Отпуск у родителей ловля окуней

    Как-то находясь в отпуске, по пути к родителям заехал к старшему брату Анатолию в деревушку около г. Асино. Уговорил его поехать со мной на 7-10 дней погостить и порыбачить.

    На автобусе добрались до г. Томска, где я родился, затем на «РАКЕТЕ» по рекам Томь и Обь за 6 часов до г. Колпашево. Хотя были эти края нашего детства, разыскивать знакомых не стали. Переночевали на жестких скамейках дебаркадера, плавучей пристани типа баржи.

    Раньше, в 50-тые годы, на старых колесный пароходах эта дорога занимала по времени сутки и более, в зависимости от того, по течению или против течения предстоял путь.

    Утром на речном трамвайчике еще 7-мь часов шли по Оби, а затем по безвестной курье или протоке Оби до поселочка Зайкино, из 15-20 домов.

    Далее 12 км пешком по дороге среди непрерывно тянущегося вокруг соснового леса с редко встречающимися пихтами до поселка Песчаное, куда из п. Тогур была переведена контора леспромхоза, чтобы приблизить управление к производству, Вырубка и заготовка леса со временем все далее и далее уходила на север вглубь тайги. Поселок был временный и рассчитан был на проживание в нем семей работников леспромхоза на 15-20 лет. Школы не было и поэтому младшие братья Геннадий и Юрий заканчивали школу в р./п Тогур, проживая в интернате.

    Отец уже вышел на пенсию. После окончания в г. Ленинграде Лесотехнической Академии
( первый выпуск Советских инженеров-лесомеханизаторов) вместе с матерью по направлению приехал на Алтай, затем был переведен в Томскую область. Оба уроженцы Архангельской губернии. Родственники отца затерялись во время войны, а по материнской линии проживали в Ленинграде, Могилеве в Белоруссии, но в основном в г. Вологде.

    Отец, всю жизнь провел в тайге, исходивший по бездорожью зимой и летом, в непогоду и зной все леса вдоль и поперек, выбирая, размечая и оценивая места будущих лесоповалов, после выхода на пенсию уже не мог просто для отдыха ходить в тайгу и на озера. У него стали отказываться ходить ноги. Обычно он рисовал карту, как добраться до того или иного озера, рассказывал об особенностях охоты и рыбалки в этих местах, а я уже один или с женой Людмилой шел и находил эти места.

    Стараясь чаще навещать родителей насколько позволяла работа и время года, почти каждый отпуск приезжал на несколько дней к ним в гости. И каждый приезд отыскивал новое озеро.

    Добравшись с Анатолием по лесной дороге до поселка, переночевали, и следующий день провели с родителями, одновременно подготавливаясь к предстоящему походу в тайгу.

    Вокруг стоял в основном сосновый лес, почва везде состояла почти из одного песка. Всегда удивлялся тому, как в чистом песке люди умудряются выращивать картофель.
Чтобы разыскать и накопать червей для наживки понадобилось иного времени и трудов и, конечно, подсказка отца.

    На следующий день уже шли на поиски озера, опять же по карте и совету отца. Шли вдоль песчаной дороги, состоящей из песка разбитого в рыхлое месиво тяжелыми лесовозами и трелевочными тракторами, стараясь идти по, виляющей вокруг пней и кочек, тропинке. По дороге почти невозможно было идти, ноги проваливались в песок.

    Когда ранее мы с Людмилой и 2-х годовалым сыном Сергеем приезжали в гости, и я, не имевший в своем детстве велосипеда, купил его в поселковом магазине, а при отъезде оставил его для своих младших братьев, пока еще живущих с родителями.
Но при первой же попытке поколесить где-то далее поселка, понял, что дороги и виляющие тропинки здесь не для велосипедов.

    Даже мотоцикл вряд ли пробился куда-нибудь. Наверное, потому и отец отказался от моего предложения купить ему мотоцикл, чтобы он смог добраться до какого-нибудь озера.

    Примерно через 6 км на северо-восток от поселка вышли на довольно-таки большое озеро. На берегах росла небольшая трава, но были и участки и с высокой травой, уходящей прямо в воду. В 10-20 метрах от воды уже сплошной стеной стояли высокие сосны. Нашли, укрытую в траве, небольшую лодчонку, о присутствии которой упоминал отец. Порыбачили удочками с берега, но брались только мелки окуньки. Чтобы занять время до вечера, поплавали на лодчонке вдоль берега озера. Один сидел на корме с веслом, управляя лодкой, второй стоял в носу с удочкой, на конце которой был привязан крючок-тройник с живцом-окуньком.
 
    Заметив в траве среди травы неподвижно стоящую на одном месте в охотничьей позиции щуку, плавно, почти незаметно работающую плавниками, в ожидании появления неосторожно проплывающего мимо окунька, забрасывал удочкой ей под нос свою наживку, на которую она кидалась и заглатывала.

    Поймав таким образом две, три щуки, вернулись на берег. В те времена и в Сибири щука не считалась рыбным деликатесом.

    К вечеру поднялся ветер и, хотя озеро находилось в окружении сплошной стены сосен, по нему заходили приличные волны. Рыбалка была сорвана. Расстроившись, вернулись в поселок.
На следующий день уже после обеда, только на вечер, собрался и снова уже один пошел на озеро. Брат, отговариваясь, по каким-то своим причинам, мол, снова ветер будет и , не зная что бы предстояло ему испытать, остался дома. Или он не был таким фанатиком рыбной ловли как я.

    На лодке выплыл к середине озера. Глубина была от 2-3 метров. Вода была светлейшая и, наклонившись к борту лодки, можно было рассмотреть песчаное дно. Рыбы, конечно, никакой не увидел. Была, освещаемая солнцем, прекрасная видимость и она разбежалась от лодки.

    По советам отца, отыскал среди песчаного дна озера участок, покрытый и заросший чем-то похожим на мелкий зеленоватый мох. Заплыв на этот участок, опустил на веревке-шнуре, закрепленный к лодке, груз, состоящего из плотного небольшого мешочка набитого песком и способного удержать лодку на месте, чтобы не отнесло на место песчаного дна.

    Камня для груза я бы в песке не нашел, нести из поселка глупо.
Впоследствии в Казахстане, промышляя в песках, всегда делал груз-якорь из подручного материала – песка.

    Достал, размотал, наживил крючки червем и опустил на разные борта, чтобы не запутались, две коротких, вроде зимних удочек чуть подлиннее и пожестче, самодельных кормаков. Опуская леску с крючком и грузиком вглубь по появившейся слабинке лески определял, что она достигла дна, чуть выбирал леску вверх, так чтобы крючок находился выше дна на 10-15 см, и намертво закреплял леску на кормаке, чтобы каждый раз не повторять эту процедуру при забрасывании.

    Пересмотрел все вещи и уложил их понадежнее и поустойчивее. положив в ноги раскрытый рюкзак.

    Убедившись в своей готовности к предстоящей рыбалке, расслабился, поудобнее уселся на поперечную скамейку лодочки и стал любоваться окружающей природой. Наступил тихий безветренный вечер, как будто все вокруг и лес и озеро успокоились, готовясь ко сну.

    Дневной зной спал и, будто наоборот, начали просыпаться комары и все более и более чаще стали предпринимать докучливые попытки испить моей кровушки. Солнце уже почти усаживалось на верхушки деревьев. Поклевок не было.

    Когда половина диска красноватого солнца уже скрылось за деревьями и на поверхности воды легла тень, сделавшая, по видимому, невидимой из воды мою лодку, так как дно уже не просматривалось.

    Вскоре почувствовав резкий рывок лески на одном из кормаков и леску натягивая повело в сторону. Я посмотрел на часы, было без двадцати минут девять или десять часов, уже запамятовал.

    Начал выбирать леску руками, вываживая рыбу, и плавным движением забросил ее в лодку. Улов оказался красноперым красавцем окунем граммов на 700. Разглядывать и любоваться им не было времени, другой ногой, прижимающей и удерживающей второй кормак, ощущались резкие рывки следующего окуня, пытающего вытащить кормак из лодки. Стараясь не уколоться воинственно расправленным гребнем окуня с острыми иголками, и, в тоже время, торопясь, снял окуня с крючка и забросил его в рюкзак, наживил крючок и забросил леску в воду.

    Прижав ногой первый кормак, взялся выводить рыбу вторым кормаком. Окунь хищная стайная рыба, резким движением тела, чтобы не успели схватить другие, бросается на наживку с крючком. Его не надо было подсекать и бояться, что он сойдет с крючка. Но промедление и отсутствие подсечки позволяет ему глубоко заглатывать крючок, так что и днем в спокойной обстановке редко удается одной рукой удерживая рыбу, другой снять с крючка, не уколовшись о его острые иголки гребня.

    Так ловится и щука на жерлицу, схватив наживку, распускает свободно сходящую с рогатки леску, спокойно заглатывает живца, а когда уже, пытаясь уйти вглубь, полностью разматывает леску и пытаясь же освободиться резкими рывками от чего-то удерживающего ее, сама и садит себя на крючок-тройник. И ждет она бедная до утра прихода рыбака, проверяющего расставленные на ночь жерлицы.

    Так и окунь, не остановленный вовремя резкой подсечкой, создает большую трудность по снятию его с крючка. А я явно не успевал своевременно реагировать на поклевки.

    Когда уже руки саднились от многочисленных уколов от иголок окуней, когда излишне долго приходилось вытаскивать крючок из пасти окуня и спеша и осторожно, стараясь не уколоться еще и жалом крючка, а второй кормак уже почти врывается от резких рывков из под удерживающей его ноги, хотелось выбросить один из кормаков в воду, перевести дух и заниматься только одним кормаком. Но я выдержал эту бешеную гонку. Рюкзак был уже полон под завязку, по всей лодке барахтались еще живые окуни.

    Я уже плохо видел и червя и крючок, на который надо было его наживлять. Поклевки становились реже, стали ловиться более мелкие окуни. Оглядевшись, увидел, что вокруг простирается одна темнота и удивительно как я еще что-то мог рассматривать, что улов был чрезмерным и я вряд ли смог все вынести. Смотал кормаки и только тогда почувствовал, как безжалостно меня атакуют комары.

    Попробовал закурить, но не смог, руки пылали от уколов и дрожали от усталости. Вытащил груз, удерживающий лодку, и доплыл до берега.
Такой длительной вакханалии экстаза и настоящего оргазма азарта мне не доводилось еще испытывать в жизни.

    Рыбалку на середине озера можно было попробовать и днем в небольшое волнение и ветер, которые выполняли бы роль тети, снижающей видимость и прозрачность воды. А участок дна с зеленоватым дном можно было найти заранее, отметив его оставлением на нем груза с поплавком. Но проверить это, а тем более хотя бы 2-й раз испытать пережитое наслаждение, мне более не удалось.

    На берегу расстелил на песке старенький плотный брезентовый плащ, предусмотрительно захваченный на случай непогоды, вывалил на него из рюкзака всю рыбу, собрал и перенес из лодки  не вошедшую в рюкзак.

    Отбирая наиболее крупную рыбу, попадались и экземпляры около 1 кг, набил под завязку рюкзак. Настелив травы у кочки, уложил на нее всю самую мелкую рыбу, перебирая кучу на плаще, с расчетом утром вернуться за ней или послать брата. Свернул плащ с оставшейся рыбой и крепко связал сверху. Отвел по воде лодку и опять укрыл ее в траве на прежнем месте. Надел рюкзак за плечевые ремни, сверху взгромоздил тюк из плаща и отправился домой.               

    Боялся, что такая масса рыбы, раздавит нижние экземпляры, потечет жидкость подавленных внутренних органов рыбы и сожжет мне спину. Но окуни оказались крепче и ничего подобного не произошло. А такой случай у меня уже был. Выносил хариусов вдоль горной речки в жаркий день, иногда прыгал по камням. Хотя в рюкзак для жесткости был вложен рулон бересты, рыба все-таки подавилась частично, протекшей жидкостью промочило спину и разъело кожу.

    Сколько раз я останавливался и отдыхал, чуть не падая от усталости, не помню, но много. Меня утешали мысли, как позавидует брат и как утру ему нос своим уловом.
Уже взошло солнце, когда я, наконец-то, доплелся и почти упал у дома, чуть ли не положив язык на ступеньку крыльца.

    Из дома вышли отец с матерью и стали принимать у меня рыбу. Они не были особо удивлены таким моим уловом и поздним возвращением, в целую ночь. Задержался, значит так надо было, а уловы у отца, наверняка, были и побольше.

    Удивленный, что меня не встречает брат, я спросил об этом у родителей. Мать сообщила мне, что он, сказав им, что заскучал по своему дому, рано утром ушел на речной трамвай и, вероятно уже уехал.

    Будь я на месте брата, то заволновался бы при невозвращении его с вечерней рыбалки из тайги до утра и не смог бы спокойно уехать, не выяснив причин задержки, и с восходом солнца пошел бы разыскивать его на озеро.
Такой обиды я долго не мог ему простить и высказал ее ему через год или два при следующей встрече, но он отмолчался.

    Много позднее я нашел для себя объяснение причин этого поступка, которые вероятно, заключались в сложных отношениях с его первой женой.

   У меня до сих пор сохранились фотографии матери, склонившейся над ванной с моим уловом. Раньше в деревнях были такие оцинкованные 50-ти литровые. В таких ваннах хозяйки, установив ребристые стиральные доски, отмывали белье. В них же и купали младенцев.

    Впоследствии у меня были уловы и больше, но не за 2-а часа или час, а за 16 часов, сутки, и не одного окуня, а рыбы разных сортов. По видимому в этом озере кроме окуней и щук другой рыбы не водилось.

    Руки мать смазала чем-то и через сутки, двои боли прошли. Отдохнул сутки, я снова стал собираться на вечернюю рыбалку, но мать выступила категорически против, сказав, что этой рыбы и им хватит на долго и нам она пошлет в посылках копченных окуней.

    Продавать лишнюю рыбу в те времена считалось зазорным, особенно таких честных и добропорядочных интеллигентов, в хорошем смысле этого слова, какими являлись мои родители.

    Копченые окуни у матери получались удивительно вкусными, похожими одновременно и на горячее и холодное копчение. Рецепт копчения так и остался тайной, непонятно уж какие она собирала гнилушки и какую кору и что еще для более ароматного дыма остался неизвестным не потому, что она скрывала его, а потому что в те годы, я еще не интересовался им.
    Впоследствии много раз коптил рыбу, но такой вкусной, как у матери, она у меня не была.

    Подготовка к жарке малокостистых по сравнению с другими рыбами окуней было затруднительным процессом. Очистить от чешуи и не уколоться при этом, было крайне сложно. Людмила часто раздавала соседям именно окуней, оставляя себе частиковую рыбу.

    Но, когда нам посоветовали способ приготовления окуней в собственном соку, все коренным образом изменилось, начали оставлять и забивать холодильник исключительно окунями, как менее костистыми.

    Нужно положить неочищенных и не поротых окуней на лист-противень, предварительно посолив их сверху, под жабры тоже положить щепотку соли. Поставить лист в духовку газовой или электроплиты и томить их, в зависимости от размера, 30-40 минут. Потом шкурка снимается у них вместе с чешуей, холодные и остывшие, они казались мне еще вкуснее.

    Оставшись без занятия и дела, помощь в хозяйстве родителям была не нужна, я тоже заскучал и, стараясь не обидеть их, вскоре тоже уехал домой.

    Позднее, лет через 25 после тяжелой болезни, я побывал здесь уже последний раз.
На АН-2 из Колпашево долетел до нового поселка «Дальнее», где жили брат Геннадий с женой Маргаритой и детьми Михаилом, Евгением и Василием.

    Геннадий работал начальником лесоучастка. На служебном автобусе 40 км доехал до п. Зайкино, где были похоронены наш отец и отец Маргариты. В поселке уже жили только две семьи, занимающиеся рыбалкой и охотой.

    На обратном пути заехали на место бывшего поселка Песчаное. На месте домов там уже рос только высокий сплошной бурьян. Посидели, погрустили на месте бывшего дома родителей.

    Вспомнили как в ноябре добирались на перекладных в п. Песчаное на похороны отца, переходили с шестами через реку Кеть по первому еще ненадежному льду и случайно встретились в дороге.