03-16. Новые персонажи на работе

   Мое медленное погружение в нормальную жизнь плавно перешло в переживание перемен, произошедших за время моего отсутствия на работе. Наш новый начальник – Петр Леонидович Платонов, окончательно освоился и  начал проводить свою политику в АСУ. Далеко не все, что он затевал в вопросах, касающихся эксплуатации моих программ, мне нравилось,  спорили мы часто и жарко - повышая голос и раздражаясь. И как человек, и как специалист, Платонов был мне симпатичен - не глуп и работоспособен, ко мне он тоже относился с уважением, тем не менее, на многие стратегические вопросы нашего отдела мы смотрели по-разному.

   К осени Платонов разогнал из  АСУ нескольких  наших сотрудников и устроил в отдел двух своих друзей, с которыми успел поработать вместе уже не на одном предприятии. Один из  них - Владимир Витальевич, краснолицый блондин с открытым, располагающим лицом, был взят на должность зама Платонова. Это был прекрасный  программист, хорошо разбирающийся не только в прикладных, но в системных вопросах, который принес в наш отдел много полезного. В то время мы только начали  использовать личные дисплеи и постепенно переходили  от громоздкого запуска  исходных данных  колодами перфокарт, заново набивающихся каждый месяц, к вводу информации с клавиатуры непосредственно в память. Паханов мог многому нас научить в этом деле, он даже планировал подработать Дмитриевские программы применительно к новой технике. Человек он был простой, открытый и компанейский, работать с ним  было  приятно,  к  тому же,  полезный кладезь информации по моей специальности.

    Вторая платоновская протеже пришла к нам несколько позже. Нина Александровна  Парфенова, ухоженная и вежливая дама, немного старше меня по возрасту, оказалось партийной. Она прекрасно умела руководить и организовывать других, но как специалист, ничего из себя не представляла. Именно ее и поставили на должность руководителя нашей группы, получения ставки которого я так долго ждала, поскольку уже довольно давно фактически исполняла обязанности руководителя и  целиком несла на себе все тяготы первых месяцев эксплуатации программы. Мне предложили продолжать выполнять ту же работу, за исключением руководства и отчетности – эти функции передавались Парфеновой. Как беспартийная, я для должности руководителя, видимо, не подходила.

    Ситуация, в точности подобная этой,  почти в точности повторилась в моей жизни через 12 лет.  Почему это произошло еще раз, я могу только догадываться. Видимо, тогда, в АСУ, я приняла ее неправильно. Тогда, в 1984 году, воспользовавшись тем, что мой коллега, Юрий Васильевич Лебедев набирал коллектив программистов на новую тему, я сообщила Паханову, что не смогу быть ему полезна в дальнейшем, так как перехожу на новую тему.

Надо отдать должное, и Платонов, и Паханов честно пытались отговорить меня от перехода в другой отдел. Последний даже не поленился дойти со мной вместе до самого моего дома, убедительно объясняя, что со временем обязательно выбьет мне достойный оклад, что мы с ним прекрасно сработаемся и сможем сделать вместе много интересного. И тому, и другому я верила. Возможно, не сбеги я тогда, послушавшись голоса не разума, а обиды, я бы действительно совершенно иначе построила свою карьеру и впоследствии не попала бы под многие неприятные стечения обстоятельств. Говорят, что сослагательного наклонения в рассказе о личной истории не бывает. В житейских обстоятельствах я полностью перестала быть такой, какой была на Памире и какой чувствовала себя на занятиях со своей йоговской группой. Мне «попала под хвост вожжа» - не захотела я надрываться, как раньше под началом Нины Александровны. Я никогда не была ни пассивной, ни лишенной самолюбия, а хорошо ли это или плохо – неизвестно. Как неизвестно и то, как на деле сложилась бы моя жизнь, останься я тогда в АСУ – скольких бы прекрасных командировок в разные города и веси нашей страны не случилось бы в моей  жизни, скольких бы интересных и ярких сценариев к капустникам нашего предприятия я не написала бы... Возможно, ничто в нашей жизни не имеет сослагательного наклонения. Так ли уж мы свободны в своем выборе  пути, как  нам это  представляется? И можно ли считать ошибкой любой наш выбор, если каждый избранный нами путь несет свои необходимые уроки?

   Итак, после двух лет напряженной и  интересной работы в АСУ, я добровольно перешла в новый для меня коллектив предприятия. Наше АСУ  тоже постоянно  менялось – многие уволились и перешли на работу на объектах, кто-то отправился на пенсию. Умер мой первый начальник - Григорий Исаакович, которого сместил своим приходом наш Платонов. Следом за ним, скоропостижно, от рака  желудка  умер  сорокапятилетний  добряк и юморист Костя Сухоруков, совсем недавно родивший дочку Сашу - это событие мы когда-то отмечали всей комнатой. В моей голове до сих пор не укладывается его неожиданная  для  всех  болезнь, Костино стремительное угасание и его смерть в коридоре больницы им. Коняшина,  где он в свои последние дни кричал от дикой боли... 

    Спустя год после моего ухода Платонов женился на сотруднице нашего предприятия  и вскоре они вместе уехали в Краснодар, где открыли новое дело. Паханов и Нина Александровна уволились почти сразу же после него. Остальные мои коллеги разбрелись в разное время в другие отделы ЛПТП,  и со многими из них судьба  свела меня вновь уже в других коллективах.

    Оформив свой перевод из АСУ в другое подразделение, я перебралась и в другое здание нашей территории – во Дворец Программистов. «Дворцом» называли  одноэтажное, кирпичное  сооружение, разделенное внутри ширмой, складывающейся гармошкой, на две большие комнаты, уставленных столами. Сотрудники каждой половины относились к разным  темам. И те, и другие большую  часть времени проводили в длительных командировках,  но  к декабрю  большинство  съезжалось  в Ленинград  на «перекоманду»,  поэтому в дни моего перехода я оказалась в сильно переполненной едва знакомыми мне людьми комнате, где за одним столом порой устраивались по два человека. Для проведения  общих собраний объекта складная  ширма нашего «Дворца» раздвигалась, и в  образовавшемся таким образом зале собирались все сотрудники предприятия.

     Профсоюзные (они же и производственные) собрания предприятия разительно   отличались от собраний НИИ, где я прежде работала. Ежемесячно и в обязательном порядке начальник объекта подробно докладывал  всем о том, как идут дела на каждой из площадок, обсуждались текущие проблемы. Разговор шел по существу, но в свободной - домашней обстановке. Несмотря на то, что все здешние речи были привычно зашифрованы: «на объекте 3 запущено в эксплуатацию изделие 3М». Наши  командировочные  прекрасно понимали, о чем идет речь, и только одна я жила в мире абстракций. Расспрашивать, чем же на самом деле является это изделие, здесь было не принято, да меня и не особо не волновали подобные вопросы. Мне вполне хватало алгоритма работы аппаратуры, выданного одним из московских НИИ, который лично мне следовало  превратить   в рабочую программу и промоделировать ее на универсальной ЭВМ. 

    К этому времени взамен устаревшей БЕСМ-4, предприятием уже была приобретена собственная ЕС-1035 - я чувствовала себя счастливой оттого, что новая тема позволяет  мне оставаться программистом языка высокого уровня, а не знатоком одного из многочисленных кодов, известных лишь узкому кругу пользователей. Во Дворце Программистов наша группа просидела недолго. На другом конце двора нашими собственными силами уже достраивался еще один, двухэтажный кирпичный «курятник», где нам была обещана целая комната. Моя новая группа включала в себя 10 человек, большинство из которых,  как и я,  были не связаны с  постоянными  командировками.

    Группу возглавлял Юрий Лебедев, «роль»  которого  в пьесе моей жизни была мне уже знакома: нечто похожее в НИИ когда-то исполнял мой предыдущий начальник лаборатории. Юрий был примерным семьянином и слыл исполнительным работником, но, как специалист, не представлял из себя ничего особенного. Все его  профессиональные достоинства сводились к одной только его легкости на подъем  и  безотказности: чуть ли не ежемесячно он на два-три дня ездил по делам в Москву и никому не отказывал в привозе оттуда разного дефицита московских магазинов, в основном, сладостей: излюбленного нами шоколада «Вдохновение», торта «Птичье молоко» или шоколадных Дедов Морозов детишкам. Лебедев привык к таким поручениям и всегда приезжал из Москвы загруженным под завязку, за что и был всеми любим. Для руководителя темы, на мой взгляд, этого было маловато.

   В коллективе преобладали женщины. Каждая из них открывала мне глаза на то, чего либо не доставало во мне самой, либо раздражало. Наблюдать собственные реакции на окружающих крайне полезно: только через тесное общение с другими  людьми  мы  получаем наилучшие возможности понять самих себя!

    Самой яркой представительницей нашего коллектива была Ирина, дочь достаточно обеспеченных научных работников Новосибирского Академгородка, выпускница ЛГУ, жившая в собственной квартире  с мужем и двумя сыновьями. Ирина имела прекрасный характер - открыта, умна и дружелюбна, умела всех и все организовывать и сплачивать. Каждый раз убеждаюсь, что критерием жизненного успеха является не красота и не богатство, не блестящий интеллект, не выдающиеся способности, и даже не терпение и трудолюбие, а, прежде всего, умение ладить с людьми, подкрепленное хотя бы небольшим практическим и своевременно организованным умом. Глядя на нее, я наглядно видела причину своих житейских неудач, не взирая на наличие у меня лучших, чем у Ирины природных данных.

Помимо Иры, к нам в группу пришли две выпускницы института им. Герцена,  только что отработавшие в школе свои положенные тогда три года - Аня - учитель математики и Таня - учитель  химии. Молодые и начитанные, они  представляли собой два противоположных типа учителя да и, вообще, характера. Таня умела и любила  слушать другого человека, непринужденно расспрашивала своего собеседника о нем самом, вызывая на откровенность, живо интересовалась его мнениями, охотно перенимала  чужой  опыт. Разговаривать с ней было легко и приятно. Ее бывшие ученики не раз  бывали  у  нее  дома и делились  с ней своими проблемами,  а Таня бурно переживала за них и активно вмешивалась в  их личную жизнь, пыталась наставить их на путь истинный.

    Аня, умная и уверенная в  себе, в отличие от Тани, знала свой предмет лучше Тани и четче давала необходимый материал. Больше всего внимания она уделяла именно ему, а не личным контактам с учениками, в их душу она не лезла, с отстающими не воевала и когда этого не просили, своей дружбы и участия не  предлагала. Подобный, тип учителя всегда устраивал меня. Дружба с учителями, со взрослыми да и, вообще, со своими наставниками  меня не прельщала, наоборот, только сковывала. Учитель должен учить и быть примером поведения дружить я могу только с равными.
    
    Самой старшей в нашей  группе была  Аля,  незамужняя и бездетная женщина тридцати восьми лет, в прошлом - известная спортсменка, мастером спорта по прыжкам в высоту, которая часто выезжала за рубеж и завоевывала высокие награды в соревнованиях. Вероятно, она когда-то действительно была умной и преуспевающей, но ныне этого не чувствовалось. Отсутствие семьи, одинокая жизнь с больной матерью и болезненное падение с высот прежних, ярких жизненных впечатлений в обыденность не могли не сказаться на ее характере: она была неуравновешенна, обидчива и имела завышенное мнение о себе, как о классном специалисте. Так человек, некогда красивый, молодой и заметный, никак не может осознать, что прежняя его привлекательность уже утеряна, знания, полученные много лет назад, забыты и устарели, а прежняя уверенность в своем отточенном интеллекте уже не находит должного подтверждения. Алю мне было безумно жаль. Все или многие из нас могут рано или поздно оказаться в ее положении.

    Еще одна выпускница ЛГУ и член нашего коллектива– Галя мне поначалу искренне нравилась. Жила она с мужем и дочерью без родителей и практически все умела делать сама -и шила, и вкусно готовила. Еще она легко и непринужденно заводила и растила детей,  оставаясь на вид маленькой и очень хрупкой девушкой: на улице троих ее детей часто принимали за ее сестер и братьев. Постепенно мое отношение к Гале начало меняться. Эта шустрая, некоренная ленинградка очень уж настырно и хитроумно пробивала себе жилую площадь за счет покупок и обменов жилплощади, рождения третьего ребенка и даже совершения фиктивного развода со своим мужем. Возможно, тогда только так и можно было решить свои жилищные трудности, но делалось это ей как-то слишком трезво и расчетливо, не интеллигентно, отчего и  раздражало меня.

   Другим вариантом самоотверженной матери была наша Марина. Она тоже, практически одна везла на себе своего мужа-художника и двух сыновей, содержала в порядке и обихаживала дом и, как лошадь, вкалывала на работе. Ее муж - безумно талантливый человек, оказался совершенно не приспособленным к жизни, заработки у него были случайные и небольшие. Несмотря  на  руки  прекрасного  реставратора, он так и не смог получить диплом для устройства на постоянную работу, но и не находил времени для ремонта квартиры. И дача, и дети, и заработки, все лежало на плечах  Марины. Зажатая в тиски обстоятельств, та крутилась, как могла, и при этом была у нас в коллективе очень толковым и работоспособным инженером.

    Все мы, женщины новой группы сдружились на удивление быстро. Вместе пили чай на работе, вместе отмечали  праздники и делились друг с другом своими проблемами. Новые друзья, впечатления и работа по новой теме мне нравились, я не жалела о расставании с АСУ.