Мариза

               

          Недалеко от центра Милана, на площади De Angeli, в одном из многочисленных домов  жила Мариза. К  Маризе я пришла работать на полгода, заменяя подругу, уехавшую домой. Впервые зайдя в этот дом, я оробела: от входных дверей по длинному коридору до лифта тянулась чистая красная дорожка; возле дверей красовались высокие кусты в горшках, а картину всей этой роскоши добавляла фигура приветливого, но с цепким внимательным взглядом швейцара.

   Маризе   было 95 лет. Ни мужа, ни детей, ни сестёр, ни братьев. Только племянники. Она владела домом в Сан-Ремо, двумя квартирами в Милане  и  солидным   счётом  в  банке. В  четырёхкомнатной  квартире, где  Мариза доживала век, ждали своей  участи изделия  из  бронзы  и серебра, хрусталя и фарфора, антикварная  мебель. Ждали, и с нетерпением, как  бы поскорее  этим распорядиться и племянники старухи.  Вечный  вопрос наследства.

 Мариза из всех родственников выбрала более толерантную, тоже Маризу, которой тоже было уже своих 75. Проблемы с больным мужем, с незамужней взрослой дочерью. А тут престарелая тётка, которая никак не хочет умирать. Племянница никогда не расстраивалась из-за нездоровья старухи. Она ждала, ждала с нетерпением, даже особо не скрывая его от меня, ухода  пережившей свой век Маризы. А та назло  всем жила себе и жила. И хотела жить ещё.

 Все предыдущие мои подопечные тётушки,  мамы, бабушки влачили жалкое старческое существование. Единственными их развлечениями были сплетни, телевизор и окно, из которого они наблюдали чужую жизнь. Мариза же зачитывалась книгами, которые я приносила из библиотеки, шила, вязала, штопала; сохранив ум и память, вела беседы со мной на различные темы; любила вкусно поесть, а когда приходилось с ней выходить, она красила губы, подводила глаза, пудрилась и что-то делала такое с тремя оставшимися на голове волосинками, что получалась вполне приличная прическа.

     Тяжело опираясь на меня, еле передвигая опухшими, непонятно как влезшими в туфли на каблучках ногами, она волоклась в парикмахерскую подкрасить седину и подстричься. Для сборов «на выход» ей требовался час. Мариза тщательно выбирала одежду и, наконец уже собравшись, надевала темные очки от «Valentino». Когда  в первый раз по своей наивности я предложила старушке погулять, Мариза предупредила, что ей нужно время  собраться и, загадочно  посмотрев на  меня, спросила: “Non mi conosci?” (Ты меня не знаешь?) Мол, мне время нужно, дурка ты, намучаешься со мной во время сборов.

       Работать с Маризой оказалось нелегко. Она была ко всему слишком  требовательной.Например, мне легче было бы накормить многодетную семью, чем ее одну.Еда должна была подаваться на предварительно подогретых тарелках,  и готовить ее нужно было по особой рецептуре. Бесконечные одевания-переодевания; ежедневные тщательные уборки; умывания-подмывания… А каких сил стоили бессонные ночи! Иногда я просыпалась с мыслью: «Может, в комнате рядом лежит уже мертвец? Что-то тихо слишком.»

      Так было и сегодня. Я сплю чутко. Да и не разоспишься на моей раскладушке. Ночную тишину нарушает стон старухи. Позже добавляются подвывания и всхлипывания. Дело  табак - надо вставать. Иду к ней. Успокаиваю. Проверяю уровень сахара в крови. Низкий. Иду греть молоко, кидаю в него пару кубиков сахару и даю Маризе.  После питья она оживает. Поднимаю ее. Ноги и руки у старой дрожат, спина горбится. Очень медленно передвигаемся в туалет. Мочеиспускания в памперсы  Мариза не признает. К тому же она очень чистоплотна и всегда после завершения процедуры на унитазе пересаживается на бидэ, где тщательно подмывается. Я надеваю ей чистые памперсы, и мы шаг за шагом передвигаемся назад. Мариза жалуется на боль в сердце,дышит с трудом. Даю ей сердечные капли. Некоторое время она сидит на краю постели.Я поддерживаю, чтобы не  соскользнула  на пол. Уж больно слаба. Жалуется на невыносимую боль в ноге. Беру «Волтарен», накладываю мазь на больное место, растираю. Наконец укладываю старушку, накрываю. Она смотрит на меня взглядом, будто прощается навсегда. Иду спать и я, но еще долго не спится. Утром  просыпаюсь, прислушиваясь к тишине. Эта тишина мне кажется странной. Не умерла ли Мариза и в самом деле?

    Выходных и  полувыходных  на работе не предвиделось. Ответственность за жизнь Маризы была полностью на мне. Даже вопросы с медиками, наблюдавшими старушку, решала я. И все же мне нравилось работать с ней. В ней умерла гениальная актриса. Как она умела перевоплотиться в страдалицу, как только в дверь входила племянница! Сколько еще  не угасших  чувств и эмоций жило в ее душе!

    Однако были у нее и другие таланты. Мариза замечательно шила, вышивала, вязала. В ее квартире повсюду:на столах, стульях, табуретках, полочках - красовались ажурные салфетки и салфеточки, скатерки, подушечки с чудесными вышивками. В  шкафу  висели пальто, костюмы, платья, сшитые так, что хоть сейчас одевай - на модели все оглядываться будут.

    Мариза не переставала работать и в свои 95. При мне она смастерила оригинальную скатерку из кусочков полотен «на выброс», сделав на них , где аппликации, где вышивки и соединив полотна вывязанной крючком тесьмой.

      Но больше всего меня поражала в ней эмоциональная душевность, не пропавшая с годами. На Рождество ей позвонил старинный приятель, художник. Хотел поздравить ее с праздником. Мариза спала,  немоглось  старой в эти дни. Я рассказала ей об этом звонке позже и тут же пожалела: неожиданно для меня Мариза очень разволновалась. Я даже побоялась, что она умрет от нахлынувших на нее чувств. Успокоившись, Мариза рассказала мне о дружбе с этим человеком. Очень давно, когда удача повернулась к нему спиной, Мариза купила у него несколько картин, украсивших затем ее  квартиру. Она поддержала его материально и дала возможность почувствовать себя востребованным. Художник поверил в свои силы и впоследствии стал довольно знаменит. Правда это или нет - неважно. Трогательно  то, что давно немолодой мужчина вспомнил о давно немолодой женщине и позвонил ей на Рождество. Хоть и через много лет.

      Была Мариза доброй. Несмотря на  параноидальные  жалобы на родственников, она любила и жалела их. Старушка и к нам, женщинам, досматривающим ее, привязывалась. Давала  жизненные советы, сокрушалась о неполадках в наших семьях. Наша жизнь была и ее жизнью.

      Мариза очень хотела умереть дома, на руках Тани, той, которую я заменяла. Мариза к ней была очень привязана. Но так не случилось. Умерла старушка в больнице. Одна. Никто не подержал ее за руку во время ухода, никому из близких она так и не оставила прощальный взгляд.

    Земля тебе пухом, Мариза, а Небо - приветливым и светлым!