть совершенно иначе, но Артемыч довольно остро реагировал на приколы, которые в нашей среде, действительно, имели место. Он бурно взрывался, ревел диким голосом: «Ё… твою мать нехай, – хватал что-нибудь и бежал на обидчика, вызывая смех и бурю эмоций офицеров роты. Но это нас расслабляло, смешило – молодые, здоровые, крепкие, парни – нам был не чужд обыкновенный мальчишеский задор и кураж.
Накрытый нехитрой снедью стол украшала фляжка спирта, который имел привкус жженой резины. Весельчак и балагур Юра-истребитель, прикомандированный к нам штабом армии в качестве авианаводчика, разлил по кружкам «божественный» напиток. Одетый в летную куртку, с ПМ в кармане, Юра шутками-прибаутками из жизни летчиков истребительной авиации морил нас до гомерического смеха. За одно особое у него качество, он пользовался, у нас, разведчиков, непререкаемым авторитетом: никто кроме него не мог за один раз выпить столько спирта, сколько это мог сделать Юрий. Однажды из Союза к нам прибыл летный экипаж военно-транспортного борта и заночевал у нас. Экипаж принес канистру спирта, который мы тут же «откушали» с нескрываемым удовольствием. Юра превзошел самого себя, перепив весь экипаж «транспортника», чем доказал, что летчики-истребители в деликатном деле пития – вне конкуренции.
Сегодня на ужин были пельмени из мяса, которое у нас вызывало сомнение. Не смотря на внешнее сходство с бараниной, оно не походило на нее по вкусу и запаху. Тем не менее, мы приготовили фарш, тесто и сообща слепили хороший национальный продукт. В гости забежал Паша Лаговский, друг нашей роты – команда собралась отличная.
– За успехи, господа офицеры! – Тост командира роты был коротким, как выстрел!
Спирт запили «Фантой» и с аппетитом перешли к пельменям, рассуждая между собой: что за «зверя» мы все-таки кушаем. В ходе «исследований» и дебатов пришли к мнению – такая порода баранов, которых нам поставляют из Союза. (Позднее мы разобрались, что это мясо было австралийским деликатесом, кенгурятиной).
Вечерние часы за столом, когда офицеры роты собирались вместе, проходили в дружной атмосфере сильного мужского коллектива: мы вспоминали Витебск, обсуждали работу, прогнозировали дальнейшие события. Иван Комар рассказывал о новостях в штабе дивизии, переходили на обсуждение вопросов охраны резиденции Маршала Советского Союза С.Л.Соколова, литерной стоянки самолетов, ведения разведки. Говорили о подготовке к боевой операции, в которой задействовались части дивизии. На учебном поле предгорий Ходжа-Раваш тренировались подразделения 317-го парашютно-десантного полка. Мы не знали района боевых действий, целей, задач операции, но подготовка к масштабным боевым действиям шла полным ходом. Офицеры штаба дивизии отрабатывали документы, планы, схемы, графики, проводили комплексные мероприятия по организации взаимодействия частей и подразделений. Чувствовалась особая озабоченность в лицах офицеров оперативного отдела – в операции участвовали афганские подразделения, а опыт совместных действий еще не был наработан. Мы понимали, что на разведку дивизии ложилась ответственность за данные о противнике, предстояло много работать в горах. Сегодня за столом вокруг этих тем и шел неспешный разговор.
– Сань, – не замечая тусклого взгляда Ленцова, обратился к заместителю Комар, – завтра примешь командование по охране резиденции Соколова. Продумай вопросы обеспечения бойцов, обрати внимание на форму одежды, питание, баню, вопросы взаимодействия с Долговым.
– Понял, Иван Геннадьевич, – ответил недовольный Ленцов.
Заместителю командира роты пришла очередь нести службу на объекте государственной важности.
– С Долговым будь аккуратней, чтобы не было вопросов, – добавил Иван.
Последняя реплика Ивана была не просто пожеланием, а важным моментом: мы, дивизионные разведчики, несли службу по охране Маршала Советского Союза Соколова во втором поясе охраны. Командир парашютно-десантного взвода старший лейтенант Игорь Долгов охрану осуществлял на БМД-1 – в третьем, наружном поясе. С ним необходимо было отработать радиосвязь и взаимодействие по рубежам, времени и задачам. Вопрос был не праздным и имел ряд существенных нюансов: Игорь Долгов – бывший командир нашей роты, которого сняли с должности и отправили служить в 357-й парашютно-десантный полк командиром взвода. Он был сыном известного испытателя парашютов, человека-легенды – полковника Долгова, Героя Советского Союза, погибшего при совершении прыжка с парашютом из стратосферы. Кроме всего прочего, Игорь Долгов имел славу неуправляемого, вспыльчивого человека, способного к неадекватным поступкам. С ним было сложно работать. Иван хорошо знал об этом, поэтому подробно инструктировал Ленцова. Я сидел рядом с Шурой и также вникал в детали разговора, потому что командир роты мог и меня назначить на охрану резиденции руководителя оперативной группы Министерства обороны СССР. Через полторы недели так и случилось…
– У всех налито? – Взял слово Гришин, – товарищи офицеры, прапорщики, мой тост простой – за наших родных и близких, которые ждут нас дома, волнуются. Здоровья им, настроения, удачи.
Выпили стоя. Разговоры о Витебске продолжались в шумной и веселой атмосфере: Чернега вспомнил нашу охоту на кабанов в Зароновском лесу, что находится рядом с учебным центром Лосвидо, где мы чуть-чуть не перестреляли друг друга. Вспомнили учения, разведвыходы, многочисленные проверки. Смех, шутки – добрый получился и замечательный вечер.
– Толян, да, прекрати ты отрыгивать пищу, – поморщился замполит.
Мы переглянулись – ясно, разыгрываем Артемыча.
– Кстати, отрыгивать полезно, говорят врачи, – назидательно-невозмутимо отреагировал Толик, пробежав глазами по лицам своих сослуживцев.
– Может, и так, Артемыч, но здесь не скотобаза, – Гришин обострял обстановку.
Толик становился багровым, а Чернега, осторожно встал и пошел к выходу, бросив на ходу:
– Мужики, выйду «харч метнуть» – тошнит.
Родин вскочил, хватая надежное оружие – табурет и рванул за Чернегой. Сашка уже был вне палатки. Толику не хотелось преследовать более резвого Чернегу – сел за стол.
Минут через пять, чихнув, заглох движок, в палатке стало темно, только по белому пологу прыгали тени от раскаленного «Палариса». Анатолий Артемович отвечал за освещение роты, силовую установку – ему необходимо было выйти на мороз, чтобы разобраться с техникой.
– Вот и движок обиделся на Артемыча, – сокрушенно вздохнул «Слободян», как мы звали Петра, старшего техника роты.
Толик кинулся наружу к источнику электроэнергии. От горящего «Палариса» было достаточно света, чтобы не пролить остатки спирта, разлитые Юркой с любовью по кружкам. Картина – блеск, словно оказались в сказочном царстве – гудела труба с горящей соляркой, образуя немыслимые тени, ветер снег швырял за палаткой, проверяя на прочность крепления. Разговор, прервавшись смехом, перешел в анекдоты, шутки – снова переключился на службу.
– Подождем Артемыча, – заметил Иван, намекая, что Родина оставить в покое.
Зашел, осыпанный снежной порошей Чернега, смеется:
– Перекрыл кран подачи топлива, Толик не может разобраться, в чем там дело.
Опять веселый гогот.
– Артемыч, посмотри топливо, – крикнул наружу Ленцов.
Через минуту послышался отборнейший мат заместителя командира роты, сообразившего: Чернега опять его разыграл. Запустился двигатель, загорелся свет и в палатку с широченной улыбкой вошел Анатолий Артемович.
– Извини, Толян, я больше не буду!
Приклонил повинную голову перед Толиком Чернега. Снисходительно отмахнувшись от хулиганистого Сашки, Родин присел за стол – розыгрыш был исчерпан.
– Слово Родину Анатолию Артемовичу, – предложил замполит. (Тогда еще не было афганского третьего тоста).
– За женщин! – выдал Толян.
Он был немногословным, но надежным парнем. Опрокинув остатки спирта, продолжили беседу.
– Валер, – Иван повернулся ко мне, – завтра в ночь уходишь в район кишлаков. Пока ты отдыхал, я был в штабе у дяди Миши, он доложил Петрякову твою информацию о действиях «духов» сигналами – выводы и предложения еще анализируются, но Петряков согласился, что «духов» в твоем районе надо разрабатывать дальше. Завтра наше боевое охранение получит приказ на частичное общение с местным населением, но в ограниченном порядке, особый отдел нашу работу будет держать на контроле.
– Понял, Иван Геннадьевич. Одна просьба: люди устали, пусть поспят до обеда.
– Хорошо. С Артемычем поработай по связи – радиомолчание группы в боевой задаче беспокоит командование. Сам понимаешь…
– У меня же отработано взаимодействие с охранением – зажмут, обозначу ракетой, выйду открытым текстом.
– Ты это комдиву скажи.
– Понял, Иван, мой выход в эфир будет дублировать боевое охранение работой в качестве ретранслятора. В зоне разведки мне нельзя «светиться» – я исхожу из того, что противник слушает эфир, что позволяет «духам» сработать на перехват.
– Хорошо, Валера, согласен, с утра поговорим со Скрынниковым, – подытожил Иван, – давайте послушаем, что говорят «буржуины».
Переглянулись. «Обслуживающий» роту «особист» Игорек, был у насчастым гостем. Знаем, что он как-то «пронюхал» о том, что офицеры разведывательной роты слушают ночами «Голос Америки». Однажды он «подъехал» ко мне с разговором:
– Валер, я знаю, что офицеры разведки дивизии слушают «Голос Америки».
– Да, ты что, Игорек? – Как можно естественней воскликнул я!
– Стоп, Валер, стоп, ты тоже слушаешь!
– Игорек, ты же хорошо знаешь, где я нахожусь ночами.
– Знаю! Но знаю и то, что вы хулиганите.
– Не может быть, Игорек, офицерам разведки некогда слушать вражеские голоса, их вокруг нас и без того достаточно.
– Не подкалывай, а неприятности вы наживете, – подытожил работник военной контрразведки.
В целом, Игорь был нормальный парнем, из «мухобойщиков» зенитного дивизиона. Он часто ужинал с нами, мы его знали по службе в «Зеленом городке» в Витебске, но, тем не менее, у Игорька такая служба – пронюхивать обо всем и обо всех. Надо сказать, что в течение многолетней службы в Советской Армии, у меня с органами военной контрразведки было несколько неприятных случаев, причем, серьезных, о которых расскажу позднее. Слава богу, что они закончились для меня без последствий, а вот с Игорем мы решили однозначно: «вражеские» «Голоса» мы не слушаем, в конце - концов, все офицеры-разведчики члены партии, находимся на передовом рубеже оказания интернационального долга. Игоря даже пристыдили по этому поводу: как он мог такое о нас подумать? Больше с ним вопросов не возникало.
А слушать «Голос Америки» мы все-таки слушали. Не скажу, что это занятие носило регулярный характер, но время было такое, когда хотелось о самих себе услышать правду. В эфире, сквозь мириады помех, пробивался голос на русском языке, терялся, вновь набирал силу. Мы слушали о вводе советских войск в Афганистан, как о захватнической акции Советского Союза, о протестах мирового сообщества, осудившего военный путь решения афганского вопроса. Кстати сказать, о противнике, с которым нам предстояло воевать, мы гораздо больше узнавали из информационных сообщений «Голоса Америки» или «Би-би-си», чем от своих разведывательных и советнических органов.
Величайшая глупость коммунистической пропаганды в освещении афганского вопроса заключалась в том, что ее закрыли от советского народа, который строил коммунистическое будущее… Забыли идеологи коммунизма испанские события конца тридцатых годов. «Над всей Испанией безоблачное небо» – сигнал начала мятежа в Республиканской Испании, поднявший не только «пятую колонну» внутри государства, но и мощнейший интернациональный всплеск на мировой арене. Советский народ рукоплескал воинам-интернационалистам и рвался на борьбу с фашистской чумой, но афганская информационная составляющая была начисто проиграна советским руководством. Наши идеологические противники по всем позициям одержали победу над прогнившей и покрытой плесенью коммунистической пропагандой.
Рядовым коммунистам начала 80-х годов, честно исполнявшим долг перед партией, бывших в первых рядах строителей коммунизма до сих пор стыдно вспоминать дешевый лепет, откровенное вранье руководства КПСС в освещении афганской тематики. Игорек – винтик той самой системы, которая обманула чаяния советского народа, его стремление к светлому будущему, выполнявший команду «фас» своего начальства. Он зондировал, в первую очередь, настроения офицерских коллективов по афганскому вопросу.
Слушали мы «вражеских» «доброжелателей», в общем-то, без комментариев. Молча ложились и лежали – возразить «буржуинскому голосу» было нечем – аргументы и доводы были взвешенными и очевидными.
– Да-а-а уж, – произнес Артемыч, выключая приемник.
Помехи забили и без того слабенький голос – уже ничего разобрать. Каждый, думал о своем, сокровенном. В газетах, приходившим нам из Ташкента, писали, что мы находимся в Афганистане на учениях. Только почему-то с литерной стоянки самолетов, до которой от нашей палатки было не более 50 метров, часто взлетали борта с деревянными ящиками, в которых были забиты гвоздями цинковые гробы. У нас возникало много вопросов о выполнении нами интернационального долга, но ответов, мы знали, не будет, да и не было времени задумываться, анализировать, обсуждать, с чем-то соглашаться или, наоборот, отрицать – окунулись в войну с головой.
– Руководители групп политзанятий, с утра политподготовка! – крикнул Гришин.
– Есть, товарищ «комиссар», – шутливо отозвался Чернега.
Вторник, пятница каждой недели – политические занятия, пусть даже земля перевернется – они должны были состояться. Я иногда хулиганил и выкраивал время на решение вопросов взаимодействия группы за счет политических занятий. Делал я это следующим образом: минут тридцать диктовал солдатам под запись ответы на вопросы занятий, остальное время посвящал тактике действий разведывательной группы применительно к очередному боевому заданию.
Политические занятия проверялись политотделом дивизии, поэтому конспекты, планы занятий руководители групп делали на совесть. В противном случае, у каждого из нас, офицеров, могли быть большие неприятности, тем более подвести замполита роты, которого очень уважали, мы не имели права. Владимир Николаевич Гришин – человек непререкаемого авторитета, которого уважал не только личный состав разведчиков, но и политотдел дивизии, он предъявлял жесткие требования к политзанятиям, строго спрашивал за ведение конспектов, составление планов занятий.
Но пора спать, завтра тяжелый день.
– Пойду к бойцам, Иван Геннадьевич, посмотрю отбой.
– Давай, Валер.
Вышел на свежий воздух. Морозный вечер был заполнен невероятным светом луны. Синий фон заснеженных гор создавал удивительную картину Востока. Фантастика! «Развиднелось, однако», – подумалось мне, завтра выход за Черную гору, а тут хоть иголки считай. Впрочем, сутки еще впереди… Разберемся.
Под «грибком» часовой в тулупе с автоматом в положении «для стрельбы стоя». Солдат методично мерил шагами расстояние вдоль линии палаток роты и обратно, через два часа его сменит другой часовой и так до утра. Дальше располагались тылы дивизии, охраняемые личным составом их подразделений. Несколько дней назад перед сном я вышел подышать морозным воздухом и вдруг услышал одиночный выстрел – присел. Из палатки выбежал прапорщик автомобильной роты, мы с ним кинулись на звук только что прозвучавшего выстрела. Возле ограждения из колючей проволоки нашли часового, пустившего пулю в висок – солдат не выдержал тягот и лишений воинской службы и выполнения интернационального долга.
А сейчас я решил пройтись к туалету, обозначенного на местности в виде вырытой на пустыре траншее. Оправление естественных надобностей в полевом туалете требовало определенных физических данных, в противном случае, можно было поскользнуться и упасть в … туалет. Подходить к нему надо было также с умом – по всей солдатской науке, как, если бы идти по минному полю – осторожно и взвешенно. Сам процесс был не таким уж простым и … естественным, он отличался наличием особой сноровки при двадцатиградусном морозе, бодрящем открытые части тела и почему-то не располагавшим к лирическому настроению.
Возвращаясь к линии палаток, я услышал разговор и смех подчиненных:
– Вижу, выскочил Чернега, – узнал я голос Сокурова, – он подошел к движку, тот пару раз чихнул и заглох – взводный побежал в туалет. Следом выбежал Родин, матеря всех на свете чертей.
Стало, действительно, смешно от байки взводного балагура – бойцы все видят и подмечают. Розыгрыш заместителя командира по связи не остался незамеченным в солдатском коллективе и живо обсуждался бойцами.
– Встать. Смирно, – скомандовал Архипов, первым увидевший меня.
– Вольно.
– Сокуров, значит, анекдоты про офицеров рассказываешь?
– Никак нет, товарищ лейтенант, – парировал разведчик, – я просто обратил внимание на взрывную энергию товарища старшего лейтенант Родина! – бодро доложил солдат. Бойцы засмеялись.
– Так, может, мне Родина пригласить и вместе обсудим тему резкости, а? Тебя, «Зигфрид», за одно потренируем, кстати, где у нас лопаты?
Разведчики умирали со смеха, но в глазах Сокурова веселые чертики уже не прыгали.
– Ладно, садитесь.
Володя Сокуров по кличке «Зигфрид» был отличным парнем. За арийскую внешность получил знатное прозвище, которому вполне соответствовал: высокого роста, с голубыми глазами, чувством природного юмора, такта. Несмотря на то, что он служил разведчиком первый год, завоевал авторитет коллектива. Боевым друзьям рядом с ним было легко и весело – контактный, отзывчивый, он всегда был в стабильно ровном настроении.
– Как отдохнули, гусары?
– Нормально, товарищ лейтенант, – за всех ответил Фетисов – самый возрастной солдат в подразделении: серьезный, основательный. До армии Александр окончил институт, получил высшее образование, но был объектом частых шуток и приколов Сокурова. На мой взгляд, с Александром Фетисовым больше никто не пытался шутить – он был физически крепким и здоровым мужиком. Впрочем, Архипов тоже мог «проехаться» по здоровяку, но в рамках дозволенного: «Дед» себя в обиду давал.
– Как с письмами, все получили?
– Получили, товарищ лейтенант.
– Как там, на дембеле, Сокуров?
– О-о-о, товарищ лейтенант, на дембеле…
Разведчики засмеялись. «Зигфриду» рано думать о дембеле – служить, да служить, что не могло не вызвать смех сослуживцев.
– Не задерживайтесь с ответом, пишите, – сказал я, присаживаясь на кровать.
– Товарищ лейтенант, после утреннего осмотра письма сдам почтальону, – уточнил Сафаров.
– Хорошо, Сергей, возьми на контроль.
Посмотрел на разведчиков, наверное, они поняли важность прихода своего командира – притихли, смотрят, словно, галчата.
– Завтра в ночь за Черную гору, ребята … самоотводов нет?
Разведчики подтянулись, в наступившей тишине «Паларис» завывал дикую «песню» об афганской войне.
– Настало время сунуться в душманское логово – нужен «язык»… С утра поработаем над деталями, отдохнете, а в ночь – в Тарахейль.
Сразу все заговорили: вспомнили прошлую ночь, подняли общие темы, обсудили обстановку в Афганистане, задачи, которые нас ожидают, но завязавшийся разговор о войне, которую мы ощущали собственной кожей, постепенно затих – выговорились и полегчало.
– Товарищ лейтенант, – обратился Архипов, – самоотводов не будет, только вот Сокуров задницу натер на горе.
Смех зашатал палатку.
– Не задницу, Архипов, а промежность, – изящно парировал «Зигфрид».
– Это яйца, что ли?
Дальше в теплой палатке сидеть было невозможно – разведчики «катились» от смеха и слез. Во взводном закуточке, пропахшем соляркой, скипидарным запахом портянок, можно было говорить и шутить до утра, но было пора – вечерняя поверка, разведчикам необходимо сбегать в туалет и перекурить за палаткой.
– Ладно, ребята, скоро отбой, отдыхайте. Письма сдать Сафарову до политзанятий. Сергей, командиры отделений, проверить ноги, болячки, утром доложить.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Всем до свидания, – вставая, я попрощался с бойцами – пора и самому засыпать.
Выйдя наружу, поглядел на луну – красота необыкновенная! Неужели рядом война? Просто не верилось, что сказочная красота скрывала смерть и печаль.
В нашей палатке офицеры лежали. Толик Родин крутил приемник, все еще пытаясь что-то услышать в эфире, но «глушилка» забила «вражеский» голос. Николай Андрейчук собирался на вечернюю поверку, надевал десантную куртку с портупеей. Николай Владимирович проведет отбой, назначит дежурных следить за «Паларисами», чтобы не сгореть в палатках. Такие случаи в армии были, и приказы о ЧП до нас доводили – личный состав сгорал вместе с палаткой за считанные секунды.
Шура Ленцов, сосредоточенно думая, дописывал письмо. Не было видно Сашки Чернеги, наверное, тоже беседовал со своими парнями. Его разведчики «отличились». Охраняя литерный борт Маршала Советского Союза Соколова, они нацарапали на шасси самолета: «Дембель – весна 1980». Надпись увидели сотрудники 9-го управления КГБ, сопровождавшие военачальника в поездках по Афганистану. Был неприятный разговор.
Серега Коробицын с Николаем Тютвиным спали снами праведников. Пора и мне было раздеться, упасть на кровать, но из головы все не выходил завтрашний выход к кишлачной зоне – разведка душманского гнезда увеличивала опасность. Все ли пройдет нормально? Может быть, Санек что-нибудь «накрутит» через местных «бачат». Взрослые афганцы тоже ходили вокруг да около, близко к линии охранения не подходили, но какие у них глаза! Как смотрят! На секунду зевнешь и порубят на куски. Что-то они готовят, замышляют... Вроде бы и нет против них ничего, но опасность витала вокруг неведомой тенью – непредсказуемый народ. Вряд ли они знают, что такое душа. Хорошо, что Сафаров может общаться с ними на одном языке, Гена Баравков понимал канву разговора – тоже сгодится. Пора отдыхать, голова "раскалывалась" от забот и мыслей.
ГЛАВА 21
На зарядке я пробежался вдоль кромки аэродрома с бойцами. Утренний моцион взбодрил тело, поднял настроение. Умывальник у нас был за палаткой – в снег и мороз мы умывались на свежем воздухе, что придавало свежести и бодрости на целые сутки.
Позавтракали, затем, на развод – Ленцов доложил Комару о построении личного состава.
– Здравствуйте, товарищи разведчики!
– Здравия желаем, товарищ гвардии старший лейтенант.
– Вольно.
– Вольно, – продублировал заместитель командира.
Как всегда по утрам личный состав, свободный от нарядов и службы, строился, командир роты проводил развод на занятия, боевую и другую работу.
– Порядок работы следующий, – Иван Геннадьевич уточнил план на сегодняшний день, – под руководством командиров взводов – два часа политических занятий. Затем, 1-й и 2-й взводы готовятся к службе по охране государственных объектов, разведчики 3-го взвода до обеда отдыхают, а в ночь уходят на выполнение боевой задачи. Взводы связи и радиотехнической разведки обеспечивают внутренний наряд подразделения и усиливают разведгруппу лейтенанта Марченко. Вопросы?
– Иван Геннадьевич, вечером баня, – уточнил Андрейчук.
– Да, старшина, доведи график помывки до командиров взводов.
– Есть.
– Еще вопросы, товарищи?
– Никак нет, – дружно ответила рота.
– Владимир Николаевич, порядок политзанятий, – напомнил командир замполиту.
Гришин уточнил места проведения занятий, проверил конспекты руководителей групп политзанятий.
– Все, Владимир Николаевич?
– Так точно, Иван Геннадьевич.
Командир роты скомандовал:
– Товарищи офицеры, в строй. Равняйсь. Смирно. К торжественному маршу. Справа повзводно, первый взвод прямо, остальные – напра-во. Шагом марш.
Торжественным маршем рота прошла мимо командира роты и сразу же разошлась по местам политических занятий.
Проверив у разведчиков наличие конспектов, я объявил тему, цели, задачи лекции, затем под запись дал содержание учебных вопросов. Для семинарского занятия – достаточно, главное, чтобы солдаты могли сформулировать четкий, но ясный ответ по вопросам, сделать выводы.
Занятия обозначены – теперь к делу. Если кто-нибудь из политотдела зайдет проверить политподготовку, у меня все в порядке: план занятий есть, личный состав конспектирует лекцию. Теперь о главном:
– Товарищи разведчики, в ночь убываем на задачу! Сделав паузу и, собравшись с мыслями, я продолжил:
– В этот раз, в смысле физической нагрузки, будет проще, но в то же время – сложнее – идем в душманское пекло. Мы знаем, Тарахейль обрел дурную славу после того, как душманы из числа его жителей убили наших солдат и, поправ все законы человеческой чести, надругались над телами погибших. Враг жестокий, коварный – ошибок не прощает. От нас требуется максимум сосредоточенности, воли, чтобы выполнить задачу, а, при благоприятно сложившихся обстоятельствах – захватить «языка».
Сосредоточившись на мысли, я продолжил:
– Есть основание считать, что противник поддерживает связь между отрядами, подпольем в кишлаках не только методом световой информации, но и связными, курьерами, которые передвигаются в горы и обратно. Это главный момент, который сослужит нам доброе дело. Боевой порядок группы: старший дозора – Ивонин, с ним – Ксендиков.
– Андрей, принцип движения такой: посмотрел в ночной прицел – чисто, продвинулся вперед, опять посмотрел – вперед. Только так! Любая опасность – стой, сигнал. Ясно?
– Так точно, – ответил старший дозора.
– Не забывай – маршрут выбираешь так, чтобы луна не слепила глаза.
– Понятно, товарищ лейтенант.
Передохнув, я посмотрел на Мухаметзянова.
– Виль, вчера со Славой сработали нормально, а вот почему – нормально, кто ответит?
В палатке повисла тишина.
– Материал не знаете, товарищи разведчики. Номально потому, что не вляпались «духам». Надеюсь, понятно?
– Так точно, – хором ответили бойцы.
– На этот раз ситуация опасней – заглянем к «духам» в кишлак, а вот насколько глубоко и серьезно, сориентируемся по обстановке, но задача захвата «языка» остается главной. Сегодня, Виль, работаешь старшим группы обеспечения. Твоя задача – прикрыть группу захвата до ее ухода к боевому охранению. Поддержишь Сафарова и Баравкова на всех этапах задачи.
– Есть.
С Мухаметзяновым хорошо работалось, он быстро соображал, знал, что от него требовалось, не задавал лишних вопросов.
– Хорошо. Прокопенко?
– Я.
– Действовал молодцом, дозор не терял, держал на зрительной связи, – похвалил я разведчика.
Задача ведущего группы следовать за дозором и ни в коем случае не терять его из виду, фиксировать сигналы и реагировать на них в установленном порядке.
– Сегодня отпусти дозор подальше, но не теряй, ночь, вероятно, будет светлее и видимость лучше. Если Мухаметзянов и Ксендиков столкнуться с противником, прикрой огнем, пока дозор выходит на новый маршрут, но от меня со связистом не отставать. С этим понятно?
– Понятно.
Связисту, прикрепленному к группе, задачу ставлю отдельно, она специфична и других разведчиков не касается.
– Сергей, – обращаюсь к заместителю, – с Баравковым работаешь в захвате. С Геной еще поработайте, чтобы было тихо, быстро и без писка. Если «облом» – в сторону, я с Гапоненко прикрою. Это тоже понятно?
– П-предельно, товарищ лейтенант.
Я посмотрел на Гену, не прикалывает ли меня? Глаза сержанта смотрели преданно и верно: пошутить он любил, посмеяться тоже, но игривость настроения перед опасной работой была не уместной.
– Хм, ну, ладно.
Гена потупился, понимая некорректность легкого настроения. Я проинструктировал группу обеспечения, на которую возложил не менее серьезные обязанности.
– Нищенко, – показываю сержанту кулак, – ты понял?
– Так точно, товарищ лейтенант, – кивнул командир отделения.
Сержант сообразительный, учтет потерю из вида Черняева, уснувшего за камнем. Видимый образ кулака настроит на более основательный лад.
– Игорь, с тобой Фетисов, Архипов, Сокуров. Задача – все видеть и держать на контроле все этапы работы. В случае огневого контакта с противником, обеспечить выход из боя. Особое внимание на тыл. У всех четверых головы должны крутиться на 720 градусов – не позвольте «духам» «пристроиться» с тыла. Понятно?
– Так точно.
– Ивонин!
– Я!
– С тобой – Гапоненко, Яруков, Пальцев. Задача: работать по ведению разведки, в случае огневого контакта с противником, обеспечить эвакуацию раненых и убитых, контролировать ситуацию и никого не оставить в бою. Надо показывать, как вводить промедол?
– Никак нет.
– Взять у санинструктора бинты и жгуты.
– Есть, товарищ лейтенант, «Таблетка» получил.
В мой разведвзвод Андрея Ивонина командир роты перевел из управления роты. Парень рвался в бой, в разведку, шел на конфликт с ротным, но добился перевода в разведывательный взвод. С моими разведчиками он прошел полный курс тренировок на Ходжа Раваше, зарекомендовал себя боевым и решительным парнем – влился в коллектив легко и непринужденно.
– Пальцев, вводная установка: у Гапоненко пулевое ранение в предплечье правой руки. Действуй!
– У меня жгута с собой нет, товарищ лейтенант, – заморгал глазами рыжий здоровяк.
– Пальцев, – заорал на него, – у Гапоненко ранение в предплечье правой руки!!!
Суетясь, ефрейтор вскочил, пытаясь куда-то бежать, потом сообразил, что делает что-то не то, выдернул брючный ремень, опрокинул Гапоненко на кровать и перетянул ремнем предплечье руки условного раненого.
– Еще проявишь не резкость – останешься в роте. В бою, Пальцев, не будет времени на размышление, стандартные ситуации должны быть отработаны до автоматизма. Может, я что-то не то говорю, и ты меня поправишь?
Молчание. Тишина. На шум, раздавшийся снаружи, бойцы повернули головы.
– Что случилось? – замполит роты, вбежав, оглядел группу политических занятий 3-го разведывательного взвода.
– Товарищ гвардии старший лейтенант, – вскочил Архипов, – у Гапоненко от перенапряжения в голове открылось кровотечение правой руки.
Реплика без разрешения, смех разведчиков на политзанятиях не понравился Гришину.
– Архипов, у меня такое ощущение, что ты со вчерашнего дня не махал лопатой, – тяжелый взгляд замполита остановился на чернявом балагуре.
– Никак нет, товарищ старший лейтенант.
– Владимир Николаевич, – вмешиваюсь в ситуацию, – я сделал условный перерыв и отработал вводную по наложению жгута на рану – три минуты, чтобы встряхнуться.
Гришин понимающе кивнул, но Архипова не оставил без внимания:
– Скажи-ка мне, Архипов, что такое развитое социалистическое общество?
Раскачиваясь на носках сапог, замполит роты остановил взгляд на шутнике взводного масштаба. Вляпался парень основательно, старший лейтенант Гришин – человек принципиальный, жестковатый.
– Товарищ старший лейтенант, развитое социалистическое общество это фаза коммунизма, где действует принцип: от каждого – по способностям, каждому – по труду. По мере развития социализма и его укрепления, государство диктатуры пролетариата превращается в общенародное социалистическое государство, выражающее волю и интересы рабочего класса, крестьянства и интеллигенции. Утверждается новый социалистический образ жизни, – стоя по стойке «смирно», доложил Архипов.
Замполит роты, ошеломленный бойким ответом, удивленно смотрел на разведчика
– Продолжайте, Валерий Григорьевич, – и пошел дальше проверять занятия по наиважнейшей дисциплине в Советской Армии.
– Архипов, а лопату я тебе вручу, – пообещал я скромному, в принципе, парню, сумевшему заявить себя с лучшей стороны.
Не скрою, приятно было, что солдат, не растерявшись, достойно ответил на не самый легкий вопрос темы занятий. Шутки, они и есть шутки, в первую очередь – это настроение. Через несколько часов мы выходим на боевую задачу и молодым парням не мешает разрядка, но, конечно же, не за счет политподготовки. Смех, хорошее настроение помогут достичь внутреннего баланса, способствуют большей уверенности разведчиков в боевой обстановке. Посмотрев на часы, я удивленно поднял брови: пора заканчивать. Скоро обед и отдых личного состава.
– Сафаров, покормишь людей и отбой. Подъем в 18.00, ужин, получение оружия, снаряжения, подготовка к работе. В 19.00 доклад о готовности группы. Вопросы?
– Никак нет.
– Всем приятного аппетита.
– Встать. Смирно, – скомандовал заместитель.
– Вольно. Разойдись.
Я зашел в офицерскую палатку, где готовились к обеду. Шура Ленцов собирался для убытия в Кабул в резиденцию Маршала Советского Союза Соколова. Толик Родин инструктировал связиста, который сегодня пойдет со мной на задание. Тут же Чернега лениво подначивал Ленцова:
– Шура, ты Соколову передай привет.
– Я все ему передам, Саня, все.
Ленцов явно был не в настроении, ему не хотелось отрываться от коллектива, тем более, заниматься не совсем специфичным для разведчиков делом. Однако он энергично собрался, а через пару часов Александра Ивановича мы проводили с группой разведчиков охранять резиденцию руководителя оперативной группы Министерства обороны СССР.
В последние недели события развивались по динамике нарастания. Отдельной разведывательной роте приказано выполнять несколько важных задач: охрану литерной стоянки самолетов и резиденции Маршала Советского Союза Соколова. Вопросами охраны занимались 1-й, 2-й разведывательные и специальные взводы – мне же досталась работа по ведению разведки в зоне ответственности дивизии. Получилось так, что распределение функциональных обязанностей внутри разведывательной роты дивизии утвердилось именно таким образом – задачи ставились командиром соединения, начальником штаба – мы же, разведчики, их выполняли.
Я прилег на кровать, укрывшись десантной курткой, но сон все не шел – мысли крутились вокруг возможной встречи с противником. Не думаю, что «духи» могли устроить засаду на пути выдвижения к Тарахейлю, для этого нет оснований, но группу сегодня я все же поведу по другому маршруту.
Позапрошлой ночью мы могли «засветиться» противнику и нельзя было рисковать в повторении маршрута выдвижения в исходный район. Мои разведчики, в случае необходимости, могли работать в тылу противника тремя самостоятельными единицами. Случись внезапная встреча с «духами» – каждая из них перейдет в автономный режим деятельности. Отход к боевому охранению мы можем осуществить и по классической схеме, уходить, прикрывая друг друга, изматывая противника быстрой сменой позиций. Другое дело, если «духи», действительно, засекли нас, необходимо выбрать такой маршрут, чтобы противник не смог сработать на перехват при выдвижении в район задачи. Обратно, уж, как получится...
Анализирую ситуацию с точки зрения душманского командира: в тылу замечена разведка «шурави». Русские провели мероприятия по изучению господствующего над местностью хребта, зафиксировали световую передачу информации в местах скопления кишлаков, прилегающих к горам. Может это заинтересовать русских? Конечно. «Шурави» не могли не обратить внимания на активные действия моджахедов в районе кишлаков, прилегающих к горным массивам. Какие дальнейшие действия? Безусловно, будут наращивать усилия по получению информации не одной, а несколькими группами, а в дневное время привлекут авиацию. Правда, авиация малоэффективна, отряды моджахедов в горах замаскированы и находятся в пещерах – обнаружить с воздуха базы почти невозможно. Несколько вылетов покажут бесперспективность воздушной разведки – русские сделают акцент на войсковую разведку, которая уже обследовала горную гряду и обязательно попытается углубиться дальше. Что может быть за этим «дальше»? В кишлаки вряд ли полезут – опасно, а устроить засады в границах района, который интересует «шурави» – весьма привлекательно. Остается просчитать возможные маршруты движения русских групп, чтобы их перехватывать несколькими отрядами.
Анализируя обстановку с точки зрения полевого командира, мне стало жутковато. Стоп, где карта? Будь я «духовским» начальником, как бы я размышлял в отношении устройства засад? Так, смотрим местность, изучаем, анализируем: что относим к очевидным фактам? Они заключаются в следующем: русская разведка свои действия привязывает к боевому охранению. Значит, подразделение «шурави» в составе боевого охранения берется под жесткий визуальный контроль: не спускать с него глаз ни днем, ни ночью. Само охранение не высылает разведку вперед, только ведет наблюдение, обороняя собственные позиции. Вывод: разведывательные мероприятия русских проводятся подразделениями, которые предназначены для специальных операций. В темное время суток они скрытно прибывают на заставу и по определенным маршрутам уходят в кишлачную зону. Открытый участок местности они преодолевают в ночное время, кстати, не просто в ночное, а в непогоду, иначе увеличивается риск оказаться замеченными.
Теперь, по каким маршрутам может выдвигаться русская разведка в интересующий ее район? Их, на самом деле, немного – открытое пространство. Где могут пойти «шурави» к объекту своих интересов? Возможно, используют мандех, который по диагонали пересекает долину, могут выдвинуться вдоль хребта к северной окраине кишлачной зоны, но, в любом случае, цель – кишлаки. Значит, здесь их и надо ожидать, выставив несколько засадных групп перед жилой зоной и после нее, на случай, если просочатся через первый заслон.
Да-а, не завидна наша роль… Поймал себя я на мысли, что вжился в образ «духовского» командира, но от этого стало не легче. Что это значило? Только одно: о боевом охранении придется забыть – оно под «духовским» контролем. Следующий момент опять неприятный: «духи» вычислят наше появление у кишлаков по погоде – в ясную морозную ночь мы не полезем – светло, видимость отличная. В снегопад и ветер – пойдем, непогода, несомненно, увеличит опасность встречи с противником.
Из размышлений следовало, что выход к кишлакам необходимо осуществлять методом от противного. То есть, «духи» не должны ожидать от нас действий с проникновением в кишлачную зону, а мы в это время, как раз и должны работать на их территории. Только неординарность решения на разведку послужит успехом в достижении поставленных целей. Да и чего скрывать? – Целее будем.
Вскочив с кровати, хлебнул глоточек водички.
– Чего не спишь? – спросил Андрейчук, подшивая подворотничок к полушерстяному обмундированию - полевой форме одежды офицерского состава и прапорщиков.
– Да, Коля, вертится мыслишка – маленькая такая, но, похоже, не самая худшая.
– «Выкручивай» ее.
Накануне думалось, что работа по кишлакам отнимет меньше физических сил. Как бы не так! Черная гора тяжело далась, тело разламывало от последствий восхождения, но куда делась командирская линейка, черт побери? Ага, вот. Что получается? – До семнадцати километров обходного пути… Хорошее расстояние, в смысле – обалдеть, но с этого направления «духи» нас точно не ждут. Паймунар – отдельный кишлак, севернее Кабула километров пять. Он не был связан с кишлачной зоной Тарахейль – далековато, значит, выводить группу в район захвата лучше всего с обратной стороны перевала с одноименным названием – Паймунар. Даже хорошо, если паймунарские «духи» засекут нас на своей территории и будут уверены, что мы работаем в их районе. Только наш интерес совсем в другом направлении – Тарахейль с его кишлаками за Черной горой, а Паймунар – элемент отвлечения противника от главной задачи. Лучше в этой ситуации сработать двумя группами: одна отвлекает внимание, специально «светясь» в Паймунаре, другая уходит в Тарахейль с основной задачей – разведка кишлачной зоны с захватом «языка».
– Валера, твои парни готовы, – крикнул мне Андрейчук.
В недоумении оторвался от карты.
– Куда?
Старшина удивленно смотрел на меня.
– ?..
– Тьфу, черт, «зарулился», Коля, извини.
– Вижу, колдуешь чего-то, но пора! Возвращайся на землю.
– Мысли, Коля, одолели, мысли. Скрынникова не видно?
– Скоро будет, звонил.
– Что у нас на ужин?
– Перловочка со свиной тушенкой.
– А, что? Отличный продукт, одних калорий сколько! А белков?
– Утром что-нибудь придумаю.
– Пойдет.
Не успел сложить карту и положить ее в тумбочку, как на линейке раздалась команда: «Смирно!» В расположение роты прибыл начальник разведки дивизии. Вскочив с кровати, я поправил одеяло, курточку повесил на вешалку.
– Товарищи офицеры!
Мы встали и приняли положение «смирно».
– Товарищи офицеры, – Михаил Федорович махнул рукой – садитесь, мол.
Оглядевшись, начальник устроился за широким столом, где мы кушали, решали боевые задачи, резались в карты, домино и не только...
Комар присел напротив в готовности доложить обстановку, следя за острыми буравчиками глаз дяди Миши, скользнувших по лицам собравшихся на совещание офицеров. Молчим. Дядя Миша сегодня не в духе.
– Почему не убираем территорию, Комар?
– С утра убирали, товарищ майор.
Поднявшись, Иван готов был ответить на претензии начальника, прибывшего в не настроении. Он мог нас «выпороть» за недолжный порядок, плохо заправленную кровать, неподшитый воротничок.
– Присаживайся, Иван Геннадьевич, плохо, очень плохо! Дивизия готовится к боевым действиям, а я вот думаю – разведчики правильно понимают свою роль и задачу, отведенную им командиром дивизии?
– Так точно, товарищ майор.
Михаил Федорович тяжело вздохнул.
– Не знаю, с чего и начать, но ответственность на нас ложится, товарищи офицеры, огромная, – продолжал начальник разведки, – назревают и другие, не менее важные события, которые вы подтверждаете работой в горах.
– Подробней можно, товарищ майор?
– А, что подробней? Данные агентурной разведки следующие: в Кабуле назревают события, которые могут привести к вооруженному восстанию. В столицу прибывают отряды оппозиции, они принадлежат различным партиям, у них много хозяев, но цель у всех одна – свергнуть правительство Кармаля.
Придвинувшись к столу, мы не спускали глаз с почерневшего лица начальника.
– И это еще не все, – продолжал Михаил Федорович, – идет процесс втягивания советских войск в активные боевые действия – инициатива исходит от руководства Афганистана.
Начальник разведки, помолчав секунду другую, продолжил:
– На сторону душманских отрядов переходят отдельные части афганской армии. Обстановка в стране тяжелая и не предсказуемая, товарищи. Высшее командование советских войск в Афганистане приняло решение о проведении войсковой операции на востоке страны в провинции Кунар. От разведывательных подразделений дивизии к операции привлекается разведрота 317-го парашютно-десантного полка старшего лейтенанта Мостибродского. Остальные разведподразделения работают в зоне ответственности соединения. В связи с тем, что вооруженные отряды оппозиции концентрируются в Кабуле, разведке дивизии приказано сосредоточить усилия на получении информации о противнике, то есть, все, что касается душманских баз, пунктов сбора, мест и способов просачивания в город. Мы должны знать намерения душманов, товарищи разведчики! – Михаил Федорович устало опустил голову, – нам с вами отводится важная роль в предстоящей опасной работе.
Начальник разведки обвел взглядом сосредоточенные лица офицеров, расстегнул десантную куртку.
– Иван Геннадьевич, у нас есть что-нибудь?
– Так точно, – слегка оторопев от резкого перехода начальника, ответил Иван.
– Старшина.
– Слушаю, Иван Геннадьевич.
– Давай, собери там… побыстрей.
– Есть.
Коля выскочил из палатки и побежал в хозяйство. Глаза у дяди Миши засветились улыбкой:
– Где тут у вас куртку повесить?
– Давайте, товарищ майор.
Петро Слободов взял «десантуру» начальника и положил на кровать.
– Ленцов убыл?
– Убыл, товарищ майор, – ответил Иван, покосившись на меня.
Я кивнул в знак понимания и достал дежурную фляжку со спиртом, которую нам подарили ночевавшие у нас летуны из Ташкента. Между тем, Михаил Федорович посетовал:
– С утра никакого настроения. Петряков шкуру рвет за отсутствие разведданных, комдив вызывал на доклад – попенял, что мы мало знаем о противнике. Одним словом, ребята, обстановка серьезная, грядет большая война.
Притихнув, мы смотрели в усталые глаза начальника.
– Да, уж…
Не выдержал паузы Родин.
– А ты, Артемыч, готовь с Тютвиным аппаратуру.
– Понял, товарищ майор.
Михаил Федорович повернулся ко мне:
– Готов, Валера?
«Вот и моя очередь», – мелькнуло в голове.
– Так точно!
– Будь внимательней, не лезь на рожон, но информация нужна. Понимаешь меня?
– Понимаю, товарищ майор.
Михаил Федорович переживал, прекрасно зная, что разведгруппа работает на пределе сил и возможностей.
– Все будет в порядке, товарищ майор, но вот нужна ваша санкция.
Скрынников насторожился.
– Ну?
Решение я принял, но доложить его начальнику необходимо было четко и убедительно.
– Сегодня в боевое охранение я не полезу – в Тарахейль выдвинусь через Паймунар.
Лицо Скрынникова вытянулось, начальник напрягся, скользнул взглядом по мне, ну, пиз…ц, думаю, в лучшем случае, отправит к авантюристам служить или еще дальше.
– Где карта?
– Вот.
Начальник уткнулся в район разведывательных действий.
– Что предлагаешь?
– Товарищ майор, задача не меняется, она остается прежней. Я только скорректирую выход в кишлачную зону через обратную сторону перевала Паймунар.
Линейкой я приложился к карте.
– Сколько здесь?
Михаил Федорович поднял голову.
– Около 17 километров.
– Ну, а суть?
Я исхожу из того, что противник нас все же почувствовал на Черной горе – до сигнальщиков было не более 300 метров. В горах это большое расстояние, но исключать ничего нельзя: засада противника, перехват группы – реальные вещи.
Михаил Федорович не останавливал меня – уже хорошо.
– Мысль такая, товарищ майор, около 19.00, Тютвин подкинет меня на машине вот сюда, – показываю карандашом на карте, – на ходу я спешиваюсь и увожу группу через хребет. Николай открытым текстом ничего не значащих фраз будет выходить в эфир. Если «духи» ведут перехват, пусть считают, что мы выдвигаемся для работы на север. На самом же деле, нас там не будет, группу я уведу правее перевала вдоль подножья хребта по местности, хорошо изученной на тренировках. Если «духи» и вычислят нас, мы от них оторвемся, потому что они будут думать, что наша цель в полосе Паймунар – Дехъийхья. Я же уйду в другое направление, на восток, и выйду в Тарахейль с обратного ската хребта, за Черной горой, откуда нас точно никто не ожидает. Хорошо бы иллюзию «духам» «подработать» еще одной группой, но сил не хватает, поэтому предлагаю подключить Тютвина в качестве радиопоста. С одной стороны, он на Ходжа-Раваше сработает ретранслятором – обеспечит устойчивую связь со мной, с другой – изучит долину в направлении Баграм. Это тоже пригодится. Прошу разрешения, товарищ майор, на предложенный вариант.
Закончив доклад, я смотрел на Михаила Федоровича – в палатке повисла тишина, «Паларис», кажется, убавил мощь реактивной тяги. Понимаю сомнение начальника, тревогу, обеспокоенность – в случае его согласия на мой вариант, группа в кишлачной зоне остается вообще без прикрытия – даже со стороны боевого охранения. И это еще не все – в районе крайней восточной точки хребта связи с группой не будет, даже, если Тютвин сработает в качестве ретранслятора – мертвая зона для УКВ диапазона, в случае завязки боя помощи ждать не откуда.
– Товарищ майор, лишний «крючок» в 17 километров обезопасит группу на входе в задачу и поможет вернуться назад. Это суть моего замысла.
Начальник разведки не торопился. Глядя на карту, он что-то рассчитывал, прикидывая возможность реализации предложенного ему сценария. Мы, поглядывая друг на друга, сидели в ожидании решения Михаила Федоровича. Оживление внес ужин, который принес дежурный наряд – осталось определиться с главным.
– До рассвета не успеешь вернуться, – нарушил молчание начальник.
– Товарищ майор, группа готова, а до хребта мы на машине.
Михаил Федорович возбужденно вскочил.
– Тьфу, опять ночь не спать. Где тут у вас? Давайте!
Я быстро подал Чернеге фляжку – с авианаводчиком они были непревзойденными специалистами по разливанию жидкостей крепкого содержания.
– Коля, «Фанта» осталась? – спросил замполит.
– Секунду.
Старшина из тумбочки достал баночку «Фанты» и поставил на стол. Перловая каша с тушенкой, порезанное сало, хлеб с луком – ежедневная, богатая калориями пища.
– Ладно, за нас, товарищи разведчики, – произнес дядя Миша.
Опрокинули по глоточку, закусили, смачно хрустя репчатым луком – тепло приятной истомой прокатилось по телу. Михаил Федорович придвинулся ближе.
– Затея твоя, Валера, мне не особенно нравится.
Я напрягся, понимая, что серьезный разговор с начальником еще не закончен. Ситуация объяснима очевидными фактами – Скрынникову важно понять: на сколько разумны мои доводы в принятии решения на поиск. Если окажусь не убедительным – придется повторяться в маршруте движения по открытой долине, что очень бы не хотелось.
– Товарищ майор, выход за хребтом достигнет важной цели – внезапного появления группы с северного направления. Оттуда нас «духи» точно не ждут, если даже мы и «засветились» у Черной горы.
– А маршруты отхода?
«Отходов сколько угодно, – думал я про себя, – повторяться не следует»:
– Выход из задачи вдоль Паймунарского хребта с нашей стороны считаю лучшим вариантом.
– Почему?
– Долина есть долина – открытое место, множество оврагов, в непогоду за 30 метров ничего не видать.
– Думаешь, на выходе «сыграют» на перехват?
– Могут, товарищ майор.
– Что еще надумал? Ведь врешь же, что-то скрываешь!
Михаил Федорович прищурился. Ладно, чего уж там, думаю, терять уже нечего:
– Там и «срублю» «языка», товарищ майор…
– «Языка»? В кишлак собрался лезть?!
Начальник разведки вскочил и шустро пробежал по палатке.
– Ну, что-то вроде этого...
«Убьет, расстреляет», – мелькнула мысль.
– Ты что, охренел?
– Никак нет.
Начальник разведки от возмущения кричал:
– Марченко, лезть в кишлак запрещаю!
– Товарищ майор, – даю отступного, – вы меня не так поняли.
– Что не так понял?
– При вскрытии кишлака я допускаю захват «языка».
– Допускает, видите ли, он, «король паркета».
Майор Скрынников, успокаиваясь, присел.
– Чернега, чего сидишь, наливай.
Фляжка обошла по кругу мимо солдатской кружки, которую я закрыл ладонью.
– Мне уже хватило, начальник влил.
– Пошути еще у меня!
– Понял, товарищ майор!
Михаил Федорович наклонился ближе.
– Марченко, пойми же ты – информация афганской агентуры подтверждает усиление активности «духов» в населенных пунктах, прилегающих к Кабулу. Не исключено, что Тарахейль – перевалочный пункт, в который сунуться – значит, подвергнуть себя огромному риску.
– Товарищ майор, я похож на авантюриста?
– Похож, похож! – Начальник реагировал быстро.
– Тем, не менее, в столкновение с «духами» я не полезу – полажу вокруг да около, посмотрю, понюхаю, чем дышит кишлачная зона и назад.
– Район не изучен, Валера, а данные, которые есть, вызывают беспокойство.
– «Духи» всюду, товарищ майор, кто этого не знает? – Они находятся рядом с нами, боевым охранением, в населенных пунктах. Иллюминация, которую устроили ночью, вообще поразила – они чувствуют себя хозяевами!
– Ты это брось, хозяевами...
Начальник задумался, изучая карту за Черной горой.
– Хотя, ты где-то и прав, Марченко…
Михаил Федорович еще не раз взрывался, переходил на высокие нотки, не соглашался с Комаром, Перепечиным, Чернегой, которые вносили свои предложения по захвату «языка». Они спорили, настаивали – шла творческая работа по организации разведки в тылу противника.
– Товарищ майор, душманскую зону глубокой разведкой «вскрывать» еще рано, обещаю – с дуру хрен не ломать и к рассвету вернуться.
Михаил Федорович, вскочив, замахал руками:
– Забудь глубокую разведку и не лезь в кишлаки! Твоя задача – захват связника во внешнем поясе зоны, дальше соваться запрещаю. Авантюрист, чистой воды, авантюрист, черт бы тебя побрал!
В конечном итоге решили: ночью я отработаю северную окраину Тарахейль, а там по обстановке – других вариантов не было.
– Валера, еще раз проверь и взвесь возможности группы, я буду на связи, нарвешься на «духов» – работай открытым текстом. Понял?
– Так точно, товарищ майор!
– Ну, давай, удачи! Только смотри у меня!
– Есть, товарищ майор, разрешите готовиться?
Михаил Федорович безнадежно отмахнулся.
С Тютвиным я уточнил взаимодействие, сигналы по радио, пробежался глазами по переговорной таблице. Разведчики строились, завершая подготовку к ночному поиску.
ГЛАВА 22
В специальный карман десантной куртки я положил пистолет, пристегнутый к стропе, подтянул ремень АКМС – 7,62 мм. с прибором бесшумной беспламенной стрельбы, разгрузочный лифчик на шесть магазинов, штык-нож от АК, ракеты, две гранаты, промедол. На спине РД с дополнительным боекомплектом, сухим пайком, водой, медицинской аптечкой и парой сухих портянок. Подогнал снаряжение, попрыгал. Пойдет.
Сашка Чернега из-за спины дяди Миши просигналил: будешь? Я отрицательно крутнул головой и вышел из палатки.
– Товарищ гвардии лейтенант, разведывательная группа для выполнения боевой задачи построена. Заместитель командира группы гвардии сержант Сафаров.
– Вольно, Сафаров.
Прошел вдоль строя разведчиков, стоявших в шеренгу, посмотрел на лица парней. Интересная история. Не могу отделаться от поразившего, однажды, меня впечатления: перед выходом на боевое задание – это другие ребята. Собранность, взвешенный взгляд – в строю стояли не мальчишки, юнцы, а воины, готовые жертвовать собой во имя долга перед Родиной, пославшей их на войну. На базе остались их имена, документы, письма родных и любимых, все, что имело отношения к разведке. Передо мной стояли солдаты с жестким и полным решимости взглядом: Сергей Сафаров, Андрей Ивонин, Владимир Сокуров, Игорь Нищенко, Геннадий Баравков, Александр Архипов, Александр Фетисов, Михаил Гапоненко, Вячеслав Ксендиков …
– Равняйсь. Смирно, равнение направо.
Я зашел в палатку с докладом начальнику разведки:
– Товарищ гвардии майор, разведывательная группа для выполнения боевого задания готова. Командир группы гвардии лейтенант Марченко.
Встав, Михаил Федорович, подошел ко мне и просто по-отечески сказал:
– Хорошо, Валера, будь аккуратней, работай через Тютвина и делай все, как надо! К утру будем ждать.
– Есть, товарищ майор! Но так, действительно, меньше риска и неожиданностей…
– Да, я понял. Коробицын подкинет. Чернега, ты уснул?
Михаил Федорович повернулся к Сашке, суетливо открутившего фляжку.
– Товарищи разведчики, за наши успехи.
Переглянувшись между собой, мы махнули по «единой». Офицеры роты, прапорщики пожали мне руку, говоря напутственные слова пожеланий. Начальник разведки, Комар вместе со мной вышли к разведчикам.
– Смирно! – подал команду Сафаров.
– Вольно.
Начальник вышел на средину строя, оглядел разведчиков и будничным голосом спросил:
– Готовы, ребята?
– Так точно, товарищ майор, – не сказать, чтобы дружно, но ответили уверенно.
Михаил Федорович молча смотрел на парней в белых маскхалатах, возможно, подыскивая нужные к таких моментах слова:
– Будьте внимательны, рты не разевайте – противник ошибок не прощает.
Задумался и как-то буднично спросил:
– Ну, а задачу надо выполнить, ребята, как на это смотрите?
– Постараемся, товарищ майор, – весомо ответил Фетисов.
– Вот и хорошо, пойду, доложу Петрякову и с богом.
Майор Скрынников, пожелав нам успехов, неспешно пошел докладывать начальнику штаба дивизии о готовности группы.
– Сергей, людей в машину.
– Есть, товарищ лейтенант.
Я обернулся к стоявшему рядом Комару.
– Иван Геннадьевич, что-нибудь есть?
– Связь проверена, Валера, в порядке, если что – открытым текстом, бронегруппа дивизии выйдет к боевому охранению, а взвод Перепечина я переведу на усиленный режим.
– Понял.
– Не лезь на рожон, остальное – ерунда.
– Добро, Иван, – пожав руку командиру, я пошел к Тютвину.
Николай что-то объяснял связисту – парень шел на первое боевое задание. Выше среднего роста, крепкий, жилистый, мне понравился больше, чем его предыдущий напарник.
– Рядовой Кибиткин, – представился связист.
– Как настроение, Кибиткин?
– Нормально, товарищ лейтенант.
С прищуром взглянул на солдата – оценил и тихо сказал:
– Запомни одно – чтобы ни случилось, быть рядом со мной, не отставать и не потеряться. Это сложно будет?
– Справлюсь, товарищ лейтенант.
Спокойная уверенность рядового понравилась.
– Не забывай о том, что нам в плен с тобой попадать нельзя. Понимаешь, Кибиткин?
– Так точно!
– Тогда – в машину.
Улыбкой проводил солдата – парнишка толковый.
– Пора, Коля.
– Иду-иду, Валера, на всякий случай возьму пару «сто сорок восьмых».
– Пригодятся.
Заглянул в кузов машины: разведчики привычно расположились, откинувшись на деревянные борта ГАЗ-66.
– Готов, Николай?
Тютвин, стараясь не упустить детали, чуть суетился.
– Кажется, да.
– Не торопись, проверь.
– На горушку взял запасной аккумулятор.
– До утра хватит и достаточно. Теперь, главное, Коля: на гору поднимайся по знакомому маршруту. Ничего не выдумывай, на вершине расположись таким образом, чтобы исключить возможность незаметного подхода «душков». Они знают, что горушка за нами, могут устроить все, что угодно.
Тютвин выполнял несвойственную для командира связистов задачу, но ничего не поделаешь, не хватало офицеров-разведчиков, задействованных на целевые задания.
– На всякий случай возьми пару сигналок, прикроешься ими со стороны перевала. Каждые 30-40 минут включайся в эфир и говори какие-нибудь цифры.
– Надолго?
– Пару минут что-нибудь «побурбулекай» и выключайся, затем, опять поработай.
– Ясно.
– Если паймунарские «духи» ведут перехват, они сделают вывод, что мы ведем радиообмен в их собственном тылу, а пока поморщат лбы и разберутся, мы перемахнем хребет. Смотри на карту – около полуночи я выйду к северной окраине Тарахейль. С этого момента я работаю следующими сигналами: нажатие тангенты один раз – все в порядке, два раза – возвращаюсь на базу, три – необходима срочная помощь. Ну, как?
– Понятно, Валер.
– На Ходжа Раваш поднимайся осторожно. Я поведу группу восточней перевала – наши маршруты почти параллельны. По времени ориентируйся следующим образом: когда пройдешь половину подъема, мы уже будем на горной гряде – у меня перепад высот несколько меньше. Когда достигнешь вершины, я уже буду внизу обратного ската – далее действуй, как договорились.
– Во сколько мне возвращаться?
– Сигнал тангентой «два раза» – снимайся и вниз, только не расслабляйся, Коля.
– Понял.
– Давай в кузов.
Подошел Коробицын.
– Ну, что у вас?
– Готовы, Серега! Вот смотри, – показываю по карте, – мы выскочим на ходу на этом рубеже, делаешь обычный круг и на базу.
– И все?
– Мало?
– Я-то думал!
– Ладно, забирай мою карту, положи в планшетку на тумбочке.
– А что в тумбочке?
Засмеялись. Коробицын знал, что в ней у меня сгущенное молоко и сигареты, которые выдают офицерам в качестве дополнительного пайка. Я не ел сгущенку, курить не научился, поэтому сигареты и баночки вкусного продукта отдавал солдатам за успехи в боевой и политической подготовке.
Машина нужна была на первом этапе для скрытой доставки группы в район поиска. На пути следования размещалось множество постов разных частей, подразделений, которые запрашивали пароль, действующий в течение суток. С караулами надо было входить в контакт, давать объяснения, при этом ни в коем случае не раскрывать наличие в кузове разведывательной группы. Коробицын знает пароль, порядок преодоления охраняемой зоны в системе сложнейшей инфраструктуры аэропорта.
– Сокурова не забыли? – спросил я в темноту дребезжащего на ухабах кузова.
Тишина…
– Никак нет, товарищ лейтенант, – испуганно отозвался Зигфрид.
– А я думал, оставили.
Разведчики прыснули, толкая друг друга – напряжение спало. Вовик купился – разыграл командир.
– Ну, а, если ты здесь, Зигфрид, расскажи нам, сколько осталось до дембеля?
Еще больший смех раздался в машине – Сокурову только в мае исполнится год, как призвали – еще служить, да служить. Но цель была достигнута, и скованность снята, разведчики уже переговаривались, делясь друг с другом новостями последних событий.
Машину швырнуло на колдобинах – признак того, что выехали за линию взлетной полосы аэродрома. Водитель, погасив фары, вел машину по знакомой дороге. Расчет у меня был прост и строился следующим образом: если кто-то и обратит внимание на ГАЗ–66 – ее примут за одну из машин авиационной базы. Мы же покинем машину на ходу и через минуту растворимся в снежном пространстве. «Шестьдесят шестая» без остановки пройдет по кругу и, развернувшись в обратном направлении, вернется в лагерь – вряд ли кто заметит нехитрый маневр разведчиков.
Не обратит на это внимания и командир роты охранения капитан Юрий Солдатов. С ним всегда, как и с Александром, я согласовывал действия, уводя группу на север. Сегодня ситуация другая и Солдатов не должен знать о работе дивизионной разведки в зоне ответственности его подразделения – я допускал, что противник контролировал охранение. Не исключал и того факта, что наше появление у Паймунарского перевала «духи» зафиксируют в реальном времени, но опять же, это должно быть не раньше, чем мы преодолеем половину пути к Тарахейлю.
– Приготовиться к десантированию.
Парни встали по бортам кузова, откинув в сторону тент, чтобы не трепало ветром.
– Не греметь оружием.
Сигнал. Разведчики прыжком из машины. Кувырок в снежной пороше и мы лежим в готовности отразить нападение. Гул машины затих. Слушая тишину, привыкаем к характерным звукам предгорья. Подошел к Николаю, чтобы уточнить маршрут до вершины.
– Хорошо, Валера, дойдем.
Вскоре Тютвин со связистами исчез на фоне горной гряды.
Глубокий вдох-выдох – вперед.
– Ивонин, направление движения – груда камней на фоне неба. Наблюдаешь?
– «Схватил», – ответил старший головного дозора. – За линией водораздела оцени обратный скат, прикинь маршрут спуска восточней кишлака. Пока подтянемся к тебе, вникни в местность.
– Ясно.
– Давай, – хлопнул Ивонина.
– Прокопенко, «отпусти» дозор вперед и за ним.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Связист, сигналы понятны?
– Так точно.
– Хорошо. Идешь впереди меня и дышишь в спину Прокопенко – не потеряй его из виду.
– Понял.
– Что ты понял?
– Не потерять из виду Прокопенко, не пропустить сигналы.
– Еще?
– Исключить возможность вашего пленения, – уверенно ответил связист.
– Ладно, пусть будет так – исключай, Кибиткин, а пока иди за направляющим.
Обернувшись к группе захвата, уточнил:
– А вы, гусары, за мной, работаем отдельно.
– В-в-вопросов нет, товарищ лейтенант, – ответил Баравков.
– Нищенко.
– Я.
– При спуске с обратной стороны, особое внимание – верхнему ярусу. Не пропусти «духов», которые, могут оказаться выше, тогда нам «криндец». Понятно выражаюсь?
– Предельно, товарищ лейтенант, – хмыкнул смешливый сержант.
– Работаем.
Наш хребет не похож на Черную гору – высота седловины перевала гораздо меньше – 1900 метров. Пологий подъем и спуск на обратную сторону гряды не очень крутой, местность хорошо изучена. Технически преодолеть его не составляет труда, но есть важный момент – «духовская» разведка. Она не спит по ночам и ведет наблюдение за аэропортом и военным городком дивизии. Положение хребта очень удобно для наблюдения и не дай бог, если наши маршруты пересекутся среди каменных глыб – возникнет бой и о задаче придется забыть.
В ночной прицел обследовал движение группы Тютвина – молодцы, в «ночник» я ничего не обнаружил, маскируются при подъеме. Николай отличный парень, но у нас, в дивизионной разведке, не хватало сил, и он работает в качестве командира разведывательной группы. Его задача – устойчивая и бесперебойная связь, тем не менее, я не сомневался в нем, Коля справится и «подыграет» мне игрой в эфире. Если «духи» слушают радиообмен наших групп с базой, Николай собьет их с толку открытым выходом в эфир, отвлечет от моей группы, работающей в ближнем тылу. Здесь пригодилась бы аппаратура Сергея Коробицына, которая способна была контролировать «духовские» станции, но, увы… они остались в Витебске. На учениях, проводимых несколько месяцев назад, специалисты Сергея парализовали работу армейского узла связи. Кажется, вечность прошла с тех памятных пор, когда мы вели разведку в лесах Беларуси, вскрывая объекты условного противника – сегодня противник реальный.
Не вижу дозора… Ага, вот он – Ивонин поднимался уверенно, внимательно осматривая маршрут, а вот Ксендиков больше смотрел под ноги, чем по сторонам, упуская из поля зрения перспективу возможной засады противника. Мало того, что Ивонин с Ксендиковым были обязаны заранее разглядеть душманов, но и сыграть на упреждение, чтобы встреча с противником не оказалась последней. Скорректирую парня на спуске вниз. Остановился на пару секунд, чтобы скользнуть прицелом по группе Нищенко, прикрывшей тыл – в порядке, дистанцию выдерживают, два ствола вправо, два – влево, командир замыкает группу.
До линии водораздела осталось немного, пытаюсь представить маршрут движения у подножья обратного ската гряды. Беспокоила глубина снежного покрова – не станет ли снег препятствием при движении по едва заметной тропинке? Местные жители днем ходят по ней, а вот сейчас, возможно, перемело сугробами. Мы же будем двигаться с максимальной скоростью, чтобы успеть к полуночи выйти в тыл кишлачной зоны с северного направления.
Размышления о цели задачи незаметно вывели к верхней линии горной цепи. Ивонин с Ксендиковым, прикидывая спуск в долину, исследовали обратный скат хребта. Дозору важно было «схватить» ориентиры, чтобы выбрать удобный маршрут и не сбиться в пути. Сигнал – залегли, наблюдаем. Есть немного времени, чтобы перевести дыхание, оценить обстановку.
– Товарищ лейтенант, смотрите.
Ивонин показал диагональ примерного спуска к Паймунару, южная окраина которого упиралась в основание гряды. С гребня хребта в северном направлении хорошо была видна долина с разбросанными по ней кишлаками. Я вспомнил карту, местность, изобилующую широкими плантациями виноградника, мелкими оврагами, заметенных снегом.
– Хорошо, Андрей, к окраине не прижимайся, обходи ее справа – ветер на нас, собаки не почувствуют запах. Особый контроль правой стороны хребта по ярусам, не пропусти «духов», которые могут быть выше.
– Понятно, товарищ лейтенант.
– Вперед.
Поглядываю вправо вверх – на обратный скат Ходжа Раваш, где группа Тютвина , вероятно, достигла плато вершины. Душманы могли выдвинуться на хребет в промежутке между нашими группами – для них очень удобно подниматься вверх с южной окраины кишлака. Внезапная встреча с ними на участке спуска, вполне допустима, поэтому вниз я направил группу по условной диагонали, обеспечивая контроль за пространством. Пока было спокойно, но, чем ниже мы спускались к подножью хребта, тем сильнее до нас доносился кислый запах животных, пронзительный крик ишаков.
Наступал важный момент первого этапа задачи, можно сказать, изюминка – неожиданный поворот вправо на восток. Если условно представить, что душманы «вели» группу до самого спуска, то смысл моих действий заключался в том, чтобы потеряться, исчезнуть с поля зрения «духовской» разведки. Находясь вблизи кишлака, мы сливались с местностью и противнику не уследить за маневром группы.
Мы должны были спутать рассуждения противника: идем не на север, как подсказывала логика, а на восток. Тютвин, выйдя к вершине горы, включится в работу и в эфир полетят «радиограммы»… Клюнут «духи» – хорошо, нет – роли уже не играло – группа вышла на скрытый маршрут к объекту своих интересов. «Духам» потребуется время, чтобы разобраться в обстановке и понять, что же произошло на самом деле? А пока они будут думать, мы оторвемся от них на максимальной скорости!
Сигнал «Стой», залегли, наблюдаем. С Кибиткиным подошел к Ивонину.
– Андрей, прицел.
Включив прибор, осмотрел местность в обратном направлении – Нищенко не вижу, только угадываю положение группы. Посмотрел на склон хребта, обращенный на север, убедился – «духи» не пристроились следом. Провел к вершине, где Тютвин раскинул пост ретрансляции, ничего особенного не отметил – можно вперед.
– Андрей, обстановку на контроль, скорость максимальная.
– Есть, товарищ лейтенант. Слава, внимательней к подножью хребта.
– Да, Андрюха, – ответил Ксендиков.
По едва заметной тропинке мы уходили на восток. Двигались ускоренным шагом, переходили на бег, уставая, снова на шаг. Дозор пробивал маршрут, но темп движения не сбавлял, шел к намеченной цели. Запас времени нужен по горло, вырываем его энергичным броском в «духовский» тыл. Со стороны, вряд ли, нас было видно, скрывали халаты белого цвета. Парни прикрытия тыла слились с белым покровом искристого снега, Нищенко я видел только в прицел. Скорость, еще раз – скорость… Время? – Нормально. Минут через сорок втянемся в зону отсутствия связи – прямую видимость с вершиной, где сидит Николай, закроет горный отрог. Преодоление «мертвой» зоны займет около часа – момент, когда встреча с противником совсем нежелательна.
– Кибиткин, контроль времени, сигнал тангентой – «В порядке».
– Есть, товарищ лейтенант.
Зафиксировал время передачи первой информации, теперь Михаил Федорович знает: у нас все нормально, группа входит в полосу поиска. Вряд ли он уснет сегодня – дивизионные разведчики только начинают работать.
Хребет постепенно удалялся назад, отдаляя нас от долины, где вгрызлось в гранит боевое охранение Александра. Чтобы вернуться к нему после выполнения задачи, нам предстояло пройти через ущелье, которым рассекались хребты. В позапрошлую ночь мы выдвигались к Черной горе с обратной стороны хребтов, с линии боевого охранения. Сейчас же мы вышли к оконечности северо-западного отрога Паймунарского хребта и начинаем, словно из-за угла, втягиваться в кишлачный массив Тарахейль.
Молотим по открытой местности, не жалея сил и отборного мата в душе – душманская зона поглотила нас в своем чреве. Занемевшие ватные ноги, усталость кидала на снег, но пару-тройку километров надо держаться. Пересохшее горло саднило хрипом, обжигающим трахею, язык становился деревянным, но вперед, только вперед.
Прокопенко сигналит – «Внимание», упали, остужая раскаленные лица в снегу. На четвереньках выдвигаюсь к дозору.
– Собачий лай, – шепчет Андрей.
– Прицел.
В зеленом фоне ночного прицела высветилась полоска внешних дувалов жилого массива. Добрались? Посмотрим, еще раз уточним. Да, ребята, вот вам и Тарахейль.
– Андрей, метров двести вперед, изучи окраину и возможность входа в кишлак.
– Понял.
Минут через пять я подтянулся к дозору. Лежали, всматриваясь в темную даль, и слушали ночь.
– Кишлак, вроде, не спит, товарищ лейтенант, собаки…
Не спит? Посмотрел на часы – первый час ночи, да-а-а …
– Какие соображения?
– Может «духи» пришли на ночевку?
– Ну, да, получили увольнительную, и пришли на побывку.
– Хм, – хохотнул Ивонин.
– Думаю, нам будет не очень смешно.
Сигналом подтянул Сафарова.
– Сергей, выходим к дувалам и осторожненько втягиваемся в кишлак. В случае чего, Ивонин с Ксендиковым обеспечат отход до ущелья Черной горы. Ваша задача – «язык». Понятно?
– Да, товарищ лейтенант. Вы уходите с нами?
– Если засветимся раньше времени и душманы попрут, я останусь с группой, будем сдерживать их, чтобы дать вам уйти с «языком». Все остальное время с вами, Сергей.
– Ясно.
– Давай в кишлак.
– Есть. Гена, за мной.
Сафаров с Баравковым, пригнувшись, пошли к дувалам, обозначившим внешнюю линию кишлака. Я в прицел сопровождал их выход на исходный рубеж. В принципе, нормально, подождем, понаблюдаем, прислушиваясь к звукам жилого массива, разберемся в обстановке.
Потянуло кислым дымком. Прицелом повел по глиняным стенкам, жилым строениям, однако, глазу зацепится было не за что, людей не видно. Далековато, конечно, надо бы подойти поближе, но чертовки опасно и колотун, аж скулы свело. Наблюдаю за кишлаком и группой захвата, прижавшейся к дувалу, надеюсь, ситуация сама подскажет дальнейшие действия, но в слепую лезть в кишлак – отдать себя на съедение.
Если представить, что «духи», действительно, спустились с гор и разбрелись по норам, не дай бог «засветиться». Семь километров открытой долины до боевого охранения… не выдержим, забьют, как мамонтов. Бронегруппа застрянет в снегу и не поможет огнем, короче, жареный петух кукарекает, чувствую ... не только душой.
– Внимание, слушаем, – передал Баравкову, тот дальше по группе.
Ходжа Раваш с Тютвиным вдалеке, она сливалась с небом, и было трудно понять: сработает ли гора ретранслятором?
– Кибиткин, включайся.
Взяв гарнитуру, я услышал в эфире Есаулкова, связиста группы Тютвина.
– 32241, 14552, 64528, выдавал он пятизначные группы цифр.
Отличная связь. Подождав перерыв в передаче, я нажал на тангенту – тут же ответный щелчок. Принял Есаулков! По станции, настроенной на другую волну, Тютвин передаст условную цифру, которую примут на базе и доложат начальнику разведки – у Марченко в порядке.. Но дядя Миша все равно не уснет до утра. С его энергетикой невозможно остаться спокойным – огромная тяжесть давила на человека, пославшего разведчиков в самое пекло войны. Отдавший многие годы службе в разведке, Михаил Федорович знал специфику трудной работы, где требовались не только железные нервы, но и полная самоотдача в достижении цели.
– Товарищ лейтенант, – Ивонин коснулся плеча.
Схватив «ночничок», припадаю к прицелу. Хорошо вижу искры, летящие вверх, колебания света, тени. Цокот копыт, скрип дверей не оставил сомнений – населенный пункт оживал, похоже, «духи», действительно, заглянули в кишлак. Дехкане ложатся спать с заходом солнца, утром рано вставать, чтобы думать о хлебе насущном. Напряжение достигло предела, сжались в комок онемевшие мышцы – нужно решение, быстрое, возможно, отчаянное. Оно, в принципе, было и созрело на базе – оставалось только решиться. Группой соваться в кишлак безрассудно – под удар подставляемся все, значит, с собой я беру группу захвата и двух человек в прикрытие, остальные обеспечат отход к боевому охранению. Мысли работали быстро – механизм захвата включился на полную мощь.
– Со мной – Сафаров, Баравков – берем «языка». Сокуров, Фетисов, прикроете захват. Андрей, остаешься старшим, обеспечишь нам выход из кишлака. Далее следуем к боевому охранению – это общее направление движения. Вопросы?
– Может быть, ближе подтянуться, товарищ лейтенант?
– Не надо, Андрей, опасно, позиция в ста метрах от окраины вполне сойдет. Мы глубоко не полезем, так, втянемся слегка, посмотрим.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Нищенко, в случае боя, прикроешь Ивонина и со своими парнями уходишь последним. Никого не оставить, отвечаешь лично.
– Понял.
– Кибиткин, остаешься с Ивониным, через каждые тридцать минут сигнал «Всё нормально».
Связист кивнул.
– Вопросы?
– Никак нет.
– Сергей, вперед, я оттянусь назад
Пригнувшись, пошли к кишлаку, появилось не только второе и третье дыхание, но и нервная бодрость, кураж. Сильнейшая доза адреналина привела в трепет каждую клеточку тела. К дувалам вышли нормально, стенки из глины осыпались, разбиты, торчащие жерди создавали ощущение заброшенности, но впечатление было обманчиво – пахло продуктами жизни животных.
Оглянулся назад. Оставшаяся в долине группа, укрылась в снежном покрове ночной пеленой. Дымком тянуло сильнее, ветер на нас – есть надежда, что разведку «шурави» не почуют собаки. Вышли к узкому проходу меж глиняных стенок, образующих улочку. По средине русло подстывших отходов и сточных вод – запашок едва не вывернул напрочь кишки. Склонился к Сокурову:
– «Зигфрид», с Фетисовым прикройте нас и смотрите за тылом.
– Есть, – выпучив глаза, ответил разведчик.
– Сергей, – шепчу Сафарову, – давай вдоль левого дувала, я вас с Геной страхую. Бери объект поприличней – и сразу в сторону. Лишних валю из ПБС. Ну? Вперед!
Прижавшись к глиняной стенке плечом, осторожно заходим в кишлак. Идем по безобразно пахнувшей улочке, ловя ухом малейшее дуновение ветерка. Кроме запаха, щемящего обоняние, ничего. Присели, слушаем тишину – она пугающе зла. На другом конце кишлака тявкали собаки, прокричал ишак или мул, черт их разберешь. Страшна тишина и чертовски коварна душманская ночь.
Прошли метров двадцать, стоп – впереди, вроде, движение, но не в узком проходе, а внутри за дувалом. Сафаров с Баравковым залегли под левую стенку, я упал на обратную сторону улочки – слушаем ночь. Через минуту Сергей повернулся ко мне, показывая рукой направление источника звуков – слева от нас. Гена, в знак согласия, кивнул головой. Прошли еще метров пятнадцать, обнаружили вход с мощными дверями из деревянной породы. Внутри слышалось переступание ног копытных животных, скорее ишаков, возможно, верблюдов, голоса людей. Сигнал «Стой».
– Сергей, – шепнул Сафарову, – ближе к дверям и послушай, о чем говорят.
Заместитель подполз под самую дверь, прислушался, сигналом вызвал меня. Достигнув скользкого входа, я расположился правее Сафарова.
– Говорят о Кабуле, – шепчет Сергей, – …завтра собираются в город… много оружия… упоминают «бисьёр туфанча» – точно разобрал. Они только что спустились с гор, говорят, зимой там плохо, холодно… «забистан», «харбан»… мало еды… ждут весну, сезон дождей… «бахор», «бара»... лучше в горах…Товарищ лейтенант, говорят «дарваза» – дверь, сейчас куда-то пойдут, – взволнованно шепчет Сафаров.
Мгновенно откинулся на правый бок:
– Захват!!!
Гена с Сергеем превратились в пружины и мышцы – внимание на массивную дверь, которую с той стороны, гремя засовами, уже открывали душманы. В темном проеме появился мужчина с автоматом на правом плече и стволом оружия вверх. Нас разделяли не более трех метров и вряд ли, что понял душман – рывок группы захвата смел «духа» от проема двери. Шедшие следом моджахеды, по инерции сделали пару шагов… навстречу смерти – трижды стреляю с удобной позиции снизу вверх – «духи» осели на землю. Писк ПБС вряд ли различим в общем характере звуков, но я успел удивиться – в кино убитые падают совсем по-другому. Вскочив, схватил взглядом панораму двора – никого, «духи» без признаков жизни, руками пробежался по одеждам убитых – пусто. Схватил два душманских АК китайской работы, оружие третьего зажато собственным телом, ремень через голову, и с ходу вытащить ствол невозможно. К черту, рванул за группой захвата, тащившей на себе «языка».
– Сокуров, отход на контроль.
– Есть.
– Гена, не задави «душка».
– Ну, что вы, товарищ лейтенант!
Проскочив дувалы последних жилищ, бежим по открытой долине – кишлак позади. Пока уходили нормально, из кишлака нас выпустили - стрельбы и криков слышно, но вот-вот "духи" обнаружат убитых и противник устроит погоню, либо сработает на перехват. Район ущелья Черной горы – удобнейшее место засады на встрече горных хребтов. Вышли на группу Ивонина, я прохрипел:
– Отходим в ущелье, в дефиле не соваться, изучишь выход к боевому охранению.
– Понял, товарищ лейтенант, – Ивонин рванулся вперед.
– Не задерживайся.
От дувалов ушли метров семьсот, может, больше – в тылу тишина. Нищенко принял обеспечение выхода группы из задачи захвата.
– Игорь, прикрываешь отход до охранения, если «духовский» перехват, связываешь боем и уходишь за нами.
– Понял.
Бег по снежному полю – испытание адом, трофейные автоматы мешали бежать, стесняли грудь и дыхание.
– Фетисов, держи, – кинул Александру китайский АК.
Разведчик налету поймал трофей, продолжая бежать по глубокому снегу. Пленный приходил в себя, пытаясь двигать ногами, Гена свободной рукой нанес удар под сплетение – душманский боец обмяк. Парней надо менять.Устали.
– Прокопенко, Гапоненко, взять "языка".
Пленного подхватила новая пара разведчиков.
– Товарищ лейтенант, – Гапоненко повернулся ко мне, – «дух» пришел в себя.
– На снег его, Миша, гоните перед собой.
– Буру, буру, "душара", – крикнул Сафаров, помятому «духу».
Слева виднелось очертанье Черной горы, правее - хребет Паймунара. Большую часть открытой долины прошли без помех. Планирую выход через узкий проход к охранению Александра.
ГЛАВА 23
Держим бросок? Сколько? Минут тридцать, сорок? Загоним себя. Делаю привал, чтобы перевести дыхание. Сигнал – с разбегу падаем в сугроб, хватая снег искусанными губами. До дефиле около километра, успеют ли «духи» закрыть проход между хребтами?
– Сергей, с Геной усильте Ивонина, скоро ущелье…
– Есть, товарищ лейтенант.
Разведчики жуют комочки колючего снега, приходя в себя от дикой нагрузки. «Спокойно, – твержу про себя, – спокойно, прорвемся», но командиру боевого охранения сообщать рановато о том, что разведка дивизии рвется к его охранению, душманы, возможно, ведут перехват радиосетей и понять их сейчас невозможно. Мы ушли далеко от объекта захвата, но связь-то у противника есть, исключать засаду – абсолютно было нельзя.
– Кибиткин, сигнал «Нормально» дублируй три раза.
– Понял, – задыхаясь хрипом, ответил связист.
– Держись, дружище, осталось немного. Всем круговое наблюдение.
Снегом остужаю лицо, а пот, зараза, выедает глаза, и за пазухой – хоть выжимай. «Это не Боровуха, черт побери», – мелькнула наивная мысль, однако, что с нашим «душком»? Встав на ноги, подошел к захваченному «духу». Миша Гапоненко, лежа на снегу, придерживал пленного.
– Не задави душару, упакуй, как надо.
– Да, он хлипкий, товарищ лейтенант.
– Не бурчи, Миша, делай, как сказал.
– Понял.
– А сколько осталось? – привстал Прокопенко.
– Немного, ребята.
Пленника спеленали чалмой виде петли-удавки на шее, свободным концом перехватили, связанные за спиной, руки. Пригляделся к лицу моджахеда, старше средних лет – не юноша. Вероятно, испытывал боль, которую ему причинили два мастера спорта по вольной борьбе. Ладно, лишь бы не сдох… ущелье б пройти и мы дома... да…
– Ивонин, возьми правее, прикроемся подножьем гряды. Слышишь меня?
Андрей смотрел куда-то в сторону.
– Товарищ лейтенант...
Я уже видел – почти на вершине Черной горы мигает фонарь. Мерцающие блики пронзали ночное пространство в нужном режиме: серия сигналов на передачу, затем, пауза – прием информации корреспондента.
– По нашу душу сигналят…
– Ивонин, прицел.
Передача световой информации, скорее всего, результат наших действий в душманском тылу. «Духи» приняли меры к перехвату группы до выхода к боевому охранению, кажется, пришло время уносить ноги по-настоящему.
– В тылу чисто, товарищ лейтенант, – доложил старший дозора.
– Хорошо. Ну, что, еще повоюем? Опасность засады очевидна, успеем проскочить ущелье? Если «духи» закроют его, хреново придется. Все поняли?
Разведчики, поправляя снаряжение, молча кивнули.
– Быстро перемотать портянки, уходим в тень подножья гряды.
Тяжелый, изнуряющий бег продолжался словно целую вечность, во всяком случае, так казалось. Хриплое дыхание разведчиков обжигало легкие, ноги, утопая в снегу, заплетались.
– Миша, подменить?
– Пока держусь, товарищ лейтенант, – выдохнул Гапоненко, гоня перед собой скисшего «духа».
– Резче, Миша, резче, надо успеть перемахнуть через ущелье.
Гапоненко с Прокопенко почти несли под руки пленного бойца заснеженных гор, едва перебиравшего ногами. Пот лил из-под наших шапок, заливая глаза, пелена застилала обзор. На ходу хватаю снег, вытираю лицо, мать твою…где этот хребет? Легкие рвало на куски…
– Стой, три минуты привал.
Упали. Пригоршнями хватаем снег, вытирая лицо от липкого пота. Молодцы! Только держаться! Оглянулся назад – Нищенко, Иванов, Орлов замыкали группу – не отстают ребята, в порядке.
Вспомнил слова Сафарова, переводившего «духов» во дворе кишлака – душманы спустились с гор и вели разговор про оружие. Вероятно, что-то затевали. Нашего «духа» – кровь из носа – надо донести до штаба дивизии, ему точно есть, чем поделиться с нами. Однако, пора.
– Вперед! – прохрипел разведчикам.
Перевалившись на бок, на живот, встали и опять побежали к узкой расщелине. Контуры Паймунарской гряды уже были видны на фоне белой долины, она растянулась правее Черной горы, обозначив узкий проход к боевому охранению. Группу вывожу к подножью скальной основы, чтобы слева обойти острую оконечность горной цепочки.
Постепенно подходили к рубежу, где вероятность душманской засады достигла предела. Узкое ущелье на стыке горных хребтов – ключ к жизни и смерти разведывательной группы. Преодолеем его без помех – через полтора часа окажемся перед фронтом заставы Александра,. нет – сложим головы все… «духи» нас не выпустят.
Бег в снежной мгле к подошве хребта продолжался недолго, затем, перешли на ускоренный шаг. Пропустив перед собой разведчиков, тащивших пленного под руки, пристроился следом за ними, стволом автомата подталкивая «духа» вперед. Ослабли, ребята, падаем в снег, снова встаем, идем, заплетаясь ногами.
– Сергей, смените парней.
Сафаров с Баравковым на ходу подхватили душмана.
– Если встретимся с «духами», – задыхаясь, говорю заместителю, – самостоятельно добирайтесь до заставы, уход обеспечим.
– Ясно, товарищ лейтенант.
– А где обувь у «духа»?
Показалось, что душман чешет по снегу без обуви, но на заледенелых ногах моджахеда обнаружил сандалии. Да, в шлепках воевать не просто, впрочем, ноги его нам не нужны, но голову сберечь обязаны.
Контур Паймунарского хребта обозначился в виде сказочного чудовища. Уходим к его основанию, чтобы слиться с горным массивом и не попасть под наблюдение «духов» с Черной горы. Через километр линия хребта совершит поворот направо и образует вход в горловину ущелья.
– Кибиткин, как?
– В порядке, товарищ лейтенант.
Парня шатнуло, едва подхватил за плечо.
– Держись, парниша, привал.
Группа захвата и пленный лежали рядом друг с другом, пытаясь восстановить дыхание. Баравков, уткнувшись в снег головой, держал свободный конец чалмы, которой спеленал душмана. «Язык» явно раскиснул и с трудом передвигал худые, утопавшие в снегу, ножонки.
– Андрей, что у нас перед ущельем? Пройдись «ночником» по склонам.
Ивонин осмотрел участок маршрута и вход между хребтами.
– Вроде нормально, товарищ лейтенант.
– Хорошо. Встаем, ребята, вперед.
Группу вывожу к правой стороне ущелья, чтобы контролировать склоны, образующие узкий проход. Площадка перед входом в узкий проход открыта и хорошо просматривается, опасность исходит от гребней обеих хребтов, которые удобны для душманской засады. Расположившись на них, «духи» закроют ущелье, и мы окажемся внизу под перекрестным огнем с двух направлений – конец однозначный. Только один момент тешит душу и то теоретический – «духи» не могли оказаться быстрее нас для выхода блокировки ущелья. Иллюминация, устроенная «духами» на Черной горе, безусловно, связана с нашим появлением в кишлаке. Если это так, то команда на перехват нашей группы давалась только заранее подготовленной засаде. Расчет времени показывал – сыграть противнику на опережение невозможно, у него не было оснований считать, что «шурави» проскользнули в его тылы на участке Черной горы – на Тарахейль мы шли по другому маршруту. В кишлачную зону втянулись, практически, с противоположного направления и хребет перевалили в пятнадцати километрах севернее проклятого ущелья. То есть, «духовская» засада возможна только в одном случае, если она была подготовлена заранее.
Исключив из анализа обстановки заблаговременность засады противника и допустив, что противник в кишлачной зоне рассредоточен в разных местах, «духи» все равно не в состоянии организовать засадные действия сходу – у них маловато времени для выхода на рубеж внезапной атаки. Не знаю, есть ли смысл надеяться на лучшее и верить в то, что мы хоть на один шажочек, на одну минутку, но идем впереди. Возможная засада, конечно, усложнит положение группы, но решение принято – пробиваться к боевому охранению через ущелье по самому короткому маршруту. Другие пути выхода из нашей задачи составляют более двадцати километров и противник в течение часа-полтора их перекроет. Мы не успеем выйти к своим…
Лежа на снегу, изучаю ущелье. В прицел хорошо видны склоны хребтов, скаты горных цепочек, гребни, удобные для засад. Несколько раз прошелся «ночником» туда и обратно, но ничего за чтобы зацепился глаз, не заметил, а место очень опасное …
– Ивонин, с тобой – Ксендиков, Прокопенко, Яруков. Выдвигаешься по левому краю ущелья с целью обеспечения выхода группы к боевому охранению. Обрати внимание на скат, Андрей, в случае атаки, есть, где укрыться – свяжешь «духовскую» засаду боем. Сафаров поможет с правой стороны, и работать наверняка – одиночными. Только не стой и не втягивайся в бой – маневрируй, двигайся, отвлекай и, в любом случае, пробивайся к охранению.
– Сергей втянется с правой стороны?
– Да.
– Слышишь, Сафаров?
– Слышу, товарищ лейтенант.
– С тобой, Сергей – Баравков, Гапоненко, Пальцев. Если Ивонин выскочит на «духов», прикрой, вам удобней вести огонь с правого плеча. Замысел понят?
– Уловил – перекрестный огонь?
– Верно, прикрывая друг друга, выходите параллельными маршрутами вдоль склонов, на обратной стороне поможете нам. До боевого охранения четыре километра – прорвемся, понятно?
– Угу.
– Гена, за «духа», отвечаешь головой.
– Есть.
Баравков хлопнул ладошкой по голове пленного.
– Понял, душара, что сказал командир?
И добавил несколько фраз на фарси.
– Он понял, – товарищ лейтенант.
– Гена, цирк потом, вопросы?
– Никак нет.
– Хорошо. Слушают все: осталось немного, собраться в комочек, делаем крайний бросок. Никто, кроме нас!
– Никто, товарищ лейтенант!
– Вперед.
Группы Сафарова и Ивонина осторожно двинулись к входу в ущелье. Движение разведчиков я контролирую в ночной прицел – пока нормально, сигналом подтянул группу Нищенко. Игорь отреагировал быстро. Минут через пять Ивонин без особых помех втянулся под правый козырек гряды. Его группа залегла в ожидании выхода Сафарова к левому краю узкой части прохода между хребтами. Молодец Андрей, чувствует схему преодоления опасного участка – вырываться вперед нельзя, останется без прикрытия. Так, Сергей с разведчиками вышел на рубеж входа в узкий проход, отдыхают, оглядываются. В прицел отчетливо видны обе группы, расположившиеся вдоль скатов ущелья.
– Нищенко, замыкаешь группу и держишь тыл.
– Понял.
Сигнал «Вперед» – разведчики Ивонина и Сафарова втянулись в горловину ущелья, двигаясь метрах в ста пятидесяти перед нами. Момент кульминации: есть засада или нет? Пять минут – тишина, десять – тишина. Закрыв плотно глаза, жду, жду и жду… Кажется, вечность прошла. Тишина. Проверим ущелье на прочность. Приложился к ночному прицелу – чисто, даю сигнал «Вперед» и на четвереньках ползу через заметенную снегом груду камней. Нечаянным ударом колена о камень, испытал сильнейшую боль, слезы сыпанули из глаз. Перевернувшись на левый бок, растер ушибленное место, с минуту выждал и снова вперед. Всего какие-нибудь триста метров отделяли нас от долины перед боевым охранением.
Иду, прижимаясь к скале правым плечом, не спуская глаз с противоположного склона хребта. Оглянулся, Баравков с «языком» отстали – Гена почти нес ослабевшего «духа». Я остановился, подождал. Ущелье расширялось, угадывалось открытое поле, на которое выходили группы Ивонина и Сафарова. Обернулся назад, Нищенко, замыкая группу, не отставал, выдержал дистанцию. Скользнул прицелом по склонам хребтов – в порядке. Неужели проскочили? Но вперед, только вперед, ни секунды остановки, открытый участок необходимо проскочить, как можно быстрей.
Долина, открывшись простором снежного покрова встретила группу легкой поземкой. Сориентировался: левее в двух километрах овражек, по которому позавчера выдвигались к Черной горе, но нам он сегодня не нужен, взял направление на правый фланг боевого охранения.
Черные громады хребтов оставались за нашими спинами, исчезая в предрассветной пелене наступающего утра. Выбиваясь из сил, падали, вставали, но упорно шли к охранению, преодолевая последние километры пути. До него оставалось несколько сотен метров – пора обозначить себя. Личный состав парашютно-десантного взвода не знает о том, что перед фронтом позиции сосредоточилась разведгруппа дивизии, могут принять за «духов», обработать огнем БМД.
– Кибиткин, включайся, – связист протянул гарнитуру:
– «Гора», я «03», прими «111». Немедленно для «101»: прошу обеспечить выход, получи подтверждение.
– Понял, «03», понял, – слышу в эфире Есаулкова.
Стало легко и свободно. «Вышли, не легли под душманскими пулями! Значит, можем!» – думал я в ожидании ответа Тютвина, который связывался с боевым охранением Александра.
– «03», «03», я «Гора», «101» принят. Встречает! До встречи.
– «Гора», рад слышать, пока.
Не удержал я эмоций, захлестнувшие нас. Вернулись!
ГЛАВА 24
Крайний рывок – он трудный самый. Выдержав нечеловеческое напряжение, мы вышли к заставе. «Хорошо, если Мажмунов в наряде и бдительно не вглядывается в ночь», – подумалось мне. Показались темные контуры линии обороны боевого охранения, несколько человек бежали навстречу, подхватив на руки пленного «духа». Сашка схватил меня за руку, поддержав на последних метрах пути.
– Сань, спасибо, полежу немного, вникни: нет ли наблюдения за заставой.
– Валера, обследуем местность, думаю, все в порядке – вчера перешел на усиленный вариант. Через пару минут вернусь.
Разведчики сползли в траншею, по которой вышли к хозяйственной площадке ПХД. Там было свободное место, на котором мы всегда останавливались, разбираясь с оружием и снаряжением.
– Сафаров, строй.
– Становись. Равняйсь. Смирно. Товарищ лейтенант, группа по вашему приказу построена.
– Вольно, Сергей.
Я смотрел на разведчиков, поддерживающих друг друга в строю за рукава ободранных маскхалатов, чтобы, не дай бог, не упасть на утоптанную порошу.
– Мы вышли, ребята. Я же говорил – никто, кроме нас!
Начиная с правого фланга я подходил к каждому разведчику и прижимал его к груди, соленый пот или слезы, разъедали глаза. Связист не выпал из строя, достойно выдержав первую боевую задачу.
– Как звать, Кибиткин?
– Сергей, товарищ лейтенант.
– Спасибо, Серега, у нас будет время поговорить. Давай связь.
Кибиткин подал гарнитуру.
– «База», я «03», вышел к «101», задачу выполнил. Жду «коробочку». Прием…
– Внимание всем! Сейчас в расположение, не спать, скоро будет машина.
Подбежал начальник заставы.
– Валер, ребят напоим чаем, покормим.
– Спасибо, Сань. Сафаров, парней в землянку, а «духа» – на КП командира.
– Есть.
Хотелось самому взглянуть на результат адского труда, ради которого было затрачено столько сил, энергии, здоровья, нервов.
– Идем ко мне, – взял под руку Александр, – там разберемся.
Ног своих я не чувствовал – не слушались и подгибались. Опираясь на стенки траншеи, я шел за Александром в его «апартаменты», бухнувшись на табурет, вытянул онемевшие ноги. Неужели закончилась дикая гонка по снегу и можно прикрыть глаза? Усталость сковала тело, «вырубала» со стула.
– Валер, не упади, сейчас сообразим.
– Сообразим?
– А, то?
Перед глазами стоял кишлак, снег, звук «бесшумника» с короткими «бзык» три раза и «духи», осевшие на землю. Шедший последним душман, возможно, увидел опасность и сделал движение к оружию. Не успел, проваливаясь вперед, на АК. Сходу не удалось вытащить ствол, так и остался он с хозяином в пролете открывшейся двери. Первые «духи» ничего не поняли – все развивалась стремительно…
Зашел солдат с паяльной лампой, гудевшей синим пламенем и приспособлением, на котором разогревалась пища, затем, Сафаров с пленным.
– Распеленай его, Сергей.
Заместитель размотал чалму, которой спеленали душмана, усадил его на глиняный пол. Затекшие руки душмана повисли плетями.
– Присаживайся, Сергей, на скамейку.
Пленный, раскачиваясь, забормотал что-то невнятное.
– Что он лопочет?
– Молится, думает, что убьют.
– А что, хорошая мысль, так и скажи ему, будет молчать, прибьем и выбросим на помойку собакам, – сказал, вошедший, Александр.
– Ладно, спроси, как зовут, и попробуй «разговорить».
Сафаров перевел. Пленный оставил его без внимания, продолжая разговаривать с Аллахом.
– Может, лампой «пройдемся» по «духу»? – не унимался Александр.
– Не надо, товарищ старший лейтенант, – вмешался Сафаров, – он считает себя великомучеником и готовится к смерти, чтобы оказаться в раю. Физическое воздействие еще больше убедит его в этом, и мы от него ничего не добьемся.
– Во, бля… Ну, говори с «земляком».
Сафаров знает психологию мусульманина, подождем, не убудет. Вскоре пленный притих, огляделся и я бы не сказал, чтобы он был чем-то напуган, взгляд, напротив, выражал достойное спокойствие.
– Сергей.
Сафаров заговорил с пленным душманом. «Борец за веру», согревшись молитвой или уютом землянки, отвечал не торопясь, взвешенно, пытаясь жестикулировать руками, покрытые коростой.
– Он дехканин, товарищ лейтенант, живет в кишлаке, где схватили его.
– Ясно, спроси, про оружие и когда он спустился с гор?
Сергей перевел, пленный пространно что-то объяснял: «куаст», «забистан» (горы, зима) и говорил бы еще долго, но Сафаров остановил.
– Короче так, товарищ лейтенант, в горах отряд, около тридцати человек, все с оружием. В пещерах плохо – холодно, зима, мало еды, больные. Их командир сказал моджахедам, что скоро они в Кабуле выступят против русских и Кармаля. Отряд, спустившись с гор, сосредоточился в кишлаке, а сегодня днем, под видом мирных жителей, им приказано просочиться в Кабул. Оружие они спрятали в арбах под тюки с хозяйственным грузом. В городе их встретят.
– Спроси, кто те двое, что были с ним?
Сафаров перевел. Пленный, ответил и замолчал.
– Ну, что?
– Говорит, что они из одного отряда, готовили вьючных животных для поездки в Кабул. Утром собирались выехать.
– Сколько единиц оружия подготовили к переброске?
Сафаров перевел.
– 12 автоматов, два гранатомета, много патронов.
– Где планировали въехать в город?
– Здесь, – был ответ.
– Где – здесь?
– Возле заставы «шурави» безопасней.
– Почему?
– «Шурави» не досматривают машины, груженые повозки, а «сорбозы» проверяют и берут бакшиш.
– Спроси – сколько человек этой ночью спустилось с гор, и находятся в кишлаке?
Пленный, разминая затекшие руки, ответил:
– Несколько отрядов по 20-30 человек в каждом. Вооружены.
– Ничего себе, – воскликнул я, – вот бы прессанули, вляпайся им!
Ответ «языка» вызвал холод не только в кишках, переглянувшись с Сашкой, мы поняли – пленный давал информацию особой важности.
– Товарищ лейтенант, «духовские» отряды к вечеру должны быть в Кабуле, – уточнил Сафаров.
– Понял, Сергей, понял.
В голове стучали молоточки – действия группы по варианту быстрого отрыва, возможно, спасли нас от гибели в снежной долине. Кто его знает, может, «духи» пытались устроить погоню, но опоздали с перехватом у Черной горы, впрочем, это уже из области лирики. (Пройдет чуть более года. Командуя разведывательной ротой 350-го гвардейского парашютно-десантного полка, именно здесь, в Тарахейле, я со своими разведчиками встречусь в бою с группировкой противника, которую мы будем уничтожать в течение нескольких дней. Будут раненые, убитые…). Сегодня же мы выполнили очередное задание командования по захвату «языка», чтобы получить информацию о намерениях противника.
– Сергей, ты понял, какого мы взяли «душка»?
– Да, уж, товарищ лейтенант, – кивнул заместитель.
– Береги его, как зеницу ока и держи рядом с собой.
– Понял.
– Давай к ребятам, скоро на базу.
– Есть.
Александр был весь на иголках, едва дождался, когда я отправлю сержанта к разведчикам.
– Давай быстрей, – толкнул меня в бок, – скоро машина.
Хозяин лихо плеснул в кружки желто-зеленую жидкость – шароп. Ну, и… черт с ним.
– Валер, давай.
Опрокинули в рот самогон, вызывающий рвотный рефлекс, но ничего, прокатилось. Чего уж там, сейчас все пойдет…
– Саш, давай Мажмунова, пусть покрутит «душка», глядишь, что-нибудь и накрапает.
– Валерик, я думал…
– Саня, думает начальство, мы – командиры. Если бы ты раньше работал с местными, глядишь, и владел бы уже информацией.
– Пожалуй.
– В Кабуле, Сань, затеваются дела. Ты понял, о чем говорил «душок»?
– Да, понял я. Вчера еще обратил внимание на грузы, которые везут мимо заставы. За последнюю неделю увеличилось количество вьючных животных с тяжелыми тюками.
– Нужен досмотр!
– «Особисты» оторвут голову, уже предупреждали, Валер.
– Хорошо, давай моего друга.
– Дневальный! Мажмунова, – крикнул взводный.
Прикрыв глаза, я прислушался к себе – шароп разносил по жилам мерзкую дурь. Что же получается? «Духовские» отряды спускаются с гор и размещаются перед самым Кабулом. Таким образом, в кишлаках образуются перевалочные базы, пункты сбора для последнего броска в столицу. В них же складируется оружие, боеприпасы, задействуются жители для операций в Кабуле. Одним словом, оппозиция готовит активные действия.
Вне сомнения, лидеры душманских формирований знают, что в районе Кабульского аэропорта сосредоточены крупные силы русских, преданные правительству части афганской армии. Тем не менее, идут на вооруженную конфронтацию. Что это значит? С большой вероятностью можно сказать – оппозиция концентрирует силы для ведения боевых операций в городе с расчетом перехода на сторону мятежников частей афганской регулярной армии. Хороший расклад. Похоже на то, о чем говорил начальник разведки перед уходом на задание – в городе отмечается «брожение». Вот где нужны «Каскады», «Кобальты» для агентурной разработки данных войсковой разведки! А пока их толстые животы трясутся по улицам Кабула за фарцовщиками армейского хламья и "каскадеры" стреляют в наших офицеров, вместо того, чтобы брать их с поличным, если уж те переступили закон ... (В марте 1980 года группа "Каскад" КГБ ССР сделала засаду в Кабуле на продававаших трофейный хлам офицеров и прапорщиков 317-го ПДП и застрелила офицера разведывательной роты полка. Примечание автора.)
– Товарищ старший лейтенант, прибыл майор Скрынников, – доложил начальнику заставы вбежавший в землянку сержант.
Пытаюсь вскочить, чтобы доложить начальнику разведки, но едва получилось встать, ноги не слушались. Совсем не ожидал, что Михаил Федорович лично прибудет за группой. О «языке» он знает, видимо, хочет сам допросить, а то армейская разведка заберет к себе в штаб, и оставит нас без информации. Кое-как вышли наружу. Михаил Федорович направлялся в нашу сторону.
– Товарищ гвардии майор, разведывательная группа боевое задание выполнила. Произведен захват «языка» и первичный допрос. Потерь не имею. Командир разведгруппы гвардии лейтенант Марченко.
– Валер, ты молодец, конечно, но я-то всю ночь не спал, – хитро улыбаясь, жал мою руку начальник.
– Знаю, товарищ майор, но у меня ночь тоже была вроде как без сновидений.
– Не подначивай старого майора.
– Никак нет! Как можно? Да и какой вы старый?
Скрынников повел носом.
– Успел?
– Немного, камкам (чуть-чуть).
– За что тебя люблю – не врешь.
Какой «не врешь» – шаропом несло за версту.
– Устали?
– Не то слово, товарищ майор, едва стою.
– Ну, ты – это ладно, как народ?
– В порядке, выдержали. Надо представить к наградам.
– Давай «языка» посмотрим, а там разберемся.
– Есть. Баравков, «языка» на КП начальника заставы.
Подмигнув Александру, я обратился к начальнику:
– Товарищ майор, не возражаете, если переводчиком будет Мажмунов – солдат с заставы, таджик, призванный из забитого кишлака – он больше расположит «земляка» для беседы.
– Давай.
Александр вызвал на КП лучшего «друга» разведчиков, куда вскоре прибыл Баравков с пленным душманом. Начальник разведки сходу взял «языка» в оборот, но минут через десять допрос прекратил.
– Валера, твой душман – бесценный кадр, его нужно в разработку. Он дает такую информацию, на которую необходимо реагировать сегодня, сейчас, иначе мы опоздаем по многим позициям.
– Понял, товарищ майор.
– Быстро в штаб дивизии, – дал команду Михаил Федорович.
– Гена, в машину!
Махнул Баравкову рукой. Геннадий уже понял задачу, потянув пленного к выходу с КП командира взвода. Повернувшись к Александру, я пожал ему руку:
– Спасибо, Сань, кажется, оживаю. Удачи тебе и прими меры к «бородатым парням». Все слышал сам, сметут неожиданной атакой. Кстати, что-нибудь есть по работе с «бачатами»?
– Так, отдельные намеки, но всего-то пару деньков работаем. Маловато.
– Хорошо, не скучай, дружище, – хлопнул Александра.
Группа с пленным и снаряжением загружалась в машину. «Духа» положили в кузов, прижав с обеих сторон ногами к дощатому полу, и поехали в базовый лагерь мимо домостроительного комбината, построенного нашими специалистами в начале 70-х годов. Прошли вдоль взлетной полосы аэродрома и в городок заехали со стороны КПП литерной стоянки. С чувством исполненного долга мы выгрузились из машины, начальник с двумя разведчиками повез пленного в штаб.
Я доложил о прибытии Комару. Иван, приобняв за плечи, спросил:
– Ну как?
– Нормально, Иван, разберусь с людьми, доложу подробно.
– Хорошо, старшине я дал команду – завтракают и отдыхают.
– Понял. Спасибо.
Зашел в палатку – навстречу улыбающийся Тютвин. Его группу сняли раньше и он успел переодеться.
– Привет, Валера?
– Привет, дружище! Сработали отлично.
– Ты знаешь, когда прикинул по времени, что ты уже в кишлаке, заволновался – у тебя пауза в передаче сигналов оказалась большой.
– Получилось так, Коля…
– Да-а-а, ночью в горах жутковато, представляешь, Валер, ветер воет в скалах, за каждым камнем мерещатся «духи».
– Еще как представляю! Мне и сейчас душманы мерещатся, а ты говоришь в горах… там в любую секунду атака…
Уже сидя на кровати, спросил:
– Что-нибудь в долине отметил?
– Да. Кишлаки работали по нескольким направлениям, но мне кажется – в горы. Пытался поймать алгоритм сигналов по «Морзе» – полная ерунда, у них другое.
– Доложи начальнику, потом пообщаемся, валюсь с ног.
– Ложись, ложись, сам вот-вот упаду.
В объятья Морфея провалился мгновенно.
ГЛАВА 25
Под вечер, проснувшись бодрым и здоровым, я потихоньку размялся. Но, как болели ноги! Старшина за столом сверял материальные запасы роты по приходным и расходным книгам, составлял меню на прием пищи личным составом. Толик Родин, о чем-то мечтая, лежал на кровати, и вяло переговаривался с Коробицыным. Больше в расположении никого не было.
– Какие новости, господа?
– У нас одна новость: ... кто-то приехал в волость, – потренировался в юморе Толик, нехотя вставая с кровати.
– Артемыч, ты, похоже, в Брянске курсы юмористов заканчивал.
Родин покосился в мою сторону, но ничего не сказал – не в духе сегодня Толик и дальше развивать тему Брянска опасно. Взяв полотенце, бритвенные принадлежности, я выскочил наружу помыться. Солнце клонилось к Пагману, показалось, что к вечеру оно стало теплей.
Умылся, побрился – надо заглянуть к разведчикам.
– Коля, я у своих.
– Давай.
Расположение взвода через пару палаток, рядом. Часть разведчиков готовилась к службе в наряде, другие писали письма, отдыхая в курилке, обсуждали последние новости.
– Товарищ гвардии лейтенант, во время вашего отсутствия происшествий не случилось, – доложил Сафаров.
– Хорошо, Сергей, покушали?
– Так точно.
– Как самочувствие народа?
– Нормально, вот ноги гудят.
– Гудят, Сергей, гудят! А что делать? Возьми «таблетку» и проверь ноги бойцов, проследи, чтобы ногти обрубили. Командир роты в штабе дивизии, похоже, по нашим делам… можем еще и сегодня махнем за хребет.
– Понял, товарищ лейтенант. Начальник разведки не ругался, что на связь выходили не часто?
– Да, обошлось, он же понимает и волнуется не меньше нашего.
– Вчера, когда вы стреляли «духов, было слышно, как пули пробивали тела – «плюх», «плюх»...
– … мне тоже показалось, Сергей, – нервный озноб коснулся лопаток, – а вы с Геной молодцы, сработали быстро и чисто, я краем глаза видел, как дернули «духа». Дальше работал на «автомате»… Хорошо, кучкой шли, а если бы еще находились внутри?
Помолчали с заместителем, заново переживая прошедшую ночь.
– Повезло, Серега, ушли, а ночью в кишлак спустилось до сотни «духов».
– Получилось же, вроде, нормально, товарищ лейтенант?
– Если сидим с тобой и разговариваем, то – да, нормально, но нужна наработка нескольких вариантов с гранатами. В кишлаке они сгодятся, и знаешь, почему?
– Нет.
– Первых двух «духов» я валил мгновенно, но третий реагировал на опасность, правда, не успел – пуля быстрее. Получается, что по трем целям работаю на одном дыхании, но следующие уже способны к защите, сопротивлению, значит, нужна подстраховка. Ладно, Сергей, что-нибудь придумаем, а расклад сложился как надо – действовали быстро и решительно, почти по «домашней заготовке». В разведке везение необходимо, но рассчитывать на него глупо.
– Да, товарищ лейтенант.
– Пойдем к парням, поговорим.
– Сокуров, – слышим с Сафаровым голос Архипова, – в ночное время ты нас демаскируешь.
Сафаров засмеялся, вероятно, зная, о чем у разведчиков шел разговор.
– Как это?
– С тобой опасно рядом.
– Почему? – насторожился Зигфрид.
– Белки глаз сверкают, как у черной пантеры.
Разведчики хохочут.
– Встать. Смирно, – подал команду Ивонин.
– Здравствуйте, товарищи разведчики.
– Здравия желаем, товарищ гвардии лейтенант.
– Вольно. Садись. Продолжай, Архипов, посмеемся вместе.
– Он иссяк на Сокурове, товарищ лейтенант.
– Тогда поговорим о дембеле, – разведчики опять засмеялись.
Дембель неизбежен, кто этого не знает? О нем можно говорить сколько угодно.
– Дембель, товарищ лейтенант, это о-о-о… – продолжил Сокуров, закатив глаза за уши. Володя – импровизатор, сощурившись в улыбке, может долго философствовать на свободные темы.
– Время быстро летит, ребята! Меня, кажется, совсем недавно провожали в армию, а уже 7 лет на службе. Вот такая штука – время, не останавливаясь, движется вперед. Мы взрослеем, мужаем, становимся старше. Мудреем.
Разведчики, придвинувшись ближе, устроились на табуретках и соседних кроватях. Продолжаю неторопливый разговор о службе, доме и вообще о своем месте в жизни.
– Мечтал я стать офицером-десантником – стал им. Горжусь, что связал свою жизнь с ВДВ. Вы также будете вспоминать службу в десанте, рассказывать друзьям, близким, знакомым.
Помолчали, каждый, думая о своем, сокровенном.
– Кто нибудь думал о военном училище?
Тишина. Вопрос не то, чтобы завис в воздухе, он был неожиданным и ответ на него не требовал быстрой реакции.
– Я, товарищ лейтенант, – поднял руку Ивонин, – у меня отец военный, буду поступать в десантное училище.
Посмотрел на стройного, подтянутого парня с уверенным взглядом, всегда стремившегося к результату, не стеснявшегося быть лидером в коллективе. Я частенько сдерживал его энергичность и неутомимость, которые приходилось направлять в нужное русло, но мне всегда нравились живые, подвижные, немножко с «хулиганинкой», парни. Из них получались настоящие разведчики!
– С твоим отцом я встречался, Андрей, когда он приезжал тебя навестить, ты с ним говорил на эту тему?
– Да, обсудили окончательно.
– Молодец! – жму руку, разведчику.
– Сокуров хочет в училище, товарищ лейтенант, – подал голос Фетисов.
– Не-а, товарищ лейтенант, «Дед» подкалывает, – среагировал Сокуров.
– А чего не хочешь, Володя? Что надо – при тебе.
– Тут у меня свои планы, надо подумать, – пустился в объяснения Зигфрид…
– Думай, время есть.
– Хорошо, товарищ лейтенант, подумаю, – с элементом тонкой дипломатии ответил Владимир.
Еще посидели, посмеялись, я рассказал парням о десантном училище, принципах подготовки офицеров ВДВ, системе обучения.
– Рота. Смирно! – послышалась у «грибка» команда дневального – из штаба дивизии вернулся командир роты.
– Сафаров, порядок в расположении. Сейчас отдыхайте. Не забудьте про письма. Проверю.
– Есть, товарищ лейтенант.
Выскочив на линейку перед палатками, я увидел Комара с Андрейчуком. Он что-то обсуждал со старшиной.
– Подумаем, – сказал Николай.
– Давай, прикидывай, но баня нужна.
– Понял, Иван Геннадьевич, решим, – старшина пошел к хозяйственному пункту. Несомненно, у Ивана было хорошее настроение, значит, в штабе дивизии новости были не самыми плохими.
– Отдохнул, Валера? Как парни?
– Нормально, Иван. Ломает, конечно, но отойдем понемногу.
– Твой «язык» дал такую информацию, что разведка армии вцепилась в него и увезла с собой. Становится ясным положение в Кабуле и контуры намерений мятежного сопротивления.
– В чем же роль «духовских» банд, спустившихся с гор?
– Пленный показал, что за последние дни в Кабул просочилось большое количество боевиков, одним словом, вскрылись серьезные планы «духов» по столице Афганистана. Они проводят мобилизацию местного населения, сосредотачивают их в городе, вооружают, в итоге – готовят восстание по свержению правительства Кармаля.
– Душман говорил, что просачиваются в Кабул, и они собираются в отряды, строят планы – все так и есть, Иван. Но я думаю вот о чем – первый этап операции они завершили, то есть, вышли на исходный рубеж перед Кабулом и собираются в кишлаках по периметру города. Теперь приступят ко второму этапу исполнения своих намерений – выведут силы на ближние подступы к Кабулу и возьмут столицу в кольцо. Следующий шаг душманского руководства – формирование группировки в столице, аналогично «пятой колонне», чтобы в нужный момент взорвать обстановку захватом ключевых объектов.
Комар повернулся в сторону хребта за аэродромом – Паймунар.
– Значит, и там «духи»?
– Ночью, Иван, я спустился к юго-восточной окраине кишлака – в нем я не зафиксировал посторонних… Как бы это сказать? С наступлением ночи жизнь в кишлаках замирает, стоит непробиваемая тишина, слышен иногда отдельный лай собак, крик ишаков. Шум, производимый собаками, животными характерен и мне знаком. Наличие посторонних звуков ночью определяется сразу: скрип дверей, тихий лязг засовов, шарканье ног по улочкам – звуки чувствуются каждой клеточкой тела. Прошлой ночью в Паймунаре стояла тишина. В Тарахейле другое дело – тайную жизнь кишлака мы почувствовали сразу: возня во дворах, перебирание ног копытными, собачий лай, тени, запах дыма, жилья. Совершенно понятно, люди не спали, что-то делали, кишлак поздней ночью жил своей жизнью.
– Возможно, «духи» еще к Паймунару не вышли, подойдут сегодня, завтра?
– Вполне.
Ссутулившись, Иван закурил «Столичную» и смотрел на яркий закат, ушедшего за хребет, солнечного светила.
– Может, в ночь сходить на север, посмотрю со стороны, и все станет ясно? – осторожно спросил командира.
Комар о чем-то думал и, как бы в никуда, произнес:
– Люди измотаны, Валера, да и у тебя, кроме глаз, ничего не осталось.
– Ночью в направлении Баграма Тютвин наблюдал световую информацию, возможно, это сигнал выхода на исходный рубеж.
– Ладно, Валера, отдыхай, готовься на завтра, не будем горячиться.
– Понял, Иван, пойду-ка я напишу письма.
– Привет Витебску.
– Добро, – усмехнулся я командиру.
– Кстати, обратил внимание, что погода меняется?
– Да, к вечеру стало теплее, а вот ночь была морозной, черт бы ее побрал.
– Скоро дожди, авиация не будет работать – удобный момент для выхода «духов» на рубежи атак перед броском на Кабул, – задумчиво бросил Иван
– Конечно, все в строчку, Геннадьич, возможно, они свои действия подрабатывают к погоде, сезону дождей.
Ну, что за погода в Кабуле? Вчера мороз не менее двадцати, сегодня тепло, потом дожди, говорили летчики, прилетевшие из Союза с продовольствием и боеприпасами. Сегодня из Ташкента прилетели два экипажа АН-12, разгрузившись, заночуют у нас – вечером ужин.
Летные экипажи военно-транспортной авиации совершали рейсы в Кабул последние несколько лет и хорошо знали погодные условия Афгана. Они останавливались у нас в отдельной палатке и, как положено, приходили поужинать с канистрой спирта. Свободными вечерами было о чем поговорить за столом, тем более, нас интересовали рассказы ребят о событиях на Родине. Они делились и коммерческими успехами, получая часть зарплаты чеками внешпосылторга, меняли их на местные «афошки», скупали в дуканах джинсы, дубленки, косметику. Оптом увозили в Ташкент, приспособившись уходить от досмотра таможенных органов в приграничных с Афганистаном пунктах оформления. Летчики рассказывали нам и про словесный бред об афганских событиях, который несли в Союзе средства массовой информации. Народ беспокоился – семьи советских граждан получали цинковые гробы с погибшими в Афганистане солдатами, офицерами, которых работники военкоматов рекомендовали хоронить под покровом тайны. Дела…
От экипажей мы узнавали об истинном положении в Союзе, за рубежом. Оказывается, ограниченный контингент советских войск в Афганистане находился на учениях, «ковал» в горах боевую подготовку, которую завалили в местах постоянной дислокации. Советские граждане поздними вечерами, прильнув к радиоприемникам, слушали «вражеские голоса», чтобы узнать правду о событиях в стране, где гибли их дети, мужья, отцы. Мы и сами в свободное время слушали «Голос Америки», ужасаясь цинизму пропаганды, подаваемой народу деятелями от политики. Если в этот момент в палатку заходил Игорек, оперуполномоченный особого отдела, мы ненавязчиво переводили разговор на другие темы. Так, что экипажи летчиков были источником информации о нас же самих и по событиям, происходящих в стране. Ладно, есть время, напишу родным, жене, начнется нелетная погода, письма будут валяться в штабе дивизии.
В офицерской палатке Родин со старшиной обсуждали важную тему.
– Что-нибудь получается, господа?
– Не перебивай, – отмахнулся Артемыч.
Склонившись над плечом старшины, я увидел на столе листочек бумаги, на котором с любовью был вычерчен проект бани.
– Ну, вы даете! – выразил я восхищение «проектировщикам» стратегического объекта.
– Здесь – вход, справа – парилка, камни с песком привезу, – уверенно уточнил Анатолий.
– Ага, Артемыч, желательно из мраморного карьера, – не выдержал я и встрял в разговор, – там мало голов порезали.
– Поговорю с начальником по вопросу сопровождения.
Стоп. Мраморный карьер. Толик одной фразой навел на хорошую мысль.
– Анатолий Артемович, поговори с начальником, чтобы разрешил мне на БМД сопроводить тебя до карьера, а то ночами я избороздил его вдоль и поперек, а днем не видел. Заодно понаблюдаю со стороны, какое внимание «духи» оказывают боевому охранению.
– А чего нет? Давай.
Неожиданно возникшая мысль, понравилась – понаблюдать днем за людьми, следующими из провинции в Кабул. Как показывал пленный, «духи» в город проникали в светлое время, есть возможность понаблюдать за перемещением в столицу. Более того, можно спланировать перехват оружия в момент доставки его городскому подполью, то есть, реализация своей же разведывательной информации.
От хорошей мысли засвербело в носу. Надо обмозговать и подготовить предложения начальнику разведки. Безусловно, нужна организация взаимодействия с боевым охранением Александра, мы должны походить на подразделение сопровождения, иначе, привлечем внимание «духовской» разведки. А что? Выйдем на БМД к мраморному карьеру и посмотрим въезд гужевого и автомобильного транспорта в черту города. По Кабулу и окрестностям катается много боевой техники, поэтому две-три боевые машины, сопровождающие ГАЗ-66, воспримутся противником как охранение, а не разведывательными машинами наблюдения. Может быть, за что-нибудь и зацепимся.
С позиции мраморного карьера хорошо просматривалась долина до Черной горы и участок маршрута от выхода с ущелья до боевого охранения, по которому мы тащили захваченного «духа». Мы будем использовать долину в разведывательных мероприятиях, она еще пригодится, изучим ее досконально. Снег скоро сойдет, откроется естественный рельеф местности, который мы облазим до каждой ложбинки.
– Толик, Слободов в парке?
– Там, – кивнул головой «архитектор» бани.
Парк боевой техники разведывательной роты дивизии находился в пятидесяти метрах от линии палаток, возле литерной стоянки самолетов. Машины стояли в боевую линию стволами орудий на взлетную полосу. Механики-водители во главе со старшим техником роты Петром Слободовым обслуживали БМД после выполнения тренировок по вождению машин в горных условиях.
– Привет, Петро.
– Здоров, коль, не шутишь.
– Как «коробочки»?
– Нормально, проверим фильтры, заправим и до завтра.
– Когда сезонное обслуживание?
– Будет приказ, начнем хоть сейчас.
– Понятно. Я полажу по вооружению, проверю связь.
– Давай, я тоже покопаюсь с топливным насосом.
– Добро.
Проверка боевой техники заняла немного времени. Механики-водители – Болотов, Зуев, Орлов – опытные специалисты. Валерию Болотову в мае домой, недавно прибыл из отпуска, объявленного за успехи в боевой и политической подготовке еще в Союзе. Александра Орлова назначу старшим механиком взвода, парень прошел учения, за плечами имелся стаж практического вождения. Зуев отслужил всего восемь месяцев, но парень добросовестный, работящий, знал машину и водил ее уверенно. В общем, с техникой проблем не было, но проверка ее готовности командиром носит обязательный характер.
– Так, механики-водители, а … вы не хотите ли?
Измазанные соляркой и маслом, ребята засмеялись.
– А теперь серьезно, парни, в ближайшее время воевать будем на технике, которую вы готовите к эксплуатации в горных условиях. Предусмотрите возможные технические поломки и порядок устранения в ходе марша – вплоть до эвакуации с поля боя. Буксировочные тросы, запасные траки, пальцы запасите в необходимом количестве. С этим, надеюсь, вопросов нет?
– Никак нет, товарищ лейтенант, подготовили и проверили, – доложил Болотов.
– Хорошо, тезка, продумайте вопрос, как лучше разместить и закрепить на броне емкости с водой, сухими пайками, дополнительным боекомплектом. Крепить будем сверху, в десантном отделении расположится только личный состав разведгруппы с оружием и снаряжением. Спешивание по задаче будем проводить на ходу.
– Понятно, товарищ лейтенант.
– Зуев, как ты? – поинтересовался я у молодого механика.
Небольшого роста парнишка все больше молчал, но я-то знал, к технике подходил серьезно, по-хозяйски и мне он нравился своей основательностью.
– Нормально, товарищ лейтенант. Разрешите сказать?
– Давай.
– Когда наступит жара, двигатели будут «кипеть», и на марше придется останавливаться – надо что-то думать.
Взглянул на паренька, действительно, толковое замечание – техника будет греться на марше. В условиях высокогорья ситуация усложнится и повлияет не в лучшую сторону на выполнение задачи.
– Молодец, Сергей, признаться, я не думал об этом, а вот фактор нагревания придется учитывать и следить за приборами.
Разведывательные действия на боевой технике мы еще не проводили, используя только на экстренные выезды в «советский городок», где проживали наши советники и специалисты, чтобы отразить нападения и обстрелы домов мятежным подпольем. Теперь же ситуация развивалась таким образом, что технику будем привлекать для решения боевых задач.
– Письма отправили? Обещают непогоду, авиация будет на приколе.
– Напишем после обслуживания, товарищ лейтенант, – ответил тихий с виду Болотов.
Худощавый паренек с Кемеровской области находился в отпуске за успешные действия на учениях в августе прошлого года. Когда вернулся из отпуска в Витебск, мы уже находились в Афганистане. Недавно с очередной партией груза он прилетел на самолете для дальнейшего прохождения службы, еще не адаптировавшись к новым условиям.
– Ладно, заканчивайте, ребята, скоро обед. Где там Слободов?
Старшего техника не было видно.
– Петро, собирайся, пора обедать.
– Иду, Григорьич.
Ноги старшего техника роты торчали из машинного отделения. Закончив копаться с топливным насосом высокого давления, Петро спрыгнул на землю, ветошью вытер руки и мы пошли перекусить в палатку, прикидывая, чем же нас сегодня накормит старшинка. Андрейчук с Родиным заканчивали обсуждение строительства банного «комплекса». На лице Артемыча светилась неприкрытая удовлетворенность. Мы не сомневались, что эти парни сделают баню.
– А где командир? – спросил Слободов.
– Звонил Скрынников, Иван убежал в дивизию, – ставя на стол бутылочку «Фанты», сказал Коробицын.
Иван опять прибежит с вводной и кучей задач, а мне надо морщить лоб над обстановкой в Паймунаре и отработать тему мраморного карьера. Первая задача не сложная – район изучен, подходы знаю, несколько раз водил группу возле самых окраин – справимся. Вчера Тютвин отметил световую передачу сигналов, но кишлак не вызывал беспокойства ни у нас, ни у штаба дивизии. Теперь стало понятно – «духи» стягивали силы к Кабулу, и обмен информацией у них носил рабочий характер. Душманские отряды придут в Паймунар не сегодня-завтра. Если этот факт зафиксируем разведкой, дело хреновое, с одной стороны, подтвердятся мои опасения, что противник стягивает силы к Кабулу, и в столице Афганистана назревают события, с другой – базовый городок 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии и Кабульский аэропорт становятся объектами внезапной атаки душманов.
Поэтому кишлак Паймунар и территорию вокруг него необходимо проверить не позднее следующей ночи. Местность открытая, но она изобилует множеством не очень глубоких оврагов, которые играли роль ирригационной системы и подводили воду к виноградникам, раскинувшихся в долине на десятки километров. Еще был важный момент – дневная разведка района мраморного карьера. Зацепимся взглядом за груз вьючных животных, досмотрим, страхуясь группой прикрытия. Не исключено, что караваны с оружием сопровождаются «духовской» охраной в скрытом режиме, которая находится рядом с обозом и до поры до времени себя не проявляет. Она отслеживает действия афганских сорбозов, «шурави» и включается в бой только, если ситуация выходит из-под ее контроля. Но, каким же образом мне с группой включиться в работу? Пойдет ли на это комдив? Посты афганской армии проверяют транспорт, гужевые повозки, следующие в Кабул и надо быть очень аккуратными в выборе места захвата и принятия мер противодействия, чтобы не нарваться на пули «зеленых».
– Рота. Смирно! – крикнул за палаткой дневальный.
Из штаба дивизии прибыл ротный, забежав в палатку, Иван спросил на ходу:
– Не обедали?
– Тебя ждали, Иван Геннадьевич.
– Обедаем, и заодно поделюсь новостями, – снимая портупею с фуражкой, сказал командир.
Сели за стол, из общего котла разлили первое. Комар начал делиться последними событиями, которые обсуждались в дивизии.
– В штабе суета, господа, разведданные по Тарахейлю дали основания к принятию срочных мер по нейтрализации мятежного подполья. Ожидается, что в ближайшее время в городе вспыхнут волнения, которые могут перерасти в вооруженное сопротивление частям правительственной армии. Принято решение – советские войска поддержат афганские регулярные силы в ликвидации вооруженного подполья. Особое внимание уделяется объектам государственной важности: посольствам в Кабуле, аэродромам, объектам зоны ответственности.
Иван, отхлебнув наваристого супа, продолжил:
– Валера, завтра в ночь на Паймунар, задача прежняя – разведка противника на рубежах предполагаемых атак.
– Есть, Иван Геннадьевич.
– «Язык» остается важной составляющей! Валера, дерзай! «Твой» «душок» дал серьезные показания, которые проверяет ХАД и наши чекисты.
Ивана слушали молча, продолжая, есть гороховый суп.
Однако дела обстояли куда серьезней, чем это мог показать поверхностный анализ. В провинции Кунар готовилась армейская операция, в самом Кабуле поднимается «пятая колонна» и, похоже, не слабая, если явно игнорирует концентрацию советских частей и афганских войсковых подразделений. Впрочем, время еще есть и можно все еще взвесить, размышляя над информацией, доведенной командиром роты.
– У Ленцова в порядке, – слышу голос Ивана, – в резиденции Соколова идет активная деятельность по организации взаимодействия советских и афганских войск. От 317-го парашютно-десантного полка в операции участвует 3-й батальон Васи Кустрьо.
– Мы с его батальоном несколько раз стреляли в Лосвидо, – напомнил Володя Гришин.
– Это такой сухощавый и с остреньким носом? – переспросил Слободов.
– Ну, да!
И я вспомнил Кустрьо. Прошлой зимой в учебном центре Лосвидо подразделения 317-го парашютно-десантного полка выполняли 3-е упражнение учебных стрельб из вооружения боевой машины ночью. Дивизионные разведчики также работали по единому плану, утвержденному командиром дивизии. В батальоне, которым командовал Василий Кустрьо, что-то не заладилась стрельба, комбат собрал офицеров и начал разнос, после которого заставил командиров подразделений отрабатывать упражнение методом «пеший по машинному» на двух направлениях. Одно направление директрисы оказалось свободным, я подошел к командиру батальона и попросил разрешения поработать на нем со своим взводом. Комбат разрешил. В течение сорока минут я сделал пять-шесть тренировочных заездов по упражнению, управляя машинами по «сто сорок восьмой» станции, что, собственно, и определило на контрольном занятии отличную оценку взводу.
– Мостиброцкий тренирует своих разведчиков на Ходжа Раваше, – продолжил Иван, – готовится группировка 350-го парашютно-десантного полка на боевых машинах под командованием подполковника Шпака Георгия Ивановича. Командир «полтинника» закрутил полк на всю катушку – лично проверяет каждое подразделение, взвод, солдата. В общем, ситуация, товарищи офицеры, настолько серьезная, что дальше некуда.
Мы молча слушали Комара, пили чай в прикуску с сахаром, каждый из нас, командиров, думал о вопросах, которые необходимо было решить в ближайшее время. Сколько осталось этого времен? – Никто не знал!
– Вот, кажется, все, – закончил Иван, – почту я отдал дежурному.
Командир взял Толика за локоть.
– Что у нас с баней, Артемыч?
– Сейчас, Вань, минуту.
Родин вытащил из тумбочки план объекта, карандаш, стал объяснять Комару замысел строительства «банно-прачечного комбината», а мы, пока почтальон разбирает письма, упали на кровати и лежали, лениво переговариваясь, друг с другом. Дядя Миша в это время бывает редко, если и нагрянет неожиданно, мы услышим команду дневального, успеем вскочить и поправить одеяла. Ушли в себя, думая о событиях, которые постепенно становились образом жизни, разворачиваясь в душах страшным ликом войны. Она незаметно захватывала нашу жизнь во всех ее проявлениях и входила в нее основным содержанием. Мы попали под влияние войны незаметно, однажды, оглянувшись назад, с удивлением обнаружили – война и мы неразделимы, она проходила черной нитью по судьбам тысяч мальчишек, выпав на долю нашего поколения черной вуалью смертей. Вот уж поистине – время выбрало нас!
Кишлак Паймунар от базового лагеря отделяло не более пяти километров – бросок через горный отрог и мы оказываемся в зоне боевой задачи. С высоты горной гряды район Паймунара был изучен нами вдоль и поперек. Я много раз водил свою разведгруппу вдоль его южной и юго-восточной окраин, словно присматриваясь и зная заранее – еще пригодится. Северная часть кишлака имела вытянутую форму, протянувшись своим острым концом к виноградным плантациям Дехъийхья, и в поле нашей деятельности попадала в меньшей степени.
Планируя выхода к кишлаку, я прикидывал возможность подхода к населенному пункту с дальнего направления, то есть, со стороны Ходжачишта, чтобы не «засветиться» «духам», которые реально могли этой ночью прийти в Паймунар. Местность перед кишлаком была открытой равниной, пересеченной руслами высохших арыков, засыпанных снегом, и она, к сожалению, не располагала к скрытому выходу к глиняным строениям. В любом случае мною учитывался ветер, подветренная сторона, чтобы не вызвать лай афганских овчарок ростом с теленка, и засаду лучше всего организовать в русле одного из арыков, пересекавшим долину и подходившим к окраинам населенного пункта.
Всегда допуская внезапную встречу с противником, я рассуждал: нарвемся на «духов», прикроемся руслом речонки и вернемся к предгорью хребта – пусть ищут в каменных скалах, но нас они там уже не найдут. В кишлак я не полезу. Второй раз через сутки лезть к «духам» в тылы – явная дерзость, поэтому – только визуальная разведка и немного послушаем ночь. Если «духи» оседлали кишлак, мы их услышим по возне и рабочему шуму: движение людей, животных, запах дыма, беспокойство собак – эти явные признаки скрыть невозможно.
Можно, конечно, выбрать и «ленивый» вариант: с линии хребта Ходжабугра – Ходжа-Раваш понаблюдать за кишлаком и не спускаться вниз на обратную сторону горной гряды, а вьючных животных, которые выйдут из кишлака на рассвете в направлении Кабула, подвергнуть досмотру. Если повезет, сделаем несколько удачных захватов, нет – уйдем восвояси. Но в случае успеха, «духи» поймут механизм перехвата, и будут искать другие пути переброски оружия в город. Работа разведки дивизии ограничивалась рамками того, что мы видим, слышим и какую информацию вытянем из захваченных в плен «языков» – откровенно, это немного. Нам нужна информация из самих кишлаков, «духовских» баз, чтобы действовать на упреждение намерений противника и проводить результативные операции захвата или уничтожения «духовского» подполья.
Но такая деликатная информация добывается агентурной разведкой методами специальной деятельности внутри мятежного подполья и «духовских» банд. Для работы по разработке душманских отрядов необходимо взаимодействие местного подразделения ХАД с нашими специальными службами. Что делает хваленый «Каскад» в настоящее время? Мы много раз встречались с представителями этой спецгруппы, но они не создали у нас впечатления рейнджеров – в возрасте, склонные к полноте ребята, они явно служили в тиши кабинетной прохлады, оснащенной кондиционерами, а их начальство ориентировало на боевые действия с душманским зверьем. Нам нужны были рэксы бойцовской породы, способные ломать хребты «духовской» своре. Войсковая разведка способна отгрызать душманские головы, но для этого нужно взаимодействие со специальной разведкой в проведении совместных операций. Нам катастрофически не хватало информации из нутра душманского логова, которую бы мы реализовывали в ходе специальных операций.
С первых дней нахождения на афганской земле разведка 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии решала задачи получения достоверной информации о противнике, характере его действий, проводила специальные разведмероприятия, раскрывавшие намерения душманских лидеров. Мы проводили засадные действия с захватом «языков», от которых получали сведения об отрядах вооруженной оппозиции, первичную информацию перепроверяли другими источниками, уточняя с данными авиационной разведки. В проведении специальных операций мы стремились максимально сократить время от получения информации из источника до момента ее реализации.
ГЛАВА 26
Мысли прервал телефонный звонок.
– Старший лейтенант Комар, слушаю.
Около пяти минут Иван говорил по телефону – уточнял, переспрашивал, периодические повторяя однозначные фразы.
– Понял, товарищ майор. Да. Так точно. Сделаем. Никак нет. Все будет нормально.
Положив трубку ТА-57, Иван повернулся ко мне.
– Валер, для тебя новость от шефа. Вернее две.
Приподнявшись с кровати, я смотрел на Ивана.
– Одеваться?
– Да, погоди ты, не спеши, как голый на е…ю. Завтра в районе боевого охранения твоего друга «зелёные» выставят пост для досмотра грузов, которые следуют в Кабул. Будут работать по нашей информации и просьбе командования армии на предмет изъятия у «духов» оружия и боеприпасов.
– Реагируют быстро, значит, печет. Вот бы отслеживать караваны на подходе к Кабулу, вести их в город и брать в удобных местах.
– Пока принято такое решение.
– «Духи» занервничают, будут перестраиваться, поток оружия в город уменьшится, а это уже результат, который у нас не отнимешь.
– Ну, да, запишем в актив.
– Нам запишут, Иван.
– Ладно, теперь главное, Валера – через два часа прибудешь в боевое охранение Александра. С группой доберешься на машине, не раскрывая себя. Есть информация о том, что «духи» вышли к вершине мраморного карьера, возможно, на боевое охранение готовится атака. Отмечены два срабатывания сигнальных мин над козырьком карьера. Начальник заставы доложил об этом минут тридцать назад. Учитывая факт отсутствия в районе наших и афганских подразделений, ситуация навевает весьма печальные мысли – «духи» осторожно подтягивают силы. В связи с этим, командир дивизии приказал провести разведку хребта мраморного карьера.
– Ну, дела… Час от часу не легче, отдохнули, что называется.
Иван понимающе развел руками:
– Фюрер сказал: «Москва в Африке, значит – в Африке».
– Понял, Иван Геннадьевич, собираюсь.
Холодный воздух за палаткой взбодрил.
– Дневальный, Сафарова ко мне.
– Есть, товарищ лейтенант.
Через минуту заместитель прибыл с докладом.
– Сергей, в 17.30 группа стоит в готовности действовать в районе мраморного карьера. Три боекомплекта в РД, сухой паек у старшины, фляжки с водой. Вопросы?
– Никак нет, товарищ лейтенант, думал, сегодня отдохнем.
– Я тоже думал, но приказ комдива, – молча махнул рукой, давая понять – к чему лишние разговоры? – Действуй.
– Есть, товарищ лейтенант.
Повернув лицо на свежий ветерок, постоял немного и пошел в «апартаменты».
– Москва все-таки в Африке.
Группа без суеты заняла места в машине, прикрыв тент кузова, затянули его веревкой. Не люблю такое состояние внутри самого себя, когда нет куража на работу, поэтому молча и равнодушно трясся в машине, рассуждая о только что полученном приказе. Что там за «духи» топчут сигнальные мины средь белого дня? Хотя сам же и предупреждал Александра об опасной обстановке в районе его охранения. Мысленно представил карьер, ставший символом вероломства и жестокости «духов», прикинул с какой стороны лучше выйти на его козырек, чтобы обследовать опасный участок. Действительно, если «духи» займут там позиции, могут нанести серьезное поражение людям – застава внизу и видна, как на ладони. Сработали сигнальные мины. Кто их ставил? В каком месте? Есть ли схема минного поля? Вопросы!
Родин, старший машины, вез нас вдоль аэродрома к боевому охранению. Несколько раз нас останавливали – запрашивали пароль, Толик отвечал, и мы продолжали движение. Выехали на дорогу, ведущую к заставе: слева был домостроительный комбинат, справа огни аэродрома. Темнело, фар мы не включаем, но водитель уверенно вел ГАЗ-66 в восточном направлении. По сигналу мы спешились, приняв боевой порядок, осторожно двинулись к подразделению сторожевой заставы. Пароль, отзыв и мы в расположении Александра.
– Сафаров, проверь магазины, гранаты, минут пятнадцать перекур.
– Есть, товарищ лейтенант.
Я зашел к Сашке в землянку, обнялись. За столом сидел молодой лейтенант в расстегнутом обмундировании – чистенький, свеженький, длинные светлые волосы. Не наш.
– Знакомься, Валер – военный переводчик, дали на усиление.
– Виктор, – представился парень.
– Валерий.
Переводчик, присев, закурил иностранную дрянь. «Раскованный хлопец», – подумалось мне, а вот внешность не под местных аборигенов, где применить этого парня? Разве только в теплой палатке, допрашивая «языков» и местных дехкан.
– Окончил институт восточных языков, – продолжил Александр, – знает фарси, английский. Всему выпуску присвоили звание лейтенантов и бросили в Афган переводчиками.
– С оружием-то как, Виктор?
– Ну, как? Пистолет дали, но практики мало.
– Понятно. У Александра с этим нормально, передаст тебе практику, – кивнул я в сторону друга.
Сашка засмеялся:
– Времени сколько угодно. Ладно, ребята, перекусим и я, Валер, тебе все расскажу.
– Уж, сделай одолжение, я которые сутки не сплю.
– Ничего-ничего, хороший ужин с местной зеленью и все будет в порядке.
– Угощай, если не шутишь, но пить я не буду, – предупредил движение Александра к тумбочке, из которой он в прошлый раз достал пакетик с шаропом.
– Чего так? – недоумевал хозяин.
– «Духи» почувствуют запах, расшифрую себя.
Посмеялись, вспомнив, как однажды мы с Сашкой «метали харч» из шаропа. Жесткая штука.
– Не хочу, Саш. Не обращайте внимания – работайте по плану. Просто не можется сегодня.
– Вот-вот, Валера, как раз и надо – шароп нервы лечит.
Понял, что бесполезно отказываться, безнадежно махнув рукой, сказал:
– Кам-кам.
– Понял – не дурак, – хохотнул Александр, наливая в кружки уже хорошо знакомую желто-ядовитую жидкость.
– Будем жить, ребята!
Чокнулись, сжатыми в кулаках кружками, выпили.
– Валер, тут такое дело, – прожевывая тушенку, стал рассказывать Александр, – сегодня дважды, с интервалом в две-три минуты, сработали «сигналки». Такого еще не было. Думал, случайность, зверь какой задел, в другое бы время не обратил внимания. Но…
Александр, сделав мхатовскую паузу, внимательно смотрел на меня.
– Сегодня днем у боевого охранения никого не было – ни бачат, ни взрослых. Понимаешь, Валер, о чем говорю?
– Кажется, понимаю, Сань.
– Валер! Сегодня к моему боевому охранению впервые за все время не подошли «бачата»! Страшно подумать! О чем это говорит?
Подняв вверх указательный палец, Александр, наверное, ждал от меня умного ответа.
– Думать можно все, что угодно. Вчера во второй половине дня в их поведении было что-нибудь необычное?
– В том-то и дело, Валера, – наливая по второй, сказал, Александр, – именно вчера Мажмунов обратил на это внимание.
Отрицательно покачав головой, я закрыл свою кружку.
– Больше не буду, рассказывай.
– Так вот, Валер, твой таджикский друг, сказал – что-то у них произошло, пацанов к вечеру стало меньше, они были испуганы, а сегодня – сработали мины. Мне думается, «духи» со вчерашнего вечера заняли исходный рубеж на гребне карьера. Наступает время «Ч», они готовят атаку. А что? С верхнего яруса застава просматривается, прижмут огнем, а две-три группы одновременно атакуют с нескольких направлений, и мы уже с тобой, Валера, никогда не выпьем шаропа.
– Хороший расклад, я бы, пожалуй, так и поступил.
– Ты еще пов…ся.
– Я только чуть-чуть, Сань.
– Ну, хорошо, прощаю.
– И такой момент, – вступил в разговор переводчик, – побеседовать с местными я еще не успел, но обратил внимание на пост «зелёных», выставленный с утра. Досмотр вьючных животных, груженых машин заключался только в одном – снять «бакшиш» и пропустить в город. Ввести в Кабул можно все, что угодно – роль поста «зеленых» абсолютно условна.
– Да, ребята-демократы, что-то холодок под ложечкой… раскачали вы меня. Давайте еще, по капельке.
– Секундочку, дружище. Вот я и доложил свои сомнения в дивизию, ты уж не взыщи. Валер, – сам настропалил.
– Да, нет, Сань, я не об этом, ты все правильно сделал. Тут ситуация глубже, чем мы себе представляем – через день-два в Кабуле начнутся события, которые, возможно, перерастут в волнения. «Духи» практически вышли на исходные рубежи вокруг Кабула и атаку начнут одновременно в городе и по периметру боевого охранения. Вот, в чем дело. Давай лучше к нашим баранам! Что делаем? Кто ставил «сигналки»? Где? Надо схему минного поля!
– Какая схема, Валер? Я взял у пехоты несколько штук, думал, пригодятся – оказалось, в самую «строчку». Сам ползал по снегу и устанавливал – на всякий случай, прикрылся сверху – не нравится мне горушка надо мной, а тут еще «духи» порезали наших…
– Черная гора тебе не нравится, карьер, хрен тебе угодишь.
– Ну, привередливый я такой.
– Бери лист бумаги, карандаш, рисуй.
– Это мигом. Где карта? Смотри – «пятидесятка». Вот гребень, мины установлены вдоль него на фронте метров 300 – не более. Без схемы понятно?
– Угу, а то покажешь?
– У меня застава, Валер. Жаль, но рубеж установки мин найдешь по следам. По ним и иди.
– Ага, к «духам» на съедение.
– Чего?
– Ты же сам говоришь – «духи» пасутся на гребне.
– Ну, да.
– Сань, я сейчас думаю, как лучше подняться на гребень, чтобы самому не залезть на «сигналки» и не демаскировать группу.
– Понимаю, но лучше иди с левой стороны – положе подъем, и выйдешь к «духам» прямо во фланг. И такой момент – поднимешься на гребень, далее, метрах в семидесяти, увидишь несколько разработок, пещер. Я не лазил туда, но мне, кажется, они довольно длинные, если «сигналки» сработали «духи», то в пещерах обязательно устроили дневку.
– Хорошо. Что у нас получается? Именно сегодня ночью, максимум – завтра, атака. Понимаешь, о чем говорю?
– Еще бы!
– Сань, не будем терять время! Спокойно, без суеты выводи заставу в режим полной боевой готовности. Людей укрой от огня сверху, но атаку жди со всех направлений. Возможно, с козырька отвлекут внимание, а удар нанесут во фланг и не со стороны карьера, а, наоборот, с долины, чтобы спровоцировать тебя на распыление сил и правый флаг попадает под удар от кладбища.
– Увеличу сектор стрельбы для БМД.
– Может, сядешь за оператора, и мы будем в сети слышать друг друга? В случае необходимости подработаешь из боевой машины пулеметом и орудием.
– Принято, давай еще…
– Будем!
Плеснув остатки жидкости в кружки, выпили.
– Хорошо пошел, зараза.
– От нервов помогает. Замечено.
Поймал взгляд раскованного переводчика.
– Возьми с собой, Валер?
Я не сразу понял вопрос.
– Куда? Ты имеешь в виду – с группой?
– Конечно.
– Да, черт его знает, куда мы вляпаемся, Виктор! Будь с Александром! Если что, у вас здесь такой начнется концерт!
– Знаешь, я давно хотел сходить с разведчиками. Не получалось. Возьми, Валера.
– Ну, даешь! Сань, как ты смотришь на это?
– А мне что?– Пусть идет. Петряков узнает – голову не мне оторвет.
Виктор напрягся – парень рвался в бой, для него наступил момент истины: возьмут в разведку или не возьмут?
– Ладно! Пять минут на сборы, – вздохнул я тяжело, – моя доброта меня и погубит.
– Я мигом.
Виктор схватил ремень, куртку.
– Сань, я выхожу через 10 минут, позывные те же. Давай, брат, как договорились.
– Минутку, Валер, выйдем вместе.
Сашка оделся, взял автомат и пошел на выход. Я осмотрел экипировку переводчика.
– Виктор, будешь с пистолетом, автомат не брать. И помни – это приказ, – я повернулся к нему спиной, – видишь мой затылок?
– Вижу.
– Чтобы не случилось, мой затылок должен быть всегда перед тобой. Понял?
– Понял, – кивнул переводчик, суетливо надевая перчатки. Я заметил – его колотило, похоже, «добро» на разведку коснулось души. Волнуется? Нормально. У самого холодок в животе.
– Готовы? Идем.
Александр, пригнувшись, вышел наружу, я потянулся за ним. Легкий морозец коснулся лица – свежо, озноб по спине, огляделся вокруг, привыкая к темноте. Повернулся к злополучному карьеру – мраморная разработка белого цвета хорошо видна на фоне темной громады хребта. Где-то там наверху сработало пару «сигналок», устроив свистящий салют – фейерверк. Стояли же два месяца и ничего, а сегодня сработали.
– Очкуешь?
– А то? Ладно, Сань, раньше уйдем – раньше придем. Давай – рули.
Заглянув в землянку, я крикнул:
– Сафаров, подъем, через минуту доклад.
Топчусь на рабочей площадке заставы, скрытой натянутой сеткой, жду доклад заместителя о построении группы. Под сеткой установлена кухня КП-130 с форсунками – отличный агрегат для походной жизни солдат. Можно готовить всевозможные блюда, правда, запах солярки бьет в самые ноздри.
– Группа, становись, – скомандовал Сафаров.
– Отставить, Сергей. Ну, что, гусары, как настроение?
– В порядке, товарищ лейтенант, – ответил Есаулков, новый связист, впервые вышедший с группой.
– Повоюем, Николай?
– Конечно.
– Ладно, слушать внимательно. Обстановка такая: там, – я показал на карьер, – возможно, засада. Сегодня сработали сигнальные мины, чего не было ранее. Есть основание считать, что «духи» спланировали нападение на заставу. Задача: подняться на гребень мраморного карьера и провести разведку местности. Говорю сразу, на 99 процентов – там «духи» и боя не избежать. Мы готовы к нему?
– Т-так точно, товарищ лейтенант, – чуть заикаясь, кивнул Баравков. Гена при волнении иногда заикался.
– Вот и хорошо. С нами пойдет военный переводчик лейтенант Семыкин. Его место в боевом порядке – за мной. Вопросы?
– Никак нет.
– Ивонин – дозор с Сокуровым, подъем на гребень с левой стороны. Наверху, в скальной породе, выработки – пещеры. Примите левее, на них не лезьте, зайдем с левого фланга. Если там «духи», им неудобно вести огонь с левого плеча. Вы первые столкнетесь с ними, у меня, что у Кабанихи, сердце – вещун. Не торопитесь, работайте спокойно. При выходе наверх – стоп. Дальше стоят «сигналки», движение только ползком – от укрытия к укрытию. Сейчас прохладно, «духи», скорее всего, залезли в пещеры. Это понятно?
– А, если схватим «сигналку»?
– Тогда нам пиз…ц, Сокуров! Мы все на виду, поэтому будьте внимательны и в любом случае – рывок в сторону, в укрытие. Нас осветит ракетами, мы будем, как на ладони.
– Ясно.
– Нищенко, задача прежняя.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Вопросы?
В ответ тишина.
– С богом, орлы. Виктор, держись меня, наблюдаешь вправо и вверх.
– Понял, Валера.
От заставы до рубежа подъема на гребень расстояние небольшое, прошли на одном дыхании. Поднимались наверх с таким расчетом, чтобы при выходе наверх оказаться левее пещер, о которых говорил Александр. Все-таки сердце щемило, почему все-таки сработали «сигналки»? Вероятность выхода «духов» на козырек карьера была очень большой и мое беспокойство, волнение были также понятны.
Восхождение длилось недолго, минут через сорок показался гребень карьера, обозначенный темной границей скального грунта. Еще немного и появилась площадка, где, по словам Александра, он поставил «сигналки» – открытое место, занесенное полуметровым слоем серебристого снега. Кое-где были навалены груды породы, которую, вероятно, вытаскивали, добывая мрамор. Чуть правее впереди нас – скала, в которой местные жители долбили руду и поделочный камень. Наклон площадки был в нашу сторону, то есть, пещеры, где, возможно, находились «духи», были выше по отношению к нам. Позиция оказалась крайне невыгодной, надо бы еще забрать левее, чтобы выровняться с условной линией пещер. Тогда мы окажемся на одном ярусе с местом возможной засады. Что ж, я скрытно вывожу группу к ближайшей пещере.
Растяжки «сигналок» засыпаны снегом. Как их обнаружить, чтобы не зацепить и скрытно приблизиться к «духам»? – Я с трудом представлял, что делать в такой ситуации, но обходить их надо было с левого фланга, чтобы выйти на линию плоской стены горной гряды. Это значит, ползком мы преодолеем метров триста по гребню скалы, потом повернем направо и незаметно от «духов» сблизимся с пещерами.
Дозор просигналил «Стоп». Выдвинувшись ползком вперед, я осмотрел местность перед каменной стенкой. Пещер или нечто похожее на разработки не было видно, они, по рассказу Александра должны быть дальше и правее. На площадке то и дело валялись груды камней, разбросанных в хаотичном порядке и, в принципе, было, где укрыться, если встретимся с «духами». Вопрос возникал только о том, как подобраться к камням, не провоцируя бой в невыгодном для нас положении.
Прицелом пробежался по стенке, в которой должны быть пещеры, но ничего особенного не зафиксировал. Беспокойство росло… Ладно, разберемся.
– Ивонин, метров семьдесят выдвинься вперед вдоль разработок и с Сокуровым займите рубеж за камнями. Смотри, Андрей, будьте очень внимательны на случай отхода «духов» в долину. С Сокуровым пройдете «сигналки», две из них, как мы знаем, сработали, оставив следы на снегу. Участок между сработавшими минами расцениваешь, как примерный проход на рубеж засады. Понял?
– Так точно.
– Пещерные ниши расположены в стенке с правой стороны от нас, их глубина неизвестна, «духи» могут находиться, как в одной из них, так и в нескольких сразу. Наблюдаете?
– Угадывается что-то, – шепнул Сокуров.
– Это пещеры. «Духи», как видите, могут укрыться только в них – вокруг открытое пространство. Ваша задача – преодолеть растяжки сигнальных мин, подобраться к пещерам с правой стороны и отрезать «духам» отход вниз, если они сделают попытку прорваться. Будьте готовы провоцировать «духов» на какие-либо действия, но только тогда, когда окажетесь в «мертвой зоне». Камни выработки укроют вас, на «духовский» огонь не отвечать – от него вреда не будет, а противник занервничает.
– С замыслом понятно?
– Понятно.
– Если, что – прикроем, «духам» неудобно вести огонь по вам с левого плеча. Проскочите «сигналки», занять на позицию и не высовываться. Вопросы?
Бросил взгляд на Сокурова и чуть не удержался от смеха – у него, действительно, белки глаз сверкали на фоне лица.
– Мы у вас на виду, Андрей, контролируйте выход из пещер и прикройте нас, когда мы подберемся ближе к «духовским» норам.
– Есть.
– Давайте.
Дозор пополз по гребню карьера в надежде увидеть точки срабатывания мин, чтобы ориентироваться по ним и случайно не заскочить на растяжку. Основную группу я повел левее оконечности хребта, охватывая стенку гряды от правого фланга притаившихся «духов». Метров через двести повернули направо и сблизились с линией пещер, которые обозначились в стенке темными неровными пятнами. Тишина вызывала мандраж и тревогу, и тут, как нарочно – из дальней от нас пещеры я увидел сигнальные блики. «Духи»!
Ивонин с Сокуровым, заметив миганье фонарика из темной ниши скалы, затаились, наблюдают, стараясь понять намерения «духов». Дрожь пробежала по телу, липкий пот скользнул меж лопаток. Ну, сколько до входа в пещеру? Метров 150, не более, но здорово придумали падлы, с охранения свет не видать – закрывает гребень скалы, «духи» рядом с заставой на верхней точке карьера и, что хотят, то и делают. Недооцениваем мы противника, ох, как недооцениваем – коварны, хитры, изворотливы!
– Не отставай Витя. Видишь, что делается?
– Угу.
– Как ты?
– В порядке, Валер.
– Держись, сейчас что-то будет!
Однако, сколько же здесь «духов»? Человек десять, двенадцать? Наверное, не больше, но борзые ребята. Ладно, посмотрим – отступать уже некуда.
– Сафаров, с Геной на линию скалы и ждете нас. Держите на контроле выход из ближней каменной ниши.
– Понял, – кивнул Сергей.
Взглянул на часы – дозор уже должен пройти сигнальные мины, и минуты через две-три выйдет на рубеж каменной кладки. Стало легче дышать – Ивонину с Сокуровым удалось не влететь на растяжки от мин. Я пополз за Сергеем и Геной – Виктор дышал мне в затылок, за ним полз Есаулков с радиостанцией. Скосив глаза на черневшие уже рядом каменные ниши, я оценил ситуацию – постепенно уходим с опасной линии возможного огня.
«Духовский» сигнальщик словно остервенел, выдавая порции новых сигналов. И пусть. Ослепив себя светом фонарика, он не увидит нас на фоне белого снега. Правее темнело пятно, усыпанное кучей фрагментов – сработанная «сигналка», следов не было видно, значит, растяжку зацепили от нас в стороне. Проползли еще метров сорок к плоской скале, скорее всего, растяжки остались где-то там за нашими спинами.
Вот и скальная порода с пещерами – вышли «духам» во фланг. Огляделся, сливаясь с местностью, наши тела не отбрасывали тени. Пару минут остановка – перед нами самый опасный участок. Толкнул в ногу Сафарова. Дозор слаженной парой пополз к отверстию ниши, прижимаясь левым боком к стенке скалы. До нее оставалось метров двадцать, как резкий хлопок взорвал тишину. Вверх, рассыпая грозди горящих брызг, взлетели ракеты, осветив площадку на десятки метров вокруг. Вой, со свистом огненных хвостов поднялся в небо. Шок и трепет! Автоматные очереди из пещер звучат отрезвляюще. Пуль я не слышал.
– Живы?
– В порядке.
Взорвавшаяся ночь поразила воображение. Несколько «духовских» автоматов били из дальних пещер. По выбросу пламени из стволов было видно – «духи» хлестали очередями по гребню карьера. Они не видят нас и бьют наугад? Скорее всего, так и есть! «Сигналка» ослепила душманов, наверное, решивших, что мы вышли на гребень карьера и лежим за камнями.
Пауза в «духовской» неразберихе нам не помешает. Но «духи» только ли в двух правых пещерах? Из левой, ближней к нам, не стреляли. Может, пустая? Теперь только вперед!
Стрельбой из автоматов себя обозначили восемь-девять «духов». И все? Возможно, остальные не стреляли в силу ограниченного пространства.
– Сергей, Гена, гранаты. Ползком к пещере, бросать одновременно. После взрывов влетаем втроем, но не стрелять – рикошет. Работать ножами и шевелитесь быстрей!
Разведчики вставили запалы, выдернув чеки, изготовились к броску.
– Огонь.
Гранаты, щелкнув капсюлями-детонаторами, полетели в пещеру. Взрыв, другой – вскочив, бежим к темному входу. До сих пор не пойму, как это случилось, что переводчик, стреляя на ходу из пистолета, обогнал нас и первым ворвался в пещеру. Пули, выбивая искры, с диким визгом летали вокруг. Упали, разбивая ноги о камни.
– Виктор! Ложись! – кричу сумасшедшим голосом.
Магазин пистолета пустой – успокоился, черт бы его взял! Встав на колени, подсветил фонариком пещеру – Сафаров с Баравковым кончали контуженых «духов». Тупые удары ножей, свистящие хрипы не вызывали сомнений – кончено …
– Все, товарищ лейтенант, трое, больше, вроде бы, нет, – слышу голос Геннадия.
В грязных лохмотьях одежды валялись искромсанные трупы душманов, оружие, несколько банок, коробки.
– Обыскать, трофеи в РД. Гена, разряди «духовские» стволы.
Схватив Виктора за плечи, вытолкнул его ближе к выходу.
– Спрячь пистолет, а то пр…ёшь.
Переводчик присев, приходил в себя. Шок. Что же с ним делать? «Духи» из соседних пещер вели плотный огонь – короткие очереди резали морозную мглу – берегли, сволочи, патроны.
– Ко мне, быстро!
Группа сосредоточилась в каменном «мешке», отвоеванном у душманов. Осмотревшись, принимаю решение.
– Есаулков, гарнитуру! – прижав наушник к уху, доложил:
– «База», я «03», веду бой на гребне карьера. Противник – до десятка «духов», уничтожены трое. «200-х» и «300-х» нет. Прием.
– Понял вас «03», я «База», – ответил дежурный связист. Облегченно вздохнув, включил «сто сорок восьмую» для связи с Александром.
– «101», я «03». Прием.
Сквозь скрежет и шелест в эфире слышен отчетливый голос:
– «03», я «101», слышу нормально. У меня тихо. С твоей стороны море огня. Как ты?
– В порядке. Возможен отход моих «духов» в сторону твоего левого фланга. «Коробочкой» достанешь?
– Да. Там метров 500 открытой местности. Бегу туда.
– Сань, не теряй внимания, у меня жарко.
– Вижу, «03».
Кинул станцию Гапоненко.
– Миша, это застава. Слушай эфир,
– Есть, товарищ лейтенант.
– Нищенко, что дозор?
– «Духи» перенесли огонь в сторону Ивонина, но они с Сокуровым залегли где-то дальше, ниже по высоте – отсюда не видно.
– Понятно. Следующую пещеру берем по аналогии. Работаем двумя парами: Сафаров – Баравков, Мухаметзянов – Ксендиков. Вас страхуем с Гапоненко. Миша, понял?
– Так точно.
– Первая пара кидает гранаты, через пару секунд – вторая и всем лежать! Подвиг Матросова не совершать! Нищенко, лейтенант Семыкин с тобой. Вопросы?
– Никак нет.
– Сергей, вперед.
Сафаров с Баравковым ползком двинулись вдоль скалы к средней пещере, из которой «духи» вели ленивый и неэффективный огонь. Они, вероятно, пытались понять – откуда опасность и не могли разобраться. Следом за Сафаровым пошла вторая пара.
– Есаулков, на месте. Со мной Гапоненко.
– Есть.
Прижимаясь к стене, мы с Мишей ползли за Мухаметзяновым. Ивонин с Сокуровым, действительно, находились где-то ниже, с нашей позиции их не было видно – закрывали, лежащие перед нами камни. На огонь противника они не отвечали, ожидая момента, чтобы смести «духов» огнем из засады. Дай бог, чтобы все было именно так.
Позиции «духов» были на входе пещер. Ослепнув от выброса пламени собственных автоматом, они вели огонь больше для «шкала». Внимание! Сергей и Гена были готовы бросить гранаты. Баравков ковырялся с чекой, не может выдернуть, что ли… Нервничаю, но сержант уже разобрался – бросок. Два взрыва, один за другим, разорвали каменную нишу. Вторая пара подбегает и кидает гранаты – взрывы. Броском лечу к темному входу пещеры – «духи» лежали, привалившись, друг к другу. Двое. Нет, еще один – чуть дальше, ноги четвертого торчали из-за камней. Бросаюсь к нему и стреляю в упор. Живой, убитый – не важно – страхуемся обязательно. Схватив автомат убитого «духа», разрядил его и бросил Гапоненко.
– Мухаметзянов, Ксендиков, трофеи в кучу. Сафаров, Баравков, обыскать трупы.
Сигналом вызвал группу, Есаулков бежал с гарнитурой в руке.
– Товарищ лейтенант, «база» вызывает.
Схватил наушники.
– «База», я «03», прием, – руки тряслись, и голос срывался.
– «03», что у тебя, почему не отвечаешь? – слышу голос начальника.
– «База», я «03», докладываю – захвачены две пещеры, оружие, боеприпасы. Уничтожены семеро «духов», потерь не имею. Опустил тангенту, ответа нет.
Повернулся к Сафарову, возившегося с телом душмана. Сергей выворачивал содержимое карманов убитого и собирал трофеи в десантный рюкзак.
– Оставь его и приготовь гранаты.
Разведчики достали «эргэдэшки», ввинтили запалы. Пауза в эфире затянулась – хочется выть. Ну, отвечай же! Не выдерживаю и нажимаю тангенту:
– «База», я «03», приступаю к работе.
Сквозь треск эфирных помех:
– Ты это, смотри, будь осторожней, – выдал «рекомендацию» шеф.
– Понял, «База», понял.
Пока мы были, что называется, в ударе надо развивать успех – берем последний рубеж. Только бы не «зарыться» в какую-нибудь глупость.
– Сафаров, Мухаметзянов, ничего не меняем, работаем по схеме. Готовы?
– Так точно.
– Вперед, ребята.
Разведчики пошли на сближение с пещерой. Оглянулся на группу.
– В порядке, Нищенко?
– Да, товарищ лейтенант.
– Смотри за тылом.
– Контролирую.
– Витек, как дела? – спросил переводчика.
– Нормально, Валер.
– Держись за мной, не отставай.
Осторожно вышли из укрытия и поползли вдоль линии скальной породы. Сафаров с Мухаметзяновым вышли к душманской норе на расстояние броска – вот сейчас... Я не успел моргнуть, как двое душманов, поливая огнем автоматов, выскочили из ниши и рванули вниз. Опешив на секунду, крикнул:
– Сафаров, гранаты в пещеру.
И кинулся к каменной выработке, за которой исчезли резвые «духи». Успею – не успею? Срежут ведь очередью. Сзади взрыв, второй, падаю на снег, реагируя на человека, высунувшего голову из-за камней…
– Товарищ лейтенант, это я, Ивонин, «духов» завалили.
Разведчик перебирается ко мне через груду породы.
– Мать… мать… мать, – долго звучало эхом в горах.
– Ты где должен быть? Как здесь оказался?
– «Духи» поперли прямо на нас, мы открыли огонь, всех положили, Сокуров собирает трофеи, а я к вам…
Руки колотило, пересохло во рту, я бросил автомат – ё…твою… Чуть не застрелил своего разведчика. Но ведь кинулся помочь командиру! «Духи» выскочили прямо на дозор, который точно выполнил приказ – скрытно занять позицию, отрезать «духам» путь к отступлению. Ладно, обошлось.
– Быстро к Сокурову, вывернуть «духов» и через десять минут быть у крайней пещеры.
– Понял, товарищ лейтенант.
Ивонин побежал к нижнему краю площадки, где Сокуров уже заканчивал с «духами». Немного успокоившись, я осмотрелся, не исключено, что душманы засели где-нибудь дальше.
– Не возись, заканчивай, – торопил Ивонин напарника.
– Иду, Андрюха.
– Пакуй в палатку, остальное заберу.
– Уходим, уходим! – кричу разведчикам.
Дозорные, оторвавшись от «духовских» тел, подошли ко мне.
– «Духи» совсем доходяги, товарищ лейтенант.
– Проверил на жирность?
– Ну, вроде, того.
– Нас бы слопали с удовольствием, – не удержался Ивонин.
– Ага, а нервов не хватило – ломанулись, как бешенные псы.
– Может, голодные, «Зигфрид»?
– Конечно, товарищ лейтенант, из продовольствия – кусочек баранины и то, мне, кажется, ржавой и больше ничего.
Поднялись к стенке каменного мешка. Нищенко, с группой разведчиков вел наблюдение, обеспечивая работу в пещере. Внутри распоряжался Сафаров:
– Собрали? Быстрей! Товарищ лейтенант, двоих «духов» забили, собираем трофеи.
– Хорошо, Сергей, автоматы увяжите ремнями – удобней спускать, хламье в плащ-палатки, внизу разберемся. Три минуты на сборы, Есаулков – связь!
Прижав гарнитуру к ушам, присел на холодные камни – хоть остынуть немного, успокоить нервную дрожь.
– «База», я «03», прием.
– «03», я «База», – ответил связист.
Показалось, что у шефа на связи Кибиткин.
– Работу закончил, все в порядке, спускаюсь вниз. Жду «коробочку».
– Понял «03», я «База».
Осветив фонариком пещеру, огляделся – внутри каменоломни снег, забрызганный кровью, исполосованные осколками трупы душманов. Комфорта минимум – каменный «мешок» глубиной метров десять без обогрева и условий жизни. Сколько здесь находились душманы? Две, три ночи? Думаю, не больше. Наблюдали и готовили атаку на охранение, если не сегодняшней ночью, то через сутки – точно. Кстати, насколько удобно «рубануть» по заставе огнем с козырька? Встал, пошатнувшись, схватился за выступ скалы, пошел к гребню карьера. Да, застава, была на ладони, по прямой линии метров 500 – дальность действительного огня из стрелкового оружия. Могли легко положить охранение, могли, причем, выждав момент построения взвода – внезапный огонь и пишите письма. Ладно, пора уходить.
– Нищенко, замыкаешь группу. Ивонина ко мне.
Посмотрел на кишлачную зону Черной горы. Жилой массив, конечно, не было видно, но узкий проход к нему угадывался по схождению горных хребтов. Впрочем, мысли были не о том: как появилась «сигналка», на которую нарвался Сафаров? Сашка указал рубеж выставления мин, обозначенный сработавшими минами днем. Мы его преодолели, однако, Сафаров с Баравковым «схватили» растяжку перед левой пещерой. Что получается? «Духи», попав на сигнальные мины, одну из них все-таки сняли и прикрылись ею – на нее и влетели ребята. Сафаров? Нет, все-таки – Гена, Сергей полз сзади. В результате получили фейерверк с визгом и морем огня – «духи» могли всех нас положить на снегу …
– Товарищ лейтенант, ефрейтор Ивонин по вашему приказанию прибыл.
Разгоряченный боем, передо мной стоял разведчик, хватая ртом морозный воздух. Мне навсегда запомнилась картина – я бегу к камням, за которые прыгнули «духи», а навстречу разведчик Ивонин…
– Уходим по своим следам, Андрей, ни шагу в сторону. Возможно, «духи» заминировали подходы. Не расслабляться. Вопросы?
– Никак нет.
– С Сокуровым вниз.
Трудно было сказать, сколько же «духов» сидело в засаде – одиннадцать, убитых в пещерах, или еще схоронились и ждали атаки. Осмотреть «духовские» норы по-настоящему не было времени, где, возможно, были тайники – надо срочно назад. Налет на заставу возможен в любую минуту и наша помощь десантному взводу, конечно, будет не лишней.
Прихватив оружие, вещи уничтоженных «духов», которые предстоит еще исследовать, мы спускались вниз к позиции взвода с мыслью – мы отомстили душманам за наших парней, погибших в неравной схватке в карьере. Завалив «духовское» рванье в честном бою, мы головы им не отрезали, животы не вспороли – пусть будет пирушка шакалам, нам духмянского мяса и на дух не надо. Все честно, как на войне!
На заставу втянулись под самое утро, подошли к знакомой площадке.
– Становись! Сафаров, трофейное оружие, боеприпасы выложить в линию – проверю лично. На палатки остальной захваченный скарб. Вопросы?
– Никак нет.
– Оружие к осмотру.
Проверил оружие, гранаты – отдельно запалы.
– Перекур. Сергей, на ПХД отмойте руки, куртки – кровью пахнут.
– Я же снегом протер, товарищ лейтенант.
– Тьфу, пойду, умоюсь, пальцы до сих пор липкие.
– Стоп, стоп, иди сюда, – крикнул Александр, бежавший от своего НП.
– Ну, ты даешь, Валер, у тебя на гребне такое творилось! Обалдеть! В первые минуты был просто шок! Что делать – не знаю!
– Думаешь, я знал, что делать, когда засвистели «сигналки»? Всего «колотит» до сих пор... Что-нибудь есть, Сань?
– А-а…это мигом. Идем.
Размеренным шагом, не торопясь, мы с командиром направились на его НП .
– Саш, Виктора держи при себе, никуда не отпускай.
Александр недоуменно взглянул, затем, кивнул.
– Хорошо. Я понял.
Переводчик в расстегнутой куртке сидел у пылающей печки и что-то делал с пачкой «Столичных».
– Привет, Витек, – негромко сказал Александр.
– Ну...
– Как жив-здоров?
– Нормально.
– Ну, вот и отметим, как положено, крещение боем, все путем – на сто пудов.
Командир заставы – тонкий психолог, грамотно подъехал к парню, поддержав его в нелегкий момент душевного сопереживания. Нам с Сашкой по 26 лет, ему же 21, мы были старше этого парня на целую вечность.
– Не переживай, Вить, – я склонился к нему, – думаешь, меня не «колотит»? Смотри на мои руки! Знаешь, почему я не проверил оружие «духов»?
– Ну?
– Трясутся. Тяжелее собственного… Ничего держать не могу.
Дружный смех здоровых мужиков поднял настроение.
– Реакция на опасность, Вить, Санька нальет нам шароповых капель и все пройдет, пойдем дальше «выкручивать» «духов».
Виктор, сбросив куртку, слегка ободрился – сто грамм омерзительной гадости восстановит душевный баланс. Вроде бы я и расслабился, но руки дрожали – парилочку бы с веничком и винчика канистру... Помнится, отдыхали мы как-то с Чернегой в баньке на Московском проспекте в Витебске, где попивали незабываемый аромат молдавской «Изабеллы». Да-а-а, сбудется ли мечта романтиков?..
– Будем живы, друзья!
Санька призывал выпить за общий успех безнадежного дела. Ну, и выпьем!
– Будем!
Чокнулись, глотая кружку дерьма.
– Сейчас горяченького.
Сашка выскочил наружу, оставив нас с переводчиком. Мы сидели с ним, лениво пережевывая свиную тушенку.
– Как, Витек?
– Не знаю, Валер, словно в кино – не со мной это было: «сигналки», свист, стрельба… тупые удары ножей…
Сидели молча, переживая бой над карьером.
– Меня пружиной бросило ...
– Да, уж, я не хило бегаю, но ты обогнал.
Помолчали. Дрожь в руках все не проходила.
– Нормально, Вить, – тронул я за рукав переводчика, – в узкой пещере нужно бить аккуратно, иначе сразит рикошетом, а ты в аффекте был, за границей напряжения.
Сашка в землянку влетел ураганом: довольный, веселый.
– Чуточку подождем, горячее будет.
Обсуждение темы войны и участие в ней прервал дежурный сержант.
– Разрешите, товарищ старший лейтенант – со стороны городка машина.
– За разведчиками, Большаков, запроси пароль.
– Есть.
– Сань, еще по одной и пора закругляться.
– Успеем, Валера, пьем за победу.
Сашка быстро плеснул, опрокинули, закусив килькой в томате. Дожевывая на ходу, я выскочил с НП командира. С Михаила Федоровича станется – может лично приехать за нами, а встретить его надо, как положено, доложить. Машина подошла к ПХД, из кабины спрыгнул Сергей Коробицын.
– Живы, Валер?
– Живы, Серега.
Обнялись, хлопнув, друг друга.
– Валер, тебе к комдиву.
– Во дела, а мы «шаропа» махнули.
– Собирайся, действительно, ждет.
Я обернулся к землянке, где отдыхали разведчики.
– Сафаров, ко мне.
– Я, товарищ лейтенант.
– Строй людей.
– Есть. Всем строиться!
Разведчики вышли и стали в шеренгу. Проверив наличие, подал команду:
– Быстро в машину.
Кинули в кузов, связанные в охапку АК, несколько «буров-303», патроны в палатках, расселись на привычных местах.
– Сань, – я обнял товарища, – мы еще повоюем.
– Повоюем, брат, нам этого хватит.
– До встречи, дорогой!
ГЛАВА 27
Не более чем через час с начальником разведки дивизии стояли перед командиром дивизии генерал-майором Рябченко.
– Товарищ генерал-майор, гвардии лейтенант Марченко по вашему приказанию прибыл.
С майором Скрынниковым командир соединения вызвал нас на доклад по результатам боя над мраморным карьером. Генерал, вероятно, не спал прошедшую ночь, устало встал из-за сборного столика, на котором лежали карты, документы, посмотрел на меня.
– Скрынников, как обеспечены разведчики для действий в горах?
– Товарищ генерал, по нормам довольствия получено все, что положено.
Комдив покачал головой.
– В сапогах-то как воюется, Марченко?
Вздохнув, я ответил:
– Ногу легко потянуть, товарищ генерал.
– Что? Так плохо?
– В горах неудобно, ступни ног болтаются.
Комдив, согласно кивнув головой, присел за походный столик.
– Потерпите, ребята, в Министерстве обороны решается вопрос о направлении в Афганистан специальной формы одежды. Скоро, думаю, получим.
– Хорошо бы, – не выдержал Михаил Федорович, зная наши проблемы в экипировке личного состава.
– Обстановка сложная, товарищи, причем, по всем направлениям, – продолжал генерал, – форсирование вопроса по новой одежде, наверное, будет не правильным. Вы, думаю, это понимаете?
– Так точно, товарищ генерал.
– Ладно, перейдем к делу. Марченко, доложи о бое в районе карьера. Как вы его – Черным, называете?
– Гора у нас Черная, товарищ генерал, карьер – мраморный.
– Хорошо, докладывай.
– Есть.
Доклад комдиву я выстроил на основе предварительной информации, полученной от «языка» по обстановке в кишлаках по периметру Кабула. Акцент сделал на обмен световой информацией противником в звене горы – кишлаки.
– Далее, товарищ генерал, – докладывал я комдиву, – организовал взаимодействие с заставой боевого охранения. Последующие события показали – есть основание считать, что противник готовит нападение на позиции боевого охранения.
– Каким образом? – Перебил генерал. – Взвод зарылся в скальном грунте, три боевые машины…
– Противник, товарищ генерал, на мой взгляд рассчитывал, по меньшей мере, на два варианта развития событий: первый – атака на позиции боевого охранения с одновременным началом действий в Кабуле. Другой – нападение ближайшей ночью с целью отвлечения внимания от мятежного подполья в столице. Характер действий противника говорит о том, что мятежники решили действовать по второму варианту, то есть, атакой на боевое охранение отвлечь внимание советских войск от активных событий в столице – завладеть инициативой.
– А почему решил, что нападение должно произойти сегодняшней ночью?
– Вопрос понял, товарищ генерал! Основания следующие: противник сорвал сигнальные мины вчера во второй половине дня, понимая, что это не могло остаться незамеченным нашим боевым охранением. Тем не менее, душманская боевая группа не ушла в кишлаки или горы, она осталась ночевать на исходной позиции для атаки, рассчитывая, что мы не сунемся под вечер наверх – отложим на завтра. Они просчитали все точно! Атака на охранение, вероятней всего, готовилась на раннее утро, до нее оставалось несколько часов.
– Какие еще аргументы в пользу нападения?
– Душманский отряд над карьером был вооружен, в основном, автоматическим оружием, имел при себе большое количество боеприпасов – все было готово для скоротечного боя. Расчет душманов строился на внезапный огонь с заранее подготовленных позиций. При обыске тел уничтоженных «духов», нами не были обнаружены запасы продуктов питания, воды. Значит, шли на сутки, не более.
– Как представляешь действия противника в случае нападения на заставу?
– Задача «моих» «духов», товарищ генерал, вероятно, состояла в следующем, – с наступлением темноты выбрать момент для нанесения огневого поражения личному составу заставы. Такой момент, к сожалению, имеет место – построение на инструктаж личного состава перед выходом на боевой дежурство и замена дежурных смен, когда вместе собираются до полутора десятков человек. Душманская группа верхнего яруса, как я полагаю, должна была открыть огонь с гребня карьера с тем, чтобы вывести из строя основную часть живой силы подразделения заставы. Одновременной атакой засадной группы сверху, противник, вероятней всего, предполагал атаковать боевое охранение двумя-тремя группами с нескольких направлений – со стороны кладбища, в том числе. Результат мог бы иметь катастрофические последствия для парашютно-десантного взвода, находящегося в охранении. Надо отдать должное командиру взвода, товарищ генерал, он периодически менял систему охраны, обороны, огня, позиции техники и тяжелого вооружения. Исходя из полученных данных, анализа обстановки в районе карьера, Черной горы можно предположить – в Кабуле назревают события с выступлением боевых отрядов мятежников.
– Понятно, Марченко.
Командир дивизии подошел к карте, висевшей на стене командного пункта, задумался, затем, повернувшись к нам с Михаилом Федоровичем, спросил:
– Страшно в бою?
– Жутковато, товарищ генерал, если честно, зубы до сих пор стучат.
Комдив с начальником разведки рассмеялись.
– Держись, разведчик, вся война впереди, а награды для вас – я подумаю. Тяжело с орденами, товарищи, с трудом проходят в высших инстанциях – мы же с вами, вроде, как на учениях… Ладно, Михаил Федорович, ты останься, а Марченко готовься воевать, так и скажи своим разведчикам.
– Есть, товарищ генерал. Разрешите идти?
– Идите.
Генерал пожал мне руку, и я вышел с КП командира дивизии. Минут через пятнадцать прибыл в роту.
– Иван Геннадьевич, комдиву доложил, как положено! К нашим действиям претензий нет, а вот к войне готовиться надо – так сказал генерал.
– Хорошо, Валер, отдыхай, не ровен час, опять куда-нибудь дернут.
– Спасибо, Иван, уже сплю.
Я упал на кровать, укрывшись курткой, и вскоре уснул.
Проснулся под вечер от шума движка. Загорелся свет, в палатку вошел довольный Артемыч, отвечавший за освещение.
– Ну, как?
– Отлично, Анатолий Артемович, можно и письма черкнуть, – повеселел старшина.
– Всем написать, проверю – сказал замполит из своего уголочка.
– Артемыч давно не писал, Владимир Николаевич, – «закладывает» Родина Слободов.
– Е… мать, нехай, вчера отправил!
Немного пошутили над Родиным, его брянским происхождением, но решили оставить его в покое. На самом деле, Анатолий Артемович писал письма очень часто, об этом мы знали и шутили. Он же наши «подначки» воспринимал уж слишком серьезно и болезненно, от чего становился объектом еще больших нападок.
– Что там, на улице, Толик?
– Ветер поднялся, теплеет.
Полог палатки трепало больше обычного, то и дело раздавались хлопки брезентовой ткани при очередном порыве снаружи. Я решил пройтись, поглядеть на погоду. Хлебнув водички, вышел прогуляться по свежему воздуху, посмотреть, чем занимаются разведчики. Накинув десантную куртку, я вышел из палатки, которую рвали прохладные ветры с Пагмана. Белые шапки вершин горной системы взметнулись в небо на четыре с половиной тысячи метров. Рваные клочья облачной пелены обложили долину – Ходжа Бугра исчезла в тумане вместе с перевалом отрога, отделявшего аэродром от Паймунара и Дехъийхья. Ветер не просто резкий – жесткий, принес низкую облачность, которая вот-вот прольется холодным дождем. Верно, говорили летчики, летавшие в Кабул по нескольку лет, сезон дождей в Афганистане – испытание не только для авиации, но и для тех, кому лазать в горах. Ненастный прогноз подтверждался наступившим хмурым и неуютным вечером. Промозгло до дрожи в лопатках, пожалуй, дам команду приготовить плащ-палатки к выходу в завтрашний поиск.
– Товарищ гвардии лейтенант, разрешите обратиться? – прервал размышления Кибиткин, ходивший со мной на задания.
– Да, Сергей, – поглядел я на парня, хорошо показавшего себя в боевой обстановке.
– Такое дело, товарищ лейтенант, – замялся связист.
– Не тяни кота за хвост, рассказывай.
– Думаю поступать в военное училище, товарищ лейтенант, хотел посоветоваться с вами.
– А чего стесняешься? Нормальное дело – решил, значит, поговорим. Так, Серега?
– Так точно.
– Но ты подошел именно ко мне, а не к своему командиру Тютвину, значит, решил поступать не в училище связи, а в десантное. Так?
– Так точно.
– Вот и молодец. Скажу сразу, у тебя есть все данные для поступления в Рязанское высшее воздушно-десантное училище – остальным премудростям научат. Главное решить для себя – хочу ли я связать свою жизнь с армией, ВДВ? Если – да, значит, максимум уверенности в себе, своих силах и все получится. Давай сделаем так – поговори с ребятами, может, еще кто-нибудь решил посвятить себя этой стезе, подходите ко мне – обсудим тему подробней. Добро?
– Так точно.
– А сейчас набирайся сил – завтра пойдешь с группой, Есаулков отдохнет. Кстати, какие впечатления от задач, которые решаем в последнее время?
– Нормальные, только аккумуляторы станций быстро садятся.
– Завтра с утра проверь и подготовь к работе, я попрошу Тютвина, чтобы дал тебе время.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Отдыхай, Сергей, напиши письма, а насчет училища посоветуйся с родными.
– Хорошо, я понял.
Приложив руку к головному убору, Кибиткин сделал четкий поворот кругом и пошел в расположение взвода. «Хороший парень, – подумалось мне, – толковым будет офицером». Подошел к разведчикам, Сафаров доложил о подготовке личного состава к выходу на Паймунар.
ГЛАВА 28
Утро следующего дня не принесло хорошей погоды, правда, дождевые потоки умерили пыл, но дороги и тропинки до штаба дивизии превратились в непролазное месиво. Рваные клочья облаков неслись над палатками, выбрасывая новые потоки воды. Ветер швырял их в лица, вызывая озноб холодного душа – зябко было от влаги, проникшей до самых кишок. Неприятное ощущение вызывала сырость в палатке, мокрой одежде, постельном белье, влажные портянки не лезли в сапоги. Вечером у раскаленного «Палариса» и «капельниц» мы сушили одежду, от которой исходил кисло приторный запах цианидов.
Я готовил группу к выполнению новой задачи. С заданием было понятно, вот что предпринять от дождя? Простыть легко, а для разведчиков в тылу противника насморк – демаскирующий признак, может стать роковым, жар уложит в постель любого амбала. Прошел к разведчикам посмотреть подготовку к поиску.
– Встать. Смирно, – скомандовал Ксендиков.
– Вольно, щеглы, как настроение?
– Да, как-то не очень, – уныло ответил Сокуров.
– «Зигфрид», а где блеск в глазах у высшей расы?
– О-о-о, товарищ лейтенант, – покачал головой здоровенный парень.
– Давайте, гусары, больше оптимизма. Мы еще повоюем! Сафаров, что с плащ-палатками?
– В порядке, товарищ лейтенант, но через час под дождем станут «колом», скуют движения.
– Значит, так, Сергей, попрошу старшину приготовить нам сменку, переоденемся по возвращении на базу. Сейчас всем надеть носки, иначе ноги натрем.
– Товарищ лейтенант, а помните – в Витебске вы с нас снимали «вшивники», носки и рвали на ветошь? – спросил Архипов, невинно глядя в глаза.
– Помню, Архипов и обещаю – в Витебске буду рвать, а сейчас всем быть в носках.
– Товарищ лейтенант, – вкрадчивым голосом обратился Сокуров, – а фронтовые 100 грамм нам положены?
Разведчики загалдели, ободрились.
– Наливай.
Обалдевшие глаза «Зигфрида» рассмешили разведчиков.
– А, ведь, правда, Вовчик, ты ночами демаскируешь группу. На карьере меня напугал.
Группа угорала от хохота.
– Ладно, ребята, повеселели и хорошо. Сафаров, фляжки с «колючкой», после обеда – отбой. Подъем в 17.00, готовность к выходу в 18.30.
– Понял, товарищ лейтенант.
В офицерской палатке продолжалось заседание специалистов по строительству бани. Каждый вносил свою лепту в возведение важного объекта дивизионных разведчиков, конечно, больше советами, чем топором и лопатой. Я тоже подумал, если не внесу свое предложение – бани у нас не получится, поэтому главному «архитектору» Родину я задал важный вопрос:
– Артемыч, у тебя в плане отсутствует «греческий» зал?
– Какой?
– Греческий.
– Зачем?
– Чтобы пятки чесать после парилки, – вмешался Чернега.
Так, повод появился, чтобы «пройтись» по Артемычу.
– Анатолий Артемыч, что делал персонаж Райкина в греческом зале? «Ах, в греческом зале, в греческом зале…».
– А-а-а, да, посидеть, отдохнуть…
– И выпить, дорогой ты мой, – под общий смех завершил Чернега.
Приняли решение о внесении в проект бани помещения, где можно будет посидеть после пара в раскрепощенном состоянии.
– Заметано, – поставил точку «архитектор» строительства.
Скрипучий звонок ТА-57 раздался, как всегда неожиданно. Мы затихли: связь со штабом дивизии.
– Командир разведывательной роты гвардии старший лейтенант Комар, – представился Иван.
Командир слушал абонента – начальника разведки, мы молча сидели, понимая, что Иван принимает очередную задачу дивизии.
– Да. Так точно, товарищ майор. Понял, – монотонно отвечал Иван.
Выслушав, Комар положил трубку.
– Валера, карту и бегом к Скрынникову. Чернега, завтра с тремя бойцами – подвижной патруль в районе аэропорта – с задачей пресечения «фарцовки». Артемыч, занимаешься баней в полном объеме, наше предложение утверждено, – выдал Иван результат беседы с начальником.
«Хорошее дело – иди к Скрынникову», – ругнулся я про себя. Как добраться через такую грязь до штаба дивизии? Но приказ есть – приказ, он выполняется быстро, точно и в срок. Надел куртку, принесенную Сафаровым, плащ-палатку.
– Не поминайте лихом, господа, – откланявшись всем, я ринулся в дождевой поток.
Сказать, что грязь на пути следования была выше пояса, значит, ничего не сказать. Липкая, густо замешанная цементирующая масса схватывала сапоги, которые я рисковал оставить на маршруте выдвижения к штабу дивизии. Пробирался, выбирая более удобный путь, но ничего не получалось – проваливался в вязкую жижу. Вытаскивая по очереди сапоги, медленно приближался к хлебозаводу, слева раскинулось расположение батальона связи, окруженного колючей проволокой. Кое-как вышел на площадку, засыпанную мраморной крошкой из злополучного карьера. Обмыв обувь и куртку от налипшей грязи, пошел к палатке начальников служб дивизии.
– Товарищ гвардии майор, лейтенант Марченко по вашему приказанию прибыл.
– Садись, – Михаил Федорович кивнул на кровать.
Устроившись рядом с начальником, я достал из-за пазухи карту, простой карандаш, записную книжку.
– Твою информацию по Тарахейлю, показания пленного проверили разведывательные органы армии, ХАД, агентурная разведка – все подтвердилось. Таким образом, получается следующая картинка – вооруженные отряды оппозиции проникли в Кабул с целью организации вооруженного мятежа.
Пробуравив меня прищуренным взглядом, словно проверяя, все ли я понимаю как надо, начальник разведки продолжил:
– Противник сосредоточил в Кабуле достаточно сил, чтобы выступить против правительственной армии. Есть данные о трех направлениях, по которым идет приток вооруженных отрядов в Кабул. Ничего не известно о северном направлении, со стороны Баграма через Паймунар, – Михаил Федорович остановился.
– Товарищ майор, с направления Баграма душманы, на мой взгляд, должны вот-вот подойти. Светомузыку Тютвин наблюдал – это знак того, что в рабочем порядке они обмениваются информацией и выйдут к кишлаку в последний момент. Расстояние от массива Хингиль, где основные душманские базы, до Кабула не более 20-25 километров – один переход. Возможно, сейчас они подтягиваются в район Паймунара.
– Не сгущай уж краски, Марченко.
– Товарищ майор, Тютвин же докладывал вам о световой передаче сигналов в долине Дехъийхья.
– Ну, и что?
– Бросок через перевал «духи» сделают быстро, на охранение Солдатова они не полезут, обойдут по флангам и он ничего не успеет предпринять, – торопливо излагаю мысль, пришедшую в голову только сейчас.
Осенило, что называется. Начальник разведки, склонившись к карте, нашел опорный пункт парашютно-десантной роты капитана Солдатова, прикрывшей аэродром с базовым городком с северного направления.
– Здесь же склады ГСМ, – ткнул карандашом Михаил Федорович, – двумя выстрелами из гранатомета сожгут к чертовой матери.
– Сожгут, – кивнул головой, – причем сделают сходу при одновременной атаке на аэродром и военный городок.
Начальник задумался, вскочив, прошелся по скрипучему настилу палатки, присел.
– Хамаганов, скоро пойдем к разведчикам в баню, – крикнул Михаил Федорович, лежавшему на кровати, начальнику медицинской службы дивизии.
– Отличная идея!
– А пока, может быть, с ними в поиск рванем?
– Да, ну, тебя, Миша, гепатит людей валит, думаю, как быстрей провести вакцинацию.
– Ладно, Вячеслав Гамбоевич, разведчики скоро пригласят нас попариться.
– Федорович, какие вопросы?
Обменявшись репликами, начальники служб соединения продолжали решать наболевшие вопросы.
– Хорошо, давай к нашим баранам, – мудро предложил дядя Миша.
– Значит, что получается? Отслеживаем обстановку в районе Паймунар, Дехъийхья. Факт появления «духов» в кишлаках – сигнал готовности к мятежу в Кабуле. Понимать надо именно так, – обобщил обстановку начальник разведки.
– Так точно, товарищ майор.
– Исходя из этого, задача на ночь такова – выдвинуться в район кишлаков Паймунар, Дехъийхья и провести поиск в полосе ориентиров, – очертил на карте карандашом полосу ведения разведки.
– А вообще, Валера, необходимо еще найти свидетельства намерений «духов», которые бы подтверждали подготовку мятежа в столице. Что тут выдумывать? Говорю, как есть.
– Понятно, товарищ майор, работаю на возможный захват «языка» – вариант наиболее продуктивный.
Михаил Федорович задумчиво взглянул на меня. Замечательный у нас начальник, понимает прекрасно, как измотаны нервы у сидящего рядом с ним лейтенанта и его разведчиков, но приказы не обсуждаются, их выполняют. Сложив карту, я встал.
– Разрешите идти, товарищ майор?
– Давай, Валера. Успехов.
Обращение к подчиненному по имени о многом говорило, в том числе, о человеческом понимании чувств молодого лейтенанта, которому в проливной холодный дождь через три-четыре часа идти в тыл противника.
– Есть.
Повернувшись через левое плечо, вышел из палатки под жесткий ливень. Да, дела. Как добраться до расположения, не утонув в проклятой грязи? Возвращаться по старому пути – это значит, утонуть в районе хлебозавода и не выбраться из грязи. Решил пробить маршрут через медицинский батальон, которым командовал майор Русанов. Мелькнула мысль, что-нибудь раздобыть из медикаментов от простуды, перевязочный материал. Возможно, увижу Сашку Малькова – одного из хорошо знакомых офицеров. Подумав, я уверенно зашагал по дорожке посыпанной мраморной крошкой. Шагать по ней одно удовольствие, через пару минут показались палатки медицинского батальона.
Ориентируясь по биркам, какое подразделение, где располагается, я вышел к ряду палаток, стоявших в стык друг с другом. На площадке перед ними несколько солдат укладывали в гроб тело солдата в парадной форме. Гудела синим пламенем паяльная лампа, разогревая паяльник для запайки цинковой обшивки деревянной конструкции гроба. Заглянул в палатку – морг. Несколько тел в десантных комбинезонах лежали в ряд на деревянном полу, рядом оцинкованный стол, на котором проводили вскрытие два военных врача в зеленых халатах. Работали с телом погибшего бойца, заталкивая человеческие внутренности в полость живота. После чего, один из них, ловким движением заштопал линию разреза. Тело от сгустков крови обмыли водой и перенесли на соседний стол, на котором помощники надели на тело погибшего парадную форму. С солдатских тел, лежащих на полу, стали снимать комбинезоны и готовить к вскрытию. Солдата, которого только что вскрыли и одели в «парадку», перенесли в гроб. Закрыв крышкой, приступили к запайке по периметру оцинкованным железом. В стеклянном окошечке виднелось лицо погибшего парня, готового к отправке на Родину.
А дождь хлестал по палаткам – непогода сводила с ума. Будут ли в ближайшие дни самолеты, чтобы отправить погибших в Союз? Сколько придется им ждать в одной из палаток медсанбата, чтобы завершить последний путь на земле? Картина обнаженной до предела действительности поразила – вот так, по-деловому, вспороли, зашили и уложили на отправку домой. Увиденная в медсанбате картина, оставила на сердце шрам на всю оставшуюся жизнь. До сих пор помнится лицо погибшего солдата лежавшего на оцинкованном столе при вскрытии – в пыли и с подтеками грязи...
– Разведчик, заходи.
Я повернулся на голос с глиссирующим «р» – Володя Стручков, командир саперного взвода. Вместе служили в «Зеленом городке» в Витебске. Близко мы не были знакомы, но друг друга знали, встречались, наши подразделения располагались в одной казарме.
Со Стручковым завернули в палатку, зашли в перегороженный простынями кубрик. Стол, несколько стульев, железный ящик с документами, понятно – помещение служило канцелярией.
– Присаживайся, – Стручков показал на стул.
Достал флакон для растворов и разлил содержимое в кружки. Запах не оставлял сомнений – спирт, причем, медицинский. Выпили, запив прогорклой с хлоркой водой.
– Вот так, – развел руками Володя.
Слов не было. Молчали. Стручков еще плеснул по кружкам. Чокнувшись, выпили, тепло разлилось по жилам.
– Ты как? – спросил у меня.
– Нормально.
– А я вот тут, сам видишь…
– Понимаю…
Владимир налил по третьему разу.
– Спасибо, Володя, не буду, ухожу с группой.
– Как? А, третий?
– Что третий?
– Третий тост будем пить за этих парней – кивнул он на выход палатки.
Мысль пронзила душу и сердце. Да! Надо обязательно поминать парней, помнить о них особым афганским способом, который бы оставил память навечно! ТРЕТИЙ ТОСТ! Стоя и молча – за них!!! Так впервые я встретился с традицией третьего афганского тоста.
Вернулся в расположение роты оглушенным и опустошенным. В голове не укладывалась картина увиденной повседневной трагедии. То ли еще будет…
– Чего невеселый, шеф озадачил? – спросил Комар Иван.
Я сел на кровать и смотрел на командира.
– Вань, в медсанбате я увидел то, что запомнится на всю мою жизнь.
И рассказал ему о встрече Стручкова, которого Иван хорошо знал по службе в «Зеленом городке», о конвейере последнего пути для погибших, о своих мыслях, которые я не мог собрать до кучки. Командир, опустив голову, сидел за столом и смотрел на огонь гудящей «капельницы».
ГЛАВА 29
Зарядка под дождем продолжалась недолго. Главное содержание утренней пробежки заключалось в том, чтобы проснуться после сложнейших нагрузок в горах, разбудить организм и запустить его в ритм рабочего дня. На этот раз бег по кромке взлетной полосы аэродрома в промозглой пелене дождя не принес ожидаемой свежести, к которой привыкли разведчики – тоска зеленая и только. Я бежал вместе с взводом, инструктируя на ходу Сафарова по деталям подготовки выхода на ночь. Группу определил по составу и тактике предстоящих действий.
Бритье под холодным дождем все же взбодрило и погода, чего уж пенять, располагала к деликатным мероприятиям, которые нам планировало командование на ближайшее время. Завтрак, развод, ожидание вечера, насыщенное множеством факторов, так или иначе, было связано с подготовкой к выполнению задания – прежде всего, в психологической сфере. Ожидание вступления в выполнение задачи было трудным делом и, зачастую, более мучительным, чем наступление конкретной работы в горах. Что бы каждый из нас ни делал, каким бы образом не отвлекался от предстоящего выхода в ночь, мысли все равно направлялись в одном направлении – боевая задача и связанные с ней ответственность, опасность для жизни. Через себя пропускалось тысячи сопереживаний, терзавших душу и сердце. Было тяжело. Очень. Поэтому я всегда с нетерпением ожидал наступления вечера, когда, наконец-то, прекращался бой с собственной тенью и наступал момент, чтобы ринуться в бой.
Чем меньше оставалось времени до выхода, тем сильнее приходило ощущение того, что все это происходило не со мной, а с другим во мне человеком. Вместе с тем формировалось внутреннее состояние, в котором мы становились другими людьми по форме и содержанию, чем в обычной жизни – с иной психологией, пониманием действительности, окружавшей нас. В подсознании активировались психологические комбинации, которые, складываясь совокупной системой, запускали программу «война». Такое ощущение было в сознании каждого из нас, ориентируя, скорее всего, на смерть, чем на жизнь и созидание. Сложнейшие процессы, происходившие в душах разведчиков, вызывали неоднозначную реакцию, которая проявлялась в поведении, образе жизни и тогда - на войне и сейчас...
Вот и все! Пора! Решение на создание самостоятельных подгрупп в очередном задании приняло окончательный вид. Дозор возглавит Ивонин, с ним же Сокуров, они сработались вместе, притерлись, понимают друг друга с полуслова. Нищенко со своими парнями, Фетисовым и Архиповым, обеспечит прикрытие тыла. Сафаров с Баравковым как всегда действуют в захвате – менять я ничего не буду. Оружие готово к применению, магазины переснаряжены, проверены возвратные пружины, подаватели патронов, осмотрены боеприпасы, комплектация РД в порядке. Разведчики, слава богу, здоровы и могут идти на задание. Время «Ч» неумолимо наступало, вместе с ним приходила нервная дрожь, лихорадка, суета – скорей бы вперед!
Светлое время ненастного дня пролетело, группа в ожидании команды собралась в палатке. К рубежу спешивания и входа в задачу, что в пятистах метрах от опорного пункта роты Солдатова, нас на машине подбросит Тютвин. С Юрием мы в предыдущих встречах отыграли взаимодействие по прикрытию группы – осталось лишь уточнить сигналы, порядок связи. Солдатов разведчик бывалый, выходец из дивизионной разведки, он прекрасно знает нюансы работы, поэтому задержки по обеспечению группы быть не должно.
Завершившийся промозглый день обещал не лучшую погоду ночью.
– Иван Геннадьевич, группа к выполнению боевого задания готова, – дожил я вышедшему к группе Комару.
– Достанется вам, – не выдержал ротный, поправив капюшон ОЗК.
– Чему бывать, того не миновать, Иван Геннадьевич.
– Оптимизма и удачи, Валера.
– К черту, Иван.
ГАЗ-66 была готова к движению, запущен движок, я вместе с разведчиками запрыгнул в кузов, прикрыв его тентом от хлеставшего ливня.
– Как дела, Есаулков?
– Нормально, товарищ лейтенант.
– Со мной, не теряйся и не вздумай уснуть. Камни бросать я больше не буду – только булыжник.
Намекнул я связисту об одном из случаев, когда Есаулков, после нескольких бессонных ночей, шел с группой в засаду и нечаянно «приснул». Чтобы не демаскировать группу и разбудить связиста (он всегда находится рядом), мне пришлось осторожно кидать в него камни. Сработало, больше не спал.
– Понял, товарищ лейтенант.
Махнул Ивану – машина тронулась и поехала через посты охраны аэродрома. Нас останавливали, запрашивали пароль, Николай отвечал на вопросы часовых, после чего, выключив фары, машина съехала с взлетной полосы и затряслась по раскисшей «грунтовке».
Хорошо знакомая дорога к охранению Юры Солдатова была размыта сточными водами сезона дождей. «Шестьдесят шестую» кидало в стороны, заносило, местами срывало с обочины. На рубеже спешивания, сидевшие с краю разведчики, откинули тент, закрепили, я скомандовал: «Приготовиться» и первым выскочил на дорогу, присел, всматриваясь в жуткую ночь. Следом «скатились» разведчики, приняв положение «К бою», сориентировались, и я повел их к охранению роты.
Выбирать удобный маршрут вдоль разбитой дороги оказалось бесполезным занятием – грязь по колено. Идти по колее опасно – возможно минирование, проводивших активные мероприятия «духов». Мы двигались на контур вершины хребта, который был виден на фоне темневшего неба.
Намокшие палатки сковали движение, с зимних шапок за ворот стекала вода. Непрактичность одежды разведчиков обсуждалась множество раз, но пока мы воевали в том, обмундировании, в котором прибыли из Витебска. С наступлением тепла в «духовский» тыл мне придется идти в полевой фуражке, портупее и галифе. Про «кирзачи» ничего не скажу, они спасли тысячи солдат от мороза и слякоти, но в горах мы рисковали остаться без ног – ступни выворачивали камни, портянки сбивались, образуя потертости, в них попадала инфекция, вызывавшая язвы. В горах кирзовые сапоги не годились, нам нужна была обувь, блокирующая стопы ног от растяжений. Кстати, вернемся на базу, осмотрю ноги Сокурова, мне показалось, что «Зигфрид» хромал.
От афганских складов ГСМ, осторожно, вышли к опорному пункту парашютно-десантной роты Солдатова. Вот и охранение – едва заметный проблеск фонарика, Ивонин ответил скрытым сигналом. Прибыли в расположение Юры Солдатова, встретившего нас у командно пункта.
– Привет разведке.
– Привет, Юра. Пустишь обогреться?
– О чем речь? Проходи!
– Спасибо. Сафаров, в блиндаж, перемотать портянки, двадцать минут – перерыв.
– Есть!
В теплой, по-фронтовому оборудованной землянке командира роты, я скинул промокшую палатку, издававшую неприятный скрежет, и кинул в угол.
– Рассказывай новости, – улыбнулся капитан.
– Новости? Те же самые, Юра, на которые тебя ориентируют из штаба дивизии – обострение обстановки в Кабуле и вокруг него. На восточном направлении «духи» вообще подкрались к столице. Комдив поставил задачу изучить Паймунар. Что-нибудь есть за последнее время?
– Ничего особенного, правда, через перевал людей стало ходить поменьше – это точно, а так все в обычном режиме.
– Понятно. Сегодня далеко не полезу, углублюсь километров на пять к Дехъийхья, ближе к западной окраине Паймунара, если получится, посмотрю, что на севере и к утру вернусь.
– Добро, Валер, работаем тангентами?
– Да.
Не хотелось вылезать из уютного блиндажа командира роты, а ведь надо было идти.
– Чай еще будешь?
– Спасибо, душу согрел, пожалуй, пойду.
«Задубевшую» палатку накинул на десантную куртку, привязав тесьмой у подбородка, и вышел наружу.
– Пойдем, провожу, – сказал командир, – посмотрю, как мои под дождем, надо будет сменить.
Накрытый тентом пункт хозяйственного довольствия жил от приема до приема пищи. Наряд по кухне зачищал котлы, мыл посуду, готовил к утру заготовки.
– Дежурный, – крикнул Солдатов, – передай разведке – на выход.
– Есть, товарищ капитан, – ответил сержант и кинулся в расположение, где грелись разведчики.
Представляю, каково им сейчас выходить.
– Сафаров, строится.
– В одну шеренгу, становись, – скомандовал Сафаров.
Докладывать не надо – не плац. Поправив автомат под палаткой, я оглядел разведчиков. Собраны, сосредоточены. Ощущавшийся мандраж выражался реакцией на опасность: хотелось справить нужду, жажда, сухой язык – у каждого было по-разному. У меня, к примеру, садился голос, появлялся озноб, дрожали колени. Организм реагировал на вхождение в зону опасности, когда психика бунтует к непривычному для нее состоянию риска, который подсознанием оценивается, как критический, смертельный. Психологическое состояние тонизировало, возбуждало – адреналин действовал на организм, балансируя отрицательные реакции до нормы самоконтроля. Прыжок с парашютом – один из примеров аналогичного состояния, так, что все в порядке. Парни, настроившись на предстоящую работу в тылу противника, заглянули в потаенные уголочки души, сосредоточились – дальше противник.
– Ну, с богом!
Взглядом я оценил группу, пора! Теперь только сигналы и жесты, слов бывает немного.
– Андрей, общее направление – перевал, – уточнил задачу Ивонину, – хребет перемахнем левей седловины. Внимательней на подъеме, видимость ограничена, максимально используй прицел.
– Есть.
– Мухаметзянов, с Ксендиковым – направляющие, не теряйте дозор. Мы с Есаулковым за вами.
– Понял.
– Николай, за мной, как привязанный!
– Как всегда, товарищ лейтенант.
– Мандрыко, твои – за связистом! А ты, Игорь, «духов» не «посади» на хвост.
Замыкающий группу Нищенко, кивнул головой.
– Ясно.
Разведка уходила в ночь, в неизвестность…
По траншее боевого охранения вышли к гнезду пулеметчика. Солдат, в набухшей от дождя плащ-палатке, лежал и вел наблюдение в сторону горной гряды. Нам как раз туда, куда был направлен ствол его пулемета, и мы, словно тени, один за другим поднялись из траншеи и скрылись в пелене промозглого ливня. Шум дождя заглушал шаги в вязкой массе проклятой грязи. Минут через сорок вышли к подошве хребта. Стоп, легли, осмотрелись – в порядке. Группу веду левей перевала, где мы еще не «светились» – меньше шансов нарваться в засаду. Тем более, противник стягивает силы к Кабулу и, конечно же, находится в полной готовности к встрече с «шурави». Последняя вылазка в кишлачную зону наделала много шуму, и, несомненно, «духи» приняли меры безопасности не только в Тарахейлье, но и Паймунаре, Дехъийхья. Рисковать не стоило. Пять-шесть километров по нехоженой местности – гарантия живучести группы.
Настроена ли нервная система на опасный режим? Вне сомнения, появилась энергичность, бодрость, кураж – дождь не уже замечался. Тело расслабилось и приготовилось к реагированию на опасность – мы были в боевой готовности.
Дождевая мгла, образующая нулевую видимость – наша погода, но она опасна внезапной встречей с противником. Как говорится, палка о двух концах: «духи» нас не видят, но и нам нелегко уследить за врагом. На Ивонина и Сокурова я полагаюсь, они способны действовать быстро и грамотно, но основная их задача – не пропустить «духовской» засады. Встреча с душманским отрядом на встречных курсах нами ожидаема, мы сметем его одной из «домашних заготовок», отработанных на Ходжа Раваше. Другое дело – засада, подготовленная заблаговременно. Попади в нее – противник в секунды нанесет огневое поражение с максимальным уроном. В засаде присутствует такое преимущество, как внезапность, которая решает исход нападения, мы, разведчики, используем этот фактор во всех видах деятельности, зная его эффективность.
Появившаяся под ногами щебенка, камни были верным признаком выхода к горной гряде – грязь понемногу отступала, ноги чувствовали жесткую опору. Но видимости никакой, ночные приборы тоже не помогали – за 20 метров человеческий контур не виден. Скоро подъем на хребет – пора уточнить маршрут восхождения. Не успел подумать, как вдруг Мухаметзянов с Ксендиковым упали на землю – падаю следом. Вячеслав показал в направлении дозора. Пригнувшись, выдвинулся вперед: Ивонин, стоя на коленях, смотрел в ночной прицел, Сокуров сигналил «Внимание». Вижу. Подполз к нему.
– Что у вас?
– Дым, товарищ лейтенант?
– Дым? Откуда?
Разведчик недоуменно пожал плечами. Втягивая носом воздух, я привстал на колени – действительно, запах, но откуда? Кишлак за хребтом – далеко и ветер с другой стороны. Опять потянул ноздрями – вроде, не пахнет. Лежали на мокрой щебенке, пробуя воздух на запах. Нет, что-то все-таки есть, дым вперемежку с солярой тянет от горной гряды.
– Когда почуяли? – спросил я Андрея.
– Минут десять, товарищ лейтенант, думали, показалось, но ветерок в нашу сторону …
– Что это может быть?
– По-моему солярка, – шепнул Ивонин, – но кто ее запалил?
– Может, «духи» греются рядом?
– Оставь свои шутки, Сокуров.
Мурашки скользнули по телу, не до юмора, черт побери, в местных порядках мы чуть-чуть разбираемся: в это время мирные дехкане волей Аллаха спят. Но если, действительно, допустить, что рядом находятся люди, греясь огнем от солярки, ими могут быть только «духи», причем, без вариантов.
– Андрей, нюхайте воздух, надо понять направление дыма. Минут через пять вернусь.
– Понял, – ответил разведчик.
Возвратился к группе прежним путем.
– Сафаров.
– Я.
– Чувствуете запах?
– Есть, товарищ лейтенант
– Вот. Отсюда задача – определить источник дыма, возможно, у «духов» рядом ночевка. Работаем двумя парами: ты с Баравковым с левого направления, Ивонин с Сокуровым – с правого, Ксендиков и Мухаметзянов прикроют. Вопросы?
– Никак нет.
– Игорь, за старшего. Завяжется драка, прикроешь выход из боя и отход в направлении базы.
– Понял.
– А мы, с тобой, Сафаров, к Ивонину.
Через пару минут залегли у дозора.
– Ну, что нового?
– Дым слева от хребта, товарищ лейтенант, но зацепиться не за что, ничего не разобрать.
Подходы к хребту довольно открыты, без оврагов и стоков воды, размывавших грунт – спрятаться негде, но придется проверить.
– Андрей, работаешь с Сокуровым от гряды, Сафаров с Баравковым – от боевого охранения, я в центре боевого порядка. Если «духов» не более трех – захват двумя группами одновременно, я страхую. Более трех человек, я их «валю» «трассерами» – вы добиваете. Связь зрительная, сигналами. Вопросы?
– Никак нет.
– Вперёд.
Обе группы захвата я выслал с таким расчетом, чтобы дозор, выдвигаясь к источнику дыма, прижимался к горам. Если «духи», действительно, устроились на ночь, им удобней залечь под самым хребтом, так безопасней – прикрыты и хороший обзор. Сафаров с Баравковым выйдут с левой стороны, от охранения, отрезая уход противника вдоль горной гряды. Со мной я оставил Мухаметзянова и Ксендикова, мы выдвинемся в центре боевого порядка, страхуя группы захвата, расположившиеся левее и справа от нас.
Дождь хлестал, превратив плащ-палатки в жесткий каркас, натиравший шеи. Ночное ненастье промочило насквозь брезентовую ткань, но где-то уже угадывалось подошва хребта, от которого тянуло дымком. Ивонин, присев на колено, посмотрел в прицел. Сигнал «Внимание. Противник»! Стоп, Андрей видит врага, оценивает. Мы в готовности к бою, нет, спокойно, сигнал «Вперед», движемся дальше. Метров пятьдесят прошли без помех, показалось и дымом не пахнет, дозорные смотрели в прицел, действуя уверенно, без лишних задержек. Я не вмешивался в действия, Ивонину на месте видней ситуация.
Бросок теней в ложбинку не нарушил шума дождя. Я был рядом с разведчиками, Ивонин на пленнике, руки которого уже за спиной. Сокуров, набросив петлю-удавку на шею захваченного «духа», соединил ее со свободным концом скрученных рук и подтянул к затылку. Двигать руками в таком положении невозможно, любая попытка движения, затягивает удавку на шее, душит.
Огляделся. За большим валуном, прикрытая тканевым материалом яма, внизу на камне находилась горелка с синеватым огнем, испускающим чад. Понятно: потянул ветерок в нашу сторону и запах горевшей солярки для нашего «духа» стал роковым. Что это душманский разведчик мы поняли сразу: китайский АК, бинокль, планшет, стопка бумаг и … метла.
– Сафаров, развяжи ему рот и быстро – кто он и что здесь делает?
«Язык» – небольшого роста мужчина с раскосыми глазами и вдавленным у переносицы носом что-то бормотал.
– Ну, что, Сергей?
– Мычит непонятное, товарищ лейтенант, ничего не разберу.
Удар ножом плашмя по затылку душмана не привел к ожидаемому результату – понятней для Сафарова он не заговорил. «Духовский» разведчик, похоже, толковый – надо тащить на базу, поэтому принимаю решение:
– Мандрыко.
– Я, товарищ лейтенант.
– Слушай правительственное задание, – приказываю сержанту почти без иронии, – с Яруковым доставить пленного с документами и оружием к Солдатову. Он его отправит в штаб дивизии. «Дух» – ценный кадр, отвечаешь за него головой. Гнать бегом и не останавливаться. Помнишь пароль боевого охранения?
– Так точно, «девять».
– Хорошо, отход обеспечим. Вопросы?
– Никак нет.
– Покажи, Мандрыко, на что способен сын украинского народа!
– Есть, товарищ лейтенант.
Больше инструктировать моего хохла не надо – разобьется в кровь, но выполнит приказ, как положено! Через пару минут сопровождение с пленным скрылось в унылом дожде непогоды. Обследование схрона захваченного «духа» большего ничего не дало. Я махнул на хребет:
– Уходим.
Группа уменьшилась на два активных штыка, но обойдемся, «язык» уже есть, остальная часть задания – по обстановке. Возможно, залазить в кишлак не придется – захваченный «дух», несомненно, из местного отряда и какой-то информацией он все же поделится, а дальше посмотрим.
Между глыб и огромных камней дозор вышел к точке подъема. Хребет невысокий, восхождение прошло без особых усилий, через час вышли на линию водораздела, откуда открылась долина на север, Баграм, с раскинувшимся внизу кишлаком Паймунар. Видимость по горизонту была плохой, в кишлаке и долине в ночные прицелы мы ничего не отметили. Ладно, спустимся вниз.
– Андрей, держись ориентира. Пошли.
Спуск на обратную сторону хребта завершили в штатном режиме, без особых помех и напряжения. Несколько раз я останавливал группу для наблюдения, чтобы убедиться в отсутствии «хвоста». Внизу, ближе к предгорью, видимость улучшилась, возможно, дождь рассеял туман. Оценив ветер и местность, я повел группу по грунту с мелкой щебенкой северо-западнее Паймунара, где местные дехкане вели разработки горной породы.
Из лощинки вышли на открытую местность, спустились в низинку, выбрав путь по склону овражка. Сигнал Сокурова «Стой» врасплох не застал, присев, наблюдаем. В прицел я видел Владимира, изучавшего местность, и вдруг с Андреем они упали на землю – опасность! Неужели «духи» выходят к хребту? Мысли о том, что можем нарваться на «духов», одолевали всегда, но все получилось внезапно. Подполз к дозору, Сокуров указал направление возникшей тревоги и протянул «ночничок». Я не верил глазам – в зеленом фоне прицела стоял ишачок, рядом другой, прядут большими ушами. Рядом поклажа, вьюк – в прицел не разобрать. Осмотрелся, чисто. Ну, дела! – Захват.
– Внимание, действуем по той же схеме, акцент на поклажу. Очередь трассерами по цели – работаем на поражение и уходим в сторону Ходжа Бугра. Вопросы?
– Товарищ лейтенант, – шепнул Сафаров, – мой рубеж подальше, Андрею бы выждать немного, а то я не успею на синхронный выход.
– При выходе на исходный, просигналь, Серега, в «ночник» я увижу.
– Понял, Андрюха.
– Все у вас?
– Да.
– По местам.
– Нищенко, круговое наблюдение и прикрытие группы.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Виль, прикрой захват.
– Готовы, – кивнул Мухаметзянов.
– Работаем.
Выждав выход разведчиков на рубеж броска, я просигналил «Захват». Обе группы у цели. Подбежал в готовности нейтрализовать любое вышедшее из-под контроля движение. Нормально, из кучи тряпья Сафаров вытащил тело, которое тут же упаковал, лишив возможности крикнуть или оказать сопротивление. Беглый осмотр не дал результата: с вещами, предметами, изъятыми в месте захвата, надо разбираться на базе. Вроде дехканин, оружия, документов, приборов наблюдения нет, но специалист визуальной разведки такие улики не носит с собой – спрятал вблизи городка или аэродрома, возможно, имеет легенду.
Оценив обстановку, решил: дальше углубляться в долину, тем более, соваться в кишлак, необходимости нет, надо возвращаться на базу, «светиться» у кишлака не стоит. Два захвата за ночь – результат неплохой, если, конечно, получим нужную нам информацию.
– Сергей, пообщайся с «духом».
Сафаров, склонившись к «языку», задал вопросы. Не сказать, что у них завязалась беседа, но шел свободный разговор на фарси.
– Ивонин, грузи ишаков и уходим через перевал, больше с нашими динозаврами мы нигде не пройдем.
– Товарищ лейтенант, ишак с поврежденной ногой.
– Что у него?
– Колено разбито.
– Бросай, грузи второго.
– Есть.
«Пробежался» в «ночник» по дувалам, осмотрел кишлачок – ничего особенного. Тишина, собаки не лаяли, спят ишаки, «духами», вроде, не пахнет – надо в отрыв. Трофейный транспорт закидали поклажей, вьюками, пора на базу.
Перевал – опасное место, «духи» считают за честь контролировать такие объекты, минируя узкие проходы, отвесные стенки. Но иного выхода не было – дорога с захваченным трофеем лежала через перевал. Дозор Ивонина усиливаю Ксендиковым и Фетисовым, группу Нищенко – разведчиками отделения Мухаметзянова.
– Уходим.
Поблизости может устроить ночевку душманский отряд – надо срываться и немедля исчезнуть во мгле.
Ишачок оказался характерным, как в известном фильме про Шурика – отчаянно уперся ногами. К моему пинку остался спокоен, даже показалось – чуть равнодушен, но оставить его нельзя, на нем все вещи «языка», которые могут нести полезную информацию, будут интересны специалистам госбезопасности, ХАД. Сафаров прибег к более действенным методам стимуляции – наш Иа пошел, резво перебирая ножками. Ишаки очень выносливые животные, имея небольшие размеры, способны нести на себе тяжелый груз на большое расстояние.
– Сергей, что «душок» говорит?
– Да бред несет, товарищ лейтенант. Легенда.
– Почему?
– Речь простого дехканина строится по-другому, я это знаю.
– Ладно, разберемся, займись ишаком.
Впереди угадывалась дорога, ведущая на перевал, если «духи» ее «оседлали», нам конец – не выпустят. Усиленному дозору Ивонина ставлю задачу на разведку седловины перевала – его верхней точки. Парни должны изучить маршрут на предмет присутствия «духов», впрочем, и отсутствия тоже, убедиться, что на дороге не «валяются» мины. Хотя бы так – не «валяются», если противник их установит, обнаружить мы все равно не сумеем и нам тоже «криндец». Мои разведчики способны выделить «духовскую» засаду, принять бой, но мины нам не под силу – коварен противник на минных ловушках.
Из-за камня на узкой тропинке, ведущей к перевалу, наблюдаю вверх, где сходятся в линию горный хребет с небосводом. Хмурое небо – видимость плохая, но движение людей на фоне темного неба, если таковое будет, я увижу. Визуально держу на контроле Андрея и троих разведчиков, которые следуют выше, проверяя подъем к седловине. Убедившись, что противника нет, Ивонин дает сигнал на движение – щелчок тангентой. Я слышу его в наушнике «сто сорок восьмой» – путь свободен. Метров сто поднимаемся вверх, и опять ложимся за камни в ожидании сигнала. Так будем подниматься до верхней линии хребта.
Поэтапный подъем займет не менее двух часов, на спуск по обратному склону хребта уйдет около часа и минут сорок, чтобы выйти к боевому охранению. Не сложный расчет времени, которое требуется для завершения задачи.
Половину подъема на хребет одолели – противник не обнаружен. В ночной прицел изучил седловину верхней части перевала. Ничего особенного. Осторожно крались по узкой тропинке, вьющейся между камней – слева контуры разбитой мечети. Однажды, в начале зимы, изучая долину за горным хребтом, рядом с ней я устроил засаду. Был снег и сильный мороз, помнится, продрогли тогда до костей.
Подъем был не слишком крутым, но выход из задания выбран мною не самым удачным – слишком явный маршрут, по которому мы выходили на базу. Противник через свои посты наблюдения может нас обнаружить и сработать на перехват. Мысленно даю себе слово – больше здесь не появляться – только бы все обошлось и больше на этом перевале ни ногой. Седловина ощущалась, переходящей в горизонтальную плоскость тропинкой, вот-вот перевал – сигнал «Стой», наблюдаем. Перегруппировка сил. С этого момента я перевожу усилия на прикрытие группы с тыла – мы уходим вниз, в нашу долину. Мухаметзяновым и Ксендиковым укрепляю группу Нищенко на случай, если «духи» пристроились к группе или засекли с наблюдательных постов на хребте. Мы уязвимы при спуске вниз, прикрытие нашего тыла свяжет противника боем и даст нам возможность успешно спуститься в долину. Ивонин с Сокуровым идут в головном дозоре – с главной задачей на подъеме ребята справились, теперь нагрузка ложится на Нищенко и его разведчиков.
Трофейный ишачок, ловко перебирая ножками, шустро спускался вниз. Очередной щелчок в наушнике – дозор вышел в долину, путь свободен. Вскоре вышли на Ивонина и Сокурова, разведчики, привалившись к камню, ждали нас у подножья гряды. Остался крайний рывок до охранения Солдатова. Отдохнув после спуска, я только тогда почувствовал дождь – вода стекала за ворот «хэбэшки». Оказывается, все это время он лил, извергая потоки воды, а я его не замечал целых восемь часов.
Запросив пароль и услышав отзыв, через некоторое время сваливаемся в траншею боевого охранения парашютно-десантной роты готовой к отражению душманских атак.
– Ну, ты даешь, – качнул головой капитан, когда я зашел на НП командира, – на черта похож и «духовский» караван притащил.
– Уж так откровенно не подкалывайте, товарищ капитан, – на иронию отвечаю иронией, – трудно поверить, но трофей-то подобран в пути. Мои-то, добрались?
– В порядке. Покормил и «духа» не забыли. Со старшиной отправил в дивизию.
– Спасибо, Юра.
– Не за что.
Сняв задубелую от влаги плащ-палатку, куртку, бросил их на ящики из-под гранат и патронов, приспособленных для хранения ротных бумаг. Присев на стул у раскаленной печки, с удовольствием вытянул к огню окоченевшие руки. Прикрыл глаза: «Господи, как немного же надо для счастья»! Тепло постепенно охватывало тело – «и жить хорошо, и жизнь хороша».
– Не расслабляйся, прими.
Открыл глаза, Юра с кружкой со спиртом.
– Вот «Фантой» запей.
– Ну, будем живы!
– Будем, Юра!
После холодного душа сто грамм настоящего спирта не дадут умереть от простуды. Что называется, проверено, повторили еще по единой. Все-таки, можно воевать в плохую погоду – больше оптимизма и победа за нами. Спирт сыграл свою добрую (кто бы сомневался?) роль: встряхнулось сознание, пришло расслабление и вместе с ним желание поговорить с человеком, который службу начинал в разведке. Юрий был из тех офицеров, которые играли в карты и шахматы также здорово, как и стреляли из всего, что стреляло в Советской Армии. Спокойный, рассудительный, аналитического склада ума офицер, способный верно и взвешенно оценивать ситуацию и действовать грамотно в любой обстановке.
– Ну, что – третий?
Хозяин плеснул, встали, устремив взгляд в никуда, вспомнили лица друзей, которых никогда не увидим в строю. Не чокаясь, выпили. Пожалуй, пора собираться к начальнику в штаб.
– Да, Юра, если «духи» пойдут, обойдут тебя слева. Там ложбинка, ведет к ГСМ, по ней легко просочиться и ты их ничем не достанешь. Может, пока «напряженка», в ночное время выставишь пост? Скрытый.
– Подстрахуюсь, конечно, дождь, плохая видимость… Тебя с группой заметили метрах в пятидесяти от позиции – опасность очевидна. С рассветом посмотрю, что-нибудь придумаю.
– Товарищ гвардии капитан, с базы машина, – доложил вошедший сержант.
– За разведчиками, встречай и светомаскировку не забудь.
– Понял, – ответил дежурный и вышел выполнять указания ротного.
– Ну, что, Юра, спасибо за приют, сдается мне, будем видеться чаще – обстановка располагает к этому. Просьба к тебе:
– Давай.
– Ишачка оставлю у тебя, присмотри, а там разберемся.
– Хорошо, отходы есть, прокормим. Будь.
– Буду.
Вышел под унылый и грязный дождь, разведчики, схватив чайку, заканчивали перекур. Подошел, прибывший на машине, Тютвин.
– Определенно, тебя, Николай, надо ставить командиром разведывательного взвода.
– Ладно, Валера, обойдемся, тут езды-то тридцать минут.
– Мандрыко доставил «душка»?
– В порядке, Скрынников допрашивает, но «дух» какой-то не наш.
– «Не наш»? В каком смысле?
– Переводчик с ним бьется, а тот «закосил» или вообще не афганец.
– Ты смотри…
– Становись! – скомандовал Сафаров.
Разведчики построились в шеренгу, я проверил оружие, гранаты. Запалы уложили отдельно в карманы разгрузки.
– Хорошо, Сафаров, все на месте?
– На месте, товарищ лейтенант. А ишак?
– Оставляем, Сергей! Потом заберем!
– А мы хотели покататься, товарищ лейтенант, – подал голос Сокуров.
– В следующий раз на нём поедешь в дозоре.
Спокойный Солдатов и тот не удержался от смеха.
– Все, успокоились. По местам.
Крепко пожал Юрию руку.
– До встречи, дружище. Спасибо за гостеприимство.
Запрыгнув в кузов машины, откинулся на борт, а дождь барабанил по крыше – грязный, унылый… Не наш.
Вспомнилась родная Парабель в сибирской глубинке, где родился и рос. Отец, любивший умываться водой из бочки под стоком – чистой, прохладной. Меня приучил к дождевой воде по утрам… Неужели это было когда-то? Добрая память о детстве часто приходила в воспоминаниях. Они – неотъемлемая часть нашей действительности. Детство и юность – пора, которой жили, дышали в горниле афганской войны. Мы с гордостью ощущали себя участниками мировых событий, время выбрало нас, поколение молодых людей, выполнявших интернациональный долг. Добрые, светлые мысли об этом переполняли сердца. Мокрые и холодные, грязные и голодные, но с сознанием исполненного долга тряслись мы в машине. С добрыми чувствами многие годы будем смело бросаться в пекло боев, но никогда не пожалеем о том, что время выбрало – именно нас.
ГЛАВА 30
– Валера, вставай быстрей, подъем!
Сразу не понял, что же случилось? Командир роты тряс за плечо:
– Подъем, боевая задача!
Ничего не соображая я оделся, часы показывали пятый час утра. Только что вернулся с Паймунара, и опять что-то случилось. Тело ломало болью в суставах, пояснице. Склонившись к сапогам, быстро намотал портянки. Несколько наклонов туловища, приседаний, мышцы размялись – уже ничего, можно терпеть.
– Иван, ополоснусь.
– Давай.
Выскочив к умывальнику, поплескался холодной водой. Взбодрился. Свежесть погнала по жилам застывшую кровь. Поиск за перевалом в течение нескольких ночей подряд измотал, но дело сделано – «языки» подтвердили намерения оппозиции к вооруженному восстанию в Кабуле. Захваченный в предгорье «язык» оказался китайским разведчиком, который работал на «духовскую» разведку. Я лично конвоировал его с группой в расположение советников КГБ СССР, где тот дал признательные показания в том, что являлся сотрудником китайской разведки. Его метла не являлась случайным предметом, она была оснащена тайником, в который закладывалась шифрованная информация о расположении советских войск, обнаружена фотопленка с кадрами объектов аэродрома, военного городка.
Второй «язык» также подтвердил планы мятежников к востанию, рассказал о концентрации душманских отрядов в столице Афганистана. Войсковая разведка работала в усиленном режиме. Приятно, что мы, разведчики, 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, подтвердили разведывательную информацию о готовящемся вооруженном мятеже в Кабуле. Большая роль в этом принадлежала разведчикам 80-й отдельной разведывательной роты дивизии, которые дни и ночи напролет отслеживали передвижение душманских отрядов и с риском для жизни работали на получение информации о противнике. Это Андрей Ивонин, Владимир Сокуров, Сергей Сафаров, Геннадий Баравков, Игорь Нищенко, Вячеслав Ксендиков, Михаил Гапоненко, Борис Иванов, другие парни, с честью выполнявшие воинский долг. Мы не знали, что это еще цветочки и столько крови еще впереди…
Забежал в палатку. На месте Чернега, Тютвин, Родин с Коробицыным и Слободовым. Гришин влетел следом за мной.
– Рота поднята, Иван Геннадьевич, время еще есть, старшина покормит.
– Хорошо, Владимир Николаевич, присаживайся.
Иван положил трубку ТА-57.
– Прошу внимания, товарищи офицеры. Дивизия поднята по тревоге – в Кабуле мятеж. Часть наших подразделений выдвинулась в город, чтобы деблокировать улицы от баррикад. Толпы народа бьют в барабаны, стрельба, мятежники окружили советское посольство, на охране которого только одна рота спецназа ГРУ. Нам приказано быть в готовности к действиям в городе. Обстановка понятна?
– Иван Геннадьевич, в целом, понятна, а в частностях? – спросил Петруха.
– В частностях, товарищи офицеры и прапорщики, поздравляю вас с днем Советской Армии и Военно-Морского Флота! Всех благ, здоровья и успехов по службе! Больше ничего не знаю, – Иван засмеялся своим особенным смехом.
Закрутившись на службе, мы едва не забыли про главный праздник защитников Отечества. Но, сориентировавшись, поздравили друг друга, обнялись, пожали руки, высказав взаимные пожелания.
– Товарищи офицеры, – продолжил Иван, – завтрак и готовимся к выходу. Вариантов несколько – возможно, задействуем технику. Слободов с механиками в парк, через час проходим исходный рубеж.
– Понял, Иван Геннадьевич.
– Тютвин, связь в колонне и с базой, проверь радиостанции и аккумуляторные батареи.
– Все готово.
– Хорошо. Ты, Валера, действуешь автономно. Старшина, группе Марченко сухой паек на трое суток.
– Есть, Иван Геннадьевич.
– Всем находиться в расположении, я на связи с начальником разведки, жду команду.
Офицеры стали готовиться по направлениям и задачам. Я вышел из палатки, Сафаров доложил, что группа к выходу готова.
– Сергей, строится!
Через пару минут я обратился к разведчикам.
– Товарищи, в Кабуле бои с мятежниками. Возможно, будем действовать на боевых машинах в условиях города – новое для нас, но сознание не терять, разберемся. Сафаров, в рюкзаки по три боекомплекта к стрелковому оружию, у старшины получить сухие пайки, термоса заполнить водой, проверить медикаменты, промедол.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Делать все мигом.
Едва успели позавтракать, команда дневального:
– Рота, смирно.
Прибыл начальник разведки. Началось. Командир выскочил наружу и доложил начальнику о готовности роты к боевым действиям. Михаил Федорович, не скрывая озабоченности, скомандовал:
– Офицеров в палатку, Комар.
– Товарищи офицеры, в палатку.
Зашли. Присев на табуреты, достали записные книжки, карандаши.
– Все последнее время мы к этому готовились, товарищи разведчики, информировали командование. Одним словом, в городе мятеж. Вечером 20 февраля в Кабуле начались беспорядки, которые затем перешли в демонстрации и митинги. Мятежники окружили посольство Советского Союза, построили баррикады. Царандой, силы безопасности пытались навести порядок, но ситуация вышла из-под их контроля. Со вчерашнего дня отряды мятежников начали боевые действия с правительственными войсками, в городе убито до 100 человек. Вооруженную оппозицию поддержала часть населения столицы, не исключено, что отдельные подразделения афганской армии перейдут на сторону противника. Обстановка сложная, применять в городе тяжелое вооружение нельзя – будут многочисленные жертвы мирного населения. Авиация по этой же причине не может работать бортовым оружием. Командованием приняло решение: силами офицерского состава 80-й отдельной разведывательной роты провести штурм баррикад с вертолетов. Работать будете ручными пулеметами, смонтированными на бортах, автоматами. Экипажи вертолетов будут готовы через час, – начальник разведки сделал паузу, передохнув, продолжил. – Для операции задействуются две пары вертолетов Ми-8 и Ми-24, в расчете на каждую вертушку по два офицера. Взаимодействие с экипажами отработаете по прибытии на аэродром. Вопросы?
– Никак нет.
– Разбей офицеров на пары, Иван Геннадьевич, – приказал Скрынников.
Что-то пометив в книжке, Комар обратился к нам:
– Чернега, работаешь с Перепечиным, Андрейчук со Слободовым, Родин с Тютвиным. Валера, мы с тобой.
– Понял, Иван Геннадьевич.
– Выезд на аэродром через пятнадцать минут, подготовить оружие и снаряжение, не забудьте воду, – распорядился командир роты.
Бегу во взвод, снимая на ходу портупею.
– Сафаров, я работаю по отдельному плану, остаешься за меня, быстро четыре пулеметных магазина с трассерами и пару фляжек с водой.
– Есть, товарищ лейтенант!
Небо прояснялось: кое-где появились голубые «оконца». Позволит нам вылет погода, не позволит? Трудно сказать.
– Товарищ лейтенант – магазины, – доложил Сафаров.
– Перемотай изолентой по два и в РД.
– А вы что стоите? Помогите командиру, – Сафаров «накрутил» Баравкова с Гапоненко.
Парни подогнали рюкзак, чтобы удобней сидел на спине, Сафаров положил в него магазины с трассерами, две фляжки с водой, сухпаек. Я по привычке попрыгал – не гремит, не жмет.
– Спасибо, ребята, нормально. Сергей, быть в готовности действовать по жесткому сценарию. Видите, что твориться?
– А вы куда, товарищ лейтенант?
– На аэродром, потом – не знаю, если что – летим на штурмовку с вертолетов.
– Возьмите с собой, товарищ лейтенант, – Ивонин рвался со мной.
– Команда дана только офицерам, Андрей, но будьте готовы и вы: сдается, вас в любой момент кинут в задачу. Загрузите пайки и фляжки с водой. Давайте, ребята.
Махнув рукой разведчикам, я побежал к «грибку» дневального, где курили Чернега и Слободов
– Ну, ты даешь, Петро, выглядишь, как янки во вьетнамских джунглях, – смеюсь над боевым видом старшего техника роты.
Чернега подхватил:
– Давай намотаем Петрухе на… метров пять пулеметной ленты, тогда воще – герой Вьетнама.
Но дальше Слободова «развести» не получилось, подбежавший Иван, скомандовал:
– В машину!
Расположившись в кузове «газончика», мы двинулись мимо груды самолетного лома в сторону КДП. Выскочив на одну из рулежных дорожек, понеслись вдоль стоянки самолетов афганской авиакомпании «Ариана». Вертолетная стоянка бурлила: техники заканчивали заправку топливом, боеприпасами. Выпрыгнув из кузова на асфальт, гурьбой пошли к экипажам. Боевые Ми-24 стояли в ряд и своим устрашающим видом вызывали откровенное уважение – кассеты с «нурсами» делали их хищными, опасными. Из открытых бортов вертолетов торчали стволы пулеметов со снаряженными в контейнерах лентами. «Восьмерки», стоявшие несколько дальше, еще заправлялись, но процесс, вероятно, шел к завершению. В стороне стояли экипажи, разговаривали, курили, общались.
– Командир разведывательной роты дивизии, гвардии старший лейтенант Комар, – представился Иван экипажу «восьмерки».
Обменявшись рукопожатием, мы познакомились с экипажами других вертолетов, которые готовились к вылету. Вертолетчики были веселы, энергичны, покуривая, мы разговорились в ожидании команды. Выяснилось, что конкретной задачи никто не знает.
– Мне приказано, – пожал плечами командир вертолетчиков, – подъедет начальство, уточнит. Через пятнадцать минут мы будем готовы.
– Мы с тобой на «восьмерке», Валер, на ней командир звена, – наклонившись ко мне, уточнил Иван.
– Понял, Вань. Мне теперь, что калым, что Колыма – все едино.
Хохотнули. Какая нам разница, на чем лететь? Ситуация принимала такой оборот, что события развивались непредсказуемым и никому неведомым образом.
На большой скорости к стоянке подлетел «Мерседес» черного цвета, из которого вышел человек высокого роста в форме советника и направился к нам.
– Товарищи офицеры, – на всякий случай скомандовал командир вертолетчиков.
– Здравствуйте, товарищи офицеры!
– Здравия желаем!
Товарищ в форме советника представился генералом оперативной группы Министерства обороны.
Без особых церемоний он довел, что ему поручено командованием ввести нас в оперативную обстановку и поставить задачу на действия по подавлению мятежа в Кабуле. После чего уточнил:
– В Кабуле серьезнейшая обстановка, товарищи. Мятежники окружили советское посольство, строят завалы и готовятся к штурму. Вокруг посольства баррикады с десятками и даже сотнями вооруженных людей, которые ведут бой с наземными войсками. Применить по ним тяжелое вооружение мы не можем – будут многочисленные жертвы среди мирного населения. Вертолетам также нельзя работать бортовым оружием, что, очевидно, тоже понятно. Ваша задача: автоматно-пулеметным огнем с бортов вертолетов нанести поражение мятежному отребью на баррикадах. Патронов не жалеть, боеприпасы подвезут. Вопросы?
– Ведут ли бои с мятежниками афганские подразделения, товарищ генерал? – спросил Комар.
– Ведут, товарищи. Наши войска тоже вступили в бой. Сейчас главная задача – деблокировать посольство. На технике к нему не пробиться – мешают завалы, баррикады, теперь все зависит от вас.
– Понятно, товарищ генерал.
– Удачи вам, ребята! По местам!
– Спасибо.
Мы с Иваном подбежали к «восьмерке» командира звена. Рюкзак с боеприпасами, водой и продовольствием я швырнул за топливный бак, выкрашенный желтой краской. Пока «вертушка» «раскручивала» винты, я осмотрелся, зацепился поясом безопасности, чтобы не выпасть из вертолета. Проверил крупнокалиберный пулемет с колиматорным прицелом, пришвартованный к полу вертолета, наложил на приемник ленту, снаряженную трассирующими и бронебойно-зажигательными патронами, закрыл крышку ствольной коробки. Устроившись за пулеметом, нашел упоры для ног и, проверив устойчивость тела в положении для стрельбы, несколькими тренировочными движениями стволом по кругу, влево, вправо, вверх, вниз, изготовился к стрельбе. Все равно, что-то не так. Сдвинулся влево, чтобы угол зрения увеличить вперед – в перспективу. Кажется, в порядке. Иван, открыв блистер правого борта, также приноравливался с автоматом к ведению огня с вертолета.
– Иван, как?
– В порядке, Валер!
– Ну, бля, я такого еще не испытывал!
– То ли еще будет, Вань!
Несущий винт главного редуктора с легким свистом набирал обороты, вращаясь все быстрей и быстрей. Лопасти крутившегося винта заложили уши звонко-свистящим, переходящим в хлопанье, звуком. Наша пара Ми-8 катилась по «бетонке», выруливая на взлетную полосу. Далее, километрах в семи восточней аэродрома, на фоне кучевых облаков проецировалась Черная гора.
В синеватом мареве керосиновой гари, я видел рулившего за нами ведомого и, «крадущихся» следом «двадцать четвертых», хищно ощетинившихся навесным оборудованием неуправляемых реактивных снарядов. Развернувшись на заснеженный Пагман, приготовились к взлету: контрольный подъем, спуск, небольшой разбег и «восьмерочка», оторвавшись от «бетонки», пошла в набор высоты.
В открытой двери вертолета замелькали пестрые квадратики окраин Кабула, кучки грязных, махавших руками бачат. Сеточка городских кварталов становилась мельче – вертолет забирался все выше и выше, утопая в смоге отработанных газов, продуктов горения, охвативших утренний Кабул …
Удерживающий от выпадения с борта вертолета пояс безопасности, фиксировал положение тела относительно пулемета и не позволял высунуться в дверь, чтобы остудиться воздушным потоком. «Схватывая» по курсу полета условные цели пулеметным стволом, я удерживал их в кругах колиматорного прицела, затем, переводил точку прицеливания на другой, третий объект, приспосабливаясь к наиболее удобной позиции для ведения огня.
Мы вышли к центру Кабула, куда по замощенным улочкам устремились танки, «бэтээры», толпы людей – противник или мирные люди, идущие в дуканы или базары столицы? Реагирую на перекошенное лицо борттехника с поднятой рукой – внимание!
Открывшаяся панорама множества завалов, баррикад, перегородившей улицы техники, рассредоточила внимание по выбору цели. Мне даже показалось, что люди на одном из завалов нам машут руками, но эта иллюзия в оценке ситуации оказалось ошибкой, едва не погубившей нас – снизу велся прицельный огонь.
Боевым разворотом на левый борт вертолет «сваливается» на кварталы заваленного мусором города. Улица с толпами стреляющих по нам людей неслась на меня с бешенной скоростью. Совмещаю круги прицела с вооруженной толпой на ближайшей из баррикад и нажимаю спуск пулемета. Длинная очередь зеленоватых трассеров сметает мятежников первых рядов, опрокидывая их наземь. Оставшаяся шайка оцепеневших боевиков не успевает реагировать на огненный смерч и кучу окровавленных трупов – по ней из автомата «прошелся» Иван. В толпе мятежного сброда свинцовый огонь «пробил» «коридор» на ширину заваленной конструкциями и труппами улицы. Переношу огонь в глубину дворов и кварталов, отсекая вооруженных людей от трущоб и узких переулков, откуда стреляют мятежники. Веду стволом вдоль обшарпанных домов, всаживая очередь за очередью в рассеявшиеся кучки вооруженных людей. Не нравится? Экипажи «двадцать четвертых», летевшие за нами, завершают атаку шквалом огня – Чернега с Петрухой били наповал.
С глубоким креном уходим в набор высоты, вызывая перегрузку, швырнувшей тело назад. Подтянувшись к пулемету, ловлю кругами прицела остатки кое-где не успевшей схлынуть в подъезды толпы. С высоты ста метров хорошо видна вооруженная орда, бегущая в узкие проходы между оградой, домами и арками, где их находят пули раскаленного стрельбой пулемета.
Нулевая перегрузка, выравнивая тело, плотно прижимает его к закрепленному на растяжках пулемету. С выходом на боевой курс длинной очередью опрокидываю всех, кто не успел шмыгнуть и скрыться за фасадами домов и оград немыслимых конфигураций. Из открытой двери вертолета хорошо видны вооруженные люди.
Где-то там внизу посольство Советского Союза, которое необходимо было деблокировать, но разобраться в калейдоскопе мелькавших за бортом вертолета кварталов не представлялось возможным. От быстрого полета над плоскими крышами домов рябило в глазах. «Схватываю» панораму улиц центра столицы, перекрытых десятком баррикад – набор высоты по кругу и перед глазами новый завал через улицу, где свыше ста вооруженных людей ведут бой с наземной группировкой войск. «Сваливаемся» в атаку и несемся вдоль заблокированной улицы. Мятежная орда не успевает схлынуть в кварталы домов – разметаю пулеметной трассой с десяток, другой человек – остальные распластались на асфальте.
Эшелон. Выбор цели. Высунул голову за борт в воздушный поток от винта, чтобы «схватить» глоточек прохлады, Иван с обезумевшими глазами втаскивает меня в салон.
– Крайний заход и на базу.
– Понял!
«Подкрадываемся» к цели. Экипаж «подработал» мне креном на левый борт, чтобы удобнее было вести огонь с вертолета – мятежники кинулись в стороны. Трассой достаю тех, кто не успевает скрыться во фрагментах завала, но что это? Пустая лента скатилась на ребристый пол вертолета – боеприпасы расстреляны полностью. Комар махнул экипажу – домой. Развернувшись над крышами домов, уходим на аэродром. Мелькнули на секунду «двадцать четвертые», работавшие чуть в стороне, но тут же потерялись из виду среди пестрых кварталов трущоб.
На посадочную полосу заходили с Пагмана, оставляя с правого борта городок, палатки, самолетную свалку. Хлопающий винт вертолета резал воздушный поток, заглушая все возможные звуки. Коснувшись «бетонки», порулили к стоянке, где столпились в ожидании нас техперсонал и несколько человек в советнической форме. Подъехал заправщик, машина с боеприпасами.
Оглушенные шумом двигателя, стрельбой, мы с Иваном сошли с вертолета и сели возле рулежной дорожки. Облокотившись на руку, Иван закурил, задумчиво глядя на хлопавших винтами «двадцать четвертых», становившихся рядом. Аэродромно-техническое обслуживание приступило к работе с бортами. Специалисты облепили машины, проверяя системы, вооружение, двигатель. Командир звена, сняв гермошлем, устало махнул нам рукой. Вместе с подошедшими к нам Чернегой и Слободовым, мы направились к командирской «восьмерке».
– Ну, и как вам? – кивнул командир на хвостовую балку машины, которая сплошь была в пулевых отверстиях. Обошли вертолет.
– Вон еще! И вот! – показал борттехник аккуратненькие пулевые отверстия на консоли подвески.
– Ни х…я себе, – сокрушился Чернега. – Так по вам молотили?
– Сам видишь!
– Ну-ка, ну-ка!
Сашка пошел вокруг вертолета, считая на его корпусе пробоины.
– Эй, гусары, 32 штуки! Плотненько вас обработали!
– А у вас?
На «двадцать четвертых» было меньше пробоин, но по десятку дырок в хвостовую балку они получили. А, если бы в главный редуктор несущего винта?
Собравшись кучкой, мы решили обсудить тактику действий при заходе в атаку. Спорных вопросов с экипажами не возникло, я только попросил командира, по возможности не создавать перегрузки, которые отрывали меня от пулемета. В результате пришли к единодушному мнению – с учетом поражения стрелковым оружием с земли, заходить в атаку будем с высоты сто метров. То есть, неожиданным выходом на цель атакуем и уходим за крыши домов. С учетом того, что баррикады были расположены по условной окружности, мы решили отрабатывать их, летая по кругу: отработали одну цель, затем, другую...
Техники осмотрели заправленные боекомплектом машины, и мы были готовы к следующему вылету. На взлет! Обнялись и рванули бегом к вертолетам. Теперь я устроился за пулеметом, сдвинувшись чуточку влево, чтобы видеть перспективу и иметь возможность захватывать цель заранее. Пулеметная трасса хорошо видна, и по ней не сложно ориентироваться относительно цели, но мы на малой высоте «ходили» над крышами домов и городские кварталы сливались в сплошную мозаику.
Пристегнувшись поясом безопасности, я огляделся и принял удобное положение. Вертолет вырулил на полосу. Короткий разбег с отрывом от «бетонки» и мы пошли в набор высоты. В цветном калейдоскопе замелькали кварталы Кабула, оставляя внизу бесконечные сети дувалов. Выходили на центр городских кварталов, огибая слева гряду Баги-Бала с вершиной Алиабад в 2142 метра над уровнем моря. И когда районы Кабула Дехнау и Картайи-Чахар остались позади, я взглядом наткнулся на огромную в мареве вершину в центре столицы – Шердарваза – телецентр, вещающий программы афганского телевидения на центральные провинции страны.
Подлетное время до центра столицы составляло не более пятнадцати минут, и время позволяло, чтобы настроиться на работу и приготовиться к бою.
Пошли на снижение. Линия горизонта опустилась к несущимся за бортом кварталам, мелькавшим серой сплошной полосой. Прижимаясь к крышам домов, мы заходим на ближайшую баррикаду вдоль улицы. Цель! В кругах прицела завал из конструкций, столбов и стреляющие по колонне БМД мятежники. Они поздно заметили летящий над их головами огненный смерч – длинной очередью рву баррикаду вместе с толпой. В зеленой трассе огня кувыркались десятки вооруженных людей: они бежали за стены домов, дворы и, вероятно, пытались отработать по нам, но вертолет нырнул за крыши строений и выходил на линию следующей атаки.
Следом неслась пара «двадцать четвертых» с Андрейчуком и Петрухой на борту. Внезапность налета двумя парами «вертушек» была настолько очевидной, что эта тактика сыграла важную роль в разгроме опорного пункта мятежной толпы. Остальное уже было делом техники и не имело никакого значения: БМД, танки, личный состав парашютно-десантных подразделений преодолеют заграждения и прорвутся к посольству.
А мы в это время смешанным вертолетным звеном становились в очередной круг и входили в зону атаки. Летчик поднял правую руку – «цель», делая при этом левый крен на борт вертолета. Прижимаюсь к пулемету, совмещая прицел с появившейся баррикадой. Мятежники в «кругах», а, значит, в аду – очередью разношу «духовскую» плоть на куски. Выражение – «косить из пулемета» – приобрело реальный смысл. После двух заходов уходим в сторону от огня автоматов. Вертолет маневрирует, меня валит на пол, прижимая к борту, я болтаюсь, как … но боекомплект закончился, вылетевшей из приемника крайней расстрелянной лентой. Иван кивнул, показывая пустые магазины:
– На базу.
Совершив посадку, подрулили к раскаленной на солнце стоянке. Я лежал у желтого бака с «горючкой» и, кажется, был не в состоянии двинуть ногой. Но все же каким-то образом встал и присел рядом с Иваном. Винты еще вращались, а мы с ним, вывалившись на «бетонку», шатаясь, брели к ожидающим нас разведчикам.
Пока наша офицерская штурмовая группа громила мятежников в городе, поступила команда на усиление удара с привлечением еще одного звена вертолетов. Тактика действий с воздуха оказалась верной и продуктивной, что и послужило к принятию командованием решения о выделении дополнительных средств с личным составом 80-й отдельной разведывательной роты. Разведчики готовили оружие, снаряжая магазины трассирующими патронами.
– Работаем «трассерами», Сафаров! Быстрей! Быстрей!
С Иваном и Чернегой мы на ходу инструктировали разведчиков, улетавших на штурмовку противника. Обвешанные пулеметными лентами, магазинами к автоматам, они бежали на посадку к готовившимся к вылету боевым вертолетам. В небо уходили новые штурмующие группы разведчиков.
23 февраля 1980 года, в день Советской Армии и Военно-морского флота, разведчики 80-й отдельной разведывательной роты дивизии сделали по 3-4 вылета на подавление мятежной своры в Кабуле. Результат был очевидным и не менее убедительным – к вечеру советское посольство деблокировали подразделения 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, действовавшие в городе на боевой технике.
На следующий день разведчики с воздуха не работали: обстановка изменилась в лучшую сторону. Противник мелкими группами еще кое-где оказывал сопротивление, но совместными действиями парашютно-десантных подразделений и частей афганской армии, преданных правительству, мятежники были уничтожены и рассеяны. Дальше работал Царандой (милиция) и ХАД (служба безопасности) Афганистана, наша задача по подавлению мятежа в Кабуле успешно закончилась без потерь.
Анализ сложившейся в Афганистане обстановки, связанный с вооруженным мятежом в Кабуле, послужил принятием оперативной группой Министерства обороны СССР, командованием 40-й армии, советническим аппаратом ряда срочных мер. Последующие события с участием ограниченного контингента советских войск в Афганистане стали началом той самой необъявленной войны, в которую вступили части и соединения советских войск. И так 9 с лишним лет!
Что же касается 80-й отдельной разведывательной роты дивизии, то нам вменили дополнительную задачу по охране и обороне телевизионного центра в Кабуле, расположенного на горе Шердарваза с вершиной в 2232 метров над уровнем моря. Приказом командира разведывательной роты гвардии старшего лейтенанта Комара была сформирована сборная группа разведчиков, которая под командованием старшего лейтенанта Родина убыла для охраны телецентра. Вместе с Анатолием Артемовичем на телецентр убыл летчик-истребитель авианаводчик Юра, выросший у нас в специалиста по дегустации спирта. Таким образом, командование соединения поручило разведчикам дивизии новую ответственную задачу! Разведка противника в зоне ответственности соединения, охрана резиденции Маршала Советского Союза С.Л.Соколова, литерной стоянки правительственных самолетов оставалась в силе.
ГЛАВА 30а
1-я кунарская операция 29 февраля – 2 марта 1980 г.
К концу февраля 1980 года динамика событий в Афганистане перешла в резкую фазу обострения обстановки. Силы афганского сопротивления активизировались по всем направлениям: мятеж в Кабуле, выступления оппозиции в провинциях, переход частей афганской армии на сторону мятежников – накалили ситуацию до критической. Вооруженная оппозиция, выступив с серьезной заявкой по кардинальному изменению ситуации и расстановке сил в свою пользу, пыталась «отсечь» ограниченный контингент советских войск от дальнейшего участия в афганских делах. Но только на первых порах! В дальнейшем оппозиционные Бабараку Кармалю силы поняли важный момент, в котором ими советским войскам в Афганистане отводилась главная роль в решении многих вопросов, интересующих противников нового правительства.
Провалившийся в Кабуле мятеж силы афганского сопротивления не расстроил, а как раз наоборот – цели, которые ставились перед ними, были достигнуты привлечением внимания к афганским событиям мирового сообщества. Политические оппозиционные элиты перестраивали свое участие по изменению обстановке в Афганистане обращением к Лиге арабских государств, европейским странам.
Правительство Кармаля не собиралось отдавать инициативу мятежным формированиям и наращивало усилия по ликвидации вооруженных выступлений. Бабрак Кармаль активизировал действия регулярной армии при поддержке ограниченного контингента советских войск на физическое уничтожение оппозиции, чтобы таким образом деморализовать ее, разъединить и переломить ситуацию в свою пользу.
Серьезное беспокойство у Кармаля вызывала обстановка, сложившаяся в восточной провинции страны – Кунаре, откуда все чаще поступали сообщения об изменах частей регулярной армии. Последняя информация о переходе к мятежникам 30-го полка 9-й горно-пехотной дивизии специального назначения под командованием майора Рауфа, расположенного под Асмаром, разгневала руководство Афганистана.
Горные «рейнжеры» изменили правительству Амина еще 20 августа 1979 года – до ввода советских войск в Афганистан, но им удивительным образом удавалось не раскрыть своих истинных намерений ни перед Амином, ни сменившим его Бабараком Кармалем. Командование мятежного полка, оценивая обстановку, активных действий не предпринимало, накапливало силы и средства.
Командир полка майор Рауф, его начальник штаба имели высшее военное образование, окончив в Москве академию имени М.В.Фрунзе. Тактику действий частей и подразделений сухопутных войск Советской Армии они знали прекрасно. Полк под их командованием был оснащен техникой и вооружением по штатному расписанию, экипирован и готовым для действий в горных условиях.
На первом этапе командир мятежного полка явно не выступил против правительства Кармаля, хитрил, создавая иллюзию борьбы с вооруженной оппозицией. Реально же дело обстояло так: ряд родственников майора Рауфа были полевыми командирами душманских формирований, которые он, прикормив, объединил под своим командованием. Вместе с тем, Рауф слал регулярные донесения в штаб своей дивизии о, якобы, успешно проводимых им боевых операциях против врагов революции. Он требовал у своего командования дополнительное вооружение, боеприпасы, продовольствие и снаряжение. Заявки Рауфа удовлетворялись, что позволило мятежному полку обеспечить себя всем необходимым довольствием.
Не подозревая о предательстве Рауфа, в расположение мятежного полка однажды прибыл начальник политотдела 9-й горно-пехотной дивизии, чтобы отблагодарить личный состав за его службу новому правительству. Вертолет с начальником политотдела, совершив посадку на мост не далеко от штаба полка, был тут же захвачен мятежниками. Горные стрелки, рейнджеры афганской армии, прибывшему начальству вместе с экипажем вертолета отрезали головы и повесили за ноги на ветках деревьев. Экипаж второго вертолета, прибывшего к мятежникам с грузом, постигла такая же участь.
Командование мятежного полка сделало очередной запрос на следующий вертолет и пригласило в гости командира дивизии. Подлетев к расположению мятежного полка, пилот комдива обратил внимание, что на площадке приземления, как это принято, никто не встречает начальство. На втором круге над крепостью – штабом полка, он не увидел государственного флага республики, почувствовав неладное, он возвратился на базу.
В то же самое время, один из сержантов мятежного полка убежал в Пакистан, но, через несколько дней, возвратившись в Афганистан, доложил об измене в Министерство обороны. Рауф официально поднимает мятеж, объявив об этом личному составу, и уводит полк в Пакистан, где проводит переформирование и возвращает его обратно в Афганистан на позиции в районе населенного пункта Барикот, в 3-х километрах от пакистанской границы. Полком командует начальник штаба (Рауф остался в Пакистане).
В сложившейся обстановке правительство Афганистана приняло решение об уничтожении мятежного полка и не допущении его выступления на стороне оппозиции, что служило плохим примером для других частей афганской армии. Бабрак Кармаль настоял перед руководством оперативной группы Министерства обороны СССР о проведении боевой операции против мятежников силами советского воинского контингента. Руководитель оперативной группы Министерства обороны СССР Маршал Советского Союза С.Л.Соколов принял личное участие в разработке плана операции и проведении боевых действий в провинции Кунар.
Для выполнения задачи по разгрому мятежного полка горных стрелков была привлечена часть сил и средств 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии под командованием начальника штаба соединения гвардии полковника Петрякова, в состав которых вошли: 3-й батальон 317-го парашютно-десантного полка под командованием капитана Кустрьо, разведывательная рота старшего лейтенанта Мостибродского, минометная батарея, инженерно-саперный взвод.
Создана наземная группировка войск 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, в состав которой были включены 3-й парашютно-десантный батальон 350-го гвардейского парашютно-десантного полка на боевых машинах под командованием майора Фроландина и оперативная группа под командованием командира полка подполковника Шпака Георгия Ивановича. В операции также задействовались: мотострелковый батальон 108-й дивизии и усиленные танками два батальона афганской армии. Руководителем и исполнителем операции был назначен генерал-лейтенант В.А. Меримский – заместитель руководителя оперативной группы Министерства обороны СССР.
Замыслом операции предполагалось внезапное применение для противника тактического воздушного десанта в составе усиленной группировки 317-го парашютно-десантного полка, которая должна была десантироваться посадочным способом на горное плато в районе Барикот – вдоль афгано-пакистанской границы. В дальнейшем тактическому воздушному десанту следовало в боевом порядке спуститься в долину, охватывая с флангов подразделения мятежного полка, и прижать их к наземной группировке советских войск на боевых машинах. После чего совместными усилиями обеих группировок при поддержке армейской авиации планировалось уничтожение противника с захватом крепости – штаба мятежного полка.
Маршалом Советского Союза Соколовым отрабатывалось взаимодействие войск по рубежам, времени и задачам, как об этом трактовали боевые уставы. В данной операции время охвата мятежников и замыкания их в кольцо тактическим десантом и наземной группировкой фиксировалось планом операции – 12.00. Сутью замысла операции была проверенная во Вьетнаме тактика американской армии, получившая название «молота и наковальни».
Реально же ситуация развивалась следующим образом. 28 февраля 1980 года усиленная группировка 350-го гвардейского парашютно-десантного полка под командованием командира полка гвардии подполковника Шпака, совершив марш по маршруту Кабул – Асадабад, сосредоточилась в указанном районе и приготовилась для броска в район боевых действий. Утром 29 февраля по предполагаемым опорным пунктам противника был нанесен массированный бомбоштурмовой удар армейской авиации. В 6.00 29 февраля 1980 года группировка 317-го гвардейского парашютно-десантного полка, оперативная группа дивизии под командованием полковника Петрякова в качестве тактического воздушного десанта взлетела на вертолетах с аэродрома Кабул и взяла курс на Кунар.
Вертолетные экипажи, успешно доставив десант к 7.00 в район боевых действий, десантировали его на горное плато и благополучно вернулись на базу. После десантирования и сбора на ходу десантники приняли боевой порядок: левый фланг – 7-я парашютно-десантная рота капитана Тарасевича, центр боевого порядка – 8-я рота капитана Самохвалова, правый фланг – 9-я рота капитана Хапина. Таким образом, тактический воздушный десант, отрезав предполагаемый отход мятежного полка в Пакистан, начал наступление с плато вниз в долину.
Бронегруппа 350-го гвардейского парашютно-десантного полка с батальоном 108-й мотострелковой дивизии, афганскими подразделениями, совершая марш на боевой технике по ущелью Шегал, двигалась на соединение с силами воздушного десанта. Но противник, знавший замысел операции, на маршруте движения бронегруппы сделал завалы, минновзрывные заграждения, атаковал из засад. Наземная группировка войск, застряв на горной дороге, вынуждена была принять бой в невыгодных для себя условиях.
Из воспоминаний начальника связи 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии гвардии подполковника Горового Евгения Иосифовича: «Планирование операции в дивизии началось за 10 дней до начала ее проведения (с 20 февраля 1980 года). Провинцию Кунар контролировал мятежный полк, который перешел на сторону душманов. Командовал полком майор Рауф, закончивший в СССР академию имени Фрунзе.
Провинция Кунар расположена на северо-востоке Афганистана и граничит с Пакистаном. В нее ведет только одна дорога по ущелью. Было создано две группировки войск. Из 40-й армии были приданы инженерная техника по разминированию и устройству мостов, авианаводчик. Общее руководство осуществлял генерал-лейтенант Меримский.
Замысел операции состоял в следующем: первая группа десантировалась с вертолетов на плато в 2-х километрах западнее пакистанской границы. Вторая группа совершала марш с Асадабада и должна была, блокировать пути отхода мятежного полка на юг – в сторону Асадабада. Затем совместными огневыми средствами мятежники должны были быть уничтожены.
На территории штаба дивизии сделали макет местности боевых действий, на котором ставились боевые задачи командирам подразделений, отрабатывались вопросы взаимодействия. При постановке задач присутствовали командиры афганских подразделений – с ними также решались вопросы взаимодействия. Общий замысел, время начала операции, они, конечно, знали прекрасно.
Бронегруппу батальона майора Фроландина с приданными средствами возглавил лично командир полка подполковник Г.И. Шпак. 28 февраля 1980 года она совершила марш по маршруту Кабул – Асадабад и сосредоточилась на его северной окраине. Группировка 3-го парашютно-десантного батальона 317-го полка к 5.30 29 февраля сосредоточилась на аэродроме Кабул. В 6.00 началась ее переброска вертолетами в район боевых действий. Командовал группировкой начальник штаба дивизии полковник Петряков. С ним десантировался заместитель начальника политотдела подполковник Шемитило с отделением связи, в которое вошли: капитан Голубев и авианаводчик – ефрейтор из штаба 40-й армии с радиостанцией Р-809.
Непосредственно перед высадкой десанта по району боевых действий был нанесен бомбоштурмовой удар. Это была первая крупная боевая операция советского воинского контингента в Афганистане. Мы еще не предполагали о коварстве и предательстве так называемых союзников по борьбе с бандформированиями. Замысел операции, время начала стали известны командиру мятежного полка Рауфу, соответственно, мятежным полком были заняты все господствующие высоты, устроены огневые точки на склонах гор, пристреляны сектора обстрела, а нанесенный бомбоштурмовой удар эффекта не произвел, так как душманы находились в укрытиях. Единственная дорога от Асадабада, проходящая по ущелью на протяжении, практически всего маршрута, была завалена огромными валунами, мосты взорваны и заминированы.
Что же произошло на самом деле? Как только десантировалась с вертолетов первая группа и начала движение вниз, на десантников обрушился со всех высот шквал огня. В первые минуты погиб авианаводчик. (В ВДВ по штату радиостанций Р-809 для связи с армейской авиацией не было, поэтому штаб армии на первом этапе боевых действий придал нам солдат-связистов с Р-809 полагая, что офицеры-десантники способны наводить вертолеты на цель. В действительности работе с авиацией нас, офицеров ротного и батальонного звена, стали учить позже – уже в Афганистане. Ефрейтор был убит в первые минуты боя - спровоцировала антенна: духи выбивали в первую очередь звенья управления войсками. Поэтому "вертушки" нарезали круги над местом боя вслепую и не знали куда работать. Примечание автора.) Десантники попали в ловушку. Бронегруппа с трудом пробивалась на помощь. Встреча двух группировок вместо 12.00 произошла около 24.00 .
Но задачу десантники выполнили: захватили штаб полка со средствами связи, уничтожили часть живой силы, взяли в плен наемника из Саудовской Аравии».
Далее операция развивалась по самому драматичному варианту: бомбоштурмовой удар авиации успеха не имел – противник заранее вывел свои подразделения из-под удара и потерь не понес, сохранив при этом систему обороны. Через 15 минут после десантирования на горное плато и спуска в долину тактический десант попал в «огневой мешок» – опорные пункты противника, оборудованные на склонах хребтов, господствовали над местностью.
Разведка района боевых действий руководителем операции должным образом не проводилась и командиры подразделений тактического десанта систему обороны противника не знали. Бой с первых же минут развивавлся по наихудшему сценарию, что заставило личный состав батальона залечь под сильнейшим огнем противника. Через 30 минут после начала боя полковник Петряков вынужден был приказать командиру разведывательной роты старшему лейтенанту Мостибродскому о выделении двух его взводов для оказания помощи 7-й и 9-й ротам. Противник с заранее подготовленных позиций шквальным огнем стрелкового оружия наносил невосполнимые потери. Командование оперативной группы 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии уже понимало, что замысел, цель операции противнику каким-то образом известны, он основательно подготовлен к бою. Своими силами и средствами изменить динамику боя в сторону улучшения оперативная группа соединения была уже не в состоянии.
Бой развивался под массированным огневым воздействием противника, разорвавшего мелкими, активно маневрирующими группами, боевые порядки парашютно-десантных рот. Противник, просачиваясь в бреши боевого порядка батальона, атаковал тылы наших подразделений. Командиры рот и взводов, растерявшись, оказались не в состоянии реально оценить обстановку, чтобы объективно разобраться и принять грамотные решения на бой. Мятежники, маневрируя мелкими группами, применили активную тактику «просачивания», чем и разрознили боевой порядок десанта, превратив его в «слоеный пирог»: противник – наши, опять противник – снова наши.
Расстановка сил на поле боя запутала командование десантной группы, ввело в заблуждение. Сложилось впечатление, что противник был везде и всюду, вел огонь со всех направлений, о чем в последствии подтвердили участники боя. Отчасти это так и случилось: командиры не могли «привязаться» к местности и контролировать боевой порядок подразделений. В этой сумятице мятежные горные стрелки воздействовали на подразделения десанта с разной плотностью огня, поэтому одни подразделения батальона, не встречая активного воздействия, проскочили вперед, другие же лежали под шквальным огнем. В силу этого, боевой порядок рот, его «рисунок» нарушился, чем и воспользовался активно маневрирующий на поле боя противник. Просачиваясь через бреши и стыки подразделений, он наносил удары с тыла и флангов.
9-я рота капитана Хапина, находясь на правом фланге батальона, с первых же минут подверглась массированному огневому воздействию, что совершенно не предполагалось замыслом операции. Бой для десантников приобрел очаговый и непредсказуемый характер. Развиваясь стремительно, он перечеркнул все планы командования – появились раненые, убитые. Взвод старшего лейтенанта Клепикова, «выпав» из боевого порядка подразделения, был вынужден залечь под огнем противника. Десантников отсекли от основного состава роты, окружили. Командир взвода, проявив малодушие, с одним из сержантов покинул поле боя и ушел по сухому руслу ручья. Гвардейцы, оставшись без командира, приняли последний бой. Два других взвода роты, проскочив вперед, оказались ниже по высоте и уже не могли обеспечить выход из окружения попавшим в беду товарищам. Подкрепление, высланное командиром роты, не смогло пробиться к окруженным десантникам и в полном составе погибло.
Командование брошенным взводом принял рядовой Ефимов. Управляя боем, он поддерживал устойчивую связь по радиостанции с командиром батальона. Десантники, отбивая бесконечные атаки противника, несли тяжелые потери. Мятежники атаковали беспрерывно, но бойцы стояли насмерть. Раненый в ногу Ефимов доложил об этом командиру батальона, но поле боя не покинул, продолжая командовать десантниками. Получв ранение в голову, он также не вышел из боя – командир батальона Кустрьо принимал доклады солдата. Несколько часов длилась неравная схватка, в которой противник усиливал натиск. Командир десантников, получив третье ранение, продолжал вести неравный бой.
Через некоторое время на связь с комбатом вышел другой солдат, доложив ему о гибели Ефимова, о том, что принял командование горсткой героев, силы которых заканчивались - в живых оставалось несколько человек, но сдаваться врагу они не собирались. В неравном бою все погибли героями! После завершения операции командир батальона ходатайствовал перед командованием соединения о присвоении гвардии рядовому Ефимову звания Героя Советского Союза – посмертно.
Во второй половине дня мелкие группы противника, не углубляясь в боевые порядки 7-й и 9-й парашютно-десантных рот, маневрируя, входили в ближний бой с десантом. В открытый эфир один за другим следовали доклады командиров 7-й и 9-й парашютно-десантных рот: «У меня двое «двухсотых», трое «трехсотых», через несколько минут снова доклад: «У меня один «двухсотый», трое «трехсотых». Потом выяснилось, что мятежники контролировали наш радиообмен и знали, что десантники несли большие потери, поэтому до самой темноты не ослабевали натиск. Командный пункт батальона, оперативная группа дивизии едва успевали принимать доклады командиров подразделений о потерях. В сложившейся ситуации командиры рот уже не владели обстановкой: бой по всему фронту наступления батальона принял многослойный, очаговый характер.
Позиции и огневые точки мятежного полка, примкнувших к ним душманских отрядов, были замаскированы камнями. Они были неуязвимы от воздействия стрелковым оружием. Имея на вооружении английские «буры» калибром 7,65 мм., дальностью прямого выстрела в 600 метров, мятежники вели эффективный огонь по наступающему десанту. Характер рельефа местности располагал к ситуации, при которой, чем ниже спускались в долину десантники, тем больше оказывались на линии огня противника. Общее направление наступления батальона – вниз, в пологую седловину, открывало мятежникам его правый фланг и тыл разрозненного боевого порядка. Снайпера противника, в первую очередь, поражали военнослужащих с радиостанциями – антенна демаскировала органы управления, офицерский состав, который выделялся наличием средств связи, формой одежды. Если бы не активные действия разведывательной роты гвардии старшего лейтенанта Мостибродского, личное мужество самого командира полковых разведчиков, батальон бы понес катастрофические потери.
В одном из эпизодов боя создался критический момент, при котором возникла угроза захвата в плен или уничтожения оперативной группы дивизии полковника Петрякова. Разведчики Мостибродского, приняв на себя удар противника, обеспечили выход оперативной группы в безопасное место. Наступившая ночь с огромной луной стали союзницей тем, кто дошел до крепости и уцелел в кровавом бою, но эта ночь стала Варфоломеевской резней для бойцов, кто, истекая кровью, лежал среди камней и ждал последней минуты...
Из воспоминаний командира разведывательной роты 317-го гвардейского парашютно-десантного полка гвардии подполковника Мостибродского Александра Львовича, десантировавшегося на горное плато Кунара 29 февраля 1980 года:«В феврале 1980 года я получил приказ прибыть в штаб 317-го парашютно-десантного полка на совещание, на котором присутствовали командир 3-го батальона капитан Кустрьо, командиры рот Тарасевич, Самохвалов, Хапин. Начальник штаба полка сориентировал нас на участие в боевой операции в составе усиленного батальона полка в провинции Кунар, в том числе и моей разведывательной роты.
Вслед за этим была организована рекогносцировка для командиров подразделений, задействованных в операции. На самолете Ан-26 с аэродрома Кабул мы совершили перелет в Джелалабад, где прямо в самолете Маршал Советского Союза Соколов поставил нам задачу на боевые действия. В отношении противника Маршал Советского Союза отметил следующее: один из полков афганской армии вышел из-под контроля Министерства обороны Афганистана и выступил против правительства. Мятежники подчинили себе разрозненные отряды душманов и координировали их действия. Командир мятежного полка, начальник штаба полка окончили академию Фрунзе в Москве. В данный момент командир полка находился в Пакистане, полком командовал начальник штаба, который в настоящий момент готовит боевые действия против советских войск и подразделений афганской армии. Под предлогом борьбы с отрядами душманов, для боевой подготовки командование мятежного полка вытребовало у своего начальства большое количество боеприпасов, оружия. Полк вооружен основательно.
Затем Маршал Советского Союза Соколов дал команду генералу ВВС нанести бомбоштурмовой удар по позициям мятежного полка. Немедленно взлетела пара Миг-21, через некоторое время еще три пары истребителей, которые отработали по противнику и вернулись на базу. После этого участники рекогносцировки пересели в вертолеты Ми-24 и полетели в район предстоящих боевых действий.
Я летел в одном вертолете с Хапиным. Чтобы не попасть под огонь противника, полет проходил на высоте нескольких метров над землей. Непосредственно в районе боевых действий мы набрали высоту до двух километров. С вертолета хорошо просматривалась крепость (штаб мятежного полка), угадывались позиции опорных пунктов противника, БТР. С земли наблюдались проблески огня – по нам вели огонь из ДШК. После возращения на аэродром в корпусах вертолетов мы обнаружили множество пробоин от пуль, в том числе от крупнокалиберного пулемета.
Затем началась подготовка к боевым действиям: занятия, стрельбы, смотры. Получили бронежилеты, каски. Состав тактического десанта насчитывал до 300 человек личного состава. Мою разведывательную роту доукомплектовали несколькими солдатами из внештатной 6-й разведывательной роты полка.
29 февраля 1980 года, утром, мы загрузились в вертолеты и вылетели в район боевых действий. Десантировались на горное плато в нескольких километрах от пакистанской границы. Моей роте была поставлена задача: обороной на плато прикрыть действия батальона с господствующей высоты. 3-й батальон в боевом порядке начал спуск вниз. День был ясный, тишина. Ничто не предвещало каких-либо трудностей в выполнении задачи.
Минут через 15 по радиостанции пошли первые доклады командиров 7-й и 9-й рот о раненых и убитых. Через 30 минут бой разгорелся по всему левому и правому флангу батальона. Плотность огня противника была очень сильной. Полковник Петряков приказал мне одним взводом поддержать 7-ю роту. Я дал команду командиру 2-го взвода Мельнику выдвинуться на левый фланг батальона и подержать 7-ю роту огнем. Заместителем Мельника был сержант Мироненко. Взвод вовремя вышел к разрозненному боевому порядку 7-й роты и сходу вступил в бой.
Затем полковник Петряков дал мне команду об оказании помощи 9-й роте. Начальник разведки полка майор Качанов забрал четыре человека из 3-го взвода лейтенанта Султанова, дополнил их солдатами другого взвода и с группой в десять человек выдвинулся для поддержки 9-й роты. Но пробиться к десантникам разведчики не смогли, огонь мятежников разил на повал.
Оперативная группа дивизии полковника Петрякова, штаб батальона спустились вниз метров на 500, после чего я получил команду выдвинуться к ним. Взвод лейтенанта Султанова в количестве 10 человек я оставил на плато для прикрытия оперативной группы и начал спуск к штабу батальона. Перед фронтом 9-й роты я наблюдал выдвижение двух групп противника до 50 человек в каждой, которые, поднимаясь вверх, охватывали правый фланг роты, совершая маневр с подъемом на плато.
Через полтора часа по радиостанции Султанов мне доложил, что противник ведет по нему огонь из стрелкового оружия, ему требуется помощь. Султанов паниковал, это чувствовалось по разговору в эфире, через некоторое время связь с ним прекратилась. Я доложил об этом Петрякову. Начальник штаба дивизии приказал мне взять с собой 10 человек, подняться на плато и оказать помощь Султанову. С группой разведчиков я начал подъем к площадке десантирования. Противник обстрелял меня с направления плато, отрезав подходы к взводу Султанова. В этот момент в эфир по радиостанции в открытом режиме вышел рядовой Перешеин, молодой солдат из взвода Султанова: «Товарищ старший лейтенант, взвод погиб, раненых «духи» добили. Я тяжело ранен».
Под огнем противника я ускорил выход на плато и с двумя солдатами пробился к взводу Султанова. Остальные остались внизу: моим кавказским горцам не хватило мужества померяться силами с афганскими горцами, они залегли в кустах и не двинулись с места. На плато я нашел раненого в голову рядового Перешеина, которому пуля по касательной сорвала кожу, что вызвало сильную кровопотерю. Он доложил: в момент боя на плато, когда мятежники вышли наверх, командир взвода Султанов бросил позицию и убежал. «Духи» вышли к ним и добили раненого Тулегенова (из 6-й роты усиления), забрали автомат, боеприпасы и ушли. Рядовой Перешеин в брошенном рюкзаке своего командира лейтенанта Султанова нашел радиостанцию, включил ее и доложил обстановку.
Через некоторое время на плато стали по одному собираться оставшиеся в живых солдаты взвода Султанова. Появился и он сам. Я высказал ему все, что думаю о нем, возложил на него личную ответственность за гибель солдат. До конца боя Султанов, словно привязанный, находился со мной – не мог совладать собой по низким психологическим качествам. Задач я ему больше не ставил.
Сержант Александр Мироненко (заместитель командира 2-го взвода), ефрейтор Задворный (наводчик-оператор), рядовой Сергеев (механик-водитель) решили захватить БТР мятежников, который стоял на огневой позиции недалеко от кишлака. При выдвижении к нему произошла неожиданная встреча с противником. Начался бой. Ефрейтор Задворный, получив ранение в бедро, погиб в первые минуты боя. Рядовому Сергееву удалось скрыться от пуль противника и уйти. Сержант Мироненко принял неравный бой в одиночку и вел его до последнего патрона. Когда нашли его тело, рядом валялось множество стреляных гильз его автомата. Кисти рук были оторваны, возможно, отстреляны из автоата. Ефрейтору Задворному душманы отрезали голову (уже мертвому). Рядового Сергеева мы нашли на третьи сутки. Парень безвольно сидел на камнях. Его подозвали. «А вы стрелять не будете?» – был вопрос сломленного солдата. Успокоили бойца, забрали с собой…
Бой продолжался. Погиб рядовой Кальной – высокий симпатичный парень, родом из Минской области. Пуля снайпера попала прямо в лоб. Только с наступлением темноты мы смогли пробиться к крепости, где размещался штаб мятежного полка. Пять километров от площадки десантирования до рубежа встречи с усиленной группой 350-го парашютно-десантного полка дались нам большой кровью. Наступила лунная ночь, солдаты упали от страшной усталости и уснули. Кое-где слышались выстрелы «духов».
На следующий день мы собирали убитых. Местность была очень сложной – молодые горы, закрытое пространство. В отдельных местах на тропе – двоим не разминуться. Для того чтобы эвакуировать убитых, нам приходилось сбрасывать их с 20 метровой высоты. По-другому вытащить тела погибших не представлялось возможным.
На следующий день выяснилось, что система обороны мятежного полка была направлена на дорогу, на колонну бронетехники 350-го парашютно-десантного полка. Именно таким образом были оборудованы опорные пункты и огневые точки противника. Тактический десант связал боем противника, и бронегруппа не понесла больших потерь. В противном бы случае удар на себя приняла колонна парашютно-десантного батальона Фроландина, мотострелки и два батальона афганской армии.
Личный состав мятежного полка, за исключением дежурных средств, находился в кишлаке и выходил к подготовленным опорным пунктам, занимая их по сигналу. Огневые позиции противника были выстроены таким образом, что обеспечивали автономное ведение оборонительного боя в течение нескольких суток. Для этого в огневых точках имелся запас пищи, воды, боеприпасов. После окончания боя несколько дней батальон оставался в районе боевых действий. Затем на вертолетах нас вывезли в Кабул.
В июне 1980 года 3-й парашютно-десантный батальон перебросили в Кандангар, а в июле меня назначили начальником штаба этого батальона. Афганская война только начиналась. В Кандагарской «зеленке» развернулись ожесточенные бои. Батальон практически не выходил из боевых операций и рейдов, но об этом потом».
Разведывательная рота 317-го парашютно-десантного полка, проявив мужество, стойкость, самоотверженность с честью выполнила боевую задачу. Потери в бою составили 5 человек убитыми – тяжелых боев без потерь не бывает. Александр Львович служил в Ферганской воздушно-десантной дивизии, где личный состав подразделений едва ли не каждый день отрабатывал учебно-боевые задачи в горной местности. Дивизия занималась горной и специальной подготовкой и, вне всякого сомнения, на местности провинции Кунар могла бы вести боевые действия профессионально. Но в июне 1979 года приказом начальника Генерального штаба Вооруженных сил СССР Н.В. Огаркова ее расформировали, она перестала существовать как оперативная единица в составе Вооруженных Сил СССР. Александр Львович с болью говорил об этом. В Афганистан бросили воздушно-десантное соединение, которое по своему предназначению было направлено на западный театр военных действий.
Воспоминания командира разведчиков 317-го парашютно-десантного полка Александра Мостибродского вряд ли кого оставят равнодушным. Передо мной сидел интеллигентный, тактичный офицер и ровным голосом рассказывал о событиях почти тридцатилетней давности. Человек с высоким чувством офицерского долга, чести, мужества, пронесший через годы боль и трагедию первого боя. Он вспоминал без снисхождения к самому себе и сложившейся ситуации для его разведчиков. Он мог много раз погибнуть в этом бою, но судьба распорядилась так, что пришлось вести своих солдат только вперед, а потом выносить тела погибших, чтобы ни одного не оставить на растерзание «духам».
Жизнь его разведчикам предоставила одинаковую возможность проявить себя с достоинством и честью в тяжелейших испытаниях, навязанного противником боя. Командир разведчиков знает, кто из его подчиненных и как заявил себя в момент истины и спустя тридцать лет помнит по фамильно солдат, которые рядом с ним сражались в том жестоком бою…
ГЛАВА 31
Бой в Кунаре развивался не по боевым уставам Советской Армии. К полудню 29 февраля 1980 года противник полностью контролировал обстановку в полосе боестолкновения. Тактика действий мобильных отрядов мятежников предохраняла их от ударов армейской авиации. Войдя в близкое соприкосновение с наступающим десантом с плато, душманы навязали ему ближний и не выгодный бой.
Командиры рот Хапин, Мостибродский пытались наводить вертолеты по скоплениям находившегося в движении противника, но это не приносило положительной динамики в развитие боя. Обойдя батальон с флангов, противник группами в 40-50 человек вышел на плато, где занял удобные во всех отношениях позиции и воздействовал огнем на разрозненный десант, подразделения которого, оставляя раненых и убитых, продолжали спускаться в долину…
Смешанная группировка 350-го парашютно-десантного полка с приданными ей средствами пробивалась по ущелью Шегал к зажатому в тиски и погибавшему без поддержки десанту. Задача бронегруппы – к полудню завершить окружение противника, оставалась не выполненной. Противник, выставляя засады, на всем протяжении ущелья делал завалы, взрывал мосты, нарушал управление колонной – снайперы отстрелили часть антенн радиостанций боевых машин. Тем не менее, связь не была потеряна, группировка управлялась на марше и в бою.
Огромную роль в обеспечении устойчивой и бесперебойной связи сыграла качественная работа начальника связи дивизии гвардии подполковника Горового. Евгений Иосифович со своими связистами сделал все возможное, чтобы командиры управляли войсками на всех этапах боевой операции. Более того, каждое подразделение имело радиостанции УКВ и КВ диапазонов, командир батальона Василий Кустрьо держал надежную связь со штабом дивизии в Кабуле, оперативной группой и командирами подразделений. Десантники, вооруженные коллективным оружием: пулеметами, гранатометами, имели приемники Р-254, Р-255, что также сыграло положительную роль в управлении боем.
Из воспоминаний начальника связи 3-го батальона 317-го парашютно-десантного полка гвардии майора Быкадорова Алексея Петровича, десантировавшегося на горное плато Кунара 29 февраля 1980 года: «Батальон высадили с вертолетов на господствующие вершины около 7.00 утра. Внизу, в долине, находился противник, в 3-х километрах за спиной – Пакистан. Через 15 минут движения батальона вниз мы попали под шквальный огонь противника, который заблаговременно замаскировался. Входы в пещеры были закрыты камнями: убрал камень – огневая точка, из которой «духи» вели огонь из стрелкового оружия. Поражали они в первую очередь офицерский состав, отличавшийся формой одежды и связистов, имеющих на себе радиостанции с полутораметровыми антеннами.
Так в первые минуты боя погибли авиационные наводчики из ВВС 40-й армии. Связь с авиацией была утеряна, ее пришлось осуществлять через командный пункт дивизии, находившийся в Кабуле, с помощью Р-129. Поэтому эффективной работы с авиацией по целеуказаниям позиций противника не получилось.
Связь с ротами обеспечивалась радиостанциями Р-129 КВ диапазона и Р-107м. У командиров рот и взводов были радиостанции Р-148, в отделениях – приёмники Р-254 и Р-255. Таким образом, радиосвязью были обеспечены все звенья управления батальона, она доходила до каждого солдата и в течение всего боя была устойчивой.
С самого начала боя на командный пункт батальона поступали доклады командиров 7-й и 9-й рот о наличии раненых и убитых. Ребята вынуждено залегли и заняли круговую оборону. До темноты батальон отстреливался. Потери были большие, особенно в 9-й роте капитана Хапина, где взвод старшего лейтенанта Клепикова был полностью окружен, было много убитых.
Капитан Хапин пытался выдвинуть к позиции этого взвода другой взвод, но они не пробились – 7 человек погибло. В результате взвод Клепикова был полностью уничтожен, в живых остался сам Клепиков и один из его сержантов, которым удалось выбраться по высохшему руслу реки. В этом взводе был сапер сержант Чепик, который вместе с остальными бойцами взвода занял круговую оборону по 4-5 человек. Десантники отбивались, пока не были тяжело ранены или убиты. Так, Чепик, когда у него закончились боеприпасы, взорвал себя и окруживших его душманов миной…
Батальон не мог поднять головы под шквальным огнем. Командный пункт батальона вместе с оперативной группой дивизии полковника Петрякова от верной гибели спасли разведчики Мостибродского, не допустившие выхода душманов к командному пункту. Все они, в том числе сержант Мироненко, который подорвал себя и душманов гранатой, погибли. Эти 20 минут боя позволили командному пункту батальона переместиться в более безопасное место. С наступлением темноты батальон вышел из окружения и спустился в долину, куда к этому времени подошел батальон Фроландина и подразделения афганской армии.
На следующий день были организованы группы поиска раненых, которых мы не смогли вынести. В ходе поиска были видны и душманы, которые также собирали своих убитых и раненых – они уходили в Пакистан. В этот момент мы друг друга не трогали. Были найдены все наши бойцы, их тела были изуродованы. Потом батальон возвратился в Кабул в расположение полка. Так закончилась эта операция. Мы приобрели в этом бою огромный боевой опыт, жаль только, что ценой многих молодых жизней.
В последующем наш батальон был переброшен под Кандагар, затем Лашкаргах. Нами было проведено много боевых операций с хорошими результатами. Потерь личного состава было не много, людей берегли. В батальон из Союза за приобретением боевого опыта приезжали офицеры из академии, учебной дивизии, Рязанского воздушно-десантного десантного училища. До декабря 1981 года наш батальон был признан лучшим в составе ограниченного контингента советских войск по эффективности ведения боевых действий».
Бездарный руководитель операции генерал Меримский, в силу абсолютной неспособности влиять на ситуацию в ходе завязавшегося боя, не принял внятных своевременных решений, которые бы смогли изменить рисунок боя. Он занимался более знакомым для себя делом, кроя матом по радиостанции командиров, оказавшихся исключительно по его вине в «огневом мешке» мятежников. Воздушный десант погибал под огнем, находившегося в более выгодном положении противника. Наземная группировка войск, разгребая завалы в ущелье, также отбивалась от противника. Она не успевала выйти на указанные рубежи с целью охвата противника в установленное планом операции время.
Командир 350-го парашютно-десантного полка гвардии подполковник Шпак уверенно руководил подразделениями. В тяжелейших условиях, сложившихся для его «бронегруппы», Георгий Иванович, проявляя личное мужество, командирскую волю, делал все возможное, чтобы избежать неоправданных потерь. Вне всякого сомнения, он уже понимал, что противник подготовился к встрече и понять бы это генералу генерального штаба Меримскому (извиняюсь за каламбур), что противник знает план, задуманный им и Маршалом Советского Союза Соколовым операции. «Огневой мешок» был подготовлен заранее и в него втянулся, истекающий кровью десант.
Если бы десантируемая группа 317-го парашютно-десантного полка не связала боем мятежников, не подставила себя под удар, всю тяжесть атаки приняла бы на себя «бронегруппа» 350-го парашютно-десантного полка, мотострелки и приданные батальоны афганской армии. Противник выдвинул тяжелую технику на позиции, с которых подготовил систему огня по принципу «огневого мешка» – туда войти можно, обратно – нет! Воздушный десант, спускаясь к крепости, штабу мятежного полка, сковал силы мятежников, а группировка на боевых машинах, опоздав на двенадцать часов, не вышла вовремя на рубеж атаки – бой десанта в седловине уже закончился. Два основных фактора, не позволившие мятежникам расстрелять «бронегруппу» 350-го парашютно-десантного полка. Десант же был обречен.
К началу операции противник насчитывал до 1200 человек личного состава горно-пехотного полка афганской регулярной армии, имеющего статус «специального назначения». Мятежный полк был полностью вооружен советским вооружением, средствами связи, командование полка имело дипломы выпускников академии М.В. Фрунзе в Москве. Мятежники обладали качественной горной и специальной подготовкой для ведения боевых действий в горах. Даже по самой поверхностной оценке нам противостоял серьезный противник, владеющий замыслом операции, ее целями, задачами, способный активно действовать мелкими подразделениями в автономном режиме. Теперь понятно, почему противник, «разорвав» боевой порядок десанта, «просочился» в образовавшиеся бреши и оказался в боевых порядках 9-й роты капитана Хапина? Попавший в окружение взвод Клепикова и посланное ему подкрепление также было обречено на гибель и не имело никакой возможности оказать поддержки товарищам. На него воздействовал противник, находившийся выше по ярусу господствующих высот. Это тоже один из способов действий в горах: те, кто находится выше, прикрывают огнем действия находившихся ниже.
Напомню: противник подготовил позиции заранее, зная замысел операции. Командование десанта это поняло тогда, когда оказалось в огневой ловушке. Командование группировок 317-го, 350-го парашютно-десантных полков, оперативная группа дивизии докладывали сложившуюся обстановку генералу Меримскому, но у руководителя операции, кроме брани по средствам связи, не было вариантов решений. Ни он сам, ни его штаб, как заместителя руководителя оперативной группы Министерства обороны СССР, не внесли коррективы в ход боевой операции, чтобы направить ее в нужное русло. Этого не случилось даже тогда, когда обстановка полностью вышла из-под его контроля и требовала кардинального вмешательства в ход боевой операции.
По сложившейся традиции командно-штабных учений и тренировок подготовка к этой операции носила поверхностный характер. Руководством оперативной группы Министерства обороны СССР были проведены только аэрофотосъемка дислокации противника силами 263-й отдельной разведывательной эскадрильи на МиГ-21Р и воздушная рекогносцировка. Другие же мероприятия по разведке противника не проводились, как не проводилась и качественная оценка противника, без чего не может быть верным решение командира на боевые действия. Личный состав войсковой группировки даже не представлял, что его противником является мятежный горно-пехотный полк регулярной афганской армии специального назначения, а не разрозненные группы душманского отребья.
Штаб руководителя операции не занимался анализом возможных рисков в ходе проведения боевых действий, замысел операции был рассчитан на «ура»: пройдем, мол, походным маршем до встречи с бронегруппой, уничтожим противника в его же «логове». Американская тактика действий «молота и наковальни», которую никогда и нигде не отрабатывали на практике, не сработала в реальных условиях.
Генерал Меримский учился искусству войны только на учениях и академиях, рисуя на картах «красные яйца» – за свои войска, «синие» – за войска противника. Другого опыта у него не было, но уж очень хотелось «отличиться» как на полевых занятиях: дерзко и уверенно. Дух, разработанной им операции, строился не на трезвом расчете выработанных решений, а по «накатанной» практике учебных полигонов: десантироваться, выйти на рубеж, окружить противника и уничтожить. То есть по принципу: пришел – увидел – победил. Но лавров победы и звона фанфаров не было! Матери погибших солдат к 8 марта 1980 года получили страшные подарки, и музыка там была совершенно иная…
Итог операции в Кунаре возвращает нас к вопросу о том: насколько советский воинский контингент был готов к боевым действиям в Афганистане? Насколько качественной и эффективной была наша готовность вести бой с мятежной частью регулярной афганской армии? Замечу! Не с армией какой-либо страны, входящей в НАТО, а афганской, где народ и поныне живет в эпоху средневековья. Что мы фиксируем реально? Рядовой войсковой операцией, в которой задействовалось-то всего несколько батальонов, командовал генерал-лейтенант, а Маршал Советского Союза страховал его действия. То есть, продолжалась та же самая порочная практика Советской Армии – перестраховка. Не должен был генерал-лейтенант, тем более – Маршал Советского Союза командовать полком или бригадой!
Совместная группировка советско-афганских подразделений по личному составу, технике и вооружению равнялась усиленному мотострелковому полку. Искусственно вводимые звенья управления при ведении боевых действий: оперативные группы полков, дивизий, Министерства обороны СССР в элементарном тактическом бою вносили только сумятицу, неразбериху, что не приводило к желаемым результатам. Начальники тем и отличаются от командиров, что они за все «болеют», но ни за что не отвечают - ответственность лежит на командирах.
Приведу один из примеров из моей командирской деятельности в Афганистане, когда бестолковое вмешательство в боевые действия моего парашютно-десантного батальона оперативной группы Генерального штаба Вооруженных Сил СССР, привело к многочисленным жертвам. В июле 1988 года командир 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии генерал-майор Грачев поставил моему батальону задачу блокирования высокогорного перевала Тир с целью обеспечения выхода в Союз гардезско-газнийской группировки советских войск. Обстановка сложилась следующим образом: подразделения моего батальона заняли позиции в скалах гардезского горного «серпантина» и воспрепятствовали противнику выход к магистральной дороге. Колонна выводимой группировки войск, медленно, но уверенно поднимаясь на перевал, преодолевала его в штатном режиме. Большая часть техники уже спустилась вниз и следовала по открытой долине в сторону Кабула. Все шло по плану до тех пор, пока противник, пытаясь выйти к дороге, не открыл огонь по позициям 7-й парашютно-десантной роты.
Более того, душманы сделали попытку «сбить» несколько «блоков», чтобы выйти к трассе и нанести поражение беспомощной на подъеме колонне. В этот момент в боевые порядки взвода старшего лейтенанта Плотникова прибыло несколько полковников оперативной группы Генерального штаба. Старший офицер оперативной группы, обругав командира взвода за, якобы, неправильный выбор позиции, распорядился выдвинуть боевые машины на другой рубеж. Полковник с отборнейшим матом совершал действия вопреки приказу командира дивизии генерала Грачева, на который ссылался командир взвода Плотников. Представитель оперативной группы Генштаба, не владея обстановкой в районе боевых действий (а «порулить-то» хотелось), направил взвод из трех БМП на рубеж, где было выставлено минное поле системы спецминирования. Под гусеницами БМП сработали мины, взвод вынужден был остановиться под огнем противника на открытом заминированном плато. Командир взвода, оказавшись в «патовом» положении, не мог спешить личный состав, потому, что кругом были мины, и по той же причине он не мог выйти на новый рубеж, чтобы огнем боевых машин сдерживать противника.
Плотников, доложив мне по радиостанции о сложившейся обстановке, запросил о срочной помощи. Я выслал к нему БТР с отделением саперов под командованием старшего лейтенанта Мельника, которому поставил задачу по выводу парашютно-десантного взвода с минного поля и обеспечению его прикрытия. Командир саперного взвода, конечно, не знал, как не знал этого никто, что силами специальной разведки (в Газни дислоцировался 177-й отдельный отряд спецназа ГРУ) было установлено минное поле системы «Охота-2», которое не обезвреживается обычными средствами. Саперы старшего лейтенанта Мельника вместе с командиром подрываются на минах.
Противник усиливал давление на участке попавшего в беду взвода Плотникова, пытаясь выйти к дороге – узкой, извилистой ниточке, по которой шла колонна выводимых войск. Колесная техника с личным составом тыловых служб была беспомощна перед огнем душманского отряда, занимавшего выгодные позиции и готового вот-вот ударить по колонне. Плотников, понимая, что с саперами оказался в сложном положении и не в состоянии обеспечить прикрытие «ниточки», доложил мне о нависшей над колонной опасности. Мне ничего не оставалось делать, как сорвать со своего командного пункта хозяйственный взвод, связистов, водителей, и, посадив их на два БТР-80, «полететь» по гардезскому серпантину на помощь к Плотникову. Ну, благо, мы успели и буквально сходу, с дороги, вступили в бой. На противника обрушился шквал огня крупнокалиберных пулеметов (КПВТ), стрелкового оружия и мы заставили его отойти в ущелье. Подоспевшие к нам «вертушки», которых я вызвал по радиостанции (опять же не на прямую, а через оперативную группу полка), завершили уничтожение душманской группы, создавшей угрозу колонне.
Это один из множества примеров, когда в действия войск вмешивались «операторы» бесконечных перестраховочных направлений, что приводило в боевых подразделениях к неоправданным жертвам. Писаря в полковничьих погонах мнили из себя больших начальников! Офицеры-десантники, отрабатывавшие взаимодействие в высоких штабах, рассказывали нам, что отдельные полковники оперативной группы Генерального штаба едва умели «рисовать» схемы и таблицы. Про расчеты и анализ обстановки, возможные варианты развития обстановки лучше было молчать – такое на анализируют и насчитают! Эти господа в полковничьих погонах выполняли задания курьеров и порученцев – «табе пакет» и орден на груди.
ГЛАВА 32
Болью в наших сердцах отозвалась трагедия Кунарской операции. Личный состава соединения переживал тяжелые потери, которые понес 3-й батальон 317-го парашютно-десантного полка. Мне довелось встречаться со многими участниками тяжелого боя и общаться с ними в доверительной обстановке. Их рассказы, оценка сводились к одной, но очень важной мысли – надо, наконец-то, учиться воевать по-настоящему. На примере боя в Кунаре я сам учился войне, учил своих подчиненных, как надо действовать в открытом бою. Анализ боевой операции, воспоминания участников трагедии, фактические данные, мои личные наблюдения с уже наработанным опытом позволяли видеть отдельные эпизоды боя со стороны, в реконструкции.
По замыслу операции, разработанной под личным руководством Маршала Советского Союза С.Л.Соколова, 9-й роте капитана Хапина отводилась меньшая роль. Не потому, что это хотелось руководителю оперативной группы дивизии полковнику Петрякову или рота Владимира Николаевича имела меньший боевой потенциал, а потому, что его подразделение находилось на правом фланге боевого порядка батальона. Командование, штаб операции (Соколов, Меримский) полагали, что основные силы противника находятся на противоположном, левом, фланге тактического десанта (разведывательных мероприятий как таковых не проводилось) и, в случае боестолкновения, мятежники будут воздействовать на боевые порядки 7-й парашютно-десантной роты капитана Тарасевича. Ошибка командования (Соколова и Меримского) в оценке противника оказалась с точностью до наоборот. Основные силы мятежного полка сосредоточились как раз на правом фланге боевого порядка батальона. Парашютно-десантная рота капитана Хапина приняла на себя огневой шквал противника, засевшего на склонах хребтов на заранее подготовленных позициях.
Я считаю за честь быть знакомым с Владимиром Николаевичем Хапиным, командиром 9-й парашютно-десантной роты – весь 1981 год мне посчастливилось командовать разведывательной ротой знаменитого «полтинника», где он был моим руководителем – начальником разведки полка. Честный, порядочный офицер, достойный человек, обладавший скромностью, аналитическим складом ума и способностью мыслить масштабно, творчески. Судьба его с ротой кинула в мясорубку навязанного боя. Ничуть не сомневаюсь – он в сложнейшей обстановке сделал все возможное, чтобы сберечь людей и выполнить задачу.
7-я рота капитана Тарасевича, составившая левый фланг батальона, также оказалась под плотным огнем противника. Ей досталось сполна! Рота понесла потери в командном составе: ранен командир роты, тяжелейшие ранения получил его заместитель лейтенант Игорь Дивинский, мой товарищ по десантному училищу. Серьезно ранен командир взвода лейтенант Богатиков, ставший после излечения командиром разведывательного взвода в нашей дивизионной разведке. Но 7-я рота продолжала сражаться с врагом, пробиваясь к рубежу встречи с бронегруппой 350-го парашютно-десантного полка.
Находившейся в центре боевого порядка 8-й роте капитана Самохвалова было легче дышать, хотя противник и ее доставал огнем с обеих флангов, но командиру роты было проще управлять подразделением при относительно небольшой плотности огня. Командир подразделения, используя тактику ведения общевойскового боя и сохранив боевой порядок при спуске в долину, прикрыл стыки флангов с соседями. Он как мог, взаимодействовал с ними.
Вне всякого сомнения: видеть, понять обстановку, оценить ее можно только тогда, когда сам находишься в центре событий, и панорама боя воспринимается в реальной действительности. Атака противника для десантников была настолько неожиданной и ошеломляющей, что командиры подразделений с первых минут боя потеряли управление личным составом. Они не владели обстановкой и потом, когда необходимо было перестроиться с наступления вниз, в долину, на занятие жесткой обороны. Сложившееся положение дел закрутило их так, что небо померкло в глазах! Что там говорить о рядовых солдатах, молодых офицерах занимавшихся в войсках стройками и хозяйственными работами? Впервые оказавшись в бою с подготовленным противником, они получили сильнейший психологический удар. Должен сказать, что потеря управления в бою заключалась не в том, что не работала связь – она была устойчивой на всех этапах операции, а в том, что личный состав не имел возможность выполнить команды командиров. Солдаты лежали под огнем противника и не могли поднять головы. Используя эффект внезапности, мятежники шли на сближение с десантниками.
Положение по выполнению поставленной задачи усугубил факт того, что командование (Соколов, Меримский) вводило в бой тактический воздушный десанта, как на учениях, при явной недооценке противника. Что, мол, там пять километров спуститься до крепости, штаба мятежного полка, где, встретившись с бронегруппой подполковника Шпака, разогнать душманов? Кстати, настроение личного состава со слов участников операции, было именно таким, вольготным, не рассчитанным на серьезный общевойсковой бой в сложной горной местности.
Недооценка противника командирами всех степеней была налицо, как и вольность, с которой они приступили к выполнению задачи, что и привело к необратимым последствиям. Но в любом случае, драматизм создавшейся ситуации это лишь следствие. Главное заключалось в том, что к ведению общевойскового боя в горах десантники были совсем не готовы. Не потому, что в системе боевой подготовки на зимних квартирах они ни разу не выполняли задач с применением вертолетов, и даже не потому, что на них никогда не летали, а потому, что руководство операцией (Соколов, Меримский) не представляло характер действий противника, не владело обстановкой в районе боевого применения десанта. Войсковая разведка, как вид боевого обеспечения, не велась в системном режиме, не проводилась в сочетании с другими видами разведок: воздушной, специальной, агентурной. Руководитель операции, генерал Меримский, оказался совершенно неспособным к оценке обстановке, чтобы ход операции направить на сохранение личного состава. Поэтому вся беда заключалась в том, что десант, спускаясь вниз к седловине, даже не представлял, что втягивается в заранее подготовленный «огневой мешок». Никто из командования (Соколов, Меримский, Петряков) не ожидал, что именно 9-я рота примет основной удар мятежников. Противнику понадобилось всего 15 минут, чтобы усиленный парашютно-десантный батальон (не мотострелковый или танковый, представляете, что было бы тогда?) оказался в западне и понес тяжелейшие потери.
Руководитель оперативной группы 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии полковник Петряков, сориентировавшись по ходу развития боя, доложил по радиостанции обстановку генералу Меримскому, о понесенных потерях, о том, что операция пошла не утвержденному им по плану, но командование операции (Соколов, Меримский) оказалось не в состоянии внести коррективы в ход боевых действий.
Во второй половине дня перед десантом стояла только одна задача – выжить и пройти оставшиеся несколько километров по горам, чтобы соединиться с группировкой 350-го парашютно-десантного полка. Они вышли к крепости и упали в изнеможении на каменистую афганскую землю. В наступившей лунной ночи то и дело сверкали вспышки выстрелов – мятежники искали раненых десантников, находили и зверски добивали, уродуя их тела.
Ситуация к утру кое-как прояснилась и командиры подразделений, наконец-то, могли оценить обстановку, уточнить потери. Они были ужасающими: 35 человек убитыми и столько же ранеными, причем, до 60 процентов погибших были ранеными, но за ночь мятежники их отыскали и добили, надругавшись над телами. С убитых солдат душманы сняли бронежилеты, одежду, сапоги, забрали оружие и боеприпасы. Одного из раненых сержантов захватили мятежники и увели в Пакистан. В ходе операции был захвачен командный пункт – крепость командира мятежного полка Рауфа, много радиостанций, оружия, боеприпасов. Часть сил мятежников была уничтожена, рассеяна, но основная группировка ушла в Пакистан.
Советские солдаты, впервые оказавшиеся в серьезном бою, проявили лучшие качества из всего того, что они умели делать. В трагической ситуации молодые пацаны оказались способными идти на самопожертвование, вести бой до последнего дыхания. Вечная им память!
Не раз я ставил себя на место комбата Василия Кустрьо – все-таки самому довелось шесть лет командовать парашютно-десантным батальоном. Понимая его, как офицера, командира, склоняю голову перед его мужеством, он не по своей вине оказался с батальоном в «огневом мешке» и поэтому считаю, что только ему позволено право давать оценку своим подчиненным в том жестоком бою.
В ходе этой операции мне было приказано командовать группой охраны Маршала Советского Союза С.Л.Соколова и сопровождать его в район боевых действий. Моя разведгруппа прилетела в Джелалабад вместе с Маршалом Советского Союза Соколовым на Ан-26 капитана Жихарева. Прикрыв собой Маршала, мы вышли к кромке аэродрома, где разгружалась колонна запыленных «бэтээров», на которых лежали завернутые в окровавленные плащ-палатки тела погибших десантников. Людей не хватало. Маршал Советского Союза Соколов приказал мне с группой сопровождения снять с брони растерзанные тела бойцов и выложить их на «бетонку». Мы выложили в ряд 35 тел погибших: раздетых, в пыли и грязи. Многие солдаты были со вспоротыми животами, обезображенными лицами. Пять тел были разрублены на куски. Человек пятнадцать раненых солдат в окровавленных бинтах и полной психологической прострации, поддерживая друг друга, стояли рядом с погибшими товарищами. Ближе ко мне стоял раненый в голову и руку солдат. Я подошел к нему и спросил:
– Как же это случилось?
Раненый боец не сразу понял, что от него хочет офицер в спецназовской «песочке». Переварив вопрос, прошептал сухими губами:
– Стреляли со всех сторон, нас ожидали… Это почти все «дембеля», – показал он на убитых.
Больше я от солдата ничего не добился. Протянул ему фляжку с водой, а поняв, что раненый не может пить самостоятельно, поднес ее к его обветренным губам.
В это самое время Маршал Советского Союза Соколов смотрел на страшную правду войны, ставшей итогом утвержденной им операции. Военачальник находился в психологическом ступоре! Я говорю это точно! С расстояния полутора метров я видел окаменелое лицо старенького, в зеленой форме, небольшого роста человека, заявившего нам недавно на собрании партийного актива о дальнейшем нашем участии в выполнении интернационального долга. Маршал испытывал не меньший шок, чем все мы, стоявшие рядом.
Еще около часа мы стояли в ожидании самолета из Ташкента. Ближе к полудню совершил посадку Ан-26 белого цвета и без опознавательных знаков. В течение получаса, завернув в палатки тела погибших, мы загрузили их в самолет. Следом посадили раненых. Борт, взлетев, взял курс на Ташкент. Мне на всю жизнь запомнился белый самолет – «белый тюльпан», который увез погибших на афганской войне. Остальных увозили на «Черном тюльпане». Не думаю, что первым повезло больше…
В1980 году в провинции Кунар 40-я армия проведет еще две боевые операции: в мае и декабре, которые по тем же причинам не приведут к желаемым результатам. Боевые действия советских войск не закреплялись конечным результатом ни отвоеванием у вооруженной оппозиции территории, ни выдавливанием ее в горные районы или Пакистан. Операции советских войск, проведенные в Кунаре в мае и декабре 1980 года, несмотря на более широкие по глубине и объему цели, главную задачу так и не выполнили. Мы даже не отвоевали у оппозиции провинцию Кунар и не закрепились в ней, чтобы контролировать часть территории, примыкавшей к Пакистану. А ведь Кунар – административно-территориальная единица важнейшего направления, через которое оппозиция осуществляла массовые поставки вооружения боевым отрядам моджахедов. Горные отроги Гиндукуша высотой до 5000 метров разрезали территорию вдоль долины реки с одноименным названием – Кунар, образуя тайные маршруты перебросок оружия в центральные районы страны.
Общая ситуация усугублялась еще и тем, что с уходом советских войск из зоны боевых действий, «саурские» революционеры не смогли быть убедительными для населения провинции, они не в состоянии были представлять государственную власть на местах, которую бы уважали племена. Это ключевая составляющая внутриполитической жизни афганского общества, которая привела политику НДПА, органов государственной власти в работе с местным населением к провалу.
Оппозиция же на местах, укрепляя связь с жителями провинций, устраивалась основательно. Сельское население поддерживало ее и пополняло душманские формирования, отряды наркопроизводителей и местных феодалов. То есть, кто как платил. Силы вооруженного сопротивления находились среди дехкан в кишлаках, что давало душманам прекрасную возможность общаться с народом, быть понятным ему в своих намерениях и действиях. Неудивительно, что силы сопротивления не только сохранили, но и усилили влияние на местное население, которое в сложившейся обстановке, все больше склонялось к неприятию государственной власти.
Выводы боевых действий в Кунаре были для нас печальными и связанными с тяжелыми и неоправданными потерями, цели и задачи операции были достигнуты с огромными и неоправданными потерями. Советские войска, местные органы власти не закрепились в провинции Кунар, чтобы управлять ею рычагами государственной власти. Поэтому положение становилось на круги своя: боевые подразделения, завершив операцию, возвращались в места дислокации, а реальную власть опять захватывали «исламские комитеты», имевшие большую популярность в народе. Более того, теневые органы власти привлекали религиозных деятелей, которые имели свои вооруженные формирования, руководили ими и проводили успешные боевые операции против советских и правительственных войск.
Служителей культа вывозили в США, Пакистан, другие страны арабского мира, где им давалась нужная установка для борьбы с советскими войсками. Представители власти в глубинке: уездах, провинциях, несомненно, знали свою уязвимость и даже зависимость от вооруженной оппозиции и не шли с ней в жесткую конфронтацию, стараясь находить, если не компромиссные, то взаимоприемлемые соглашения. Главным содержанием контактов с местными органами власти для вооруженной оппозиции являлось получение от нее информации о намерениях правительства, советских войсках, районах боевых операций, силах и средствах, привлекаемых на их проведение.
Начавшиеся боевые действия ограниченного контингента с отрядами оппозиции проводились с участием подразделений афганской армии. Это предполагало мероприятия по организации с ними взаимодействия и согласования военных вопросов. Подготовка боевых операций 40-й армией проводилась с широким размахом (как на учениях в Союзе, кстати, от этого мы так и не избавились за все годы афганской войны). Множество машин, БТР сновали в штаб армии, обратно в войска – штабы частей, соединений. В парках боевых машин шла работа по подготовке к рейдовым операциям, для чего задействовались инженерные, транспортные машины, которые постоянно передвигались с одного места на другое. Постановка боевых задач проводилась методом командно-штабных учений: сбор офицерского состава от командира подразделения до руководителя операции, где помногу часов заслушивались решения на боевые действия начальников служб, командиров частей, батальонов. С командирами афганских подразделений организовывалось взаимодействие – они знали замыслы операций, сроки и районы их проведения, привлекаемые для этого силы и средства. Неудивительно, что конфидициальная информация становилась достоянием командиров вооруженного сопротивления. На примере Кунарской операции несложно понять к каким тяжелым последствиям это приводило.
Активизация подготовки рейдов не оставалась без внимания визуальной разведки противника. Ею фиксировалось любое передвижение советских войск и техники, включая номерные знаки на броне, отслеживались мероприятия от начала подготовки операции до выхода рейдовой группы в район боевых действий. А поскольку подготовка боевой, инженерной, специальной и другой техники, транспортных машин, задействованных в рейды, проходила на глазах населения, то для противника наши намерения были очевидными. Техника постоянно перемещалась с одного места на другое, поднимая пыль над военными городками, что, конечно же, являлось демаскирующим признаком понятных противнику мероприятий «шурави».
«Исламские комитеты», полевые командиры придавали огромное значение своим разведывательным органам. У вооруженной оппозиции существовала стройная и хорошо отработанная система получения разведывательной информации. Она была качественной и системной. Источниками информации служили штабы частей, соединений афганской армии, органы государственной власти, местное население. Мы сами, зачастую, безграмотными действиями давали закрытую информацию противнику. Для подготовки рейдовых операций включался механизм, в который вовлекалось сотни единиц боевой техники, тысячи военнослужащих, десятки вертолетов и самолетов. Об этом рассказ будет ниже, но ничто не послужит оправданием тому, сколько было затрачено бесполезных сил солдатами и офицерами, которые несли большие потери!
Командованию 40-й армии, на которое легла вся тяжесть боевых операций, приходило более глубокое понимание сложившейся ситуации, им вырабатывалась тактика борьбы с душманскими отрядами, предполагавшей не только ведение боевых действий, но и работа с местным населением, установление власти на местах. Вместе с тем требовалось более широкое привлечение к участию в операциях частей и подразделений афганской армии. В этой части звучит замечательная мысль начальника штаба армии генерал-лейтенанта В.Панкратова, записанная в его рабочей тетради: «Приезжал полковник Кабир, командир второго армейского корпуса. Обсудили с ним вопросы, касающиеся задач в районах Нау-Зад, Мусакала и Киджали. Завтра будем планировать более детально. Сошлись во мнении по тактике действий: стоять лагерем, выход по наводке отдельными отрядами на удаление 40-60 километров с утра. Возвращение в лагерь, а на ночь засады и секреты на возможных путях подхода или выхода. Это тропы к воде, к дорогам, к населенным пунктам. Не менее 3-4 дней на одном месте. В это же время работа с населением, с партийными активистами и установление власти».
Последнюю мысль я выделил в особую категорию, потому что с племенами пуштунов и белуджей, населявших юго-восточные и восточные территории страны должна была проводиться тонкая и гибкая политика. Афганские племена не приемлют понимание государственной границы! Совершенно нормальное явление, когда часть племени находилось в пределах Афганистана, другая – на территории Пакистана и между ними действуют постоянные связи. Контакты с местным населением методом привоза в кишлаки муки и продуктов питания не могут быть приемлемыми афганцами в силу особенностей мусульманского жизненного уклада, тем более, если подобные акции делаются руками советских солдат – с их точки зрения – оккупантов. Налаживание связей со старейшинами племен (именно так, а не иначе) должна была осуществляться через выходцев из этих племен, поддержавших Бабрака Кармаля. Не просто было советскому присутствию разобраться в афганских родоплеменных отношениях, но без этой работы попытки привлечения на свою сторону племен были обречены на провал. Тысячи дехкан готовы были погибнуть за честь племени, что является нормой, установившейся веками.
Эту мысль я завершаю двумя выводами: необходимостью ведения системных разведывательных мероприятий силами агентурной и войсковой разведок с немедленной реализацией разведданных совместно с мобильными отрядами на вертолетах и боевых машинах в составе усиленного батальона – не более. Тогда бы нам удалось избежать многие жертвы в бестолковых рейдовых операциях, которые абсолютно ничего не решали в борьбе с моджахедами.
Второй вывод не менее важен: работа с активом уездов и провинций, поверившим Кармалю, по установлению власти на местах. Успех любой операции был за нами! В этом мы не сомневались, но успех необходимо было закреплять приведением к власти той части населения, которое поддерживало (в том числе – колеблющиеся) новое правительство. Должен был запускаться механизм роста популярности власти среди сельского населения, оказание ему правительственной помощи.
Кунарская операция в феврале-марте 1980 года стала первым трагическим примером в войне с вооруженной оппозицией, показавав, что тактика борьбы с противником должна была строиться на принципиально новых подходах в организации и проведении боевых операций. Советским войскам необходимо было опираться не только на боевые уставы «рота – батальон», «полк – дивизия», но и опыт партизанского движения Второй мировой войны, национально-освободительного движения стран Африки и Латинской Америки.
ГЛАВА 33
Первые боевые действия, проводимые в рамках соединения, дались нам тяжело. Командир дивизии генерал майор Рябченко, штаб разработали комплекс мероприятий, который предусматривал горную подготовку подразделений для эффективного ведения боевых операций. Планы учебных занятий предполагали выходы подразделений дивизии к горной гряде Ходжабугра, где личным составом выполнялись стрелковые тренировки в сочетании с действиями в горной местности. Стрельбище оснастили новым оборудованием, которое позволяло выполнять упражнения из всех видов стрелкового оружия, пулеметов, гранатометов. Запустили направление для отработки метания ручных осколочных гранат и стрельбы с АГС-17. То есть то, что мы, разведчики, освоили за два последних месяца упорных тренировок, сейчас приказом командира дивизии внедрялось в парашютно-десантные подразделения.
Регулярными стали контрольные занятия по тактике в горах, огневой подготовке, вождению боевых машин. У подполковника Блесткина, старшего офицера оперативного отдела штаба дивизии, появилось родное направление деятельности – проверки. Блесткин очаровательной улыбкой вводил в заблуждение многих командиров, которых он проверял. Внешне контактный, добродушный, он был непререкаем в оценке, которую ставил на проверке. Если «двойка», значит, «двойка», и ничто не заставит его поставить оценку выше. Нам, разведчикам, приходилось много раз сдавать ему итоговые проверки в Витебске, применяли разные варианты «расположения» к себе проверяющих, в том числе, из штаба ВДВ, причем, очень действенные, чтобы обсуждать с ними ту или иную оценку. С Блескиным наши ухищрения были бесполезны: даже ложка конька на термос кофе была для него неприемлемой. Я благодарен ему за принципиальность, которую он проявлял к нам на проверках, и без поблажек фиксировал реальные результаты.
Однако боевые действия продолжались. В их орбиту включались все новые и новые части, соединения 40-й армии. Становилось понятным: уже ничто не может остановить полномасштабные войсковые операции. Под Джелалабадом и Кандагаром шла настоящая война: отряды душманов насчитывали до пятисот и более человек. Они совершали переходы из Пакистана по ущельям, высохшим руслам рек и уверенно вступали в бой с советскими войсками. Оружие в Афганистан новым отрядам моджахедов перемещалось на вьючных животных и машинах, в горах оборудовались базы, склады. В провинциях Заболь, Кандагар, Гильменд противник использовал колесную технику, что позволяло ему проводить быструю передислокацию вооруженных отрядов в нужные регионы на довольно большие расстояния. На транспортных магистралях душманы применяли минновзрывные заграждения, завалы, ловушки, с арыков спускали воду на проезжие части дорог. Боевые столкновения носили постоянный характер. Части и соединения 40-й армии приступили к активным боевым действиям.
Оперативная группа Министерства обороны СССР под руководством Маршала Советского Союза С.Л.Соколова металась по Афганистану, координируя действия частей и соединений 40-й армии, в том числе – с афганскими подразделениями. Маршал Советского Союза Соколов, генерал армии Ахромеев, генерал-лейтенант Меримский регулярно летали на Ан-26 капитана Жихарева в Кандагар, возвращались в Кабул, организуя операции по уничтожению отрядов оппозиции. Командование 40-й армии постоянно работало в войсках по подготовке проведения боевых операций, которые приобретали системный характер.
Беда Советской Армии состояла в том, что батальоном командовал не командир батальона, а командир полка, дивизии, усиленным батальоном командовал заместитель командующего армией. Маршал Советского Союза вместе с генералом армии, разрываясь, летали по Афганистану, организуя взаимодействие боевых операций, в которых задействовалась всего-то мотострелковая бригада и парашютно-десантный батальон.
Командуя группой сопровождения военачальников, я лично видел создавшуюся ситуацию, которая у нас, офицеров, вызывала недоумение. В боевых действиях, на которые привлекался один батальон с приданными средствами, «пристегивались» оперативные группы полков, дивизии, что, несомненно, мешало комбату в принятии решений на боевые действия. Страховка следовала за страховкой одного командного звена другим, а то и вообще шла прямая подмена одних командиров старшими начальниками. Терялся святой принцип армии – единоначалие. Все это приводило к неспособности командиров к грамотной организации боя, а значит, потерям.
Читаем запись из рабочей тетради генерал-лейтенанта Панкратова, датированной 14 июня 1980 года: «Батальон начал движение в 4.30 утра. Всё идет нормально… В 12.15 прилетел Маршал Соколов С.Л. Доложил ему обстановку и решение по ней… В 15.25 начали перемещение, я улетел на вертолете. Сел в пустыне в 2 километрах от 2-го мотострелкового батальона…, шли пешком, ощущение неприятное, дюны дышат жаром. Около 16.00 начал движение со вторым батальоном, в 18.00 принял решение – становиться лагерем».
Надо ли комментировать очевидное? Место начальника штаба армии не в боевых порядках мотострелкового батальона, а на командном пункте армии, где он должен был управлять боевой операцией и принимать необходимые, не терпящие отлагательства решения по реагированию на изменение обстановки. К примеру, как это случилось в Кунаре с тактическим воздушным десантом 317-го парашютно-десантного полка, когда потребовалось мгновенное принятие грамотного решения руководителем боевых действий на изменение плана операции. Но такого решения не было! И десятки погибших солдат, офицеров стали результатом беспомощности одного из генералов. Но мало того, что начальник штаба армии находится в боевых порядках мотострелкового батальона – на усиление прилетает Маршал Советского Союза…
Читаем запись от 16 июня: «Выступили по обеим сторонам в 4.30. Захватили машину с отлитыми пулями. Сожгли. В Али-Бала захватили склад в доме главаря банды: 4 винтовки и 4 пистолета, сахар – всё сожгли. К реке близко подойти не удалось – барханы, берега обрывистые. Уже идем по пустыне 6 дней, 4 человека отправили с желтухой».
Обращаю внимание на то, что я цитирую строки из рабочей тетради не командира мотострелкового взвода или роты, который записывает в свой актив захват 4 винтовок и 4 пистолетов, а начальника штаба 40-й армии.
Следующая запись от 17 июня: «В 6.00 вылетел на разведку. Нашел дорогу (тропу между барханами) до реки».
Представляем о чем речь? Генерал-лейтенанты Советской Армии в должности начальника штаба армии ищут тропы в барханах и выходы к реке, и так далее… Понятно, что мыслить оперативно в масштабах соединений, объединений эти люди были не способны. Поэтому войсковые операции с привлечением огромного количества техники и личного состава планировались безграмотным руководством без учета таких составляющих, как возможные потери, закрепление и развитие успеха, конечный результат боевых действий.
21 июня генерал-лейтенант Панкратов в своей рабочей тетради записал: «В 6.00 вылетел в Кандагар. Через 20 минут встретил Ахромеева. Совещание проводил генерал армии Ахромеев. Решили в ночь с 24 на 25 июня Кандагар окружить и изолировать нашими частями, одновременно подразделениями 2-го АК взять под охрану объекты внутри города и организовать патрулирование. Всё это провести в течение 6 суток. Дальнейшие действия – в зависимости от обстановки».
Войсковая операция с блокированием провинциального центра, который находился всего в 80-ти километрах от пакистанской границы, называется термином «все это…». И следующая фраза – «в зависимости от обстановки» – говорит только об одном, что элемента разработки операции, как такового, не было, события шли по принципу «по ходу дела», по наитию.
В период март-август 1980 года под Кандагаром и Лашкаргахом велись ожесточенные бои с отрядами моджахедов. Наши войска несли тяжелые потери. В штабах планировались рейдовые операции в отдаленные провинции страны, а Маршал Советского Союза с генералом армии совещаются об окружении Кандагара, где, собственно-то, и находятся только 70-я отдельная мотострелковая бригада и 3-й батальон 317-го парашютно-десантного полка, переброшенный туда после боевого крещения в Кунаре с мятежным полком майора Рауфа. Других войск в этом районе не было. Для мероприятий по окружению Кандагара, его «зачистке» вполне достаточно командира бригады в звании подполковника и его штаба. Десант был способен поддержать действия мотострелков активными мероприятиями. Взаимодействие же между ними и афганскими подразделениями мог бы организовать полковник оперативного управления штаба армии, участвующий в разработке операции. Но то, что это не дело Маршала Советского Союза и генерала армии – это точно. Им необходимо было решать вопросы оперативно-стратегического направления в рамках всей военной составляющей в Афганистане.
Вот почему советские войска преследовали неоправданные потери, которым не было конца, а результаты операций были «нулевыми». Почему «нулевыми»? Потому что результат оценки боевых операций в Афганистане должен был определяться не количеством уничтоженных «духов» и захваченного оружия, а тем, насколько мы продвинулись вперед по укреплению власти на местах, насколько население верило правительству, которое мы поддержали военной мощью, насколько та или иная территория контролировалась нами. Надо помнить о том, что восполнение живой силой отрядов моджахедов происходило быстро. По оценке Генерального штаба Вооруженных Сил СССР в 1980 году силы афганского сопротивления насчитывали около 25 тысяч человек. В 1981 году – 31 тысячу, в 1982 году – 44 тысячи. Теперь обратим внимание на 1986 год, когда вооруженная оппозиция достигла общей численности 125 тысяч человек. Восполнение живой силой шло только в динамике возрастания. В 1987 году уже 137 тысяч активных душманов сражались с советскими и правительственными войсками. «Материала» для пополнения душманских отрядов было сколько угодно, начиная с детишек 13-14 лет. Десятилетние бачата уже подавали патроны в бою, снаряжая магазины автоматов своим отцам и старшим братьям. Примеров тому сколько угодно: «духи» в кишлаках забирали «бачат» в отряды на вспомогательные работы и ведение разведки.
Но это еще что! С мая 1980 года начались крупномасштабные рейдовые операции, которые привели к потерям личного состава, техники без достижения каких-либо результатов. В афганской войне проведение рейдовых операций, пожалуй, самое никчемное решение руководства всех уровней: оперативной группы Министерства обороны, главного военного советника, командования 40-й армии. С ума можно было сойти от количества структур, которые планировали и разрабатывали боевые операции. Звеньев управления было больше, чем подразделений, участвующих в боевых действиях. Сейчас, благодаря телевидению, появилась возможность увидеть тактику действий американского контингента в Афганистане. Сержант американской армии в провинции Гильменд руководит отрядом в сто человек и успешно проводит боевые операции с применением нескольких десятков единиц техники. По системе навигации привлекает любой самолет НАТО, находящийся в зоне, для оказания помощи и поддержки. Сержант! А у нас, пожалуйста, начальник штаба армии генерал-лейтенант Панкратов лично руководит мотострелковым батальоном, неделями находясь в его боевых порядках.
Но война идет не только на юге Афганистана. Пылают Балх, Кунар, Нангархар. Лидеры оппозиции еще не объединили усилия по совместной борьбе с советскими войсками. Более того, они не могут выработать единую линию по захвату власти в Кабуле – ссорятся, воюют друг с другом. Вооруженные отряды политической оппозиции Хекматиара, Раббани ведут между собой кровопролитные бои, в них включаются более мелкие фигуры афганского политического сопротивления. Для всего советского присутствия в Афганистане создалась уникальная возможность проявить гибкость в афганских делах, используя драку оппозиции между собой в свою пользу. Нужно было «вбивать клинья» в их интересы, играть на противоречиях, вести переговоры с одними, игнорировать иных, поддержать одну оппозицию, чтобы ее натравить на другую, третьих уничтожать. Разделяй и властвуй! Конфуций для кого это выдумал? Отвечаю: для тех, кто занимается политикой на Востоке.
Для проведения изящной политической линии в отношении афганского сопротивления в Афганистане был создан огромнейший аппарат советских политических советников, Главного военного советника, оперативной группы Министерства обороны. В Афганистане находилась мощнейшая структура центрального аппарата КГБ, но реальные действия этих ведомств не говорили о том, что обстановка развивалась в стратегически выгодном для нас направлении. Мелкие успехи, как склад с оружием и боеприпасами, уничтожение двух-трех десятков «духов» – жалкий результат военных достижений. Складом оружия квалифицировалось захват 5-6 единиц стрелкового оружия старого образца, которое попадало к нам в результате боев. Уничтожение двух десятков моджахедов квалифицировалось уничтожением банды. Афганистану нужны были такие действия советского воинского контингента, которые бы привели к кардинальному изменению обстановки в стране в пользу назначенного правительства. Но мероприятия такого ранга не проводились, а полумеры «ленивого» плана оставались без результатов и механизмов укрепления власти. Без этого фактора проведение боевых действий теряло всякий смысл.
Правительство Кармаля, нервничая, понимало: только активная стратегия в отношении вооруженной оппозиции может изменить обстановку в лучшую сторону. Оно давило на советское руководство, руководителя оперативной группы Министерства обороны, которые в свою очередь, задействовали 40-ю армию на полномасштабные боевые действия. Весной 1980 года акценты советского руководства в афганских делах сдвинулись на военную составляющую в борьбе над противниками Саурской революции. Вынужден еще раз напомнить об ошибке, которая не позволила советскому военному и политическому руководству разъединить афганское сопротивление и использовать его в своих интересах. Она заключалась в том, что всех политических антагонистов назначенного нами руководства, мы зачислили в свои противники. Наш главный соперник на мировой арене, США, подошли к этому вопросу куда умней и деликатней. Соединенные Штаты повели игру по всем правилам утонченной дипломатии: они явились лидером в примирении оппозиции, объединении и направлении ее сил против советского воинского контингента. В итоге мы получили консолидированного противника на все 9 лет афганской войны.
ГЛАВА 34
Дивизия приходила в себя от понесенных потерь. Разведчики с болью в душе и сердце восприняли гибель товарищей в Кунаре. В операции приняли участие знакомые нам офицеры, прапорщики, солдаты, сержанты. Мужественно крепились мы друг перед другом, стараясь с пониманием оценить ситуацию. Противник жестокий, коварный. С ним воевать надо без страха и упрека. Я беседовал с разведчиками, воочию видевшими тела растерзанных бойцов, эвакуированных с поля боя, подбодрял парней, находясь с ними все свободное время. Мы понимали: живым врагу не сдаваться. С карандашом в руке и листочком бумаги я частенько вычерчивал всевозможные варианты событий, с которыми мы могли столкнуться в тылу противника. Продумывал действия ухода из-под огня «духовских» засад, разрабатывал меры по введению душманов в заблуждение. Было ясно: только дерзкие и уверенные действия могут быть гарантией успеха при выполнении разведывательных задач. Вычерчивая схемы горной местности, я переносил обстановку на равнинную, кишлачную зоны, прикидывал работу группы в автономном режиме в течение нескольких суток. Понимание сложной работы разведчика в условиях риска находило решения в моих схемах и набросках.
– Ну что, колдуешь, командир?
Я поднял голову, Леха – бортинженер экипажа Ан-26 с номером «05», на котором мы сопровождаем Маршала Советского Союза Соколова. Несколько дней назад мы вместе летали в Джелалабад, где я познакомился с этим чернявым старшим лейтенантом. Там, в субтропическом аэропорту, я в какой-то момент присел на обочину «рулежки» после отправки тел погибших солдат, он подошел ко мне ленивой, вразвалочку, походкой и представился.
– Леха.
– Валерий, – пожали руки.
Перед вылетом в Джелалабад из Кабула, в ожидании Маршала Советского Союза Соколова, познакомиться мы не успели. Подъехал Маршал, мы быстренько сели в самолет и полетели. Теперь же один из членов экипажа «05» борта стоял передо мной – смуглый небольшого роста парень лет 26 с немногого плутоватыми глазами на круглом лице.
– У тебя есть лишнее оружие, Валер?
Вопрос нового знакомого застал врасплох.
– Нет, только по штату. А тебе-то зачем?
– Летаем по Афганистану, а вдруг вынужденная посадка? В экипаже нет даже пистолета, чтобы застрелиться.
– Вообще не вооружены?
– Кроме собственного … ничего нет.
– Не беспокоятся Военно-воздушные силы о своих кадрах…
– Смотрели на растерзанных ребят, хоть бы пистолет какой, чтобы в случае чего – живыми к ним не попасть…
– Хорошо. Попадется трофейный ствол – подарю.
– Заранее спасибо.
– Да, не за что.
Так произошло знакомство с членом экипажа легендарного «05» борта Леонидом Злобиным, с кем на долгое время мы, офицеры-разведчики, свяжем свою жизнь в Афганистане и после него… До сих пор мы поддерживаем с Леонидом Павловичем Злобиным самые дружеские отношения – ныне старшим тренером сборной команды города Минска по карате-до, инструктором международного класса по боевым искусствам, имеющим третий дан по джиу-джитсу и первый дан по карате-до.
– Привет, – отрываясь от схем, поздоровался я с Леонидом, – колдую, Леха, колдую, чтобы на куски не порубили.
– Да, уж, этого не забудешь, – устроился рядом «бортач».
Как-то получилось так, что имя Злобина – Леонид, а все его звали – Леха. Ну, Леха так Леха и мы его стали так называть.
– Куда-то летали с утра?
– Возили в Ташкент Соколова. Недавно вернулись.
– Как в Союзе-то? Все ли в порядке?
– Нормально, как будто и нет Афгана – люди живут, радуются.
– А что по радио говорят?
– Вообще тишина.
– Да-а-а…
Подумалось, что ребятам все же везет, бывают в Ташкенте. У нас же перемешались дни с ночами – круглые сутки работа и работа.
– Валер, экипаж хочет познакомиться с вами. Командир просил узнать: вы не против, если вечерком мы «зарулим» в гости?
– Леш, какие вопросы? Приходите. Кстати, вечером – баня. Открыли на днях, хорошая возможность попариться экипажем.
– Спасибо, Валер, мы пустыми не придем.
– Да брось ты, будем ждать.
– Слушай, а сейчас пойдем на борт, познакомлю с командиром, ребятами.
– Ну а что? Только недолго.
Поднявшись, мы пошли к литерной стоянке, до которой от расположения роты было не более 100 метров. Ан-26 с откинутой рампой стоял у края рулежной дорожки. В его тени, изнывая от жары, сидели и лежали несколько человек в летной голубой форме. Явно скучали.
– Саша, познакомься, командир группы разведчиков, которые с нами летали в Джелалабад, – обратился Леонид к крепышу с черными, как смоль, волосами.
– Валерий, – представился я.
– Александр, – ответил рукопожатием командир экипажа.
– Очень приятно.
Подошел к остальным ребятам, познакомились. Стало чуть веселей.
– Слава, правый летчик, – назвал себя высокий и самый молодой парень.
– Николай, штурман, – протянул руку с лысеющей головой и доброй улыбкой член экипажа. Дальше представились радист – Виктор и Демьян, бортмеханик, пожалуй, самый возрастной из членов экипажа.
С ребятами присел под плоскостью самолета, «откидывающей» легкую тень. Первому знакомству не мешал шум взлетающих и идущих на посадку бортов. Выяснилось, что ребята из Белоруссии, где «возили» командующего Белорусским военным округом. Поговорили, не заметив, что солнце уходило на запад. Мне пора было в роту, а экипажу на базу.
– Значит так, земляки, к 19.00 жду в баню. Командира предупрежу, что будут гости из родной Белоруссии.
– Валер, мы придем, как положено, – командир летчиков звонко рассмеялся.
– Понял, жду, ребята. До встречи.
Махнув рукой, я пошел в направлении бани, которую Артемыч запустил пару дней назад.
Спустившись вниз в предбанник, я с удовольствием отметил, что дневальный заканчивал уборку просторного помещения, позволявшего мыться одновременно целому взводу. Есть место для раздевания, мытья, парилка, «зал» для посиделок. Анатолий Артемович удачно решил проблему досок, договорившись со знакомыми артиллеристами, которые дали ему снарядные ящики – бесценный строительный материал в Афганистане для внутренней отделки помещений.
При жаркой погоде, постоянно висящей над городком пыли, всегда хотелось ополоснуться. Баня – наше детище. Вспомнив чертежи Артемыча на листках бумаги, схему планировки я оглядел то, что получилось. Явно главным архитектором бани были применены творческие новшества, которые нарабатывались уже в процессе возведения «объекта». Разведчики, одобрив вдумчивый подход Родина в строительном новаторстве, поставили ему в заслугу его инициативные начинания. Толик рос в наших глазах, да и получилось у него все на «отлично» – перед новыми знакомыми стыдно не будет. Я вышел наружу и направился в расположение роты.
– Земляки объявились, Иван Геннадьевич! – крикнул я, войдя в палатку.
Иван, поднявшись с кровати, где перечитывал последние письма, удивленно спросил:
– Откуда, Валер?
Я рассказал офицерам о знакомстве с экипажем Ан-26 Маршала Советского Союза Соколова. Все были не против, что встретим белорусских гостей. Комар распорядился о накрытии соответствующим образом стола, прикинув, что до прихода гостей успеем попариться, Иван распорядился:
– В баню!
Парилка получилась на славу. После первого захода мы сидели в предбаннике, потягивая крепкий чай из кружек, вспоминая банные походы в Витебске. С Сашкой Чернегой, перебивая друг друга, рассказали о нашем походе в баню за магазином «Комсомольский», где из 20 литровой канистры мы до поздней ночи тянули молдавскую «Изабеллу», а потом три дня ходили пьяными.
Второй заход в парилку получился, что называется, с чувством, толком и расстановкой. Не торопясь, парились веником из эвкалипта, привезенного советниками из Джелалабада.
Колючий, жесткий веник продирал до костей, но он был полезным для тела и здоровья предмет банного обихода. После бани, расслабившись, лениво перебрасывались фразами, лежа на кроватях, перечитывали письма и готовились к встрече гостей. Они появились в лице Лехи, просунувшего голову в откинутую полу палатки. За ним гуськом вошел экипаж. Вскочив навстречу гостям, поставленным голосом, я объявил:
– Товарищи офицеры и прапорщики, экипаж Ан-26 Белорусского военного округа. Прошу любить и жаловать!
Палатка наполнилась голосами, смехом, как-то стало тесновато в шумном гомоне здоровых мужиков.
– Так, ребята, вещи на кровать, – подсказываю гостям.
Сложив куртки на одной из кроватей, ребята расставили на столе пакеты с колбасой, фруктами, а рядом – вызывающую уважение емкость с жидким содержимым.
– О-о-о…
Взявший в свои руки инициативу, Иван, распорядился:
– Сделаем так: Валерка проводит вас в баню – парьтесь, мойтесь, а затем поужинаем. Возражений не будет?
– Ну, что ты, Иван Геннадьевич, все отлично, – приобнял Ивана, излучавший обаяние, командир экипажа.
– За мной, ребята, – увлекаю гостей за собой.
– Выходим, выходим, – Жихарев энергично выталкивал экипаж из палатки.
Гурьбой мы направились в баню, где издалека была слышна реактивная тяга горящих форсунок. Подумалось: «Ну, дает истопник – жару дадим».
– А где массажистки, Валер? – Оборвал мои размышления штурман, – у Славки заклинило спину?
С располагающей улыбкой Коля обернулся к парням. Дружный смех раззадорил второго пилота, которому, как и нашему Артемычу, вероятно, доставалось от своих сослуживцев. Славка замахнулся на штурмана, отскочившего от «правака» за спины ребят.
– Побузи» мне еще!
Второй пилот заводился.
– Не занимайтесь херней, – урезонил командир экипаж.
Как-то Леха рассказал мне историю, случившуюся со Славкой в одном из их прилетов в Ташкент – словом, гульнули ребята. «Нормальные парни, – усмехнулся я про себя, – вместе радости невзгоды, словом: экипаж – одна семья».
Неугомонным гостям я показал, как следует наливать холодную, горячую воду, как на раскаленные камни «кинуть» водички, чтобы их не залить и самому не обжечься. С шутками и смехом экипаж окунулся в приятное банное действо.
Присев в предбаннике, я вытянул ноги, чтобы расслабиться от очередного суматошного дня. На самом-то деле, не так уж и много нужно человеку, чтобы чувствовать себя уютно и комфортно. Баня – это не отдых, даже не средство гигиены, баня – сердце души: снимает усталость, расслабляет, восстанавливает, делает здоровее.
Экипаж выскочил из парилки, именно выскочил, а не вышел. Разгоряченные паром молодые тела были покрыты следами эвкалиптового веника. Больше всех пострадал Леонид.
– Мазохист ты, Леха?
Здоровый смех обязывал «развести» «бортача». Невозмутимо вытираясь солдатским полотенцем, Леха буркнул:
– Да уж, такой я извращенец, веничком люблю помахать.
– Не этим веником машешь, – подал голос Славка.
Смех заглушил ответную реплику Лехи, который вел себя так, как будто смеялись над кем-то другим.
Отдышавшись от влажного пара, парни устроились в просторном предбаннике, откинулись на стены, обшитые досками от ящиков, в которых хранятся снаряды от БМ-21.
– Подай «Фанты», Лех, – попросил командир.
Леша подал Александру бутылку апельсинового сока. После глоточка прохладного напитка, сделанного с нескрываемым удовольствием, Жихарев передал ее сидящему рядом Демьяну. Минут пятнадцать посидели, переговариваясь о чем-то не очень значительном, и снова в парилку. Хлопок шипящего пара, восторженный крик, шлепки веника по влажным телам. Доброго здоровья, ребята!
Накрытый в палатке стол, ожидал компанию. Шумной толпой мы ввалились в расположение, обсуждая последние новости.
– Товарищи офицеры, к столу, – сходу объявил Иван.
Не торопясь, расположились за длинным столом. Жихарев подал знак Леониду, который шустрым движением достал емкость литра на три, отработанным движением открыл и разлил по кружкам. Запах не вызывал сомнения – спирт. Мне еще подумалось: Леха у них в экипаже, как у нас Сашка Чернега, – специалист по разливанию жидкостей. Слово взял Иван, командир встречающего коллектива.
– Товарищи офицеры, прапорщики, сегодня радостный день. Не только потому, что наступила весна, и через несколько дней поздравим своих жен с праздником 8 Марта, но и потому, что за тысячи километров, в другой стране, встретились земляки, которые вместе несут трудную службу. Выпьем за знакомство, дружбу, за нас. Ура!!!
Встали, стукнулись кружками. Леха, встретившись взглядом со мной, подмигнул. Выпили. Ребята с экипажа привезли из Ташкента, минералки, фрукты, которые замечательно украшали застолье. Чернега колдовал по второму заходу, уверенно наливая из непривычной емкости. Но не запятнал чести Воздушно-десантных войск: с блеском справился с задачей.
– Алаверды! – крикнул Иван, приглашая командира экипажа к ответному тосту.
Саша Жихарев с достоинством встал, обвел взглядом сидящих за столом:
– Товарищи, выражу общее настроение вверенного мне экипажа: спасибо за приглашение, за прекрасную баню. Ничуть не сомневаюсь, что дружба ВВС и ВДВ продолжится на должном уровне. За нас, ребята. Будем жить!
Громкое «ура» сотрясло палатку. Так началась дружба двух коллективов, встретившихся на земле Афганистана за многие тысячи километров от Белоруссии. Последующие полтора года все тяготы и лишения службы переносили вместе – весело, с юмором. Чудили? Конечно, чудили, но в самые трудные, пасмурные для души и сердца дни находили слова участия и поддержки друг для друга. И сегодня, спустя тридцать лет, также перезваниваемся, чтобы сказать несколько теплых слов приветствий и пожеланий друг другу.
Чернега налил ТРЕТИЙ – молча встали, выпили. После чего начался мужской разговор о войне, о жизни в Союзе. Экипаж часто летал в Ташкент, оставаясь там на ночь, они в гостинице смотрели телевизор, читали газеты и получалось, что нас на Родине забыли. Даже не верилось, что там, в Союзе, шла веселая нормальная жизнь, а нас как будто бы и не было. Мы не существовали для страны, пославшей нас выполнять интернациональный долг, о котором каждый день мы рассказывали солдатам. Оказывается, чтобы услышать правду, советские граждане поздними вечерами, прильнув к радиоприемникам, слушали «Голоса» о том, что делается в Афганистане, где гибли их дети, мужья, отцы. Мы сами слушали «Голос Америки», ужасаясь цинизму пропаганды, распространяемой деятелями от партии. Дешевая ложь народу, воспитанному на патриотизме, вызывала тревогу и недоумение граждан, которым политические маразматики не удосужились поведать правду. «Черные тюльпаны» летали домой, увозя в последний путь оцинкованные гробы интернационалистов. Всему миру была понятна акция первого в мире социалистического государства, только собственному народу о ней почему-то не говорилось. Мы выполняли воинский долг, взрывая себя гранатами, гибли под огнем противника – нам не было стыдно за себя, Родина! Вспомнишь ли ты когда-нибудь о своем долге перед нами?..
ГЛАВА 35
После морозной и снежной зимы, сезона проливных и холодных дождей весна 1980 года в Афганистане принесла много солнца, пыли и мух. Замиравший в мареве Кабульского смога раскаленный воздух насыщался белой цементирующей пылью, ставшей бичом для личного состава ограниченного контингента советских войск. Проклятой пылью забивались личные вещи, ею переносились вирусы заразных заболеваний, валивших интернационалистов в палаточные медсанбаты. Энтероколит, гепатит, паратиф, лихорадки укладывали в койки сотни солдат и офицеров 40-й армии.
Зарождавшийся воздушными массами «афганец» – ветер с заснеженных гор, закручивал в турбулентных потоках воронки, атаковавшие базовый лагерь 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. «Хоттабыч», как мы его называли, несся с бешеной скоростью, срывая крепления палаток, забивая глаза и уши пылью афганских дорог. Обожженная солнцем кожа лица, покрывалась коростой, вызывавшей сильную боль при бритье «Невой» и улучшенным «Спутником». Попадая в порезы и трещины кистей рук, инфекция зачастую проявла себя сплошными кровоточащими ранами.
Гепатит расцветал скрытым инкубационным периодом в течении 45 суток, когда появлялись первые клинические признаки заболевания. Офицерским составом 80-й отдельной разведывательной роты принимались строгие меры соблюдения солдатами и сержантами правил личной гигиены, приема пищи. Питьевая вода в бочках и емкостях различных объемов насыщалась хлорным раствором до белесого цвета – умывальники, мыло стали для разведчиков нормой жизни, а фляжки с водой – атрибутом формы одежды.
После очередного приема пищи ложки, котелки и поддоны для них замачивались в специальные баки с хлорным раствором, но гепатит, не отступая, «косил» людей. Старшина Андрейчук организовал сбор верблюжьей колючки, которую повара заваривали крутым кипятком и настаивали ее для употребления вместо чая: утром, в обед и вечером. Настой из верблюжьей колючки укреплял желудочно-кишечного тракт, работа которого зачастую расстраивалась, угрожая боевой готовности разведывательной роты. Отсюда у солдат появилось пикантное выражение – «сесть на струю», что не вызывало улыбки разведчиков, вынужденных переносить болезнь на ногах с температурой и общей слабостью организма.
С началом весны 1980 года в войсках армии возникла проблема массовых инфекционных заболеваний, лихорадок. Медицинская служба 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии под руководством подполковника Хамаганова организовала поточный метод прививки от гепатита, паратифа и других не менее опасных инфекций. Военная медицина дивизии и армии в целом принимала всевозможные меры предупреждения болезней южных регионов. Обострение инфекционных заболеваний приходилось на весну и лето – самый благоприятный период их появления и распространения среди личного состава, жившего в условиях пыльных палаток.
Заболел гепатитом Саша Перепечин, командир первого взвода разведчиков и ближайшим бортом убыл на лечение в Ташкент. Несколько солдат специальных взводов нашей роты были также госпитализированы и отправлены в Союз для борьбы с болезнью, в том числе и рядовой Владимир Климов, который после излечения в госпитале, совершив солдатский подвиг разведчика, вернулся в дивизионную разведку через государственную границу СССР самым невероятным способом. Позднее ташкентский госпиталь уже не справлялся с наплывом инфекционных больных, их будут направлять на лечение в другие округа Советского Союза, а в районе Кабульского аэропорта откроется инфекционное отделение армейского госпиталя.
Тем не менее, пауза, возникшая в боевых действиях после Кунарской операции, не вводила нас в заблуждение. Мы прекрасно понимали, что итоги операции анализировались, делались выводы, они включались в разработки новых планов предстоящих боевых операций. Разведчики, исследуя зону ответственности соединения на полную ее глубину, приходили к выводам, которые отнюдь не радовали командование дивизии и штаб 40-й армии. Наша работа была не заметной для парашютно-десантных подразделений, она проходила, как правило, в темное время суток, о ней в войсках знали не очень много, но каждую ночь в поиск и засады уходили разведывательные группы соединения. Порой нам казалось, что ночь поменялась с днем.
Гораздо хуже было с повседневной жизнью разведчиков, возвращавшихся с заданий под утро. Мы завтракали и ложились отдыхать в раскаленные солнцем палатки, кишевших синими мухами, которые кусали через простыни потные, уставшие за ночь, тела солдат и офицеров.
Это вам не черные мушки средней полосы России – афганские, кусавшие больнее, чем слепни сибирской тайги. От них не скроешься в полуденной жаре пыльных палаток и духоте наспех собранных модулей. Мы ополаскивали простыни водой и накрывались ими, чтобы как-то забыться и уснуть до наступления полуденной жары. Но минут через 30-40 простынь становилась сухой, и процесс ее полоскания в холодной воде повторялся сначала.
Остальные же подразделения дивизии только приступали к служебной деятельности в огромном механизме войны, создавая невыносимый шум перемещаемой по лагерю техники, команд, нормального русского мата. Находившийся рядом столичный аэродром также не способствовал сну и отдыху разведчиков ревом реактивных турбин, принимая и отправляя в кабульское небо боевую и гражданскую авиацию.
Включавшие на взлете форсаж, равный звуком залпу гаубичной батареи, истребители МиГ-21Р улетали на разведывательные задания в зоны боевых операций. Следом совершали посадку военно-транспортные борта Ан-12, Ан-22 ”Антеи“, Ил-76, привозившие в Афганистан не обстреляных с “учебок” бойцов с грузом боеприпасов, авиационных бомб и коробками армейского имущества, продовольствия.
Потом «раскручивались» «вертушки», хищно растопырив навесное оборудование «нурсов» и авиационных пушек, они улетали в ущелья Гиндукуша «отработать» по духам, долбившим колонны КАМАЗов при подходе к Салангу и после него – под Джабаль-Уссараджем и Чарикарской «зеленке». Сна и отдыха разведчикам выделялось немного, а с наступлением ночи мы опять уходили на задания в горы и кишлаки, отслеживая процессы в душманской среде.
Но сегодня был особенный день – 8 Марта – праздник женщин, который мы решили отметить своим армейским коллективом, «как положено»: вечером баня, «фуршет» с экипажем только что прилетевшего из Ташкента «05» борта. Будем говорить тосты, приятные слова, на которые были горазды ребята соседней авиабазы, и кушать фрукты, которые они привозили к нашим совместным застольям. Мне же не повезло с мероприятием, связанным с 8 Марта, я его вынужден был пропустить в силу полученного от начальника разведки дивизии задания по ведению разведки самой северной границы зоны ответственности соединения.Сегодня в ночь я увожу группу за перевал Паймунар, чтобы впервые приблизиться к глиняным дувалам кишлачка Дехъийхья, раскинувшего виноградные плантации на изрезанной вдоль и поперек арыками степи Альгой. Там возникали интересные варианты взаимодействия душманских отрядов, концентрирующих силы и средства в горном массиве хребта Хингиль, к которому подходит кряж Нарайгашай с отдельными вершинами Ходжачишт, Хуласахтгар, Манджнунгар, Джойбаргар и Карадушман высотой в 2000 метров. Цепочка небольших кишлачков подлежала тщательному исследованию силами дивизионной разведки, чтобы командование соединения, планируя боевые операции вдоль магистральной трасы Кабул – Баграм – Чарикар, располагало информацией о местах возможного скопления душманских отрядов в непосредственной близости от столицы Афганистана.
После февральского мятежа в Кабуле обстановка в нашей зоне носила относительно спокойный характер, но это совсем не означало, что «духи» залегли в своих пещерах и ничего не предпринимали. Под Кандагаром, Лашкаргахом и Джелалабадом шли кровопролитные бои, в которых наши войска несли большие потери. Ситуацию в целом надо было менять в сторону укрепления позиций нового правительства и ограниченного контингента советских войск, вынужденного включиться в вооруженную борьбу с афганской оппозицией. Офицерский состав 80-й отдельной разведывательной роты ощущал накал событий по интенсивной работе штаба дивизии и понимал, что разведчикам вот-вот «нарежут» задачи и мы пойдем воевать по полной программе.
Утро 8 Марта 1980 года было жарким и пыльным, с тучами адаптировавшихся к «шурави» подлючим афганским мухам. Коля Андрейчук, приспособив несколько досок к прямым солнечным лучам, загорал. Медно-красного цвета лицо старшины приобрело некую схожесть с индейскими героями фильмов Гойко Митича. Присев рядом от нечего делать, я решил уточнить у него новости в родном подразделении.
– Чем занят, старшинка?
– Ай, Валер, кости грею, – отмахнувшисьь от от злючих мух, ответил Николай.
– Как женщин-то поздравим? Прикинул?
– А что прикидывать? Команду дал – попаримся, стол накроем, посидим, поговорим.
– Ясно. Письма были?
– Почтальона отправил в дивизию, скоро вернется. Борт из Ташкента пришел.
Я слышал около получаса назад заунывный тон двигателей, рулившего к литерной стоянке «05» борта.
– Ну, да, подождем. Пока суть да дело – схожу своих посмотрю.
– Давай! Ты же уходишь в ночь, твоих помою завтра.
– Хорошо, Николай.
По линии палаток мимо грибка дневального я пошел к расположению своих «разгильдяев», как любовно я называл своих разведчиков.
– Товарищ гвардии лейтенант, происшествий не случилось, – доложил, вскочивший с кровати Сафаров.
Я показал кулак заместителю, чтобы не расслаблялся в отсутствие командира и не сидел на кровати.
– Чем занимаетесь?
– Еще личное время, товарищ лейтенант, пишем письма, приводим в порядок одежду.
– Баня завтра, Сафаров, с заменой белья. Проверь ноги солдат, если надо – обруби ногти, сегодня по деревьям лазать не будем.
– Есть, товарищ лейтенант, – усмехнулся Сафаров.
– Где «таблетка»?
– Еще в медсанбате.
– Распорядись проверить склеры глаз, цвет мочи! У всех обязательно!
– Сделаем, товарищ лейтенант. У соседей гепатит, человек пять больных уже выявили.
– Вот-вот, надо беречься. После обеда – чистка оружия. В ближайший выход на Ходжа Бугра проведем пристрелку. О камни бьем автоматы, бьем, надо проверить.
– Я понял.
– Давай Баравкова и с ним потренируйте захват. Поработайте, разомнитесь. Минут через пять подойду.
– Есть!
Надо было справить нужду в полевом туалете. Еще неделю назад пройти по непролазной грязи к месту оправления естественных надобностей было непросто. По проходившей между палатками и туалетом дороге то и дело сновали машины, превращая высохшую грязь в белую пылевую массу, забивавшей глаза и уши личного состава. Поэтому естественный процесс освобождения человеческого организма от продуктов его жизнедеятельности нам удовольствия не доставлял.
Выбор места для принятия удобной позы в траншее, часть которой была засыпана землей в силу ее наполнения, располагал к абсолютному ассоциативному мышлению: остановись, не торопись, оглядись – прими решение и только тогда осуществляй свой замысел. Другая часть инженерного сооружения – рабочая, обрабатывалась хлоркой такой концентрации, что будь здесь на пастбище мамонты, они бы вымерли без воздействия на них ледникового периода.
Уже несколько дней как у меня расстроился желудок, и острая боль резала живот. Посмотрел цвет мочи – нормальный. Первые признаки гепатита – темная моча, пожелтевшие склеры глаз, тошнотные рефлексы от жирной пищи, отвращение к курению. Вроде бы ничего такого не было, я вернулся к палатке, где Сафаров с Баравковым уже разминались.
– Гена, Мандрыко и Гапоненко ко мне.
На тренировку по захвату «языка» нужны были спарринг-партнеры для реальной отработки элементов захвата, чтобы разведчики поработали, что называется – вживую, по-настоящему.
– Есть, – хохотнул Баравков, вероятно, представив неряшливого Мандрыку из украинских Сум в качестве «языка». Гена вообще-то веселый парень, общительный, но недолюбливал острого на язык и полного сарказма парубка. Пусть вместе поработают – полезно.
– Сергей, размялись?
– В порядке, товарищ лейтенант, разогрелись.
– Ефрейтор Гапоненко по вашему приказанию прибыл, – не очень внятно доложил, вынырнувший из-за моей спины земляк из Гомельщины.
– Обозначаешь «духа», Миша. На «голгофу».
Ефрейтор Гапоненко, отойдя несколько шагов в сторону, приготовился «изображать» душманского сорбоза. Жаль парня, помнут немного, но тренировка – дело святое.
Сафаров с Баравковым, один страхуя другого, подкрадывались к объекту захвата, проводимого разведчиками филигранно – без вскриков и оказания сопротивления противником. Прыжок Сафарова на Гапоненко и оба валятся на землю. Баравков, страхуя старшего группы, заводит руки объекта захвата назад, и ремнем, выдернутого из брюк несчастного Миши, связывает ему руки. Тело захваченного «языка» рывком бросают на плечи и бегом обозначают отход по намеченному мартшруту.
– Стоп, Сафаров, стоп. Миша, почему не кричал?
– Сафаров горло перекрыл.
– Не п…ди как сивый мерин. Я видел. Повторяем. Баравков – захват, Сафаров страхуешь.
Гапоненко, стряхивая пыль с «хэбэшных» брюк, снова вышел на исходный рубеж. Хитрит землячок: знает, закричи он, тренироваться будут долго, до самого вечера.
– Начинаем.
Баравков, обозначив скрытый подход к противнику, левой рукой сделал спарринг-партнеру «гриф» горла, правой – закрыл ему рот и, свалив на землю, обвил ногами Гапоненко сдавливанием его грудины. Железно! Сафаров быстрым движением дорабатывает «языка» перехватом рук, кидает на себя и в отрыв.
– Гена, а что неустойчив на ногах?
– «Кирзачи» подвели товарищ лейтенант,
– Так, еще разочек, Мандрыко, твоя очередь.
– Понял.
Сын украинского народа нехотя вышел на исходный рубеж. Поработали в паре – нормально.
– Работаем вариант «облом»: противник уходит из-под захвата, создавая угрозу раскрытия группы. Тренируем отскок Сафарова с Баравковым от объекта захвата. Внимание! Гена, я что сказал?
– Работаем «облом»!
– Не отвлекайся! Возможна неудачная попытка захвата в стандартной ситуации – многие факторы действуют против нас. Вы с Сергеем отскакиваете в сторону с занятием позиций и в готовности действовать огнем автоматов. Но! В крайнем случае! Я расстреливаю объект захвата из ПБС, после чего вы оба в секунды обыскиваете тело на предмет документов, амулетов, медальонов. Вопросы?
– Никак нет.
– Приступаем.
В действительности же, если в реальном захвате мы не нарушим тишины и благоденствия, тело душмана надежно прячем и продолжим выполнять задание.
Отработали несколько подходов. Пойдет. Потренировали захват двух «языков» одновременно с учетом того, что одного из них, если ситуация выйдет из-под контроля, уничтожаем сразу.
– Все. Отдых. Сергей в 20.00 доклад о готовности к выходу.
– Понял. Разойдись.
– Кости целы, Миша? – спрашиваю у Гапоненко.
– В порядке, товарищ лейтенант.
– Да не скисай ты, еще повоюем. Вон хохол Мандрыко умоется, отряхнется, покажет кукиш в кармане, и будет ходить довольный. Так, что веселей, дружище!
– Понял, товарищ лейтенант!
Миша заулыбался. Все знают, что Мандрыка вредный хлопец, мстительный. От него можно ожидать прикола.
– Своих поздравил с праздником?
– Так точно, товарищ лейтенант.
– Ну, отдыхай.
Я пошел в палатку, чтобы узнать про нашу почту. Точно. Андрейчук разбирал письма – мне сразу четыре. До вечера прекрасное проведение времени – читать письма родных и любимых людей. Что может быть лучше? Дома все хорошо, дочь подрастала, жена работала в детском садике. Положив письма в прикроватную тумбочку, где лежали сигареты «Столичные», и баночек пять сгущенки, я прилег на кровать. Это призы для бойцов, вернемся с задания – вручу.
ГЛАВА 36
– Валер, подъем! На подходе «05» борт в лучший день на свете 8 Марта.
Открываю глаза, надо мною Чернега.
– Давай, давай, просыпайся, пошли ребят встречать.
Встал, пошатываясь, вышел к умывальнику. Ополоснулся.
– Чернега, ты где, баламут?
– Здесь, – Сашка бежал от траншеи.
– Гоняет?
– Третьи сутки.
– Я тоже на «струе».
– В срочном порядке проведем закрепление слабостей.
Хохотнув от предвкушения, двинули на литерную стоянку к недавно совершившему посадку Ан-26. По открытой рампе на раскаленную бетонку сбежал улыбавшийся Леха.
– Привет, десантура!
– Привет, «сталинский сокол»!
С подошедшими к нам Злобиным и Жихаревым мы обнялись, похлопывая друг друга по спинам.
– Как там любимая Родина? Помнит ли своих сыновей?
– А как же! – Леха поднял баулы с чем-то существенным и очень весомым. Засмеялись, с пониманием оценивая подарок с далекой Родины.
– Как Ташкент – звезда Востока?
– Но-о-рмально, Валера.
– Тогда «по единой»? – подхватил Чернега.
– Понял. Товарищ командир, есть предложение: «по единой».
– Не возражаю сегодня, – улыбнулся Жихарев.
Леха метнулся на борт: принес стаканчики, канистру с ощутимо булькающим содержимым. Коля-штурман, порезав сало, по глоточку налил в комплект стаканчиков, приготовленный экипажем для неформальных, но очень трогательных встреч.
– За женщин, – вставая с бортовой скамейки, произнес командир.
– За них, – подхватили друзья.
Спирт деранул по горлу, разливаясь приятной истомой по телу. Действовал сразу, пьянил: тяжели веки, голова – лучше его не перепивать в застольях, иначе страшная головная боль по утру сведет до могилы. Проверено! Месяц тому назад, пролетом, у нас в расположении гостил экипаж Ан-12, вынужденного заночевать в Кабуле по непогоде Ташкента. Вечером, как повелось, застолье. После третьего тоста зашел разговор, нетрезвый, конечно, кто больше выпьет спирта. Свои кандидатуры на конкурс выставили представители военно-транспортной авиации, истребительной (авианаводчик Юра) и ВДВ. Представлять ВДВ доверили мне. Как «рубанулся» – не помню. Только утром узнал, что в соревновании мне было присвоено почетное второе место после, конечно же, истребительной авиации. Но я был близок к смерти, причем, в самом прямом смысле этого слова. Такой головной боли и последствий я до сих пор не испытывал. Страшно вспомнить.
– Ну, что господа, соколы, кидайте якорь и – к нам, пойду, проверю баньку. Сань, не увлекайся – ткнул я в бок веселого Чернегу.
– Обижаешь, брат, – усмехнулся коллега.
Чернега слыл заводным парнем – лучше его придержать, да Иван будет нервничать. Однажды, Сашка, приняв лишнего, на «уазике» авиабазы «рассекал» в ночное время по аэродрому, что могло спровоцировать охрану аэропорта на открытие огня. «Схватить» пулю охранных подразделений в такой ситуации было очень легко.
Принцип действия построенной нами бани строился, прежде всего, на солдатской смекалке, что позволило для ее отопления в качестве нагревательного элемента использовать форсунки от походной кухни КП-130. Ими в рабочую камеру под давлением подавалась солярка, перемешиваясь с воздухом, она сгорала с выделением большого количества тепла, нагревая камни и воду в баке, снятого с разбитого самолета. Важным моментом технического замысла являлся фактор пропорционального нагрева воды и камней. Артемыч рассчитал подачу тепла в придуманную им конструкцию таким образом, что вода в ней нагревалась до кипения вместе с оптимальным нагревом камней до температуры, способной давать горячий пар на 12-15 человек.
Спустившись в предбанник, я посмотрел порядок, наведенный одним из дневальных: веники, замоченные горячей водой, лежали в тазике, мыло, мочалки, простыни – все было на месте. Плеснул на раскаленные камни немного воды – пыхнуло паром. Неплохо, думаю, хватит всем, тем более, по-настоящему парятся всего несколько человек, остальным же нравится процесс банного действа: полежать на пару.
Офицерский состав роты, собравшись в палатке, производил рабочий шум: накрывали стол, суетились, убирали одежду под кровати, чтобы внешний фон расположения соответствовал праздничному настроению.
– Иван Геннадьевич, «05» с Чернегой встретили, баня готова, можно давать команду принести чай и что-нибудь прохладительного, – доложил я командиру.
Братва зашевелилась, восторженно приветствуя мое появление. На базе офицеров было немного: Ленцов с группой разведчиков охранял резиденцию Маршала Советского Союза Соколова. Толик Родин после мятежа в Кабуле находился старшим по охране телевизионного центра. С ним был авианаводчик Юрка на случай, если нечто подобное, как феврале, повторится – ему отводилась роль наведения на цели истребительной авиации.
Сергей Коробицын с Николаем Тютвиным периодически подменяли Родина на объекте стратегической важности. Сашка Чернега со старшиной на боевых машинах возили личному составу, охранявшему телецентр, пищу, воду, письма. Они периодически меняли людей, чтобы помыть их в бане, сменить белье. Моя группа на постоянной основе работала в горах. Все были заняты делом.
– Как экипаж? – спросил Иван, подходя к телефону.
– В порядке, закроют самолет, скоро будут.
Кивнув мне, он взял трубку ТА-57 и стал что-то обсуждать с начальником разведки.
– Товарищ майор, у меня нет офицеров, все работают по своим направлениям. Да. Да. Так точно. Тютвина дать не могу, он обеспечивает связь с группами и телецентром. Пусть дивизия ищет в полках. Хорошо. Понял, товарищ майор, – закончил Иван разговор с начальником, видимо, работавшего над новой вводной для разведки соединения.
– Озверели в штабе дивизии – выделяй им офицера на патрулирование Кабула. Все и так с ног валятся, – раздраженно произнес Иван Геннадьевич.
– А мысль неплохая – походить по «рядам», – заметил не вдруг Андрейчук.
– Старшина, заканчиваем дебаты. Готовность в баню через 10 минут.
Нетерпенье командира было понятным: посидеть, отойти от забот, звонков, задач и совещаний… Просто расслабиться. Задергали разведку, черт побери.
– Понял, Иван Геннадьевич.
Захватив с собой несколько простыней, Николай вышел распорядиться дежурному наряду в отношении чая и всего такого прочего. Ну что ж, пора и нам выдвигаться, набраться сил и терпенья к предстоящему празднованию женского дня.
Вышли гурьбой. Хорошо и легко было на душе от солнца, тепла и уюта, от сверкающих на западе снежных вершин Сильсилакохи-Пагмана, над венчающим хребтом которого темно-синее небо создавало ощущенье добра и спокойствия. После проливных и холодных дождей в долину Кабула пришли обжигающие зноем дни, остужаемые прохладой ветров с заснеженных гор Пагмана. Они с глоточком свежего воздуха приносили ощущение бодрости, настроения и желания сделать что-нибудь большее в нашей нелегкой службе за пределами Родины.
От самолетной стоянки послышался крик экипажа – ребята махали руками. Ответили им дружным «ура», от которого, лениво бродивший по линейке часовой, принял положение «смирно». Летчики заканчивали подготовку борта на ночь и сдачу его под охрану разведке. Мы еще успеем зайти в самое пекло парилки, а затем ее уступить ребятам из экипажа Александра Жихарева.
Необыкновенное ощущение пара и жара испытываешь при хлестании веником по влажному телу. Успевай только крутиться на раскаленном полке, чтоб не обжечься и не потерять сознание. Все! Для первого раза пойдет. Тазик холодной воды на себя и в предбанник, где раздевшиеся Николай с Иваном обсуждали конструкцию бани.
– Ну, ты даешь сибирский человек, – качнул головой Иван, – идем, старшина, а то нам пара не хватит.
Сегодня хватит всем. Просто Коля с Иваном парятся в меньшей жаре, а мне, прошедшему школу деда Антона и отца Григория Антоновича, хочется пекла. Вытянув ноги вперед, обретаю дыхание, восстанавливаю его, на сколько это получится в душном предбаннике. Чувствую, что выживу только после чая покрепче.
А Иван с Николаем разошлись в парной не на шутку. Зря я о них плохо подумал – хлестались нещадно.
Раздавшиеся снаружи голоса не оставляли сомнений: экипаж «05» был на подходе и с желанием париться.
– Всем новый привет, господа! Раздеваться и в парилку.
– Привет-привет, Валер, давно не виделись, – шутил Александр, снимая верхнюю часть летной одежды.
– А где Иван Геннадьевич? – осмотрелся Жихарев взглядом, говорившим о том, что после моего ухода с борта ребята еще не «единожды» приложились к канистре.
– Сейчас выйдут, Сань. Раздевайтесь
Летчики, сняв комбинезоны, повесили их на вбитые в стену гвозди.
– Лех, а ты чего не раздеваешься? Критические дни что ли?
Не преминул я кольнуть своего цыганистого друга. Не сделай я шаг на упреждение его атаке, значить отдать инициативу Леониду, который уж, если разойдется – мало не покажется.
Переминаясь с ноги на ногу, Злобин, на удивление не проявил интереса на мой требующий ответной реакции выпад.
– Боишься показать обрезанное «хозяйство»? – доставал я Леху более чем вызывающим намеком, – где-то у Артемыча был метр, сейчас замерим.
Но, отмахнувшись от нас, Леха вел «бой» с собственными сопереживаниям, не обращая внимания на галдеж, производимый здоровыми мужиками. Что это с ним? Ладно, поговорим потом.
Посмеявшись над Лехой, ребята обсуждали прошедший полет в Ташкентский Тузель. По их разговору не трудно было понять, что они хорошо посидели в ресторане, где была возможность воочию оценить узбекский национальный колорит женского персонала. Должен заметить – это очень важный для интернационалистов момент, не избалованных вниманием афганских женщин! Впрочем, о чем это я?
Из парилки, шатаясь, вышли Иван с Николаем. Экипаж встретил их не менее дружным «ура», чем мы их приветствовали на подходе к бане.
– С твоего разрешения, Иван Геннадьевич, идем на посадку.
– Только отдышусь, ребята, вперед.
Обнявшись, похлопали друг друга, и я вместе с парнями рванулся в парилку.
– Лех, ты на себя не похож. Что-нибудь случилось?
Наш общий друг не хотел в парилку и был вялым, без всякого настроения на отдых. Его состояние обеспокоило командира Жихарева, да и мне Леонид сегодня не особенно нравился.
– Да нет, пойду. К тебе есть дело, Валер.
– Давай. А что так таинственно?
– Знаешь, Чернега сказал, что ты уходишь в кишлак. Да?
– Ну, ухожу. Как будто не знаешь, где я бываю ночами, когда ты, подлец, без своего друга хлещешь спиртягу.
Леха, начисто игнорируя армейские шутки, продолжая думать о чем-то своем – земном и очень важном.
– Знаю, поэтому и спрашиваю.
– Ну, и…
Леха присел, снимая ботинки. В парилке царил отборнейший мат с веселым смехом мужиков. Кажется, ребята привезли новый анекдот из Ташкента и рассказали его Коле с Иваном.
– Возьми с собой, Валер.
Взглянув с недоумением на Леху, я произнес не членораздельное:
– Ну, ты, бля, даешь!
– Я давно хотел спросить б этом…
– Даже не знаю, что и ответить. Ты с Жихаревым говорил?
– Нет.
– Мне кажется, Леша, тебе надо с ним поговорить.
– Я с ним решу, все вопросы, Валер.
– Пойми ты и такую вещь, дружище, мне не жалко взять тебя с собой за перевал, чтобы ты проверил свое очко на эластичность, но обстановка сейчас такая, что мы можем не вернуться. Наибн…т и пишите письма. Понимаешь?
– Понимаю, Валер! Но возьми с собой.
– Черт бы тебя побрал, Леха! Давай так: иди, парься, вечером разберемся. Добро?
– Хорошо. Но ты не возражаешь?
– Я-то – нет, но есть порядок, определяемый командиром. Разберемся.
Лешка, скинув комбинезон, кинулся в парилку, откуда вывалились Иван с Николаем и упали на лавку.
– Ну, как, ребята?
– Это что-то! – выдохнул Коля.
– Вот! А что вам говорил сибирский человек?
Иван, беспомощно откинувшись на стенку предбанника, тяжело дышал, кажется, перебрал парку. Ничего, отойдет после хорошего веника из эвкалиптовой рощи Джелалабада. Пар, что надо, правда, слегка припахивает соляркой, но это ерунда.
– Чайку, Иван?
– Чуть-чуть, Валер! А лучше – фанты.
Я подал командиру полную кружку напитка, Иван взял ее и, отпив несколько глоточков апельсинового сока, оглядел свое пораженное псориазом тело. Иван стеснялся раздеваться до голого торса, как это обычно делали мы, и порой болезненно переживал псориаз, высыпавший на теле красными шелушащими пятнами.
Смех и галдешь в парилке долго продолжаться не мог. Первым выскочил радист, следом, с блестящей загорелой лысиной – штурман. Славка-«правак», с командиром Жихаревым и Лешкой, все еще истязали себя вениками.
После них я забежал на минутку в парную, чтобы лихо отработать серию веничком и выскочить наружу. В предбаннике уже разливали… По «единой». Экипаж, завернувшись простынями, приходил в себя.
– У всех? – Сашка внимательно осмотрел посуду.
– Сань, в порядке.
– Командиру слово! – Жихарев жестом пригласил Ивана на первый тост.
Комар встал, оглядев присутствующих рядом офицеров, не торопясь, произнес очень важные для всех слова:
– Друзья, за многие тысячи километров мы помним наших женщин, которые ждут мужей, растят и воспитывают детей. У них такая работа – ждать. Наверное, непросто. 8 Марта – день и настоящих мужчин, которые чествуют любимых жен, невест, говорят им хорошие, добрые слова. Поднимем за них наши фронтовые сто грамм. Пусть им будет легко, тепло и весело, и дай Бог, всех нас встретят живыми и здоровыми на белорусской земле.
– Ура! – подхватили мы тост командира разведчиков.
Выпили за жен, невест и всех женщин планеты Земля. Через минуту выяснилось, что все женаты, за исключением Славки, имеют детей. У «правака» все впереди, у него не болит голова о семье, детях и это здорово! На войне трудно быть женатым, очень трудно. Появляется свободная минута – мысли только о семье и детях: как они там? Все ли хорошо? Не болеют ли?
– Кто еще желает в парилку? – уточнил Андрейчук.
– Спасибо, хватит, Николай, – загалдел экипаж, – в следующий раз!
– Хорошо! Есть предложение к присутствующим: в палатке накрыто, перейдемте на базу, где есть развернуться бойцам. Принимается?
– Добро.
– Кто моется сегодня, старшина?
– Взвод Чернеги, Иван Геннадьевич, и остаток наряда, Марченко помоет своих завтра, когда вернется с задания.
– Хорошо, давай команду.
Расслабленные паром, мы вышли наружу. Леонид был тут как тут.
– Валер, заметано?
– К Жихареву, Леха, к Жихареву! Решай с Александром, я на секунду к своим.
– Бегу.
Взвод отдыхал перед выходом на очередное боевое задание. Люди спали. Ладно, тревожить не буду. Дежурному по роте напомнил, чтобы моих поднял в 18.00.
Расположившись в офицерской палатке, мы повели общий разговор, так – обо всем и не о чем. У Лехи я взглядом спросил: ну? Он отрицательно качнул головой – нет, еще не говорил. Пальцем стучу по запястью левой руки: мол, время, пора.
Чернега не дремал за столом: в кружках было налито и слово представилось Александру Жихареву. С неповторимым обаянием Саша обратился с поздравлением в адрес женщин, за что мы все с удовольствием выпили. Не успев закусить, как следует спирт, в карьер сорвался Леха:
– Товарищ командир, разрешите с разведчиками на задание?
Жихарев поперхнулся.
– Ты о чем это? – командир экипажа смотрел на Лёху, затем, повернулся ко мне. – Сговорились?
– Я не возражаю, Сань, если отпустишь Леонида со мной. Как, Иван Геннадьевич, обкатаем нашего друга?
Иван пожал плечами, мол, зачем искать приключения, если все мы так хорошо сидим.
– Не знаю, зачем это нужно Лехе, пусть командир решает.
На Леху жалко было смотреть. Экипаж знал о его целеустремленной натуре, да и мне это открылось недавно. В палатке наступила тишина, сравниваемая с моментом истины. Отпустят в разведку? Не отпустят?
– То-то я смотрю – Леха не в себе, а он, видишь ли, мысль вынашивал – в разведку!
– Это вопрос чести офицера ВВС, товарищ командир.
– Хм, надо обсудить. Наливай, Сань, чего сидишь?
Нам уже ясно: Жихарев для порядка помурыжит Злобина и разрешит ему выход на поиск в «духовский» тыл.
– Ладно, Лень, не возражаю.
Пожав командиру руку, Леха обнял меня – грудь ходуном, взволнован, а Чернега в своем амплуа – прозрачную, как родниковая вода, жидкость разливал по кружкам.
– Лень, – тронул я плечо разведчика Военно-воздушных сил, – третий и все.
– Понял, командир.
Леха был вне себя от радости. Но пора! Встаем. Пауза. Тишина. Третий! Посидели, покушали.
– Я собираюсь Иван Геннадьевич.
– Давай, Валер. По готовности доложи.
– Понял.
Не мешая сидящим за столом офицерам, я тихонечко вышел к стоявшей в уголке кровати и дал Леониду сигнал.
– Вот тебе курточка, Леш, прикинь. Автомат Чернеги. Пристрелян. В «лифчике» шесть магазинов, один примкнешь. Фляжку наполни водой. Собирайся, я на пару минут к своим.
– Понял, Валер, я мигом, – засуетился от волнения Лёха.
– Не торопись, минут двадцать еще есть.
Вышел к взводу, увидев, что Сафаров собрался докладывать – остановил его жестом: продолжай готовить людей. Сегодня со мной пойдет Куранов, заместитель Чернеги – здоровый тренированный парень, заодно посмотрю подготовку. Пожалуй, поставлю его в тыловое прикрытие к Баравкову. Признаться, не люблю брать с собою «чужих», но двое моих разведчиков приболели, и Комар в усиление группы выделил Куранова.
– Гена, подойди.
Баравков подбежал.
– Ты Куранова хорошо знаешь?
– Н-н-нормально, товарищ лейтенант, – немного заикаясь, доложил сержант.
– Сегодня прочешем долину до Дехъийхья, в направлении Шаникала. Там еще не бывали. Далековато. Понял?
– Понял.
– С Курановым обеспечите тыл. Ты старший, пригляди за ним.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Сафарову передай: жду доклад.
В дивизионную разведку Куранова взяли из разведывательной роты 350-го парашютно-десантного полка. Случай редкий. Обычно сержантов мы набирали из «учебки», а не из частей дивизии, где младшими командирами приобретались качества, которые у нас в разведке считались недостатками – там атмосфера иная, а нам нужны были сержанты без «налета» полковой службы. Куранов занимался тайским боксом, проявляя недюжинные способности в этом виде спорта, а у нас в дивизионной разведке таких специалистов не было, поэтому летом 1979 года он оказался во взводе Юры Хижняка, не чаявшего в нем души.
Застолье шло полным ходом. Женский день праздновали на достойном уровне. В Афганистане – впервые, но, наверное, не хуже по настроению, чем в Витебске, потому что женский дух витал везде и во всем. Праздник продолжался, ну, а нам с Леонидом скоро в опасный и сложный путь.
– Готов, Лёш?
Друг был в боевом облачении: небольшого роста, решительный, упорная сосредоточенность во взгляде – не самые плохие качества для сегодняшней ночи.
– Дай автомат.
Взял АКС, проверил.
– Леш, запомни правило: патрон в патронник не досылать.
Полное недоумение моего друга.
– Не знаешь почему?
– Не-а.
– В группе следовать будешь за мной, а мне очень не хочется, чтобы ты из автомата наковырял дырок в моем затылке.
Леха натянуто улыбнулся.
– Если серьезно, Лёш, слушай внимательно: твоя задача – быть рядом со мной и больше ничего не делать. Поверь, это тоже много и не очень просто – быть рядом и наблюдать. Для этого патрон в патронник досылать не обязательно, кому надо это сделать – сделают, и будут работать в соответствии с заданием. У каждого в группе свои обязанности, у тебя – наблюдать.
– А, если…
– Без всяких «если», Леш. Думаю, 8 Марта обойдемся без стрельбы и экзотических кульбитов. Смотри, как хорошо сидят ребята. Чертовски не хочется уходить, а вот ничего не поделаешь: вернемся – продолжим.
– У меня с собой «заначка», Валер, отметим, как положено!
– Ну, ты – гусар! Хвалю!
– Понимаю ответственность момента.
– Ничуть не сомневаюсь.
– Идем.
Сафаров, построив группу в одну шеренгу, проверял готовность разведчиков к выходу, оружие. Все эти действия отработаны до автоматизма с незапамятных времен разведывательных выходов в Витебске. Я не мешал работать заместителю, он свое дело знал и уверено проверял готовность каждого бойца для действий в тылу противника. Командиры отделений доложили Сафарову о готовности к выполнению задания. Кажется, готовы. Я принял доклад Сергея, прошелся вдоль строя.
– Вольно. Как настроение, народ?
– Нормальное, товарищ лейтенант.
– Отлично. Все здоровы?
– Жалоб не было, – уточнил Сафаров.
– Хорошо. Мам и барышень поздравили?
– Так точно!
– Время не будем терять. Задача: выдвинуться в район виноградников Дехъийхья с целью поиска и ведения разведки. Есть основание считать, что «духи» не оставили попыток установить свое влияние в Кабуле – это фиксирует воздушная разведка. Мы отслеживаем противника до предгорий Хингиль, где сосредоточены его основные базы. Но между Хингилем и боевым охранением дивизии происходит движение противника с целью его просачивания в Кабул для совершения диверсионных актов. От своего влияния на столицу Афганистана «духи» не отказались. Сегодня выйдем в поиск к самой северной границе зоны ответственности дивизии, где еще не ступала нога разведчика ВДВ. Действуем по обстановке, меняя направление движения на маршруте, где местность изобилует мощной ирригационной системой арыков и каналов, подводящих воду к виноградным полям. То есть, местность, не смотря на равнинный ландшафт, полузакрыта и вызывает опасение в скрытом и выходе противника к группе. В целом обстановка понятна?
– Так точно, товарищ лейтенант!
По задаче вопросы есть?
– Никак нет!
– У кого, что еще есть?
– А чеки, выдадут, товарищ лейтенант? – поднял руку Архипов.
– Твой вопрос прямо таки в «тему», Архипов. Молодец! Знаю одно: обещают к десятому марта.
Народ переглянулся от хорошей новости по денежному довольствию, которое задерживали финансисты армии. Солдатам надо было купить подшивочный материал, личные принадлежности, что-нибудь прихватить из «булдыря». Вопрос-то на самом деле серьезный, требующий ответа.
– Товарищи разведчики, сегодня с нами работает представитель ВВС старший лейтенант Злобин. Это важный элемент дружбы войск в выполнении интернационального долга. Возражений нет? – Я обвел взглядом бойцов дивизионной разведки. – Не поступило. Что ж, прошу любить и жаловать!
– Если больше нет вопросов, Ивонин с Сокуровым – дозор, быть внимательней на маршруте. Не торопитесь, но и ничего не пропустите.
– Баравков с Курановым – прикрытие тыла. Не посадите на хвост «духовскую» разведку. Гена, работаешь ночным прицелом.
– Понял, т-товарищ лейтенант.
– Нищенко – общее обеспечение.
– Понял.
– Есаулков, впереди меня.
– Ясно.
– Связь?
– В порядке, аккумуляторы заряжены.
– Равняйсь! Смирно! Равнение направо!
Я доложил командиру роты о готовности к движению:
– Товарищ гвардии старший лейтенант, группа для выполнения боевой задачи готова. Командир разведывательной группы гвардии лейтенант Марченко.
– Валер, иду.
Подошли с Иваном к готовой выйти на задание группе,.
– Вольно!
Всматриваясь в бойцов, Комар спросил:
– Как настроение?
– В порядке, товарищ старший лейтенант.
– Хорошо. Вот только «духи» зашевелились. Приказано выявить их намерения там, где Макар телят не пас. Командир дивизии ставит задачу поиска в районе виноградников, который нами еще не изучен. Расширяем радиус действий разведывательных мероприятий. Опыт у вас достаточный – будем шире раскидывать щупальца. Информация должна идти по динамике нарастания, чтобы был материал для анализа характер действий противника. Если нет вопросов – вперед, Валерий Григорьевич.
– Есть.
Иван повернулся к Леониду и попросил его в самое ухо:
– Будь рядом с Валеркой, Леш и не отставай от него. Я очень убедительно прошу об этом.
– Что я маленький, Вань? Понимаю.
– Ладно, к черту.
Плюнули три раза через левое плечо. Сегодня выдвигаемся в пешем порядке через линию боевого охранения Юры Солдатова.
ГЛАВА 37
К боевому охранению капитана Солдатова я вывел группу от склада ГСМ, обойдя его по овражку, в котором охрана объекта никогда бы нас не заметила. Обменявшись паролем с дежурной сменой заставы, мы вышли к минометной позиции, где на широкой площадке можно было присесть и собраться с мыслями перед броском в никуда.
– Десять минут перекур, Сергей, и собраться в «кучку».
Это значит, что на последнем рубеже перед противником разведчики должны были оставить здесь все плохое и хорошее и сосредоточиться только на задаче, которую предстояло выполнить в течение ночи.
– Понял, товарищ лейтенант.
Для меня, как командира, это стало, едва ли не ритуальной обязанностью – на крайнем рубеже дать группе немного времени, чтобы настроиться. Перекур – это предлог для перестройки сознания разведчиков на работу в крайне опасном режиме. За линией боевого охранения, разделявшей нас на своих и чужих, мы становимся другими, причем, в самом прямом смысле этого слова. У меня было абсолютное понимание того, что у нас в головах происходили перемены, напрочь отсекавшие второстепенные вопросы, настраивая мозг на работу в узком, целевом направлении.
– Привет, разведка, – вальяжно вышедший навстречу, Солдатов улыбался доброй улыбкой хозяина.
– Здравия желаю, товарищ капитан. Не поверите, но я рад вас видеть. Обжились-обжились: отдельный анклав соединения... М-да…
– Подкалывай-подкалывай, но устроились со вкусом. Посмотри.
– Не сомневаюсь, если хлоркой тянет до самого лагеря.
– Увы, двоих отправил с гепатитом.
– Косит, зараза, к сожалению, косит, но специалисты, Юра, провели исследования, и пришли к неожиданным выводам.
– Да, ну?
– Как говорят, все гениальное просто, а простота заключатся в следующем – красный глаз не желтеет.
– ?..
– Да-да.
Солдатов рассмеялся.
– Понял. Сейчас понял.
А суть заключалась в том, что, регулярно «принимающих на грудь» товарищей, гепатит обходил стороной. Статистика. Замечено было, что в первую очередь гепатитом заболевали спортсмены и непьющие, а те, кто в меру проводил "дезинфекцию" и "дезактивацию" печени спиртосодержащими растворами, этой болезни подвергались в меньшей степени. Если говорить серьёзно, то именно так и выглядела ситуация с гепатитом на протяжении всей афганской кампании.
– Знакомься, Юра, Леонид – ВВС в действии с разведкой ВДВ.
– По-о-нял. Но я бы не настаивал на разведке за пределами моего «гарнизона», можно, например, у и меня остаться, предаться «храпу», партнеров по картам не хватает.
– В следующий раз устроим карточный турнир престижа войск.
– Хорошо, Валер, принимается.
– Меня берете в качестве рефери. Буду принципиален. Ладно, Юр, хочется пораньше вернуться. Мы пойдем. Как у тебя?
– Ничего особенного, скорее тишина.
– Понятно. Сегодня заберусь дальше, посмотрю обстановку за виноградниками. Частоту радиостанций не менял?
– Нет. Частота и позывные те же.
– Хорошо. Вроде бы, и все. До встречи утром, что ли?
– Успехов. Не лезь далеко, Валера – это мой добрый совет.
– Хорошо, Юр, принял!
Попрощавшись с командиром охранения, я просигналил Сафарову – строиться: группа через минуту стояла в готовности действовать в тылу противника. Я прошелся вдоль шеренги молодых, здоровых парней: сосредоточены, собраны, а глаза у Сокурова-"Зигфрида" все-таки светятся, и сажей их не замажешь.
- Бля, "Зигфрид", что с тобой делать?
- А что случилось, товарищ лейтенант?
- Да, ничего, Сокуров, ничего!
Стемнело. Луна все еще находилась в первой четверти, освещая местность мерцающим светом. Через хребет, маячивший перед нами темным драконовским горбом, я выведу группу по узкому проходу левее перевала, образующего тень множеством глыб и острых скал. Есть, по крайней мере, где укрыться. На обратной стороне гряды, примыкавшей к изрезанной арыками степи Альгой, выдвинусь по ложбинкам в направлении полуразрушенного кишлачка Баба-Шервали, что в километре западнее Паймунар. Прижиматься к населенным пунктам не будем – опасно, да и собак поднимем своры.
– С богом! Вперед, Ивонин.
Твердая опора под ногами располагала к движению быстрым шагом. Ходко вышли к точке подъема, оглядевшись, начали восхождение на верх.
– Лень, не отставай.
– Угу.
– Баравков, прицел?
– Понял.
– Подтянись и чувствуй дистанцию.
– Есть, товарищ лейтенант.
Подъем в горы без снежного покрова забирал, конечно, меньше сил, но появился неприятный фактор – сыпучесть камней при движении вверх, что являлось недопустимым и демаскирующим признаком группы. Чтобы не вызвать осыпание каменного грунта ставим ноги осторожно и взвешенно, без характерного звука в ночной тишине. Убедившись в твердой опоре под сапогами, размеренным шагом поднимаемся выше и выше.
Сзади слышу напряженное дыхание Лехи. Понимаю, что тяжело ему в горах без тренировок: автомат, куча патронов. Черт возьми, проверю, не загнал ли он патрон в патронник.
– Леха, – шепчу напарнику.
– Да.
– Автомат!
Леонид протянул оружие стволом на меня.
– Не направляй ствол на людей. Понимаешь?
– Ну.
– … загну.
Отомкнув магазин автомата, отвожу затворную раму назад – патрон в патроннике.
– Оторву голову, Леха, и сделаю это раньше, чем тебе в этом помогут «духи». Понял?
– Угу, а если, действительно, «духи»?
– Леша, если «духи», разберемся, а сейчас этого делать не надо. Случайным выстрелом раскроешь группу или грохнешь кого-нибудь из нас – меня, например. Ясно?
– Теперь, да.
– А раньше?
– Думал, сомневаешься, что я стрелял из автомата.
– Тьфу, е… мать. Сейчас не думай, а делай так, как я тебе говорю, и все будет в порядке. Что не понятного?
– Все, Валера, все!
– За мной.
Отметив, что Леха передохнул – пошли дальше. Минут через тридцать оказались на верхней линии гряды. Странно. Но красиво! Мерцание четвертинки луны накрыло долину, обрамленную горами с трех сторон. По горизонту за спиной распластались огни Кабула, не вызывая ощущения огромного города. Залегли. Отдыхая, наблюдаем за кишлаком и долиной, изрезанной сетью русел множества речушек, появившихся после дождей. «Большая медведица» с перевернутым ковшом освещала нам путь на север, где находилась Родина – Советский Союз. Сюрреализм чистой воды, идиллия…
– Товарищ лейтенант, – подполз ко мне Баравков, – что-то сверкнуло на верхней горушке справа.
– Прицел.
Прижавшись к резиновому окуляру прицела, чтобы зеленый свет от электронного преобразователя не попал на лицо, внимательно изучаю местность по линии спуска. Видимость была отличной – любое движение фиксировалось отбрасываемой от предметов тенью. Разрешающая способность ночного прицела при звездном небосводе позволяет в темное время суток видеть гораздо лучше, чем мы это видим при солнечном свете дня.
В прицел я ничего особенного не разглядел, но «мурашки» по телу прошлись холодной волной. Перевел прицел на кишлак, повел им справа налево, обратно – в порядке, ничего подозрительного не отметил.
– Может, отблеск падающей звезды?
– Да, нет… не похоже…
– Гена, не спускай с этого направления глаз.
– Понял, товарищ лейтенант.
Драгоценное время терять не будем, отдохнули и вперед – на север, где мы еще не бывали.
– Внимательней, Андрей, – ориентирую Ивонина на спуск в долину, – общее направление – левый угол наружного дувала кишлака. Внизу стой. Оглядимся и дальше. Мне в этом мире не все понравилось.
– Есть, понял.
– Давай.
Осторожно спускаемся вниз, чтобы не вызвать шорох осыпавшихся камней, следим за обстановкой внизу и правее от нас – опасность проявляется интуитивной реакцией организма на катящиеся камни. Плохо – демаскирует.
– Леша, осторожней, – оборачиваясь, прошу друга.
– Ничего, вниз идти легче.
– Скоро поймешь, что это заблуждение, а ноги ставь стопой по диагонали плоскости спуска. Понял?
– Угу.
– Аккуратно за мной.
Выдерживая направление, спускаемся ниже к подошве хребта таким образом, чтобы не оказаться между кладбищем – справа, хорошо видимого в ночной прицел, и развалинами кишлака – слева, опасными удобным положением для «духовской» засады. Контролирую пространство на зрительную связь с группой, отдельные фрагменты изучаю ночным прибором –
нормально. Не «зацепившись» взглядом за что-то особенное, что вызвало бы у меня тревожное ощущение опасности, я вывел дозор в ближайшее русло арыка, где решил понаблюдать за оставшимся сзади кладбищем и кишлаком Паймунар. Данный элемент тактических действий в разведке я называл: «Понюхать воздух», причем, в прямом смысле этого слова.
Дозор, ожидая ядро разведывательной группы, занял рубеж начала выполнения основной задачи. Вскоре подтянулись и мы, расположившись в удобных местах для изучения местности. Выполнен очередной этап входа в задачу. Что у нас с ветром? Северо-восточный. Уже хорошо – собачий нюх испытывать не будем.
– Сафаров, круговое наблюдение, Баракова ко мне, – прошептал я на ухо заместителю.
Подтянувшийся сзади Гена был встревожен:
– Из головы не выходит отблеск на горушке, товарищ лейтенант.
– Ну?
– А, если нас «присекли» на хребте?
– «Присекли», говоришь, Гена? Могли. И мне что-то не нравиться здешний режим, как говорил Попандопуло. Бери прицел и контролируй кишлак, не на секунду не упускай тыл.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Как Куранов?
– Н-н-нормально.
– Давай на место. Еще минут пятнадцать «понюхаем» и вперед!
Баравков отполз по склону арыка к Куранову. Уточнив Сафарову порядок движения группы на равнинной местности с учетом множества арыков, канав, русел с дождевой водой, я сориентировал Ивонина на вдумчивое и неторопливое движение по маршруту.
– Не торопись, Андрей, вникай и только потом вперед, посмотрел, вник – рывочек. Только так. Ясно?
– Есть, товарищ лейтенант.
– Кишлак обходим по ложбинкам и низким местам. Достигнешь северной окраины – перемещайся влево, общее направление – Ходжачишт, до него около пяти километров. Пересечешь Баграмскую ЛЭП – стой. Оценим обстановку, двинемся дальше.
– Понятно.
– Будь внимательней.
Оглянувшись назад, порадовался, Леонид, не отставая, держал в группе нужную дистанцию. Подождал пока подойдет.
– Ты еще не убежал к «духам», Леха?
– Пока нет. Судорогой ноги тянет.
– А скулы?
– Подъ…шь?
– Нисколько. Я же говорил тебе как ноги ставить на спуске? Тяни на себя стопы ног, массируй икры. Пройдет. Я на минуту к Баравкову.
Тыловое прикрытие группы смущало меня присутствием Куранова, который был старше Гены по призыву, званию и занимаемой должности. Надо посмотреть на их слаженность в паре.
Пригнувшись, несколькими бросками подтянулся к ним. Оба наблюдали за кишлаком.
– Как у вас, Гена?
– Все путем, товарищ лейтенант.
– Хорошо. Ты как, Куранов?
– Обстановка под контролем.
– Ну-ну.
Самонадеянность парня не понравилась.
– Оба – глядеть в оба. Каламбурчик понятен?
– Предельно.
– Работаем дальше.
Вернулся к Леониду. Леха что-то творил с автоматом.
– Ты чего?
– А-а, так, примерился.
– Смотри у меня!
Меня что-то тревожило: тишина, спокойствие, внешний фон без видимых признаков опасности, но что-то было не так.
– Леха, может, вернемся, а?
– Все издеваешься?
– Нисколько.
– Что-нибудь случилось?
– Да нет, не отставай от меня.
– Как можно, товарищ командир?
Юморит Ленька, приспосабливаясь к обстановке, у меня же нервы ни к черту стали. А небо! Какое небо над нами! Оно касалось горных отрогов по периметру чашеобразной долины, обрамлявших плодородные земли солидной оправой хребтов. Темные горбатые кряжи достойно держали на мощных плечах усыпанный звездами и осколком ущербной луны небосвод. Красива южная ночь на Востоке, и мы, растворившись в ней, словно скользим в потустороннем пространстве к цели своего прибытия – виноградным плантациям кишлаков, в которых, без сомнения, «духи» вынашивали замыслы уничтожения русских гяуров.
– Все, Андрей, вперед, – тронул я локоть Ивонина.
Лирического настроения не получилось. Ночь на Востоке опасна и страшна не усыпающими сказками божественной Шехерезады или великолепными рубаятами Омара Хайама, а непредсказуемым течением вселенского времени, в котором люди – песчинки планеты Земля.
Кишлак, оставаясь правее курса движения группы, терялся в ночи. Его, как я и планировал, мы обходили с западной, подветренной стороны, чтобы не вызвать бурной реакции афганских собак.
Припахивало кисло-приторным дымком с запахом жилья и скотины. Кое-где вскрикивали ишаки, лениво лаяли собаки, не вызывая агрессии в поведении. Минут через тридцать мы должны были достичь северной окраины Паймунара, откуда до виноградников рукой подать. Раскинувшись на многие километры, они отделяли кишлаки от горных массивов, с которых подавались сигналы, фиксируемые нами несколько недель назад. Что там были базы противника, мы в этом не сомневались. После разгрома в Кабуле «духи» затаились в ожидании момента для возобновления активных действий.
Оценив звонкую тишину, я огляделся. Пару минут перевести дыхание не повредит.
– Ксендиков.
– Я, товарищ лейтенант.
– Ивонина не теряешь?
– Нет, вижу на фоне неба.
Плохо, могут увидеть и «духи», ночь – хоть иголки считай.
– «Отпусти» его подальше.
– Понял.
Сигнал – вперед. Под ногами ощущалась твердая почва, зимой, в сезон дождей, много сил уходило на выдвижение к объектам разведки и возвращение на базу. Сейчас другое дело: легко идти, чувствуя под ногами каменистый покров, правда, шорох камней в тишине все же был слышен в южной ночи. Обернувшись, я увидел Леху, старательно ступавшего следом за мной. Может, он и пожалел, что втянулся в разведку, но мосты, что называется, были сожжены – теперь только вперед.
… Автоматные очереди хлестанули сзади, разорвав тишину на куски. Показалось, что звездное небо рухнуло сверху. Огонь от развалин с нескольких точек сразу на мгновение выбил из колеи. Внезапность атаки была полнейшей. Шелест пуль прошелся правее, между идущим впереди Кибиткиным и направляющим группы Ксендиковым. Неприятное – «вжиг» ощутила каждая клеточка организма, бросив тело к земле.
– За мной, Леха!
Отползая, я выглянул из лощинки и увидел «духов», перемахнувших через внешний дувал. Они бежали от взорвавшегося огнем кишлака. Немедленная круговая оборона в первую минуту боя, чтобы прийти в себя и разобраться: что же произошло? Ясно было одно, что Баравков с Курановым на доли секунды первыми открыли огонь по обнаруженному противнику. По характеру выстрелов ощущаю, что для группы прикрытия тыла ситуация развивалась стремительно, внезапно, она открыла огонь – следом ответный из нескольких стволов от окраины кишлака. До него было метров триста. Всмотрелся в видимые контуры дувалов – до десятка «духов» бежали, отрезая дозор от группы. Несколькими очередями из автомата прижимаю их к земле. Скатываюсь вниз. Черт, ослеп от выхлопа пороховых газов. Слышу, что Ивонин с Сокуровым вступили в бой, стреляя одиночными выстрелами. Духов это «шкалит».
– Не отставай, Леха. Нищенко, прикрой группу, уходим на «три часа».
Пригнувшись, несусь к тыловому обеспечению – живы, контролируют кишлак.
– Т-т-товарищ лейтенант, – заикаясь, доложил Баравков, – «духов» заметил в прицел, они перемахнули дувал и залегли…. Вы их из ложбинки не видели. Нам с Курановым ничего не оставалось, как сработать на упреждение.
– Понял, Гена, береги тыл. От группы не отставать.
Огонь «духов», замеченных Баравковым, усилился, они переключились на дозор, воздействуя на него шквалом автоматных очередей. Ивонин с Сокуровым оказались в плотном огневом контакте с душманами, бежавшими на них в полный рост. "Духи", вероятно, предполагали отсечь дозор от основной группы, чтобы обойти его с обеих сторон и зажать в лощине.
Только не лежать! Двигаться, маневрировать, сбивать противника с толку! Десанту в Кунаре «духи» устроили подобный урок. Бой на открытой местности не выгоден, он смерти подобен.
– Леха, Есаулков, со мной! Ксендиков, Гапоненко, прикройте выход дозора!
«Духи» наседали с двух направлений, прижимая к земле огнём автоматов. Связывают боем, перехватывают инициативу, падлы, чтобы закружить, замотать, заставить делать ошибки. Нужен срочный выход из боя!
– Валер, что делать? Стрелять?
– Леш, не мешай, будь рядом. Сейчас - рывок, приготовься.
Дозор огрызался короткими очередями, не подпуская "духов" к себе. Душманы, прикидывая ситуацию, залегли под огнем автоматов Ксендикова и Гапоненко. Надолго ли? Полезут еще бешенней и отрежут нас с обеих направлений – дозора и отхода на базу. Назад уже не уйти – плотный огонь противника с возможным перехватом на обратном пути где-нибудь у разбитой мечети перевала Паймунар и криндец! Что же делать? Решение должно быть невероятным, с резким выходом из боя в отрыв – единственный шанс на сохранение живучести группы.
– Сафаров – старший! Группу в кишлак!
Дикий взгляд заместителя сверкнул при свете луны. Сергей, стоя на коленях, онемел.
– Ё… В кишлак! – заревел я на Сафарова, показывая рукой направление. Разведчики рванули в разрыв образовавшийся между душманскими группами...
– Нищенко, стоп! Работаем по «духам» в полмагазина. Приготовиться! «Огонь».
Пять автоматов парализовали перемещение душманской засадной группы, прижавшей Ивонина и Сокурова к земле.
Надолго ли? Парням нужна была пауза для выхода из огневого контакта с «духами» и немного времени, чтобы подтянуться к нам.
– Нищенко, в кишлак. Уводи своих.
Группа «метнулась» в проход между дувалам, из-за которых нас атаковали «духи». Подползли запыхавшиеся Баравков с Курановым.
– Режим тишины, Гена. Никого не оставили?
– Все ушли.
– Хорошо, прицел.
«Ночником» "выхватил" из темноты несколько «духовских» голов. Их чалмы торчали на фоне высвечивающихся луной складок местности. Закрутившись под огнем автоматов, душманы, видимо, выпустили из виду Ивонина и Сокурова. Но где они сами, черти? Ни секунды промедления, надо уходить!
– Гена, метров тридцать вперед, посмотри дозор - прикроем. Дальше не суйся.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Замыкайте с Курановым группу, через минуту уходим.
– Товарищ лейтенант, ползут, – шепнул Куранов.
– Тише, прикрой.
Тяжело дыша, на нас все таки вышел дозор.
– Что у вас, Андрей?
– Прижали огнем, товарищ лейтенант, едва ушли по лощине.
– Понял. Уходим в кишлак.
– В кишлак?
– Рывком в кишлак! Ё… Вперед! Гена, с Курановым прикройте отход. Не отставай, Леха!
– Что это такое, Валер?
– Это пиз…ц, Леша, уходим!
Пригнувшись, бежим к дувалам. В сплошной наружной стенке всего лишь один проход, образующий узкую улочку, идущую в глубь кишлака, в которую шмыгнула группа Сафарова. Летели вдоль глиняных стенок, между которыми стекал сточный ручей с невероятным запахом дерьма, поглотившего нас в лабиринте дувалов. Не заблудиться бы в этом гадюшнике и выйти к восточной окраине Паймунара! Дувалы – наше спасение. Теперь «духи» могут преследовать нас только на догонном курсе, а вот тут мы еще повоюем. Ожидали, сволочи, готовя встречу, значит, перекрыли отходы на базу.
Десять минут бешеного бега, пятнадцать… Окраина «духовского» кишлака! Хочется повернуть направо, где находится лагерь. Нельзя! Там, скорей всего, западня, перекрыты отходы к гряде, за которой аэродром и городок дивизии.
Сафаров с разведчиками, ощетинившись автоматами, прикрыл наш выход из лабиринтов дувалов и каменных стен.
– Все на месте, Сергей?
– На месте, товарищ лейтенант.
– Хорошо. Уходим на север два километра. Скорость на пределе!
– Понял, – ответил Ивонин и с Сокуровым рванул к виноградникам Дехъийхья.
Я на ходу пересчитал разведчиков. Еще раз. Все. Отлегло. А теперь в отрыв, как мы это делали сотни раз на учениях и боевых заданиях.Вот где нужна выносливость!
Короткий бой, лай собак взбудоражили кишлак. Возможно, «духи» уже разгадали лихой маневр и потянулись за нами. Срочно уходим – зажмут и не выпустят живыми, положат всех в виноградной лозе. Здесь нам никто не поможет. Вот так 8 Марта!!!
– Живой, Леха?
– Живой, – выдохнул «бортач».
– Держись в режиме, дружище. Не отставай.
Леха – спортсмен, но без опыта горной подготовки. Подъем на хребет и спуск в долину забрал немало сил у члена экипажа Александра Жихарева.
Метров семьсот сумасшедшего бега за пределами кишлака подкосили и без того уставшие ноги. Сигналю «Стой» – упали, залегли. От нехватки кислорода разрывалась грудь, дыхание с хрипом рвалось наружу. Казалось, сейчас буду отхаркиваться тренированными и не знающими никотина легкими. Стимулирую дыхание порционным выдыханием воздуха. Легчает. Полежал на спине, перекатившись на живот, вгляделся назад. Преследования не было видно. Оторвались?
Сейчас главное – «сбросить» погоню и заплутать подрастерявшихся «духов». Следующий этап – выход на базу, который бы они не смогли просчитать и устроить засады на путях нашего отхода. Они знают местность, что дает им возможность легко обложить нас и уничтожить до наступления утра. Лучше их никто этого не умеет делать.
– Прицел, Гена.
Местность в тылу не вызывала подозрений. «Духов» не было видно. Хватит лежать – вперед.
– Ивонин, выводишь группу к виноградникам, поворачиваешь влево - на запад и чешешь вдоль плантаций. Огибаем долину с северо-запада и выходим к нашему хребту с обратного ската Ходжа Бугра – там и перемахнем гряду.
– Это километров пятнадцать, товарищ лейтенант.
– Выхода нет, Андрей, «духи» отходы перекрыли классическим способом - везде засады. Ты понял, что нас ожидали у кишлачка?
– Я хотел об этом доложить.
– Вот и доложил. Бери прицел у Баравкова и вперед.
– Есть.
Три-четыре минуты отдыха восстановили дыхание, придали сил работать на выживание группы. Мы еще поборемся, бородатые!
– Радиостанцию не разбил, Есаулков?
– Никак нет, товарищ лейтенант.
Парень, выдерживая неимоверную нагрузку с радиостанцией, словно привязанный, следовал в задаче. Молодец, вписался в группу должным образом, понял свою роль в общем замысле действий.
– Гарнитуру!
Вошел на связь с Тютвиным:
– «База», я «03», прием.
Через шипение в эфире пробился голос Николая:
– «03», я «База». Приём.
– Прими: восточнее «550» 250...
Из продиктованных в эфир зашифрованных фраз корреспондент получит информацию о том, что группа попала в засаду, потерь не имеет, пробивается к базе. Открылось второе или третье дыхание – не знаю, но оставшийся позади кишлак уже менее беспокоил меня потому, что перед нами открылась виноградная плантация, вызвавшая неприятные ассоциации и надо было собраться на решение новых возможных проблем. Борозды с жестковатой лозой, появившиеся под ногами, расценились мной ориентиром, выводившим нас к северной оконечности зоны ответственности соединения, которую нам предстояло исследовать. Ивонин с Сокуровым сориентировались верно: попади мы в засаду снова – есть куда сунуть голову от первых пуль. А там разберемся.
Группу я повернул на Пагман, снежные шапки которого можно видеть с любой точки кабульской долины. С точки зрения внезапной встречи с противником мы были уязвимы со всех направлений и в первую очередь – от кишлака Данишманд, утопавшего в виноградной лозе и открытой горным ветрам, рождавшим «афганец», степи Колай-Ходжи. Выйти к ней мы должны были по плану задания, изменившегося внезапной засадой, устроенной противником при входе в задачу. Попав в засаду, мы вынуждены были уйти с маршрута, чтобы, оторвавшись от погони, запутать душманов в их же безобразном логове. Таким образом, мы оказались километрах в трех севернее планируемого заданием маршрута и теперь, огибая огромную долину по кругу, выходим на линию Ходжабугра с отметкой вершины 2087 метров над уровнем моря.
Противник в суматохе потерял нас из поля зрения и теперь искал группу на всех с его точки зрения возможных маршрутах – жаждал мщения. Я не сомневался, что «духи» рыскали вдоль хребта Ходжа Раваш, полагая, что мы выйдем к лагерю коротким путем через перевал – так подсказывал действовать инстинкт самосохранения. Мы же ушли от них через кишлак, и я повел группу в обратном направлении от базы, тем самым, введя противника в заблуждение – ненадолго, конечно, но эти минуты сохранили нам жизнь.
Засадой на группу «духи» почти достигли внезапности, но – только почти. Против «духов» сыграли несколько очень важных моментов: Баравков, увидев засаду, первым открыл огонь на поражение, иначе бы нам конец – основная группа, спустившись в ложбину, противника не видела из-за ограниченного пространства. «Духи» отчасти поторопились – пропусти они нас метров тридцать вперед, внезапным бы огнем справа скосили группу в течение нескольких секунд. Мы бы уже не оправились от понесенных потерь и при любом развитии событий не смогли бы сохранить живучесть группы. Есть еще момент, сыгравший в нашу пользу – удачно выбранное расстояние до дувалов, то есть – места засады. Именно оно позволило нам принять круговую оборону и в целом достойно принять неожиданный бой. Но уйти бы нам все равно не дали, ё – моё. Я в своих головоломках едва не упустил главный момент, который должен сыграть на нашу победу! Черт побери, нервничаю что ли?
– Лех, а Лех?
– Ну?
– Сколько до дембеля дней?
– Ну, тебя.
– Ладно, не ершись! Что ты думаешь, я делаю?
– Мастурбируешь что ли?
– Нет, Леха! Я это делал вместе с тобой, когда влетели в засаду, а вот сейчас? Сейчас!
– Ну?
– Что ну-ну, ё… мать?
– Так, что ты делаешь?
– Вспоминаю, Леха.
– Угу. Нам сейчас пиз…ц будет, а он вспоминает!
– Леш, теперь мы выберемся, а вспоминаю я, знаешь, что?
– Ну?
– Опять «ну»?
– Что?
– Лё-ё-ё-ш, помнишь у Жванецкого: « …но у нас было…».
– …мать... твою… забыл, Валерка!!!
– Тише, придурок, давай фляжку. Не потерял?
– Нет, со мной.
– Смотри, иначе бы отправил за ней в кишлачек!
– Ага!
Вот тебе и «ага»! Давай!
Хватив пару глотков спирта, я, едва не закатил глаза за уши от испытанного удовольствия. Вернулась способность мыслить с улыбкой. Прислушался к себе: прокатилось. Обалдеть! Точно выберемся!
– Давай сам, – протянул я «живительную влагу» Лехе.
Глоток, еще глоток, мотнул головой – обжигает зараза. Ну, лады. Пора.
– Собираемся, Леша, не отставай, осталось-то всего – замкнуть круг к нашему хребту. Понимаешь?
– А нас не ждут?
– Ждут, Леша, еще как ждут, но пока упустили. Надо как можно быстрей подтянуться к хребту и перевалить его где-нибудь у Ходжа Бугра. А сейчас не расслабляться – полный вперед!
– Я только штаны подтяну.
– Давай, Леша.
Смешная фраза из очень известного фильма взбодрила, стало легче дышать – морально, конечно. Самое страшное уже позади, избежать бы случайной встречи с «духами» и выйти к своим. Но дозор просигналил «Стой». Легли, наблюдаем на все триста шестьдесят градусов в округе. Выдвинулся к Ивонину.
– Как, Андрей?
– Пока чисто.
– Справа уже не достанут – мы отошли от хребта, а вот с кишлака еще могут, где-то рыщут там. Значит, так: направление на Ходжабугра – вершину ты видишь. Не торопись, действуй, как всегда: прошел – посмотрел в прицел, рывочек – снова посмотрел.
– Понял.
– «Зигфрид»?
– А, товарищ лейтенант.
– Не «А», а «Я». Что с твоими глазами делать? – Даже не знаю. Прищурься что ли.
– Соломой их заткнуть, – тихо хохотнув, подал голос Ивонин.
– Не болтать. Вперед.
Обходная дуга кишлака Паймунар в моем представлении составляла километров четырнадцать. Замыкаясь на вершине Ходжабугра, она должна была вывести нас к крутому склону из каменных глыб на всем протяжении подъема наверх. Закрытая местность просматривалась не более чем на несколько метров. Дозор выходил на нее, чтобы занять оборону, и наблюдать, пока группа подтянется к подножию хребта.
Вдруг Есаулков падает, показывая направление опасности. Мы с Лехой уже за камнями в готовности открытия огня.
– Что, Есаулков?
– Дозор сигналил.
– Приготовиться к бою. Леша, осторожно патрон в патронник и на предохранитель. Понял?
– Да.
– Не направляй на меня автомат, убери его в сторону.
– Угу.
Неужели «вляпались»? Но тишина. Ивонин наблюдал за кишлаком, до которого не более двух километров, на его западной окраине нас «прищучили» «духи». Мы обошли по кругу долину и вернулись к хребту, который надо перевалить в этом месте.
– Так, Андрей? – подполз я к дозорным.
– Товарищ лейтенант, «духи».
– Прицел.
Да-а-а, метрах в пятистах у подножья гряды движение людей – десятка полтора. А на перевале? Условная линия подъема обозначается на видимом фоне темного неба. Пожалуйста, «духи» и там – обложили хребет вдоль южной окраины кишлака. Вероятно, ситуация была такова: потеряв нас из виду, «духи» организовали поиск несколькими группами. Вырисовывалась тактика действий душманов: они постоянно в движении, реагируют на малейшее изменение обстановки. Двигаются от одного рубежа – к другому, наблюдают, опять перемещаются, рыщут, как стая шакалов в предвкушении легкой добычи, изучая один район, другой… Медлить опасно.
– Андрей, поднимаемся вверх, будь внимательней. Сдается мне, мы их не всех видим.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Сокуров.
– Слушаю, товарищ лейтенант.
– Помнишь место, где взяли «душка» с ишаком?
– Примерно.
– Сейчас там «духи».
– О-о-о, – вымолвил «Зигфрид».
Белки его глаз на лице стали еще светлей.
– Вперед, ребята.
Трудным был подъем на хребет. Скальная порода не позволяла совершать восхождение по наикратчайшему пути, приходилось обходить массивные породы, искать выходы к вершине наиболее удобным маршрутом. Крутые места преодолевали на четвереньках, но двигались вперед и только вперед. Через каждые двадцать-тридцать метров – минутная остановка, чтобы поправить снаряжение, перевести дыхание.
Дозор, изучив очередной участок подъема, выбрал наиболее рациональный путь к линии водораздела: что там, на обратном скате гряды, с которого Кабул как на ладони? Опасность неожиданной встречи с противником вряд ли уменьшилась.
– Внимание!
Залегли, наблюдаем.
– Ксендиков, Прокопенко, усилить дозор.
Принимаю решению усилить с Леонидом на спуске Ивонина.
– Андрей, выдвигаемся парами - внимание до предела, мы за вами с ночным прицелом. Спокойненько – вперед.
Следуя за дозором, я в прицел оглядел кишлачок – ничего особенного я не заметил, осмотрел верхнюю линию хребта до Ходжабугра – спокойно, душманской разведки не видно. Дозор достиг водораздела, подтягиваюсь к ним. Чтобы не "высветиться" с нижнего яруса или подошвы гряды, верхнюю линию хребта преодолели ползком - наблюдаем. Перед нами раскинулись огни восточной столицы - Кабула, но опасность еще не миновала – спускаемся в долину, где, не более, чем в трех километрах раскинулся лагерь 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, а стало быть - наша база.
ГЛАВА 38
Сердце трепетало от переполнявших меня эмоций – выкарабкались! Но все равно еще трясло от напряжения на спуске к подножью гряды. Нужно было остынуть и передохнуть, чтобы встряхнуться и оценить устроенную нам западню.
– Вот и выбрались, Леха! – пихнул я в бочину, сопевшего рядом друга. – Да убери ты от меня ствол! Дай-ка сюда.
Разрядив оружие Леонида, я сдвинул предохранитель в верхнее положение, чтобы уберечь боевого товарища от случайного выстрела.
– Держи. Уже не понадобиться.
– Угу, не понадобится…
– Ты чего, Лень? Вышли! Не волнуйся! Теперь можно штаны подтянуть и шагать с улыбкой в лагерь!
– Все у тебя шутки.
– Какие шутки? Вон Кабул, а рядом – база!
Но распластавшийся на прохладной породе Ленька был весь поглощен сопереживаниями, охватившими его неугомонный темперамент.
– Что это было, Валер?
Охватив колени руками, я «отматывал» назад калейдоскоп событий, предшествующих душманской засаде. Где я «прокололся»? Где? В возникшей паузе не находилось ответов на мучавшие меня вопросы, как не находилось и объяснений о засаде, ожидавшей группу на окраине кишлака. Успокаиваясь и приводя мысли в порядок, мне почему-то не верилось, что мы «засветились» от повторного появления в районе кишлаков Паймунар и Дехъийхья. Хотя, почему – нет? «Духи» имеют полное право рассчитывать на активные мероприятия разведки «шурави» в прилегавших к Кабулу районах. Несколько боестолкновений за последние несколько недель красноречиво говорили об участии в них разведывательных подразделений русских, выполнявших специальные задачи в их оперативном тылу.
«Прихватившие» нас на маршруте душманы совершенно точно знали, что мы выходили в их тыловую зону именно этим маршрутом. Могли они нас вести от самого лагеря? Могли! Но маловероятно, хотя с другой стороны, китайского разведчика мы захватили недалеко от аэродрома. Предметы, изъятые у него в схроне, явно говорили о его интересе к аэродрому и базовому лагерю дивизии. Если допустить, что «духи» отследили наше выдвижение от лагеря, то информацию о нашем выдвижении они передали боевому отряду, находившемуся в кишлаке, по радиостанции, а затем «привязали» к нам его засадные группы. Если это, действительно, так и визуальная разведка «духов» «вела» нас от базового лагеря, то в качестве кого они маскируются? Тоже вопрос. Хотя, стоп! Зачем «духам» отслеживать движение русской разведки от лагеря? Опасно, открытая местность, а вот от боевого охранения и до хребта – лучше не придумать полосы наблюдения, взяв которую под наблюдение, можно контролировать деятельность заставы и все, что вокруг нее делается.
Условно представив, что дело в связке последних событий обстоит именно таким образом, то посты наблюдения «духов» должны находиться на вершине хребта, причем, с одним очень важным обстоятельством: у «духов» появились приборы ночного видения и радиостанции. Тогда «вырисовывается» следующая схема работы «духовской» разведки: с началом темного времени суток душманы занимают позиции для наблюдения. В приборы ночного видения они отслеживают ситуацию на участке: боевое охранение – горный хребет, где им открывается прекрасный обзор для контроля над местностью, в ходе которого они фиксируют выдвижение разведывательной группы, а затем, по радиостанции или сигналом дают информацию в кишлак. Далее их наблюдатели отслеживают движение группы до спуска в долину и по радиостанции выводят свои подвижные отряды на нас.
На перехват нашей группы работало два боевых отряда противника, атаковавших нас с двух направлений одновременно. У душманов не получилась синхронизация атаки по времени, поэтому они упустили момент, что позволило прикрытию тыла Баравкова опередить их на секунды в открытии огня на поражение. Противник не успел замкнуть «огневой мешок» охватом группы с обеих сторон – ему чуть-чуть не хватило слаженности в действиях. Огневой шквал прикрытия, сбив напористый ритм атаки, «зашкалил» душманов, они слегка подрастерялись, а, когда пришли в себя – потеряли нас из виду. Вероятно, они кинулись за нами наперерез по маршруту, который сразу приходит в голову – в базовый лагерь. Мы же, обманув их ожидания, рванули в их собственный тыл – кишлак, укрывшись лабиринтами его дувалов. Теперь мне был понятен дикий взгляд Сафарова после моей команды ему на увод группы в кишлак. «Почему в кишлак?» – Спрашивали его глаза, но больше было некуда – везде открытое пространство, на котором мы были уязвимой мишенью.
– Нищенко, Сафарова ко мне.
Через минуту заместитель присел возле меня.
– Ну как, Серега?
– Не могу успокоиться, товарищ лейтенант.
– Какие мысли по этому поводу? Где «засветились?»
Сафаров прилег возле меня, мысленно проигрывая ситуацию, которая всем нам едва не стоила жизни.
– Может, случайно?
– Ничего себе – случайно, охватывали с обеих сторон. Если бы, Сергей, не Гена, открывший огонь с Курановым на секунды раньше, представляешь, что могло случиться?
– Да, уж … Но с кишлаком вы «закрутили», товарищ лейтенант – к «духам» в тыл... Я думал – нам будет п…дец. Только на ходу сообразил – в нем-то и укроемся.
– Поэтому именно тебе приказал выводить группу через кишлак, где ты не заблудишься, а я, черт его знает, мог и «блудануть». Кстати, уходил за тобой, ориентируясь на слух по лаю собак, поднятых тобой. В дувалах легко потеряться и можно бегать по кругу целую ночь.
– Они имеют систему, товарищ лейтенант, нам надо освоиться в них, привыкнуть.
– Понятно, но все равно – в кишлаках мы еще не умеем работать как надо, мало практики.
– Разберетесь, Валер, – вмешался Леонид, вероятно, желая поучаствовать в разговоре.
– Так-то – оно так, Леша, но мало у нас общения с местным населением. Если бы были у нас в Паймунаре осведомители, которые бы давали нам информацию о «духах», мы бы горя не знали, реализовывая ее захватом или уничтожением.
– Захваты у нас отработаны, товарищ лейтенант.
– О чем я и говорю. Нам нет необходимости ввязываться в бой, мы – тени, молнии. Мгновенно кромсаем и уходим в отрыв.
– Как сегодня, товарищ лейтенант?
– Не трави душу, Серега.
Поговорив немного о наших задачах, пришли к пониманию о необходимости применения против душманов тактики налетов, которая может носить результативный характер. В конце-то концов, мы не пехота, мы – разведка ВДВ.
– Глоточек будешь? – пододвинулся к Сафарову Леха.
– Ты что, обалдел? Убери!
Хватило же ума предложить выпить сержанту в присутствии его командира.
– А я не пью, товарищ старший лейтенант.
– Было бы предложено, – смущенно реагировал Леонид.
– Хватит болтать. Через три минуты готовность.
Сегодня на себе мы «примерили» тактику «духов», предпочитавших охватывать противника превосходящими силами и держать его под ошеломляющим огневым воздействием. Постоянно маневрируя, они заходят в тыл, во фланг и бьют, бьют, бьют. Вот почему ребята в Кунаре не ориентировались в бою: «духи» их закружили огневой каруселью. Другого объяснения нет.
– Чего грустишь, командир? Выбрались же!
Теперь Леха меня ободрял, положив свою руку мне на плечо. Помолчали.
– Все не так просто, Леш. Разберемся. Сам-то как?
?..
– Чего молчишь? Или больше не пойдешь?
Таким серьезным и собранным Леонида не часто увидишь: от балагура и весельчака не осталось следа. Передо мной сидел усталый и много переживший за ночь человек.
– Валер, вы почти каждую ночь уходите… и сегодня… могли уйти и не вернуться… Скажи честно, это надо? Если – да, я перед тобой и твоими парнями склоняю голову, если – нет, тогда зачем все это нужно?
Я не сразу ответил Леньке, задумавшись, как на экзамене по тактической подготовке в воздушно-десантном училище.
– Леш, ни у тебя, ни у меня, ни у этих парней никто ничего не спрашивал – оказались здесь и делаем свою работу каждый на своем участке. Теперь ты сам понимаешь, что делать ее плохо нельзя – это просто смерть, а какой она бывает, ты тоже в Джелалабаде видел.
Помолчали.
– Не забивай себе голову, давай, – хлопнул я его по спине.
– Ха-ха, ну, ты молодец, Валерка, – живенько встрепенулся чернявый друг, положив рядом с собой автомат.
– Честное слово, забыл, старею что ли?
Спирт прокатился легонько и ровненько, словно вода из-под крана.
– Есаулков, доложи на базу: все нормально, выходим к охранению.
– Есть, товарищ лейтенант.
Эх, полежать бы еще на камнях, расслабиться и поразмышлять над выкрутасами жизненных ситуаций. Да-а… повезло в этот раз! Ох, как повезло! Поэтому колотит тело от дрожи и мороз меж лопаток. Но сработали неплохо, молодцы мои парни. Становимся единым целым в бою, понимая и чувствуя локоть друга в сложнейшей обстановке. Не сомневаюсь, что внутреннее состояние моих разведчиков на психологическом кураже и все потому, что разведывательная группа способна действовать самостоятельно, а роль каждого разведчика органично сочетается с задачей, поставленной командиром. При выполнении боевого задания «рисунок» действий группы никогда не должен повторяться, над этим мы еще будем работать. В этой боевой задаче мы свой «рисунок» где-то нарушили…
– Товарищ гвардии майор, разведывательная группа с боевого задания прибыла. Потерь не имею. Командир группы гвардии лейтенант Марченко.
Я стоял в положении «смирно» перед кипевшим от негодования начальником разведки дивизии.
– Как это случилось? Нельзя было обойти кишлак стороной?
– Можно, товарищ майор, но к нему «привязывалось» задание, которое требовалось выполнить без потерь.
– Дивизия поднята на ноги, Марченко, я должен аргументировано доложить комдиву о случившемся.
– Так и доложите, товарищ майор, – я также закипал не справедливым с моей точки зрения подходом Скрынникова к оценке обстановки, – «духи» в кишлаке, а мы этого не знаем. Агентуры нет, информации тоже, ходим вслепую – вот и нарвались на «духов».
– Что еще прикажешь доложить?
– Извините, товарищ майор, но мы об этом не раз говорили. Где-то я проморгал, не заметил…
– Вот. Другое дело, учись признавать свои ошибки, а не задираться на старших.
Михаил Федорович постепенно отходил, старясь сосредоточиться на фактах, которые едва не угробили группу при выполнении задания. Я старался, как можно спокойней, выдержать атаку начальника, но это вряд ли хорошо у меня получалось. Упреки начальника казались обидными, не справедливыми, понимаю, что он должен был меня вздрючить, поругать за допущенный прокол Я был готов был нести ответственность в полном объеме, но только за то, в чем был виноват.
– Товарищ майор, часть агентуры, примыкавших к Кабулу кишлаков, надо выводить на нас, войсковую разведку. Мы будем реализовывать ее информацию по «духам» качественно и результативно. После событий в Кабуле мы об этом не раз говорили, а воз и ныне там. Вы же знаете…Где эти «Каскады», «Кобальты»? Или они для того, чтобы стрелять из-за угла по нашим парням за ржавые и никому не нужные трофейные радиостанции?
– Ну, ну! Успокойся! Сергей, конечно, глупо погиб, но у них такая работа!
– Работа? В кишлаках их работа по налаживанию агентурных сетей, а не в том, чтобы катать свои задницы в «Мерседесах» по Кабулу.
– Марченко!
– Я, товарищ майор!
– Прекратить болтовню!
– Есть!
– Ты, что? Хочешь, чтобы вам головы открутили, а мне потом отвечай?
– Так быстрей открутят, товарищ майор! «Духи» приспособились к нам, они ищут пути противодействия, а мы, как топтались на одном месте, так и продолжаем топтаться. Надо подключать радиоперехват. Где он? «Духи», вероятней всего, вели нас средствами связи от боевого охранения. Обнаружить душманских наблюдателей ночью невозможно, они скрыты рельефом местности, который им понятен и привычен в обыденной жизни. Мы же вынуждены ко всему приспосабливаться.
– Невозможно, невозможно…
Начальник разведки смотрел уже без хищного испытывающего прищура. Может, пронесет и на этот раз, все же вернулись…
– Значит так, Марченко: анализируешь ситуацию, к обеду доложишь. Сейчас отдых.
– Есть.
Повернувшись кругом, я был готов выскочить из палатки: столько пришлось пережить, чтобы вернуться, а тут на психику давят, виноватых ищут. Но дядя Миша остановил порыв, подошел вплотную.
– Хренова-то было, Валера?
– Хренова-то, товарищ майор. Мозги до сих пор набекрень.
Я все еще стоял перед начальником неприступной скалой.
– Ты это давай, не обижайся. Как доложил о засаде, я не знал, куда деваться.
– Мне самому оставалось деваться только в кишлак, поэтому и рванул к душманам.
– Обложили?
– Обкладывали. Когда увидел бегущих наперерез дозору «духов», понял, что они ожидали нас и не о какой случайности не может быть и речи. У них все было готово к атаке.
– А к кишлаку какого хрена полез?
– Так ведь кишлак – вроде, как на рыбалке, если «духи» находятся в нем, значит, есть возможность кого-то схватить.
– Все-таки лезешь туда, куда не надо соваться.
– Я и не совался, выбрал дистанцию и держался ее до атаки.
– Ладно, отдыхай.
Михаил Федорович обернулся к Андрейчуку.
– Старшина, у нас что-нибудь есть?..
– Так точно, НЗ не трогаем.
– Давай по чуть-чуть, думаю, Иван Геннадьевич возражать не будет.
– Командира заберу в обед с телецентра, товарищ майор, когда отвезу им горячую пищу, – уточнил Николай, доставая из тумбочки фляжку защитного цвета.
Мне всегда казалось, что тумбочка у старшинки имеет три или больше дна: там было все и на все случаи жизни.
– Вот и ладненько. Давайте. Чернега, Слободов…
Дядя Миша присел на скамейку, мы устроились вокруг него, вдыхая спирт, отдающий вкусом жженой резины.
Сашка плеснул по кружкам – будем жить!
Глоток обжигающей жидкости, прокатившись легко и свободно, обволок желудок приятным теплом. Немного перекусив, мы сидели молча, каждый, думая о чем-то своём, сокровенном. Михаил Фёдорович, вероятно, прикидывал, как лучше ему сформулировать доклад командиру дивизии о попавшей в засаду группе, что не схватить п…ей по самое «здрасти». Колю Андрейчука, скорее всего, беспокоило обеспечение личного состава по видам довольствия, охранявшего телецентр. Сашка Чернега, готовясь к обеспечению прикрытия БТР с продовольствием на гору, наверное, мысленно материл забитые автомобильным хламом грязные улицы Кабула, по которым предстоит проехать. На Петре Слободове «висела» боевая техника роты, переводимая под его руководством на летний период эксплуатации. У меня же перед глазами стояли вспышки выстрелов «духов», бегущих наперерез дозору. Бля, ну, как же мы вляпались?
– Николай, народ на телецентре не жалуется? – Отвлек меня от тягостных мыслей вопросом к старшине Михаил Федорович, с удовольствием хрустя луком с порезанным на ломтики салом.
– Бываю у них часто, товарищ майор: баня, замена белья, постельное – все у них есть. Условия жизни, как на войне – спартанские. Обстроились, конечно, только вот «духи» беспокоят ночами – постреливают с нижнего яруса.
– Все еще не успокоятся после мятежа, а ведь они планировали захват телецентра.
– Подходы к нему заминированы, товарищ майор, огневые точки оборудованы, – вмешался со знанием дела Чернега, – «духи» ведут огонь из жилого массива, прилегавшего к телецентру. Там глиняных мазанок тьма. Вспышки выстрелов наблюдаются оттуда.
– Комар на месте вникнет в ситуацию, а вечером подумаем, чем можно ответить, – кивнул головой начальник.
– На горе нужен ночной прицел, товарищ майор, – не унимался Сашка, – в роте он всего один и тот у Марченко.
– К обеду буду у комдива, доложу ему обстановку, думаю, поможет нам со средствами наблюдения ночью.
– И бронежилеты необходимо на всех получить, товарищ майор, – напомнил начальнику Николай, исходя из последней информации о том, что разведку дивизии привлекают к готовящимся рейдовым операциям.
– Вопрос реша
