Мой дивный род. глава3, 3

Решали, как им дальше жить
И чем семью свою кормить.
Вновь у Луки родился сын,
Ему дал имя он «Васыль».
Василий – наш родной отец.
Присяжным будет не конец,
Ветвь от него родить лишь станет.
Пока на миг его оставим.
Три года жили хорошо:
Имели личное добро;
Лука трудился в меру сил,
Пшеницу сеял и косил;
Дровами с лета запасался,
Уже добротно одевался
И дети тоже подросли.
Деревья дружно все цвели,
Когда скончался Павел – дед,
За ним Семён ушёл вослед.
Брат Савва не женатым был,
Но работу он ходил;
Евдоха дома оставалась,
Да по хозяйству занималась.
Лука им крепко помогал,
От всяких бед оберегал,
Но вскоре взят был на войну,
Оставил дом, детей, жену,
Не убран с поля урожай…
«Ты без меня тут не рожай,
/Она четвёртого ждала,
В дорогу пироги пекла/,
Сама, смотри, не убирай,
Евдоху, Савву заставляй.
Я сам им строго накажу,
Что делать Савве покажу.
Ты без меня здесь не грусти,
Детишек наших береги».
Она в ответ ему кивала,
Не плакала и не рыдала,
Не висла на его плечах,
Как бабы некие в слезах,
Истошно крик свой издавали,
Проклятье чёрту посылали,
Что нарушает их покой,
Мужей уводит за собой;
Лишь только гладила его,
Молила Бога своего,
Чтоб он от пули отвернулся, 
Живым, здоровым в дом вернулся.
Все за село их проводили,
Вослед им долго голосили.
Детей Оксана обняла
И, молча, к дому повела.
Когда вернулася домой,
Над хатой вился дым густой,
Дубовый пол трещал, пылая,
К себе на шаг не подпуская.
Соседи, правда, помогли:
Всю хату, в общем-то, спасли,
Но в копоти она стояла,
Беду, как будто, предвещала.
К душе подкрался страх большой.
«Что станет с детками, со мной,
Коли война сюда нагрянет?
Она страдать всех нас заставит,-
Так думала, ложася спать,-
Хотя б мне рано не проспать».
За всё хваталась она рьяно,
Вставала очень, очень рано:
Варила, штопала, пекла,
Капусту на зиму секла,
Спешила урожай собрать,
Пшеницу на корню всю сжать,
В снопы связать, обмолотить
И чистой в закрома сложить.
Она спешила и старалась,
А осень быстро надвигалась.
 
В деревне эскадрон стоял,
Проходу девкам не давал.
А бабы с завистью следили,
Друг другу тайны разносили:
Где? Кто? Когда? И с кем стоял;
Кто ночку тёмную гулял;
Кто целовался на крыльце;
Кто спал обнявшийся в сенце.
Оксану время подгоняло,
Уж осень ей в лицо дышала
Запрягшись в воз, его тащила
Да сил наверно не хватило.
Воз стал тащить ее назад,
Со страшной силой с ног сшибать,
Улан увидел, подскочил,
Телегу в раз остановил;
 Помог до дому довезти,
Мешки наполнены снести;
Подправить колесо в телеге,
Да намекнуть ей о ночлеге.
Соседка мимо хаты шла,
Остановилась, не дыша,
Подслушала, да подсмотрела,
И тут же сплетня полетела:
«Муж – за порог, она, гляди,
Враз, кавалера заведи».
Уж кто чего не говорил;
 Что, дескать, ночью к ней ходил,
Детей не зря её кормил
И шашни с нею заводил.
На самом деле же она
Кругом всё делала сама:
Картошку под дождём копала,
Да пепелище выгребала.
Зима суровая пришла,
Вокруг всё снегом замела,
Мороз неистово трещал
И о себе напоминал:
Болели ноги у неё.
Ломило тело всё её.
Снег нужно было разгребать,
Дровишек в сени натаскать,
Оббить замёрзшую криницу,
Поштопать старую спидныцю,
Да печку жарко натопить….
И так хотелось сильно пить,
Она нагнулась снега взять,
И видит: стала кровь стекать,
Да алым цветом снег марать,
И стала силы вмиг терять;
В глазах всё сразу потемнело
И очень сильно ныло тело.
Едва лишь в дом она вошла,
Подняться больше не смогла.
Так полежала две недели…
Шептали губы еле, еле:
«Евдоху попроси, позвать,
Хочу наказ последний дать», -
Она вдруг Анну попросила
И враз глаза навек закрыла.
Остались деточки одни,
Но были так ещё малы;
Три года было Васильку –
Такой не нужен никому
Шесть лет неполных –   Леониду
Так мал,  чтоб гнуть в работе спину;               
 И Анне – ровно восемь лет.
Весь помутился сразу свет.
Жена Мифодия взяла
С собою сразу Василька;
А Анну в няньки отдала,
Чтоб там кормилась и жила.
Лишь Леонид один остался,
От всех он прятался, скрывался.
Он на Оксану был похож;
Красивый, черненький, пригож.
Евдоха все ж его нашла,
В свой дом насильно отвела
Он так ужасно тосковал,
Сестру и брата к себе звал,
И мать все время называл,
На стук, на каждый выбегал.
А Дусе было двадцать лет
И пусто в хате, пищи нет.
Его бы сытно накормить,
В воде горяченькой отмыть,
ДА успокоить, приласкать
И меньше вспоминал бы мать.
Она без матери росла,
Нуждалася, в тепле сама.
И вот пришла, весна красна,
Светлее стали небеса,
Уж птицы песни свои пели,
Звенели звонкие капели.
Пошла Евдоха по родне.
У каждого детей в семье
По десять, двадцать штук сидело,
Да есть просили то и дело
Немного кто-нибудь давал,
А кто-то летом обещал,
Когда созреет урожай,
Для всех наступит тогда рай.
Но басней сыт тогда не будешь.
«Иди, проси. Авось, добудешь
Сам для себя чего-нибудь.
Домой вернуться не забудь.
Сказала Лене Евдокия
Ее трясло, как в малярии.
И он, шатаясь, как лоза,
Пошёл тихонько со двора.
Ходил с протянутой рукой,
А ночевать – к себе домой,
Где жили мать, отец, сестра.
Просить, шёл с раннего утра.
К чужим боялся он ходить:
У них собаки могут быть.
А их боялся он всегда,
Не подходил  к ним никогда.
Порою день пройдёт вот так,
Что не хватает сил никак,
Дойти до дома своего
А у него нет никого,
Кто мог ему бы подсобить;
То вдруг начнёт озноб так бить,
Что он свернётся калачом,
Уснёт то в ямке за бугром,
То просто где-то на траве;
Да завелись вши в голове;
Ходил чумазый и босой,
Лохматый, грязный и больной.
Однажды, где жила вдова,
Лёг спать, на сложены дрова.
Она там и нашла его.
Отмыла руки и лицо,
Вареников ему сварила
Большую миску предложила.
Он с голодухи все их съел.
Да вдруг мгновенно побелел,
Стал корчиться от страшной боли,
Она дала немного соли:
«Родимый, выпей. Всё пройдёт,
До свадьбы быстро заживёт».
Но боль никак не проходила,
Была ужасно нестерпима.
Пока нашла она врача,
Лежал он мёртвым у плетня.
Он испытал ужасный шок.
Диагноз: «Заворот кишок».

Когда Лука домой вернулся,
В заботу сразу окунулся:
От горя начал сразу пить,
На кладбище к родным ходить,
Потом разрушил старый дом
И начал строить новый он.
К зиме построить торопился.
Когда построил – враз женился.
Ей было двадцать девять лет.
Мифодий дал ему совет:
«Что стара дева, не гляди.
Хозяйкой в новый дом введи;
Да станет матерью живой,
Тебе хорошею женой;
Её Оксаною зовут.
Чего, Лука, к зиме тянуть.
Пойдём, засватаем сейчас.
На свадьбу пригласишь ты нас.
Всё ж баба в доме – хорошо.
И сварит, состернёт бельё
Коли хозяйка в доме варит,
Тебе намного легче станет».
 «Не против, да болит душа.
Как у меня была жена,
Навряд такую я найду,
Хоть трижды мир весь обойду»-
И снова стал Лука рыдать.
«Такой, конечно, не сыскать,
Но надо снова жить начать.
Пойми, а детям нужна мать.
Она хозяйство заведёт,
Тебя в порядок приведёт, -
Мифодий всё не унимался,
А тот никак не соглашался.
Но через день, а может два
Сказал Мифодию он «да».

Конечно, в церкви не венчали,
Огромной свадьбы не справляли.
Родня лишь только собралась.
Женитьба, будто, удалась.
Оксана – девка, как огонь:
Прогнала из дому всю вонь.
Одежду всю перестирала.
Детей постригла, искупала,
Сварила всем борща и каши.
Цэ диты, маты будэ ваша.
Шануйте, слухайтэ еи
И слезы сразу потекли,
Лука никак не мог сдержаться,
Но нужно было приживаться,
Покой и счастье обрести,
Себя по-новому  вести.
Оксана в руки всё взяла:
Хозяйство быстро завела:
Курей, гусей и поросят
И двух молоденьких козлят.
Она повсюду успевала
И раньше всех всегда вставала,
Был завтрак во время готов.
И подметён весь чисто двор;
Задачи ставила Луке,
Детей держала всех в узде;
Вела себя довольно строго,
Работала по дому много.
За нарушение не била,
Луке лишь только говорила:
«А ну-ка с сыном разберись,
Да при народно не дерись».
Лука ремень свой доставал
И сына строго поучал,
А Анну только лишь ругал,
Руки совсем не поднимал.
Они его бояться стали.
Теперь с ним встречи избегали.
Он стал им будто неродным;
Суровым, дерзким и чужим.
Но дни из года в год бежали.
За ними дети подрастали.
Рос шалунишкой Василёк:
Залезет где-нибудь в тенёк,
Да тайну взрослых всю узнает,
Затем проверить пожелает…
Случился с ним один курьёз,
Потом смеялся он до слёз.
Прознал,  что в мельнице живет
Не – то чертёнок, не – то чёрт.
Решил с друзьями он проверить
И истину удостоверить.
Но днём туда идти нельзя,
Сказали Васильку друзья,
Днём чёрт нас может увидать
И с легкостью всех нас поймать.
Давайте ночью мы пойдём,
До мельницы мы путь найдём
С собой возьмём свечу, верёвку.
А лучше толстую бечевку,
Да свяжем чёрта по ногам.
Спасибо люди скажут нам.
Э! Лучше с палицей идти,
Не будет страшен чёрт в пути.
А может он там не один!
А может у него есть сын!
Нам крепко нужно снарядиться.
И даже кнут нам пригодиться.
Друзья всё дружно обсудили,
Как все уснут,- идти решили.
Всё лето, осень и весну,
Вреда не делал никому.
На травке, сложенной в стожок,
Спал в клуне крепко Василёк.
Уснуть на сей раз он не смог:
От страшной мысли вдруг продрог.
О, если будет сильней чёрт.
На небе столько много звёзд.
Знать, светит полная луна,
Уж точно навредит она», -
А мысли роились, клубились,
Друг перед другом все толпились.
Лишь только начал он дремать:
«Василь, проснись! Пора вставать!-
Трепал за чуб его Андрей, -
Пока все спят, пошли скорей.
Луна так светит хорошо,
Идти нам будет всем легко». 
Шёл  с ним дружок – Андрей Сташенко,
Чуть старше – Фёдор Кучеренко,
И брат двоюродный, Степан,
Который взял с собой капкан.
Василь, чтоб не порвать штаны,
И не испачкать низ полы,
Снял и повесил на суку
«Так точно я их не порву,
А то отец убьёт за них,
Коль невзначай порву я их», -
Сказал и первым стал взбираться,
А лестница под ним шататься.
Ступеньки целыми все были,
Друзья потом их проломили.
Наверх  взобрались все легко.
Луна исчезла, как назло
Не видно стало, а ни зги.
«Андрей, свечу скорей зажги», -
Сказал испуганно Степан.
«Я  Василю вложил в карман,
А он штаны свои взял, снял».
Внезапно чёрт вдруг закричал,
Потом заплакал, как дитя,
Коснулся Фёдора слегка,
Затем такой поднялся гам,
Жила, как будто, сотня там,
Нечистой силы вся семья.
И задрожали тут друзья.
А нечисть  лаяла, кричала,
Над  головами их летала,
Хлестала по лицу, ногам,
Устраивала им тарарам.
От страха стали все дрожать,
По лестнице гнилой бежать.
С разбегу прыгнул вниз Степан,
И угодил он в свой капкан,
Да со всей силы так завыл,
Как будто к чёрту угодил.

А чёрт смеялся во весь голос,
Со страху поднимался волос.
Василь летел, что было сил,
И про штаны свои забыл;
Андрей разбил до крови нос,
На Фёдора напал понос;
Степан тащил огромный груз,
Да где-то потерял картуз.
Домой идти все забоялись
И под копной сидеть остались.
Когда не стало так темно,
Во всю уж утро рассвело,
Друзья капкан с Степана сняли,
Рубашкой ногу обмотали,
Его оставили сидеть,
А Фёдора – за ним глядеть.
Василий был весь голышом,
До мельницы пошли вдвоём.
Когда нашли картуз, штаны,
Оттуда сразу не ушли.
Тихонько заново поднялись
И оба тут расхохотались:
Там стая сов одних жила,
Сейчас при свете вся спала.

Пора идти бы всем домой,
Они забрались в сад чужой.
Да на деревья все залезли,
Нарвали слив и быстро слезли,
Скатился вниз и Василёк,
Да зацепился за сучок.
Повис, а спрыгнуть уж не может.
Все разбежались. Кто поможет?
Да как на грех хозяин шёл,
Его, повисшим, и нашёл.
- Тут вор забрался. Ну, здорово!
Ты чей? – спросил его сурово.
Василь молчал, не отвечал
И ветку с силою качал.
-Коли не скажешь, отдеру
И куда надо, отведу.
Там быстро ты заговоришь.
Ну, отвечай! Чего молчишь?
-Луки Присяжного я –   сын.
-Я вижу, был ты не один.
А кто ещё с тобою был?
Василь не отвечал, лишь выл.
Хозяин снял его тогда
И проводил за ворота.
-Коли ещё раз попадёшься,
Греха уже не оберёшься.
При встрече рассказал отцу,
Как сына он поймал в саду.
Придя, домой, так отхлестал,
Что всю неделю сын лежал.

Женился Савва, брат Луки.
Сначала жил в Лебедыни.
Когда же дети появились,
Они опять переселились,
В отцовском доме стали жить,
Себе хозяйство заводить.
Опять родилась дочь Келына,
Так назвала её Марина.
Детей решили покрестить,
И, как положено, «обмыть».
Пришли соседи их, друзья,
И, так сказать, их кумовья.
Сначала пили, ели, пели,
Потом судачили о деле.
А Прыська, Савина кума,
Сидела молча у окна.
Подсела Фроська Коваленко:
-Я рядом посижу маненько,
А ты «чевой-то так грустишь?
Не пьёшь, не ешь, а всё молчишь?