Всем миром
- Ничо, это сейчас мох тяжёлый, а как подсушим, он станет легче пуха.
- Чудак человек – фыркнул Ослябя – куда ты сухой мох-то девать будешь? Тюфяки набивать? В сруб, ведь, не положишь – он поломается весь да в труху рассыплется. А меж брёвен надо как раз сырой мох раскладывать. Он и мягче, и ложится ровней да глаже, и сжимается плотнее. Никакой ветер не просклизнёт, никакой мороз не проберётся. А ты – «Подсу-ушим».
- А ты не дразнись – огрызнулся Федька – сам-то много изб поставил? И почему мы должны на Третьякову избу ломаться? Сам-то Третьяк весь день на коняжке катается. Ну, вечером топориком чуть помахает – венец соберёт и на боковую.
- Ты чего, Федюня? – охнула Ручеёк – Вот дед то тебя не слышит. Получил бы ты нагоняй.
- Фёдор шутит – стремясь остановить ссору, вмешался Ослябя – Конечно же, Фёдор помнит, что Третьяк не просто на коняжке катается. Он ведь, стадо пасёт. Вся весь ему свою скотину доверила. А по вечерам он, ты прав, всего один венец и успевает собрать до темноты. В темноте ведь, не будешь топором махать. Ну а то, что с курами спать ложится, так встаёт то он раньше этих самых кур. Когда солнышко-то покажется, он уж далеко от веси стадо отведёт. И весь день за тем стадом смотрит, чтоб ведмедь корову не задрал да волк овцу не уволок да чтоб коровы на посевы не забрели – потравы не учинили. Ну, отдышались? Подымайте свои мешки, потопали домой-то. Мужики уж заждались, наверное. Как им без моха, сруб-то собирать?
Ослябя помог Ручейку, присевшей под мешок, подняться и они не оглядываясь пошли к видневшейся уже веси. Федюня морщась и по-стариковски кряхтя забросил свой мешок на спину и спотыкаясь побежал догонять старших. Поравнявшись с Ослябей и сделав безразличное лицо Федюня, как бы невзначай проронил:
- Надо было бы крошни* приспособить под мешки то.
Ослябя, ухмыльнувшись, продолжал молча нести свой мешок, который был в два раза больше, чем Фёдоров. Даже, наверное, больше самого Фёдора.
- А то, волокушу сварганить да Бурку запрячь – не сдавался Федька.
- Ты вот, сам-то подумай! – не выдержал Ослябя. – Бурка теперь брёвна таскает. А допрежь на страде ломалась! Сколь зерна-то нынче с поля вывезли. А летом копны к зародам возила. И теперь вот, не дали работяге отдохнуть. Ты меру то знай. Замучаешь лошадёнку, на чём весной пахать-то будешь?
- Дык! А меня замучаешь, кто за соху-то встанет? – огрызнулся Фёдор.
- Ох ты, оратай! – прыснула в ладошку Ручеёк.
- Оратай не оратай, а вот уйду к батюшке в дружину, поплачетесь! – всё больше распалялся Фёдор – Сами будете и моркву дёргать и капусту рубить. А и без рыбы останетесь. Рыжий-то всю повыдергает. Дед Нечай то уж старенький, не сподручно ему уже чужаков то с Землянички гонять.
- Да-а-а. – протянул Ослябя – С капустой, конечно, тяжко будет. О! Дык, если ты в дружине-то будешь, тебе батюшка, наверное и меч даст? – пряча улыбку, спросил Ослябя.
- Наве-е-ерное. – протянул ничего не подозревающий Федюня – Наверняка даст! И пика будет, и щит, и булава!
Ручеёк, почувствовав, в словах Осляби подвох, решила приотстать, чтоб не выдать себя и прикусила губу.
- Дык ты приходи будущей осенью-то. Тока, с мечом приходи.
- А чо? Боисся, поганые опять за урожаем придут?
- Да ну! – отмахнулся Ослябя – Поганых и сами прогоним. Отроки-то подрастают.
- Дык, а чо тогда? Меч то на што?
- Дык, капусту рубить…
Что Ослябя говорил ещё, не слышал даже он сам – Ручеёк, повалившись на мешок с мохом спиной и задрав ноги в мальчишечьих штанах, хохотала так, что заглушила стук плотницких топоров. А Фёдор ничего не слышал от крови, прилившей к голове. Стыд залил лицо жаром. А и поделом! Задрал нос-то, надо на своём месте, своё дело делать, а не мечты мечтать.
Опять же, как без мечты жить-то? Вон, Третьяк мечтал-мечтал, Лебёдушку и вымечтал. Федьке то понятно эти телячьи нежности, как-то побоку, но как же семью-то без поддержки оставить. Дед Ведьмедь, конечно крепкий ещё, но ведь, дед же – года то идут. Дед Могута богатырь известный, так ведь и он не молод уже – полвека позапрошлым годом сполнилось. Опять же с батюшкой мир бы посмотрел… Да, как же матушку то с Ручейком одних оставить? Поле вспахать, да дров привезти… да мало ли чего ещё. По хозяйству-то. Э-эхххх!
Фёдор помог Ручейку подняться, поднял ей на спину мешок, забросил на плечо свой и молча, пошёл дальше.
Ослябя с Ручейком удивлённо переглянулись, пожали плечами и поспешили вслед за Фёдором.
Когда Ослябя с Ручейком догнали Федьку, он уже входил в нечаевский двор, где слышалась ругань Нечая. Впрочем, ругался он безо зла, как бы по-отцовски.
- Тебе бы токмо булавой махать. Вот же дал Первак помощничков. Куда ж ты, топором то по раме стучишь? Помнёшь ведь! Её мастер делал! Ты легонечко ладошкой пристукни, она на место и встанет. Во-от! И из воя может человек получиться…
Почти все мужики веси собрались помочь поставить Третьяку дом. Жениться парень собрался – как не помочь? Сруб был уже почти готов. Кто-то вставлял рамы в оконные проёмы, кто-то ладил стропила… Почитай за седмицу и сложили сруб-то. Дык, там делов-то – мужицкую избу поставить. Один то Нечай, конечно и за месяц бы не управился, осенью и без того полно работы. А всем-то миром, вишь, как быстро да ладно получилось. Как же теперь Нечаю отблагодарить мужиков? А ведь, не примут они ни платы никакой, ни благодарности. Сам-то Нечай, никогда ведь не отлынивал, не лагОдничал**, когда мир просил его о помощи. И платы никогда никакой не просил. Да и как плату брать? Человек не на работу тебя нанимает – за помощью пришёл.
Вот так – всем миром и дом легко поставить, и урожай собрать, ну, а беда какая придёт, так всем-то миром и с бедой можно совладать. А не сможем совладать, так… на МИРУ и смерть красна. Только, не о смерти теперь разговор! Дом поставим, свадьбу играть будем – рождение новой семьи праздновать! А там и ребятишки пойдут – новая жизнь! Подрастут – новые дома поставят, новые семьи создадут, новых детей нарожают. И рассеется наше племя по всей земле. Так и нарекут ту землю – Рассея!
*крошни – прародитель станкового рюкзака.
** лагОдничать – лениться, увиливать от работы.
Свидетельство о публикации №213013100438