Санкт-Петербург

                Часть II  Санкт-Петербург.

                Классицизм, романтизм, символизм, и другие термины придумали
                продавцы книжных магазинов, чтобы им было удобней расставлять товар по полкам.
                Питер Ван Йегрес

               
                8. Отвергнутая плоть
         
    Александр Сергеевич вложил весь свой выигрыш в билеты до Питера. Счастливое семейство подпоясалось и отправилось на вокзал.

     Чтобы не голодать в пути, Гений заранее сходил на поклон к высшему свету. Обрадовавшись отъезду бузилы, возомнившего себя пиитом, московская элита собрала ему харчей на дорожку. Она снисходительно распорядилась зарезать и зажарить всех яловых курей, пощадив только несушек. Перо и пух меценаты припрятали по имениям, а Поэту подали поджарку с привкусом прогорклого масла. Продолжая глумление, они снабдили трубадура крутыми яйцами, намекая на его мягкий нрав и проблемы с женой.

   Желая процветания Пушкинскому гастриту, спонсоры даже скинулась по грошику на ящик дешёвой грушовки. Просроченную воду доставили прямо к «Красной стреле» вместе с запиской за подписью: «Доброжелатель». Там на пяти листах подробнейшим образом описывался адюльтер Натали с одной высокопоставленной особой, двумя гусарами и тремя актрисами.
 
   Судя по знанию интимных деталей, автор был явно из группы поддержки, арендованной для достижения наивысшего куража. Однако догадаться кто именно, не было никакой возможности. Кроме означенных лиц в команду лямур-тужур бегло входили студенты-гуманитарии, статистки Больших и Малых театров и даже один поп-расстрига. Это не считая сенных девок, цыган обоего пола и медведя, который сняв шкуру, оказался упитанным трансвеститом в летах.

    Дочитав гадкий пасквиль, Поэт скомкал его в сердцах и выбросил. Тут подали курьерский поезд. Домочадцы смели с пути дородную проводницу и забрались в мягкий вагон.

    Вскоре раздался гудок паровоза и свисток человека. Вагончик тронулся, а перрон остался вместе со смятой бумажкой, окурками и фуражкой станционного смотрителя. Давая отмашку машинисту, он переусердствовал, махая флажком, и от рвения потерял равновесие. Упитанный мужчина свалился под состав и зацепился форменным ремнём из сыромятной кожи за шток тормозного цилиндра.

     Поехав в путешествие зайцем, он волочился под поездом до самого Бологого, растрачивая себя по частям. Дикие звери, домашние собаки и вольные птицы бились насмерть за его останки по всему пути следования.

    Путёвой обходчик в одиночку отбил молотом парное мясцо у своры свирепых псов. Он был уверен, что бьётся с бездомными падальщиками за голяшку лося, задранного ими давеча.

     Дома мужчина кинул добычу в казан с колодезной водой и сварил, приправив лебедой. На запах примчались все ближние соседи и дальние родственники. Забыв о посте, они смачно уплетали угощение за обе щёки, да нахваливали. Дети клянчили добавку.

    Стошнило только жену железнодорожника. После сытного обеда она прилегла на сеновале и её мигом сморило. Толстое и рыхлое тело женщины заколыхалось в такт храпу. И снился ей не рокот космодрома, а зелёная трава между домом и гумном. Крепкими ладонями, она собирала с неё пыль, когда из города к ней подъехал землемер на белом коне.

   Спешившись, усатый красавчик неспешно снял китель, аккуратно засучил рукава и со знанием дела перешёл к предварительным ласкам. Он нежно и медленно пробирался всё глубже и глубже и от его прикосновений она таяла, словно снежный сугроб под весеннем солнышком...

    В это время её крепко сбитый супруг вышел покурить самосада. Кашляя, он услышал храп и устремился на звук плоти, харкая себе под ноги. Обходчик обошёл гумно и увидал жаркое тело супруги, распластанное на соломе. Им тотчас овладели грязные помыслы, то ли от лебеды, то ли от человечины. Она была пропитана пороком, так как станционный смотритель тайно собирал пикантные немецкие открытки и всё свободное время любовался этой гадостью.

     Муж решил показать жене, кто в доме хозяин и притулился к ней под бочок. Приспустив свои замызганные порты и несвежее исподнее, он задрал сарафан и обнажил девичьи телеса. Детородный орган тотчас встрепенулся и, в погоне за удовольствием, нацелился на самое сладкое.

    От холода и дискомфорта женщина проснулась вместе с дремавшим в ней зверем. Она присела, как собака на сене и впервые увидала вблизи мужское достоинство  при дневном свете. С ней случилась истерика, и её вырвало от всей души на кормильца.

    Свисток станционного смотрителя нашли в Хотилово крестьянские дети. Они по очереди дули в него, пуская внутрь слюни, пока не сгрызли оловянный сплав.

    Красный флаг подобрали Народовольцы из Едрово и он долго служил им верой и правдой. Но на Пасхальной недели марксисты сломали ему древко и порвали на лоскуты в пьяные кабацкой драке.

     Осиротевшая фуражка битый час пролежала на перроне в грязной луже. Привыкнув возвышаться и принимать почести от чумазых кочегар и мордастых кондукторов, она лишилась рассудка.

    Сумасшедшую утопленницу спасла стайка пьяных бомжей с трёх вокзалов. Они каждый день ходили к поездам, встречать прибывающих провинциалов с камнем за пазухой. Их вожак обрадовался находки и, выжав фуражку, напялил её на голову по праву сильного. Она потеряла былую стать, но чуя под собой настоящего мужика, обрела второе дыхание и первых вшей.

    Новые хозяева носили её по очереди и в хвост, и в гриву. Царя набекрень, шалая шляпа пустилась во все тяжкие. На склоне лет она научилась получать наслаждение от трения изнанки с педикулёзными черепами.

    От ежедневной смены партнеров, бедняга поистрепалась и забыла своего бывшего. А ведь он ни разу не позволил себе коснуться её внутренностей голой лысиной. Вступая с ней в близость, смотритель всегда подкладывал кружевной платочек с французскими ароматами.

     Подмётное письмо нашёл атаман беспризорников Копчёный Мустафа. В подвале на Каланчёвки он высушил веленевую бумагу и стал каждый вечер читать её вслух. Жаждущие любви, мальцы слушали его не покладая рук.

    Спустя месяц, пришлый поц по кличке Кручёный, похитил средь бела дня эротический бестселлер. Не ведая грамоты, он скурил все листы, набивая их самосадом пополам с конопелью. А ещё через месяц на углу Полянки и Якиманки невежа наткнулся на Мустафу. Разговора у них не получилось. Копчёный молча зарезал Кручёного, внеся свою маленькую лепту в борьбу с неграмотностью.


                9. Дорогая столица

      Дети, челядь и приживалки устроили в вагоне свару за нижние полки по ходу поезда. Гений быстро выявил зачинщицу и выставил юную француженку в тамбур на экзекуцию.

     Строя путешественников по местам, он отобрал у сына папиросы и путеводи-тель Радищева. Пострел воспользовался привокзальной суматохой и стянул у лотошницы книгу с куревом. За воровство батя отвесил балбесу суровый щелбан, а за ловкость рук панибратски потрепал по щеке. Он передал «Путешествие из Петербурга в Москву» старшенькой и велел читать вслух.

    Внимая, пассажиры притихли и принялись пожирать жирные ляжки курей всухомятку с яйцами. Получив изжогу, они достали теплый дюшес с осадком из белых хлопьев и жадно выпили весь ящик. Взрослые начали рыгать и конфузиться, а дети пукать и смеяться.

    Дочка прервала чтение путевых заметок философа и захныкала. Может от жалости к народу, ведь она только сейчас узнала, что он утратил нравственность из-за гнёта развратных верхов, а может от того, что её обошли газировкой. Вскоре она угомонилась и заснула под убаюкивающий стук колёс. Следом за ней отошёл ко сну и весь табор.

     Поэт вышел в тамбур к проштрафившейся парижанке-гувернантке. Он пожурил её чисто по-французски, однако в конце не удержался и вставил пару ласковых на арго. Испугалась лексикона клошаров, мамзель обещала более не кабалировать и поклялась:
     – Да чтоб мне век не видать либерты, эгалиты и фратерниты, коли нарушу.

    Предвкушая наказание, она покорно склонилась перед хозяином и, задрав платье, кокетливо выпятила попку. Тонкий педагог отшлёпал её для проформы и присел отдохнуть на откидное место у оконца. Он посадил иностранку на коленки и, закурив походный чубук, показал ей исконно русский паровозик. На радости, что всё обошлось без денежного штрафа, она обдала благодетеля французской любовью. После этого они разошлись по купе и упали в объятья Морфея.

     Бирюзовый учитель, мучитель и властитель встретил Пушкина туманом. Оставив семейство на вокзале, он устремился в город на поиски средств и жилья. Язык быстро привёл его к дому на канаве, где на четвертом этаже жила старуха-процентщица. Поэт взял у неё кругленькую ссуду под драконовские проценты и спустился на улицу. Там он увидел бледного юношу с безумием в очах и топором под сюртуком. Они разговорились, и Гений заказал ему ростовщицу, пообещав оплату по факту.

    Потом Поэт нашёл приличную квартиру около Конюшенного моста. Сестры Волконские просили за неё не дорого, но поначалу наотрез отказались сдавать покои лицу африканской национальности. Возмущённый расизмом Пушкин кричал о толирантности и дружбе народов, пока младшая Княжна не удалилась.

    Оставшись наедине со старшой сестрой-горбуньей, он прочитал ей Гавриилиаду со всей своей негритянской харизмой. В особо пикантных местах Поэт слегка касался её ушка страстными губами. Она пришла в восторг и начала его протежировать. Вдвоём они убедили младшенькую взять на постой москвичей и предоплату за год.

     Семья обосновалась в одиннадцати комнатах, но детям и прислуге было тесно. Натали требовала увеличения жилплощади и потребительской корзины вдвое, а Арина новое корыто с механическим отжимом. Гений сотворил сказку из их претензий и побожился:
      – Клянусь к Рождеству подняться из рядового сочинителя в уважаемого издателя.

     Он несколько раз честно садился писать бизнес-план, но каждый раз у него получалась какая-то литература. В конце концов, Поэт поборол гордыню и, взяв крупную купюру, пошёл на поклон к копирайтеру. Писарь не подкачал и на следующий день начинающий коммерс прибыл в банк Юнкера с тремя копиями документов.

     Не прошло и года, как ему выдали кредит под пять поручителей, пятнадцать процентов годовых и откат банку. Оплатив боковичёк, он сунул приличную взятку в Собственную Его Императорского Величества канцелярию и вскоре получил разрешение на издательскую деятельность.

    В ежеквартальнике он начал печатать прозу друзей и свои эпиграммы на власть имущих. Этим Поэт нажил много врагов и, по их указке, Самодержец сделал его не выездным.

    Публика плохо покупала журнал для интеллектуалов, несмотря на отменную бумагу из финской волости. Один номер приобрёл Миша Глинка, будучи подшофе. Он уже целую неделю гулял по-царски, получив царский гонорар за оперу «Жизнь за Царя».

    Композитор надел фрачную пару с белым жилетом и побежал хвастаться покупкой перед  Анной Керн. Она была умна, не раз замужем и находилась в поисках своего мужчины с порядочными средствами и хорошим происхождением. За это и за связь с малолетним троюродным братом любвеобильная красавица слыла Вавилонской блудницей. Алчущий её бомонд не смог добиться от провинциалки даже предварительной ласки. Ревнуя к её инцесту с кадетом, он низвёл деву до статуса парии.

      Услыхав стихи Пушкина она пришла в восторг и захотела узнать его поближе, но так, чтобы Глинка даже не догадался. Ища выход на Поэта, прелестница вспомнила, как вскружила голову его батюшке, Сергею Львовичу. Тот был пылким светским «Львом», несмотря на почтенный возраст, маленький рост и нос похожий на клюв попугая.

      Отменный актер и острослов являлся неизменным тамадой и душой высшего общества. Он прекрасно знал русскую и зарубежную литературу и экспромтом сочинял стихи и каламбуры хоть на русском, хоть на французском языке. Но все эти качества причудливо сочетались в нём с ужасной скупостью, мнительностью и злопамятностью. Вспыхивая по любому пустяку, он неделями носился со своей обидой.

   
                10. Два брата и два Близнеца

      В юности Серж Пушкин и его брат Василий были простыми мажорами с большими претензиями. Живя на доход с поместий, они убивали время в светских салонах, балагуря целыми днями о дамах, моде и погоде.

    По вечерам шалопаи кутили и шалили в ресторанах с дорогими куртизанками и малолетними цыганками. Поиздержавшись, они устраивали дома поэтические вечера и по очереди декламировали Баркова. Мажоры пили жженку, курили кальян и тискали порочных дворянок и разночинок без комплексов, играя с ними в жмурки.

     Когда пришло время жениться, оба брата удивили мир. Василий Пушкин доказал всем, что он не Вася Пупкин, взяв в жёны первую красавицу Москвы Капитолину Вышеславцеву.

    Семнадцатилетняя дева была на двенадцать лет моложе мужа, но её счастье длилось недолго. Переехав к мужу, она обнаружила, что во флигеле живёт вольноотпущенница Аграфена. Днём нахалка таскала у молодожёнки французскую пудру, а по ночам пользовала её вторую половину без церемоний.

   Рогатая жена поставила ультиматум:
   - Или я, или она, но проказник привык к старой пассии с младых ногтей и не захотел с ней расставаться. Гламурная барыня не стала терпеть адюльтер посреди медового месяца и собрала манатки. Оставив любвеобильного супруга, она ещё и наябедничала в Консисторию.

   Церковный суд удовлетворил претензию униженной и оскорблённой, и принудил эпикурейца принять обет безбрачия. Мужчины сочувствовали повесе Васе, а менестрели поддержали стилягу из Москвы песней.

    Выбор старшего брата стал ещё экзотичней. Он взял в жёны восхитительную креолку Надежду Аннибал. Она была дочерью его троюродной сестры, но на сей инцест бомонд смотрел сквозь пальцы: что позволено Юпитерам из золотой молодежи, то не позволено Аннам из провинции.

    Женившись, щеголь поселился в Немецкой слободе среди вельмож и иностранцев. Поначалу его занимала семейная жизнь, но вскоре он захандрил и стал скрываться от докуки в ночных клубах.

     Взвалив воспитание детей на смуглые плечи жены, Львович сделался баснословно скуп к семье. Чтобы выудить из него деньги на кружевные трусики и детскую одежду, супруга часами перечисляла резоны и разыгрывала целые спектакли со слезами. Но презирающий быт, скряга показывал жене кукиш и убегал играть с приятелями в бильярд или с подружками в бутылочку.

    Однажды Надин битый час упрашивала его купить маленькому Саше модные башмаки с медными пряжками. В ответ муж залез на чердак и принёс оттуда старые огромные чеботы. В них ещё пращур, амбал Ганнибал, ходил через Альпы, чтобы в баталии при Каннах пинать римлян тяжёлыми говнодавами. Будущий пиит разрыдался и придумал фабулу «Скупого Рыцаря».

    Хотя финансы сибарита пели романсы, он был чрезвычайно хлебосолен с бесчисленными приятелями. Этим нахально пользовались Жуковский, Карамзин и Вяземский, да и Фонвизин тоже. От расстройств в денежных делах Львович подался к розенкрейцерам. В поисках влиятельных знакомств и дешёвых кредитов, он сменил несколько лож иллюминатов и дослужился до стюарта.

    Братва вольных каменщиков заметила рвение Львовича и пристроила его старшего сына в престижный лицей. Там запрещались телесные наказания и преподавали на западный манер. Большинство учителей были масоны или вольтерьянцы с нетрадиционной ориентацией. Они с наслаждением насаждали в чистые юные души атеизм, радикализм и вседозволенность. В итоге воспитанники были готовы не столько к государевой службе, сколько к вступлению в тайные экстремистские общества.

     Родовые поместья Пушкиных постоянно находились на грани разорения. Но бонмотист считал «низменным» опускаться до управления имениями и поручал это всяким плутам. После женитьбы сына, он тут же передал ему ведение всех семейных дел и перевёл на него все долги. Сергей Львович сказал, как отрезал:
     – Ты ж гений, тебе и карты в руки.

     Поэт выгнал вороватых управленцев и, преуспев в менеджменте, начал выплачивать отцовские займы. Несмотря на это, отношения в семье не улучшились, а во время Михайловской ссылки стали совсем враждебными.

     Охранка сделала предложение, от которого светский Лев не смог отказаться. Как истинного патриота, его обязали вести негласный надзор за опальным диссидентом. Опрометчиво согласившись, он стал докладывать в околоток о каждом шаге проштрафившегося отпрыска.

    Поэт долго не понимал, откуда полиция знает: что, когда и какими чернилами он пишет. Сначала Гений грешил на прислугу, думая, что её подкупили, но потом вычислил, что в отчем доме за ним шпионит родной папаша. Голова его закипела. Он высказал отцу, всё, что думает о доносчиках, а заодно и всё, что накипело с детства.

    Свидетелей ссоры не было и по городу поползли слухи. Поэт отрицал драку, ссылаясь на то, что Близнец – Близнецу глаз не выклюет. Львович представлял поднятие сыном руки на батю, как каламбур:
    – Да как он смел непристойно размахивать руками и повышать голос, беседую с отцом?! Этот дурак убил меня словом и ещё оправдывается. Да посмел бы он меня ударить, я бы велел его высечь на конюшне!
   
      После скандала два родных человека перестали разговаривать. Байкот длился почти четыре года, пока их не помирил придворный поэт Жуковский. Но и после этого отношения в семье не стали душевней, хотя батюшка гордился славой сына и любил, когда о нём говорили, что он отец гениального поэта. Как православные, они пытались возлюбить в душе ближнего, но в жизни просто терпели друг друга.


                11. Полундра, десерт с яйцами!

   Вспомнив «смертельную» стычку отца и сына, Анна Керн не решилась тревожить папика. С просьбой о рандеву она обратилась к сестре Поэта. Оленька Сергеевна с радостью исполнила роль наперсницы в сердечных делах. За французские пробники, она без проволочек передала приглашение брату. Тот тотчас прибыл в гости, захватив с собой Шато Лафит и оранжевые гвоздики в обрамление васильков.

    Дворянку тронула символика букета, а сам визитёр поначалу показался ей грубоватым. Но после второго фужера вина она оттаяла, а послушав «Недавно тихим вечерком» в прочтении автора, даже разгорячилась. Пушкин испытал с чаровницей чудное мгновение и откланялся. Домой он отправился пешком, чтобы дорогие и стойкие духи мимолетного видения выветрились по дороге.

     На пересечении Невского с Литейным Поэт  нос к носу столкнулся с Гогой. Он переоделся Пушкиным и прогуливался гоголем по каменным джунглям.

    Щёголь напялил на голову шёлковый шапокляк, а свою худую шинель сменил на шикарную пелерину из аглицкого твида. Вальяжно поигрывая тростью с резным набалдашником в виде головы льва, он всем своим видом показывал, что его дела идут в гору.

    Надушившись с головы до пят, шаланда полная лаванды рассекала публику, как пяти палубный лайнер – океанские волны. Позёр снисходительно улыбался толпе с высоты своих тосканских туфель с длинными каблуками и серебряными пряжками. Фланируя эдаким франтом, он раздевал глазами встречных светских львиц, надменных содержанок и даже неискушенных гимназисток.

   Эфиоп осерчал от эдакого бесстыдства. Схватив доморощенного денди за грудки, он угрожающе зарычал:

     – Да как ты посмел вырядиться, словно Солнце русской поэзии? Мало тебе тырить сюжеты у Нашего Всего, так ты ещё написал, что с ним жулики на дружеской ноге!
 
     Пижон задрожал. Он вспомнил, что Мавр любит кидаться камнями и делает это весьма метко. Из-под роскошной пелерины потекла струйка, омывая грязную брусчатку.

    Пушкин отошел. Кровь отхлынула от его лица. Для острастки, он всё же заглянул в рот собеседника и напомнил:

       – Ты же мне мамой клялся, и зуб давал, Мюнхгаузен хренов.

      С перепуга повеса выудил из кармана рукопись «Коляски» и, сунув её Пушкину, затараторил:
    – Возьми вот скорей в свой журнал и прости! Бес попутал, пока я его описывал в «Ночи перед рождеством». А я всегда помню твою доброту и милость, дорогой Александр Сергеевич! Вчера даже придумал для твоего журнала современное название, а себе новый ник: Гогель-могиль.

      Как ответственный редактор Гений молча сделал псевдониму обрезание, но, как Добрый Гений снизошёл до пояснения:
     – Лично я уважаю твой выбор, но народ не поймёт эти яйца с цукером. Я знал кантора Гогеля из Могилёва. Он на пари съел огромный сугроб снега, образовавшийся перед воротами Изи Кацмана. Гогель выиграл пятак медью, но потерял голос и работу. Тогда он и изобрёл рецепт для врачевания горла и, как патриот, назвал его в честь себя и родного города.

    Гога обрадовался, что сейчас его бить не будут и осмелел:
    – Занятно! Но согласитесь, уважаемый, что Гогель-могиль – звучит сладкоголосо.

        – Невнятно, – отрезал Поэт и продолжил:
    – В нашем обществе пока ещё существует предвзятое отношение к национальным кухням. С этакой яичницей можно служить только коллежским асессором или на флоте. Там все офицеры и матросы с престранными фамилиями: Помойкин, Тухляков, Отрыжкин. Вот на третьей эскадре служил один канонир, по фамилии Дырка. Он даже очень хороший канонир был, но страдал морской болезнью от длительных походов по голубым просторам. Капитан, бывало, кричит ему из рубки:
     – Эй ты, Дырка, греби сюда! Поднять конец и тренцевать пока не стравит!

     А, бывало, что боцман с мичманом затащат канонира в гальюн и поставят на прикол. А сами зайдут с кормы, раздрают снасти и давай табанить по очереди.

    Но, бывало, что и кок заманит его галетой в камбуз, обопрёт на рундук и ну килевать до утренних склянок. А матросы, всякий раз над ним шутят:
      – Эх ты, Дырка эдакий! Опять начальству Фок-мачты драил!

      А юнга снимет бескозырку и непременно подпоёт честной кают-компании:
     – Канонир, дай и мне хоть разок форшпигель на пол-кабельтова! А то мне каждую ночь бизань сниться и мантыль стоит верхним галсом.

      А канонир расстегнет бушлат, почешет подмышку под тельняшкой и отвеча-ет:
– Куда швартуешься, подпёрток! У тебя драёк ещё не вырос. Не про твой фал тот иллюминатор.

      Закончив рынду, Александр Сергеевич подвёл итог:
    – Так что, Гоги, изволь, забыть свой лекарственный десерт и, походи в моём журнале простым Гоголем. Иначе я заберу у тебя зуб и подам в суд. И забреют тебя во флот, как Дырку, или на Кавказскую сечу, как Мошу. А в вооружённых силах жизнь без мата небогата. Тебе такая служба – что кобыле свадьба: голова в бубенцах, а задница в мыле.

     Утратив мечты о сладком имени, Мегрел попросил подсластить горькую жизнь:
    – Авэк плезир, брат Пушкин. В твоём журнале я на любое имя готов! Только уж и ты пропечатай на первой полосе, что я классик при жизни. Я же эту «Коляску» год писал, а чтобы быть в теме всё это время карету арендовал с кучером. Поиздержался весь… Подкинь, же ву при, деньжат хоть сколько за рукопись. Ты же – Наше Всё! Не откажи, силь ву пле а уж я тебя век не забуду. Тут днями с оказией должны сало и горилку прислать с Миргорода. Так я тотчас к тебе с гостинцами.
 
    Редактор выдал автору неплохой гонорар и обещал подумать о его продвижении, как классика, на третьей полосе.


                12. Голубое лихо
 
     Подавленный добротой Поэта, Гоша решил перемениться к лучшему. Для нового имиджа, он сбрил пейсы и пошёл на пластику носа.
 
    Под наркозом ему почудилось, будто отрезанный шнобель зажил своей жизнь. Он зажал миловидную сестру милосердия в углу операционной и представившись Статским Советником, полез к ней с шашнями. Юная бедняжка робела отказать Их Высокородию и молча, сносила гадкое хлюпанье под халатом.

    Гоги опубликовал эти видения под новым псевдонимом и читателям понравилось. Вскоре он стал модным автором, а со временем и классиком.

   Обилие талантов не прибавило популярности Пушкинскому журналу для яйцеголовых. Вдобавок выяснилось, что его современное название спёрто у именитой дамы, которая под этой маркой держала балаган. Она волка съела на предлагаемых обстоятельствах и могла в любой момент привлечь за плагиат. Из типографии Вульфа приходили огромные счета, а авторы требовали увеличения гонораров, ссылаясь на инфляцию.

   Поэт терпел убытки, а изысканная Натали блистала на балах. Она имела грандиозный успех у студентов, обер-полицмейстеров и настоящих полковников. Генерал-губернаторы и те почитали за честь станцевать с ней падеграс или мазурку. За красавицей волочились даже особы нетрадиционной ориентации, потому что Бенкендорф распустил небылицы про её ягодицы.

   Один такой яркий представитель секс-меньшинств был француз – Шарль д’Антес. Эмигрант последней волны состоял в предосудительных отношениях с голландским посланником Луи Геккерном и ловко этим пользовался. Он объявил сожителю мораторий, до тех пор, пока тот не напишет на него завещание и не даст ему титул Барона. У старого дипломата не было выхода, и он согласился, скрепя сердцем.

      По протекции гей-генерала-аншефа, интриган устроился служить при дворе и стал щеголять в форме кавалергарда. Чтобы быть ближе к Натали, он посватался к её старшей сестре, Екатерине. Та засиделась в девках и с утра до вечера страдала мигренью и мастурбацией. Толстуха не раздумывая отдала натруженную руку галантному гею, приняв очередной прыщик на своём носу за его любовь.

     Жених силой отобрал у невесты честь до свадьбы и, зажав калым, потребовал огромное приданое у братьев Гончаровых. После долгой перепалки они сторговались на пяти тысячах годовых. Взяв десять штук вперёд за два года, Дантес смпрятал ассигнации в карман и стал требовать ещё денег в счёт дальнейшего содержания.

      Гений видел нового родственничка насквозь и был в бешенстве.

     Когда Натали приезжала к сестре, Барон перехватывал её в прихожей. Зайдя сзади, он снимал с дивных плечиков боа из марабу и вдыхал весь её дивный флёр до последней капли. У бедняжки портилось настроение и появлялось желание отхлестать кого-нибудь по щекам. Обрадованный Шарль улыбался. Поедая её турнюр маслеными глазами, он томно грассировал приторным баритоном:
       – Вы с каждым днём всё хогошеете и хогошеете, пгекгасная фея. В этом госкошном платье вы пгосто неотгазимы! А у нас в Пагиже сейчас очень модно состоять в любовном тгеугольнике. Благодаря гавнопгавию все продвинутые дамы высшего света заводят себе такую фигугу.

    Свояченица вспыхивала и косилась в пол, а повеса продолжал педалировать амурную геометрию:
      – От вашей кгасоты, очаговательная дочь Венегы, голова идёт кгугом! Везунчик ваш Шуга. Завидую ему голубой завистью. Осчасливте и вашего верного слугу гавнобедренным тгеугольником.

      Подведя гостью к будуару он останавливался и прощался:
     – Сестгица ваша ещё в постели нежится. Пгошу пгойти, а я, экскюзе-муа, вы-нужден оставить вас с Кэт тет-а-тет. Меня Гозик с Гильдиком на пгоменад пгигласили. Так что миль пагдон, моя коголева, и о гевуаг.

     Наивные Гончаровы верили, не зная, что Розенкранц и Гильденстерн мертвы. Враль Шарль громко топал ногами, делая вид, что уходит, а сам возвращался  на цыпочках к опочивальне. Пристроившись у замочной скважины, он часами подслушивал девичьи тайны и подсматривал за сёстрами с вожделением.

      В другой раз лукавый эльзасец прикидывался радушным и хлебосольным хозяином. Он приказывал подать в гостиную самовар, выпечку и сладости. Под благовидным предлогом контроля канцерогенов, хитрец снимал сливки: он надкусывал конфеты, поедая все с белой начинкой, и выковыривал из варенья ягоды, а из тортов – цукаты и шоколадки.

    За чаем хитрец нарочно ронял фамильную ложечку Гончаровых на пол и лез под стол. Спрятав серебро в карман, он лизал туфельки Натали и подглядывал к ней под платье. Натешившись, негодяй вылезал и нагло заявлял:
    – Что-то столовый прибог куда-то запгопастился. Завтра найдём.

     На следующий день он нёс ложку с вензелем в скупку Зусмана, а вырученные средства в кондитерскую Михельсона. Торгуясь с приказчиками, сластолюбец покупал себе свежее монпансье, а своим пассиям просроченные пряники с лежалыми леденцами.

       За два счётчика он уговаривал извозчика ехать в темные аллеи Екатерингофского сада. Кавалергард заманивал тульским пряником малых деточек из малоимущих семей на романтическое свидание. Уличные продавцы газет, чистильщики сапог и просто гулящие малолетки набивались в карету пачками. Блудливые огольцы обожали сосульки и за петушка на палочке предавались сладостному пороку уже по дороге.


                13. Французские грёзы
      
     Однажды скверный Дантес подсунул Натали бочку пива с тухлыми раками. Съев несвежее и выпив лишнее, она понеслась в писсуар, но из-за девичей памяти, забыла о щеколде.

    Шпионивший за ней Шарль приоткрыл дверь евро клозета и увидал спящую сидя красавицу. Оседлав фаянсового коня, она задрала сонм белоснежных юбок и приспустила панталоны. Бесстыжие труселя кокетливо подмигивали складками и манили розовыми рюшами. Более распутник не смог сдерживаться и перешёл границы. Он распустил руки и, порвав деве новый лиф, полез под старый корсет.

    Писаная краса очнулась и с перепугу прыснула освежителем воздуха в глаза насильника. Ослеплённый духом черёмухи отпрянул и, развернувшись, начал нащупывать рукомойник. Желая вернуть зрение, он включил воду и наклонился к струе. Потёртые седлом кавалерийские рейтузы лопнули и расползлись, обнажив тылы.

     Увидав голую суть агрессора, Наталии почуяла скорую Викторию. Она выхватила туалетный ёрш и всадила его во врага по самую рукоятку. Тот завизжал и, нарушив Гаагскую конвенцию, пустил газы. Несмотря на отравляющие вещества, отважная женщина продолжила штыковую атаку. Подбадривая себя криком:
     – Получи, француз, гранату! За Марата! За Бородино! За Сталина! – она упорно долбила ершом противника.

      На шум сражения примчалась грозная, как гроза, Катерина. Ей тоже приспичило и она громким окриком, пресекла баталию.

       С тех пор, Натали стала каждую полночь являться к свояку во сне. Она распахивала дверь ногой и сбрасывала с себя платье, словно припортовая путана с Марселя. Её худое белоснежное тело светилось в обрамлении чёрных перчаток, ажурных чулок и белья в тон.

    Устроившись в кожаном вольтеровском кресле, она пикантно раздвигала длинные ножки по-крестьянски. Медленно облизывая чувственные губы, эротичная эмансипе требовала:
      – Извольте немедля подать даме «Моэт Шандон» со льда и огня.

    Заворожённый грудным контральто, Дантес тотчас исполнял все её прихоти.

    Смакуя вино, дева игриво косилась на Шарля и жеманно расшнуровывала корсет почти до половины. Закурив, она грациозно отводила длинный мундштук в сторону и развязано пускала струи дыма ему в лицо. Затем красотка кокотка приспускала кружевные панталоны на пядь с кувыркой и похотливо ухмылялась.

    Блудливого Барона трясло от породистого пупка и подростковой груди. Её, набухшие страстью, соски выпирали, словно карандаши, желая порвать батистовое бюстье и вырваться к людям.

     Допив бокал, гостья гасила папироску, как чекист врага народа, и надевала пенсне. В нём она походила на фашистского Кнута Гамсуна, урождённого Педерсе-ном.

     Строгая Госпожа больно шлёпала Шарля, пока он не опускался на четвереньки. Разорвав гусарские кюлоты ногтями, она доставала ерша и, наконец-то, приставляла его к животрепещущей эльзасской заднице.

     Но тут каждый раз, вместо сладостной сатисфакции, являлась Катерина. Сверкая глазами от бешенства, она выскакивала, словно чёрт из табакерки. Натали сразу растворялась. Образованная ревнивица мешала языки не хуже уличных блудниц Вавилона:
     – Ах ты каналья! Сыскал таки адвенчес на свой тухес! Я тебе бикицир устрою такой цорес, что форэва фогет про свои плизиры. Факабич, твою мазер, шлимазл грёбаный!

      Затем она пускалась в пляс и, танцуя Зику, кружила по комнате, пока не ускоряясь до экстаза. Войдя в транс, плясунья рвала на себе кофту, как матрос тельник. Схватив бронзовую жирандоль, она бросалась врукопашную с воинственным кличем:
     – Бонзай акбар! Круши Сезам!

       Садистка Кэт осыпала мужа градом ударов, пока тот не валился на пол. Тогда она прыгала на распластанного врага и накрывая его дородными телесами.
 
     От удушья кавалергард просыпался в холодном поту. Он с трудом выбирался из-под жены и, подойдя к окну, отворял створку. Барон судорожно глотал воздух, переживая случившийся во сне пердимонокль. Неоконченная пьеса для механического коитуса будоражила его снова и снова, и не давала уснуть до самого утра.

   В казарме Шарль постоянно жаловался однополчанам то на недосып, то на предмет своих вожделений:
   – Я имел всех, кого хотел! Всех от мала до велика, невзигая на пол и возгаст! Мне было всё гавно, я имел их как хотел, где хотел и когда хотел. Всех, кгоме неё. Она соблазнив мою плоть мигом блаженства и гавнодушно бгосила. Сексапильная фемина мстит мне за всех соблазнённых и покинутых мною.

    Сослуживцы сочувственно крутили усы и крепко бранились в адрес недоступ-ных дам. Кавалергарды вели себя в столице, словно гусары в уездном городишке. Они всё видали, всё слыхали и везде бывали, распространяя вокруг себя грязные домыслы о Натали.

     Геккерн тоже подливал масла в огнь. Он хоть и ревновал своего возлюбленного, но ещё больше возмущался своеволием девки, открыто живущей с черномазым. Старый дипломат пачками рассылал подмётные письма, порочащие её, и постоянно злословил в посольских кругах:
    – Всяк русо сверчок должно знай свой шесток! Даёшь облезьяну в конуре, давай и всем при дворе.

    Бомонд благоволил к респектабельному Луи и красавцу кавалергарду, считая иностранцев «своими», а Пушкина – «чужим». Молодёжь тоже сопереживала страданиям молодого голубого Вертера. Она предпочитала клубную тусовку – чтению и приняла сторону врагов Поэта. Он перестал быть пророком и кумиром для современников.

     Дантес злорадствовал, понимая, что выйграл «войну компроматов» у ревнивого мужа. Волочась за Натали по балам, он вызывающее бряцал шпорами по паркету, что дозволялось только уланам.

     Высший свет молча взирал на вопиющее попрание правил. Он опасался шалых братков с Фландрии, которые крышевали Шарля. Они даже из своего сюзерена выбили преференцию на однополые браки и курение гашиша в общественных местах, а уж из чужих вышибали дух без базара.


                14. Преображение

   Сплетни о Натали будоражили Петербург, ставя Пушкина в щекотливое положение. Он понимал, что его имя принадлежит вечности и хотел оставить его незапятнанным. Так и было по всей Руси великой, но только не в высшем свете «николаевской» эпохи. Там презирали философскую лирику Гения и его рассуждения о судьбе России.

    Розенкрейцеры радовались его травле, как дети. Они давно точили на него зуб за измену их идеалам.

     По молодости Поэт бесшабашно вступил в братву Каменщиков. Как и многие современники, он поддался модному увлечению эпохи. Ему казалось, что подчинение закону это унижение, любая власть – насилие, а Монарх – тиран и наезжать на него словом похвально.

    Ниспровергая стихами устройство государства, Пушкин был уверен, что напугал власти. Вообразив себя чертовски успешным революционером, он считал, что уже заслужил посмертное прославление в отеческом пантеоне. Санёк Царскосельский бравировал перед собутыльниками своими ссылками и полицейским надзором.

    
       В бреду заблуждений, он писал вызывающе и подшофе часто бродил по тёмным закоулкам. Там его то и дело подстерегали разбойники вооружённые топорами, цепами и иным скобяным оружием. Приставив вилы к груди Поэта, они требовали:
     – Гони лопатник, барин, коли жить хошь! Чо зенки раззявил? Давай скидавай лапсердак с чеботами по-бырому.

   Мавр оскаливался и, став похожим на тигра, рычал:
   – Вы на кого топор подняли, али страх потеряли? Да я, сявки толоконные, срока мотал у хозяина! По фени ботаю, по помойкам лётаю! Кого дерёшь, гопота, восьмая ходка! Может и вы Югорские земли видали, да свинячий корм едали? Сейчас враз всех вас на костяной безмен поставлю!

     Он скрежетал зубами и замахивался тростью на лихих людей. Те в ужасе разбегались, побросав холодное оружие на поле словесной брани. Пушкин собирал сельскохозяйственный струмент и приговаривал:
     – Пушинка к пушинке, выйдет перинка. Человек разумный и ложку за окошко даром не вышвырнет. А чем Нострум Омнес хуже Хомо Сапиенс?

    Он относил трофеи в усадьбу и запирал их в сарае на амбарный замок от вороватой дворни. Сделав дело, рачительный хозяин отдыхал смело. Он качался в гамаке, кидался камнями в докучливых крестьянских детей и гонял чаи с калачами. Добрая Аринушка подсовывала ему самые лакомые плюшки и не журила, когда он выковыривал марципаны из розанчиков. Стоило ей крикнуть:

    – Сашуля! Вскипел кипяток, ошпарь животок, – как Поэт бросал всю свою писанину и летел чаёвничать.

    За самоваром нянюшка старалась поговорить со своим любимчиком по ду-шам. Она не терпела его либеральные бравады и учила Гения уму-разуму. Слова простой крепостной были крепки и лепки:
    – Ты шо, сердешный, и впрямь думаешь, что наш Царь-Батюшка – угнетатель? Да ты просто не знал Владимира Красно-Звёздочка и Рябого Кобу. Вот были тираны, почище Чингисхана! Ныне таких деспотов уже не делают. Вовану Картавому и Стальномц Ёси было не до барыша, лишь бы слава была хороша. Да наш Монарх просто птенчик пуховый против этих орлов. Погоди, ещё нагрянут путные медведки с разведки, тогда наплачешься.
    Ты вот якшаешься со всякими заговорщиками, а ведь твоей душе бунты не милы. Зачем тебе эти финти-фанты, немецкие куранты? Эдакая диалектика только бородатой карле с Марса впору. Все вольнодумцы сверху плута на два футА! Они тебя быстро курить научат и всяким другим пакостям.

    Ты, касатик, не водись с нехристями, а слушай людей душевных. Помнишь, что нам калики перехожие сказывали про Боголесье, озере Светлояр и Белогорье? Коли забыл, напомню тебе перед сном, да ещё предание расскажу о любви Петра и Февронии.

     Пушкин души не чаял в своей словоохотливой «мамушке». Он с радостью слушал её добрые сказки, считая их наградой за пробелы в своём окаянном образование. Уважая Арину Родионовну за незыблемую веру, Поэт внимал её назиданиям. Он подружился с игуменом Ионом, в котором прекрасно уживалась детская набожность и мужицкая любовь к водочке. Священник тоже исподволь направлял Гения на путь истинный.

    Александр Сергеевич начал ходить в народ. Там одевались и говорили по-русски, соблюдая православные обычаи предков. Он с восхищением слушал старинные крестьянские песни, и ему казалось, что колесо истории повернулось вспять. Поэт  понял, что благоустроить Россию революционным путём невозможно и перестал отделять себя от державы. Ощутив её живительную силу, он решился писать «Годунова».

    В тиши уединения Пушкин читал старинные летописи, святых отцов и Библию. Святое Провидение его осенило, просветлив душу. Вздохнув, Александра разорвал сети антихристианской мистики масонов и отринул заблуждения юности. Он перестал творить для потехи минутных друзей и более не написал ни одной богохульной строчки, которые раньше так легко слетали с его пера.

  Уйдя от лживых идей чуждой Европы, Поэт обрёл новые качества. Силой выдающегося ума и интуиции он проникал в тайны прошлого и грядущего, черпая там решения самых сложных проблем современности.

   Государю-Императору первому донесли о духовном перерождении Пушкина. Он обрадовался победе русского духа над силами зла и вскоре Гений снова стал модным автором, а со временем и классиком.

               
                Окончание: http://www.proza.ru/2013/01/29/1874