23. 03. 98 Алекс Цвик Запретный плод

   Дети, как дети. Им всегда хочется того, что не разрешают взрослые.
А взрослые не понимают, что запрет - это сигнал к тайному действию. Од-нако всё тайное становится явным, а явное - хороший предлог для фантазии.
   Дедушка иногда стращал своих внуков и внучек тем, что именно эту яблоню, золотой ранет, охраняют злые духи и пользоваться часто её сладкими плодами нельзя. Только он один может подойти к ней и, спросив у духов разрешения, сорвать нам по штуке. Ждать этого события приходилось долго. Мы каждое лето по нескольку раз с серьёзным вниманием выслушивали любимого дедушку, но с возрастом внутри рос вопрос: “ А если очень тихонько подойти и сорвать самую малость, но по два на жаждущее лицо? Что будет? Может, духи не заметят мизерной пропажи?“
   В то лето, лёжа за забором, я и мой двоюродный брат Юра путем визуального наблюдения ежедневно изучали обстановку в саду и вокруг медово-сладкой яблони. Ничего, что говорило бы о присутствии духов, не увидели. По правде, мы уже давно решили нарушить подозрительный запрет и аргументы в пользу этого накапливались подозрительно быстро. Последней каплей в бочке наших рассуждений была выдуманная нами же догадка - и у духов должны быть каникулы. Возможность вкусить сладкий запретный плод затмила наш слабый рассудок.
   Вылазку передовых сил наметили на ранее утро, когда все родственники, приехавшие на лето в деревню, были заняты крепким сном после вчерашнего обильного ужина.
   Выбрав азимут, мы по-пластунски двинулись к цели. Посторонний деревенский зритель был бы редко удивлён при виде этой картины - высокая трава сама сминалась в две паралельные колеи, будто огромная невидимая улитка или змея пробивала путь через дедушкин сад.
   Впереди виднелась верхушка золотой ранетки, остальное поле обзора было закрыто толстой задницей закормленного двоюродного братца. Но он полз первым и быстрей, так как больше меня ел и любил сладости. Всё шло по плану. До цели оставалось три-четыре метра. Грозное предостережение деда было отброшено нами, как крышка с банки заветного малинового варенья и мы уже предвкушали райское наслаждение за старым сараем.
   Юрка встал, оглянулся и сделал решительный рывок. За ним я.
Мы оба зацепили ту злосчастную ржавую проволку с навешанными пустыми консервными банками. Страшный грохот, не лишенный мелодичности, поставил вертикально наши волосы.
   Мы оцепенели. Но это были семечки - из двух ульев на железное бряцанье двинулись разведывательные группы злобно жужжащих пчёл. Впереди летела самая большая. Её внимательный взгляд я запомнил на всю жизнь.
   Недели две нас отмачивали разными способами, а затем с позором выпроводили домой в дымные города, так как деревенские не могли уже ни работать, ни смеяться при виде наших распухших физиономий. Даже собака Волчок перестала сторожить, а только смотрела дикими глазами - голоса вроде те же, а морды, морды, как колода для колки дров.
   Прошло время. Мы с женой купили под дачу дом в деревне с небольшим участком. Каково было удивление, когда прямо перед верандой я увидел яблоню моего детства - золотой ранет. С бьющимся сердцем подошёл к ней, прижался щекой к шершавому стволу и спросил:
- Ну что? Будешь кусаться?
   В ответ на землю упало красивое желтовато-зелёное яблоко с тёмно-красными чёрточками.
   Примирение состоялось.
   Быстро катились годы. Ушли в лучший мир любимые дедушка и бабушка. На скорую руку был продан их уютный дом. Сад нашего детства уже не принадлежал более нам. Он, как бы, растворился в сумерках прошлого, но образ той яблони продолжал волновать меня. Вечером, сидя в скрипучем кресле за очередным сочинительством, я блуждал влюблённым взглядом по ветвям и листьям почти такой же золотой ранетки и снова переносился туда - в сад моего детства.