Глобы 29. Красный город опустел

29. Красный город опустел.

Я стоял у окна и ждал. Вокруг тишина. Красный город опустел. Почти все юноши  и девушки уже уехали. Я всматривался и вслушивался в умирающие улицы: магазины, парки, клубы были закрыты, погасли над зданиями красные звезды. Одинокий Манилов, протянув две руки к людям, звал в свой город весь мир. Но никто не шел. Гений идеала  не терял своей притягательной бодрости. Он по-прежнему возвышался на постаменте в своем величавом одиночестве. Вот-вот я и должен буду покинуть тебя, мой мудрый учитель. Я ждал своего отца. Он провел много лет в местах печально-отдаленных, мне не понять, какая сила его забросила туда,  и во имя какой высшей идеи. Вдруг оказалось, что у всех юношей и девушек нашего города есть отцы. Все они являлись сюда из небытия и увозили в какую-ту другую, совершенно неизвестную  нам жизнь. Зачем? Для чего? Ведь так грустно покидать свой идеальный мир.
Я услышал шаги и обернулся. Вошел человек в сапогах и телогрейке. Он остановился. Слабо улыбнулся и минуту был погружен в себя, что-то мучительное застыло в его покрытом оспой лице. Глаза, примерзшие к глазницам от вечных морозов, вдруг стали оттаивать и увлажнились. Казалось, мир обидел его, и он не понимал этот мир. Но в тот момент,  когда он решительно протянул руки ко мне, в его движении я уловил повадки первобытного человека, лесоруба, который и понятия не имеет, в какой нежный и утонченный мир  он попал. Отец схватил меня своими сильными руками, сжал, точно я бревно с лесоповала, и затем, поставив возле стены, отошел несколько шагов назад, и ещё раз в меня хорошенько всмотрелся.
- Вот ты где, вот ты какой стал, - говорил он. - А я думал, что никогда уже тебя не увижу. О,  этот красный цвет, как кислота, действует на мои глаза. Мы уедем с тобой в нашу деревеньку, там все поросло бурьяном, и хаты нашей нет. Но мы построим новую и выкрасим ее в зеленый цвет, и ворота у нас  будут зеленые, и забор.  Как твоя покойная мать мечтала об этом дне. Не вынесло ее хрупкое тело лютых морозов. А теперь вон как потеплело: у меня вся рубашка мокрая от пота. Жизнь, жизнь будем начинать. А когда начинать, потом и поздно будет. Женим тебя, внуков на руках носить буду. А то смерть… кто ее придумал эту смерть. Те, кто всё в красное повыкрашивали, те и придумали. У нас от морозов кровь горлом шла, но мы выжили. И жить будем, как в старину, по-крестьянски, хлебосольно и с широкой душой.
 И отец все размахивал своими широкими руками, то садил меня на кровать, то хватал в объятия и кружил по комнате. И вместе с комнатой кружился за окном весь мой город.
Отец прожил лишь неделю после этого дня. Встреча со мной была его последним счастьем.