Несколько строк ни о чем. О старых и молодых женщи

Когда-то Заратустра сказал, что о женщине нужно говорить только мужчинам. Вот мы на выходных и говорили об этом с одним моим старинным товарищем.
Я рассказал ему, что перебирая старые электронные архивы, ( в тайне мечтая о покупке внешнего жесткого диска) наткнулся на фотографию бывшей соседки, а ныне матери двух отпрысков того возраста, в котором состоял я, мечтая о ней. Меня поразили глаза, хотя и выцветшие с годами и уже украшенные паутинками морщин, они смотрели на меня взглядом акулы из фильма Питера Бенчли.
Этот алчный взгляд невозможно спутать ни с чем. Я часто тренировался распознавать его среди разухабистых попоек, где звон пустых бутылок сливался с немотивированным смехом вызванным шампанским, среди притушенных пахнущих потом и похотью залов  танцполов,  среди отблесков костра в глазах после прочтения наиболее откровенных стихов, даже сквозь темные очки, среди растаявших на  солнце, как мороженное Каштан, молодых тел.
В молодости мы все хотели только самого лучшего. Самую красивую девочку, самые большие мышцы (чтобы привлечь внимание самой красивой девчонки), самую красивую майку и джинсы (чтобы обратить внимание самой красивой девчонки), самую красивую машину (чтобы покатать самую красивую девчонку), прочитать самую умную книгу (чтобы поразить интеллектом саму красивую девчонку). Не всегда это удавалось, но было стремление и было желание. Мечта.
Мой товарищ, который всегда любит добиваться своего, сказал, что  уже в зрелом возрасте закрыл свой донжуанский список собственных хотелок. Встречаемые им уже не в молодом возрасте молодые девчонки, которые были в силу разных причин не доступны тогда, с радостью отдавались ему сегодняшнему. Хотя он сегодняшний и рядом не стоял с тем тогдашним.
И вот когда он очередной раз рассказывал мне («представляешь кого я вчера встретил») об очередной заплатке в трюме своего старого судна под названием «Самолюбие», я подумал – а почему? Почему тогда слабо было подойти так же как сейчас? Сейчас конечно это уже не та красавица, что выходила из школы (института) в сопровождении стаи почему-то глупо улыбающихся поклонников. Но и ты уже не тот самый, стоящий возле турников, в ожидании своей очереди сделать выход силой на обе руки, как раз в тот момент, когда она проходит мимо.
 Стал ли ты нагелей? Хитрей? Умней? Или просто она утратила часть той волшебной силы, которая заставляла дрожать колени, сушить горло и вызывала запоры красноречия? И что тогда влечет тебя к ней сейчас, кроме старых юношеских  чувств вызванных угрызениями собственной серости?
Ты реализован, ты не сер, ты все доказал, ты многого достиг, ты в кайфе, посмотри сколько прекрасных молодых женщин вокруг (дело было в Предславе). 
-  Не интересно.
- Почему?
- Понимаешь, это не просто женщина мечты, это женщина мечты детства (юности). Встречаясь с ней, я просто вспоминаю свои чувства к ней тогдашней и спокойно рассказываю ей об этом, как будто это было вовсе и не со мной.
А, понимаю я наконец,  женщина расцветает от сладкой патоки детской непосредственности, льющейся из уст импозантного мужчинки, но воспринимает эти слова к себе сегодняшней. Потому что она-то осталась все той же, женщиной. А ты - нет. Ты уже не тот молодой резак. Тот остался там в детстве. И мачо пляжный тоже остался, и турникмен, и качок,  и драчун, и дрочун, и волосатый рок-н-рольщик, и гитарист перебоем, и портвейнист, и книгочтей, и бывалый походник, еще Бог знает кем ты там был. Ты разделился, на временного я. А она осталась цельной, повзрослевшей, реализовавшейся в материнстве, браке, семье, работе. Но цельной, не отделяющей себя от той которой была тогда, когда ты хотел ее по настоящему.
И я вспомнил, что когда приезжал другой друг детства из столицы детства, проходя мимо старинной сталинки, говорю ему, что типа, помнишь тут жила Лера, с которой все хотели встречаться. Помню, говорит он, а этот товарищ говорит, что я ее имел, несколько лет назад. Блин.
 Еще я помню эту громадных размеров кухню, где сушилось белье под потолком и нас шумно пивших чай на старинном диване. Мы же мечтали о чем то, строили планы, чем то интересовались (по-моему только у нее была книга стихов Ахматовой, жуткий дефицит по тем временам). А он вот так просто взял и …
 Но вот стоит ли? Но сейчас же она не так притягательна? Или скажем, притягательна, только лишь теми детскими воспоминаниями о ней притягательной.
Нет. Я не закрыл в пыльный чулан моей памяти отпечатки прошлых красавиц. Я так же как и все сижу на Одноклассниках, наблюдая как отрастают животы и опадают волосы у бывших однопартников, как похожи детки одноклассниц, на них самих в детстве.
Но я  не смотрю на них как объект нереализованных желаний и уж тем более как на объект желаний сегодняшних. И думаю. А может со мной что то не в порядке. Может те юношеские хотелки все-таки нужно реализовывать, а не перебирать в памяти как альбомы с гербариями. Но мне дороги они именно такие, мечтательно-желанные, недоступные. А может мне дорог тот молодой зверек сопящий от вожделения и делающий последний рывок на турнике, отыгрывающийся на собственных мышцах, за скованность и излишнюю скромность.
И  вот вспоминая ту фотографию, с акульим взглядом, понимаю, что эта соседка, такая же как и мой товарищ. И что, наверное, барышни, сидящие за соседним столиком, так же  обсуждают своих детских и юношеских воздыхателей, сравнивая их с окаменевшими истуканами, оставленными дома  с бутылкой пива под гипнотическим светом телевизора. 
А может  эти, расшифрованные мною как акульи глаза, вовсе и не алчны и я зря потратил время, тренируясь распознавать их. Но тогда мне казалось,  что это так. А сегодня кажется, что это была лишь иллюзия, которая была тогда вовсе и не иллюзия, а разрушать иллюзию которая не была иллюзией тогда, вовсе не значит становиться мудрее.