Капуста, яблоки, морковь. и немного соли

Началось всё с того, что ближе к зиме в дом внесли несколько огромных капустных вилков. Внесли и сказали: солить.
Оказывается, бывает такое время, когда капуста идёт легкая, сочная. Взрослые, они всё знают.

Белые разлапистые листья лохматились и рвались из квадратной прорези авосек наружу. Холодные на ощупь, в домашнем тепле они сразу покрылись росой. Мелкие прозрачные бисеринки, если осторожно дотронуться до них пальчиком, сбегали к своим соседкам. А те, не выдержав тяжести и увлекая следующих, катились тонкой неровной струйкой дальше. Именно так, в баловстве, у капусты появлялись новые временные прожилки. Но кратковременно волшебство...

Кочаны отнесли на закрытую веранду.

   — Пусть околачиваются там. До воскресенья, — весело произнес папа.
   — Как?! А солить?.. — разочарованно заканючила дочка.
   — Вот тебе раз... Кто же в спешке этим занимается?
   — А как надо?
   — Ну как, — папа задумался, а затем улыбнулся, — с чувством, с толком, с расстановкой надо.
   — А-а-а-а-а...
   — Вот тебе и «а», — он осторожно пристукнул пальцем по маленькому любопытному носу.
   — А мы со мной солить будем?
   — А как же! Ты же мой первый помощник.

Когда чего-то ждешь особенно, дождаться практически невозможно. Любопытный нос не раз прижимался к стеклу, контролируя, как там на веранде ведут себя «капусты».
   — Они не испортятся? — то и дело раздавалось волнительное.
   — Что ты! Капуста может всю зиму храниться и ничего ей не будет.
   — Но, мы же в воскресенье собирались... — опасливое уточнение.
   — Да, разумеется. Вот только проснемся ли мы с тобой пораньше?
   — Проснемся! — ответ уверенный, с определенным довольством в голосе.

А вот и воскресное утро. Папа коснулся плеча.
...Кто бы мог подумать, что так трудно будет вставать...
Недовольно выбравшись из-под теплого одеяла, путаясь в длинной ночной рубашке, она с неохотой пошла на кухню.
   — Па, рано как... Все же еще спят... Чего мы встали?
   — Вот тебе раз! А капусту солить кто собирался?
   — ...я... — отметила недовольная мордашка. — Холодная она какая... — едва коснувшись одного из листов, девочка вся скорчилась, запрятала руку за спину и стояла теперь безучастно. Как же хотелось вернуться в постельку... Но и уйти неловко...
   — И хорошо! Витамины из неё сейчас так и запрыгают! — папа, не замечая её настроения, в прекрасном расположении духа натачивал большой нож.
   — Как это запрыгают? — недоуменно, но с пробуждающимся интересом переспросила дочка.
   — А вот сейчас увидишь, — он довольно улыбнулся. — Смотри, для начала нужно как следует протереть стол.
Папа до такой чистоты довел клеенчатую скатерть, что на нее даже боязно было смотреть.
   — Па, она даже новой такой красивой не была. Как ты это сделал? Блестит...
   — Мокрой тряпкой.
   — ...а-а-а-а... Вот этой? — с сомнением спросила дочка. — А почему у меня никогда так не получается?
   — У тебя, у тебя... Так, некогда рассусоливать. Давай, уже начинаем. Смотри, берем доску и теперь тонко-тонко шинкуем капусту. Вообще-то, самую лучшую капусту молокане делают. Дружно этот народ живет. Селом собираются, и сегодня к одним идут помогать, завтра к другим... В Сибири так пельмени лепят, мешками.
Рассказывая, папа так мастерски орудовал ножом, что некто заслушавшийся даже не успел глазом моргнуть, как кочан превратился в пушистую горку тонкой соломки.
   — Ох ты! — не сдержала восхищения дочка. — А я так смогу?
   — Конечно сможешь.
   — А когда?
   — Да прямо сейчас. Берем другой кочан... Так, забирайся на стул, — он вручил дочке нож, уложил его как следует в её ладошке и, накрыв своей большой шершавой ладонью, они принялись «шинковать».
Уже на втором разрезе, она стеснительно выпустила нож и увернулась.
   — Трудно... Давай, я лучше в первый раз смотреть буду. И капусту есть.
   — Давай, — папа, как обычно, вошел в положение, а в глазах, разумеется, заиграли веселые искорки.

Помощница вовсю хрустела капустой и радовалась, как быстро спорится работа. Если со стороны смотреть — всё так легко почему-то...

Скоро весь стол был в красиво нашинкованной белой стружке.

   — Так, а теперь самое главное.
   — Что самое главное? — не утерпела, спросила.
   — Яблочки и морковка! Запоминай, яблоки надо брать зеленого сорта, кисленькие, и выкладывать их между капустными слоями. А сейчас на крупной терке натрем морковь. Две-три, не больше.

Дочка хоть мало что понимала, но старательно пыталась запомнить весь процесс. Папа тем временем почистил морковь, натер ее прямо на капустную стружку и взялся за яблоки. Их он поделил надвое, выковырнул сердцевину.

   — Кожуру снимать не нужно. В ней самое ценное, поняла?
   Дочка послушно кивнула.
   — Такие моченые яблочки получатся, пальчики оближешь или язык проглотишь! Так ладно... А вот теперь мне понадобится твоя помощь! А то мне без тебя никак не обойтись. Готова?
   — Да, — реакция неуверенная, но готовная. «Резать же больше не надо вроде...» — А что мне делать?
   — Будем жамкать.

Слово удивило. Вопрос так и рвался наружу, но папа своими действиями опередил любопытство. Он еще выше подтянул закатанные рукава рубашки, набрал добрую щепоть крупной соли, равномерно рассыпал её по капусте и принялся жамкать, уминая всё большие и большие холмики. Под его руками капуста сжималась и брызгала соком.

   — Подключайся, подключайся, — лукаво подмигнул он дочке.
Вот это занятие ей понравилось!
   — Мама же так тесто месит, а мы капусту, — и она рассмеялась звонко такому смешному совпадению.
   — В этом деле главное не перестараться. Видишь, сколько сока получилось... Еще немного, и заканчиваем.
   — Как заканчиваем?.. — она ведь только вошла во вкус.
   — Ну ладно, ладно вешать нос... Хочешь, еще немного помни... — а сам тем временем поставил на стул белое эмалированное ведро и полными горстями принялся укладывать капусту, утрамбовывая, уминая костяшками пальцев.
Действительно получились слои, между которыми они аккуратно уложили яблоки.
   — Посмотри, вот до этой отметки, выше не нужно.
   — А почему?
   — А потому, что выделится сок. И если переборщим, то он потечет на пол. Дадут нам потом жару!
Они понимающе переглянулись и заулыбались, потому что оба знали о ком идет речь.

   — Па, а я стишок придумала!
   — Стишок? Ну-ка, ну-ка, давай послушаем.
   — Хрусткая капусточка, яблочки моченые. Стала ты соленая в беленьком ведерочке!
   — Ты же моя выдумщица великая! Только капуста не соленая, а квашеная.
   — Квашеная?.. Говорили солить... Теперь что: Стала ты квашеная в беленьком ведерочке? Не подходит же!
   — Да...не в рифму. Мама бы сейчас сказала: «Мы такому рифмачу...», — но отчего-то запнулся, не продолжил дальше.
Не заметил он так же того, что без устали всё утро изъяснялся новыми словами. И как напряженно теперь морщится маленький лоб, в попытке разобраться, что там было к чему...

   — Учись, дочка. Вот не будет меня, — папа накрыл плотно утрамбованную капусту белой марлей, прижал тарелкой, пока не проступил сок, и придавил грузом, — вспоминать будешь, как мы это делали... Вот какие мы с тобой молодцы! Теперь пусть с недельку постоит в прохладе. Ох, и руки жжёт эта соль...

Действительно, кожа до локтей покрылась мелкими красными пупырышками.

   — Погоди. Погоди. Как это тебя не будет? — опешила дочка, невольно расчесывая и свои руки тоже. Но они её пока не беспокоили так, как взволновала оброненная будто невзначай фраза.
   — Ну как... Как всех людей когда-то не становится...

Она смотрела на него во все глаза, напрочь отказываясь верить, что такое вообще возможно.

   «Да! Конечно! Такого не может быть никогда! Ни-ког-да!»

   — Папочка, - сказала она умиленно. — Ты у меня всегда будешь! — и крепко вжалась лицом в его живот.
Рубашка же, и так сырая от капустного сока, стала, правда, чуть мокрее.

Через неделю домашние пробовали их капусту. А когда одобрительно ею захрустели, двое работников удовлетворенно выдохнули.
Папа же сказал следующее:
   — Ну, у меня такая помощница была, — не удивительно, что всё в этот раз так вкусно получилось!

Надо ли говорить, какие от этих простых слов взрывались салюты в чьих-то тёмно-коричневых глазах...