Мы из ХХ века

ОЛЕГ СПИНЁВ

 





МЫ ИЗ ХХ ВЕКА

СТИХИ
Издание второе,дополненное
Кировоград
«КОД»
2004 г.

ББК 84. 4УКР=РОС
               С72
ISBN 966-8264-34-7

Олег Спинёв идет на свидание с читателем со своей первой книгой стихов. В этом сборнике как в зеркале души, отразились армейские будни и глаза любимой, горечь разлуки и бесшабашный юмор. В чем-то сентиментальный, в чем-то грубоватый, автор везде и всегда остается самим собою. И это главное в его творчестве.

(Аннотация первого издания: "Вечірня газета",
м. Кіровоград, 1993, ISBN 5-7707-4565-7).

СПИНЁВ ОЛЕГ АЛЕКСЕЕВИЧ – МАЙОР ЗАПАСА «СПЕЦНАЗА» ВОЗДУШНО-ДЕСАНТНЫХ ВОЙСК, ОФИЦЕР РАЗВЕДКИ, РЕФЕРЕНТ-ПЕРЕВОДЧИК ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКОВ (В Т. Ч. КИТАЙСКОГО), ЧЛЕН СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ РОССИИ. АВТОР И ИСПОЛНИТЕЛЬ БОЛЕЕ ДВУХСОТ ПЕСЕН, ЛАУРЕАТ И ДИПЛОМАНТ ТРЕХ ФЕСТИВАЛЕЙ БАРДОВСКОЙ ПЕСНИ, АВТОР КНИГ: «МЫ ИЗ ХХ ВЕКА», «ЖИЗНЬ МОЯ АРМИЯ». ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КООРДИНАЦИОННОГО СОВЕТА КИРОВОГРАДСКОЙ ОБЛАСТНОЙРУССКОЙ ОБЩИНЫ ИМЕНИ А. С. ПУШКИНА, ЧЛЕН ЛИТЕРАТУРНОГО ОБЪЕДИНЕНИЯ «ПАРУС», ГЕРОЙ 6 ВИДЕОФИЛЬМОВ.






















МЫ ИЗ ХХ ВЕКА
***
Гонит нас ветер в седую печаль.
                Нам и себя в этом мире не жаль.

Век наш двадцатый, атомный, злой, самый жестокий,
                самый больной...

Где наше солнце, жизни вода? Падают пеплом наши года.
Люди, расстреляна вновь тишина, вновь полыхает

                в мире война.
Будит планету топот подков, это — солдаты, насилье и кровь.

В души и в дом заглянула беда, мир не вернется
                к нам никогда.

Гонит нас ветер в седую печаль. Нам и себя в мире этом
                не жаль.

Броситься в омут мрака и лжи?.. Что же нам делать,
                ветер, скажи?!





МАТЬ

Снег всё покроет белой скатертью.
В морозном воздухе растает ветра звук
Я посвящаю поседевшей матери
Свои стихи, которыми живу.

К тебе тянул, тянул свои ручонки,
Бежал и падал и вставал упрямо
И первым словом — звонким, громким —
Искрясь, твое имя звенело «Мама».

Я помню, знаю, что тебя нет лучше,
Прости, покоя ты почти не знала!
А я царапал лист коряво ручкой,
Два слога самых первых — "ма-ма".

Ты ночами ко мне вставала,
Наклонясь, целуя в лоб,
Поправляла мое одеяло
И рукою снимала озноб.

Как мне трудно в ночах одиноких —
Нет со мной твоих ласковых рук.
Меня в детстве — тех днях далеких —
Мать хранила, боясь разлук.

Летели письма птицей сизокрылой —
Из мрака лет не вырвутся уже.
А иней седины блестящей пылью
Осыпал голову. Печаль в моей душе...




СОБАКИ, Я И ВЕТЕР

Воздух звонко чист и ясно небо,
Ветерок листву едва колышет
И уносит в сказочную небыль
Пенье птиц, летящих из-под крыши.

Я ладони ветру подставляю,
Пью его, захлебываясь, вволю.
Жаль, что синей птицей не летаю,
Чайкою не вьюсь над синим морем.

Жаль, что я не маленький кузнечик,
Жаль, что я не кошка и не лошадь,
А ничтожно малый человечек,
Точечка — ни меньше и не больше.

Только я сродни чуток собакам,
Больше жизни их люблю и знаю:
Выручат в любой собачьей драке,
Вместе с ними на Луну я лаю...
И лижу всем женщинам я руки,
Как дворняжка ласки собираю,
А когда один, то я со скуки,
Как собака молча умираю.

Ветер, грусти дым развей скорее,
Пронеси метели и бураны.
Пусть же солнце ясное согреет
Раненое сердце атамана.



МНЕ ПРИСНИЛОСЬ ОПЯТЬ...
(Песня)

Мне приснилось опять что-то страшное,
То, что было несчастьем, слепя,
 Промелькнула вся жизнь бесшабашная,
Будто сбоку смотрел на себя.

От рождения был хулиганистым,
Все шалил, бедокурил, шутил,
Лопоухим носатеньким аистом
Средь девчат хороводы водил.

Я обувку носил «Прощай молодость!»
Я «Гавану-Ромео» курил.
Только к музыке чувствовал голодность
И гитару боготворил.

И ночами ловил голос «вражеский» —
Не политику, что Вы — «Битлов».
Не заканчивал корпус я пажеский —
Языками владел, будь здоров.

«Джури-Фури» плясал до упаду я
И ночами стишонки строчил.
С губ чужих поцелуи обкрадывал,
Атаманские "пенки" мочил.

Пионер, комсомол, беспартейщина.
Пограничный излазил Восток.
Полюбил драгоценную женщину,
И расстаться я с нею не мог.

Сколько было ненастий, печалей, бед —
Не сломила судьба — не смогла!
Почему? Знаю только один ответ:
Потому что ты рядом была!




НА КОМ БЫ МНЕ ЖЕНИТЬСЯ

Жениться на толстушке — она ведь обожрёт,
Лепешки и ватрушки в постель с собой возьмёт.
Жениться на худющей — облает, лютый зверь,
Собакою презлющей защемит нос мне в дверь.

Жениться бы на умной? Так с голоду помру,
Холодной, неприступной, как камень поутру!
Жениться на дурёхе? Так стану сам дурным
Выслушивать упреки — что я был сам таким.

Жениться на красивой — рогатому ходить,
И из последней силы кому-то морду бить!
Жениться на дурнушке? И что с неё мне взять?
И с нею жить в подполье, не смея показать!?

Жениться на медичке? Эмоции столбом —
Она меня разрежет! И не зашьёт потом...






Я РОСИСТЫМ РАННИМ УТРОМ

Я росистым ранним утром бегал к старому ручью,
Через столько лет, как будто, я его прохладу пью.
Где сплетают солнца нити свой немеркнущий узор,
Эхом хочется проплыть мне сквозь лягушек  разговор.

Замычат с утра коровы через горькую полынь,
Как хочу увидеть снова этих дней манящих синь!
Потрепать коня по холке, пятки в бок ему воткнуть,
По стерне, сломав иголки, проскакать свой первый путь...

И, забросив в речку нитку, карасей тугих таскать.
И под вечер, у калитки, от тебя вновь замирать...
И за клубом, у амбара, накурившися махры,
За тобою красться яром до предутренней зари.               

Говорю соседям: «Здрасте»! Нет, никто не узнаёт.
Детство минуло как счастье, и назад уж не придёт...






ПРО СЕБЯ
(Взгляд со стороны)

Не имел ни гроша он в кармане,
Был беззубым, улыбчив, как псих,
Очень плотно сидел на стакане
И печалей не знал никаких.

На сберкнижке — лишь вошь на аркане,
Нет мечты — есть сегодняшний день.
Очень плотно сидел на стакане,
Лихо сдвинув «фургон» набекрень.

Нет квартиры. Балкон, он же спальня,
Дача — лифта глухой закуток.
Очень плотно сидел на стакане
От тоски. Он иначе не мог...

Нет друзей, нет почёта и званий,
Друг — один, вся толпа — вражьи души.
Очень плотно сидел на стакане
Парень с рожей, похожей на грушу.

Жизнь прошла. Сколько было мечтаний!
Все, кто пятки лизал, на коне!
А он плотно сидел на стакане,
Утопив свое горе в вине.

Как осёл, брёл он без понуканий
По стезе своих песенных ран
И однажды, без всяких брыканий,
Грохнул оземь свой полный стакан.




ПРЕУВЕЛИЧЕНИЯ

Если пиво собрать, что я выпил,
Влить в цистерны, состав потянуть,
Он опутает землю нитью
Раза три и еще чуть-чуть.

Если водку собрать и вино и виски,
В лужу вылить весь «чемергес»,
Будет море до Малой Виски,
Шириною  с Булонский лес.

Если песен собрать все звуки,
Что напел я за двадцать лет,
Все узнают души моей муки,
Тяжелее, которых нет.

Если взять и собрать всех женщин,
С кем я ночи делил и дни,
Будет ровно — ни больше, ни меньше —
 Население нашей земли.

Если беды собрать и ненастья,
Вместе будет горный поток,
Ну а если собрать все счастье,
Будет ровно один глоток...



ЧТО Я ОСТАВЛЮ ПОТОМКАМ?

Разбежались капли-брызги,
                застучали по стеклу,
Будто дни обычной жизни
                сбились мусором в углу.
Календарь опять желтеет,
                скоро-скоро, верю я,
Эта келья опустеет,
                оборвется жизнь моя.

Что оставлю я потомкам?
                Вязь стихов и песен плач?
Может золото в котомке?
                Предсказание удач?
Может дерево какое?
                Фотографию в альбом?
В чьей-то памяти — лишь горе,
                в чьей-то памяти — любовь?

Может сына или дочку?
                А быть может никого.
Ветер гонит вдаль листочком
                грусть с поникшей головой
Значит зря дымлю я, братцы,
                это небо. Как мне быть?
Что же сделать? Постараться
                нечто славное свершить?

Дождик нити тянет тонко,
                словно пальцы длинных рук.
Что оставлю я потомкам?
                Боль стихов и песен звук...









СМЯТЕНИЕ

Печаль меня укроет покрывалом
Из звёзд рассветных, гаснущих вдали,
Я жадно время пью — и все мне мало.
Как быстро тают эти ночи, дни...

Мечусь как рысь, подбитая картечью,
Спешу куда-то, прячусь, убегаю...
И чувствую, ко мне крадется вечность,
И в каждом дне я тихо умираю...

Хочу кричать — тоска сжимает горло,
Хочу сказать — и нету больше слов...
И между нами — мост последний взорван.
Осталась лестницей веревочной — любовь...

Ну что мне делать? Где же мне укрыться?
Хотя я знаю — мне не убежать!
И с честностью своей, как древний рыцарь,
На поле лжи останусь я лежать...

...Печаль меня укроет покрывалом.
Растают звезды над туманною рекой...
Смерть! Ты меня у жизни своровала
Своей костлявой, вездесущею рукой!




МОИ ГЛАЗА, В ПЕЧАЛЬ ОДЕТЫЕ

Люблю я осень в листьях тающих.
И весь я — грусть, печаль и злость.
Моя любовь, звездой мерцающей,
Свети мне, что бы ни стряслось!

Мое сердечко подуставшее
Раздавит ночью валидол,
Остынет, яростно пылавшее,
Тебя любившее сквозь боль...
И голова, тоской отрублена
Собакам власти на потеху,
И нежность, водкою загублена,
Подохнет в зеркале от смеха.

Стихи, спиралью лет закрученные,
Разбавленные лестью лжи,
Как старика, подагрой скрюченного,
Терзают душу зла ножи.

Мои глаза, в печаль одетые,
Забросят в тучи-облака,
И руки, лаской не согретые,
Безвольно упадут к ногам...

Ловлю я осень в листьях тающих
И весь я — грусть, печаль и злость.
Моя любовь звездой мерцающей
Свети мне, что бы ни стряслось!






ДА ПОТОМУ ЧТО ДЖУЛИЯ

Была она так послушна,
всегда весела, мила.
Бывало, потреплешь за ушко,
и спросишь — ну как дела?

Не красилась — ну нисколько,
не знала тени и тушь,
Водки не знала горькой —
соки из яблок и груш.

Бегала с нами на станцию —
поезда с шампанским встречать.
Никогда не была на танцах,
не гуляла нигде по ночам,

Всегда помогала по дому,
бегала с нами в сад.
Спросите теперь любого —
каждый был Джулии рад.

Росла она дикой розой,
приветливой — каждый час
И сплетни все и угрозы
она отводила от нас.

А как расхохочется звонко —
хочется с нею петь.
Ласковая девчонка,
скажи хоть слово, ответь...

Уеду, уйду к кому ли я,
вернусь и спрошу — как дела?
Потому что милая Джулия
щенком, собачонкой была...




А НА РЕЧКЕ ЭТОЙ ФИЛИМОНКЕ

Птицы солнцу говорили звонко:
«Без тебя не жить нам никогда».
А на речке этой, Филимонке,
мутная до ужаса вода...

Вот рассвет воды коснулся тонко,
рыбе, мелюзге, тут просто рай.
И на речке этой, Филимонке,
хор лягушек — уши затыкай!

Шантрапа устраивает гонки,
вдоль все немелеющей реки.
И на речке этой, Филимонке,
все ворчат сердито рыбаки.

В цвет одевшись к полудню лимонный,
в верши рыбу вялую зовет,
А на речке этой, Филимонке,
старая ондатриха живет.

Солнце в лужах застегнет запонки,
и закат таинственный придёт,
И тогда на речке Филимонке
пьяный собирается народ.

Красные носы от самогонки,
песни в полкуплета, полстроки.
В это время с речки Филимонки
сматывают лески рыбаки...

Вот спасибо ласковым девчонкам —
я пред ними по уши в долгу!
Ведь на речке этой, Филимонке,
пьяный я чуть-чуть не утонул...




МЕЧТАНИЕ

Я летом о льдинке мечтаю,
                зимой я весну вспоминаю
И, будто ручей, высыхаю,
                была вода — утекла.
Чувствую — в днях, минутах
                я умираю как будто,
Так и не дав кому-то
                от сердца частицу тепла.
Вновь замела метелица,
                и болью сковала сердце,
А мне все никак не верится
                в зимнюю сказку чудес.
Мне ветром уже не мчаться,
                метелью мне не метаться,
Кисло лишь улыбаться —
                мой умер чертенок-бес.
Чувствую — мне не биться
                звонкою в небе птицей.
Детство теперь мне снится,
                как недоступный предел.
Уже мне не крикнуть гордо:
                «Уйдите все беды к чёрту!
Бросьте меня, как мёртвого,
                отстаньте — я заболел...»
И нет никаких таблеток,
                и травок целебных нету,
Одно избавление — лето
                и пляжей горячих песок.
И чтобы ларёчки с пивом,
                рассветы с морским приливом,
Водочка с чистым отливом,
                с похмелья — томатный сок!


ПАМЯТЬ

Ветер листьями носится,
то стихнет, то в пропасть бросится,
Взгляд твой печальный просится
ко мне, под ресниц тепло.

Мне также еще не верится,
что горе седой метелицей
Меж нами позёмкой стелится,
и счастье уже прошло...

Что больше не будет встречи,
не обниму за плечи,
Как будто в сердце картечью
выстрелил кто-то в упор.

Но как оглянусь — стеною
глаза всё глядят за мною
С такою тоской неземною,
такой в них печальный укор...

Куда мне, монаху, деться?
Ведь я не смогу согреться,
И холод идет от сердца,
и в нем без тебя — зима.
Но как же вылечить горе?
Ни пляж не спасет, ни море.
Я сам виноват, не спорю,
и ты виновата сама.

Давай же отбросим ссоры,
пустые дела, разговоры,
Обиду, злобу, укоры —
их много и так на земле.

Ведь это горе такое —
его ты ничем не скроешь,
И память не даст покоя
теперь ни тебе, ни мне...




ОЙ, ЧТО-ТО МЕНЯ ЗАКРУЧИНИЛО

Ой, что-то меня закручинило,
Ой, как болит голова!
Что-то в душе заклинило,
А может, кто что оторвал?

Ой, как меня занеможило!
Хоть лезь на стенку и вой.
Боль, на печаль помноженная,
Мой забрала покой...

Ой, как неймётся мне, братцы,
Орать или тупо молчать?
Как же к сердцу добраться,
Сорвать гербовую печать?

Ой, что-то я вроде тронулся
Своим умишком совсем:
Хватаю лунные полосы
И, словно лошадь, их ем...

Ой, как меня приспичило,
Чуть-чуть — и наверно рожу.
Меня, как щенка, зуботычиной
Гоняют для куражу...

Ой, что-то не вижу более,
Руками за стенку держусь.
За что же такие боли?
За что ножевая грусть?

Ой, как меня беды мучают,
Душу мою теребят.
Это все потому, что
Рядом нету тебя...




ВЕТЕР-НЕПОСЕДА

Ветер снова заиграл
осени мелодию.
Счастье нежное украл,
лунную рапсодию.

Плачут ветви у берез
листики в ненастье,
И плывут по лужам слёз
корабли несчастья.

Я в ладони их беру,
грею лист в прожилках.
Вот сейчас они умрут,
станут, как опилки.

Ветер! Что же ты? Зачем?
Их не мучай, милый!
Хочешь, дам лизнуть я джем
Вишен, чернослива?

Только ты останови
лето на мгновенье.
Пору ты верни любви,
зелени цветенье.
Пору ту, когда с тобой
жарко целовались,
Звал тебя своей судьбой!
Осенью расстались...

Это ты все виноват,
ветер-непоседа!
Так боли же, голова!
Сыпьтесь, боль и беды!





ЗАКАТ АПРЕЛЬСКОГО СОЛНЦА

Среди толпы, средь гомона и шума,
Улыбок, солнца, радости и смеха
Меня тревожила одна лишь дума:
Где ты, какая ты, которая из всех?

Смеешься над невзгодами иль плачешь,
Сумеешь солнце грустное зажечь?
И принести мне, наконец, удачу
И счастье в сети, наконец, завлечь?

Ты помнишь? Помнишь: на ладонях —¬
Моя надежда, за которой я иду.
Но с каждым днём я чувствовал погоню
Судьбы жестокой, рока черных дум.

Беда меня в лесу настигла мрачном,
Ты руку протянула и спасла,
И в платье подвенечном, новобрачном
Меня на крыльях радуг унесла.

Внезапно это всё случилось
И никогда уж не вернётся,
И только сердце птицей билось
В закатный час весны и солнца.


СТУЧИ, МОЕ СЕРДЦЕ

Заболит вдруг весной голова,
Это всё — дым пахучей сирени.
И черёмуха, и колдовская трава,
Разгоняют душевные лени.

То неделей потянут дожди,
Спрячут птиц и людей за стекло.
Только сердце стучит: «Ты не жди,
Не теряй ты святое тепло».

Ты стучи, моё сердце, стучи,
И в дожди, и в жару, и в мороз.
Не грусти, любимая, не молчи.
От молчания близко до слёз.

Прогоняй же кручину и боль,
Нам ли жизни несчастной жалеть!
Радость только тогда — когда рядом со мной,
Ты — любовь, а не вечная смерть.

Звонкий май улетает в июнь,
К этим тихим, коротким ночам.
Забирай же тоску и кручину мою,
Утопи в речке грусти печаль.

Только, сердце моё, ты не лги:
Невесельем на мир не кричи,
Замирай от любви в моей тесной груди
Ты стучи, мое сердце, стучи...





* * *
Где моя родина алых тюльпанов?
Ласковых снов и заботливых рук.
Там, где не знают обид и обмана,
Где в каждом доме ждет тебя друг...

Где умывается в озере чистом
Ясное солнце средь лебедей.
Там — моя тихая-тихая пристань,
Спрятанный мир от недобрых людей.

Стены у дома из ласковых писем.
Окна — из чистых, прозрачных слез.
Крыша из желтых и красных листьев,
Ветер над домом — запахом роз.

Я одеялом надежд укрываюсь.
Я на подушку счастья ложусь.
Но все равно я грущу и не знаю
С кем разделить постоянную грусть...

Кто ты? Какая ты? Чистая, первая,
Нежная, добрая, робкая, милая?
Улыбаешься в грезах, наверное,
Как и я, никого не любила...


ДОЖДЬ

Поникли берёзы,
Сережки склоня,
И капают слезы —
Росинки дождя.

И в сумраке летнем
След молний сверкнёт,
Печаль незаметно
Меня заберёт.

И серые крыши
меня не спасут,
Раздумья неслышно
в тоску унесут.

А мне б безмятежно
удрать босиком...
Не думаю нежно
уже ни о ком.

Уже отгорел я,
Уже отлюбил.
Уже постарел я,
А молодость — дым.

Лишь в песнях печальных,
Как дождика шум,
С тобой не прощаюсь,
По-прежнему жду.

Во снах я с тобою —
в загадочных снах.
И новою болью —
по сердцу весна.

Нас ложь разделила
твоя и моя,
А ты говорила,
что любишь меня.

Но если ты любишь
И если простишь,
Зачем же ты губишь —
Так долго молчишь?

И боль мне назначит
Свой час, не тая,
И кажется, плачет
Не дождик — а я...





РУЧЕЙ УДАЧИ

Не радуйся дождю и не печалься зною,
Ведь я не разлюбил и от беды укрою.
Ты только улыбнись мне синими глазами
И я, как птица, ввысь взлечу под небесами...

А если вдруг беда, как с неба туча злая,
Я заслоню тебя, и ты об этом знаешь.
И пусть кружится снег метелью белой,
И пусть звенит твой смех весною смелой.

По звездам побежим мы в дальнюю дорогу,
Оставим в сундуке разлуку и тревогу.
И солнца я напьюсь из глаз любимых,
И пусть уходит грусть — промчится мимо.


НА СЕНОВАЛЕ

Милая! О как мне хорошо!
Целовать тебя не устаю я,
Словно клад бесценный я нашел,
И не надо мне уже другую...
 
Я ласкаю волосы твои,
Вишенки грудей я пью губами.
Ты молчишь, дыханье затаив,
Обнимаешь нежными руками.

Тихо шепчешь: — "Так тебя люблю,
Это сон иль явь — весь этот вечер?
Если сон, то пусть я сладко сплю,
Если явь — то пусть это навечно!"

Жаль, что летом ночи коротки,
Петухи зарю оповестили.
Жаль, что мало пятниц вот таких,
Мы на сеновале проводили...

Ты опять уедешь дней на пять.
Что мне делать этими ночами?
Звезды яркие по новой посчитать?
И ходить, как пьяному в печали?

Приезжай скорее! Я так жду!
Спрячемся опять на сеновале
И не будет грусти серой дум,
И тоски печально-черной шали...
МРАК

Зима щекой к окну прижалась,
Мороз носы раскрасил всем.
Такая грусть, такая жалость,
Что я один теперь совсем.

Мне на катке не покататься,
Не выйти в лес, притихший вдруг.
Мне не с кем даже поругаться —
Беды сомкнулся жёсткий круг.

Один я под метелью белой,
Ловлю снежинок хоровод,
И Пушкин, весь заиндевелый,
Задумавшись, чего-то ждёт.

Странички песен перепетых
Шуршат опять в тиши ночей,
И сердце грустью вновь одето.
Кому мне петь теперь? Зачем?!




ИСТОРИЯ ОДНОГО ЗНАКОМСТВА

Мне без тебя ни во что не верится,
Мне без тебя не прожить и дня.
Каким бы я не был, возьми мое сердце,
Это все, что есть у меня!

Я с цветами стою на коленях,
Если даже отвергнешь — пусть,
И не вырваться мне из плена,
Пей же, пей, стихов моих грусть.

А деревья скрипят натужно,
Разрывая метели вой,
От тебя мне так мало нужно,
Чтоб сейчас ты была со мной.
И узоры снежинок падают,
Свет от окон твоих ловлю.
И от жизни так мало надо мне —
Только слово одно: — Люблю!..



БЕШЕНОЕ УТРО

Бешеное утро, солнце, нитью брызг,
Ярким перламутром брошенное вниз.
Я мечусь в постели, весь горю в бреду,
Завертелись стены, как листва в саду.

Загнанной собакой я дышу устало.
Нечем больше плакать — если бы ты знала!
Боль меня свалила — по тебе печаль.
Нет, не надо, мама, звать ко мне врача.

Это утро только — как же день прожить?
Близкая, далекая, как теперь мне быть?
Знать, что ты чужая, что с другим теперь,
Биться, угрожая, кулаками в дверь?

На коленях ползать, твой целуя след?
Поздно! Поздно! Поздно! Мне прощенья нет...
Дней пустых глазища в тишине молчат.
Я стою, как нищий, что-то бормоча.

Кто теперь поможет? Кто теперь спасет?
Кто, пусть даже ложью, нежность принесёт?
Вновь зовут мечты, маня, нужен ли кому-то?
 Слышишь? Отпусти меня, бешеное утро!


ПАХНЕТ ПИРОГАМИ

Пахнет пирогами,
Вот уж, чёрт возьми!
Я топчусь ногами
По краю земли.
Или мне приснился
Снова детства сон?
Или я влюбился?
Или увлечён?

Отзвенела песня,
И погас костёр.
Мы с тобою вместе
Правим разговор.

Ух, ты моя рыбка!
Ты — мой пирожок!
Где твоя улыбка,
Милый мой дружок?

На Востоке Дальнем
Я тебя нашёл,
Сколько же бескрайних
Я полей прошел?

Дождь мочил в дороге,
Грызли комары,
И смеялись боги
Смехом детворы...

А сегодня утром,
Мы — глаза в глаза,
Я разлуке муторной
Кукиш показал!






ЛЕДЯНЫЕ ГОДЫ

Ночка зимняя расправила
Своё синее крыло,
Одного меня оставила
И похитила тепло.

Мне уже деваться некуда,
Звать тебя зачем теперь?
Вспомнить прошлое нам некогда —
Времени закрылась дверь.

Мы давно с тобой не виделись,
Сколько лет прошло и зим,
На судьбу свою обиделись,
И молчим, опять молчим.

Стали дни совсем похожие,
Ночи — тягостны опять,
Капли дождика — прохожие,
По стеклу мечты скользят.

Нам теперь деваться некуда,
Ты одна и я один.
И винить нам в этом некого,
Все растаяло, как дым.   





РАДОСТЬ ПОЛОМАННОЙ ИГРУШКИ

Деревья мне кричат: «Вернись!»
И снег роняют с веток вниз.
И на щеках слезинок след —
Тебя со мною рядом нет.

А я упал в глубокий снег.
Он, будто мой замерзший смех.
И я в руках его держу,
Как будто в вечность спать ложусь.

Среди деревьев заблудился,
В Буратино превратился,
Мне сломали руки, ноги,
Позабыли на дороге.

Оставьте мне, прошу, глаза,
Чтоб умывала их слеза...
Брожу один, не знаю я,
Придет ли вновь весна моя?..

Я один брожу, тоскую,
Письма я твои целую,
Строки их я жгу устами,
Плачу тихими слезами...



ВЕСЕННЕЕ ЖЕЛАНИЕ

Тянется солнечный прутик
К ласковым блюдцам глаз.
Ветер пушинки крутит,
Словно в тот первый раз.

Руки твои сжимаю,
Словно угли костра.
Сердце моё страдает.
Боже, как боль остра.

Хочется сердцу крикнуть —
«Вырвись же из груди!
Видишь — деревья поникли,
Лети же скорей, лети!..»

Голуби вновь воркуют,
Весна распустилась, звеня.
Жить без тебя не могу я,
Волнуюсь и жду тебя.



ОСЕННЯЯ МАГИЯ

Осенней магии вокруг, стоят печально сотни рук,
Укрыв листвою, как ковром, все холодеющую землю.
Как капли крови на снегу, я память листьев берегу
И ветер, учинив погром, затих и чуду тихо внемлет.
Да, это чудо — в тишине, кружится листьев жизнь и смерть.
Заря печали и закат, и сединою паутина.
И так щемяще грустно мне, горю я в осени огне,
В костре — игрушечный солдат, а в сердце — льдинка...

Не растопить тоску мою, разбитый не собрать уют,
Не склеить вазу счастья дней, не заболеть уже любовью.
Тревожно провода поют, что я один в чужом краю,
В краю надежды не моей венчаюсь с болью.

Ах, осень, милая, зачем ты сыплешь ворохом ночей
Бессонных, тягостных, как боль, не утихающая днями.
И не проходит сердца стон под слез-дождинок перезвон,
Сгорает нежность и любовь тягуче-дымными кострами...

Осенней магии вокруг я слышу шелестящий звук.
Уносит в вечность ветер дым, туманом тает.
И что-то вдруг оборвалось, и с ветром к небу унеслось,
И в сердце жалостном не ты — а осень злая...




ЗАЧЕМ ТЫ ЕСТЬ?

Упали в речку капельки дождя
И зашумели ивы, зашептали
О том, что я все жду и жду тебя,
Один грущу в разлуке и печали.

Развей же ветер бурей эту боль,
Ты мне один поможешь, добрый ветер!
Зачем ты есть, такая горькая любовь?
Зачем есть Ты на этом белом свете?

Зачем глаза твои — куда ни оглянусь,
Зачем слова твои и трепетные руки?
А без тебя сжимает сердце грусть.
Невыносима боль ночей разлуки...

Ночей пустых боюсь и свечи жгу.
Мир без тебя — паденье в неизвестность
Я каждый звук твой в сердце берегу,
Не нахожу себе в печали места.

Зачем так сильно мучаешь, любовь?
И что мне будет за тоску в награду?
Один твой взгляд — уже проходит боль,
Один лишь взгляд — и большего не надо...

Позволь немного мне побыть с тобой,
Тонуть в глазах твоих бездонно-нежных.
Позволь мне верить в светлую любовь!
Не отбирай последнюю надежду...

Развей же ветер бурей эту боль,
Ты мне один поможешь, добрый ветер!
Зачем ты есть, такая горькая любовь?
Зачем есть Ты на этом белом свете?...




КАПЕЛЕК ЗВОНКИХ СТУК

Спасибо за твой поцелуй,
Теперь на меня наплюй,
Пламя свечи задуй,
Письма мои сожги!

Больно, поверь, уйти
Мне с твоего пути.
Ты лишь за все прости,
Вместо меня — дожди...

Капелек звонких стук,
Нет твоих нежных рук.
Я даже тебе не друг,
Теперь я тебе — враг!

Спасибо за счастье, цветы,
За нежность — каплей росы,
За жар моих слов простых
Прости меня просто так.
Скоро растает снег,
Зеркало треснет рек.
Милый мой человек,
Мне тяжело сейчас.

Можно с волками жить,
Горе в себе убить,
Но знаю, можно любить
Один-единственный раз.

Значит — прощай, прощай,
Ты головой не качай,
Это седая печаль
Забирает меня с собой.

Если завяли цветы,
Если прошли мечты,
Если не любишь ты,
Значит: прощай любовь!




НЕДЕЛЯ МОЕЙ ЖИЗНИ

Жизни моей ПОНЕДЕЛЬНИКИ
серо-буро-малиновые,
Тяжелые, как похмелье,
тусклые, скучные, длинные.

Жизни моей ВТОРНИКИ —
молчанье просящих глаз.
Вы, люди, такие гордые,
когда что-то нужно от Вас.

Жизни моей СРЕДЫ —
непришедшими письмами,
Вы средь ночного бреда,
как отзвеневшие листья.

ЧЕТВЕРГИ моей жизни бледные
строками стихов ненужных
Со мной умирают медленно
в синих, осенних лужах.

Жизни моей ПЯТНИЦЫ
в песнях гитарных тонут,
Куда мне от вас спрятаться,
уйти журавлиным стоном?

Жизни моей СУББОТЫ —
ложных свиданий новь.
Будто мне, безработному,
коркой хлеба — любовь.

Жизни моей ВОСКРЕСЕНИЯ
с глазами пустых витрин...
После всех потрясений
опять я остался один...






ВОЗВРАТИТЕ МНЕ ПЛАМЯ

Полетите к облакам, песни, словно птицы,
И по солнечным лучам, радость возвратите.
Возвратите радость мне, вечера при той луне,
Возвратите пламя в сердце мне.

Расскажите, песни, всем про мою печаль,
Что весны нет в сердце, нет её — а жаль...
Возвратите счастье мне, в каждом грустно-грустном дне
И любовь верните в сердце мне.

Тополиный тает пух, седина на листьях всех.
Жизнь моя — печальный круг, я совсем забыл про смех,
Возвратите счастье мне, я — как будто в страшном сне,
Возвратите радость в сердце мне.

Тишины вокруг боюсь, пью печаль и не напьюсь.
В грусти вновь глаза застыли, сердце—знойная пустыня.
Возвратите счастье мне, где искать его, ну где?
Возвратите пламя в сердце мне...




НЕЖНОСТЬ

Осенью нежданно счастье вдруг вернулось,
Закружила осень листья золотые.
И опять в душе моей солнышко проснулось,
Дни дождей исчезли, грустные, пустые.

Милая, ладони нежно протяни,
С лаской неземною снова обними.
Каждый час разлуки — это грусть и боль,
Это настоящая первая любовь!

Облаками черными — снова слухов тень,
Поползли по чистому небу наших встреч.
Дайте право мне любить, пламенем гореть,
Чтобы не был днём последним каждый новый день.

Мне от вас не спрятаться и спасенья нет,
Меркнет солнце ясное и погас весь свет.
Радость на рассвете встретить я хочу,
Знаю, меня любишь, знай, тебя люблю!




  ИМЕНИНЫ ОСЕНИ

Зашторь окошко листьями, огромными и жёлтыми
Коричневыми, красными, спешащими упасть,
А мне все снится — вместе мы, тебе со мной не холодно,
Тебе со мной прекрасно — хочу так сладко спать!

Мне хочется всего, что в жизни ещё не было!
Ни ночи звёздной ласковой, ни радостного дня.
Но осень расхохочется, и стихнет, затаившись,
Вдруг закричит так страшно: «Не верь! Не знай меня!»
А я шептал — «Люблю тебя», кружился в вальсе счастья,
И небо словно листья, кружилось надо мной.
К тебе тянул я руки, а ты — как ночь угасла
И выстроила замок с неверия стеной.

Я бьюсь, как будто волны, лижу песок прозрачный,
Но замок недоверия слезами не разбить.
Захлебываюсь болью, как чайка скорбным плачем.
Мне мертвыми глазами тебя не полюбить...

Мне с тихой грустью хочется, взглянуть еще в глаза твои
И замереть в них капелькой дрожащею звеня,
Как только листья кончатся, не будут падать с неба —
Закройся на замочек — не верь, не знай меня!...




КАК ЭТО СДЕЛАТЬ?

Сколько злых ночей уже не сплю,
Повторяя вновь: люблю, люблю.
Эта нежность губ, кольцо милых рук.
В омуте тону средь счастливых мук.

Как сказать тебе, ласковой судьбе,
Что одна ты есть на большой земле.
Приходи в тиши, когда гаснет день,
Тихо мне скажи «Я пришла к тебе»...

Океан любви пусть укроет нас,
Пусть не будет в днях расставанья час.
Приходи в тиши, когда гаснет день
Тихо мне скажи: — Я пришла к тебе.

Я пришла к тебе, ласковой судьбе...






ЛИШЬ БЫ ТОЛЬКО ПОЗВАЛА

За голубую синь небес,
За солнышко в зените,
За этот, весь в березках, лес
Я мог бы быть убитым,

За пенье всех щеглов с утра,
За ясные поляны,
За дым неяркого костра,
За запах сена пряный,

За всё, что мы с тобой зовём
Россией в платьях ситца,
За тот бездонный водоём,
Где нам любви напиться,

За те зовущие глаза —
Уставшие, но твёрды: —
«Ни шагу, сыновья, назад!
А шаг — так только мёртвым»!

И поклоняясь вёснам всем,
Я знаю — позовешь ты,
И распрощаюсь насовсем
С мечтами, детством, прошлым,

И стану твёрдым, как скала,
К врагам непримиримым.
О, скольких, скольких ты ждала —
Известных и незримых,

Россия, матушка моя,
В березках взгляд печалишь,
Какую боль они таят?
Ты их спроси — узнаешь!






ПОСТСКРИПТУМ

Повелось на Руси исстари и до наших времен,
Что покойников любят побольше, чем многих живых.
А пока ты живой — не шумит над могилой раскидистый клён,
Не поверят в тебя, пока смерть не ударит под дых...

Тут Есенин и Пушкин, Высоцкий и Лермонтов, Блок,
Всех Вас в разное время клевета в сорок лет до могил довела.
Это злая молва, это пагубный истинно русский рок.
И теперь мы спешим черноту отмывать с мертвецов добела...

Что теперь дифирамбы Вам петь и деньгами сорить и скорбить.
Ударять себя в грудь этой чёрной рукой, виноватой во всём?
Вы послушайте тех, кому птицей живою осталось немного лететь
До черты в сорок лет, и кого мы опять хоронить понесём!

Будет это Никитин, Розенбаум, Спинёв или Ким?
Потеснится Высоцкий, слегка отодвинув застывших коней.
И простится земля со своей совестью, с самым что есть дорогим.
Только намять навеки останется в душах людей.

Разойдутся понурые люди и сядут нас всех помянуть, "по одной",
Может включат кассеты и смахнут, отвернувшись, скупую слезу.
Вот и я — написал сотни песен и тем заслужил под землёю покой.
Только здесь наверху, здесь живьём, как шакалы, меня загрызут.

Не пробить своей честностью, знаю, равнодушья  стену,
Только смерть мне поможет — здесь бессильна и зависть одна.
Почему же никто руку мне не подаст, хотя видят — тону, я тону
Лишь хихикая злобно, соткут клеветы и обмана саван…?

Преклоняю колени и скорбные песни пою я про тех,
Кто в Афгане нашел свой последний приют средь камней,
Кто калекой вернулся под когда-то любивших иронический смех
И про горе и боль, седину и морщины ослепших от слез матерей.

Я хожу по земле и всем сердцем я чувствую боль,
Будто бьются сердца, тех, кто там преждевременно спит.
Нас сплотит лишь большая беда — как война и пролитая кровь,
Когда сердце, объятое злобой, в костре нашей мести сгорит.
Сына я схоронил, а за ним — мою бедную, нежную мать,
Поседел и притих, будто мне оторвали мой вредный язык.
Сколько лет пронеслось — продолжаю ночами метаться и звать
Алексея с Марией, как в засуху с неба молю я грозы.

Повелось на Руси исстари и до наших времен,
Что покойников любят побольше, чем многих живых.
И хочу я, друзья, нашу землю обнять, раствориться и спрятаться в ней
Стать землею родимой и мирной, и вечной, как лебедя крик...





САМОЕ СТРАШНОЕ

Я тонул, срывался, падал, бился даже в поездах
И стонал, избитый падалью, и не ведал, что есть страх!
...Две машины, пыль, дорога. Вот удар — заволокло...
Все туманом — нет, немного лишь поранило стеклом...

Бритвы блеск — быстрее звука, лишь успел закрыть глаза
Да еще подставить руку... Тот, кто резал — опоздал...
Стены мокры в одиночке. Сколько дней я сам с собой...
Эти мрачные денечки стали жесткой сединой...

Били долго кулаками, вбили мысль — убить нельзя!
Телефонными звонками жалили враги-друзья...
Одиночества подкова, муки, боль, тоски печать,
Что же страшного такого мне осталось испытать?

Мысль одна ночами будит, жилы рвет, меня дразня,
Чтобы я был нужен людям, а иначе — жить нельзя!









ДЕСАНТНАЯ ДОРОГА

Голубого цвета небо на петлицах
Рассекает смело жёлтый парашют.
И покой  извечный снова только снится,
И "ИЛы" и "АНы" ввысь небес зовут.

Не грустите жёны, сёстры и подруги,
Если где-то трудно, мы спешим туда.
В тельниках играет ветерок упругий,
Нас, чертей бесстрашных, целая орда!

Мне побыть с тобою хочется немного,
Я глаза закрою — предо мною ты.
Новые дороги дарят нам тревоги.
Вянут скоротечные наших встреч цветы.

Но, спасибо, Господи, за подарок этот!
Рядом ты со мною — и ушла печаль.
Счастье мое хрупкое, словно лучик света,
Будь со мною рядом и меня встречай.




ЧЕРНЫЙ ЯНВАРЬ. БАКУ-90.

Красит башни минаретов
Месяц золотой.
Шум Каспийских волн об этом
Шепчет день-деньской!

Город-нерв и город-крепость,
Мы в беде с тобой!
Ты делился с нами хлебом,
Мы с тобой — судьбой.

Волны лижут камни-скалы
Города Баку.
Ты притихший и усталый,
Загнанный скакун.

Ты испуганный и бледный,
В трауре молчишь,
Лишь зловещих взглядов бездной
О вражде кричишь...

Мы сюда упали с неба
В дождевой буран.
Встретил нас свинцом и злобой
Ты, Азербайджан.

Кто же в этом виноватый,
Ты, Нефтчи, скажи!
В двух шагах ты был от смерти,
Мы вернули жизнь.

Мы сюда уж не вернёмся
Много долгих лет.
Ты прости нас, старый город,
За печальный след.

Будут чайки с громким криком
Рваться к небесам,
Будет город светлым ликом
Радоваться дням.

Красит башни минаретов
Серебром луна.
Не забудем мы об этих
Напряжённых днях.

И в руках «АКСУ» сжимая,
В небо унесут
Нас "ИЛы". Судьба слепая
Выберет маршрут...







ЦВЕТЫ НЕ РАСТУТ НА БЕТОНЕ

Цветы не растут на бетоне,
                цветы против смерти восстали,
Они даже в море не тонут,
                в огне не горят и напалме...
Цветы, лишь цветы нам помогут,
                дарите цветы днем и ночью.
Но тысячи бомб с самолетов
                цветы разрывают на клочья...
Глазёнки детей, как ромашки.
                Их жизнь, как гвоздик полыханье.
Они расцветают однажды,
                и дарят цветы на прощанье...
О! Если б со всех самолетов
                не бомбы,  не смерть, а букеты!
О! Если бы люди друг другу
                послали цветы —  не ракеты...
У каждого жизнь, как цветенье,
                и сильные в бурю не гнутся.
Цветы покупают за деньги,
                и гибнут цветы, не сдаются...
О! Если б все пули, винтовки
                цветы заменили внезапно,
Наверно сияли б, как солнце,
                цветов ярко-красные капли...


СУДЬБА ГУСАРСКАЯ

Вот они скачут шальные, пьяные — наугад
Гусары разудалые сквозь смертоносный град.
Вот они рубят шашкой, раз — и нет головы,
Резко так, на отмашку, как будто пучок травы.

Видите, тот, с усами, закрученными наверх,
Его уважают гусары, в почете у женщин всех.
Скачет по жизни прямо, ему не попасть впросак —
Не знает гордец упрямый, что пуля ждет через шаг...



У МЕНЯ НИ ГРОША

У меня — ни гроша и в заплатах душа,
До майора пробиться лишь смог.
Ничего больше нет, кроме выслуги лет,
Вислых щёк, живота и сапог.

Я в наряды ходил, грязь учений месил,
И не ел и не спал, был небрит, хмур и зол,
Я всю жизнь получал, все терпел и сносил.
Жизнь прошла — снова гол, как сокол.

Сколько дум не сбылось, не сошлось, не смоглось,
Сколько песен не спел — все не так.
И остались в душе лишь обида и злость,
Ты начальник — я, значит, дурак...

Я бы взял автомат, да построил Вас всех,
Тех, кто в душу плевал каждый день.
Не боюсь ничего, взял бы на душу грех,
Да нельзя, через день "на ремень".

Не ругайся, жена, что порой пью до дна,
Мне ведь надо — ведро и стакан.
Дочка, сын мой и ты — моей жизни цветы,
Остальное — полынь и бурьян.

Мне осталось чуть-чуть полетать и уснуть,
И не выпустить стропы из рук.
У меня ни гроша, лишь в заплатах душа,
Да жена — разъединственный друг...




ПОХОДНАЯ

Облизнул закатом вдруг вечер облака.
Поползла усталая вновь к курку рука.
Кто маячит в прорези? Свой или чужой?
Кто сейчас рассорится со своей судьбой?
Глаз прищурил левый я, и спустил курок,
Стало небо белое, лоб от пота взмок.
И снопом подкошенным рухнул тот, вдали,
Кровью гость непрошеный жажду утолил.

Заряжу винтовку я, обниму коня,
Зазвенит подковкою вновь судьба моя.
И ничуть не боязно — пуль шальных полет,
Может, в чьей-то прорези грудь моя мелькнет.

Ты судьба гусарская, бой, вино и кровь,
Наслажденье царское — к Родине любовь.
Так возьми ж, Отчизна, голову мою,
Без тебя нет жизни мне в лихом бою.

Облизнул закатом вдруг вечер облака,
Не замкнулся жизни круг, шпоры дам в бока!
Так быстрее ветра мчись, ты, мой верный конь,
Ты, любимая, молись за души покой...





Я НЕ БОЮСЬ
(Любимой жене Ольге)

Я не боюсь твоих прекрасных глаз
И слов твоих пленяющую силу.
Я так люблю, когда в рассветный час
Ты обнимаешь жарко меня, милая.

Я не боюсь твоих зовущих губ
И их таинственно волнующие чары,
И все твоё я трепетно люблю,
И лес ресничек, замерших в печали.

Я не боюсь твоих пушинок-рук,
Люблю в своих ладонях часто греть их.
Я знаю, ты — мой самый верный друг,
И нет роднее никого на свете.

Я не могу ночами спать в тиши,
Жить без тебя хоть день спокойною судьбою.
Ты не молчи, скажи мне, напиши,
Чтоб я остался навсегда с тобою.

Мне не страшны ни смерть, ни боль, ни кровь,
И не боюсь я сплетен, лжи напрасной.
Я лишь боюсь, чтобы ответная любовь
Твоя ко мне вовеки не угасла!




ПЕРЕСТРЕЛКА

Видно, зря мы затевали перестрелку —
По патрону нам осталось. Сделать залп.
Целишь в голову, как на охоте, белку,
И с надеждой смотришь ты назад.

Сзади пусто, тихо и уныло.
Ждать подмоги неоткуда нам.
Твой окоп как свежая могила,
И ее засыплет вражий танк.

Вот затихли гады у лощины.
Взять живьём хотят, но есть патрон!
Трое нас, но всё же мы — мужчины,
Держим свой непроходимый фронт.

Вспомним дни побед и поражений,
Спирт из фляжки молча разольём.
Выход есть из всяких положений.
Мы его, конечно же, найдём.

Обнялись, взглянули на убитых,
Слезы, лейтенант, не вытирай.
Сколько крови на земле пролито
За тебя, любимый русский край!

Вот подходят внаглую, наверное,
Думают, у нас, патронов нет.
Что ж, по старшинству теперь я первый,
Твёрдо поднимаю пистолет...

...Нет, не зря Вы затевали перестрелку,
Ткнулись головами в красный снег.
Чтобы прыгала всегда по веткам белка,
Радовались люди по весне...




«МЕДВЕДИЦА», ПЛЕСНИ МНЕ ИЗ КОВША

Блеснула молния, и мир стал голубым,
Столб пограничный стал горизонтальным,
И все окутал едкий, жуткий дым:
Огонь кинжальный был или фронтальный?

Я все глядел под гиканье и свист
И падал в снег, ничуть не понимая,
Что откружился мой осенний лист,
И что меня, сейчас вот, убивают.

Как расплывалось на боку пятно,
Алело на снегу калиной красной.
А в небе звёзды, словно сквозь окно,
Светились ярко и не хотели гаснуть.

А ногти все царапались в снегу,
Ломались о гранит земли замёрзшей.
Казалось, встану, крикну, добегу,
Но кровь густела, становилась горше.

Медведица, плесни мне из ковша
В последний раз воды твоей напиться.
Я знаю, ты же добрая душа
И на меня не будешь больше злиться.

Блеснула молния и мир стал голубым,
Столб пограничный снова вертикальным.
Спасибо всем друзьям-десантникам моим,
Что не остался я на полосе нейтральной...
ПРЫЖОК
(С. И. Найденову)

Все подогнано, пристегнуто, схвачено,
Ни дохнуть, ни разогнуться, ни сказать.
К шелку парашюта притороченный,
Я иду со всеми вниз "скакать".

"МИ-6-й" взревев как шесть медведей,
Ровно набирает "восемьсот".
Дверь открыта и теперь лишь ветер
Знает, как окончится полёт.

На спине, на "заднице" и сбоку
Чувствую друзей я руки, ноги.
И закрыв глаза, и крикнув: «С богом!»
Я бросаюсь в мутные потоки.

Отсчитав секунды всех быстрее,
Дергаю я резко за кольцо.
Вот хлопок и сердце пьяно млеет,
И улыбкой расползается лицо.

Вот он надо мной, спаситель-купол,
И вокруг — такие купола.
Только зашнурован я, как кукла,
Снизу — обгорелая трава.

А земля несётся все быстрее,
Вот удар и ноги чуют твердь.
...Солнце по-другому как-то греет
Ну еще бы! Я десантник ведь!

И взвалив парашюты на плечи,
К "старту" молча идем, не спеша,
Наступил бы скорее вечер —
Что-то праздника просит душа!

И настал этот миг долгожданный,
Пили водку и ели пайки,
И я спрашивал на обмыванье:
— "Мужики, ну когда же прыжки?!"

КОСТРЫ
(В. Н. Ступникову).

Вас уже не ласкают березок листочки и журчанье ручья,
Непокорную прядь не отбросит уж ветер слегка на висок.
Стала домом земля — та, что раньше была ничья,
А твоя — лишь звезда па кресте, пронизавшем песок...

Поседевшая мать будет так же сидеть на скамейке у старых ворот,
Вытирая слезу, и до боли в глазах все глядеть в горизонт.
И зная, что нет его — жжёт ей руки конверт — всё равно она ждёт
Под собачье скульё, под капели шальной перезвон.

Пробил час. И экзамен устроила грозная смерть
Без шпаргалок — ты встал и рванул на гранате кольцо.
Ты не дал ей пройти, своей жизнью закрыл эту дверь,
За которой — голодных детишек с надеждой в глазёнках лицо...

Кто прошел этот ад и случайно остался живым,
Будет помнить всю жизнь, что десантник не мёртв— его нет.
Он ушел на заданье, он с "АНа" шагнул в сине-розовый дым,
Он вернётся, придёт, надо ждать его долго, всегда — хоть сто лет.

Я иду по земле, наступая как будто на угли костра.
Гулко сердце стучит, будто вижу черты дорогого лица.
Мать Любимая! Нам десантникам слово неведомо                "страх",
Позови нас, Отчизна, возьми наши руки, глаза и сердца...





ЮНКЕРСКАЯ БАЛЛАДА
(В. Н. Сизарю)

Звоном шпор мы пленили всех дам на балах
И дрались на дуэлях за них сгоряча,
И на взмыленных вихрях с «УРА» на устах
Мы врывались к врагу и рубили с плеча.

Так налей же бокалы вина,
Пусть оно там играет, как кровь,
Пей до дна, пей до дна, пей до дна!
 За погоны свои и любовь.

Нам дороги войны — сединой на висках,
Мы под пулями головы наши не гнём,
Лишь по матери старой занозой тоска.
В каждом дне встречи с нею мы ждём.

Ну, а если горячее сердце свинец
Остановит на полном скаку,
Не успев досказать, ты замолкнешь навек,
Конь копытом забьет по песку,

Слез, любимая, горьких не лей,
За погибших друзья отомстят,
Ты мне сердце любовью согрей,
Поцелуй, подари нежный взгляд.

Вновь дымится дорога кровавой войны,
И опять нам привычные пули и бой.
Что ж, придётся на время забыть про балы,
Нам бы только вернуться домой.





ДВА СЕРДЦА
(С. А. Торгованову)

Вновь бандитская пуля подцепила меня,
Да и старые раны не давали покоя.
И сказал я: "Мамуля! Будто бы от огня
Смерть опять удирает от меня в чисто поле".

Похромаю на улицу, сяду тихо под тополь
И смотрю, как сшивают самолётики небо.
А мне хочется курочку на обедике слопать,
Даже слюнки текут (Можно даже без хлеба).

Только вот от друзей — одно сердце осталось.
Ураган наш, Серёга — заменяет он всех.
Остальные рассеялись, жаль мне их малость,
Вместе с Серым идём прямо к Богу наверх.

Залижу-ка я раны, и возьмусь за гитару,
Снова новые песни о разведке спою.
Мы теперь, ветераны, поседевшими стали,
Но "хунхуз", знаю, дрогнет перед нами в бою.




УХОДЯЩИМ В УТРО...

Снова тёмные ночи нам подарят тревоги
Безымянных вокзалов — пустые перроны.
Нам прикажут — и вновь замелькают дороги,
И звезда за звездою упадут на погоны.

Нашим девушкам хочется городского уюта,
А не запаха леса и сини озер.
Остаетесь Вы здесь, чтоб достаться женою кому-то
И в глазах наших юных снежной грусти укор.

Загрустим мы по Вас, самым добрым и нежным,
Нашим верным и ласковым — мы загрустим.
Офицерами мы остаемся, мальчишками прежними,
И обид, как мальчишки, никому не простим.

Вы нас знали весёлых, драчунов и бесстрашных.
Мы не гнулись от ветра, от печали и бед.
На кого же теперь, променяли Вы самых отважных
И глазам, еще юным, прошептали Вы «НЕТ»…

Может мы не правы, но мы любим как можем.
Непокорные вихри серебрит седина.
Никогда нам любовь не покажется ложью,
Наших чувств не изменит ни обман, ни война.

Может Вам, как и раньше, снятся добрые принцы,
И на нас свысока властно смотрите Вы...
Как уходим опять по небуженным улицам,
Чтоб в бою замереть, рухнув в шелест травы...

Зашумят и заплачут березки российские,
Над юнцом лейтенантом ветви-руки склонив.
Лишь друзья, зубы сжав, отомстят за убийство.
Холмик вырастит серый на пригорке, у ив...

На холме фотография из курсантского выпуска.
На холме лейтенантских погон звёздный блеск.
И в билете письмо из последнего отпуска.
И в последних строках Ваше горькое «НЕТ»...

Пусть опять снятся Вам принцы, что не спускаются
С неба чистого к Вам, и на Вас с книг глядят.
Знайте только одно — под погонами принцы скрываются,
И добрей и прекрасней, те, что в утро уходят опять...





ЛАЯЛИ «ГОНЧИЕ ПСЫ» НА «МЕДВЕДИЦУ»
(Десантникам г. Кировограда посвящается)

Лаяли «Гончие псы» на «Медведицу»,
Пятки кусали — пытались догнать.
Но до сих пор убегает и вертится
Наша Земля, наша древняя мать.

Так и за нами судьба с автоматами
Скачет, стреляет и в землю кладёт.
Дождик свинцовый ждет нас в награду,
Рядом костлявая с нами идёт.

Мы оставляем смех в самолётах,
Жён на земле, а надежду в сердцах.
Кровь на «ненаших» зелёных банкнотах
Нас заставляет не ведать про страх.

Только глоток из ковша семизвёздного
Силы придаст, передернут затвор.
Только б успеть, только б не было поздно,
С богом войны мы продолжим свой спор.

С ревом уносят нас мощные «АНы»
Ввысь, к голубым, как берет, небесам,
Неба тельняшкой завяжем мы раны.
Смерть презирает бесстрашный десант.




ОПО* ОТ ПЕТРА И ДОСЕЛЕ

В былые времена лаптями щи хлебали,
Орясиной сбивали хмель с башки.
И карасей ловили лишь портками,
И водку пили из купели мужики.

А скольких на зады бесславно опустили,
А сколько рек соленых горя, слез
Безмерно за чужой карман мы пили,
Но лишь краснел и шелушился русский нос.

Но знали мы и внукам завещали:
"Врагу Виктории вовек не одержать!"
Монашек жаль, уставших от печали.
Труба зовёт, опять идет за ратью рать.

Нас, знаю я, с позиции не сдвинуть
И ждет нас всех, наверно, плаха и топор.
Но выдвигаются вперед могучим клином
Несокрушимые ребята из ОПО.

Пускай бываем злы мы до предела,
Нас злоба делает бесстрашными опять,
Мы всё по-русски делаем умело,
Употребляя заклинание про мать...

А в час, когда нас думы не тревожат,
О судьбах лиц, не заступивших на "БД"*,
Ненужные бумаги рьяно множим,
Предчувствуя, что быть большой беде.

Нас пятеро — как пальцы на руке,
Шумим, волнуемся, как по ветру лесок.
Когда мы вместе соберёмся на реке,
Народ, как страус, прячет головы в песок.

А жены наши — пушки заряжёны,
Плетут вокруг деньги коварства сеть.
И каждый день мы по уши "вложёны",
И вся заначка —  лишь на пиво медь.

Попы переродились в замполитов,
Купцы — в директоров, завбазами, райпо,
Колдуньи, знахари — в медбратьев-айболитов,
А Генеральный штаб — он вышел из ОПО!

Давайте память сохраним о днях весёлых,
О днях печальных, где гремел начальства рёв:
Запомните, потомки: НОВОСЁЛОВ,
ЛУНЁВ, ПРОСОСОВ, КИРИЛЕНКО и СПИНЁВ.




«ГРУЗ-200»
(Ю. П. Компанийцу)

Я снова слышу в каждом сне: — «Земля, я —  воздух»!
И гул винтов, разрывы мин, "Эр ЭСов" вой.
Надрывно в рацию кричу и вижу — поздно!
Ты отработал по своим — и в сердце боль.

Война, война, зачем ты так жестока?
Не знаю я, где встретит смерть меня.
У жизни, брат, суровые уроки,
Она ошибок не прощает нам зазря.

Десятки тысяч остановленных сердец
И три десятка тысяч глаз застывших.
И ждёт меня еще не пойманный свинец.
И будто говорю я с фотографией ожившей.
Мне каждой ночью снится этот бой,
Последний, где с тобою были вместе,
Последний для тебя, братишка мой.
Ты из него вернулся «Грузом-200»...

Все позади — Соланг и Гиндукуш.
Ночей Кабульских огненные трассы.
И жжёт меня огонь погибших душ,
И нет от боли памяти лекарства...

Простите нас, братишки за судьбу —
Она избрала Вас для смертной мести.
Мы помним всех, кто жив и кто в гробу,
Скорбим о тех, кто стали «Грузом-200».




БЛЕСНУЛА ДЕСАНТНАЯ МОЛНИЯ

Блеснула десантная молния, зачеркнув дорогу назад,
И купол надеждой наполнен, и нету страха в глазах.
Летим мы, оружие стиснув, Земле любимой помочь,
Чтоб не было больше выстрелов, чтоб кончилась смерти ночь.

Земля! Ты красива с неба, но завистью, злобой полна,
Не делятся люди хлебом, жестокости катит волна.
Десант остановит смерти — собою накроет дзот.
Бесстрашные, смелые "черти" — знают лишь слово «Вперед».

Десант остановит голод, последний "сухпай" отдаст.
Десант не привыкший спорить, он — выполняет приказ,
Приказ: Чтобы жили люди, чтоб не было больше смертей,
Чтоб нежные женские груди вскармливали детей.

Но вдруг остановится сердце от пули или усталости.
Не плачьте — насыплем перца на хвост подходящей старости!





К БОГУ

Закрывая грудью дыры
Политических просчётов,
И бойцы, и командиры
Гибнут цифрами без счёту.

А за каждым — жёны, дети,
Папы, мамы, старики.
Боль утрат по всей планете
И «Героев» ярлыки.

Жизнь одна и в долг кому-то
Отдавать её за что?
За спасибо? — Это круто!
Под звездой — не под крестом!

Ты прости, Создатель-зодчий,
"Мёртвый — сраму не иму"!
Вражьих душ, пред светлы очи
Я штук пять с собой возьму.