Fur Wenige

«… Надо уметь гордо умирать если уже не в состоянии жить дальше», призывает Ницше в «морали для врачей». Но что это? Мне кажется или в самом деле слышу я неуверенность в словах того, кто считает себя единственно по настоящему в себе уверенным? Или оставаясь верным самому себе быть лукавым везде, всегда и со всеми, он, переигрывая, начинает лукавить уже с самим собой? Именно эта фраза, несмотря на всю скрываемую Ницше неуверенность в ее своевременности, заставила меня в несколько ином свете взглянуть на статью «Сумерки кумиров»,  которой до этого я не придавал особого для себя значения, не замечая попросту скрытого в ней подтекста. Но именно «Мораль для врачей» является ключевым звеном всех «Сумерек…», той самой, «намеренной» уликой, оставляемой преступником на месте преступления, выражающей его желание быть пойманным. И в тоже время, напоминающей умышленно оставленный «путь отступления», свидетельствующий о неуверенности в успехе достижения поставленной цели…

Утверждая, что больной есть паразит общества, Ницше никак при этом не конкретизирует, имеет ли он в виду физическую болезнь отдельно взятого индивидуума или же самого индивидуума как болезнь общества. Вообще, несмотря на то, что в целом основная мысль предлагаемая им в «Сумерках…» достаточно хорошо прослеживается в «Морали для врачей», она, и это совершенно очевидно, осознанно изложена таким туманным образом, позволяющая кому нужно, увидеть и неуверенность, и продуманную возможность отступления. Может ли вообще, отдельно взятый индивидуум, имеющий какую либо болезнь, в силу которой он стал недееспособен, считаться паразитом общества? Тем более, на первый взгляд, имеются достаточные основания полагать, что в «Морали…» Ницше имеет в виду все же физическую болезнь, отсылая к этому фразой о постоянной зависимости от врачей, впрочем, тут же оговариваясь про шарлатанов…
При этом, насколько обоснованно будет требование о необходимости принятия самостоятельного решения об уходе из жизни, предъявляемое индивидууму?
 Пропагандируя подобную необходимость, по причине их, якобы, паразитического существования, и выражая в этом согласие с автором, тем самым мы совершаем серьезную ошибку, лишая общество весьма значимого опыта становления жизни через опыт страдания, которое есть суть основа каждой болезни, будь то болезнь физическая или душевная.
 Ведь и сам Ницше не отрицает, что страдание есть сильнейший инструмент, без которого невозможно возникновение сильной личности, личности стоящей на порядок выше окружающего большинства, возникающей лишь в результате приобретения подобного личностного опыта. И если каждый больной, следуя подобному совету, будет должен принимать предложенное решение о добровольном прекращении своего существования, то фактически, тем самым им будет совершено преступление, направленное как против общества, так и против жизни. Где же в таком случае человечество приобретет опыт становления личности через опыт страдания, если те, кто этот опыт мог бы передать, вынуждены, в силу предлагаемой морали, от него отказаться?
 
Когда ты достигаешь такого состояния, что уже не можешь жить дальше и даже твоя жажда жизни, столько раз тебя ранее спасавшая, казалось бы, в самых отчаянных положениях, на этот раз уже не способна тебе ничем помочь, как можешь ты в этом состоянии думать не просто о смерти, а о смерти гордой?  И если ранее, черпал ты силы в своей жажде жизни, то где же взять их теперь? Ведь когда она умирает в тебе, это и есть настоящая смерть, и с этого, именно этого тебе уже все безразлично. И речь о гордости здесь, по меньшей мере, просто неуместна. Где взять радость и ясный взор, которые есть симптомы жизни, жизни в самом ее рассвете и которые умирают в тебе самыми первыми?
И призывая встретить смерть с радостным ясным взором, следует, что еще устремлено все твое существо навстречу жизни, что жива еще в тебе твоя жажда, раз есть еще в тебе силы и на ясный взор и на радость. И если это так, то смерть этом состоянии есть смерть противоестественная, и призывая нас к ней в момент, когда мы полны еще жизни, нас призывают быть противоестественными. И именно это и есть преступление против жизни.
 Философствуя подобным образом, размахивая направо и налево молотом, нужно сохранять предельную осторожность, поскольку возникает риск разбить то, что разбивать совсем не следует. Лишая общество подобного опыта, мы тем самым встаем на пути естественности его развития, загоняя его в рамки развития искусственного. А создание любых, каких бы не было рамок, ограничивающих самобытное развитие общества, есть самое тяжкое преступление, которое может быть в отношении человечества совершено. Ведь любая болезнь, особенно протекающая в тяжелой форме и ведущая к неизбежному и достаточно близкому концу, сопровождается как правило, чувством физического или душевного страдания либо одновременно обоих и чаще всего на фоне чувства собственного бессилия, что заставляет погружаться в бездну боли и отчаяния, в бездну собственного «Я», о глубине которой в иных случаях, мы не могли и помыслить.
- «Ежеминутное страдание…, подарило миры, о которых никто и помыслить не может…» - восклицает Сиоран, со смесью горечи и упоения в голосе, и он безусловно прав…
 
Становится совершенно очевидным, что давая определение больному как паразиту общества, Ницше имеет ввиду не физическую болезнь отдельно взятого индивидуума, хотя и прослеживается некоторого рода попытка убедить, что именно в этом аспекте это следует рассматривать. Полагаю, что этим осознанно было создано бросающееся в глаза противоречие, с целью привлечения внимания к чему то более важному, к чему мы неизбежно и приходим при попытке разрешения созданного противоречия.

Мы приходим к тому, что именно сам человек должен рассматриваться как болезнь, что именно сам человек и есть причина болезни общества, ведущая к упадку, хроническому вырождению и что эта болезнь неизлечима, что и привело Ницше к необходимости призывать к смерти как к радикальному, но единственно возможному способу лечения. Но что же сделало человека больным? И действительно ли он болен?

В «Значении эгоизма в природе», Ницше указывает, что мы должны обращать внимание на то, что представляет из себя каждый, отдельно взятый человек. И если мы видим, что он представляет из себя нисходящую ступень (хотя определения признаков этому не дано), т. е. являет собою упадок, хроническое вырождение, то сама справедливость требует избавится от этого паразита. Человек есть болезнь общества в силу смягчения его нравов, в силу развития в нем альтруистических наклонностей, которые в понимании Ницше, есть ослабление инстинктов.

- «Человек погиб, раз он сделался альтруистом» - констатирует он в «Критике морали декадентства» и далее, задавая вопрос «Сделались ли мы нравственнее», приходит к выводу, что развившаяся в людях мораль сострадания, смягчения нравов, носит на себе признаки вырождения. И с этого момента, девизом «Сумерек…» становится:
- «Ты болен альтруизмом? Тогда умри!». 
Но что есть для человека Альтруизм? Идеал. Что Ницше находит в идеалах человека? Он находит в них нечто недостойное, нелепое, трусливое, усталое, болезненное, словом, только мутные осадки от выпитого кубка жизни.
Таким образом, считает Ницше, человек сам стал являть собою болезнь. Но что же послужило причиной, спровоцировавшей болезнь?
-«страх, боль, раны, голод» - отвечает Ницше. Но ведь это все есть лишь симптомы жизни. Значит ли, что сама жизнь сделала человека больным? Точно так же, как она сделала его альтруистом? Что сама жизнь есть неизбежная причина того, что человек в конечном итоге становится болен и начинает паразитировать на себе самом? Так ли это? И действительно ли Ницше просто констатирует это как некий факт или же умышленно пытается убедить нас в этом, преследуя этим какие то свои цели? Своей статье «Сумерки…» Ницше отводит роль, как он сам выражается, как переоценке всех ценностей. Сама постановка фразы уже скрывает в себе, или же напротив, раскрывает истинную суть поставленной проблемы.
В чем заключается для человека главная ценность? Естественно в жизни. То есть переоценка всех ценностей, есть для Ницше в первую очередь переоценка жизни. Отсюда и проистекает его попытка объявить жизнь, как неизбежно приводящее к вырождению «нечто».  И с этого момента становится понятно. Зачем Ницше в самом начале цитирует Сократа, те его слова, которые на первый взгляд совершенно неуместны при озвученной Ницше попытке развенчивания кумиров.
- « Жить, значит долго болеть…», тем самым определяя основное положение статьи в которой роль главного и фактически единственного кумира отводится жизни.
- «Сократ вовсе не врач, врачем здесь может быть сама смерть…» - говорит Ницше устами Сократа.
У каждой эпохи свои болезни и у каждой болезни свой метод лечения и у каждого метода есть свой врач, считающий, что именно его способ лечения есть наиболее эффективный. Но на самом ли деле это так, можно сказать лишь по прошествию определенного срока и лишь в каждом, отдельно взятом случае.

- «Даже тогда, когда болезнь это сама жизнь? Какой же метод лечения может быть в этом случае»?

Впрочем нам уже ответили на этот вопрос устами Сократа…
И особая ирония в том, что на самом деле слов Сократа никогда не существовало…
 Похоже, что истинной целью, которую преследовал Ницше, это не цель дать обществу способ лечения, новую философию жизни, а наоборот, совсем напротив. Скрываясь за кружевами словесных хитросплетений, этот апологет лукавства преследовал цель провоцирования процесса болезни, выдавая желаемое за действительное, начала процесса, подобного раковому образованию, в конечном итоге уничтожающему самое себя. Стать не очередным, пусть даже и дающим человечеству нечто новое, дающим лекарство, но как ни крути, всего лишь очередным. О нет, он хотел стать именно последним и молот в его руках это молот гробовщика, забивающего гвозди в крышку гроба всего человечества. И словно бы видишь, как наяву видишь, как лукаво он подмигивает тебе и шепчет:
- «… г-н философ, остерегайтесь высказывать истину»…
И тогда понимаешь ты, что все это было задумано лишь с одной целью. С целью расчистить место чему то новому, чему то грядущему и что образ философа это всего лишь маска за которой скрывается очередной пророк, берущий на себя больше чем положено пророку. И ведь это ему почти удалось. И спровоцировать начало болезни, и даже найти «врачей», взявшихся за радикальный метод исцеления. И одно, всего лишь одно, но самое главное не учел Ницше. Он не оценил способность человека приспосабливаться и становиться переносчиком любой болезни, без ущерба для самого себя…

… Когда остановится человек, жадно переводя дыхание, взглянет на себя и увидит, что с ног до головы стоит он в крови, и тогда поймет он, что нет в нем более ничего человеческого, ничего достойного даже не уважения а просто жалости, оглянется тогда человек вокруг себя и увидит он лишь таких же, в крови всех, а кто не в крови, те мертвы, и оглянется он назад и придаст увиденное забвению, взглянет вперед… и увидит он полдень, зенит человечества… финал истории «как истинный мир, обратился,  наконец в басню»… И все бы ничего. Но только то, что за финал принимали, на самом деле таковым не являлось.
… оглянувшись и увидя себя с ног до головы в крови, человек лишь в очередной раз недоуменно пожал плечами и побрел прочь, перешагивая через остывающие тела таких же когда то как и он бывших, и лишь ноздри его хищно раздувались, раздраженные острым хоть и давно привычным запахом запекшейся крови. И вокруг него медленно угасал день, уступая сгущающимся сумеркам и человек, вступив в преддверие ночи, продолжал медленно брести вперед, в силу укоренившейся в нем привычки, совсем не разбирая дороги, но зная, что пройдет совсем немного времени и он вновь увидит впереди проблески, в серое облаченного, рассвета а значит впереди просто новый и очередной день. И так он продолжал идти и нельзя было точно сказать куда он идет, поскольку шел он не преследуя никакой определенной цели, просто шел вне пути и лишь устало шевелились губы, что то шепча на ухо вечности… И прислушавшись, можно было услышать как шепчет он – «успей взять от жизни как можно больше»…

Zaratustra был болен…

Но он продолжал свой путь, наслаждаясь каждой минутой своего существования, до самого последнего вдоха оставаясь верным тому единственному, что он искренне любил – жизни.

- «Надо уметь гордо умирать, если уже не в состоянии дольше жить» звучит теперь по меньшей мере наивно и воспринимается большинством как беспросветная глупость…

- «Успей взять от жизни как можно больше. Прежде чем смерть возьмет тебя», вот мораль принятая и понятная всему обществу.