И. А. Ильин. О сопротивлении злу силою

КРИТИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ

Известно, что в своем произведении «О сопротивлении злу силою», И.А.Ильин жестко критикует Л.Н.Толстого за его доктрину непротивления злу. Например, в ответ на утверждение Толстого, что «борьба всегда остается… деятельностью, в корне исключающей возможность признаваемой нами христианской нравственности» («Религия и нравственность»), что «любовь к отечеству» есть нечто «отвратительное и жалкое» («В чем моя вера»), что патриотизм есть «дикое суеверие» («Царство Божие»), Ильин пишет: «Неизбежным выводом изо всего этого отвержения является отрицание родины, ее бытия, ее государственной формы, ее обороны». С точки зрения Толстого получается, что «братского сострадания достойны все, а насилия не заслуживает никто; надо отдать отнимающему врагу все, что он отнимает, надо жалеть его за то, что ему не хватает своего, и приглашать его к переселению и совместной жизни в любви и братстве. Ибо у человека на земле нет ничего такого, что стоило бы оборонять на жизнь и смерть, умирая и убивая».

Таким образом, критика идеи непротивления злу с точки зрения государственника и патриота вполне оправдана и правомерна. Сомнение вызывает другое, а именно предпринимаемая Ильиным в этом произведении попытка привлечь христианство для обоснования необходимости применения насилия. Ее я считаю безосновательной.

«Физическое пресечение и понуждение, – пишет Ильин, – могут быть прямою религиозною и патриотическою обязанностью человека… Исполнение этой обязанности ведет его, в качестве участника, в великий исторический бой между слугами Божиими и слугами ада; и в этом бою ему придется не только обнажить меч, но и взять на себя бремя человекоубийства… Сопротивление злу всегда мыслилось и творилось как активное, организованное служение делу Божьему на земле; и государственное дело осмысливалось не вне христианской любви, а в ее пределах». То есть, по мнению Ильина, сопротивление злу насилием не только не противоречит христианству, но в известной степени может быть даже санкционировано христианством. Вот это мне и представляется ошибочным.

Дело в том, что христианство отрицает любое насилие. Ключевая формула Христа, высказанная им в Гефсиманском саду во время ареста, – «все взявшие меч, мечом погибнут» (Мф.26.52). И это понятно, потому что согласно Новому Завету, все люди друг для друга – братья и сестры во Христе. Как сказано в послании апостола Павла к Галатам, «Во Христе мы принадлежим не только Богу (как Его сыновья), но и друг другу (как братья и сестры)» (28).

Христианство – это, прежде всего, проповедь любви. Любовь, наряду с верой и надеждой, является одной из трех главных христианских добродетелей. Вспомним слова Христа: «Вы слышали, что сказано: «Люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего». А Я говорю вам: Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники? Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф 5, 43-48).

Поэтому христианство противоположно, и насилию, и государству, как аппарату принуждения, то есть насилия. Пафос христианства – смирение перед лицом жизни. Это объясняется исторически, поскольку первоначально христианство возникло в Римской империи как религия рабов, как религия бесправных, которым ничего кроме смирения не оставалось. По-видимому, доктрина христианства исходит из того, что зло, будучи нежизнеспособным, должно уничтожить само себя, а потому сопротивляться злу – бессмысленно, надо просто покоряться судьбе и любить друг друга и тогда, после самоуничтожения зла, останется одно добро.

Ильин, по своему темпераменту, принять эту доктрину, конечно же, не мог. Его взгляды – это взгляды воина и государственника. Но, с другой стороны, будучи человеком в высшей степени религиозным, он не мог и искать обоснование своим взглядам вне религии. Поэтому он делает попытку совместить несовместимое: христианство и государственность, любовь и насилие.

Для этого ему приходится вводить множество новых и совершенно искусственных понятий, которые не имеют в реальности никаких аналогов. Таковы у него «отрицательная любовь» (то есть любовь к преступнику, которая признает возможным наказание его за проступок), «духовный компромисс», а также нелепое требование очищения после совершения геройских поступков.

Так, Ильин пишет: «В известных, строго определенных отношениях и случаях (например, в случае защиты Родины – Авт.) человек власти и меча должен уметь совершать поступки, явно расходящиеся с его собственным идеалом святости и совершенства (то есть с христианским идеалом  – Авт.); он должен иметь в себе силу отстранить свое внутреннее несогласие, удержать свой личный протест, победить в себе возможное отвращение и совершить необходимое... Но вне действия ему, естественно и необходимо освещать себя Божиим лучом… Это необходимо ему не для того, чтобы осудить свои действия, совершенные в период борьбы как якобы постыдные, но для того, чтобы укрепить в себе способность к духовному компромиссу… Духовный компромисс ищет и находит самый праведный исход из всех имеющихся неправедных исходов. Но и этот самый праведный из неправедных остается, конечно, неправедным, несмотря на весь его героизм, на всю его религиозную осмысленность и духовную красоту… Вот почему настоящая борьба со злом может и должна вестись в совмещении духовного компромисса и следующего за подвигом религиозно-нравственного очищения».

То есть, по Ильину, даже сражаясь за Родину и совершая геройские поступки, человек не только не заслуживает одобрения с точки зрения требований христианской морали, но напротив, обязан проникнуться сознанием своей греховности и необходимости очищения от своего героизма. Конечно, подобная попытка найти компромисс между необходимостью сопротивления злу силою и христианской моралью выглядит крайне искусственно и неубедительно.

Происходит это оттого, что противоречия с реальностью заложены в самом христианстве. Мир для христианина – это царство сатаны, то, что надо преодолеть. Это вынужденная остановка на пути к Богу. Его задача – смиренно выдержать свалившиеся на него вместе с жизнью испытания, чтобы освободившись от них быть достойным Царствия Божия. Как сказано в 1-м послании Иоанна (2:15-17), «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо всё, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего. И мир проходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает вовек».

Христианская мораль – это мораль «не от мира сего». Ее не интересуют реальные условия, в которых живет человек. Поэтому она отрицает насилие и отрицает государственность, как инструмент насилия. В этом смысле Толстой оказывается куда более последовательным христианином, чем Ильин.