Вельветовый чехол
Меж тем как день на убыль шёл
И вечер мягче шоколада
Сдвигал вельветовый чехол.
Несколько странно, молодой человек, выслушивать от Вас тьму неописуемых безобразий, присутствующие в вашей речи. Молодой человек побледнел и грустно растворился в тени кальсон Китая. Такое идиотическое начало может придумать далеко не каждый. И это не может не радовать. Но только тот, настоящий счастливец, кто рождён в уютной тени вельветовых чехлов и других акробатических конструкций. Баловни судьбы не знают покоя. В тиши полей, изо дня в день, старательно, чуть ли не наперегонки, в запретных сараях, вплотную примыкающих к чахлым осенним садам, они с беспримерным упорством бьют и бьют чужие и чуждые баклуши. Барков бы, наверное, сказал, им всё по херу. И он абсолютно прав. Баловни, рождённые под вышеупомянутыми конструкциями, скорее примыкают к классу горемык и изгоев. Дороги их устланы не розами, а змеями. У них нет профсоюзных организаций. Их фиолетовые дети лишены возможности посещать ясли, детские сады и прочие выдумки Вельзевула. Младенцы не знающие радости марса и сникерса, лишёны возможности наслаждаться низменными столбцами СМИ. С банкой компота в измождённых оторванных руках, без тени страха, они обречены глазеть добрые и вечные передачи Ники Стрижак на пятом ленинградском канале. Но сей залог человечества в высшей степени, деклассирован, и погружен в сети беспримерного рабства. Юным илотам нет места в жизни. Кто простёр над курчавыми головами окровавленную руку? Кто лишил их детства? Барков не преминул бы посетовать, - Да, мол, детишкам особенно х…. Богатыри не мы. Не нужно аппелировать к тенетам измызганных отношений, окунаться в зловонные озёра недоразумений и ходить вразвалочку, наблюдая, как вешними чистыми струями подмываются склизкие берега различных сомнительных институтов. Как разрушаются с переменным успехом обманные миры, о которых мы не знаем ровным счётом ничего. В смысле, ничего хорошего. Да, и что может быть хорошего в мирах, где царствуют и цветут лишь угрюмые обманы? То ли дело вельветовые чехлы! Пёстрая петрушка паровозных гудков, горька как астральная редька. Что ж! Лучше жить с пучками астральной редьки, чем поджидать смертного часа, облокотившись на пролетарский противень. Но вот заиграла музыка прощелыг, заголосили хоры беспутных девственниц, а беспринципные сады шепеляво зашелестели и покрылись сенью чуждых небес от пролетариата. А вскоре и вовсе накрылись. Как же так? А что? Всё развивается под неусыпным контролем неподкупных правительственных структур чужеземного происхождения в строгом соответствии с неписанными правилами акробатических конструкций. Удручённый надменными утратами, вовлечённый в неизгладимые сети лжи и карликовой неправды, я уныло наблюдаю за святотатственной природой. Тарас Бульба восходит на пик Сталина, миг и ступит на его гордую вершину. А что? И ступит. Бульба родился не как все украинские дети от матери родной, а в чудной голове Гоголя, а Гоголь, единственный в мире человек, который не признаёт мира. И никогда не признавал. О, Гоголь. О, блаженный отрицатель. Как быстро нарастают чёрные тучи, как гневно мятутся подлые силы раздувателей междоусобиц и мировых пожарищ. Я думаю не о пике Сталина, а о том, что может присниться только в кошмарном сновиденье. А может, и не присниться. Сны не подчиняются никому и запросто могут утопить нас в любой подходящей луже, а то и облив наши бренные тела керосином или другой подходящей горючей смесью, весело поджечь на радость детям всех стран и народов. Пылай, мол, тело. Я тебя не знаю.
Андрей Товмасян Акрибист
28 Декабря 2012 года
Свидетельство о публикации №213012901611