Липовое кресло Демиурга

  Мальчик Петя однажды видел забавный сон, а в этом сне было вот что. Словно голубь, без напряжения летел ввысь, а потом через пару часов увидел врата, они были золотыми и над ними сияли задумчивые глаза, а в тех глазах читался вопрос. Мальчик подлетел в вратам, а на позолоченном пороге стоял дядька с бородой и крыльями за спиной. 
- А ты христианин, Петя? – задал вопрос дядька сурово так. – С какого прихода? Ты чей будешь, малыш? На каких морях побывал уже, дружок?
- Нет, я буду слушать лишь птиц и трав немые голоса, - стал ему мальчик отвечать без всякой суеты ума, - я сам по себе, я думаю, что я вне ваших понятий и ваших игр разума. Я буддист или же язычник. Я сюда прилетел на экскурсию, я лишь хочу глянуть на тех, кто спешит купить себе место в первом ряду, ибо все дальние ряды превратились в гигантское кладбище.
- Хо-хо! – усмехнулся в ответ дядя с бородой, - коль ты не христианин, ты не сможешь войти в зал, где стоит очередь за блаженством вечным, ладно, в качестве исключения, пропущу тебя, ибо мне это не тяжело совсем, тем более, что тебя зовут Петр.
 Вдруг тяжкая стальная дверь сама по себе открылась и Петр живо прошел в освещенный свечами зал. В том зале на стульях он увидел толстых и тонких людей, на коленях держали «Записки сумасшедшего» и клялись друг другу страстно в том, что будут помнить жизнь земную, но тут из-за алой ширмы вышел в валенках и белом халате косматый дед, который неожиданно для всех стал произнес строго:
- Вы грешны, ой, как грешны! Вам надо молить меня о пощаде, а иначе я кину вам своему другу. А там уж будет одна лишь жара! Там будет солнце плавить вам мозг, там на сковородках будут жарить мышей и жаб, а я буду тянуть вас за носы, вот вам всем будет мучение, да, вечное мучение!
Но все молча смотрели на черепа, что лежали на столике, где горели свечи, а Петя вдруг понял, что не может молчать. Он встал на стул и крикнул то, что только пришло ему в голову:
- Глупые мертвецы, думают, что живы, но тела их бродят по улицам без всякой радости, убивают себе подобных. Они молят пощады у деда, а дед –то рад, что сумел навязать свою игру, что они так глупы, что дед на приколе своем. Дед решил забавы ради, чтобы не умереть от скуки, дать им в руки свои побрякушки и книжонки.
  - Петр, молчи! – крикнул ему дед. – Зачем ты это все молвишь?
Дед стал охать и хвататься за бока. Поглаживает брюшко. Но Петр уже не мог молчать. Снова он стал говорить свои мысли:
- Ваша тень, конечно, темная, но все сложное. Это было его тюрьмой. Люди на земле для него лишь эксперимент, что он навяжет им отказ от своего эго ради того, чтобы они стали отдавать свое внимание ему, такому великому и ужасному.
 А на столе горят свечи, а дед уже не сдерживает себя. Он кричит Петру:
- Молодой человек, убирайтесь прочь! Вы - искушение, убирайся прочь!
  Дед ударил кулаком по столу и черепа упали на пол, покатились к ногам Петру. Петр поднял один из черепов, заглянул в его темные глазницы, а потом услышал, как ему пришли мысли, словно бы голос тихий шептал ему на ушко: «Если у вас такие глаза, как у Микеланджело, тогда каждый камень становится чем-то, чего обычные люди не могут увидеть».
Потом вся публика, что ждала того, что же скажет дед, а потом стала смотреть на Петра. Люди кричали, что Петя вне очереди, чтобы он занял очередь.
- Очередь займи –то, – крикнула Петру дама в черном платке, - живо встань в конец!
- В строй встань, жди приказа, – дядя в синей пижаме сказал недовольно.
А дед тем временем ходил туда-сюда по залу и причитал:
- Горе мне горе, что же с вами делать-то я буду, ведь не вижу тут ни одного, кто был бы достоин двери за которой чертог радости вечной находится! Вы все больны! Вы все должны идти к моему брату на кровавый ужин, а он вас съест.
Публика была в шоке, она молила как могла, но дед был жесток, а потом дед свистнул в два пальца и на сцену вышел дядя в черной шляпе и плаще черном со шпагой. Он хихикнул и произнес:
-  Напугал мой брат вас, вижу, что напугал. Больно нужны мне вы, я сам по себе, идите-ка вы все к чертям к себе на землю и живите, как хотите, ибо между Любовью и такими тепленькими чувствами, как расположение, приязнь или радушие, на самом деле очень мало общего; только непосвященный, варящийся в аду капустных супов и мыльных пузырей, способен их перепутать. Любовь лучше всего определить как страсть Ненависти, которая, распалившись до точки безумия, обретает прибежище в Самоуничтожении. Сама по себе Любовь неуравновешенна, пуста, смутна, бесцельна и бесплодна, и даже хуже того - она лишь Оболочка, добыча самого жалкого демонического отребья. Любовь должна пребывать в согласии с Волей.
А по утру Петя неизбежно проснулся, а в голове его шумели крики людей, что только что были перед его взором: «А где же колбаса, дайте нам колбасу? Ведь мы хотим есть, есть, есть!».