Игры дилетантов

                Молчи, ты глуп и молоденек
                И не тебе меня учить
                Ведь мы играем не из денег
                А только б вечность проводить

                Пушкин, сцены из Фауста

Ну и какова жизнь на пенсии?
А кому как. Что касается меня,я довольна. Никакой цензуры, заседаний кафедр, сената, рецензирований и прочих сдерживаний.

А раз такое счастье привалило, пустилась я во все тяжкие.

Стала играть.

Придумалась увлекательная игра. Увлекательной она, по-видимому, была только для меня. Бедные мои знакомые вынуждены были терпеть, когда я в очередной раз
набрасывалась на них со своим "открытием". Объяснить, как это важно я не могла
Да и важно ли это, кто знает?

Но не было для меня ничего увлекательнее, чем распознать корень зацепившего меня слова и раскрутить его, чтобы извлечь внутренний смысл.

Произошло это не сразу, но сейчас не к месту все это описывать. Главное - результат.

Или все-таки путь?

Короче, и не в этом дело, а в том, что когда слово поддавалось и раскрывалось передо мной, как бутон, я испытывала такую всеобъемлющую любовь ко всему на свете, что никакие сокровища мира не могли бы этого заменить.

Как я вышла на такие маневры, тоже пока не скажу, время поджимает. Надо сказать мои относились к моей причуде снисходительно: "чем бы дитя не тешилось". Решающим аргументом в их, да и моих, лукавить не будем, глазах, было то, что выйдя на песию, я стала работать дома и зарабатывала в десять раз больше, чем ранее.

Так что причуды прощались.

Вот и сегодня я носилась с новым словом, вернее вгрызалась в корень, а корень-то и не находился никак. Но удалось, удалось мне его распутать, правда очень большими усилиями, и не давался он мне долго, и бросала я это дело, и снова возвращалас, и вот получилось. И скрытые связи мира на маленьком участке снова открылись мне и я ликовала от счастья, решив эту задачку.

Вот в такие игры я играла.

И надо сказать, что я не могла сама начать эту игру. Я должна была получить приглашение, и назвала я это увлечение "Игры дилетантов".

А игра шла таким образом: сначала слово должно было меня зацепить, а потом уже я в него вцеплялась мертвой хваткой и до тех пор вынимала из себя душу, пока не выступал смысл, спрятанный в недрах корня.
И была это сама суть.

Не всегда получалось правильно, но если что-то было не так, если я все-таки шла по ложному следу, то через некоторое время после успокоения, слово опять возникало передо мной и требовало продолжения игры.

И ведь что интересно, я не могла сама выбрать корень, я должна была получить приглашение. Так мне нравилось называть неприятное ощущение внутри при возникновении  перед мысленным взором этого слова, я понимала, что нашла не то.

Если меня кто-то спрашивал: "А вот это что за слово, можешь объяснить его?" - я не могла ответить сходу.

Слово было ревниво. Оно никого не допускало в этот интимный процесс. Я должна была остаться с ним наедине. Оно должно было мучить и преследовать меня. Сигналить на поворотах, но никак не даваться в руки.

Зачем мне все это, объяснять не хочу.

Я вообще-то филолог. Но не ахти какой,  хлюпенький. Профессионально в лингвистике я никогда не работала.

Просто преподавала год в национальной школе русский язык и литературу.
А потом тридцать четыре года в национальном вузе читала курс "История всемирной литературы". Среди прилагаемых специальных предметов было и "Введение в литературоведение" для заочников. Был как-то курс "Введение в основы поэтики" для композиторов. Читала я как-то и румынскую литературу на русском языке в русской группе и один семестр "Историю античного театра"
И был еще один курс, который специально для меня предложил сенату наш декан, чтобы, по его словам, знания мои не пропадали зря. Это был этот курс "Символистика".

Последние тринадцать лет до пенсии мне пришлось выучить румынский язык в пределах, обозначенных курсом "История  литературей универсале" и читать курс на чужом для меня языке.

Это уже был настоящий ужас и для меня, и особенно для моих студентов.

Правда к слову скажу, вспоминаю я всех своих с признательной благодарностью
Никто ни разу меня не высмеял, и не отпугнул от столь сомнительной деятельности –
читать курс на языке, которого я отродясь выучить не могла.
 
Наши все мне помогали и студенты, и преподаватели. Что греха таить, любила я их самозабвенно: и студентов, и преподавателей и даже наше начальство. А почему нет?
Относилось оно ко мне милостиво, никто в мои дела не лез. Читает себе и пусть читает. Студенты довольны и хорошо. Общеобразовательный был предмет, не специальность

Надо сделать еще одно отступление.

Во все годы работы при советской власти я находилась под пристальным недремлющим оком могучей  организации с того дня,как напечатала на машинке пять экземпляров стихов Мандельштама и был один из них доставлен туда, в организацию эту

Но дело прошлое.
Это был не из моих институтских человек. Сделал он это не со зла. А из соображений перевести на меня стрелку  в опасный момент своей жизни
На мой вопрос: "Какого черта понес в КГБ Мандельштама?", - он ответил, что мой отец работает в ЦК и как-нибудь меня от этого дела отмажет

Ну, короче, это отдельная история. Дружим мы с ним до сих пор. Видимся хоть и редко из-за сплошной занятости. Но он один из тех, для кого мой дом открыт в любое время суток.

А почему зла на него не держу – а вот нет его, зла этого самого, нет и все.
Ничего страшного не случилось. Ну не защитилась я,ну была невыездная, ну периодически вызывали куда положено.
 
Главное мне не предложили стучать.

Видимо была я на их взгляд человек ненадежный, чокнутый на идее спасения русской культуры серебряного века.

И читала я в нашем Институте искусств все, что могла и хотела. Никто не мог себе такого позволить. Никто из моих однокурсников и собратьев филологов.

А я могла.

И за все эти годы ни разу никто про меня туда куда надо не доложил, не выдал.
Вот солидарность актерской братии! До сих пор я люблю их и никогда ни на кого не хотела променять.

Зарплата была мизерная. Предложения перейти на другую работу были, вплоть до предложения замуж в Москву с последующим устройством в какой-то там типа
институт культуры - такое тоже было. Но не могла я променять моих шпендриков,
моих любимых молдавских талантливых детушек ни на кого другого. Даже на своих родных, русских.

Вот так.

Это я про дилетантов объясняю.

Скажу еще, что когда я накануне пятидесяти семи лет выходила в очередной летний отпуск и одновременно на пенсию, ибо день рождения у меня в августе, я закрыла за собой дверь в институт раз и навсегда. И никогда туда больше не возвращалась.
И не понимала, почему.

А сейчас знаю.


Потому что любила я наших дуриков вот этой великой всеобемлющей любовью до самозабвения. И была эта любовь взаимной. И прийти туда просто  повидаться я не могла. Я там работала. И работа моя закончилась.

И осталась только любовь в моем сердце. Это была самая счастливая разделенная любовь в моей жизни. Любовь до самой смерти.

А наши теперь ходят ко мне, потому что я работаю дома.

Так что шоу продолжается

Спустя несколько лет я сообразила, что попала в институт благодаря тому, что спустили сверху новый учебный план, был введен курс истории литературы
тогда как в институтах культуры такого курса не было,был курс просто литература или какие-то прикладные кусочки. А это большая разница.

И вот за год до ухода на пенсию пришла болонская школа и убрала этот курс,
так я второму курсу свой предмет дочитала, на этом все и закончилось.

Для меня что ли специально курс этот сверху спускали?
Поди знай.
Кто ж скажет?


01.02.2013