На год или вечность...

Он тихо сидел на столе, раз за разом затягиваясь сигаретой. Дым сразу же вытягивало в открытую форточку у него за спиной. Из нее в комнату заходил холод, наполняя ее утреней свежестью. Он совсем не переживал о том что голая девушка лежащая на кровати, слегка укутанная одеялом, сможет замерзнуть. Она никогда не мерзла, даже зимой, даже зимой в Питере. « У меня быстрое кровообращение»  - говорила она каждый раз когда кто либо отчитывал ее за отсутствие перчаток или слишком легкую одежду.  Ее руки всегда были теплыми, нет, они были жаркими.
Докурив сигарету, он забычковал ее в пепельнице, встал, закрыл форточку, (веть в конце концов с кровообращением у него не так все хорошо) и уселся обратно. С этого места было лучше всего наблюдать за спящей девушкой. «Как же она красива» - подумал он. Белая, слегка розоватая кожа открытой спины кое-где усыпанная маленькими родинками, тонкая и хрупкая шея, густая копна русых, длинных волос, рассыпанных по подушке. Ее светло-голубые, почти прозрачные, большие  глаза и этот такой пронзительный взгляд, пышные длинные ресницы вызывали по всему телу дрожь. Своим маленьким аккуратным носиком, она упиралась ему в плече, издавая еле слышные, но такие страстные стоны. Вкус ее сладких губ, еще остался на его губах. На ногах уже проявились огромные черные синяки в добавок к большой царапине на левой ноге. Это она, такая неуклюжая временами, споткнулась и упала на ступеньках. Она что-то бурно ему рассказывала, и совершенно не смотрела под ноги.
Казалось ей нельзя насытится до конца. Ее было так мало и слишком много. Ощущение подобно погружению в воду, полностью с головой, не успев сделать последний вдох.
Он вспомнил как они тогда, где-то год назад, сидели у нее дома, ели мороженое и слушали, то ли «Земфиру», то ли «Placebo». А может и то и другое. Черт его уже помнит. Он помнил только как она в позе лотоса сидела на стиральной машинке (она включала ее по вечерам и что бы она не беспокоила соседей шумом, садилась с верху глуша так вибрацию), держа в руках огромную миску мороженого, слегка растрепанная, в белой майке, которую все же испачкала, жаловалась на вкус пальмового масла в мороженном. Но все ровно продолжала есть его большой столовой ложкой. Он всегда приносил ей его, белое с вишневым джемом, ее любимое.
Тогда тот вечер казался ему обычным, как все вечера. И только через неделю, ему сообщили что она улетала. Улетала так и не сказав ему почему, не сказав прощай. А его это настолько зацепило, что зарекся не сказать ей и слова, если когда-нибудь она вернется. Но увидев ее вчера,  забыл про все свои обиды и клятвы. А самое поразительное, что вела она себя настолько непринужденно, что казалось что тот вечер был совсем вчера, а не год  или вечность назад. Она опять заговорила о том, как ненавидит группы которые под влиянием лейблов, меняют свое звучание и становятся практически попсой. «Для меня нет нечего хуже чем мейнстрим нашего времени. Это так...» говорила она полулежа на этой самой кровати, а потом замолчала, пристально посмотрев ему в глаза. На этот интимный взгляд, ему нечего не нашлось, как ответить ей губами..
И вот сейчас, пока она еще не проснулась и.., и...., он не знает что она собирается делать после того как проснется. Может, укутавшись в простынь, пойдет на кухню, делать кофе, абсолютно нечему не смущаясь. А может оденется и уйдет,  опять исчезнет на год или вечность. ..

[Lana Liberty]
27.01.13