Эхо эха оборванных слов

Пусть вспыхивают и сгорают дни,
пусть разговоры задыхаются паузами,
и за новым выпитым бокалом
начитывается мудрость
расхожих житейских истин
на каждый день:

 наукой,
делами
и общественной жизнью.

Пусть все это кипит на телеэкране,
весь этот жалкий суррогат,
ведь уровень тех,
кто вроде бы лицедействует,
непередаваемо низкий,
и вполне соответствует тем,
для кого все эти шоу.

Пусть и дальше 
вырождаются и профанируются
разного рода игры
(как двигатель развития,
источник удовольствия,
а шире - основа культуры,
и пусть все окончательно превратится
в мутное утро после трехдневной оргии).

Всех уже давно,
еще в позапрошлой жизни,
заебали такие понятия
как "симулякр" и "гиперреальность",
и я с этим согласен,
с таким темпом вращения вокруг своей оси
давно пора найти новые
модные и близкие всем термины.

Но пока не появились
модные слова и цветная картинка,
которую было бы славно натянуть на глаза,
мы ждем не дождемся
следующих авторитетных Жана и Мишеля
(до меня пока не дошли крики преклонения
перед новыми звездами,
хотя, по меньшей мере,
культура должна быть давно на сносях).

Надеюсь, я не проебал ничего важного?

А пока я жду,
застыл в нетерпении.

Также когда-то,
в восьмидесятых,
я выходил ночью на улицу,
силясь увидеть в звездном небе
комету Галлея
(тогда в небе было много звезд).

Абстракция и надежда,
сублимация и избыточный вес,
ремиссия и зависимость,
спазмы и атараксия,
бесконечность и потребление,
алкоголь и прогресс,
между этими крайностями,
по струне,
протянутой сквозь небо,
 спешит канатоходец.

Спешит,
стимулируя иммунитет,
стараясь не соскочить.
Балансирует.
Он идет,
а вокруг гремит и грохочет
музыкальными клипами
и рекламными роликами
война,
война без перерыва,
выходных и праздников.
Война,
цена которой - синдром
преждевременного
старения
и инфантилизм.

И когда,
очень редко,
ведь все происходит в вакууме,
в вакууме,
закомуфлированном и задрапированном,
во все ответствуя выебанном и вылизанном,
стерилизованном до блеска
и до зеркальной поверхности.

Так вот,
когда реже редкого
прорывается сквозь бескрайнюю тишину
эхо эха оборванных слов,
не разобрать ни слога - появляется лишь беспокойство
и страстное желание поменять местами
элементы конструктора,
не задаваясь вопросом о том,
кто его создал
и с какой, может быть, целью.