Хочу, чтобы Россия мне приснилась и сон прошёл
Я удивлюсь ему, его недолголетью... но, главное, пойму, что не всерьёз
Такие сны меня тревожить стали: они - мигрень, забота у виска,
Но не желанье стать в одну стезю с рабами, не гробовая тихая
доска.
Ночной кошмар, ночной вопрос - досада, что муха в зиму с лета перешла,
Что прожито так много лет без жизни, закопанно, по сути не дыша.
К рассвету, горькое, бежит сердцебиенье, у утра занимать один глоток
Дыхания, что на рассвете строится солдатом, что напитает тот самый
озабоченный висок.
И в этом утре буду я иною: беспамятной, беспАмятной - чтОбы спастись,
И на вопрос стрелы, летящей в темень, о судьбоносности, отвечу я: "вонзись,
Вонзись в меня и вышиби распятье - виновность, тусклость и небытие",
Пусть птицы падают в России дождевые, им разбиваться о неё,
не мне.
А мне лететь ветрами в самолёте к рассвету правовому, как к себе,
Дивиться на простор погасшим сердцем и распускаться в греющем огне.
Мой сон отстанет от меня в дороге – ему за гончим самолётом не поспеть,
Что знаю я, ушедшая к спасенью? От снов реальности так многим беззастенчиво
лететь.
Дорога ласкова – в камнях находим ласку после гонений на свои свободы,
И мы придём свидетелем бесстрашным на суд, где, спрошены о нас, стоят народы...
И мы, и я, расскажем звучно правду, что вырвали себя у палача –
Мы отделились в холоде от стада: нас грела только нежная свеча.
Я не хочу, чтобы Россия снилась, я не могу с рабом кормиться больше,
Мне сон российский не возделал пашню, последняя берёза стала тоньше.
Итог, для нас, закрыв виски от камня, мы к свету вереницею уходим,
Евреи, диссиденты, люди чести находим рай, не просто так по свету долго
бродим.
В отставшем сне, в конце его тшедушном, был феникс – птица для меня,
Себе напомню, не стесняясь больше, попавшего с ним в «завтра» воробья...
Забуду лица крепостных медведей, что присягнули тихо на обмане.
Ну вот и всё, ты – только сон... Исчезни в памяти и в утреннем тумане.
Свидетельство о публикации №213012801312