17. 03. 98 Алекс Цвик Революционер

   Он нагнулся, чтобы достать некстати упавший, только что поджаренный тост и, распрямляясь, сильно ударился головой о выступавшую полку с немытой посудой. Посуда с грохотом, весело разваливаясь на фаянсовые куски, покатилась под стол...
   От боли и своей постоянной неловкости он взвыл, как воют шакалы в пустыне перед последней битвой со львом. Он сжал до бела свои немощные кулачки, напрягся весь, словно хотел взлететь, приподнятся над своим серым существованием, над своими слабостями и полным отсутствием собственного "Я".
   Всё! Хватит! Пора начинать! Всю жизнь сгибался перед другими, молчал перед шефом, покорно терпел издевательства и оскорбления, а теперь...
Пойду и скажу, всем скажу, в лицо! Особенно ему, этой жирной харе с глазами пресытившегося бегемота.
- Раньше делал, по-другому не мог. Сейчас не буду, начну по-новому и сам! А не то !
   Взгляд выхватил из узкого прямоугольника давно нечищенного зеркала вертикально стоящую фигуру небольшого роста с чуть отвисшим брюшком. Глаза на круглом, бледном от волнения лице горели диким пламенем, руки уже были сложены на груди, из-под серых мятых брюк торчали пальцы босых ног.
   С чувством победы над собой и предвкушением долгожданной картины полного унижения шефа перед всеми, он погрузился в сладкую дрёму грядущего отмщения.
   Малые неприятности и препятствия начались с утра.
Будильник не зазвонил - он забыл его завести. Газовую плиту разжечь было нечем - он не курил. Пришлось одеть мятую рубашку /уже два месяца ремонтировал неисправную розетку/ и трёхнедельные носки.
   Быстрый завтрак состоялся из ледяного молока и чёрствой краюшки хлеба, которой он поскрёб по замёрзшему маслу.
   Однако цель и железная воля не давали расслабляться и, громко треснув дверью, он вылетел на улицу.
   В маршрутном автобусе, сдавленный со всех сторон так, что ноги висели в воздухе, а его портфель совершал самостоятельную поездку в двух метрах от хозяина, он не переставал думать о предстоящем Аустерлице и лихорадочно вводил всё новые и новые войска в намеченный прорыв своей инертности, слабоволия и лени. Его нос находился под благоухающей подмышкой какого-то небритого типа, но это только добавляло решимости бороться за справедливость в любых условиях.
   Осталось совсем мало - показались стены родного учреждения.
Выпятив грудь, мёртвой хваткой держа портфель в запотевшей ладони, он направился в конец коридора, откуда доносился слабый аромат кофе с крепким коньячным душком.
- Ты куда? - рявкнул за спиной знакомый сипатый голос и, грубо назвав его по фамилии, продолжил, - регламента работы за десять лет не изучил, растяпа! Всю жизнь нихрена не делаешь, иди убери в комнате отдыха, да сгоняй потом за красненьким! День к отпуску в феврале получишь.
Голос пропал. Наступила деятельная тишина.
- Хорошо, конец февральского отпуска падает на четверг, а тут добавка - целых три дня, - анализировал его бухгалтерский ум, цепко уцепившись за спасительное предложение.
   Революция за неимением средств откладывалась.