15. 01. 01 Алекс Цвик Записной профессионал

   С лицом, напоминающим вездесущего зверька, он одновременно мог быть везде - членом любого бюро, заседателем в любом президиуме, состоять при руководстве любого калибра.
   Нет, не быть в близких отношениях, но состоять. Ну, как бы стоять рядом, на расстоянии просьбы подать папку или придвинуть стул, на худой конец – разлить. В любом ВУЗе постоянно развивающейся страны он значился в руководстве профсоюзами - и студенческом и преподавательском одновременно. Пролез в актив трёх общежитий. Заведовал сектором "Совета молодых специалистов" /ни одна спецслужба не знает, что скрывалось за этими словами, так же, как и не знает результатов их созидательного труда/. Его подпись стояла, хоть и последней, во всех рекомендациях по распределению и выдаче острожеланных, бесплатных путёвок. На временных кумачовых трибунах можно было часто видеть его вспотевшие вихры. Он был гибок и никогда не страдал приступами редикулита или забывчивостью. В этом направлении он был гордо одинок. Чужие высказывания, а также реплики присутствовавших он мог цитировать устно или письменно даже по прошествии года. Ну, а телефоны, адреса, привычки, внешний облик встречавшихся хоть на минуту людей хранил вечно в потаенных уголках воспаленного подозрительностью мозга. Любил шокировать незнакомых, почти посторонних людей неожиданными эпизодами из их же биографий.
Скажем, на перерыве между заседаниями научного коллоквиума, он мог громко спросить у проректора по хозчасти: "Поздравляю Вас, Аркадий Ильич, с квартирой для дочери! Вы прекрасный отец!" После таких слов проректор по два, три раза прикладывался к валидолу, так как квартира из вузовского фонда втихаря и не за спасибо была приобретена через замминистра, которому пришлось уступить свою любимую, вторую, неболь-шую двухэтаэжную бревенчатую дачку. Кстати, после такой краткой, но при-цельно точной оценки отцовских чувств, валидол, но уже дома, глотали и двое других - секретарь парткома с красивыми ногами и недомерок ректор, орденоносец, 16-летний участник в очень местном бывшем партизанском движении.
   Без нашего доброго знакомого не проходили ни выезды на картошку и целину, ни заготовка капусты в холодный октябрьско-ноябрьский период. Ну, а что касается, сами понимаете, поездок на длинные международные рас-стояния, то его тихое слово, или чесночный шепоток были равносильны скрежету засов на внешней двери большого социалистического общежития. Он с опозданием, но прибегал на все юбилеи, никогда не путая ни дат рождения, ни годин кончины. Подарки же были всё время одинаковые и покупались, по его словам, в одном и том же магазине, недалеко от своего места работы, кстати, на протяжении нескольких лет за одну и ту же цену. То ли он их оптом заранее купил, зная наперёд все семейные праздники в институте, то ли они где-то лежали, дожидаясь очередного клиента. Были они странными, эти подарки. Всё больше дешёвые наручные часы, будильники, книги о жизни партийных деятелей, сувениры - силуэт Дворца сьездов, кусок стены Брестской крепости, медальоны с профилями Основателей, летчиков-космонавтов.
   Оставшись не то по своей воле, не то по указу других в родном ВУЗе, он быстро защитил диссертацию и стал вхож в узкий мирок кичливой профессуры. Преподавать он не мог из-за незнания предмета преподавания и поэтому был назначен завметодкабинетом. Глупые студенты за день до сессии пробовали иногда узнать, какая такая в нём методика, но далее здоровенной методистки с выправкой армейского старшины их не пускали. Профессура после случая с проректором по хозчасти /был уволен с условным партийно-временным выговором на такую же должность, но в строительное училище/ начала первой здороваться с растущим методистом и на учёном Совете единогласно проголосовала за нового кандидата на докторскую. Тематическую литературу ректор вызвался подобрать сам, так как прошли слухи о его возможном уходе на почётную пенсию.
   По просьбе товарищей наш герой стал пописывать статейки по литературе и по национальным особенностям. В результате неожиданно для себя был принят на закрытом голосовании в члены Союза писателей.
   Поставив свою молодую жену на пути любвеобильных интересов стареющего ректора, он уже всерьёз примеривался к его креслу. Круг за-мыкался, нужно было придумывать новый виток.
   К несчастью приближалась вторая половина 90-ых годов 20-го столетия.
По инерции он ещё пытался кого-то осадить, перекрыть кислород, остановить движение вверх, заставить сжаться от намёка на свои связи. Хотелось сделать ещё многое полезное в этом направлении, но в своём усердии запрограммированный мозг уже не вмещал разнообразия происходящего, не видел и не хотел видеть глобальных сдвигов в мировоззрении людей. Нарастало раздражение... Старые и глубоко спрятанные в голове номера телефонов отвечали первое время вяло, затем бывшие знакомые стали вообще пропадать. Однажды телефонная трубка заговорила другим голосом и довольно грубо. Его перестали узнавать. Вскоре начал замечать неприятные странности вокруг себя - ВАК отстранил докторскую, из ОВИРа не вернули МИДовский паспорт /его гордость и козырную карту/, впервые не вошел в комиссию по организации международной выставки и главное, не получил оттуда ежегодного поздравления и подарка. Однажды, выходя из подьезда, заметил в скверике двух красномордых типов и столкнулся с ними же нос к носу назавтра, но уже возле министерства.
"Ааа... - радостно догадался он, - проверяют! Не всё потеряно! Начался новый виток особой русской демократии! Значит и его огромный опыт тайной работы с людьми и против них ещё пригодится!"
Кряхтя в старом кресле 60-ых годов, он потянулся к полке и достал из-под словаря Ушакова старый блокнот, оставленный на память о той, первой встрече с этими людьми, сыгравшими в его жизни такую странную и особую роль. Найдя номер, прикинул, что сейчас этот человек с известной в республике фамилией должен быть только на генеральской должности, так как начинал тоже с комсомола.
"Нет, нет, звоню уже не вам, - и твердо добавил, - мне приемную Соколова. Он только что звонил мне, а телефона я не записал", - блестяще сымпрови-зировал он.
"Слушаю вас внимательно, Иннокентий Игнатьевич", - раздалось в трубке.
Морщины распрямились, улыбка осветила его лицо: "Думаю, Вам нужны ещё профессионалы?"
Секундная пауза: "Приходите сейчас в старый адрес, коньячку выпьем! Вы, я слышал, ещё пописываете? Тогда для Вас работы непочатый край!"
Морщинистая рука железной хваткой зажала уже замолчавшую трубку. Охотничий инстинкт овладел им.
"Кто ищет, тот найдёт, даже в новых исторических условиях!“   
   Профессиональная избирательность подсказала: “Подчитать перед встречей кое-что по национализму нужно. Ну, а докторскую сейчас непремен-
но подпишут!"