Интервью на остановке

Со скоростной трассы мы свернули на дорогу, ведущую в Ч-ий район. Просторная эстакада сменилась просёлочной дорогой с буйно цветущими окрестностями – по обе её стороны высились скалы, беспорядочно поросшие травой, кустарниками, деревьями. Вся растительность будто вела битву за жизненное пространство, спутавшись, теснясь вдоль дороги. Ветки больших деревьев тянулись друг к другу, пытаясь сплестись в свод шатра над ней. Мощные лучи ослепительного солнца пресекали эти попытки, как бы растворяя ветки в толще света, а ветер разводил их, беспокоя листву. Шофёр гнал машину во весь опор, что умножало волнение  от ощущения зелёной бесшумной войны. На душе становилось легче, когда из-за поворота вдруг урывками открывался вид на тихое озерце с зеркальной гладью, спокойное голубое небо над ним. Но вот пошли дома, подворья, сады. Мы выехали на площадь посёлка. Наша «Волга» сделала круг вокруг фонтана. Шофёр будто отходил после гонки сквозь туннель разбушевавшейся флоры, и остановился у входа в местную управу.

В типовом здании управы всегда бывает очень прохладно, какой бы зной ни стоял во дворе, пахнет бумагами, как в библиотеке. Председатель, увидев меня, занервничал. Он ревниво просмотрел «книжки» - социологические анкеты. Нет ли  «чего» про него? Потом вызвал сотрудника, дал указание на мой счёт. Мне выделили помощника, молодого человека. Он сразу перешёл на «ты». Впрочем, разница в возрасте между нами была невелика. Мы удалились в кабинет бухгалтера, где я попросил список хозяйств. Помощник (его звали Лео) насторожился, но книгу мне подал. По таблице случайных чисел я выбрал возможных респондентов. Эта процедура заняла у меня более часа...
Мы вышли на площадь, по которой разгуливали свиньи, куры. Одну замешкавшуюся чёрную свинью Лео пнул ногой - дорогу преграждала. Та, хрюкнув, трусцой побежала прочь. Я сказал шофёру, чтоб он далеко не удалялся, к вечеру вернёмся в Тбилиси. Не оставаться же на ночь здесь!?

В первом по выборочному списку доме мы никого не застали. Дверь была открыта. В пустующей комнате на столе стоял графин и тарелка с солёными огурцами. Лео подошёл к столу, налил в стакан содержимое графина и спросил, не хочу ли я водки. Я отказался. Он опрокинул в себя стакан и закусил огурцом, при этом долго чавкал.
Во второму доме по списку я интервьюировал пожилую женщину. Она без обиняков рассказала о тягостях жизни ... медпункта нет, водопровода нет, электричество с перебоями, почта далеко... Мой помощник в это время угощался вином и закуской с хозяином, который в мою выборку не попал. Тот погонял женщину, дескать, совсем заговорила гостя, ему бы пообедать. Кончив дело, я отказался от приглашения. Лео, вполне захмелевший, знаком подал хозяину, мол, я - «сушок, интеллигент с папкой». В четвёртом доме хозяева его не отпустили, оставили сидеть у стола. Лео говорил предлинный тост и путался в словах, даже не заметил, как я вышел.

Идти было недолго. Вдоль садов к площади. У фонтана, переминаясь с ноги на ногу, меня ждали председатель управы и шофёр. Вижу, физиономия у начальника не такая настороженная, несколько ироничная. Видимо, водитель объяснил ему, что я не чиновник, а социолог, не более того. По заведённому порядку начальничек начал приглашать меня отобедать у него, но без особого рвения.
Мне стало скучно. Всё так узнаваемо, начал блуждать глазами...
 
Я увидел молодую женщину с мальчиком лет 6-7. Она стояла чуть поодаль и с любопытством за нами наблюдала. Ей было лет 19. Плохо одетая, изнеможенная. Ещё подумал, как трудно ей астенического склада девушке совладать с деревенским трудом и бытом.
- Ждёт деревенский автобус. Её односельчан с поля везёт, - перехватив мой взгляд, заметил начальник управы. К дереву, в тени которого стояла пара, был прибит рукодельный трафарет остановки.
- Ты почему не в поле? - спросил он её.
- Старшего возила в поликлинику в райцентр, - ответила она. В её голосе я расслышал робость.
- А что есть ещё дети? – вступил я в разговор, - ты вроде совсем ещё девочка. Она покраснела.
- У неё их трое. Она - аджарка, они, сами понимаете, мусульмане, девиц замуж выдают рано, а рожают без остановки, - выдал комментарий начальник управы.
- Их деревня самая дальняя, высоко в горах, – добавил он.
Я подошёл к ней. На меня смотрели большие зелёного цвета глаза. Я даже приосанился от удивления, что они у неё такие красивые. Она по привычке мусульманской женщины прикрывала лицо косыночкой, но видна была сдержанная улыбка красиво очерченных губ. В её голосе сохранялись ещё нотки подросткового возраста. Мне вдруг представилось, как заливисто она может смеяться.
«А не взять ли у неё интервью?» - промелькнула у меня в голове.
Первым делом я начал задавать вопросы мальчонке. Он, растерянный, смотрел то на мать, то на меня. Может быть, в первый жизни мальчик видел благообразного горожанина. К тому же внешность у меня была не совсем грузинская, скорее славянского типа. Молодая женщина пыталась казаться строгой и сделала замечание сыну – достань руки из кармана, когда взрослый с тобой разговаривает.
Я с деланной серьёзностью «беседовал» с мальчиком и краем глаза посматривал на молодку. На её лице отпечатались морщины, а тонкие пальцы заметно огрубели, запястья утратили упругость. Мне показалось, что ей по-девичьи льстило и одновременно пугало неожиданное внимание приезжего из Тбилиси. Я порылся в кармане и извлёк из него карамельки. В одной семье их мне насильно во время прощания положили в карман в качестве угощения. Я дал мальчику несколько карамелек, потом возникла заминка, подумал, угостить ли его юную мать. Что могли подумать наблюдавшие за мной начальник управы и шофёр. Я уже собрался обратиться к ней с вопросом. Тут из-за поворота появился деревенский автобус.

В дороге я просмотрел расписание. То аджарское село не входило в мой распорядок. Туда должен был заехать другой социолог.