Моя заграничная жизнь

 
        
            Глава  1.   В  Польшу!

Жил  да  был  Варшавский  договор.  И  на территории  стран,  его  подписавших,  уютно  разместились  советские  военные  базы,  чтобы  буржуины  проклятые  боялись.  Это  называлось  «ограниченный  контингент  советских  войск».  Хотя,  так  ли  он  был  ограничен,  это  вопрос  спорный.
Служить  за  границей  было  престижно  и  выгодно.  Ещё  бы:  двойной  оклад – там,  в  местной  валюте,  а  здесь,  в  Союзе,  в  твёрдых  советских  рублях.  Опять  же,  прикупить  можно  было  много  разных  нужных  и  красивых  вещей  (которые  у  нас  на  нашей  великой  Родине  называли  иностранным  словом  «дефицит»),  и  не  только  для  себя,  но  и  на  продажу  (опять-таки  выгода).  Раньше  это  называлось  «спекуляция»  (к  слову,  очень  распространённая  среди  тех,  кто  жил  в  этих  самых  «ограниченных  контингентах»),  а  теперь  это честный  бизнес.
Вот  и  моего  мужа  летом  1981 года  направили  служить  в  Северную  группу  войск,  а,  говоря  более  понятным  языком,  в  Польшу.  Правда,  поговаривали,  что,  мол, «курица – не  птица,  Польша – не  заграница»,  да  ведь  от  повышения  не  отказываются,  а  то  в  другой  раз  могут  не  предложить.  А  его  направили  именно  с  повышением – с  замкомбата  на  должность комбата  (не  батальона,  а  батареи,  конечно).
Когда  пришёл  приказ  о  назначении,  муж  поехал  в  Польшу один,  чтобы  дождаться  получения  квартиры  и обустроиться  на  новом  месте.  Пунктом  назначения  был  гарнизон  рядом  с городом  Болеславец.
К  тому  времени  мы  уже  успели  обзавестись  двумя  детьми,  старшему  сыну  было  уже  три года,  а  младшему – только-только  исполнилось  четыре  месяца.  Совсем  ещё  грудной  был.
Дорога  до  Легницы  не  близкая.  Сперва сутки  до  Бреста,  а  в  Бресте  целый  день  надо  было  ждать,  пока  наш  поезд  не  переставят  на  другие  колёса,  с  более  узкой  рамой,  т.к.  в  Европе  на    расстояние  между  рельсами  было  сантиметров  на  15  меньше,  чем  в  Советском  Союзе.  Говорят,  когда  начали  строить  в  России  первые  железные  дороги,  инженеры-проектировщики  пришли  к  царю  и  спрашивают:  надо  ли  строить  у  нас  с такой  же  колеёй,  как  в  Европе,  или,  может,  шире?  Царь  посмотрел,  повертел,  да  и  сказал:  «На  …  шире».  Вот  и  построили  шире  именно  на эту  величину.  С  тех  пор  и  маются  железнодорожники,  а  вместе с ними  и  все  пассажиры,  при  пересечении  границы.
Хорошо  ещё,  в  Бресте удалось  найти место  в   «Комнате  матери  и  ребёнка»,  где  мне  с  детьми  можно  было  отдохнуть.  Хотя  отдохнуть – это  не  то  слово.  Ведь  надо  накормить,  перепеленать  маленького – памперсов  тогда  не  было. Да  и  старший  скачет  вокруг,  как  резиновый  мячик,  никак  не  угомонится. И  в  комнате – ещё  15  таких  мамаш  со  своими  неуёмными  детьми. Шум,  гвалт.  В  общем,  дурдом.  Какой  уж  тут отдых.  Хорошо  ещё,  мама  проводила  меня  до  Бреста,  спасибо  ей.
Но  надо  ехать  дальше.  Часов  в  шесть  вечера  выехали  из  Бреста,  Варшаву  миновали  ночью,  и вот,  часов  в  17  следующего  дня  мы наконец-то  приехали  в  Легницу.
Поезд  плавно  подъехал  к перрону,  замелькали  киоски,  носильщики,   встречающие,  и  вот,  чихнув  напоследок,  тепловоз  остановился.
Здравствуй,  земля  незнакомая,  заграничная!  Что-то  нас  здесь ждёт?  Смотрим,  нас  встречает  наш  папа.  С  большим  букетом  гвоздик.  Ничего  себе,  вот это  роскошь!  Это  было  первое,  что  поразило  меня  в  Польше.  Ведь  в  Союзе  цветы  в  то  время  были  страшным  дефицитом,  и  даже  гвоздики  продавали,  что  называется, «из-под  полы». Их  выращивали  круглый год  в  теплицах  в  далёких  южных  республиках,  потом  в  чемоданах  переправляли  самолётами  Аэрофлота  в  наши  северные  города,  где  ими  и  торговали,  стыдливо  вынимая  из-за  пазухи,  дядечки  с  большими  носами  и  в  огромных  кепках –«аэродромах»,  по  рублю  за  штуку.  С  тех  пор  я  не люблю  гвоздик.

 
Глава  2.   Городок  наш  небольшой…

Вот  и началась  наша    заграничная  жизнь.  Начало  было  многообещающим  .Мужу  моему  дали  отдельную  двухкомнатную  квартиру  на втором этаже  пятиэтажного  блочного  дома.  Точно  такие  же  дома  стояли  и  в  наших  гарнизонах,  в  Союзе.  Один  к  одному,  тот  же  проект.  Даже  было  странно – приехать за  границу  и  увидеть  те же  самые  дома.   Впрочем,  в  военном  городке  под  Ленинградом  мы жили  совсем  в  других  условиях.  У  нас  была  однокомнатная  квартира  в  старом  двухэтажном  доме,  угловая,  на  первом  этаже;  сырость  в  ней  была  такая,  что  вспучивались  и  отваливались  обои.  Ночью  по полу  деловито  сновали  крысы,  в  кладовке  шуршали  мыши.  Помню,  зимой  1978 года  от  сильных  морозов  полопались  трубы,  и  отопление  отключили,  и  я спала  ночью,  прижав  к  себе,  чтобы  согреть,  грудного  сынишку,  а  сверху  муж  укрыл  нас  всеми  одеялами  и  пальто,  какие  только  были  в  доме.  Температура  в  квартире  опустилась  до  +4-х  градусов.  В  те  ночи  муж  вместе с  другими сослуживцам  ходили  отогревать  замёрзшие  трубы  теплотрассы  паяльными  лампами.
Так  что по  сравнению  с  той  квартирой  новая  показалась мне просто  хоромами.  Но  я  ещё  не  знала,  что  меня  ждёт  в  этой  квартире.  От  предыдущих  жильцов  на  кухне  осталась  кое-какая  мебель – табуретки,  стол-тумба,  обеденный  стол,  маленькая  газовая плитка  с  баллонами.
После  приезда  надо  было  привести  себя  в  порядок,  помыться, постирать.  Кое-какое  мелкое  бельишко  я  повесила  на  кухне  на  батарею.  А  наутро,  когда  я  стала  снимать  его,  я  испытала  настоящее  потрясение.  Из-под  какой-то  тряпки в  разные  стороны  прыснули  целые  орды  тараканов  и мгновенно  расползлись  по  кухне.  Я  закричала  от ужаса  и  мигом  вскочила  на табуретку.  Волосы  встали  дыбом,  кожа  покрылась мурашками.  Я  никогда  в  жизни  раньше  не  видела  тараканов!  Так  уж  случилось,  что  мне довелось  встречаться  почти  со  всеми  дикими  домашними  животными,  даже  с  клопами.  Но  с  тараканами – нет,  никогда!  И  этот  кошмар  длился  очень  долго. Я  и  понятия не  имела,  что  весь  дом  буквально  кишит  этими  тварями.  Самое страшное  было  ночью.  Днём  они  ещё  сидели  в  своих  убежищах,  зато  ночью,  под  покровом  темноты,  они  выбирались  наружу  и  становились  хозяевами  квартиры.  Полчищами  они рыскали  по  полу,  столам,  а, когда  я  впервые  после  приезда  зашла  ночью  в  туалет  и включила свет,  они  посыпались  с  потолка,  побежали  по  стенам,  а  на полу их  было столько,  что  я  не знала,  куда  наступить.  Впервые  в  жизни  я  тогда  увидела,  как  тараканы  летают,  а,  вернее,  парят.  Они  прыгали  с  потолка  и  планировали  вниз  под  косым  углом,  расправив  нежные  крылышки  из-под  жестких  подкрылков.  Вот  это  был  настоящий  ужас.
Самое  неприятное,  что  в  магазине  не  было  эффективных  средств  бытовой  химии  для  борьбы  с  этими  паразитами,  кроме  дихлофоса.  А  от  него  было  толку мало.  Опрыскаешь  всё,  что  можно,  на ночь,  утром  сметёшь на совок  гору  их  трупов,  а  они  уже  перебрались  в  новое  укрытие  и  снова  плодятся  и  плодятся.  Пришлось по  старинке – все  углы  обливать  крутым  кипятком,  обрабатывать  паром,  а потом  уже  дихлофосом.  Со  временем  тараканов  стало меньше,  но  до  конца  от  них  было  так  и  не  избавиться.  Они  залезали  в  корешки книг,  в  телевизор  и часы, они  даже  ползали  ночью по  нашей постели,  порой  пробегая  по  лицу,  и  это  было пострашнее  фильмов Хичкока.  Хотя…Человек  ко  всему  привыкает,  постепенно  привыкла  и  я,  и уже  спустя  некоторое  время  спокойно  давила  их  тапкой,  а  то и  просто  голыми  руками.
Тараканы,  конечно, были  омерзительны,  но  они хоть  не  кусались. А  вот  кто  кусал  нас  постоянно,  так это были  блохи.  Это было  ужасно.  Маленькие,  шустрые  твари  заселили  весь  дом,  видимо, жили  и  в  подвале.  Бороться  с ними  было очень  трудно, только  путём  физического  уничтожения,  но  попробуйте  их поймать.  Особенно  мне  жалко  было  детишек,  их  руки  и  ноги  все  были  искусаны  блохами.
К  счастью,  командование  всё-таки  нашло  выход  из  положения.  Как-то в  воскресенье  мы  всем  городком  покинули  свои  квартиры    и  полдня  провели  на стадионе,  возле  воинской  части. Дети  осваивали  полосу  препятствий,  бегали,  резвились.  А  мы  с  любопытством  и  страхом  наблюдали,  как над  нашими  домами  поднимаются  клубы  бело-жёлтого  дыма. Это  в  подвалах  всех  домов  поджигали  дустовые  шашки,  ядовитый  дым  проникал  во  все  щели  и  уничтожал  насекомых  в  самом  их  логове.
После  этого от  блох избавились,  да  и тараканов  стало  значительно  меньше.
Но  оказалось,  что  и это  ещё  не  всё.  Появились мыши.  Они  бегали  по квартире, шуршали,  резвились,  оставляя  везде  после  себя  чёрные  комочки кала  и  тошнотворный  запах  грязных  носков.  Они  обнаглели  до того,  что  бегали  по  дому прямо при  нас.  Помню,  как-то поздно вечером   мы  с  мужем  пили  чай  на кухне.  Дети  уже  давно  спали.  Стояла  тишина.  Вдруг,  боковым  зрением,  я  заметила   какое-то  движение  возле  газовой  плитки,  на  которой  стояла  пустая  сковородка  из-под  жареной    картошки.  Взглянула – и  обомлела.  Над  краем плитки  показалась  маленькая   ушастая  головка  с  глазками-бисеринками,  а  через  минуту  рядом  с  ней – другая.  Получилось,  как будто  это  было представление  в  кукольном  театре.  Мышки поворачивали  мордочки в  разные  стороны,  принюхивались,  и  их  не пугал  ни  электрический  свет,  ни  присутствие  рядом  с ними двух  людей.  Наконец,  одна  из  мышей  осмелела  и  прыгнула  прямо  в  сковородку.  Ну  и  наглость!  Тут  муж  придумал,  как поймать  нахалку.  Он  поставил  перевёрнутую  сковородку  на  стол,  под  неё  положил  кусочек  сала,  а другой  край  сковородки  поставил  на  вертикально  установленную спичку,  к  которой  привязал  длинную  нитку.  И  началась  мышиная  охота!  Боже,  такого  азарта  я  в  жизни  не  испытывала!  Адреналин  просто  кипел  в  крови.  Вот  мышка  снова  показалась  над  плитой.  Запах  сала  манил  её,  и  она  без  труда  обнаружила  его  источник,  забравшись  под  сковородку.  Дрожа  от  возбуждения,  я  дёрнула  за  нитку,  спичка  выскочила,  но  шустрая  мышь  успела-таки  улизнуть  из-под  сковородки.  Муж  снова  всё  установил,  как было,  и  начался  второй  этап  охоты,  на  этот  раз  более  длительный.  Ожидание  казалось нестерпимо долгим.  Мышь  теперь  была  осторожней  и не спешила  вылезать  из  укрытия.  Однако голод  и  запах  сала  сделали  своё  дело. Резкий  рывок  за  нитку – и  вот  она в  ловушке.
В   другой  раз  как-то  днём  я  услышала    громкое  шуршание  и  мышиную  возню.  Шум  доносился  со  стороны  шкафа.  Там,  наверху,  стояла  коробка  с моими новыми  осенними сапогами,  завёрнутыми  в  папиросную  бумагу.  Я  была  возмущена  до  предела.  Как?! – мыши  посмели  посягнуть  на  мои  сапоги?!  Охваченная  жаждой  мщения,  я  отнесла  коробку в  ванную  и  осторожно  открыла  её.  Никого!  Значит,  она  спряталась  в  сапоге.  Я  стала  трясти  сапог  над  ванной  (думала,  она  выпадет,  а  я  включу  воду  и утоплю  её),  но  тщетно.  Во  втором  сапоге  её  тоже  не  было.  Но  я же  ясно слышала,  как  она  там  шуршала.  Вновь  я  потрясла  первый  сапог,  и  вот  в  ванну  выпал  маленький  серый  комочек.  Мышка  в  панике  стала  прыгать  в  пустой  ванне,  а  я  (да  простит  меня  Гринпис)  стала  неистово  лупить  голенищем  сапога,  пытаясь  её  пришлёпнуть.  Да  не  тут-то  было!  Мышка  показала  чудеса  увёртливости,  а  её  прыжки в высоту  по  праву  могут  быть  занесены  в Книгу  рекордов  Гиннеса.  Немного  потренировавшись,  мышь  подпрыгнула  так  высоко,  что  буквально  пулей  вылетела  из  ванны  и  была  такова.  Я  была  просто  потрясена.  Вот  это  жажда  жизни!  Вот  это  стремление  к  победе!  Я  невольно  прониклась  уважением  к  такому  достойному  противнику.  Тем  не  менее,  вскоре  мы  завели  кошку,  которая  с удовольствием  ловила  мышей,  и  очень  скоро грызунов  не  стало.      
 
  Контейнер  с  нашими  вещами  ещё  не прибыл,  поэтому  нам  доставили  из  части  кровати,  стол  и  стулья.
Первые  дни  я  посвятила  знакомству  с  городком.  Он  был совсем  маленький – четыре  пятиэтажных  дома,  офицерский  пивбар,  военторг,  книжный  магазин  и  загадочная «раздатка».  Это  был  пункт,  где  выдавали  по  талонам  продовольственные  пайки.  Именно  они  нас  и спасли  позже,  во время  военного  положения.  Поскольку  дети  были  ещё  маленькие  и ели  мало,  то  продовольствия  нам  хватало  с  избытком.  К  примеру,  нам  четверым  полагалось  на  месяц  11кг  мяса,  да плюс  к  тому  ещё  рыба  (солёная или  консервы),  сахар,  масло,  крупы. Были  ещё  детский  садик  и  школа.  Вот  и все  постройки.
Снаружи  городок  по  всему  периметру  был  обнесен  трёхметровым  двойным  забором  из  колючей  проволоки,  чтобы  чужие  не  проникали  и  свои  не  разбегались.
Тяжёлое  в  то  время  было  положение  в  стране  Польше. Нарастал  кризис.  Повсюду  на  предприятиях  бурлили  митинги,  устраивались  забастовки.  Простой  предприятий  приносил  государству  огромные  убытки,  усугубляя  этим  и  без  того  бедственное  положение  народа.  Продовольствия  не  хватало.

     Глава  3.   Магазины  и  покупки.

У  нас  в  городке  это  не  очень-то  чувствовалось,  т.к.  мы  получали  продовольственный  паёк,  да  и в магазине  можно  было  кое-что  купить.  В  основном  там  были  самые  обычные  продукты,  но  продавалось  и  кое-что  особенное.  Например,  я  впервые  в  жизни  увидела  консервированных  крабов,  из  тех,  что  идут  на  экспорт.  Ведь  в  нашей  стране  мы  о  таких  деликатесах  знали  только  понаслышке.  «Всем  попробовать  пора  бы,  как  вкусны  и  нежны  крабы», – родители  рассказывали,  что  после  войны  в  магазинах  висели  такие  плакаты,  а  под  ними  действительно  лежали  горы  консервов  из  крабов,  икра – красная  и  чёрная -  соблазнительно мерцала,  выложенная  горкой  в  тазиках,  лоснилась  розовая  ветчина,  маняще  переливались  слои  красиво нарезанной  сёмги  и осетрины. Всё  тогда  было,  вот  только денег  у  людей  не  было.  А  на  простые,  насущно  необходимые  продукты  питания  ещё  очень  долго  не  отменяли  продовольственные  карточки.
А  тогда,  в  Польше,  когда  я  впервые  в  жизни  попробовала  этих  крабов,  я  была  даже  разочарована.  Ничего  особенного,  крабы  как  крабы.
В  основном  в  магазине  покупали  хлеб  и  молоко  (польского  производства)  в  стеклянных  литровых  бутылках.
В  то  время  в  Польше    были  в  ходу  купюры  по  две  и  по  пять  тысяч  злотых.  Сперва  мне было  очень  непривычно   держать  в  руках  купюры  такого  большого  достоинства.  Ведь  в  Советском  Союзе  тогда  самой  крупной  купюрой  была  сторублёвка.  Да  и  то  это  была  для  многих  целая  зарплата  за  месяц.  Это  позже  мы  познакомились  не  только с  десяти,- но  и  с  пятидесяти,- и  даже  со  стотысячерублёвыми  купюрами, ведь  об  инфляции  мы  теперь  знаем  не  понаслышке.
А  тогда  в  Польше  тоже  была  инфляция,  только  не  такая  стремительная,  как  у  нас  в  середине  девяностых  годов.  Когда  мы  приехали,  рубль  котировался  по  отношению  к  злотому  один  к  двадцати,  т.е.  один  злотый  стоил  пять  копеек,  а  когда  уезжали  из  Польши,  то  уже  один  к  шестидесяти.  На  один  злотый  нельзя  было  купить  ничего. 
В  промтоварном  магазине  ассортимент  товаров  был  намного  разнообразнее  и богаче,  чем  в  советских  магазинах.  Однако  и  тут,  чтобы  купить  какие-нибудь  особо  дефицитные  вещи,  женщины  занимали  очередь  с  ночи,  а  то  и  с  вечера.  Бывали  и  комично-неприличные  сцены  потасовок  между  дамами  из-за  одной  и   той  же  кофточки  или  тефлоновой  сковородки.  Мне  было  стыдно  смотреть,  как, ворвавшись  после  открытия  в магазин  плотной  толпой,  жёны  офицеров  мгновенно  сметали  с  полок  только  что  разложенный  товар  и  с  этими  грудами  барахла  гордо  занимали  очередь  в кассу,  свысока  поглядывая  на  тех,  кто  пришёл  позже,  кто  не  успел, кому  не  досталось – мол,  смотри,  сколько  я  урвала.
Вообще,  приобретение  вещей, поездки  по  польским  городам  за  покупками  были  основным  занятием  наших  женщин,  ошалевших  от изобилия  после  советской  нищеты.  А,  поскольку  мужниной  зарплаты  на  всё  это  не хватало,  они  активно  спекулировали.  Этим  занимались  практически все.  Из  Союза  везли  в  основном  золото,  поскольку  поляки,  напуганные  инфляцией  и  приближающимся  кризисом,  не  знали,  во  что  ещё  можно  вкладывать  деньги,  и  скупали  у  наших  золото  втридорога,  хотя  и  эти  непомерные  цены,  которые  заламывали  наши  дамы,  через  некоторое  время  казались  очень  низкими.  Этим  занимались  не  только  женщины,  но  и  офицеры  даже  и на  высоких  должностях,  например,  наш  замполит.  А  кто  скажет,  что  это  было  не  так,  что  этого  не  было,  будет  тысячу  раз  не  прав,  потому  что  я  сама  это  видела,  и  я  это  знаю.  Тогда  об  этом  не  стеснялись  рассказывать  и  обсуждать  это,  напротив,  этим  гордились  и  хвастались,  кто  больше  нахапает.
Честно  говоря,  я  была  воспитана  совсем  на  других  ценностях,  и  поэтому  мне  было  дико  на  всё  это смотреть.  Жили  мы  с  родителями  бедно,  но  зато  в  доме  часто  звучала  классическая  музыка  или  романсы,  а  в  очереди  я  стояла,  к  примеру,  только  на  выставку  импрессионистов  или  за билетами  в  театр.  Поэтому  спекулянтско-торгашеский  дух,  который  царил  в  городке,  мне  был  глубоко  противен.
Правда,  и  я  тоже  стояла  в  очередях,  но  совсем  за другим  товаром.  У  нас  был  один  чудесный  магазин – книжный.  Когда  я только  приехала,  я  просто  обомлела  от  изобилия  и  разнообразия  книг  на  его  полках.  В  свободной  продаже  стояли  шедевры  мировой  и  отечественной  литературы,  книги,  которые  я  раньше  видела  только  в  библиотеках.
 Ведь  в  Союзе  хороших  книг  было  не только  не  купить,  но  и  не  «достать»  (популярное  тогда  словечко).  На  прилавках  советских  книжных  магазинов  красовалась  в  основном  только  пропагандистская  литература  или  же  такая  дрянь,  которую  уважающий  себя  человек  не  только  не  станет  читать,  но  и  в  руки  не  возьмёт.  А  на  «чёрном  рынке»  люди  делали  на  книгах   бизнес,  зарабатывали  большие  деньги – одна  дефицитная книга  стоила   «с  рук»  десять – двадцать  пять  рублей  и  выше.  У  букинистических    магазинов,  у  отдела  приёма  на  комиссию,  всегда  толпились  перекупщики,  в  надежде  «перехватить»  ценный  экземпляр.  А  простые  советские   книголюбы  сдавали  в  приёмные  пункты  десятки  и  сотни    килограммов  макулатуры  (на  каждую  книгу  надо  было  сдать  двадцать  килограммов  бумаги),  чтобы  получить  заветный  абонемент.  А они  тоже были  в  очень  ограниченном  количестве,  стоили  дорого – по  семь-восемь  рублей  (да  плюс  стоимость  книги),  да и то,  «доставали»  их  чуть  ли  не  в драку.  Потом  отмечались  несколько  месяцев,  а после  этого  ещё  надо  было  искать  по  городу  нужную  книгу.       
  А  здесь – такая  роскошь!  Но,  как  оказалось,  самые  лучшие  и  дефицитные  книги  здесь  тоже  «выбрасывали»  так  же,  как  и другие  товары,  и  в  день  привоза  за  ними  нужно было  занимать  очередь  с  вечера,  а  потом записаться  в список  и  отмечаться  всю  ночь.  Не  пришёл  вовремя  на  перекличку – тебя  вычёркивают.  Хотя  и  книги  здесь  в  основном  покупали  не  для  того,  чтобы  читать,  а  просто – «чтобы  было».  Многие  не  покупали собрания  сочинений  только  потому,  что  в  нём  не  хватало  какого-нибудь  тома.  Впрочем,  и  книги  активно  служили  предметом  товарообмена,  их  охотно  меняли  на  кофточки  или  хрусталь.
Несколько  раз  и  мне  удалось  съездить  в  Болеславец  и  даже  в  Легницу,  до  которой  было  около  восьмидесяти  километров.  Мне  казалось,  это  очень далеко,  но  наши  полковые  дамы  освоились  очень  быстро  в  чужой  стране,  и  бойко  ездили  не  только  во  Вроцлав  или  Краков,  но  даже  и  в Варшаву.
Когда  я  в  первый  раз  попала  в  Легнице  на  базар,  я  просто  поразилась  изобилию  товаров  и  продуктов.  Всё  было,  конечно,  гораздо  дороже,  чем  в  магазинах,  но  зато  было!  Там  я купила  первые  в  своей  жизни  фирменные  американские  джинсы, они  стоили  тогда  десять  тысяч  злотых.  Хотя,  сейчас  я  думаю,  что  они,  наверное,  были  и  не  американские  вовсе,  а  местного,  подпольного,  пошива.  Ведь на  том  же  рынке  можно  было  купить  всяческую  фурнитуру,  в  том  числе  и  заклёпки,  пуговицы  и  бляхи  к  джинсам.  Немного  усилий – и  самый  простой  ширпотреб  можно  было  самостоятельно  превратить  в  «фирму».
Да,  я тоже  иногда  «занималась  шопингом»,  как  сейчас  модно  говорить,  хотя,  конечно,  не  в  таких  масштабах,  как  другие,  но  поэтому  я  не могу  осуждать  тех,  для  кого  это было  основным  занятием.  «Кто  без  греха,  пусть  бросит  камень».  Так  что  это  не  обо  мне. 
Хотя,  таким  ли  грехом  это  было?  В  Советском  Союзе,  в  самое,  казалось  бы,  благоприятное  время  в  истории  СССР,  брежневское  время,  многие  товары  были  большим  дефицитом.  Сейчас многие  с  ностальгией  вспоминают  те  времена,  но  они  забыли,  что  самым  обиходным  словом  было  «достать»,  а  ещё  больше – «достать  по  блату»,  потому  что  просто  купить  что-либо  было  невозможно.  Казалось,  что  товарами  завалены  все  магазины,  но  что  это  были  за  товары?  Или ненужные,  залежалые,  иди  очень  плохого  качества.  Импортные  вещи  были,  но  мало,  и  тоже  входили  в  разряд  «доставаемых».  А  «доставали»  тогда  всё – сапоги,  вообще,  любую  хорошую обувь,  обои,  ковры,  одежду,  куртки – простые,  о  кожаных  я  и  не  говорю,  если  их  кто-то  и  покупал,  то  не  такие,  как  мы,  ведь  они  стоили  тогда  от  пятисот  до  тысячи  рублей,  а  при  средней  зарплате  в  сто  пятьдесят  рублей  такие  покупки  для  нас  были  немыслимы.  В  очереди  на  мебель,  по  записи,  нужно  было «стоять»  несколько  лет.  Видео-  и  аудиоаппаратура  и  бытовая  техника  были  страшным  дефицитом,  её  было  сложно  даже  «достать».  Да  что  говорить!  Главным  дефицитом  в  стране  была  туалетная  бумага,  и  я сама  видела  гигантские  очереди  в  ГУМе,  люди  стояли  на  лестницах  через  все  четыре  этажа,  а  достоявшиеся  счастливчики  гордо  выходили,  увешанные  ожерельями  из  рулонов.  При  таком  тотальном  дефиците  трудно  осуждать  наших  женщин,  дорвавшихся  там,  в  Польше,    до  заграничных  товаров.

Глава  4.    Переворот.

Однако  вся  эта  торгово-закупочная  вакханалия  длилась
недолго.
Я  прекрасно  помню  тот  день,  а  вернее,  ночь,  когда  произошёл  государственный  переворот.  Это  случилось  13  декабря  1981  года.  Мой  муж  был  в  наряде,  и  мы  с детьми  находились  в  квартире  одни.  Внезапно,  часа  в  два ночи,  раздался  резкий,  пронзительный  звон.  Это  был  сигнал  тревоги.  На  каждой  площадке  были  установлены  по  три  огромных  звонка  (подобные  тем,  которые  в  школе  дают  сигнал на перемену).  Этот  непрекращающийся  звон  был  такой оглушительный,  я  думала, что  он  никогда  не  кончится.  Продолжался  он  целых  полчаса  и  так  же  внезапно  кончился.  Нам  стало  страшно.  Все  предчувствовали,  конечно,  что  в  стране нагнетается  обстановка,  что  переворот неизбежен,  но  всё  равно  было  очень  неприятно.
В  нашем  гарнизоне,  также  как и  во  всей  Северной группе  войск,  объявили  военное  положение.  Поговаривали,  что  те,  что пришли теперь  в  Польше  к  власти,  были  настроены  крайне  антисоветски,  и что в любой  момент  можно  ждать  от  них  нападения.  Ходили  слухи  (и,  как  выяснилось  позже,  небезосновательные),  что у  поляков  имеются  списки наших  офицеров,  кого  уничтожать  в  первую  очередь,  а кого  можно и позже  (с  указанием  должностей  и адресов).
На  КПП  установили  жесткий   режим.  Всем  гражданским  лицам  было строжайше  запрещено  покидать территорию  городка.  На  крышах  домов  устанавливали пулемёты,  кое-где  у  заборов  вкапывали  зенитные  орудия,  а  в  ночное  время  по  городку  патрулировал  взвод  автоматчиков.
И  раньше-то  в  этом  отдалённом  гарнизоне,  вдали  от  Родины,  жилось  несладко,  а  теперь,  после  введения  военного  положения,  и  вовсе  стало  тоскливо.  Мы  угодили  в  ловушку,  в  мышеловку,  и  это  нас,  как  тех  глупых  мышек,  поймали  на лакомый  кусочек  под  тяжёлую  сковородку.  Что-то  с  нами  будет?  Мы  оказались  в  настоящем  заточении.  Четыре  дома,  двойной  высоченный  забор  из  колючей проволоки,  автоматчики – всё  это  походило  на  зону  строгого  режима.  Почему  походило?  -  это  и  была  тюрьма.
Внезапно  мы  оказались  отрезаны  от всего мира.  Тоска  сжимала  сердце.  С  надеждой  крутила  я  ручку  приёмника,  надеясь  среди  треска  и  шума  эфира  поймать  советскую  волну,  и  когда,  наконец,  откуда-то  издалека   доносились  звуки  русского  языка,  невольно  спазмом  перехватывало  горло,  на глаза  наворачивались  слёзы.  Я  узнала  не  понаслышке,  что это  такое – ностальгия.  Тому,  кто  этого  не  испытал,  объяснить  это  невозможно,  тот  не  поймёт,  до  чего  же  страшная  это  штука – тоска  по  Родине.  И  это  не  выспренние  слова,  это  чувствовали  очень  многие.  Я  сама  не раз  и не  два  видела,  как  за  дружеским  столом  немолодые  офицеры,  ветераны  с  седыми  висками,  со  слезами  на  глазах  свой  первый  тост  провозглашали  за  Родину  и  пили  стоя.  Казалось,  окажись  я сейчас  в родном  городе,  упаду на  колени  и  буду  целовать  его  асфальт. 
Наш  городок  был  для  нас островком  русской,  советской  земли,  кусочком  Отчизны  посреди  бескрайнего  океана  чужбины.  С  утра  и  до вечера  из  телевизора  и  радиоприёмника  звучала  незнакомая,  пшекающая  речь.  А  у  КПП  целый  день  толпились  поляки,  в надежде  попасть  в  наш  магазин,  чтобы купить  немного  продуктов,  или  обменять  какие-нибудь  овощи  или  фрукты,  выросшие  в  их  огороде,  на  мясные  или  рыбные  консервы.  Помню,  как  я  и  сама  обменивала  банку  трески  в  томате  на килограмм  клубники  для  моих  детишек.       В  стране  начался  голод,  голод  в  мирное  время,  без  войны,  без  блокады,  и это  было  ужасно.  Политики  рвутся  к  власти,  меняются  политические  режимы,  а  страдает  всегда  простой  народ.  Во  всех  без  исключения  польских  магазинах  моментально  опустели  прилавки,  как будто  там  был  ремонт.  Тем  не  менее,  магазины  были  открыты,  хоть  и  покупать  там  было  уже  нечего,  и  скучающие  продавщицы  вяло  переговаривались  за  пустыми  прилавками.
К сожалению  (хотя  какой  смысл  теперь  сожалеть?),  нечто подобное,  а может  ещё  и  хуже, довелось  через  несколько  лет  перенести  и  мне  (и  всей  стране),  но  уже  на  родине,  при  Горбачёве.    Только  голодать  пришлось  уже  не  кому-то,  а  мне  и  моим  детям,  так  что,  что  такое  голод,  я прочувствовала  на  своей  собственной  шкуре.
В  нашем  военторге  тоже  произошли  перемены  к  худшему.  Исчезли  очень  многие  продукты,  особенно  польского  производства,  даже  чая  не  стало,  не  говоря  уж  о  деликатесах – колбасе,  сыре,  консервах,  алкогольных  напитках.  Питались  мы  в  основном  тем,  что  получали  на  раздатке,  очень  выручал  нас  продовольственный  паёк.  А в  остальном – голь  на  выдумку  хитра.  Я  собирала  различные  полезные  растения  и  лекарственные  травы,  составляла  из  них  различные  чаи,  а  так  же  делала  разнообразные  наливки  и  бальзамы,  настаивая  на  травах  самогон  тройной очистки  собственноручного  производства.  Тогда  я  многому  научилась – нужда  заставит! – солить  и  вялить  рыбу,  печь  пироги  и  торты,  делать  домашнюю  тушёнку,  мариновать  и  солить  грибы,  закатывать  компоты  и  варить  варенье,  и  многое  другое.

     Глава  5.    Природа  и  мы.
 
Страсти,  кипевшие  сразу после  переворота,  со временем  поутихли,  жизнь  продолжалась.
Место,  где  мы  жили,  находилась  на  юго-западе  Польши,  в  левом  нижнем  её  углу,  рядом  с  границами  Чехословакии и  ГДР,  то  есть  где-то на  широте  Киева.  Только  климат  там  был  ещё  теплее  и  мягче,  чувствовалось  влияние  Балтики  и  Атлантики.  Снега  зимой  было  совсем  мало,  и я  была  просто  поражена,  когда,  гуляя  в лесу  в  первый  день  Нового  года,  я  увидела  под  деревьями  не  только  зелёную  траву,  но  и  цветущий  пустырник.  И  пусть  цветы  эти  были  скромны  и  незатейливы,  но это  были  цветы,  цветы  зимой!  Это  было  настоящее  чудо.
Тяжело  мне было  очень  одной  с двумя  маленькими  сынишками,  ведь  мужа  почти  совсем  не  бывало  дома,  а  они  росли  очень  непоседливыми,  непослушными  детьми.  Но  вот  удалось  устроить  старшего,  уже  четырёхлетнего,  сына  в  детский  садик.  Это   позволило  мне,  усадив  младшенького  в  коляску,  обследовать  окрестности.  Всеми  правдами  и  неправдами  я  выбиралась  за  КПП,  и  вот  я  уже  на  польской  земле.
До  войны  эта  территория  принадлежала Германии,  и дома в деревне,  в  которой  находился  наш  гарнизон,  были  построены  ещё немцами. Они  были  солидные,  каменные  или  кирпичные,  под  красными  черепитчатыми  крышами,  и  такими  же  точно были   и  сараи,  и  другие  хозяйственные  постройки.  Чувствовалось,  что  строили  тут  на  века.  Однако  поляки,  с  чисто славянской  безалаберностью,  довели  свои  жилища  и  приусадебные  участки  до  полного  запустения.  Строения  требовали  основательного  ремонта,  которого,  казалось,  не  делали  ещё  со  времён  немецкого  владычества.  Земля  вокруг  домов  была  заброшена,  огородничеством  здесь  почти  никто не  занимался.  Честно  говоря,  меня  это  очень  удивляло,  ведь земля  тут  была   отличная,  настоящий  чернозём.  Привести  бы  всё  в  порядок,  убрать  мусор,  разбить  грядки!  Сколько  вкусных  и  полезных  овощей  можно было  бы  вырастить.  В  России  гораздо  бережнее  относятся  к  земле-кормилице,  ухаживают  за  ней,  ведь  зачастую  с  неё  только  и живут,  только  она  позволяет  нашим  крестьянам  не  умереть с  голода.  А  здесь… В  больших  кучах  навоза  деловито  копошились  куры.  Видимо,  дело  было  в  том,  что  тут  не  было  колхозов  и  совхозов,  и вся  земля  была  отдана  в  частные  руки.  Меня  поразило  ещё  при  пересечении  границы,  что  вместо  бескрайних  полей,  привычных  русскому  глазу,  здесь,  в  Польше,  была  сплошная  черезполосица, вся  земля  состояла из   разноцветных  лоскутов,  на  каждом  из  которых  росли  разные  сельскохозяйственные  культуры.  Деревенские  жители  были  тут  хозяевами  земли,  фермерами,  у  каждой  семьи  было  поле  внушительных  размеров,  свои  трактора  и  прочая  техника,  а  так же  лошади.  Так  стоило  ли  возиться  на  небольшом  приусадебном  участке,  когда  здесь  были  совсем  другие  масштабы  земледелия.             
Весна  наступила  рано,  снег  как-то быстро  сошёл,  земля  подсохла.  По  тропинке  между  жирных, ещё  не  вспаханных  полей,  я  катила  коляску  с  младшим  сыном,  наслаждаясь  теплом  ясного  весеннего дня.  Стояла  чудесная  погода,  я  жмурилась  от  яркого  солнца,  пытаясь  разглядеть  в синем  бездонном небе  трепещущих  крыльями жаворонков,  поющих  ликующую  песню  наступившей  весны.    Под  деревьями,  растущими  на  меже,  желтели  островки  нежного  гусиного  лука,  а  дальше,  за  полями  начинались  заливные  луга.  Они  зеленели  такой  яркой,  свежей,  шелковистой  травой, что  хотелось  её  приласкать,  погладить.
Через  луга  неторопливо  несла  свои  темные  воды  равнинная  река. Стояла  удивительная  тишина,  природа  была  наполнена  умиротворённостью  и  гармонией,  которая  вливалась  в душу  и  наполняла  её  радостью.  Даже  не  верилось,  что совсем  недалеко  кипят политические  страсти,  что  в  стране  голод  и  разруха.  А  здесь,  у  реки,  мирно  жужжали  пчёлы  над  пушисто- канареечными  барашками  ив,  ветви  которых  клонились  к  самой  воде.
Прошёл  месяц,  и  началось  буйное  цветение.  Какие  здесь  были  сады!  Огромные  раскидистые  яблони,  посаженные  еще  при  немцах,  были  буквально  облиты нежнейшей     пеной  распустившихся  цветов.  Ярко-белым  курчавились  сливы,  и  вишни  трепетали,  осыпая  всё  вокруг  облетающими  лепестками.  Издалека  казалось, что на  землю  опустилось  пышное  зефирно-розовое  облако.
Но  вот  кончилось  цветение,  наступило  лето,  а  я по – прежнему  искала  лекарство  от  моей  тоски  и  ностальгии  в  природе.  Только  она,  да  ещё  книги,  могли  хоть  немного  примирить  меня  с  суровой  действительностью,  ведь  я  всё  так  же  была  всё  время  одна.  Мужа  почти  не  бывало дома,  подруг  не  было – ведь  женщин  в  гарнизоне интересовали совсем  иные  проблемы,  и  я  не  находила  с  ними  общего  языка. 
Я  решила  вновь  заняться  спортом.  В  институте  я  активно   тренировалась   в  секции лёгкой  атлетики,  получила  второй  взрослый  разряд  в  семнадцать  лет,  по  бегу  на  средние  дистанции  и  по  лыжам,  выступала  даже  на  городских  соревнованиях.  Мне  нравилось  бегать.  Что-то  было  в  этом  такое, – летящее,  радостное.  Но  в  городке,  да  ещё  в  это тяжёлое  время,  не  было  возможности  заниматься спортом.  К  тому  же  я  была  ослаблена  вторыми  родами,  младшему  сыну  только-только исполнился  годик. 
Тем  не  менее,  я  поняла,  что  физические  упражнения  помогут  мне  и  для  укрепления  морального духа.  Я  сажала  младшего  сына,  Женю,  в  коляску  (старший  ведь  был  в  детском  садике),  и  мы  (под  предлогом  необходимости  встречи  с  мужем,  в  в/части)  выбирались  в  лес.
В  той  местности  лес  был  совсем  не  такой,  как  у нас,  под  Ленинградом.  В  основном  там  росли  раскидистые  сосны,  а  елей  совсем  не было.  Изредка  попадались  берёзы  и  другие  лиственные  деревья,  но мало.  Я  запрягалась  в  коляску,  как  в  тележку,  т.е.  катила  её  за  собой  на  лямках,  и  мы  уходили  далеко  в  лес.  Мне  совсем  не  было  страшно, наоборот,  чем  дальше  мы  углублялись  в  чащу,  тем  спокойней  и  умиротворённей  я  себя  чувствовала.
Выбрав  прямую  дорожку,  я  ставила  в  сторонку  коляску  с  мирно  спящим  в  ней  Женькой,  и  начинала  тренировку.  Сперва  разминалась,  как  положено,  как  учили. Потом,  не  спеша,  трусцой,  наматывала  несколько  кругов,  и  только  затем,  разогревшись,  я,  засекая  время  по  секундомеру,  выкладывалась  на  стометровке.  Со  временем  я  достигла  неплохих  результатов,  только  кому  они  были нужны?  Некоторое  время  тренировки  доставляли  мне  удовольствие,  ведь  они  заставляли  меня   забывать  о  мрачной  действительности,  но  постепенно  и  они  перестали  радовать. 
Гораздо  интереснее  было  исследовать  лес,  изучать все  его  тропинки  и  потаённые  уголки.  Я  ни  разу  не  встретила в  лесу  ни  одного  человека,  только  пару  раз,  проходя  по  тропинке  возле  узкоколейки,  я  видела  маленький  паровозик-«кукушку»,  который,  пыхтя,  тащился  куда-то  по  своим  делам.
Я  научилась  разбираться  в травах,  благо  у  меня  с  собой  всегда  был  атлас  лекарственных  растений.  Я  составляла  различные  сборы,  для  чаёв,  настоек  и  домашних  бальзамов  и  ликеров  (на  основе  того  же  самогонного спирта).  Собирала  грибы  и  ягоды.  Особенно  много  было  в  лесу  брусники,  такой  я  больше  нигде  не  видела.  В  сухом  сосновом  лесу  она  росла  в  основном  вдоль  заросших  просек  или  лесных  дорожек.  Её  налитые  гроздья  были  похожи  на  сортовую  красную  смородину,  хотя  в  первую  очередь  у  меня  напрашивалось  сравнение  с  виноградом.  Столько душистого  варенья  из  брусники  с  яблоками,  сколько  тогда,  в  Польше,  я  не  запасала  больше  нигде  и  никогда.
Ещё  меня  очень  поразил  там  терновник.  Раньше  мне  не приходилось  его  видеть.  Весной  он  пышно  цвёл  нежно-розовыми,  пушистыми  цветами,  а  по  осени  на  покрытых  длиннющими  острыми колючками  деревцах  вызревали  фиолетово-чёрные,  терпкие,  но  очень  душистые  плоды.  Достаточно  было  положить  несколько  его  ягод  на банку компота,  и  тот  приобретал  неповторимый  аромат.
Рядом  с  городком  текла  река  Бубр. Она,  как  и  все  равнинные  реки,  была  очень медленная,  очень  тихая  и  спокойная.  Однако  летом  мы  предпочитали  купаться  в  оставленной  ею  после  весеннего  разлива  старице.  В  ней  же  мы  и  ловили  несколько  раз  раков. Это  было  впервые  в  моей  жизни,  и  поэтому  казалось  особенно  романтично – при полной  луне,  у  костра…  К  тому  же  это были  одни  из  немногих  мгновений, которые  мне  удавалось  провести  вместе  с  мужем…
А  к  Новому  году  ёлку   тоже  добывала  я  сама.  Именно  добывала – ведь  вокруг  нашего  городка,  на  сухих  песчаных  почвах,  росли  преимущественно  сосны.    Я  ещё летом  приметила  место, километрах  в  семи  от  гарнизона,  где  растут  ёлки – видимо,  неподалёку начиналось  болото.  И  накануне  Нового  года – благо  зима  была  почти  бесснежная – я  и  вырубила  там  ёлочку  и  благополучно  дотащила  её  на  своей  спине  домой.  То-то  дети  были  рады!  А  мужу  я  про  свои  такие  дальние  походы  не  рассказывала.  Зачем  зря  волновать?