***

- Нет, я просто ноги разминала – соврала она. А дядя Митя быстро заговорил:
- Оля, слушай меня внимательно. Ты теперь моя Хрестница и поедешь дальше на очень тёплой, новой машине. Я обо всём договорился. Жаль тебя, чего доброго и правда в моей машине простуду подхватишь. И к тому же тебя домой завезти, придётся мне большой круг делать. И не успею Татьяну к Новому году привезти домой, как обещал. На развилке вы свернёте в сторону Любино, мимо Консервзавода, а мы поедем дальше по этому профилю на Омск. А этот, с кем поедешь, живёт на Консервзаводе, но обещал тебя оставшиеся 18 км до дому подбросить. Я все его данные себе записал. За тобой присмотрят, ты не будешь одна, не беспокойся.
- Дядя Митя, но я боюсь с чужими ехать – сказала Ольга с отчаянием в голосе.
- Я же тебе тоже чужой, не так ли? Но теперь ты моя Хрестница, поняла? И всё будет нормально! – в голосе пожилого мужчины слышится сочувствие и беспокойство за неё.
Девушка не успела ответить, как из столовой вывалила ватага шоферов и один крупного роста детина, сразу отделился от группы и подошёл:
- Эта что ли, моя попутчица будет? – в свете от окна столовой, видна его ухмылка на рыжей физиономии.
- Да, это Оленька, моя Хрестница, как я уже говорил дочь моего лучшего друга. Оленька, это Валерий. Сейчас я ещё номер машины запишу на всякий случай - и дядя Митя достал из кармана фонарик.
- Ты что, считаешь, что я не знаю наших неписанных законов? Обижаешь! Но если ты , кореш, такой недоверчивый, то вези ты её сам дальше, как вёз! – с явным возмущением проговорил Валерий.
- Я не собираюсь ранить твоё самолюбие, но хочу на любой случай быть уверенным, что с моей Хрестницей всё будет в порядке. А что она в ватной спецовке не значит, что она не стоит большего.
Девушка, как ты сам видишь, работала в лесу и за эту зиму многое претерпела, понимаешь?
- Ладно уж. Пойдём, Оля, садись в машину – сказал Валерий спокойно.
Девушка беспомощно оглянулась на двух людей, которые стали за эти дни уже вроде, как родными. А дядя Митя обнял её, словно он действительно её родственник и говорит:
- Ты же мужественная девочка! Не бойся, Валерий довезёт тебя до самого дома и громко добавил – передавай дома всем привет, а на Новый год мы приедем к вам!
Ольга не умеет врать, но в последние дни уже несколько раз попадала в такие ситуации, когда иначе нельзя. Она поддержала игру дяди Мити и ответила:
- Хорошо, Хрёстный, передам. И Хрёстной от меня тоже привет! - и помахав, она пошла за своим новым добродетелем. Да именно добродетелем, так как денег заплатить у неё нет. Ещё раз оглянувшись увидела, что Татьяна машет ей из окна машины дяди Мити...
    ГАЗ-51 действительно совсем новая и очень тёплая машина. Из гофрированного шланга, дует почти горячий воздух. И согревшись, девушка поняла, насколько она промёрзла и устала за эти дни.
Её клонит ко сну, но Валерию видно охота поболтать. На его вопросы она отвечает односложно, короткими фразами, больше всего «да» или «нет». Шофёр понял, что беседы не получится и оставил её в покое, насвистывая себе что-то под нос.
Ольга отклонила голову к окну и под монотонный звук мотора быстро задремала. Она видит себя уже дома, среди семьи, с которой больше, чем на неделю никогда ещё не расставалась и теперь так сильно по всем скучает... но почти сразу, так ей показалось, машина встала. Открыв глаза увидела впереди стоящую машину и поняла, что снова буксуют. «Боже, да когда же это кончится! Почти дома и опять...» - подумала она в сердцах и глянув в наружное зеркало увидела, что за ними вереница машин.
- Ну что, выспалась? – спросил Валерий.
- Нет ещё – ответила Ольга.
- Ты видишь, опять буран свирепствует. И это уже третью ночь так! Только притихнет немного днём, а к ночи опять пошло. Думал попутчитцу взял, легче со сном будет бороться, а с тебя каждое слово приходится вытягивать – и рыжий детина злобно выругался. А Ольга спокойно ответила:
- Вижу, что опять буран и могу понять Ваше негодование. Я тоже уже столько  же дней и ночей не сплю.
- Пойду, гляну, что там впереди – сказал он, не отреагировав на её слова  и покинул кабину.
Когда Валерий ушёл и Ольга решила посмотреть, что происходит снаружи и открыла кабину. Встав на подножку увидела, сквозь вихри снега, много огоньков задних фар машин. И люди снуют туда, сюда вдоль колонны, это она тоже разглядела и с радостью поняла: «Слава Богу, мы идём не первыми и снег кидать на сей раз мне видимо, не придётся. Столько мужиков!» Скатала ком снега и села в кабину «поужинать».
«Я Татьяне с дядей Митей не могла признаться, что голодна, а этому неотёсанному и подавно не скажу! Он и так всё время пялится на меня своими рыжими, поросячьми глазками. Думает сплю и не вижу. С этим бессовестным матершинником лучше всего, вовсе не разговаривать. Будто при мужике матерится!»
Она опять устроилась поудобнее и отвернулась к окну и когда он вернулся не подала виду: « Пусть думает, что сплю»
     Валерий включил зажигание и проехав немного остановился. Слышно, что и другие машины урча, проделывают то же самое. В кабине стало опять тепло. И так бесконечно, метр за метром, пробиваются они рывками сквозь пургу и Ольга не заметила сама, как и вправду крепко уснула.   
    Много ли мало времени прошло, она не знает. Но вдруг что-то колючее, словно прыгнуло ей на лицо и впилось в губы и она оказалась словно зажатой в тиски. Каким-то образом девчёнке удалось рвануться  лицом в сторону и она закричала с такой страшной силой, что и сама не поверила, что так может кричать. Ольга поняла, что этот ёжик -  заросшее щетиной лицо Валерия, который зажал её одной рукой, навалившись всем своим тяжёлым грузом, а другой лапает груди. Девушка вырывается изо всех сил, продолжая кричать что есть духу. Освободив одну руку, она полосанула отросшими за эти дни ногтями, лицо злодея сверху донизу. Валерий заорал диким зверем, но свои клещи не разжал.
    А в этот момент кто-то заколотил по стеклу с его стороны и он отпустил девчёнку. И уже кто-то с силой дёргает ручку. Валерий, отпустив её, открыл дверцу, закрытую на замок изнутри. А другой рукой он размазывает кровь, текущую из царапин, по всему лицу. В это время Ольга открыла свои дверцы и спрыгнула вниз.
Её сильно тошнит, но рвать совершенно нечем и она корчится в конвульсиях. У неё вообще ещё не было парня и её никто не целовал, а тут эта мерзкая рожа... Она прижала сцепленные руки к желудку...
     Уже собрались с десяток шоферов вокруг машины и выволокли  Валерия за грудки из кабины. Его тут же начали бить по кругу. В слабом свете от фар видно как злодей отлетает от одного к другому. А один, уже пожилой при этом приговаривает:
- Ах ты, рыжий лис! Не зря её Хрёстный так беспокоился! Сразу раскусил, что ты сможешь удумать и воспользоваться невинным существом. Не зря он нас, по отдельности, просил присмотреть за девчёнкой! Вернее за тобой, гадом! Ты обрадовался, что у тебя самая тёплая машина, что к тебе решили её посадить? Гляньте-ка, братцы, как один из НАС решил воспользоваться несчастьем бедной девчёнки! Мы тоже не святые, но так поступают с бабами, которые того хотят! А ты рыжий пёс девственницу захотел? получай!
- Откуда мне было знать, что она не такая, не одна из тех? – начинает он умолять и оправдываться.
- Ах ты не знал? Тебе разве недостаточно было того, что кореш просил не обижать девчёнку?
- Оставьте меня в покое и забирайте её себе кто хочет, с меня хватит!
- Мы тебя оставим, ещё как оставим! Ты сейчас же извинишься перед девушкой, не то...- продолжают один за другим опять на него наступать. Крики и маты перемежаются с визгливым голосом рыжего верзилы.  Только теперь все заметили, что Оли в кабине нет. Обогнув машину пожилой шофёр увидел её, сидящей свернувшись клубком в сугробе возле машины.
- Пойдём, девонька, садись на место. А то совсем занесёт. Он никогда больше не захочет молоднькую!
- А можно мне с вами дальше ехать? Я его боюсь – умоляющим, дрожащим голосом попросила она.
- У нас у всех кабины холодные, а у этого гада одного новая машина, с отапливаемой кабиной – объяснил он -  Не бойся его, он получил хороший урок!
- А ну, сейчас же извинись перед девчёнкой, я сказал! – крикнул он Валерию, который умывшись снегом, усаживается на своё место.
Ольгу трясёт, словно в лихорадке, не то от холода, не то от пережитого испуга, или голода. А вернее наверно от всего сразу. И пожилой, заметив её слабость, подсадил её с другой стороны.
- Прости, Оля – произнёс Валерий, не гляда на неё – но дальше езжай с ними. Выходи из кабины. Мне рожу начистили и ещё я должен тебя дальше везти? Не пойдёт!
Она уже собралась покинуть кабину, но шофера загалдели:
- Ещё как пойдёт! Поглядите на него! Он обижен! И довезёшь прямо домой к воротам, как и обещал её Хрёстному, ты понял?!  Не то... ты знаешь нас... 
- Да, понял я, понял. Налетели как свора собак, не отвяжешься! – и он выругался длинным матом.
- Ты что, совсем одичал, что ли? Имей совесть при девчёнке-то, будь человеком! – возмутился кто-то.
- Сиди, сиди, малышка! – приказал ей Пожилой – упаси его Боже нас ослушаться, из-под земли найдём!
Это было сказано очень убедительно и громко, чтобы рыжий понял, что сказано ему – теперь по коням, братва! А тебе, девонька счастливого пути и будь счастлива... - А ты, затопи-ка, не видишь, как замёрзла девчушка? – строго приказал он и пошёл вперёд, размеренной походкой, к своей машине.
     ...Всю ночь ещё свирепствовала буря. К утру она улеглась и опятьтрактором протащили клин. Проехав немного, стало видно, что они подъезжают к  большой развилке, где дороги расходятся в разные направления, в которые спешно разъехались все остальные машины. Каждый спешит домой, после долгого пути. С этой девчёнкой в спецовке, оказавшейся почему-то в тайге, по злой воле случая одна, они все «разрешили» и спокойны, что её доставят домой. А может уже забыли про неё?...
     Сегодня 30 декабря 1957 года. Ольга опять одна на трассе, в тёплой машине рыжего Валерия. Она в эту ночь не сомкнула глаз, после такой напряженной разборки шоферов. И сидит, как запуганная пичужка, забившись в угол кабины. 
Всю дорогу Валерий молчал. Девушка вздрогнула, когда он вдруг заговорил:
- Отсюда 18 км до Любино. Слева вон Консервзавод, я здесь живу. Хоть я и обещал твоему «Хрёстному» и этим гадам тоже, что довезу тебя до дома, но после всего, что я вытерпел из-за тебя, нет охоты. Зачем бы? Скажи спасибо, что за ТАК в тёплой машине ехала, а то бы уже околела! Как я теперь такой домой заявлюсь, поцарапанный и избитый? Потому, добирайся ты как знаешь!
- Спасибо, доберусь поди – сказала она тихо.
Она знает, что за проезд надо платить, но у неё нет денег и поэтому спросила - а что, разве мой Хрёстный Вам не заплатил?
- Нет, конечно! Да брось ты наконец с этим «Хрёстный», не дурак же я! Ни один Хрёстный не посадил бы Хрестницу в чужую кабину, а высадил бы ту кралю.
- Мне так жаль! Но он сказал или я так его поняла, что заплачено. Но как видите, у меня платить нечем. 
- Было бы чем, если б захотела, но вместо этого такую шумиху устроила...
- Что Вы, дядя Валера, имеете в виду? Вы считаете, если я оказалась в такой ситуации, где мне нужна чисто-человеческая помощь, то должна бы Вам всё позволить? – у девушки навернулись слёзы.
- Заори опять, может ещё кто-то из этих шакалов поблизости и прибегут! – крикнул он злобно – но одно меня всё же очень интересует: ты действительно ещё ц... или прикидываешься? Или я рожей для тебя не вышел? У тебя наверняка ведь уже есть жених, с которым...?
- Нет жениха, и ещё не было, если это Вас так интересует. Хотя это всё Вас не касается, дядя Валера, и я перед Вами не обязана отчитываться.
- Но как тогда, скажи мне на милость, Оля, ты, такая симпатичная девчёнка, как последняя потаскушка по таёжным трассам шляешься?
- Я не шляюсь, дядя Валера. И в тайгу я попала не по своей воле. Мы были там вместе с отцом и Хрёстным, но уехать вместе не смогли. Вы видели в кабине только для двоих место. И пробираюсь я домой уже с 25го, сегодня шестой день. Кстати, два дня я уже кроме снега ничего во рту не держала. Из-за буранов эта дорога, всего в 350 км для меня может быть последней –  девушка украдкой смахнула слезу – никогда в жизни меня так не оскорбляли и не обзывали, как Вы, в эту ночь...
- Ладно уж, не плачь и прости меня. Мне действительно жаль, что так с тобой обошёлся. Я ведь должен был сам заметить, что ты не того сорта, за которую я тебя принял. Но ночью все кошки серы. У меня уже дочка твоего возраста, прости... Я сильно устал, а тебя поди кто-нибудь до Любино довезёт. Счастливо!
И он высадил её на безлюдном перекрёстке, находящийся около километра от Консервзавода.
Всего 18 км до дома, но каких! После бури небо прояснилось и страшный мороз тут же зажал девушку в свои тиски. После тёплой кабины и двух дней голода она сразу задрожала, как осиновый лист. А машины ни одной, идущей по напрвлению Любино...
     Сколько уже таёжная путница ждёт попутку на этом перекрёстке, прыгая и хлопая себя, она не знает. Но ей кажется этоцелой вечностью. Как только увидит очередную машину, идущую через перекрёсток, так сердце готово выпрыгнуть из груди от волнения, но никто не останавливается. «О Боже! Неужели я должна всё же душу из-за мороза отдать, уже находясь всего в 18 км от дома? Пешком я этот путь тоже не осилю. Ну пошли Ты мне, Господи, милосердного человека-пасителя!» - взмолилась несчастная, уже не сдерживая слёз, тут же застывающих на её щеках. И вдруг затормозил около неё старый самосвал. И почти такой же старый, как дядя Митя, шофёр высунулся из кабины:
- Доченька, ты всё стоишь?! Туда проехал стояла и разгрузившись назад еду, всё ещё стоишь!
- На Любино почти нет машин, а которые проехали, в кабине уже кто-то сидел – еле выговаривает она замёрзшими губами.
- Что же делать? У меня тоже сидит пассажир. А в кузове совсем околеешь.
- Возьмите, пожалуйста, дяденька! Что здесь на морозе стоять, что в кузове, какая разница?! Зато наверняка домой попаду, здесь недалёко.
- Ну полезай скорее, да крепко держись, а то днище скользкое, отполированное углём. Немного угля осталось в кузове, а кузов к тому же иногда сам поднимается, поэтому держись покрепче. Небось гаишник нас не поймает, они в такой мороз по домам сидят...
Не успел шофер договорить последние слова, как Ольга уже вскарабкалась наверх и машина рванула с места, словно торопясь поскорее доставить девчёнку домой. Но просто сильный, но безветренный мороз на перекрёстке, превратился теперь в жгучий, режущий и кажется в несколько раз холоднее, от которого некуда увернуться. Если присесть, руками плохо дотянуться, чтобы держаться. А ноги в замёрзших валенках, как коньки скользят по отполированному до белизны днищу кузова, в рукава задувает жгучий, словно огонь, ветер. Но ещё больше режет лицо завихренивающий мелкий уголь. Не выдерживая встречного ветра и боясь, что руки в прохудившихся варежках, примёрзнут к железному кузову, бедняжка поворачивается спиной, держась только одной рукой. Но не дольше, чем через минуту, вынуждена снова подставить лицо ветру, т.к. мелкий уголь сечёт лицо, а глаза вообще невозможно открыть. Так она меняет руки и вертится всю дорогу во все стороны помня, что кузов может сработать и выбросить её вместе с остатком угля на дорогу.
Эти 18 км казались бесконечными. И когда машина остановилась у МТМ в Любино она  сказала, еле слышно, соскакивая с машины: «Спасибо, дяденька!» -  и тут же пустилась во весь дух бежать. «Подожди, доченька, до дому довезу!» - окликнул её шофёр. Она ответила обернувшись: «Не надо, дяденька, и на том спасибо!» 
«Почему-то и здесь ветер режет лицо, всё время он как нарочно встречный?» - думает Ольга. Она кажется сама себе бегущей ледяной статуей, которая уже не верит, что скоро будет в тепле. Пробегая мимо школы подумала: «Сегодня в такой мороз, дети младших классов не учатся и Аня с Сашей, конечно дома сидят».
Вдруг её окликает голос матери. Сначала подумала, что показалось и чуть поубавила скорость, но голос повторился чётко: «Оля!» Она остановилась и повернулась. Да это мама, её мама, которую она не видела  три месяца! Никогда раньше, она ещё не расставалась со своей семьёй больше, чем на неделю. И очень соскучилась по всем. Побежала навстречу матери, широко расставив руки. Но мама сказала: «Беги скорее! Беги, доченька, домой в тепло!»
Ольга послушалась и развернулась, побежала, даже обрадовавшись, что не надо идти потихонечку, рядом с мамой. Каждая минута ей была дорога. Её так манило долгожданное тепло, к которому она столько дней стремилась и  которого уже почти не чаяла достичь. За эти рождественские дни она несколько раз была на грани замерзания. Но откуда-то появлялись силы выстоять и были люди, как Ангелы-хранители, посланные Богом, помогавшие ей на её трудном пути. Она твёрдо уверена, что её любимая бабушка за неё просила Господа, не губить её...
     Дома, все остолбенев глядят на Ольгу, когда она забежала. Быстро закрыла за собой двери, будто за ней гонятся. Её не сразу узнали, пока Саша не расхохотался:
- Наша Оля тракторист! Наша Оля тракторист!
До неё дошло, почему шофёр самосвала хотел довезти её до дома и почему мать велела быстрее бежать домой. Взлянув мельком в старое зеркало над умывальником и увидев себя, хотела рассмеяться, но получилась только жалкая улыбка. В это время зашла мать и распорядилась, снимая свою жакетку:
- Быстрее, Мария, Аня, наливайте в корыто холодной воды, да побольше! А ты, Оля, скидывай одежду. 
Отца с Федей нет дома и мать с дочерьми начали хлопотать вокруг, словно с того света, вернувшейся Ольги. В тепле начали отходить обмороженное лицо, руки и ноги, которые сильно ломит. Болит  всё тело, то ли от холода, то ли от постоянного похлопывания саму себя.
Усевшись ногами в корыто с холодной водой, девушка опустила туда и руки. А мать намочив тряпку в холодной воде, прикладывает её к лицу. Боль стала более терпимой. А через какое-то время, мать велела Марии добавлять горячую воду из бачка на плите, которая у них в эти дни постоянно греется.
- По походке только узнала тебя, когда вышла со школьного двора – говорит Анна-Елизабет, отвлекая дочь от болезненных ощущений – сегодня должно было быть родительское собрание, но раз дети не учились и собрание отменили, а я не знала и пошла. Господи, что я только не передумала и ругала отца, что оставил тебя где-то одну. Где же ты так долго была, дочка?
- Сильные бураны и пурга мела, мама, и долго пробиваться пришлось. А с Консервзавода ехала в кузове  открытого самосвала-угольщика.
- То-то и чёрная, как шахтёр. Когда ты обернулась я чуть до смерти не перепугалась!
- Я и сама не подумала, что так ужасно выгляжу, пока Сашенька не назвал трактористкой. Но слава Богу, я дома! Теперь бы краюшку хлеба, помыться и спать. Двое суток с лишним не евши...
- Как это, отец сказал, что оставил тебе денег? – возмутилась мать.
- Да, он оставил 5 рублей и я купила себе булку хлеба, но в первую же ночь при буксовке потеряла...
- Только 5 рублей? Но он сам ехал поездом и приехал с бутылкой. Даже немного денег ещё привёз!
- Мама, я сама отказалась ехать поездом, побоялась. А он не знал сколько стоит билет и не мог знать, что я потеряю свой хлеб.
- Ты ещё оправдываешь его. Другая дочь давно бы возненавидела...
- Может быть. Но после того, что мы с отцом вместе пережили в последние дни, у меня другое понятие...
Тело перестало ломить и вылив грязную воду, которой Ольга ополоснула своё чёрное лицо, поставили корыто в маленькой комнатке и налили тёплой, в которой она искупалась, так как бани у них нет. Съев тарелку горячего супа, она легла спать. Напоследок она услышала, как мать сказала:
- Приходила Мильда Кельберт. Они оказывается тоже в Любино живут. Сказала, что придёт с какими-то билетами, на какой-то карнавал...
Но последние слова матери до Ольгиного сознания уже не дошли. Она заснула крепким сном и проснулась только к вечеру. Возле неё сидит Мария и говорит:
- Просыпайся, засонюшка! Скоро Мильда придёт. Было немного гусиного жира, я им смазала твоё лицо, когда ты уже спала. И впрямь всё сошло и ничего не видно, кроме нескольких красных точечек. Но и это пройдёт!         
- Ерунда! Конечно пройдёт! Это от угля в самосвале. Я уже думала, что мне каюк, Мария, что не увижу вас больше...
- Боже мой, если бы ты знала, как мы тут ждали тебя и переживали! Особенно мама. Мы с Федей приехали уже 26, папа 28го, а ты только 30го. Представляешь, самая маленькая и последней...
- Это мой аттестат зрелости. На год раньше положенного! А мой класс получит его только в следующем году. Аттестат зрелости об окончании 10го класса! И некоторые с золотой медалью. Наверно и Женя...
- Да, твой аттестат никто и никогда не оценит по достоинству, сестрёнка. Но для меня - ты заслужила самый, что ни на есть, дорогой аттестат зрелости, не золотой, а бриллиантовый!
     ...Мильда пришла как и обещала, вечером. Радость встречи огромная! Они не виделись целых пять лет! Она старше Ольги почти на три года. Когда они расстались Ольге было только 11лет, а ей уже 14. Мильда тогда была выше ростом и с тех пор только  чуть подросла, но теперь почти на голову ниже Ольги. Её родители оба небольшого роста и она в них: маленькая, пухленькая и красивая девушка. А Ольга в отцову породу и за пять лет очень вытянулась. У неё рост 1,64 и как ни странно, от тяжёлой работы в лесу она не похудела и выглядит стройной, румяной и свежей. Обе они красивые девчёнки. Только Ольга выглядит строже, а Мильда излучает довольство и счастье. Она из состоятельной семьи и хорошо одета. На ней красивое пальто с чернобуркой и такая же шапка. На ногах ботинки с меховой опушкой, называемые венгерками. Они не новые, но ещё неплохо выглядят и она тут же обьяснила, что скоро уже будут готовы новые, которые заказал ей отец.
Мильда гордая и уверенная, а Ольга с самого раннего детства очень застенчива. И пусть хоть кто уверяет, что не в одежде дело и что «...по одёжке встречают, а по уму провожают», но в жизни это не так. Даже в чистенькой, но неважной одежде человек, чувствует себя не в своей тарелке, среди роскошно-разодетых, и ущербным от безысходности в которой он не виноват. Отсюда застенчивая гордость одних бедных, или прикрытая, злобным хамством, других. Ольга ко вторым не относится. Зная причину она понимает, что люди тут ни при чём. Но надсмехаться над собой, никому не позволит, в этом её гордость. 
- Ты собралась, Оля! – тут же спрашивает Мильда.
Но Ольга не успела рот открыть, как ответила за неё мать:
- Я же тебе сразу сказала, Мильда, что она никуда не пойдёт. Пусть отдохнёт после трудной дороги.
- Но почему, тётя Аня? Она уже отоспалась, так ведь?! Я же и на неё купила билет!
- Тогда продай кому-нибудь.
- Вы так ждали и переживали, тётя Аня, что её долго нет, а теперь запираете. Ей уже скоро 17 лет!
- Не запираю я её, Мильда, но она никогда ещё не была на таких празднествах и не надо к такому приучаться. К тому же и денег у нас нет на такие глупости.
- Тётя Аня, она там не одна будет, я же с ней и позабочусь, чтобы с ней ничего не случилось. Мне уже девятнадцать! А билет я подруге в подарок купила.
До сих пор молчавшая Ольга не выдержала и тожевозразила матери:
- Мама, если я смогла выдержать морозы и пургу, и со мной ничего не случилось на этом долгом пути домой, то наверно я смогу и дальше сама за себя постоять, как вы думаете?
Из соседней комнаты выходит отец, слышавший весь разговор. У Ольги сразу исчез оптимизм. «Одно слово отца и я затухну» - подумала она. Но очень удивилась его словам, которые сказал он, открывая свой бумажник:
- Мильда, сколько стоит билет?
- Три рубля, дядя Филипп. Но я же сказала, что это ей от меня подарок!
- Нет, она сама себе заработала и подарки ей не нужны! – он протянул Мильде три рубля и повернулся к дочери:
- Там же наверняка будут продавать что-нибудь вкусное съестное или прохладительные напитки? Только чтоб не алкогольное, смотрите мне! – сказал отец протягивая ей 10 рублей.
Все удивлённо глядят на него, а Ольга не смеет брать десятку. Столько денег она вообще ещё в руках не держала и тем более проесть столько не сможет. Она смотрит на отца, не шутит ли? Но он продолжает:
- Если моя дочь этого не заработала, кто тогда? Мы не имели возможности праздновать рождество, так пусть у тебя хоть будет хорошая встреча Нового Года! Возьми, дитя моё, ты уже достаточно взрослая.
Девушка берёт деньги и убегает в комнату. Оттуда говорит:
Ты подожди, Мильда, я быстренько соберусь!
Слёзы катятся градом, настолько её тронули слова отца и она еле сдерживается, чтобы не разрыдаться:
«Наверно он хочет загладть вину за то, что бросил меня одну в тайге с чужими людьми. Но я же сама отказалась ехать поездом...»
     У девушки не очень много одежды, но несколько красивых платьев у неё всё же есть. И одно совсем новое, полушерстяное платье, темновишнёвого цвета, с фигурным белым воротом, которое мать купила ей по осени к ноябрьским праздникам, но она ни разу не одевала. С Марией вдвоём они вышили его сразу красивой гладью, на груди и по подолу. Но одеть не пришлось, так как они до праздников уехали в Урман.
Девушка впервые заколола тяжёлую косу наверх. Когда она вышла, Мильда восторженно воскликнула:
- Какая ты красивая, Оля! Я не могла себе даже представить, что ты когда-то будешь так выглядеть! А что ты на ноги оденешь?
- У меня тоже есть венгерки.
В их разговор, словно спохватившись вмешалась Анна-Елизабет:
- А что ты, Мильда хотела этим сказать, что не представляла себе Олю такой? Разве она ребёнком некрасивой была?
- Нет, тётя Аня, она была красивой. Но детьми не обращаешь внимания на то, как кто выглядит – ответила Ольгина подруга немного смутившись – видишь только когда кто-то, что-то новое одел.
- Конечно, Мильда, даже поговорка есть: «Одежда делает человека», а одета ты всегда была лучше. Но это не от неё зависело, против этого она ничего не могла поделать...
- Мама, что за разговор вы завели? Через столько лет нам разве не о чём поговорить, кроме этого? – пришла Ольга на помощь подруге.
- Конечно есть – как бы спохватившись, ответила Анна-Елизабет – расскажи-ка, пожалуйста, Мильда как твои родители и давно ли вы уже в Любино живёте?
Мильда охотно рассказыает о своей семье, словно обрадовавшись, что разговор пошёл по другому руслу. Ольга тем временем обула свои начищенные венгерки, купленные прошлым летом на базаре за умеренную цену, которые выглядят ещё немного лучше Мильдиных.
- Нам надо взять с собой что-то полегче для танцев. Я взяла свои босоножки на каблуках – посоветовала Мильда – у меня нет балетки, а сумку брать неохота. 
- У меня тоже есть босоножки – и Ольга достала свою новенькую балетку, куда положила Мильдины и свои босоножки на каблучках с белыми носочками. Сейчас, вместо дамских сумок, балеточки в моде. Это подарок от Марии ко дню шестнадцатилетия.
Ольгино пальто тоже на базаре куплено. Оно из темнобордовой шерсти, сшитое как по ней, в талию с сурчиным воротником. А шапки у неё нет. Но сейчас и шерстяные платки в моде, которые завязываются узлом под подбородком. Темномалинового цвета платок, хорошо сочетается с её пальто. В общем выглядит она елегантно и можно сказать не хуже Мильды, если не считать меха старшей подруги.
     Дом Культуры недалеко от Ольгиного дома. Они разделись и переобулись в босоножки, спрятав в балетку свои венгерки. Но балетку в гардеробе не приняли. Гардеробщица сказала, что принимают только верхнюю одежду, уперлась и ни в какую. Посоветовала: «Затолкайте там в фойе между сложенными стульями. Кому она нужна, ваша балетка!...» Они так и сделали, потому, что в это время,  кроме них, как раз никого не было. И тут Ольга увидела Федину тринадцатилетнюю сестру Марусю, которую не впустили в зал.
Девушки подошли к ней и попросили приглядывать, всё равно мол стоишь. Она согласилась и сказала, что пойдёт потом с ними домой.
      Как раз объявляют программу вечера и подруги вошли в зал. Затем раздали всем присуствующим номерки, булавочки и по маленькому отрезку карандаша и бумагу.
- А это зачем? – спрашивает Ольга у подруги.
- Это для игры в почту – отвечает та – Если кому-то, кто-то понравится, то можно написать записку, сложить, написать номер и всё. Эти девчёнки и парнишки в голубых беретках доставят её адресату. 
И Мильда приколола Ольге номер.
- Но карандаш и бумага мне не нужны. Я никому не собираюсь записки писать – ответила Ольга.
- Ну это уже твоё дело. Но не вздумай снять номерок, а то скажут «какая-то дикая коза». В 12 зажгут ёлку, тогда только начнётся настоящее веселье! – восторженно объясняет подруга.
- Хорошо, останусь номерованной! – в тон ей отвечает несведущая в таких празднествах девчёнка.
Заиграла музыка и обеих тут же пригласили на вальс. Ольга неплохо танцует, она раньше учавствовала в школьной самодеятельности, где и танцевать научилась. Но впервые она танцует с чужим парнем, да ещё вокруг огромной ёлки в центре зала.
Симпатичный кавалер пытается завести с ней разговор, но она отвечает односложным «да» или «нет», а то и вовсе молчит, будто не слышит. Но старается не терять из виду Мильду, весело беседующую и кружащуюся со своим партнёром.
И открытые двери Ольга не упускает из виду, где Маруся стоит и таким восторженным взглядом следит за танцующими. И Ольга поняла: «Она уже забыла о просьбе», подошла к ней, как только закончился вальс, беспокоясь за балетку с вещами. 
- Маруся, ты смотришь за балеткой? Нам выйти нельзя, уже не впустят. Билеты забрали, когда мы входили.
- Конечно смотрю, всё на месте, не беспокойся!
Подходит «почтальон» и протягивает Ольге записку. Это так неожиданно, что у неё  зарделись щёки. Мильда спрашивает:
- Тоже почту получила? Мне уже двое напрашиваются проводить домой. А ну посмотрим, что тебе пишут?
«Разрешите проводить? Прошу ответить! №23» - прочитала Мильда, а Ольга добавила: «Ещё чего!»
- А ну, посмотрим, кто это за №23! – развеселилась Мильда.
В этот момент Ольга увидела, что Маруси у дверей нет. Прошлась взглядом по сидящим вдоль стены и увидела её, неподалёку от дверей.
- Мильда, глянь, Маруся вон сидит! А что с нашими вещами?
Они подошли к девчёнке и Мильда сходу повысила голос:
- Ты почему здесь сидишь, что с нашей балеткой?
- Что с ней может быть, куда она денется. Там людей-то нет в фойе, кто её возьмёт? Притом, я не для того сюда пришла, чтобы вашу балеточку охранять! Вы что думали, что я всю ночь буду у дверей стоять? Я уже хотела уйти, потому, что устала, но решила ещё раз спросить ту тётку. Сказала ей, что Оля моя сестра и что пришла с ней, а одна боюсь домой идти. Тётка определила, что мы похожи и разрешила зайти и сесть.
Мильда возмутилась, выходя из зала вслед за Ольгой и Марусей:
- Какая только мать отпускает такую соплюху, как ты, куда-то на ночь глядя? Твоя, Оля, тебя не отпускала, говорила «нет восемнадцати!» Ведь будет далеко за полночь когда здесь расходиться будут!
- Но об этом ты моей матери умолчала. Если бы они с отцом знали, что так поздно будет, то они бы оба меня точно не отпустили бы.
Балетки на месте не оказалось. Мильда сразу громко заплакала и запричитала:
- Боже мой! Теперь мне отец точно не выкупит новые венгерки! Скажет старые не уберегла, значит и новые потеряешь. Я могла бы ещё долго старые носить, чтобы поберечь новые... 
Ольга поставила Мильде стул и девушка села. Поглаживая плачущую подругу по плечу, она не знает что предпринять и как-то нелепо улыбается. Никогда ещё не слышала она, чтобы кто-то из взрослых так причитал. Тем более не ожидала, чтобы такая всегда самоуверенная Мильда, могла быть такой беспомощной и плакать, как дитя. Ольге тоже хочется выть от горя, ведь пропали не только венгерки, но и её новенькая балетка, подарок сестры. Она знает, что у неё наверняка не будет ни новых венгерок и тем более, о новой балетке можно забыть. Но заплакать при людях, набежавших со всех сторон, она не может. Два служителя порядка уже тут, как тут. Кто их вызвал неизвестно, а может они уже были в здании ЦДК? Один начал расспрашивать, выясняя обстановку, писать протокол. А другой вежливо обратился к Мильде:
- Успокойтесь, девушка, мы обязательно найдём вора! А Вы, девушка, пойдёте с нами на опорный пункт – повернулся он к Ольге.
Такого оборота она, конечно не ожидала и напугалась, но Мильда тут же взяла свою подругу под защиту:
- Вы что? Никуда она с Вами не пойдёт, это моя подруга! – запротестовала она во весь голос.
- Ну и что, что она подруга? Бывает подруги и похлеще вытворяют! – настаивает милиционер.
- Только не она! Мы вместе выросли и я знаю её как саму себя. Она никогда такого не сделает! К тому же мы ни на секунду друг от друга не отходили – проговорила Мильда, перестав плакать.
- Непонятно только, почему она лыбится? Вы плачете, а она смеётся...
- Не смеётся она! Такая она с детства. Даже когда очень больно, всё равно улыбается. Неужели Вы сами этого не видите по её глазам?
Теперь это опять прежняя Мильда – уверенная, импульсивная, которая с детства в нужный момент, всегда умеет принимать правильное решение. Ольга почувствовала себя защищённой своей маленькой, но сильной, старшей подругой и еле сдержалась, чтобы теперь и впрямь не расплакаться от гордости и умиления за неё. Но так и осталась стоять с застывшими слезами и нелепой улыбкой на лице.
- Оставьте в покое мою подругу, пожалуйста – попросила Мильда уже спокойно – лучше не ищите вора совсем, чем Вы будете подозревать её. И обратилась к Ольге:
- Пойдём, Оля. Нам необходимо подумать как попасть домой, чтобы в босоножках не замёрзнуть.   
Милиционеры переглянулись и писавший протокол, спокойно заверил:
- Не переживайте, девушки, мы найдём воров. Будьте уверены – и они оба ушли.
Ольга облегчённо вздохнула и оглянулась:
- Маруси уже нет, видно испугалась милиции и убежала домой. Не то бы она к нам  сбегала. Я сейчас сама побегу, ты же знаешь, тут рядом. Одену свои валенки и принесу тебе материны или Мариины. Они все трое у нас в гостях.
- Ты же ноги обморозишь, Оля, в такой мороз! – забеспокоилась Мильда.
- Не обморожу, они у меня привычные! За последнюю неделю не обморозила и теперь ничего не сделается. Уже закалились! Ты жди, только оденься, здесь в фойе холодно...
Взяв свои и Мильдины вещи в гардеробе, Ольга быстро накинула пальто, завязывая на ходу платок и быстро пошла к выходу. По дороге подумала: «Почему милиция не допросила гардеробщицу и почему Маруся так быстро сбежала? Хоть бы с ней чего ни случилось...» Бежать к счастью действительно недалеко, немного по прямой улице и уже перекрёсток улицы Мопра, а немного влево их дом.
- Быстро ты вернулась! – воскликнула мать и тут же – Боже мой, ты почему в босоножках?
- Нас обокрали, мама. Я возьму ваши валенки для Мильды, ладно? – Она одела свои и взяв материны подмышки, побежала.
Мильда пожелала идти домой и пообещала завтра принести валенки.
Ольга тоже идёт домой, понуро опустив голову. Ей жаль не только босоножки с балеткой, а и то, что не встретила никого из своего бывшего класса «А» на этом вечере, хотя так надеялась. Особенно хотелось увидеть Женю. «Всем им ведь тоже уже по 16 лет. Но они школьники и знают, что им не разрешается ходить на такие «взрослые» празднества. У них будет школьный бал, на котором не будет меня» - об этом она думает сейчас.

Такая же, как они, почти ещё ребёнок, не имея нормального детства, не изведавшая юности, кинута против своей воли во взрослую, трудовую жизнь. «Я так мечтала стать врачом или учителем.»
Всё это проносится у Ольги в голове и она медленно бредёт домой. Редкие прохожие, спешащие видимо успеть под тёплой крышей встретить Новый Год, удивленно оглядываются, недоумевая: как может такая молоденькая, симпатичная девчёнка не радоваться наступающему Новому году...   
Вернувшись домой, она рассказала, как всё произошло с их балеткой. Все посочувствовали, только Федя вволю нахохотался над горемычними подружками
У них в гостях, кроме сестры с мужем и дочкой, друзья родителей. Впервые и Ольгу тоже посадили за празднечный стол со взрослыми. В 12-00 все поздравили друг-друга с Новым 1958 годом.
Потом слово взял Филипп. Поднимая стопку он сказал:
- У нас с дочерью там в тайге не было возможности справить наше немецкое Рождество, потому, что  именно в этот день мы все отправились в путь к дому. И если бы нам добрые люди не оказали помощь, мы с Олей наверняка не сидели бы сегодня за этим столом. И я предлагаю выпить за них, за добрых людей и дай им, Бог, здоровья! А для нас с дочкой, этот день, является вторым днём рождения! – закончил Филипп, а  Ольга поднялась и спросила:
- Можно мне дополнить, папа?
- Давай-давай, говори, дочка. У вас молодых это лучше получается – разрешил отец.
- Да, первыми были дядя Миша с тётей Катей, отогревшие нас с папой, превратившихся на болоте в ледяные  статуи, в своей баньке, применяя все знания и средства для таких случаев. Но это и молодая пара Люся и Борис, уложившие нас с учительницей, чуть живых в свои тёплые перины, когда сломалась наша машина под Викулово. Мы в ней провели лютую, морозную ночь. Это и две семьи брата и сестры, живущие в тесноте одной квартиры, в городе Ишиме, но пустившие нас троих ночевать, когда папа уже уехал поездом. И навсегда я запомню своего нового Хрёстного, которого моя семья никогда не видели, кроме отца и навряд ли когда увидят – дядя Митя-шофёр. Пожалев меня, договорился в Бекишево и пересадил в тёплую кабину другого и позаботился о моей безопасности. Был моим Ангелом-Хранителем даже тогда, когда я с ним уже не ехала, втихаря наказав некоторым другим шоферам проследить, чтобы с его «Хрестницей», так он им меня представил, ничего злого не случилось. И они, совсем незнакомые люди, не дали надругаться надо мной этому человеку, со злым умыслом и порядком поколотили его. И наконец последний, пожилой шофёр самосвала, подобравший меня, совсем уже застывшую на перекрёстке  Консервзавода и вопреки всем запретам, довёз в кузове до Любино. Поэтому я лично, даже не знаю, сколько у меня Ангелов-Хранителей и дней рождения!
Они не спрашивали кто я по национальности, а я не знаю все ли они русские, но они поступали по-божески. А если из многих добрых попался один злодей, то не хочу даже вспоминать о нём, чтобы ложкой дёгтя не испортить бочку мёда... Так разрешите мне  поднять эту чарку за них, за добрых моих Ангелов-Хранителей, которых, я в этом твёрдо уверена, посылал мне Господь-Бог!
Все поддержали Ольгу и под громкие возгласы выпили, кроме неё самой и матери, утирающей слёзы...   
      ...Через неделю, после новогодних праздников, опять поехали в тайгу. Теперь уже с двумя тракторами и по два тракториста на каждом, для смены. Договор надо выполнять, так как директор обещал Филиппу помочь с получением пятилетних паспортов, зная, что комендатура с немцев снята.
На сей раз они остановились у дяди Миши с тётей Катей, которые им после «болотного крещения», охотно предложили остановиться у них на квартире. У них огромный, рубленный дом.   
Дело на лесоповале у них теперь подвигается быстрее. Спиленные деревья цепляют за макушку и пока трактор их вытащит на поляну, остаётся только чуть подчистить сучья и распилить на брёвна. Но самой трудоёмкой работой, остаётся по-прежнему погрузка брёвен. Тут трактор не помощник, так как он не приспособлен под погрузку: ни вил, ни подъёмника у него нет.
Это случилось в марте, когда уже поговаривали и радовались,что скоро домой. Как они вчетвером ни напрягались, но не могли осилить огромное бревно через стойки. Оно сорвалось и загрохотало по наклонным балкам вниз. Ольга не успела отпустить руки. Её рвануло назад и она упала навзничь, а бревно чуть не размозжило её, проносясь вплотную над головой. Упади она чуть дальше от саней, где расстояние между балкой и землёй сходит на нет, то наверняка погибла бы. Но она не может подняться и корчится от боли в пояснице.
Её доставили в небольшую больницу Загвоздино и врач установил трещины двух позвонков и её загипсовали. Остались теперь только трое рабочих: дядя Коля, Федя и отец. Мария не в счёт, спасибо, что хоть варит. Одной пилой валить и заготавливать лес, используя для этого два трактора, не имеет смысла. Надо уезжать домой. Но доктор сказал, что транспортировать девушку ни в коем случае нельзя и выпишет её не раньше, чем через три-четыре недели.
Ольга очень боится оставаться в тайге и снова одной добираться домой. Она не забыла ещё мытарства Рождественских дней. И когда пришла Мария, не хотела подать виду, осторожно спросила:
- Мария, когда вы уезжете? Мне надо знать, чтобы зря не ждать ваших посещений.
- А что, ещё кроме меня, кто-то приходит? Папа и Федя нет, они к такому не привыкли. А кто тогда?
- Шейкин с Егошиным уже пару раз приходили. (Это два холостых парня-тракториста. Прим. Автора) 
- Теперь понятно, что не только мы с отцом, но и эти двое были против, чтобы тебя одну здесь оставить. Они оставили один трактор с будкой и уговорили тех двоих семейных уехать на другом тракторе. Те уже в пути и скажут директору, что остальные ещё остаются работать. Все работники вместе прибрали свою деляну, а теперь уже просто ждём тебя.
     Володя Шейкин и Толя Егошин приходят теперь каждый день к Ольге в больницу. И всегда приносят что-нибудь: то шоколадку, яблоко или просто сосновую шишку, а раз даже три тюльпана принесли, чему девушка очень удивилась. На вопрос: «где вы их взяли?», они ответили загадочно: «...места знать надо!» От санитарки узнала, что в селе есть теплица, где выращивают цветы. Невероятно, в тайге и цветы!
    Ольге уже значительно легче, но врач не выписывает. Всего троё пациентов и санитарка-сторож остаются на ночь и та вечером надолго уходит, управляться своим хозяйством и приходит уже не раньше, чем часов в десять. И вопреки убеждению врача, ещё побыть в больнице, девушка решается сбежать.  Её мучает совесть перед врачом: « Но все наши люди сидят в этом, забытом Богом захолустье, из-за меня! Мария на седьмом месяце и дома ждёт её двухлетняя Олечка, пожилого дядю Колю тоже ждёт семья и мама ждёт, не дождётся нас всех...»   
Когда пришли парни, она поделилась своим планом побега и они поддержали её. Отцу с Марией они  сказали, что Олю выписали и можно ехать домой, а за ней заедут по пути. Сборы недолги и когда стемнело, трактор с будкой подъехал к больнице, если можно назвать больницей рубленный дом, с двумя небольшими палатами в три койки и кабинетом врача, да печкой в прихожей.
«Прощай красивый таёжный, но суровый край, где живут такие прекрасные люди, с которыми вряд ли ещё свидишься, но они останутся в памяти навсегда...»      
     Мучительная, для больной спины, дорога. Ольга не подаёт виду и через пять дней они наконец  дома.    
Когда сняли гипс, Мильда опять позвала её «выйти в свет». Весна в Сибири в полном разгаре, цветут скудные ранетки и распускаются листья в полисадниках. На этот раз даже мама не возражала:
«Дочь ещё не знает, что нам опять возвращаться в деревню и конечно очень расстроится. Пусть сходит разок , а попозже узнает».
Они прошлой осенью уехали из колхоза не уволившись. Но оказывается, по закону колхоз имеет право их не отпускать и теперь не выдаёт нужные бумаги. «За то, что на зиму самовольно уехали на заработки и прожили в райцентре, Филипп ещё получит взыскание» - подумала мать про себя, а вслух пошутила девчатам:
- Поди не вернётесь опять домой босиком?
- Да нет! Балеток у нас нет и переобуваться не придётся. Уже сухо – смеются девчёнки в ответ.
В этот раз Мильда предложила сходить на танцы в клуб железнодорожников. Он расположен вблизи Ольгиной бывшей школы и подальше от её дома, чем ЦДК, где они «встречали» Новый Год.
- Вдруг хоть кого-то увижу из своего класса – сказала она Мильде – хотя вряд ли. Им надо готовиться к контрольным и экзаменам – закончила она печально.
Мильду сразу пригласили на танец и Ольга осталась одна стоять возле стайки девушек у стены.
Сильно разглядывать присуствующих было неловко и окинув взглядом зал, никого не увидела и устремила взгляд в никуда.
Заиграли вальс и Ольга обратила внимание, на отделившегося от группы парней у противоположной стенки, высокого, красивого парня. В чёрном костюме и белой, рубашке с расстёгнутым воротом, идущего через весь зал. «Наверно тоже Мильду пригласит или кого-то из рядом стоящих девчёнок?» – промелькнуло у неё в голове. И как она была удивлена, когда он склонил перед ней голову.
Ещё думая, что не ей предназначен поклон, она посмотрела в обе стороны, но он протянул ей руку и сказал: «Разрешите пригласить». Девушка робко подала свою руку. Мельком взглянув на него, заметила его роскошный, кудрявый и почти чёрный чуб, такие же брови и тёмные глаза. «Кого же он напоминает?» -  подумала она, подавая руку и они закружились в вальсе. Сначала танцевали молча, вдруг он говорит:
- Не узнала меня, Оля? И я тебя не сразу узнал, когда вы с подругой зашли. Но когда пригляделся к этой застенчивой девчёнке с роскошными волосами, глазам не поверил. Вот это встреча!
Она взглянула на него и обомлела от испуга, узнав в этом элегантном парне, бывшего неряху Ваську Куликова, которому когда-то разбила нос за «фашистку». Сразу мелькнуло: «надо бежать», но он её так уверенно держит и ведёт, что это практически невозможно и тихо промямлила:
- И впрямь не узнала, ты так изменился, Вася... Я вообще-то надеялась кого-нибудь здесь из нашего класса встретить...
- Не меня конечно. Обо мне ты вряд ли вспоминала, маленькая Оля. А теперь ты так подтянулась и такая взрослая стала! Надеюсь, что и я не в худшую сторону изменился?
-  Наверное ты прав, Вася, а вообще-то не совсем. Я довольно часто думала о тебе, хотя ты и не из нашего класса. Но я правда не узнала бы, если бы ты не заговорил. Ты очень изменился и конечно в лучшую сторону – сказала она, но про себя подумала: «Боже мой, что я молочу? Что он подумает обо мне? Он же понимает, что я со страху болтаю что попало. И знает, что если и вспоминала его, то только из-за того инцидента. Когда же наконец закончится этот вальс?»
А Василий Куликов говорит и говорит и она улавливает его последние слова:
- ...ещё раз прошу тебя, маленькая Оля, так я про себя тогда называл тебя, прости за тогдашнюю обиду. 
Я был порядком старше тебя и ты мне очень нравилась и если честно теперь ещё больше нравишься.
Но этот Женя... и я хотел хоть как-то обратить на себя твоё внимание.
- Хороший метод ты нашёл, чтобы вызвать внимание! – сказала она с горечью.
- Всё это я осознал чуть позже и так хотел встретить тебя и извиниться уже осознанно, а не как тогда. под нажимом. Но ты куда-то исчезла из школы.
- Ладно, уже всё забыто – сказала она облегчённо. Действительно приятно знать, что человек осознал в глубине души такую, казалось бы непростительную ошибку, а вдруг это притворство?...
- Кстати, Женьку Ремпеля я тогда всё же отлупил...
- А его-то за что? Он-то тебе что плохого сделал?
- А за то, что лип к тебе. У мальчишек в детстве, бывают иногда глупые решения проблем, из-за девочек.
     Музыка вальса наконец стихла. Василий отвёл Ольгу на место, наклонился и  поцеловал ручку.
Тут же появилась Мильда с восторгом:
- Вот это да! Какого ты себе кавалера отхватила! Такой красивый, вылитый артист Урбанский!
- Можешь его взять себе, если нравится. Это не кавалер, а двоечник с параллельного класса. Мне его не надо! Послушай, Мильда, если хочешь, можешь остаться. Но пожалуйста, умоляю тебя, не давай ему моего адреса, я тебе потом всё объясню, ладно?! Я побежала – протараторила Ольга и направилась к двери, а Мильда следом.
- Что опять произошло? Я вообще ничего не понимаю, опять вечер накрылся! Ну и что, если вместе учились. Что тут такого?
Ольга не ответила. Василий занят в разговоре с парнями и не увидел, как Ольга шмыгнула к выходу. Благо, что дверь была почти рядом. Когда она услыхала шаги за собой, струхнула совсем.   
Девушка боится этого человека и не может поверить, что он не зол на неё. Она и тогда и сегодня опять простила, но не верит в его искреннее раскаяние. Надо ей было именно сегодня здесь появиться или он по всем выходным здесь бывает? «Ни в какой клуб я больше не пойду» - решила девчёнка озираясь и прибавляя шаг.
- Ну что ты летишь, как угорелая, догнать невозможно! –закричала Мильда вслед и Ольга остановилась.
- Господи, вот напугала! Я уж думала, что он меня догоняет – еле отдышалась Ольга, когда Мильда приблизилась, тоже запыхавшись.
- Но может ты теперь объяснишь мне наконец, почему удираешь? Парень как картинка, а она... – Мильда всё ещё не может отдышаться от быстрого бега.
- Я тебе однажды рассказывала, как одному верзиле нос расквасила за «фашистку»? Так вот, это он.
- С тобой одни неприятности! Меня и так не часто отпускают, а теперь уже второй вечер испорчен.
- Хорошо, Мильда, третий вечер я тебе уже не испорчу, не переживай. Я больше на танцы не пойду!
- Ну вот, теперь ещё и обиделась, извини.
- Ладно уж. Это ты меня извини за испорченный вечер. Ты в следующий раз, Мильда, лучше сразу одна иди. Ваша Фрида от скуки не знает куда себя деть, вот и ходите с сестрой вместе. Ты же видишь, со мной одни неприятности. 
- Фрида разошлась с мужем и отец ей никуда не разрешает выходить.
- А почему они расстались? Я же видела, как она плакала на Новый год, когда я была у вас. Она пела песню о любви и мне запомнился один куплет: «Любила я парнишечку и он меня любил, но что-то с ним случилось – любил, да разлюбил...»
- Да, она его до сих пор ещё любит. И я не понимаю, как такого дурака можно любить? Он начинал скандалы из-за мелочей и бил её, если она хоть словом возражала ему в ответ! Она мне показывала синяки, но просила ничего не говорить родителям и они ничего не знали. А в последний раз я не выдержала, когда она пришла в синяках. Я зарыдала, задрала её кофточку и показала отцу: «Смотри, папа, что этот гад делает с моей сестрой!  И это уже не первый раз!» Отец её сразу оставил дома и  уже не отпустил к этому извергу.
- Пойдём, Мильда, у нас посидим? Тебе всё равно ещё рано домой - предложила Ольга, когда подруга проводила её до дома. По-старшинству Мильда считает себя обязанной провожать Ольгу, хотя она выглядит порядком крепче...
- Нет. Давай лучше на лавочке посидим – предложила Мильда, продолжая начатый разговор - А что касается твоей невезучести, так тебе надо быть просто более уверенной в себе. А ты трусиха! Чего ты к примеру, сегодня этого парня испугалась? Да мало ли что в детстве бывает!
- Я просто не хотела, чтобы он ко мне привязывался – спокойно объяснила Ольга.
- Но так ты никогда, ни с кем не познакомишься, Оля. И выйдешь когда-нибудь замуж за человека, которого не успела узнать, как наша Фрида. И будешь потом сопли на кулак мотать.
- Я про замуж пока не думаю и не собираюсь ни с кем знакомиться. Смотри сама не влипни, Мильда!
- Вот-вот, точно так наша Фрида рассуждала, «...ни с кем не надо знакомиться и дружить, а выходить за того, кто понравится и предложит замуж. Значит у него серьёзные намарения!» И выскочила сразу за первого симпатичного, которого ей кто-то посоветовал, не зная что у него внутри. А я никогда не пойду за такого, которого не узнаю досконально. Я дружила уже с одним, нашинским. Целых два года встречались, любовь была не разлей вода! Обещала ждать из Армии, но на своих проводах он показал своё истинное лицо. И любовь у меня в один момент улетучилась! Теперь бесконечно письма шлёт, с извинениями, а я ни на одно не отвечаю. Зачем? Я ему на том же вечере сказала всё, что надо...
     ...Обещанию, данному Ольгой подруге, что она ей больше не испортит ни один вечер, видимо было суждено сбыться. Она не знала, что в тот вечер, когда они с Мильдой разговаривали по душам на их лавочке, отец за дом уже получил задаток.
На следующий день после их вечера с Мильдой, пришли неожиданные гости к ним в дом. Вся семья, в том числе и Мария с Федей и дочкой, в сборе. Ольга выглянула из детской и очень удивилась узнав одного из них. Это не молодой уже, их тракторист дядя Володя Огибалов. На второго только мельком взглянув, она не узнала и сказав: «Здрасте» юркнула в комнату. Старший удивился и говорит:
- Глянь-ка, Владимир, с нами теперь наверно и знаться не хотят!
- А по-моему Оля нас просто не узнала – ответил второй своим басовитым голосом, в котором девушка узнала Володю Шейкина и опять вышла, на этот раз слегка улыбнувшись и честно призналась:
- Дядю Володю я узнала сразу, а тебя Шейкин нет. Понятно - ты усы сбрил, а без них ты совсем другой!
- Он один не насмелился прийти проведать тебя, Оля, и пришлось дядьке с ним отправиться. Да я всё равно хотел спросить Филиппа, ты брёвна свои тоже будешь продавать? Дом ваш, по моему совету, мои дочь с зятем купили, а вы конечно не знали. Сюрприз так сказать. Я видел объявление ваше и послал их.
Но вместо Филиппа заговорил опять Шейкин, не сводя удивлённый взгляд с девчёнки:
- Я тебя, наверно, тоже не узнал бы, Оля. Я там в тайге только в спецовке тебя видел, а в этом белом в горошек платье, ты выглядишь как кукла! Вот что одежда делает! Как ты себя чувствуешь?
- Geh ins Zimmer (иди в комнату) – сказала вдруг резко мать своей дочери по-немецки, а на своём ломаном русском обратилась к нему – Ей карашо и мошете сраса ухатит.
Ольга готова сквозь землю провалиться и сразу опять скрылась в детской.
- Вы нам указываете на дверь, не пригласив даже сесть – изумился Огибалов – но Владимиру нравится ваша дочь и он хотел бы почаще видеться с ней...
- Ешо чиво! Во-первом ана ешо репёнок. А фтарой: у нас парни не хотит ф том тефчёнка. Сапомни ето!
- Всё ясно – сказал Огибалов, а у Володи Шейкина слова в горле застряли и они тут же ушли.
При посторонних, Мария не вмешивалась в разговор. Но когда они ушли, она разочарованно сказала:
 - Мама, как вы так могли поступать с людьми, с которыми ваш муж и дети перенесли столько трудностей? Вы же никогда так с людьми не обращались! Что они о нас теперь подумают? И что плохого в том, если они когда-то будут видеться? Это совсем не значит, что сразу будет что-то серъёзное.
- Пусть они думают что хотят! Ты что не видела как он на неё пялился? Ей шестнадцать и о женихах рано думать. Всё несеръёзное, может кончиться слишком серъёзно. Придёт пора, жених найдётся.
- Что, уже и с Олей то же самое начинается, мама? Уже и ей немца подыскали? 
- Не надо, чтобы кто-то уже с этих пор, нам пороги обивал. И закончим на этом наш разговор.   
     ...И опять, как с подругой детства, Валей Охотниковой, пришлось Ольге расстаться с подругой и детства и юности Мильдой Кельберт, не простившись. Они уехали через три дня, а Мильда жила далековато и в коротких сборах не было даже времени, сбегать попрощаться.
Но Мильда разыщет Ольгу и они встретятся уже через 13 лет, матерями двоих детей каждая...
     ...Ольга начала работать в колхозе цыплятницей с ещё одной Ольгой, только по фамилии Кригер.
Ей эта работа очень понравилась. Но с первого деревенского схода, отец пришёл домой и заявил, что нанялся в пастухи со своей семьёй, так как прежний пастух-чужак сбежал.
Слёзы девушки тщетны и она опять с рассвета до зари будет ходить за деревенским стадом, с десятиметровым кнутом. Зато, каким неожиданным сюрпризом было для девушки, когда в день её рождения в этом году, к ней на поле пришла почти вся деревенская молодёжь маленького села Филатовки! Кто до этого из них додумался, она не знает, но поняла, что несмотря на то, что  в деревнях относятся к пастухам как-то предвзято и она почти не бывает с молодёжью, но её уважают. Все понимают, что не от неё зависит кем ей быть.
      И опять Филипп почти всё лето, не бывает трезвым. И от этого у них с матерью частые ссоры. Она упрекает его, что Ольге тяжело одной пасти и приходится младших детей поднимать в такую рань!
Они действительно лишены детства и поэтому Ольга, жалея их, часто пасёт стадо совсем одна.
      Ближе к осени мать всё чаще заводит речь о каком-то Ларсе из Лауба, который тогда весной в Любино заходил к ним, чтобы передать привет от сестры. Они были с часок и ушли.
Ольга их не помнит, потому, что она сразу ушла в комнату, когда увидела, как они пялят на неё глаза.
Оказывается, что он живёт уже два года у Эмилии на квартире. Это бывший детдомовец, вернувшийся со службы в Армии, ровесник Марии. Они в Лаубе учились два года в одном классе, пока Филипп не увёз свою семью на Кирпичную. Мать Эмилии является сестрой Анны-Елизабет и живёт теперь у дочери Эмилии с тех пор, как зятя посадили на пять лет за аварию и она осталась одна с четырьмя сынишками.
     ...До того, как открыли Детский дом, шестилетний Ларс, оставшийся совсем один, пробивался как мог.
Он не попрошайничал, а ходил и предлагал свою помощь, в основном пожилым женщинам. Хворосту нарубить, воды принести, в огороде пополоть или корову пригнать домой – за всё он брался и довольствовался тем, что дадут, пусть даже всего лишь морковку. У кого работал, те иногда оставляли его у себя ночевать. И больше всего он помогал Марилис, дружил с её внуками и чаще всего у них ночевал. 
Через год открыли Детдом с ней по-соседству и Ларс в свободное время бегал к ней, по-прежнему  помогая ей, чем может. И всегда приносил ей гостинец - кусочек сахара со своего рациона. Теперь он помогает этим двум женщинам управляться с хозяйством. Помимо того, что работает в совхозе и отдаёт свою зарплату, он с Эмилией заготавливает сено и дрова на зиму. В общем Ларс как бы в благодарность за их поддержку, что не дали в детстве умереть с голоду, теперь как настоящий хозяин заботится о них, тем самым вызывая недоумение сельчан, что «...они теперь обдирают бедного сироту», а у некоторых и другие предположения. Но он просто очень уважает Эмилию и ничего больше. Она ему вроде старшей сестры.      
Однажды мать разговаривая с Марией в присуствии Ольги сказала:
- Думали, что Ларс после Армии в Лауб не вернётся, а будет искать своего брата. Они расстались, когда тот уехал учиться в ФЗО и Ларс через какое-то время тоже. А переписку они не наладили. Знать бы нам, что он опять вернётся в Лауб, подождали б с твоим замужеством. Такой тихий и работящий тебе был бы в самый раз. Но теперь может Оле стоит об этом подумать? Лучшей возможности ей не будет. Такие парни на дорогах не валяются.   
- Мама, да вы что? Он намного старше, ей же всего только семнадцать лет, а ему уже жениться пора!               
- Ну и что, если постарше? Зато можно знать, что хорошим мужем будет...
Тут Ольга не выдержала и вмешалась:
- Вы что собираетесь и меня, как Марию, хоть за кого, но лишь бы замуж спихнуть, даже за такого старого козла-коротышку?!
- Никто тебя не спихнёт, если сама не пожелаешь. Бывают и куда большие расхождения, а живут супруги хорошо и счастливо!
- А почему же вы, мама, не вышли за старого, маленького? Такой малорослый вам бы куда лучше подошёл! А вы вышли за папу, молодого, стройного и высокого...   
- Мне видно такая судьба была уготована, но и моя жизнь от этого не из лёгких – ответила уклончиво мать.
Какое-то время разговор о Ларсе обходили стороной и Ольгу оставили в покое. К ним нет-нет, кто-то из Лауба заезжал проездом. Ольга весь день на поле и никого из них не видит. Только вечером, пригнав стадо, она узнаёт от матери, кто у них был.
Однажды отец говорит ей:
- Уже сентябрь на исходе, Оля, а мне сказали, что у дяди Конрата почти ещё вся картошка в земле. Да и кому там копать: он с одной ногой и вторая больная, жена туберкулёзом больна – чуть живая, да двое малых  детей. Софии семь лет, а Сандру пять. У старших свои огороды по гектару. Так, что езжай, помоги им. Дети помогут собирать. Придётся вам поспешить до морозов управиться. Ночью уже подмораживает!
А я с детьми попасу, пока вернёшься.
Дочь и не возражает. За столько лет повидать родных и подружек раннего детства, для неё будет большим удовольствием. И с картошкой она, конечно тоже справиться должна!
На следующий день отправилась в путь. На попутке доехала до Центральной. А там 15 км пешком  пошла. Погода хорошая и днём не холодно, идти одно удовольствие и часа за 2-3 она дошла.
В обед она прибыла в Лауб. Её даже дядя Конрат не сразу узнал, а остальные и подавно.
Она, видевшая Софию в духлетнем возрасте, а маленького Сандра вообще впервые увидела, была очень рада знакомству с ними. Но целью её поездки была картошка, а она уже в погребе. Старшие дети с внуками, управившись со своими огородами, за два дня убрали и их картошку.
Ольга решила этим вечером ещё, а не днём, навестить материных родственников, как она наказала ей.  Девушка вспомнила, что Ларс у кого-то из них живёт и не желала встречи с ним.
Уже стемнело, когда она пришла к Эмилии с Крёстной (так дети Анны-Елизабет называют тётку Марилис и наоборот, дети и внуки Марилис зовут так Анну Штутц..
Они её встретили тоже очень радушно. Эмилия только сожалеет:
- Как жаль, что ты не пришла чуть пораньше, а то могла бы с Ларсом сходить в клуб. Сегодня там празднуют день урожая.
- Я не для клуба приехала, а помочь дяде Конрату выкопать картошку. Но они уже управились.
- Ну и хорошо, что управились, нам поможешь. Ларс только вчера приехал, был на сплаве леса. А я с детьми и мамой ещё не успела, как не торопились. Мой Пётр вот скоро вернётся и мне легче будет.
К Рождеству будет дома – радуется Эмилия.
- Конечно помогу – твёрдо обещает приехавшая двоюродная сестра –  у дяди Конрата переночую, а завтра утром пораньше приду.   
- Что это ты будешь у них ночевать?! – подала недовольный голос Крёстная – твои родители всегда у нас ночуют – закончила она властно. Дети сестры её в детстве побаивались за эту строгость. И теперь, чувствуется, что не намного по-другому стало, но Ольга решилась возразить ей: 
- Я детям обещала, они будут ждать меня, поэтому немного побуду и пойду туда.
- Погоди-ка, Оля, ты же наверняка хочешь повидать своих подружек Иду Беллер с Катей Динер.
Я Катю только, что видела в огороде. Она ещё, вероятно, не успела уйти.
- Конечно хочу их повидать, но уже не сегодня. Я завтра буду здесь, вот и повидаемся.
- Зачем завтра? Завтра мы работать будем. Побегу, вот Катя обрадуется! – и Эмилия ушла.
Когда она ушла, насупившаяся было Марилис, говорит своей племяннице:
- У Ларса теперь только и разговору о тебе с тех пор, как весной тебя повидал -  и старушка загадочно улыбнулась. Это Ольге совсем не понравилось и она довольно сухо, спрашивает:
- С чего это? Я его даже не помню. А что, в Лаубе нет девчат, что-ли?
- Есть. Но ни одна ему не нравится, как ты! Ты можешь гордиться, что такой парень тобой бредит.
- Но мне не надо, чтобы кто-то мной бредил – отпарировала гостья.
- Но о таком парне, любая девушка может только мечтать - уже не сдерживает своё раздражение тётка – не задирай слишком нос!
- Я и не задираю, Крёстная,. Пусть он достанется тем, кто мечтает о нём, вот и всё. А мне его не надо.
- Ты что, такая высокомерная, что такого парня отклоняешь или уже русский есть?
У Ольги возникло желание встать и уйти, но сочла, что это будет слишком и как можно спокойнее ответила:
- Нет, Крёстная, нету и не собираюсь кого-то заиметь. Я ещё слишком молода, говорит моя мама.
- Она сама в семнадцать выскочила за этого длинного шляпоносца!
- Поэтому может и не хочет, чтобы я так рано выскочила. Кстати, длинный шляпоносец , это мой папа, да?! – заулыбалась Ольга. В этот момент вошла Эмилия с девчёнками, которые кинулись обниматься.
- Мы уже собрались уходить, но тётя Эмилия нас ещё застала. Пошли в клуб! – заверещали они весело.
- Ни в коем случае! Я не одета для клуба. Жаль, что не могу принять ваше предложение. Вы идите, завтра увидимся! - сказала она весело и девушки почти сразу ушли.
Как только девчата ушли, Ольга тоже засобиралась. У неё вдруг возникло подозрение: «Неужели мои родители поступили так подло и воспользовались моим послушанием, отправив сюда, чтобы любой ценой связать меня с этим Ларсом? Но я вам не Мария и со мной этот номер не пройдёт, дорогие мои родичи!» -  такой протест возник в сердце девушки, что даже не видя парня, она его возненавидела. Ей всегда нравятся пары, где муж выше ростом, чем жена и никогда она не потерпит возле себя коротышку!         
«А девчата что же, заодно с моими родственниками, против меня? Кто знает, что им наговорила Эмилия! Небось сказала, что я  из-за него приехала...» - думает Ольга угрюмо, тихо шагая по самой длинной улице села. Она не свернула, как обычно сразу на конторскую, мимо клуба, как она шла в детстве, которую все считают главной, потому что здесь и единственный в селе магазин.
Моросит мелкий дождь и холодок пронизывает сквозь её лёгкое пальто: «К утру, наверно, перейдёт в снег» - подумала девчёнка, приглядываясь к светящимся окнам домов, которые даже не изменились, лишь кажутся приземистыми и маленькими: «Это потому, что я выросла большая» - решила она.
Редкие прохожие приостанавливаются и оглядываются, видимо желая разобраться, что за незнакомка в такую пору ходит по Лаубу, но не могут узнать и идут дальше. Видно, что это молодые люди, спешащие в клуб. Она тоже никого не узнаёт, но ей понравилась такая игра и в конце улицы она не сворачивает в улицу дяди Конрата, а в другую сторону, на ту крайнюю маленькую. Интересно то, что она помнит всех, кто в каком доме живёт. Дома не меняются и старые люди тоже не меняются, а молодых не узнать. Беллер Иду она сразу узнала, а Катя Динер совсем другая стала! Неказистая в детстве девочка, теперь выглядит очень привлекательной дамой. «Как в сказке о гадком утёнке!» - подумала девушка.
«А может уже в некоторых домах другие люди живут? Уезжают же иногда...» - думает она с тоской, прибавляя шаг, чтобы согреться, но не торопит свои воспоминания.
На том конце улочки она обогнула село и вышла к другой маленькой крайней, замыкающей село, со стороны Третьей фермы. Все улицы без названий. Здесь каждый знает каждого и ни с кем не спутаешь. И почтальону тоже нет помех при доставке почты.
Опять минуя клуб, отправилась она прямо к дяде Конрату, к дому, где она когда-то жила вместе с родителями до семи лет. Потом, после истории с быками, отец променял этот дом почему-то на землянку дяди Конрата.
Она была последний раз была в Лаубе, лет в одиннадцать. Их с Марией Кноль, организовала тогда  подружка на год старше - Эмма Герман. У всех жителей Кирпичной есть родственники в Лаубе и каждый рад их навестить. Мария росла без отца и Эмме не составило труда упросить её мать отпустить подружку. Но удивительно, как ей удалось уговорить Ольгиных родителей? Эмма уверяла, что знает дорогу, как свои пять пальцев, на что двое младших очень надеялись. Идти всего около 12 км и они, нарядившись в свои лучшие платья, но босиком пустились в путь. 
На первой же развилке просёлочных дорог, все трое стоят в недоумении, гадая по какой идти.      
Оля вспомнила вслух, что по той, которая сбоку вливается, они приехали из казахского аула.              «Значит и вторая, с другой стороны, тоже с какой-то точки или аула и мы пойдём по средней» - решила Эмма. На робкое предложение подружек: «Давайте, лучше вернёмся!» - она ответила категоричным: «Ни в коем случае, только вперёд!» Дорога петляет иногда через лесок и было так таинственно страшно и темно, потому, что шёл дождь. А дальше уже по наезженной дороге грязно и скользко. Как они обрадовались, когда увидели издали деревню за леском, но приблизившись каждая поняла, что это не Лауб. Оказалось русская деревушка Пестровка, с приземистыми грязными домиками и дорогой через единственную улицу, на которой грязи по колено.
Каким-то образом Эмма смогла расспросить, как попасть в Лауб. Им объяснили, что Тарлык (название Лауба по-русски), находится в четырёх км в стороне.
Эмма заплакав, объяснила подружкам своё чрезмерное желание попасть в Лауб. Оказывается, что после долгих лет, вернулся её отец из Трудармии. Но уже с новой семьёй, хотя считали его без вести пропавшим. И ей его обязательно хочется повидать!
Шли-шли и снова попали в такую же грязную деревню, Окунёвку. Где-то просмотрели дорогу на Лауб и опять прошли мимо. С Окунёвки 6 км, прямой дороги в Лауб. Пришли к вечеру измождённые, мокрые и грязные до неузнаваемости, каждая к своим родственникам. «Они наверно, до сих пор ещё смеясь, вспоминают об этих трёх «гостях» - улыбается Ольга в темноту улицы, вспоминая тогдашнее  путешествие.
Тогда ещё была жива слепая бабушка Штутц, жившая у своего младшего сына Конрата. Потрогав мокрые косы и лицо помытой внучки, она сказала: «Какая ты красивая, Оленька, а косы-то хорошие, как у мамы твоей были! Тебе может достаться самый красивый мальчик. Смотри, иногда счастье может пройти стороной. Никогда не выходи замуж, пока жених тебе самой не понравится, поняла?!»
     Через день уже, Эммин отец собрал их всех троих и отправил с единственной в Лаубе попутной машиной, до Цнтральной совхоза. А там виднеется Кирпичная и всего км три-четыре до дому.
У бедняжки Эммы остался очень горький осадок на душе от встречи с отцом: «Он отчуждённо на меня отреагировал и даже не обнял...Зато налюбоваться не может на красивых детей своей новой жены, сына и дочку. Их зовут Саша и Эрна» - призналась она...
     ...Оля пришла к дядьке посвежевшая, румяная и с порога говорит:
- Дождь к утру наверно в снег перейдёт, резко похолодало. А у тёти Эмилии ещё картошка в земле.
Девушка зовёт почти всех двоюродных сестёр по-старшинству, тётями, как у них принято.
Но дядя Конрат сказал обрадованно, вместо ответа:
- Я уж думал, что ты не придёшь, Оленька!
- Это почему вы так подумали, дядя Конрат? Я обещала ребятишкам, что ночевать приду.
- Да, и они тебя долго ждали. А теперь уже спят. И тётя Аня уже спать пошла.
- Пускай спят, утром увидят, что я здесь...
- А ты никого не встретила по дороге?
- Нет. То есть да, попадались люди, но я никого не могу узнать.
- Но эти тебя бы узнали, ты чужая в селе. Этот Ларс с кем-то, несколько раз под окнами лазил и заглядывал. Когда я наконец спросил, что ему надо, он ответил, что ищет тебя. Ты с ним знакома?
- Нет, дядя Конрат, я его совсем не знаю и не знаю почему он меня ищет.
- Ну, о причине легко догадаться, почему парень ищет девчёнку, которую знает. А если не знает?
- Они с Петром Форат забегали к нам приветы родителям передать, когда в Любино вагоны разгружали. Ни словом не обмолвившись с ними, я тогда ушла в свою комнату.
- Тогда я спокоен. Но скажу тебе, Оленька, держись от него подальше. Об этом повесе уже немало слухов на селе. А то я уже подумал, наверно что-то кроется за тем, что тебя к нам прислали картошку копать. Мы всегда со старшими детьми управляемся. А тут с его поиском тебя, вкралось у меня беспокойство...
- Я тоже сегодня вечером о том же подумала, дядя Конрат. Мама уже несколько раз заводила о нём разговор и я заметила, как ей не нравится, что я нём даже слышать не желаю.
- Тогда смотри, будь на чеку, Оленька. Не мудрено, что этому старому козлу, такое юное создание понравилось и старая Беллериха хотела бы тоже иметь тебя рядом с собой. Неужели твои родители того же хотят?
- С сегодняшним моим приездом, мне к сожалению так показалось, дядя Конрат...
     Ольга пришла на следующее утро к Эмилии и застала всех за завтраком. Ларс поднялся навстречу  протянул руку. Чтобы не выглядеть невеждой она подала свою, но быстро убрала, так как он слишком долго, как ей показалось, задержал её.
     Картошки немного осталось выкопать и с ней быстро управились. Работали дружно, даже мальчишки помогали собирать. Эмилия без умолку разговаривала, не забывая при этом нахваливать Ларса. Сам он несколько раз пытался заговорить с гостьей, но она отвечала односложно, не давая нарушить дистанцию их беседы. Потом Ольга помогла ещё Эмилии вставить вторые рамы в окна, после чего отправилась к подругам.
Вспоминая детские годы, три подружки весело щебетали, пока Ида вдруг спросила:
- Что, Оля, Ларс теперь решил за тобой поухлёстывать?
- С чего ты это взяла и что ты этим хочешь сказать, Ида? – заинтересовалась Ольга.
- Да то, что он уже почти за всеми девчёнками в Лаубе и даже в Гуровке бегал. Никто не хочет с ним связываться и лишь просмеивают. Бегает и хочет жениться на молоденькой, а со своими одинокими ровесницами спит. Теперь пробует и за тобой. И что самое интересное, что тётя Миля старается вас свести.
- И за вами двумя, тоже бегал?
- Боже упаси, за мной нет! Он знает прекрасно, что у него нет шанса – поспешила ответить Ида.
- За мной тоже нет. Он знает, что я о таких думаю – сказала Катя убедительно.
И девчата начали перечислять, за какими и сколько девчёнок ему уже дали от ворот поворот.
- А почему его все отклоняют? Неужели ни одной нет, которой бы он мог понравиться? – спросила Ольга.
- Ну, во-первых, как уже сказано, у него самого слишком большие запросы: над своими ровесницами насмехается и бегает за молодыми, которые над ним смеются. Во-вторых его низкий рост, фигура не ахти, косолапый какой-то, ну и какой-то он, как немного умственноотсталый. С ним не побеседовать. Кроме «нет» и «да» от него ничего не услышишь – пояснила Ида, а Катя добавила более убедительно:
- Он в общем просто совсем не такой, как наши деревенские парни. У нас и не принято, чтобы молодые девчёнки выходили за парня, намного старше себя. Два года должен быть муж старше и ни больше. И жена не должна быть старше мужа или выше его ростом. Такие, можно сказать, у нас скрытые правила. При отклонении от этих норм сразу считают: Он или она засиделись, может слишком выбражали, а теперь идут за того, кто достался. А если вообще никто не достался, то не каждая хочет вечно оставаться старой девой и связываются с женатыми. Из-за этого в некоторых семьях скандалы, но мужья расходиться не собираются, хотя любовницы этого  ждут и надеются. Две только остались старыми девами у нас на селе. Об этом проболтались гинекологи после медосмотра...
- Ну если вас послушать, то и меня можно к «недалёким» причислить. Я тоже не из разговорчивых – говорит Ольга с улыбкой, а подружки расхохотались на такое определение о себе.
- Ну тоже скажашь! Ты только немного застенчивая – заметила всерьёз Катя – Мой отец даже мне тебя в пример ставил, когда мы были ещё маленькими, какое ты умное создание.
- Вот не думала, что могу служить кому-то примером – проговорила Ольга совсем серъёзно. У неё впервые шевельнулось что-то, вроде жалости, к этому худому и застенчивому Ларсу, который одиноко скитается по свету, без единой родной души. Но она прогнала эту мысль и беспечно добавила:
- А это наверно тогда, когда в Тарлыке впервые голосовали! Мой отец принёс откуда-то газету с портретом. И я должна была заучить, что это Матвей Кондратьевич Комлев. И если кто-то спросит, должна была так ответить – рассмеялась Оля и подружки тоже. Они слишком громко хохочут, а во второй половине Катиного дома находится почта и прибежала мать:
- Вы что, девчата? Там у отца еще клиенты, а вы тут расшумелись! Что люди подумают?
Все трое притихли, а Ольга сказала:
- Уже пора ужинать. Тётя Миля просила меня не задерживаться.
- Но сегодня же ты пойдёшь с нами в клуб? – спросили в два голоса Катя с Идой.
- Нет, конечно. Вы же видите, какая погода, а я приехала в туфлях и сапоги, кирзовые для работы с собой.
- Ладно иди, ужинай. Пальто и платье у тебя в порядке, а сапоги найдутся. Через час мы за тобой зайдём -сказали они. Она ушла, ничего не ответив.
На улице подумала вновь: «Этот застенчивый Ларс такой неуверенный и своеобразный, наверно лишь потому, что беден и доверяет только сам себе и никому больше. А что значит бедность, мне очень знакомо.   
Только я не даю над собой смеяться и могу показать зубы, прежде, чем кто-то попытается. Поэтому я тоже, лучше промолчу, чем выглядеть пустосмешкой.
После ужина Ларс спрашивает:
- Оля, ты пойдёшь сегодня в клуб?
- Нет, я не для клуба снаряжалась, собираясь сюда, а для работы.
- Ты можешь одеть мои блестящие сапоги, Оля, я их ни разу не одевала. Вижу, размер у нас с тобой одинаковый. Бери вот, попробуй – чуть не умоляет Эмилия – мне некуда ещё было одеть, вот Петер приедет, тогда и надену!
Ольга в смятении, она не полагала, что на неё со всех сторон окажут давление. Думала, что передаст в первый же вечер Крёстной с Эмилией привет, а потом будет все дни у дядьки картошку копать, и никакой больше одежды не надо, а вышло совсем по-другому. А как только закончат, велено сразу ехать домой.
Но с другой стороны, охота ещё кого-то повидать из односельчан, ведь она помнит всех, хотя наверняка не сможет всех узнать. Помимо Кати с Идой она знает ещё много девчёнок и парней, с которыми росла.
Из вежливости согласилась пойти в клуб и была готова, когда девчата за ней зашли.
     Уже в клубе, Ольга всё же пожалела что пришла. Ларс повёл себя так, будто имеет над ней опекунство или даже какое-то право. И это ей совсем не понравилось. Но решила не раздражаться и не унижать его.  Он и так, если судить по разговорам двух подруг, является объектом для насмешек молодёжи села. Ей не хочется ему грубить и она решила: «Пусть повыбражает, а я всё равно уже завтра уезжаю и кто знает, попаду ли вообще ещё когда-нибудь в Лауб».
К ней подходили девчёнки и молодые женщины. Всем уже стало известно, что это Оля Штутц, но не многих она узнавала сама. Но стоило приблизиться мужскому полу, как этот Ларс уже стоял между ним и девушкой в такой позе, будто он хозяин положения. Она готова сквозь землю провалиться от стыда! Несколько раз она на него недоумённо взглянула, но это на него нисколько не подействовало. Музыка только заиграет и он уже стоит перед ней, приглашая на танец. Но никогда она первая не пойдёт в круг танцевать и отказывалась. Он это быстро понял и стоило другому парню направиться в их направление, как он опередив, опять стоит перед ней. Так ни с кем, кроме Ларса, она и не потанцевала в этот вечер. 
После клуба она ещё постояла с Идой и Катей, а Ларс ждал чуть в сторонке, видно чтобы не мешать им поболтать и девчата быстро распрощались.
     Когда они остались одни, он видимо решил время даром не терять. И без всяких вступлений приступил к «деловому» разговору:
- Оля, у меня нет возможности к вам в Филатовку ездить. Поэтому хочу тебе сразу сказать, что через одно воскресение приеду тебя сватать.
- Господь с тобой, Ларс, у тебя все дома? Выбрось это из головы! Если я тебе при всех не грубила сегодня вечером, чтобы не опозорить, то это не значит, что я за тебя замуж пойду. Мне всего семнадцать!
- У тебя уже кто-то есть? – спросил он удручённо.
- Я перед тобой не обязана отчитываться, Ларс. Есть, нету, тебя вовсе не касается.
Ольга решила не говорить, что у неё никого нет, чтобы у него не вызвать надежду на шанс. «Пусть лучше думает, что кто-то есть».
-  Но мне уже 23 года и надоело спать у кого-то на полу, за печкой. А ты не первая, которая выходит в 17.
-  Пойдём, Ларс, зайдём в дом. Я тебе дала ясный ответ и закончим на этом разговор – она повернулась, чтобы уйти, но он схватил за руку. Как можно строже девушка произнесла:
- Прошу тебя, Ларс, не наглей, пожалуйста. Чтобы я не изменила своё хорошее мнение о тебе.
Он отпустил руку и они зашли в дом.
На другой день воскресенье и она навестила ещё кое-кого из родни и пошла ночевать к дядьке Конрату. Утром поехала домой, в свою маленькую, всего с одной улицей, Филатовку.
     Дома Ольга рассказала матери о своей поездке и передала приветы ото всех, кого видела. Только о Ларсе не сказала ни слова, пока мать не спросила сама:
- А Ларса, ты не видела? Что-то ты о нём ничего не рассказываешь.
- Вы хотите знать, сделал ли он мне предложение выйти за него замуж? Такой подлости я никогда не ожидала от своих родителей! Такой коротышка лучше бы вашему росту подошёл, мама, а не мне. Но вы выбрали высокого, стройного и красивого. Думаю, что я со своим ростом, тоже имею право на примерно такого же, как папа! Вам недостаточно, в какое несчастье вы Марию толкнули? Да! Всё получилось как вы задумали и он сделал мне предложение. Но со мной у вас это не пройдёт, запомните, мама, я не Мария.
Впервые Ольга потеряла самообладание и не может остановиться. Так грубо она ещё никогда не разговаривала с матерью. И мать растерянно попросила:
- Успокойся ты, дитя моё, как ты со мной говоришь?
- Разговариваю так, потому, что вы мне всё так устроили, мама! – и дочь в слезах уткнулась в подушку.
- Что сказал бы отец, если бы слышал, как ты на меня голос повышаешь? Представь себе, что бы он сделал?
Это подействовало. Её дочь тотчас замолкла и вышла на улицу, так как уже не один раз она испытала на себе ярость отца...
Через несколько дней пришло неожиданное письмо от Ларса. Хорошо заметно, что его вскрывали. Он сообщает, что приедет в назначенную субботу свататься, хотя она не разрешала ему. «Наверняка мать вскрывала и родители знают его содержание. Ну и пусть знают! Не дурак же он, если я ещё и письменно запрещу ему приезжать!» Тут же ответила в нескольких словах: «Запомни, приедешь - с позором уедешь!»      
     Осенью рано темнеет и сытое стадо с первыми сумерками приходит в село. В обозначенную субботу, помывшись, Ольга сказала матери одеваясь: «Я пошла», не объяснив даже куда. Это тоже ново. Никогда она не уходила не спросившись. А тут просто, как само собой разумеющееся, поставила в известность.
И мать уже не посмела спросить: «А как же, сваты ведь приезжают?» Она видела, что дочь отнесла почтальону письмо. «Значит уверена, что не приедут. Значит запретила приезжать и ничего не поделать».
Искупавшиеся Аня и Саша уже спят. И Анна-Елизабет с Филиппом только что помывшись улеглись, но во дворе яростно залаяла Розка. «Значит чужие» - догадались они и Филипп, как был в нижнем белье вышел во двор. Услыхав знакомый голос Отто Ремпе, Филипп спросил в темноту:
- Ты что ли, кум?
- А кому же ещё быть? Ты что не расчитывал, что и я тоже должен приехать?
- Если честно, я сегодня уже ни на какие гости не расчитывал – ответил Филипп, увидев в свете от тусклого окна, зажжённой Анной-Елизабет лампы, следом за Отто идущую Марилис, а за ним ещё молодого мужчину, в котором не угадал Ларса.
- Как это вы на нас не расчитыали, а где Ольга? – спросила сразу Марилис с порога, входя в дом.
- Наверно она в кино пошла – отвечает ей сестра, приветствуя гостей.
- Как, она в кино пошла? Тогда нам можно сразу развернуться и домой ехать! – возмутилась старая женщина – Какая девушка уходит в кино, когда ждёт сватов?
- Погодите, бабушка, не распаляйтесь! Я вас обманул. Ольга не разрешила приезжать – признался Ларс.
- Ах, вон оно что?! Тогда ещё и эту соплячку уговаривать надо, а не только родителей! Как ты себе это представляешь, Ларс?
- Постойте, постойте, любимая тёща, успокойтесь-ка все! – вмешался Отто в недовольные реплики Марилис – зачем же сватов с собой берут? Зачем бы парню нас с собой привозить, если уже всё было бы обговорено? Филипп знает, что входит в функцию свата. И вы с Аней знаете, что если ему или мне не удаётся сосватать невесту, то третьему уже и не надо пытаться. Не так ли, Кум? – и Отто гордо взглянул на Филиппа.
- Это точно! – отвечает уверенно хозяин дома.
- Начнём с того, что прежде всего должна присуствовать девушка, о которой мы говорим. Где Оля?
- Мы мимо неё проезжали. Она была среди молодёжи, там посреди села – снова подал свой голос Ларс.
- А что же ты её не окликнул, если узнал? – спрашивает Марилис вне себя.
- Она вряд ли подошла бы, если б я её позвал. И кто знает как отреагировали бы эти жлобы. У вас наверно то же самое было заведено, когда парень с другой деревни появлялся в селе из-за девчёнки? Или не так?
- Да, так оно испокон веков водится. Но ты мог бы мне сказать. Я позвал бы её – сказал Ремпе.
- Пошли-ка за Ольгой, жена – велел Филипп Анне-Елизабет.
- Если они ещё здесь. У нас в селе нет клуба и наша молодёжь встречается посередине села и потом гурьбой  идут в кино соседних сёл – Масляновку, Бабайловку, Замелетёновку или ещё куда. Эти сёла в полутора до трёх км от нашей деревни. И если они уже ушли, то уже трудно найти в какую сторону.
Анна-Елизабет уже решила не оказывать никакого давления на дочь с этим Ларсом, заметив, как раздражённо она на него реагирует. «На любовь это совсем не похоже. Она так болезненно отклоняет вмешательство в её личную жизнь. Действительно хватит Марииного горя! Пусть Ольга повзрослеет и видно будет. Есть и кроме Ларса хорошие парнишки, даже  в нашем селе.Взять того же Витю Шварца» - решила она.
Но Филипп уже сам пошёл к двери поднимать младшую дочь:
- Аня, быстро вставай и иди за Ольгой. Не то придётся в Масляновку или ещё куда за ней идти. Скажи, что я велел прийти домой!
- Пусть Сашка со мной идёт. Я одна боюсь – захныкала девчушка.
- Быстро, я сказал! Пока Саша оденется они точно уйдут.
Анечка так быстро исчезла из дома, что никто и не заметил когда. «Слава Богу, их ещё слышно посреди улицы!» - обрадовалась она и заспешила туда, откуда слышен смех и гам деревенской молодёжи.
- Гляньте, ещё кто-то идёт! Но кто она, такая маленькая?
Все оглянулись в ту сторону и глаза привыкшие к темноте неосвещённой улицы, на которую падал лишь свет от керосиновых ламп в домах, смогли разглядеть маленькую фигурку Анечки Штутц. Ольга тоже узнала младшую сестру и заспешила ей навстречу. «Наверняка это к нам те на пароконке приехали...» - подумала девушка тревожно.
- Оля, тебе папа велел домой прийти, чтобы жениться - сказала Аня в одном дыхании.
- Как это жениться?
- Не знаю как, но дядя Отто так сказал.
- А кто ещё приехал?
- Крёстная и ещё один. Его зовут Ларс.
Значит всё же явился. Что он может приехать, Ольга ещё допускала, но что ещё кто-то с ним будет, на это она не расчитывала. «Пусть выкручивается теперь из этой ситуации, как хочет. Старым людям зря, такую даль на тарантасе трястись пришлось. Но ничего, мама со своей сестрой уже давно не виделись, да и отец с дядей Отто рады встретиться» - подумала Ольга. С такой решимостью она пришла домой.
Отец с гостями уже сидят за столом, а мать хлопочет у плиты. «Похоже, что гостей не ждали, иначе мать бы заранее что-то сготовила» - подумала она поздоровавшись и окинув стол с начатой бутылкой водки.
Поздоровавшись с Крёстной и дядей Отто по-ручке, не сказав ни слова, она даже не взглянув на Ларса, прошла в комнату. Больше всего ей хотелось бы его сразу выставить, но боится этим обидеть остальных.
Анечка сразу пошла опять спать и Ольга не зажигая лампы, чтобы не мешать детям, села в темноте к тёплой печке. Зашла мать и села рядом:
- Что же теперь будет, дитя моё? Они уже почти убедили отца.
- Что, мама? У вас совсем нет никаких чувств ко мне, что ли?!
- Я -то что? Но они так расхваливают Ларса, что лучшего для тебя и пожелать невозможно.
- Я же не говорю, что он плохой. Но я его совсем не знаю и знать не хочу! А дядя Конрат не восхищён им и мои подружки в Лаубе тоже. Притом, он же совсем мне не подходит, мама! Или вам это без разницы? – возмущается Ольга и тут же послышался голос дяди Отто:
- Ты что же, Олечка, от гостей спряталась? Выйди к нам! Ведь так себя взрослые девушки не ведут. Мы такую даль из-за тебя ехали, а ты от нас прячешься.
- Пойдём, дочка. Неловко перед гостями. Особенно моя сестра щепетильная, если не оказать ей чести. И дядя Отто может обидеться, если не выйдешь.
- Идите вы сами, мама. А я никого не хочу видеть.
Мать вышла и смущённо сказала:
- Зачем вы только приехали с такой целью? Она плачет и ни о каком замужестве слышать не хочет.
- Тогда ты, Ларс, зайди и поговори с ней. Потом мы дальше продолжим нашу беседу.
Молодой мужчина действительно, как-то несмело зашёл, увидев в свете двери табурет, взял его и уселся рядом с Ольгой. Помолчав некоторое время, положил ей руку на плечо, но она её тут же стряхнула.
- Ты что, плачешь? Ты беременная, что ли? – спросил вдруг Ларс.
Было бы самым подходящим ответить «Да» и сразу бы все муки сватовства прекратились. Но не настолько Ольга ушлая, чтобы додуматься так соврать, отец пришиб бы, скажи она так. И она злобно возмутилась:
- Что? Ты за кого меня принимаешь? За легкомысленную потаскушку?               
- Тогда и плакать не о чём! – обрадовался Ларс.
- Я тебе ясно и понятно сказала, что мне всего семнадцать и ни о каком замужестве даже слышать не хочу!
Что ты себе возомнил, собираясь в этот путь? Как вы приехали – так и покиньте наше село.
- Но ты не первая, которая в семнадцать выходит!
- Но это не тебе решать, когда я пожелаю, тогда и выйду. И не один ещё год пройдёт, пока надумаю!
- А потом пойдёшь за меня, если я подожду? – спросил настырно, заискивающим голосом Ларс.
- Я тебе сказала, что ни в коем случае не выйду сейчас. И оставь меня в покое – в голосе девушки раздражение. Уже очень поздно и она хочет спать. Утром ей засветло опять вставать и выгонять стадо.      
Когда Ларс вышел на кухню, все устремили на него вопрошающий взгляд. А он довольный сказал:
- Она пойдёт за меня, только я должен ещё несколько лет подождать.
- Что же это значит? Согласна она или не согласна? – спрашивает недовольная Хрёстная.
- А то, что она пошла бы за меня, если бы ей было побольше семнадцати.
- Это уже звучит почти как согласие – промолвил вдруг довольный сват Отто.
- Ольга, а ну выйди-ка сюда! – громко позвал отец.
Когда девушка вышла, щурясь от света лампы, все уставились на неё, не понимая почему она вдруг плачет. Она молчит, повесив голову. Только слёзы скрыть не может, понимая, что допустила оплошность в разговоре с Ларсом. Он всё теперь истолковывает по-своему.
- И что тут плакать? Любая другая была бы рада заиметь такого парня! – настырно, словно заученно, твердит Хрёстная.
- Пусть какая-то радуется, почему вы меня принуждаете? Кстати  у вас, дядя Отто, дочка ещё не замужем, вот и сосватайте ему свою Эмилию. И вы Крёстная будете рады, что внучка за такого хорошего выйдет.
- Ну, об Эмилии ещё вовсе рано говорить. Ей только 16 лет. И она после десятого класса, пойдёт учиться в пед. институт. Ей  другое будущее светит, чем тебе, Оленька – самодовольно сказал дядя Отто – а ты, девочка, если обещала парню, то должна своё слово сдержать. И ясно же, все девушки сначала плачут, а потом радуются, когда замужем. А время, когда дочери пора замуж, определяют родители, правда же, кум?
- Таковы правила. Ты, дочка, действительно обещала Ларсу, что за него замуж пойдешь? – спросил отец. 
- Нет, папа! Я же только сказала, что через несколько лет буду знать когда замуж пойду, а не теперь – она беспомощно озирается, словно ища защиты и видит только победоносные взгляды гостей, безразличное, нетрезвое лицо отца и сочувствующие глаза матери, фартуком утирающей слёзы.
Ольга уже не может держаться на ногах, силы почему-то покинули её и она опустилась на табурет у стенки. Ей больше всего хочется убежать отсюда, но на это у неё нет сил, да и страх перед отцом сковывает её, словно цепями. Между тем уже почти 4 часа утра и скоро ей выгонять стадо. Она так бледна, как мать её уже давно не помнит и она подаёт дочери стакан воды, приговаривая: «Почему ты только ему такую надежду подала? Ты сама себе всё испортила, доченька...» И проникают до сознания слова свата:
- Ну что ты теперь скажешь, кум? Надеюсь, ты не против, чтобы дети уже этой осенью поженились?
- Только с условием о которых мы уже говорили: чтобы стог сена на крыше сарая сидело, достаточно дров в поленницах. Аня с Сашей ещё не помощники и жена больная, а одному мне не справиться.
- Через неделю я возьму отпуск и приеду. Не беспокойтесь, всё будет сделано! – восклицает Ларс.
- Гляньте-ка, какой шустрый! – вмешалась Крёстная – твоя невеста даже не села к нам за стол, а ты уже напрашиваешься работать. Мы должны сперва её согласие услышать, тогда о других делах говорить можно. Такие вот дела, юноша!
Ольга чувствует себя как в тумане - все её предали. Все вокруг сговорились против неё одну. Она почти не соображает, что вокруг неё происходит и близка к обмороку. Такая всегда сильная девчёнка, чувствует себя вдруг, как беспомощный ребёнок. Кто-то взял за руку и словно под гипнозом ведёт к столу. Уже пять часов воскресного утра и ей ничего не хочется кроме как, чтобы оставили в покое. Спать! Спать и ничего более... Так наверно  чувствует себя приговорённый к смерти, который уже желает, чтобы скорее всё кончилось. И на вопрос дяди Отто: «Ты согласна, Оленька, выйти замуж за Ларса?» - она ещё ниже роняет понурую голову на грудь и отрицательно качает ею. Но словно не заметив отрицательный жест головой, сват восторженно продолжает возложенные на него обязанности:
- А теперь ты можешь поцеловать свою невесту, Ларс. Теперь она твоя!
Новоиспеченный жених подошёл и неумело прижался больше носом, чем губами к её щеке.
- А теперь выпьем за жениха и невесту! – воскликнул дядя Отто. Кто-то сунул ей в руку стакан, который она чуть не уронила, если бы не забрала мать, которая сказала: «Она как и я, не пьёт».
Сопротивляться нет сил, да и бесполезно, хотя душа её кричит в смятении. Словно в тумане проносится мысль в её сознании: «Теперь всё прошло, меня оставят в покое и перестанут мучить...»
Мать увела её в комнату и она уснула сразу, уткнувшись в подушку.
Как Ольге кажется, разбудили тут же, но уже пол-седьмого. Ей так плохо, что она еле может прийти в себя. Умывшись под умывальником, поспешила на свежий воздух. Идёт дождь и она опять зашла в дом, одела плащ и резиновые сапоги. О том, что произошло сегодня ночью почти забыла, всё это будто приснилось в каком-то кошмаре и не хочется вспоминать.
Мать подоила корову и выпустила свою живность за ворота: корову, телёнка, овечек и коз, которые принялись тут же щипать траву возле ограды. Ей хочется поговорить с дочерью.
- Они сразу уехали, как только ты ушла спать. Ларсу надо отдохнуть, завтра на работу – сказала она виновато.
На это Оля ничего не ответила, но в голове молнией пронеслось: «Опять это имя! «
- Сегодня Саша пойдет с тобой пасти – продолжает мать – Конечно невесте не полагалось бы  пасти, но ваш отец ещё...навряд ли сможет быть сегодня со стадом. А Аня поздно легла и тоже ещё не выспалась.Осенью по холодку, скот хорошо пасётся и тебе сегодня тоже не так напряжённо будет. Но скоро все эти муки для тебя кончатся, детка, и тебе не придётся больше с кнутом ходить. Свадьба назначена на октябрьские праздники. 
Мать умолкла, увидев во взгляде дочери неописуемое выражение. Отчаянный взгляд безнадёжности и боли, будто дочь потеряла что-то или кого-то очень близкого, пронзил сердце матери. Но дочь не плачет и в следующий момент безразличие опять застыло на её бледном лице. Мать запричитала:
- Успокойся ты доченька! Тебе наверняка лучше будет с ним, чем дома. Он вырос сиротой и многое  претерпел и пережил. Такой же бедный, как и ты будет к тебе лучше относиться, чем богатый, который станет упрекать тебя, бедностью нашей семьи.
Но дочь опять промолчала, вскинула на плечо свой длинный кнут и ушла с домашним скотом со двора.
Женщины у своих ворот, так же, как и прежде, дружелюбно улыбаются своей пастушке, но замечают, что с девушкой что-то неладное творится. Она сторонится и ни с кем не заговаривает, лишь кивает головой на их приветствия. И они молча стоят, пока она пройдёт мимо.
Вдруг Ольга слышит позади себя приближающееся щёлканье кнута и радостные возгласы маленького брата: «Наша Олька женится! Тётя Мелитта, наша Олька женится! Тёть Маруся, наша Олька женится!»
Этот звонкий голос братишки, который наверняка слышен и на другом конце села, привёл её в себя:
- Саша, ты что орёшь как угорелый! Прекрати сейчас же!
Ей так стыдно, будто она совершила преступление. Но Сашу невозможно остановить - только какая-то женщина выйдет со двора, как он опять то же самое орёт: «Наша Олька женится!»  Она сказала ему:
- Иди домой, Саша, поспи ещё. Тебе завтра в школу и целую неделю рано вставать придётся.
- Ага, мне попадёт от родителей! Они подумают, что я от тебя сбежал. Притом, мне не хочется спать!
- Не попадёт. Скажи, что я отпустила и хочу побыть одна.
- Хорошо, тогда я пошёл – и Саша повернувшись, медленно поплёлся домой, пощёлкивая своим кнутом.
     На другом краю села, у последнего дома одинокой старушки, зловредная Милка перепрыгнула через единственную жердь в одном месте огорода и хотела полакомиться капустой старой вдовы. Этого Ольга не могла допустить и пустилась следом за рогатой. Не заметив лежащую в высокой траве оторванную жердь с  длинными, ржавыми гвоздями, она с разгона прыгнула в один из них. Гвоздь прошёл через подошву сапога, прошил переднюю часть ступни и вышел сверху, между костьми пальцев. Длинная жердь оказалась словно прибитой к ноге и потребовалось немало усилий, чтобы наступив на неё другой ногой, несколькими рывками освободиться от неё.
Пастушка сгоряча почти не чувствует боли бежит дальше, чтобы не упустить контроль. Она пригнала это разношёрстное стадо на убранное поле, где уже проросла молодая поросль. От села далековато и она удивляется, что почти не шла по воде или болоту и дырка в сапоге не большая, а он почти полон какой-то клейкой массы. Села под деревце на краю поля, сняла сапог и обмерла от испуга. Голова закружилась при виде крови, но тут же пришла, как бы спасительная мысль: «Вот и хорошо. Значит, Господу угодно таким образом освободить меня от этого кошмара. Значит не быть никакой свадьбе». Ей не видно раны из-за застывшей клейкой и всё продолжающей бежать крови.
Никакой тряпки у неё нет и она снимает свою кофточку. Разорвала на тряпки и вытерла ногу. Тупо смотрит, как из сквозной раны ступни сверху и снизу идёт кровь и удивляется, что сапог сверху остался целым: «Если я не перевяжу и кровь будет продолжать течь, то истеку и всё само собой разрешится. Не надо будет объясняться ни с родителями, ни с Ларсом». От этих мыслей ей стало как-то легко и спокойно в груди. Очень хочется спать. «И не мудрено, ночь почти совсем не спавши» - подумала пастушка и прислонив голову к деревцу, закрыла глаза.
Почти сразу встрепенулась и вскочив чуть не упала от напугавшей мысли: «А что будет со скотом? Он может уйти и потравить неубранное поле, обожраться и передохнуть! И за всё придётся отвечать семье! Нет, этого нельзя допустить! Садиться нельзя, иначе точно усну и не проснусь от слабости. Кровь уже тише сочится и даже захочу не смогу истечь».   
Воды поблизости нет, но надо что-то делать. Нога начинает сильно болеть и Ольга приложила одну тряку сверху, на взъёме, другую снизу к подошве. Перевязала и стало полегче. «Хорошо ещё, что сапоги не впритык и можно влезть. А теперь надо вставать и весь день быть на ногах» - приказывает она себе поднимаясь. «Но день конечно, будет сегодня нелёгким и очень длинным. Надо выдержать, другого выхода у тебя нет, раненная пастушка-невеста!» - сказала она вслух и криво усмехнулась... 
Прохладно и стадо спокойно пасётся. Девушке, хоть и больно, но она нашла палку и опираясь ходит на пятке, а иногда просто прыгает на одной ноге, но держит стадо под контролем. «Жаль, что уже в обед коров не доят и поэтому к селу не надо пригонять стадо. Узнали бы дома о случившемся и мог бы кто-то подменить. Но тогда отец разъяриться... Нет, надо мне самой выдержать, будь что будет...» 
Потихоньку пастушка-невеста, как она сама себя прозвала, направилась со стадом к болоту на водопой, да помыть хоть окровавленные руки. «В сапоге хлюпает, но снимешь, потом уже не одеть. А свежих тряпок так и так нет. Юбку порвать не удастся, да и слишком она грубая для перевязки. Без кофточки можно обойтись, свитер есть, а в прорезиненном плаще без юбки будет слишком дискомфортно» - рассудила девушка.
К вечеру сытое стадо само берёт направление в сторону своей деревни. Недоенные в обед коровы с вредной Милкой во главе, сами спешат домой, чтобы скорее подоили. Уставшая до изнеможения Ольга еле сдерживает её, чтобы не слишком рано пришло стадо в село. И когда она наконец отступив в сторону, дала дорогу, стадо устремилось за Милкой с рёвом на все голоса, в единственную улицу Филатовки.
А хромающая пастушка-невеста плетётся где-то далеко позади и кажется, что стадо само по себе пришло. Пока шла по селу, на улице уже пустынно, хозяйки запустили своих животных домой и заняты дойкой. 
      Мать пастушки-невесты обеспокоена, где же дочь? «Обычно приходит со своими животными домой. Может с кем-то из девчёнок болтает, рассказывает, что сосватана? Нет, вряд ли» - решила она.
Анна-Елизабет уже подоила корову, а дочери всё нет. Ей стало не по себе: «Почему она утром сказала Саше, что хочет сегодня побыть одна и отпустила его. Боже не удумала-бы чего...» - забеспокоилась мать и вышла за ворота. Посмотрела вдоль почти уже тёмной улицы и увидела невдалеке, шатаясь еле плетётся, хромающая фигура в длинном плаще, в которой узнала свою дочь.
Не дойдя до матери несколько шагов, силы покинули несчастную, и она упала без чувств.