Мы лежали и смотрели на небо. На голубом дне небес плавала вата. Я взяла её в рот, вату. Она оказалась сахарной, как в цирке, где во время антракта подвешивают воздушные качели, на которых качаются детки. Мы же лишь лежали. Иногда сплетали руки, иногда изгибали локти, хрустели коленями, содрогались судорожно гримасами лиц, иногда намокали губами. Он называл мои губы губиками, сравнивая их упругость с деревянными игрушечными кубиками. На такие кубики наносили изображения, нужно их передвигать, чтобы получить истинную картинку. Я же продолжала срывать с неба сладкую вату, а он играл словами, будто мой отец подсолнух играет своими ярко-жёлтыми лепестками на встрече с ветром. Я же его дочь, вместо волос на голове у меня семечки, и в носу, и во рту. А ниже, а ниже лепестки, жёлтые влажные… Я обнимаю уже сухого моего друга клевера и вдруг мой палец что-то больно колит. Я смотрю на него, а из него сочится подсолнечное масло. Он меня поранил. Вмиг я понимаю, что всё моё тело изранено, я вся в масле, с меня так и течёт. Со мной был не клевер, а цветущий колючий сорняк с фиолетовой головкой. А вокруг уже тучи сорняков, и они держат меня своими колючими руками, колют и делают больно. Глаза меркнут, я падаю в обморочном состоянии в колючие объятия и лишь уголками глаз замечаю надписи на одеждах фиолетовых сорняков – Олейна.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.