Пушкина repoussa Дантеса и явление Долгорукова

ПУШКИНА repoussa ДАНТЕСА И ЯВЛЕНИЕ ДОЛГОРУКОВА
Из моего литературного дневника: http://www.proza.ru/diary/jnu51/2012-12-21

 
Часть 1.
ПУШКИНА repoussa ДАНТЕСА

Софья Карамзина пишет письмо брату Андрею за границу о событиях 18-20 октября 1836 года. Заметно, что события не были для неё отмечены ничем замечательным, и всё казалось Софи скучным и бесцветным.
КАРАМЗИНЫ 18—20 октября 1836 г. Петербург С. Н. КАРАМЗИНА 19 октября: <...> Вчера, в воскресенье, Вяземские и Валуевы «по древнему и торжественному обычаю» у нас обедали и после обеда тоже пожелали послушать твое письмо. Они шлют тебе тысячу нежностей; «но воля твоя», счастье их выглядит очень скучно и очень безжизненно. Вечером Мари устроила у себя чай, были неизбежные Пушкины и Гончаровы, Соллогуб и мои братья. Мы не смогли туда поехать, потому что у нас были гости: госпожа Огарева, Комаровские, Мальцов, и некий молодой Долгорукий,(4) друг Россетов, довольно бесцветная личность. Около полуночи приехал Соллогуб, совсем заспанный, и рассказал, что у Валуевых был настоящий вечер семи спящих,(6) что хозяева зевали наперебой и, в конце концов, выпроводили своих гостей, тоже совсем уже сонных, чтобы лечь спать. ... Как видишь, мы вернулись к нашему городскому образу жизни, возобновились наши вечера, на которых с первого же дня заняли свои привычные места: Натали Пушкина и Дантес, Екатерина Гончарова рядом с Александром, Александрина — с Аркадием; к полуночи - Вяземский и один раз, должно быть по рассеянности, Вильегорский, и милый Скалон, и бестолковый Соллогуб, «и всё по-прежнему, а только нет Андрея, а потому еще побесцветнее»! <...>

4 Долгорукий — вероятно кн. Петр Владимирович Долгоруков (1816—1868), подозревался в том, что он был автором пасквиля, посланного Пушкину 4 ноября 1836 г. См. о нем с. 606 наст. изд.
6 «Семеро спящих» («Les sept dormants») — христианская легенда о семерых юношах, замурованных в пещере за отказ отречься от христианской веры и проспавших там 372 года. Легенда вошла во многие католические житийные сборники и была широко известна.

 
Софи пишет о том, что вечера возобновились и все заняли свои обычные места. Она не пишет, однако, что именно 18 октября на чаепитии у молодожёнов Валуевых, где были Пушкины, не присутствовал Дантес. Скорее всего, его отсутствие и создало для Соллогуба, как и для других гостей, сонную атмосферу. С 19 октября Дантес числился в полку заболевшим, был освобождён от службы, и потому также не мог быть у Карамзиных.

Но меня насторожило более всего то, что всё происходит на другой день, после знаменитого письма Дантеса от 17 (?) октября, в котором он умоляет Геккерна о помощи, чтобы устроить его свидание с Натали Пушкиной. (Я ставлю дату «17 октября» под большим вопросом, поскольку считаю её иной). Дантес просит Геккерна поговорить с Натальей Николаевной на балу у Лерхенфельда, который намечался в тот же день, 17 (?) октября: " Было бы недурно, чтобы ты намекнул ей, будто полагаешь, что бывают и более близкие отношения, чем существующие, поскольку ты сумеешь дать ей понять, что, по крайней мере, судя по ее поведению со мной, такие отношения должны быть. Словом, самое трудное - начать, и мне кажется, что такое начало весьма хорошо, ибо, как я сказал, она ни в коем случае не должна заподозрить, что этот разговор подстроен заранее. Еще раз умоляю тебя, мой дорогой, прийти на помощь, я всецело отдаю себя в твои руки, ибо, если эта история будет продолжаться, а я не буду знать, куда она меня заведет, я сойду с ума. Если бы ты сумел вдобавок припугнуть ее...".


Можно было бы предположить, что именно тогда, 17 (?) октября на вечере у Лерхенфельда, Геккерн услышал от Натальи Пушкиной категорическое "Нет". Это подтверждает запись от 23 октября в дневничке княжны Барятинской, где можно было прочесть о событиях 16-22 октября:
Юная княжна Барятинская в эти дни (после приезда 16 октября) недомогала. «Я лежала в первые дни после нашего приезда, — записала она в дневнике 23 октября, — все приходили в мою комнату. Было уже несколько молодых людей, приходивших утром, а мы всего неделя как здесь… Лили Толстой рассказывал, что госпожа Соловово спросила его: „Ну как, устраивается ли свадьба Вашей кузины?“ Лили изумленно спросил: „С кем?“ — „С Геккерном“. Вот мысль, никогда не приходившая мне в голову, так как я чувствовала бы себя несчастнейшим существом, если бы должна была выйти за него замуж. Он меня забавляет, вот и все. Она говорит: „Но теперь поздно, он был бы в отчаянии, если бы ему отказали“. Я знаю, что это не так, так как я ему ничуть не подхожу. <…> И maman узнала через Трубецкого, что его отвергла госпожа Пушкина. Может, потому он и хочет жениться. С досады! Я поблагодарю его, если он осмелится мне это предложить».
 
Примечание: Лили Толстой - ближайший родственник Барятинских. Князь А. И. Барятинский — брат Мари — был наследником состояния Толстых; Госпожа Соловово - Жена ротмистра Кавалергардского полка Петрово-Соловово, друга Барятинского и Трубецкого.
 
Примечание:
ФЭБ. Сафонов. "Пресловутое рандеву". – «Дневник (княжны Барятинской - прим. моё) написан на французском языке. Когда И. Л. Андроников ввел в научный оборот фрагменты этого дневника, то он воспользовался переводом, подготовленным М. Г. Ашуковой-Зингер. Барятинская написала, что Пушкина «repoussa» Дантеса. Переводчица употребила глагол «отвергла». Однако это далеко не единственное значение глагола «repousser». Глагол «repousser» имеет несколько значений и «отвергать» — далеко не самое распространенное. Если бы Пушкина действительно отвергла Дантеса, следовало бы написать: «rejeta», «refusa». … О том же, как Пушкина вновь отвергла его, писал Дантес и в письме от 6 марта.65.  Так что,  к октябрю 1836 г. ПУШКИНА «repoussa» ДАНТЕСА В ТЕЧЕНИЕ ПОЛУГОДА, но никаких тайных встреч для этого не требовалось. Скорее всего, Наталья Николаевна осталась так же глуха к настоятельным заклинаниям, с которыми дипломат обращался к ней в период с 17 по 22 октября, как она была непоколеблена признаниями самого Дантеса, выдержав кавалергардскую атаку «сына» зимой этого года. Что же касается октябрьского письма Дантеса, то и в нем ни слова нет о тайном свидании, во время которого его отвергли. В этом письме Дантес просит Геккерена переговорить с Пушкиной о том, чтобы она его «приняла». И это, скорее, свидетельствует о том, что СВИДАНИЕ ЕЩЁ НЕ ИМЕЛО МЕСТА. Если бы тайное рандеву уже состоялось, и Дантес потерпел на нем полное фиаско, разве можно было бы снова просить о встрече, которая только что развеяла все его надежды? Не логичнее было бы предположить, что вначале Геккерен стал просить Наталью Николаевну тайно встретиться с Дантесом, но Пушкина отвергла это предложение, и тогда Трубецкой имел бы все основания сказать Барятинской, что домогательства поручика не имели успеха. Другими словами — что Пушкина «repoussa» Дантеса. Во всяком случае, никаких свидетельств о том, что тайное свидание имело место, тем более что оно происходило в кавалергардских казармах, в этих документах нет». http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/v04/v04-284-.htm
   
repousser переведено с французского на русский:
1. вновь толкать, двигать, отодвигать
2. отталкивать, отбрасывать, отбивать, отражать
3. отклонять, отвергать, не принимать
( - Яндекс.Словари — Полная статья «repousser» в словаре ABBYY Lingvo.)


Да, «тайного свидания»  не было. Но были 13, 14, 15, 16 октября – дни после отсутствия Дантеса по причине исполнения обязанностей ординарца при государе, за что он получил 13-го октября  «Высочайшее благоволение», то есть – благодарность.


14-го числа, в среду, вернулись Карамзины. С этого «первого же дня заняли свои привычные места Натали Пушкина и Дантес», пишет Софи в письме к брату! У Карамзиных многолюдно и шумно. Дантесу не предвиделось случая поговорить с Натали наедине. Однако, он мог знать от Екатерины, что Наташа и её сёстры собираются к Вяземским. Главное – Пушкина сегодня нет, его Дантес не видел у Карамзиных. Значит, есть надежда поговорить с Натали без опасений.
По средам также принимали Вяземские. После встречи с друзьями у Карамзиных Натали вполне могла зайти к Вяземским, чтобы повидаться с княгиней. Вслед за ней рад был последовать и Дантес и «продержаться до 11 часов».  Вяземская принимала в своём салоне. Именно поэтому можно предположить, что Дантес, один среди дам, мог долго разговаривать с Натальей и сказать всё, что он «выучил заранее».  На следующий день он должен был быть на службе: дежурства в полку расписывались «сутки через сутки».
 
15 октября, четверг. Дантес на службе. Возможно, что Дантеса уже мучил не только жар любви, но, очевидно, мучило и явное недомогание: "Можешь вообразить мое состояние... В общем я хорошо продержался до 11 часов, но затем силы оставили меня и охватила такая слабость, что я едва успел выйти из гостиной, а оказавшись на улице, принялся плакать, точно глупец, отчего, правда, мне полегчало, ибо я задыхался; после же, когда я вернулся к себе, оказалось, что у меня страшная лихорадка, ночью я глаз не сомкнул и испытывал безумное нравственное страдание... Прости за бессвязность этой записки, но поверь, я потерял голову, она горит, точно в огне, и мне дьявольски скверно... Целую тебя, Ж. де Геккерн.»

15-го октября, в четверг, «Пушкин на обеде, который дал друзьям-лицеистам П.Н. Мясоедов, специально приехавший из Тульской губернии в Петербург накануне 25-й лицейской годовщины». – Тархова Н.А. Жизнь Александра Сергеевича Пушкина. Книга для чтения. – М.: «Минувшее», 2009. – 784 с., ил. – Стр. 743.

В таком случае, в этот день Пушкин вряд ли успел с Наташей и Гончаровыми ещё куда-либо на вечер. Ему достаточно было встречи с друзьями. Но по четвергам также принимают у Лерхенфельдов! Натали, как узнал Дантес, вместе с сёстрами должна быть там.
 
15 октября вечером никто не мешал Геккерну разговаривать с Натальей Николаевной так, как решили он и Дантес: «… она ни в коем случае не должна заподозрить, что этот разговор подстроен заранее. Еще раз умоляю тебя, мой дорогой, прийти на помощь, я всецело отдаю себя в твои руки, ибо, если эта история будет продолжаться, а я не буду знать, куда она меня заведет, я сойду с ума. Если бы ты сумел вдобавок припугнуть ее...".
Геккерн рассказывал Наталье Николаевне о заболевшем Жорже, о его страдании и любви, умолял пожалеть его. Непреклонная Натали, выразив сочувствие, отказалась «принять» Дантеса. Об этом первым узнает от Дантеса любопытный Трубецкой. Следовательно, вскоре многие заинтересованные в Дантесе лица знали так же, как и maman Барятинская, «что его вновь отвергла госпожа Пушкина».
16-го октября, пятница. Дантес уже знает о том, чем закончился разговор Геккерна с Натали.  Пришла пора «отомстить» или ещё есть надежда?

В посольстве у секретаря Аршиака кто-то попросил или взял самовольно ОДИН бланк шутовского «диплома рогоносца». Бланк был заполнен быстро и сразу же отправлен по адресу.
Соллогуб вспоминал, что видел эти бланки в начале декабря 1836 года перед отъездом из Петербурга; что они остались ещё с прошедшей зимы, когда «венское общество развлекалось», рассылая «дипломы на разные шутовские звания».

 
17 октября, суббота.  Пушкин получает «диплом рогоносца», состряпанный на бланке-клише, куда нужно было лишь вписать имя получателя.
Причину послания Пушкин вполне ПОНЯЛ: Натали далеко зашла в своём кокетстве и забыла, чему он учил её: «…не кормите селёдкой, если не хотите пить давать…».

В письме, умоляя Геккерна о помощи, Дантес приписал несколько строчек «наискосок на полях»: « … кроме того, мне не надо говорить тебе о том, что ты очень хорошо знаешь: что я потерял голову из-за неё, что перемены в моём поведении и характере доказали это тебе, и постепенно даже ЕЁ МУЖ ПОНЯЛ ЭТО».  - Витале С. Тайна Дантеса, или Пуговица Пушкина / Серена Витале; (пер. с англ. Е.М. Емельяновой). – М.: Алгоритм, 2013. – 384 с. – (Жизнь Пушкина).

Да, теперь Пушкину есть повод поссориться с Дантесом таким образом, чтобы сказать царю, что он и его самого подозревал в ухаживании за своей женой. «Но с царём накладно спорить». И потому поэт намерен вновь обратиться к перу и бумаге. Содержание ноябрьского «диплома рогоносца» неспроста затрагивает семью Романовых.  Пушкин, кажется, «СОШЁЛ С УМА!».
 
Пушкин пишет письмо к Ф.Ф. Вигелю, вероятно, с просьбой о встрече.
18 октября Вигель пишет Пушкину ответ и упоминает о «человечке-машинке», который переписывает что требуется,  не понимая содержания.
Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 17 т. Том 16 (Переписка 1835-1837). — 1949. 1266. Ф. Ф. Вигель — Пушкину.  Около 18 октября 1836 г. Петербург.
 
«Вы требуете от меня того, об чем я сам хотел просить Вас; у меня есть человечек-машинка, который очень исправно переписывает ему совершенно непонятное. Его рукой писано письмо мое и мною даже не подписано. Вот вам доказательство, что я не ищу его известности; оно писано для одного. Надобно было быть уверену в его уме и проницательности, чтобы осмелиться так писать. Он один сквозь некоторую досаду мог увидеть беспредельную к нему любовь и преданность: талант поставил его выше мелочей обыкновенного самолюбия. Он может не уважить мнением моим, но чувства, я знаю, всегда уважал. — Я болен, без того бы сам к вам явился. Я чувствую (1) простуду и в то же время моральную болезнь, какое-то непонятное лихорадочное беспокойство. Нежную, обожаемую мать разругали, ударили при мне по щеке; желание мести и бессилие меня ужасно тревожит. — Я ожидаю от Дим.<итрия> Ник.<олаевича> извещение когда удобнее ему будет дружески, по Арзамасски, побеседовать с вами.
Я снова раскрываю мое письмо, чтобы сообщить вам, что Блудов ждет вас с нетерпением с десяти утра до трех в среду. Дайте мне знать, должен ли я притти к вам, я совсем болен, но мертвым или живым вы увидите меня у себя, если вы это прикажете.


18 октября, воскресенье. Софи Карамзина описывает брату вечер с друзьями и гостями за чаем у Мари Валуевой: «Вечером Мари устроила у себя чай, были неизбежные Пушкины и Гончаровы, Соллогуб и мои братья. Мы не смогли туда поехать, потому что у нас были гости: госпожа Огарева, Комаровские, Мальцов, и некий молодой Долгорукий, друг Россетов, довольно бесцветная личность».
 

19 октября Пушкин пишет П.Я. Чаадаеву, делая акцент в конце письма на мысли об «отсутствии общественного мнения», на равнодушие общества к человеческому достоинству:
«Поспорив с вами, я должен вам сказать, что многое в вашем послании глубоко верно. Действительно, нужно сознаться, что наша общественная жизнь — грустная вещь. Что это отсутствие общественного мнения, что равнодушие ко всему, что является долгом, справедливостью и истиной, это циничное презрение к человеческой мысли и достоинству — поистине могут привести в отчаяние. Вы хорошо сделали, что сказали это громко. Но боюсь, как бы ваши исторические воззрения вам не повредили... Наконец, мне досадно, что я не был подле вас, когда вы передали вашу рукопись журналистам. Я нигде не бываю и не могу вам сказать, производит ли статья впечатление». - Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 10 т. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1977—1979.Т. 10. Письма. — 1979.740. П. Я. ЧААДАЕВУ. 19 октября 1836 г. Из Петербурга в Москву. http://pushkin.niv.ru/pushkin/pisma/740.htm

 
19 октября, понедельник. Пушкин на праздновании 25-летия Лицея у Яковлева, который записал в «протоколе»:  «Пушкин начал читать стихи на 25-летие Лицея, но всех стихов не припомнил и кроме того отозвался, что он их не докончил, но обещал докончить, списать и приобщить в оригинале к сегодняшнему протоколу». Собрались друзья в половине пятого, разошлись в половине десятого. Так у Тарховой в «Книге для чтения». Но есть иное утверждение: Пушкин на вечере был явно расстроен и не скрывал это от друзей. А.А. Лацис писал: «Ни один из лучших пушкинистов не взялся объяснить, почему Пушкин плакал навзрыд на праздновании лицейской годовщины 19 октября 1836 года. Почему так и не смог дочитать приготовленные стихотворные листы?» - А.А. Лацис.  «Верните лошадь!»; М., 2003.
Пушкин мог бы ответить Лацису так: «Желание мести и бессилие меня ужасно тревожит!».

От 19 до 27 октября 1836 г. Дантес был болен. В. В. НИКОЛЬСКИЙ (по данным архива Кавалергардского полка). В. Никольский. Идеалы Пушкина. СПб., изд. 4, 1899, стр. 129.
 
20 октября, вторник. Пушкин в письме отцу сообщает о проблемах с наследством, с деньгами, с братом Львом. «Я расчитывал побывать в Михайловском - и не мог. Это расстроит мои дела по меньшей мере ещё на год. В деревне я бы много работал; здесь я ничего не делаю, а только исхожу желчью». Отец не всё знает о своём сыне.

21 октября «с десяти утра до трех в среду» состоялась, вероятно, встреча друзей-арзамасцев на квартире у Блудова. Вигель, возможно, пришёл, хотя был болен. Говорили о Чаадаеве, о философических письмах. Конечно же, вспомнили о «человечке-машинке». Пушкин взял его адрес. Дела издательские можно бы поручить талантливому переписчику! Возможно, с ним можно договориться и о других услугах.

22 октября, четверг. У Пушкина дома Клементий Россет. Пушкин читает ему своё письмо к Чаадаеву. В тот же день они узнают, что Чаадаев объявлен сумасшедшим. Россет советует Пушкину не посылать почтой ответ Чаадаеву.
 
24 октября, суббота. Серьёзно был болен Дантес или нет, но в этот день он был «очень забавен», как писала Софи, за чаем у Карамзиных. Вероятно, там была и Натали, поскольку праздновали день ангела Андрея Карамзина.
 
А вот Пушкина среди гостей не было. Он также был болен с 23 по 29 октября и не выходил из дома, о чём есть запись в книге Тарховой Н.А. (стр. 747). Правда, дата обозначена под вопросом, которого я не поставила бы. Если учесть, что Вигель был болен, когда явился к Блудову ради встречи с Пушкиным, то понятно, что присутствующим не мудрено было также подхватить «вирус». Что
ж, это кстати, если можно было не выходить из дома и заняться неотложными делами. Пушкин и «человечек-машинка», «который очень исправно переписывает ему совершенно непонятное», до 29 октября заняты были важным переписыванием.


Часть 2.
ЯВЛЕНИЕ ДОЛГОРУКОВА
Теперь о ГЛАВНОМ: на вечере у Карамзиных 18 октября присутствует новое для Софи лицо: молодой ДОЛГОРУКОВ. С какой стати он является ВДРУГ, после состоявшегося разговора на вечере у Лерхенфельда 15 октября Натальи Николаевны и Луи Геккерна? После очередного отказа, «repoussa»? Видимо, Долгоруков явился вместе с братьями Россетами, которые его представили Софи. Кстати: братья Россеты и Долгоруков, Гагарин и Скалон снимали квартиры у домовладельца Занфтлебена. Не мудрено, что все они могли бывать у Карамзиных, живших открыто и просто! Что же  нужно здесь Долгорукову, которого Софи видела впервые? Кто же он такой?
ДОЛГОРУКОВ Петр Владимирович, князь (27 XII 1816 — 6 VIII 1868) — воспитанник Пажеского корпуса (вып. 1833), чиновник Министерства народного просвещения, впоследствии политический эмигрант, генеалог. Мог встречаться с Пушкиным у Карамзиных, Россетов и в петербургском светском обществе. В. Ф. Адлерберг рассказывал позднее П. И. Бартеневу об одном из вечеров 1836—1837, на котором Долгоруков, стоявший позади Пушкина, «подымал вверх пальцы, растопыривая их рогами». Долгоруков подозревался в сочинении анонимного пасквиля, посланного 4 ноября 1836 Пушкину и его друзьям; в настоящее время эта версия серьезно оспаривается. http://feb-web.ru/feb/pushkin/chr-abc/chr/chr-1433.htm 
Министром народного просвещения в то время был С.С. Уваров – ближайший враг Пушкина. Наш поэт благополучно приобрёл этого врага своим творением «На выздоровление Лукулла», в чём очень раскаивался. Но, видимо, поздно. Разве С.С. Уваров не знал лично чиновника своего министерства князя П.В. Долгорукова? Может быть, Уваров и настроил Долгорукова на дом Карамзиных, где бывают Пушкины?


Не будем гадать. Известно, что в 1843 году Долгоруков под псевдонимом «граф Альмагро» издал в Париже на французском языке «Заметку о главных фамилиях России», в которых раскрыл ряд исторических фактов, порочащих самодержавие и аристократию. Как по-вашему, «Альмагро» не созвучно ли «Колардо»? Тогда я хочу обратиться к своему литературному дневнику:
http://www.proza.ru/diary/jnu51/2012-03-26   Интересно, что «Философические письма» П.Я. Чаадаева 1836 года, послужившие основанием, с лёгкой руки Николая Первого, объявить друга и учителя Пушкина сумасшедшим, имели отголосок в 1848 году, после Февральской революции во Франции. Из «Докладной записки потомству о Петре Яковлевиче Чаадаеве» в воспоминаниях М.И Жихарёва «Русское общество 30-х годов 19 века. Люди и идеи» мы узнаём, что Чаадаев получил по городской почте письмо на французском языке за подписью “Louis Colardeau”. Этот Колардо заявлял, что он врач, прибыл из Парижа, лечит душевнобольных и готов излечить Чаадаева, «субьекта для него чрезвычайно занимательного, любопытного и интересного, сумасшествие которого вообще давно и хорошо известно и состоит в том, что г. Чаадаев, будучи пустым и ничтожным человеком, себя воображает гением…». - «Русское общество 30-х годов 19 века. Люди и идеи»: (Мемуары современников) – М.: Издательство МГУ, 1989 г., - стр. 114.
 
Письмо «к сожалению, кажется, пропавшее», пишет Жихарёв. Но одновременно с Чаадаевым такие же письма получили около семидесяти его знакомых. Чаадаев вскоре, в два-три дня, открыл настоящего составителя письма. «Имя составителя он без замедления сейчас же объявил всякому, кто его желал узнать». Технология распространения письма напоминала интересующую нас историю с подметными письмами к Пушкину. ЛУИС Колардо напоминает нам ЛУИ Геккерна. На этом, по-моему, делает акцент автор письма к Чаадаеву, управляя воображением адресата в нужном русле, намекая на изгнанного из России нидерландского  посланника и соответственных событиях 1836 года.  Вдобавок утверждает, что он приехал из Франции.

Дальше Жихарёв пишет: «...ответ, написанный Чаадаевым не к господину Луи Колардо, а к настоящему корреспонденту, впрочем, никогда по адресу не отправленный, тоже пропал. В нём значилось, что такой-то, себя воображающий ужасающим насмешником и грозным бичевателем, на самом деле не иное что есть, как жалкое, маленькое, бессильное существо, переполненное завистью и желчью». Про это крошечное,  грязное дельце я и поминать бы не стал, если бы скрывавшийся под именем Колардо ВПОСЛЕДСТВИИ не стяжал очень большой и плачевной известности постыдным процессом, про который в своё время все говорили, и, особенно, если бы не ему же приписываемы были подметные, безыменные письма, отчасти бывшие причиною или поводом к предсмертной дуэли Пушкина».

Предположим, что П.Я. Чаадаев, по утверждению Жихарёва, «открыл настоящего составителя» письма, которому впоследствии «приписываемы были подметные, безыменные письма, отчасти бывшие причиною или поводом к предсмертной дуэли Пушкина». Кого назвал Чаадаев? Не сказано. Мы знаем, что после 1848 года "настоящим составителем" анонимных писем Пушкину считали П.В. Долгорукова (эмигрировал в 1859 году). Мы также знаем, что Долгорукова и его друга Гагарина относительно недавно, благодаря новым экспертизам почерков, «реабилитировали». И с тех пор вопрос об авторстве анонимки в адрес Пушкина возник вновь. Об этом говорится в сборнике «Последний год жизни Пушкина» /Сост., вступ. Очерки и примеч. В.В.Кунина. – М.: Правда, 1989. – 704с., 8 л. ил. http://www.proza.ru/diary/jnu51/2012-03-26
 
Результаты экспертизы Салькова вызвали сомнения у Г. В. Чичерина, который их высказал в письме к Щёголеву. «Повторная экспертиза была проведена В. В. Томилиным по просьбе М. И. Яшина в 1966 году. По результатам этой экспертизы среди авторов пасквиля Долгоруков вообще не был назван, но обвинение пало на И. С. Гагарина. Ещё одна экспертиза состоялась в 1976 году. С. А. Ципенюк сверил несколько образцов почерка Долгорукого и Гагарина с «дипломом ордена рогоносцев» и пришёл к выводу, что ни тот, ни другой не писали пасквиля. Экспертиза, организованная историком-археографом Г. Хаитом, и проводившаяся сотрудниками Всесоюзного НИИ судебных экспертиз, не подтвердила выводов Салькова. Было установлено, что письмо написано не князем Долгоруким и не князем Гагариным, а «третьим лицом».
 
Истинное отношение Долгорукова к Пушкину стало известно лишь в 80-х годах XX века. В экземпляре «Воспоминаний» Ф. В. Булгарина, принадлежащем Долгорукому, были обнаружены примечания, сделанные его рукой. В этих заметках на полях Долгоруков опровергает Булгарина, старавшегося и после смерти Пушкина «уколоть его побольнее, так сказать, в памяти потомства». http://www.people.su/37109 
Булгарин писал о драматурге Озерове и вспорминал при этом: "Подобно гениальному Пушкину, Озеров в обществе любил говорить по-французски, думая этим придерживаться высшего тона, и весьма дорожил вниманием так называемых аристократов и людей высшего круга. Похвала какого-нибудь князя Озерова была выше похвалы Державина. В этом Озеров и Пушкин совершенно равны".
Вот что конкретно писал на полях этой книги Булгарина П. Долгорукий по поводу того, что "Пушкин любил более говорить по-французски": "Вздор и ложь: я знал Пушкина и помню, что он охотно и прекрасено говорил по-русски, но Булгарин не может позабыть и переварить эпиграмм Пушкина".

И ещё писал Долгоруков там же: "Вздор и ложь: нельзя было держать себя благороднее Пушкина, который не имел нужды бегать ни за чьими похвалами, принадлежа сам к древнейшему роду боярскому".
Тут нечего сказать, Долгоруков, делая пометки в книге, заступался за Пушкина как дворянин за дворянина. Хвалим. И, тем не менее, нужно помнить, что это написано Долгоруковым уже после выхода книги Булгарина, после 1846 года. А в 1836 году Долгорукову было всего 20 лет, и отношение его к Пушкину было таково, что он мог себе позволить стоя позади Пушкина, «подымать вверх пальцы, растопыривая их рогами».

Хотелось бы сказать о "вздоре и лжи" в отношении Петра Долгорукова: напрашивается вывод, что этот человек отличался от мира тем, что всегда говорил то, что считал правдой. Не важно, было ли это правдой в глазах других людей. Его страстью было как раз бичевать и призывать к наказанию, наказывать и самоутверждаться над миром. Написать анонимное письмо к Чаадаеву, опальному автору "Философических писем", - также было деянием за правду. Но не мог он при этом назвать своё имя. Он высоко себя ставил. Это мой взгляд в сторону Петра Долгорукова на сегодня. http://www.proza.ru/