Помяни

И в сердцах попросим....Отче Севастьяне!
Помолись усердно Господу Христу!
 О невинных чадах..
В дебрях Казахстана...
Что так милы стали сердцу  твоему!
 Помяни!!!
 Я пришла..
На могилку твою..
 Я пришла.. А ее не найду...
 Лишь березка,что рядом стояла.. Про тебя
Мне чуть слышно шептала....
Помяни! Господи, слава тебе!
Помяни!
Раба твоего!!..
Больше некому.
 Песня Вадима Михаловича Туйнова. Пел по гитару. Оба плакали..
 Он родился в 1945. В один день с  годовщиной 14-й смерти бабушки Наталь
йи Дмитриевны Россинской ( 7 января 1880 родилась.)
 Научился высчитывать даты рождения предков. Высчитал день смерти и рождения в больнице под Астаной лвгеря АЛЖИР Деда Алексея и Николая Туйнова и братьев Коневых.

ДЯДЯ ЖОРА
Георгий Туйнов попал в Караганду в 8 лет, прошел все мытарства с сестрами и братом Федей. В1935г. старшая сестра Анна уехала с будущим мужем, инженером в Запорожье, а позже и Федор с Георгием уехали в Харьков. Окончили там ремесленное училище и тут война. Федора призвали. В Крыму попал в плен, бежал, вернулся в Харьков. Георгия отправили в Германию, работал на хозяина, кормили одной брюквой, всю жизнь мучился язвой, работал как проклятый, мало ел, часто глотал соду ложками, иногда вместо обеда только стакан вина после работы. Еще ходил на калым (специалист был отменный). Потом узнал, что у него рак. Домучился, дотерпел до свадьбы старшего сына Саши. Под утро тихо ушел со свадьбы … и долг выполнил… А сын Саша Туйнов стал подполковником авиации. Другой Саша Туйнов, сын дяди Феди окончил в Харькове военное училище . Тоже подполковник . В мае 1946г. приехали дядя Жора и дядя Федя в Караганду. У дяди Феди была черная артиллерийская гимнастерка с медалями. Они на меня ее одели, как черную рясу, перепоясали солдатским ремнем, и я, как Чапай, носился по коридору барака. Потом дядя Федя уехал в Харьков, где потом работал всю оставшуюся жизнь мастером по строительству при Управлении железной дороги, а дядя Жора, с молодой женой, с которой познакомился в плену в Германии, остался жить в Караганде. Жил в соседнем бараке, помогал деду достраивать саманный недостроенный дом (тот самый, третий от кладбища), который мы и купили.   В 1949 году у них родился сын, Саша. Весной 1949г. в мае пошли мы с дядей Жорой сажать картошку. Огороды нарезали за угольным разрезом, далеко в степи. Рано утром погрузил он два мешка картошки на тачку (это два больших, сваренных из прутьев и широкой железной полосы, колес на оси, и две оглобли с перекладиной, на которых крепился деревянный короб), и пошли мимо мельзавода, кирпичного завода, вокруг разреза, мимо места, где стоит теперь собор с мощами Севастиана, по степной дороге, где на горизонте синели отроги казахского мелкосопочника (как мы их называли «синие горы», которые будоражили детское воображение и мы часто со сверстниками мечтали, и даже попытались однажды дойти до них), навстречу уже начинающему припекать солнцу. Больше 10 км шли, дольше 3-х часов. Я уже плелся, держась за тачку. Отдыхали один раз, минут десять. Дядя Жора перекурил, и пошли дальше. Вообще он не любил и не умел отдыхать. Наконец-то добрели до огородов. Все делянки уже были засажены. Нашли колышек с надписью Г. Туйнов. Стал дядя Жора копать, я следом бросаю картошку. Посадили. Попили молока с хлебом, уже печет вовсю пошли назад. Вдали, в знойном мареве, виднеются трубы. Сколько шли, как… Пить очень хотелось, а водокачка только у Кирзавода. Потом дядя положил меня на тачку. А дальше в памяти провал. Уже водокачка, холодная, ледяная вода, озноб. Очнулся в сумерках, в комнате, в бараке дяди. Налили мне супчику лапша с молоком. Есть не могу, все кружится. Он: «Ну поешь хоть чуть-чуть». Уже и сахару в суп насыпал. Потом отнес меня домой на руках. Вот мой любимый, тепловой солнечный удар. Положение планет в гороскопе обеспечило мне эту слабость.

В 1958-1960 годах я жил и работал вместе с Дядей Жорой в Сталино (Донецк), освоил под его руководством штукатурные, малярные, ольфрейные работы, научился кирпичной кладке, ложить печи. И сколько помню его, в восемь утра закурит «Север» (эти папироски назывались еще «гвоздиками») и эта потухшая папироска, прилипшая к нижней губе, держится до 12 часов, до обеда. А до этого никаких перекуров и отдыха, после чего положит мастерок или кисть малярную. И мне приходилось держаться с ним наравне. Штукатурим обитый дранкой, потолок на высоких лесах громадного цеха. Четыре часа набрасывать раствор на потолок, левая рука держит сокол с раствором, правая вбивает раствор между дранкой. Одно неверное движение, рука занемела и раствор с известью шлепается тебе в лицо, глаза, рот. Присел без сил на ящик с раствором (17 лет, вес как у барана, 45 кг). Раз глянул дядя Жора, продолжая работать, второй… Потом говорит: «Ты не нашей породы…». Я вспыхнул, встал и начал работать… Всю жизнь меня преследовала и помогала эта фраза. Идешь ли на восхождение в горах Тянь-Шаня, бредешь ли по пустыне Мангышлака… В 1969 году охотились на «бобике» за сайгаками, на закате, собираемся возвращаться на базу противочумного отряда, кончился бензин, кончилась вода, на 50 км вокруг ни одного населенного пункта, только наша база. Надо идти на базу, брать машину и возвращаться. Пошел один… 36 км за 6 часов, ориентируясь по Луне и звездам. Мангистау – «Край тысячи дорог». Геологоразведка нефтяники по ровной пустыне ездили напрямик, по компасу, поди разберись ночью где, куда надо повернуть в паутине пересекающихся дорог, дорожек, троп и тропинок. Холодной ночью, по пустыне в одной ковбойке, и шортах без глотка воды… Спросите у Маленького Принца Сент-Экзюпери, какое это наслаждение… И ведь уже чуть было не прошел мимо, вернее пробрел спотыкаясь, как в пьяном бреду, когда услышал гул включенного движка в предрассветной мгле. Через полчаса уже выехали выручать полузамерзших «охотничков».

ПАМЯТЬ

19 октября 2005г. Вот и поставлен последний памятник на могиле одной из 4-х упокоившихся на карагандинской земле Туйновых, моей матери Туйновой –Мастеровой Ольги Константиновны.

Мне не забыть той могилы,

Сложенный тур из камней,

И ледоруб, вполовину

Воткнут руками друзей.

Ветер тихонько колышет,

Гнет барбарисовый куст,

Парень уснул и не слышит

Песен сердечную грусть

Был он лихим запевалой,

И до последней ходил,

Брал он легко перевалы,

Снежные пики вершин …

Тропка, как ленточка вьется,

Горная речка шумит...

Тот, кто в долину вернется,

Холмик простой посетит …

(Старинная альпинистская песня)   

Вот и появился скромный мраморный обелиск на месте подгнившего креста с облезлой краской. Вглядываюсь в мрамор над надписью, где явственно проступает из глубины женский профиль. Чуть- чуть фантазии, и уже ясно вижу из глубины камня любимые, знакомые черты. Догорает свеча у подножья камня, задувают ее порывы ветра, мягко светит последнее осеннее солнце. Подгребаю руками землю, делаю хоть маленький могильный холмик, за четыре года могила провалилась истоптана копытами телят, коров. Крайний ряд могил. В 10 метрах проносятся поезда. Ко мне, в Кустанай, от меня в Караганду и дальше. Положил крест на надгробную плиту, разложил на кресте печенюжки – людям, кто найдет, тот помянет, птицам. Забытые неухоженные могилы тех, кто дал нам жизнь, выдрал из лап смерти, поставил на ноги, и уже 65 лет продолжает вести по жизни, и уже воплощаются в наших внуках, в ком больше, в ком меньше. В зыбком образе за полировкой мрамора угадывается кто-то из моих внучек. И могила у железной дороги, построенной теми, чьи кости под насыпью с 30-х годов, на кладбище, где уже лежат их дети и внуки. Стало спокойно на душе. А то все мерещился мне закат за железной дорогой и сверкающие струны рельсов и мать сидит на них и смотрит в мою сторону грустно…. А зимой, или в ненастье чудилось, что она стоит оперевшись на крест и опять смотрит в мою сторону. Оказалось, что и крест сгнил, чудом еще стоял, и могила с землей сравнялась, вот и смотрела с укором: «За что, сын? Некому последнюю честь отдать?»   

27.11.2005 годовщина смерти последней из дочерей Костантина Туйнова Анастасии. Последние сутки пребывания души на Земле. На моем столе в Кустанае сутки горит свеча, в ее доме на Федоровке в Караганде идут поминки. Там дочь Таня, внуки зять, родственники, соседи знакомые и души ее родителей, братьев, сестер, сына…

Так и живут в доме, третьем от кладбища, где лежит Константин Тихонович Туйнов, его внучка Таня, младшая дочь его младшей дочери, Анастасии и его правнуки Ирина и Алексей Герус. А по разным краям где-то разбросаны потомки его других дочерей и сыновей. Вот адреса 30-тилнтней давности, связи потеряны давно... Может кто помнит о них, что-то знает, кому-то может сообщит, кому-то передаст и кто-кто откликнется… Ну не мог исчезнуть весь род! Должны еще жить:
В Запорожье
Дочери Петра Туйнова: ул. Малиновского, 10-72
Наталья Петровна Ворожко-Туйнова: ул.Малиновского 8-24
Дочери Анны Константиновны Туйновой-Захаренко: Рекордная, 11 кв. 5
В Харькове
Вспоминаю я тоской, Харьков мой, струю зеркальную… Песня пятидесялетней давности про фонтаны парка им. Шевченко
Дети и внуки Туйнова Федора Константиновича: ул. 23 августа, 16-8
Его дочь Попова-Туйнова Лариса Федоровна: ул. Поперечная, 6а, кв. 7
Сын Александр Федорович Туйнов, (вроде бы стал генералом танковых войск) одно время жил в Йошкар-Ола, Лебедева, 41, кв. 11
В Самаре жили тети и дяди Ларисы и Саши Тарховы, Александр Иванович и Александра Григорьевна: ул. Фрунзе 175-2
Дети Туйновой-Меньшовой Марии Константиновны: Александр,  Виктор, ул. Байрона, 6\1, кв.4, жена Виктора Анна и дочь Инна Меньшовы
В Донецке Александр и Виктор Георгиевичи Туйновы
Где-то в Томске дети и внуки брата Вадима Михайловича Туйнова
В Нижнем Новгороде - моя дочь Елена Станиславовна Мастерова и племянник Николай Юрьевич Мастеров
Жил когда-то в Челябинск-21 (Мелькомбинат № 2, участок 1, дом 3 , кв 7) Росинский Василий Афанасьевич, племянник бабушки Натальи Дмитриевны Росинской-Туйновой
В Крыму, в г. Саки (ул. Севастопольская ,48) Росинский Федор Иванович иего жена Валя. Работал шофером на скорой помощи.
Встретил в Интернете, в Поиске (poisk.vid.ru), Мастеровых. Ищут друг друга мои двоюродные братья, сыновья Виталия и Валерия Мастеровых. Мой дед по отцу, Василий Гришин, был хозяином сапожной мастерской, возле церкви, в Кузнецке, что между Пензой и Сызранью. Первых родившихся в семье детей записали под фамилией Гришины, а последних трех записали уличной кличкой-прозвищем, Мастеровы ( дети мастера – сапожника). И сейчас мои братья из рода Гришиных-Мастеровых живут в Сызрани:
Геннадий Петрович Гришин (т.8-846-96-80-89)
Вячеслав Петрович Гришин (т.8-846-43-3-82-17)
Борис Петрович Гришин (т.8-846-43-5-82-41)
На Мангышлаке, в Актау (бывшем Шевченко) живет моя дочь Лия Станиславаовна Мастерова, внуки Женя и Аня Мастеровы (т.8-329-2-50-05-82)
P.S.
Накануне показывали телесюжет про родословные и генеалогические древа Сталина и Ленина и находили их связи чуть ли не с Рюриковичами. И финал - утлая вазочка с засохшей веточкой и подпись
О Н А З А Б Ы Л А С В О И К О Р Н И
Помни свой род!
Я выполнил свой долг перед родом Туйновых-Росинских. Закончил к своему 65-летию эту повесть. Совесть моя чиста и покойна. Единственный из потомков нашего рода, посетивших могилу деда за 55 лет после его смерти - его правнук из Харькова, сын Ларисы Федоровны Поповой-Туйновой…
Манкурты - не помнящие родства, презревшие и продавшие свой род, свои истоки (тюркск.)
Смотрю передачу «Жди меня». Льются слезы. Верю, то не должно быть в нашем роду манкуртов. Есть кому выйти на этот сайт и прочитать это мое последнее сказанье….
Совесть - совет со своими предками, ангелами- хранителями, которые должны родиться нашими внуками и правнуками. Забыть предков, потерять связь с кармической программой рода - вначале появляется проклятье рода, потом род прекращается как погибает, засыхает веточка, одиноко выросшая в сторону от основного ствола дерева, слишком удалившаяся от корней…