Жизнь и приключения Петьки русанова. Часть 2

Уколовшись первые, его чуть не стошнило, потом он ни как не мог найти общий язык со своим вестибулярным аппаратом, и на трибуне, во время матча, с обеих сторон его поддерживали друзья, не давая упасть. Но после матча, Петька почувствовал такой прилив сил, что готов был одной рукой опрокинуть весь мир, уж не говоря о каких-то там «Фанах» противоборствующей команды. Они всей толпой что-то кричали, куда-то бежали, за кем-то гнались... И вот, тут! Стоп! Именно в тот момент, в его руке и оказалась эта проклятая труба. Петька смутно помнит перекошенные рты то ли своих ребят, то ли их противников. Он не чувствовал ни ударов, не выбитых у себя зубов. Чувствовал только, что он, Петька, сегодня царь, нет, даже не царь – он Бог! И только ему позволено вершить судьбы любого из его рабов, которыми являлись все, кого он видел в ту минуту. Вместе с друзьями, хохоча и выкрикивая что-то непристойное, он громил ларьки, бил витрины и переворачивал машины, попавшиеся ему на пути. Петька хорошо помнит ярость, обуявшую его в тот момент, ярость не признающую ни каких человеческих границ – кто посмел перечить ему, оскорблять его друзей, его любимую команду? Где-то глубоко внутри, он вдруг ощутил охватившее его невообразимое удовольствие от предчувствия, что именно сегодня, сейчас, должно свершиться нечто великое, неподдающееся ни какому описанию действо, ради которого он и был рождён на этой грешной и прекрасной планете, под названием – Земля! И тут эта труба...
Он очень хорошо запомнил момент, когда со всей силы ударил этой трубой парнишку по голове, за которым они с Дэном долго гнались. 
И тут же раздался этот противный, глухой звук...
Петька увидел, как после его удара, парень остановился и обернувшись, посмотрел на него с таким спокойным удивлением, но такой внутренней болью, что  моментально отрезвил, привёл в чувство, отпечатавшись в памяти так, что теперь, даже умирая, Петька не забудет этот взгляд. Взгляд, по сути уже мёртвого, но ещё стоявшего на ногах человека, который был таким же, как Петька фанатом, только другой команды.
А ведь вполне могло случиться так, что эта проклятая труба могла оказаться в руках не Петьки, а того самого парнишки, и матч мог быть выигранным не противной стороной, а командой Петра. И также могло случиться, что эта проклятая труба могла оказаться в руке не у Петьки, а того парня. И тогда уже не мать парня, а его, Петьки, оплакивала бы своего сыночка и проклинала убийцу, всех фанатов и футбол в том числе. Хотя по большому счёту, уж он-то, Футбол, здесь был бы совершенно не причём.

Кто только придумал эти проклятые шприцы, «экстези» и «крокодилы», думал Петька. И не замечая, что слёзы сами текут из его глаз, смотрел на проплывающие за окном пейзажи, но не видел ничего из того, что творилось там, за окном вагона. 
«Матрос Русанов!» Вдруг донеслось до его сознания. Сколько можно кричать тебя, матрос Русанов! Я! Выкрикнул, опомнившись Петька,
торопливо стирая мокроту с лица. Ты что, уснул? Спросил его старшина первой статьи, приехавший за новобранцами. Так точно! Ответил Петька. Ну, ладно, раз так. Вставай, иди получать сухой паёк у мичмана. Это там, в конце вагона. И бравый матрос, махнув рукой в сторону, где происходила раздача провианта, быстро прошел в следующее купе, где тоже отчитал за что-то другого нерадивого призывника. Петька, тряхнув головой, словно отгоняя от себя приснившийся страшный кошмар, улыбнувшись чему-то, спустился со своей полки и направился в указанном, матросом, направлении.
Так, так, салага, ты кто у нас будешь? Спросил стареющий мичман
у Петьки, глядя в свою тетрадку. Ага, значит - Русанов, Пётр
Русанов. Держи. И мичман достал из открытого сиденья, небольшой
целлофановый пакет с неизвестным для Петьки содержимым под названием – «сухпай», и передал его новичку. Постой-ка, постой, тут же он окликнул уходящего Петьку. Это случаем, не ты ли тот музыкант, что особо отмечен у меня в документах? Наверно, ответил Петька, пожав плечами. На скрипке, ты играешь? Пытливо глядя в глаза Петру, спросил мичман. Я, ответил растерявшийся Петька. Значится, это ты победитель какого-то там, серьёзного конкурса? Ну, да – ответил, совсем смутившись, Петька. Не – ну, да, а так точно, товарищ  мичман, строго одёрнул тот. Так точно товарищ мичман – это я, громко выкрикнул салага, вытянувшись в струнку перед начальником. Вот теперь – совсем другое дело, улыбнувшись в свои шикарные усы с проседью, промолвил тот. А что салага, «струмент» у тебя с собой, опять спросил мичман. Так точно, выкрикнул Петька во весь голос. Ну, уж так-то здесь ни к чему, довольно хмыкнул в усы старый служака. Ты вот что, Русанов, подобревшим голосом проговорил мичман, дорога у нас с тобой длинная, давай-ка сыграй нам что-нибудь. Что, прямо здесь? Спросил удивлённый Петька. А что, тебе непременно зал концертный подавай, а так не могёшь что ли? Спросил мичман. Почему именно зал, смутился Петька, можно и здесь, только кто нынче скрипку слушать будет, вот если бы гитару, вот тогда...
Ты вот что, поменьше умничай салага, давай-ка, «струмент» в зубы и полный вперёд, так сказать. Есть, товарищ мичман. И Петька убежал за скрипкой, взятую неизвестно зачем с собой на службу. Играть Петьке совсем даже не хотелось, хотя, что тут ещё делать?
От разных мыслей, его голова так опухла, что казалось, сейчас треснет, как переспевший арбуз. Уж лучше и вправду наканифолить смычок и полный вперёд!
После первой же фразы Петька забыл про всё и про всех, кто его 
окружал когда-то и окружает сейчас. Он словно бы растворился в
звуках, несущихся из под смычка. О, Боже, если бы ему всегда могло быть так хорошо, то он ни когда бы не переставал играть,
что бы снова не погружаться в тот ужасный, страшный мир, что остался по ту сторону звуков.
Начиная с «чардаша» Монти, Петька без остановки перешел на концерт для скрипки, Вивальди – Ля Мажор, который он исполнил на том, международном молодёжном фестивале, где и взял за исполнение этого концерта - «Гран При». Так же, почти без паузы, Петька исполнил виртуозные вариации  «Маскарада» Паганини и уже хотел прейти к И.С.Баху, как услышал гром аплодисментов, несущийся со всех сторон и даже крики «браво» и «бис», чего он ни когда не слышал за всю свою, впрочем, не такую уж и большую концертную деятельность. Словно выныривая из своего небытия, Петька опустил потяжелевшую, вдруг, скрипку и увидел, что вагон буквально набит людьми, слушавшими его импровизированный концерт. Сейчас они восторженно отбивали себе ладони в его честь. Интересно, подумал Петька с грустью, как бы вы хлопали, если бы, вдруг, узнали всю правду обо мне? И горько усмехнулся своим невесёлым мыслям.