Дождь

Такое короткое, такое ёмкое и такое грустное слово.
Иначе почему во всех книгах и фильмах, да и в реальной жизни, грусть разливается по миру только во время дождя?
То-то же. В дождь надо сидеть дома, читать беллетристику и пить чай с шоколадками.
А я бреду по пустынной улице. И не хочется ни чая, ни шоколадок. Хочется две вещи: вернуться на пять лет назад или сдохнуть. Лучше, наверное, сдохнуть.
Чтобы сделать мир чище.
Зачем миру такое ничтожество, как я?
Если бы я писал свою автобиографию, я бы посвятил целую главу своим профессиям. Бывший грузчик, бывший программист, бывший преподаватель, бывший водитель, бывший автомеханик, бывший бизнесмен... Везде бывший.
А в настоящем я — промокший насквозь безработный бродяга, ненавидящий весь мир.
Нет, люди хорошие. Почти все.
А мир — говно.
Ибо жить честно — невозможно.
Я вот попробовал. Не получилось.
И теперь я вяло топаю куда глаза глядят. Вперёд. Третий месяц в кармане ни гроша. Да и карманов нет. Третий день без еды. Забавное совпадение цифр.
Или чисел?
А, без разницы. Всё одно сове хуже.
Это поговорка такая. Моя любимая.
Что, перескакиваю с темы на тему? Такой образ мышления сложился. Привычка.
Я поднял глаза в небо, подставил лицо ледяным струям ночного дождя.
Небо ответило мрачным отблеском молнии и радиальными полосами-путями капель воды.
— Что дальше? — вслух спросил я у неба.
Небо молчало. Ну и ладно. Мы не гордые.
Я обогнул разбитый фонарь и уселся на ободранную лавочку, посмотрел на окна дома напротив.
Окна светились через три: несмотря на глубокую ночь, некоторые люди не спали. Наверное, смотрят фильмы или ужинают, распахнув окно и слушая ночную тишину мегаполиса с восьмого этажа.
Я тоже любил так делать. Правда, слушал из своего кабинета на втором этаже лучшего бизнес-центра России. А теперь довольствуюсь прямым контактом с источником ночной тишины.
Хотя тишина прерывается ровным шорохом дождя.
Ну и ладно. Мы не гордые.
Я сжал и разжал кулаки, разминая пальцы и хрустя суставами. Встал и побрёл дальше, уперевшись взглядом в медленно плывущую навстречу дорогу. Вышел на проезжую часть. Пунктир разметки полз мимо, равномерно подсовывая то грязно-белые полосы, то тёмный асфальт.
Он похож на мою жизнь. То светлые полосы, то бесполосье. Иногда разметка становится сплошной, иногда даже раздваивается. Иногда пунктир другой: длинные белые полосы и короткие промежутки между ними. Иногда короткие полосы и короткие промежутки.
А иногда разметка исчезает, когда заканчивается дорога и начинается направление.
Как сейчас.
Ноги мгновенно стали грязными, когда я сошёл на просёлочную дорогу. Впереди была длинная ночь и неизвестно сколько километров пути.
Если выбора нет и выбор бесконечно большой, то это одно и то же. Что совой о пень, что пнём о сову...
И не интересен никому выбор такой тли, как я. Выбрал и ладно, чего трубить об этом на всю Ивановскую.
Я не чувствовал ровным счётом ничего. Мысли ползли вялые, как слизни. Со временем даже перестал слышать шелест дождя, а о холоде и не вспоминал. В какой-то момент я перестал различать дорогу перед собой, затем промелькнула картина: грязная трава, моя искусанная рука с обломанным ногтем, лужица воды и смятая, измокшая пачка из-под сигарет. И темнота.

Тепло, солнышко светит, кошка под рукой мурчит...
Кошка?
Я подхватился на кровати, испугав Шеуру. Шеура — наша кошка.
Повертел головой, постепенно узнавая родную спальню. В окно ярко светило солнце, кошка внимательно смотрела на меня с подоконника. За окном цвела вишня. В приоткрытой двери промелькнула ослепительной красоты фигурка, раздался такой знакомый и любимый женский голос:
— Соня, вставай, сегодня открываем новый ресторан. Ты должен выглядеть человеком, чтоб перерезать красную ленточку! Ленточка ждё-ё-ёт тебя-я-я-я...
Я облегчённо вздохнул. Дорога и дождь — это всего лишь сон.
Дождь...