Сверчок
Наконец всё стихало, и сверчок ждал самого главного. Эти шаги он мог отличить от всех остальных. Они были особенные: по движению – медленные, по тяжести – грузно ступающие почти всегда с носка на пятку, по количеству, имеющие ещё пару деревянных костылей, которые могли то параллельно с шагами двигаться, то вдруг прислониться к стене, или послушно и неподвижно лечь на пол, как- будто желая отдохнуть.
Сверчок выходил из-за печи и ждал утренней прогулки. Он знал, что эти шаги его никогда не обидят. Сам чёрного цвета, с длинными всё время двигающимися усами, туловище, отливающее панцирной бронёй. У него была сломана лапка и, двигаясь на трёх, старался избегать всего быстродвигающегося и неожиданного.
Сверчок знал, что нужно и этим, скорее всего, больным ногам.
Набиралась вода в алюминиевое ведро, ставилась крашеная белая табуретка, появлялась деревянная швабра с тряпкой и начиналась влажная уборка комнат.
Сверчок с трудом преодолевал порог. Эта коричневая скалистая гора была неправильной геометрической формы, похожа на трапецию или половину шестиугольника. Здоровому преодолеть скользкий гладкий порог проблем не было, но при подъёме больная лапка отказывалась подчиняться и ставила всех остальных под угрозу срыва вниз к подъёмной точке. В центре порога сверчок переводил дыхание и уже уверенно, держась ближе к косяку, съезжал, как с горки, остаток высоты.
Он направлялся в самую дальнюю маленькую спальню. Сверчок знал, что шаги пойдут сначала туда. Придя первым, нащупывал длинными усами узенькую знакомую безопасную щель между стеной и плинтусом и забирался туда до конца уборки. Переходить в большую светлую залу можно было не спеша, деревянная табуретка должна переставляться не меньше десяти раз. Сверчок потихоньку вдоль плинтусов начинал идти в следующую комнату, где излюбленное его место – ножка письменного стола. Прихожую он не любил. Маленькая тесная, развернуться негде, просто ковылял мимо дубовых ножек трельяжа дальше. Коридор сверчку нравился за тёплое и уютное место между плинтусом и отоплением. Здесь уборка длилась долго и сверчок, утомлённый движением по дому, мог немного вздремнуть.
Во всех комнатах сверчок двигался, не боясь и не опасаясь быть не увиденным или вдруг нечаянно обиженным. Эти тяжёлые ноги не могли его обидеть. Это он знал точно. Они были больные, как и сверчок, двигались осторожно, потихоньку, боясь неудачно оступиться, или упасть. Отдыхали ноги, когда садились на табуретку, затем снова отправлялись в движение.
Сверчок мог сказать, что происходит в каждой комнате. Сначала появлялась табуретка, затем шаги с костылями, ведро с водой, швабра с тряпкой. Всё это двигалось: мело, чистило, мыло, вытирало. Затихало. Перемещалось в другую комнату и повторялось в том же порядке.
Сверчок иногда прыгал рядом с тряпкой на швабре, останавливаясь, ждал, когда тряпка слегка подтолкнёт его, прокатывался на ней, как на качели, и, устав, уходил в сторону, давая полную свободу действий попутчице. Бывало, задумавшись, сверчок вдруг чувствовал лёгкий толчок костыля. Дескать – не зевай. Двигайся! А нет – уступи дорогу. Тогда ничего не оставалось, как плестись в хвосте уборочной работы.
Часто устав, сверчок оставался в одной из комнат, чтобы потом под ночным покровом дойти до печной щели и исполнять свои скрипичные мелодии. Сначала это было похоже на первые робкие неуверенные уроки ученика. Перебирался весь нотный ряд, пробовалась каждая струна на чистоту звука, затем как бы прислушиваясь к состоянию и настроению души, начинала звучать тихая спокойная или грустная печальная мелодия. Она набирала силу с каждым аккордом, заполняла собой всю комнату, дом, двор и окутывала ночь неповторимой и чарующей музыкой.
Однажды больные ноги с костылями не отправились на утреннюю прогулку. Сверчок ждал, но солнце сменилось луной, а никого не было.
Через некоторое время не стало слышно пенья сверчка, и сам он пропал.
Фото автора
Свидетельство о публикации №213012900971