Ибка сюка, ибалка и Ибица

Дабы попасть в анналы истории, надо что-нибудь снять, и не обязательно кинофильм, можно феску, колготки, чадру, купальник, носки, предохранительный чепчик - неважно что, главное - снять. Это и есть освобождение. О нём, о любезном, - вековая мечта человечества…

С утра было холодно. Крался куда-то вороватый туман, потом вышло солнышко и согрело озябшие души.
     Серый сидел на замшелом камушке и удил рыбу...
     Как много, однако, уменьшительно-ласкательных суффиксов в начале рассказа, подумал было автор, и хотел заменить слово "камушек" на какой-нибудь другой столь же крепкий предмет, но потом решил: "пусть будет", и продолжил далее…
     Плотвичка и востроносая щука уже плескались на привязи, и этот плеск заставил Серого улыбнуться.
     Как-то, зайдя к брату, он не застал его дома.
     - А где отец? – спросил у четырехлетнего Антона.
     - На ибалке, - ответил племяш.
     - Где, где? – не понял Серый.
     - На ибалке, - серьёзней некуда повторил малыш.
     - И что он там делает?
     - Ибку ловит, сюку…
     Вот этим самым делом и занимался теперь Серый. Всю свою сознательную жизнь он ловил рыбку именно в этом пруду. Ещё три года назад пруд был советским, проще говоря, ничейным, заброшенным по причине всеобщего запустения, и не только в умах, но и во всём постсоветском образе жизни. По сегодняшним временам таких прудов почти не осталось – большинство из них оказалось захваченным, ибо никто не желал копать новые водоёмы - всем хотелось присвоить ничейные.
     Люди как-то очень быстро научились воровать, не поднимая задницы. Они и раньше не поднимали её – в конструкторских бюро, проектных институтах и многочисленных конторах. Теперь к ним присоединились сельские жители, военные, менты, бывшие партийные и комсомольские работники, интеллигенты – этих было особенно много, больше других слоёв населения. Весёлые и находчивые, они назойливо лезли в глаза и в администраторы, вызывая ненависть завистливо притаившегося люда.
     Жить, не поднимая задницы, стало модно.
     Принцип преуспевания базировался на воровстве.
     Всеми этими мыслями и поделился Серёга со своей женой – пленительной Варварой. Она слушала его внимательно, не противоречила, когда нужно – кивала, когда следовало – поддакивала. Послушная, податливая жена – извечная мечта искушённого в семейных передрягах мужчины.
     Увы, не на тех напали…
     Так вот, три года назад, этот пруд осушили, и, так как он был довоенным, пригласили сапёров, они его освидетельствовали с помощью назойливо зудящих приспособлений и, наконец, дали добро на дальнейшее переустройство. Дно вычистили, запруду укрепили, проделав в ней аварийный сток на случай мощного паводка. Навезли песку – двадцать грузовиков, не менее, участвовало в этой затее.
     Смотрел Серёга на эту канитель и радовался: рыбку ловить буду, эх, хорошо!
     Рыбалку, однако, в пруду запретили потому, как решили сделать его неформальной зоной отдыха. У нас всё неформальное теперь – частное, а формальное – государственное. Кроме воровства, разумеется, оно в нашей стране, всегда было частным. Не слышал я, чтобы кто-нибудь наворованные средства зачислял на счёт государства. Деточкины в нашей стране жили только на экране.
    Территорию вокруг пруда облагородили, обнесли сетчатым забором, а вот подъездную дорогу ремонтировать не стали, так и оставили разбитой – это, чтобы случайные люди не ездили в заповедное место. Подъехать к зоне отдыха можно было только на джипах.
     Местных жителей в деревне почти не осталось – умерли или спились, а большей частью уехали, не скажу, чтобы в Калифорнию, но, может быть, и туда: из этой деревни испокон века ехали в Калифорнию, мало кто доехал, правда, но это уже иная история.
     Ветхие избы снесли, поставили новые срубы из финских карандашей и открыли частные дачи. А вот колодцы оставили, как и романтический деревенский сортир, в котором очко вырезано в виде сердечка. Оно, как известно, непременный атрибут святого Валентина, ну и наших туалетов: клади – не хочу. Прямо в сердце. Не промажешь…
     Петушиного крика теперь в деревне не услышишь, ибо царствует в ней тишина.
     Тишина стоит дорого.
     Ради неё едут сюда горожане…
     Односельчане разъехались, а Серый остался, и стал он работать в тутошней лавочке – той самой, что перестраивала местную жизнь – на свой, на нудистский лад.
     Кем работал? Сторожем, охранником, спасателем во время купального сезона. Прошлым летом случился большой переполох. Одну из купальщиц схватил за задницу сом - жертва непотребного любопытства, которое у животных и рыб столь же неистребимо, как и у людей. Барышня испугалась, думала утопленник ("тятя, тятя, в наши сети притащило мертвеца…"), кричала, звала на помощь. Серый прыгнул в воду и спас перепуганную женщину. Серёге дали команду выловить чешуйчатого блудодея, и Серый с блеском справился с этой задачей. Справедливости ради надо заметить, что в успешном завершении эпопеи было больше везения, нежели умения, ну да ладно – кому нужны эти несущественные детали?
     Премиальная тысяча нежила сердце…
     А ещё ему разрешили ловить рыбу. Только ему, и больше – никому…
     Воспоминания Серёги прервало внезапное появление незнакомки. Весь облик её напоминал тот период нашей славной истории, когда свинарка с помпой вышла замуж за пастуха: белое крепдешиновое платье с незабудками, кожимитовый поясок, соломенная шляпка, босоножки с носочками и сачок - да, да, да! - настоящий сачок с марлевым конусом.
     - Здесь нудисты загорают? - спросила прекрасная незнакомка.
     - Ну, - ответил Серый.
     - Не ну, а ню.
     - Ну ню – какая разница!
     - Большая, - ответила она и начала раздеваться.
     Серый понял, что пора сматываться – в буквальном смысле этого слова.
     - Что-то вы на нудиста не похожи, -  прозорливо заметила незнакомка, глядя на его синтетические брюки и резиновые сапоги. И те и другие была раскрашены в строгом соответствии с камуфляжной модой, обожаемой провинциальными жителями моей необъятной страны. По этому своему пристрастию они ужас, как похожи на оккупантов. Да и ведут себя в соответствии с выбранным стилем. Видимо это те, кто не добрался до Калифорнии и Майами.
     - Не до жиру – быть бы живу, - сказал Серый, сматывая удочки.
     - Не поняла, - откликнулась незнакомка. – Это вы кого имеете в виду? Меня?
     - Ну что вы, мадам…
     - Да я, если хотите знать, - возмущённо сказала она, - вот уже третий год как на диете сижу! Держу, как говорится, паузу по методу Станиславского и Немировича - мать его! - Данченко! А вы знаете, что сотни миллионов людей на планете сегодня не доедают, знаете? Это женщины сбрасывают вес!
     - Оно и видно, - промямлил Серый и ретировался от греха подальше.
     "А мы всё больше по методу Маршака", - подумал он, подходя к дому, и тут только вспомнил, что забыл "ибку" на кукане, "сюку" и плотвичку. Сплюнул в сердцах и поплёлся назад, крадучись, разумеется – форма обязывала.
     Прекрасная незнакомка, вся как есть голая (женщина, она ведь эксгибиционистка по природе своей, и нашей) лежала на яркой подстилке и листала модный журнал - иллюстрированное издание для обладателей модных прудов и элитных водохранилищ, частных морей и заповедных океанов.
     Ступая на пятках (только дилетанты ходят на цыпочках в подобных случаях), Серый подобрался к кукану и медленно, очень медленно потянул его к себе...
     "Тяну рыбку большую и маленькую, - думал он в этот момент. – Тяну…"
     И тут женщина протяжно зевнула, перевернулась на спину и громко произнесла:
     - Ну и где эти сволочи? Уж небо осенью дышало…
     Серый замер, волей-неволей всмотрелся в незнакомку – и ахнул: вся она была чистенькая, гладенькая, невинная, как семилетняя девочка. Ни единого волоска на теле, хотя бы завиток оставила - для удовлетворения естественного в таких случаях любопытства: а какая она в натуре?.. Слушай, ты кто: блондинка или брунетка?.. Ах, шатренка…
     Но и без этого завитка она поразила его прямо в сердце. Как в тумане добрался Серёга до самого дома. На пороге его встретила Варвара. Он протянул ей кукан с полусонными рыбками.
     - Это что? – грозно спросила она.
     - Улов, - ответил Серый.
     - Это - улов?! Засунь его себе в одно место! – вскричала злыдня. – Или Ваське отдай – может он польстится на эту дохлую дрянь.
     Из двух предложенных вариантов Серый, разумеется, выбрал второй, не был он развратником, но и Васька отказался от рыбки. "Зажрались, сволочи", - тоскливо подумал Серый, но тут он вспомнил прекрасную незнакомку, и ему заметно полегчало.
     Очень заметно.
     Женщины, как известно, вожделеют на ощупь, а мужчины - зримо…

Разделся он возле сетчатого ограждения. Одежду спрятал под раскидистым деревом. Потом, не спеша, спустился к пруду.
      Прекрасная незнакомка лежала на том же месте.
      Серёга приблизился к ней, спрятав в горсти всё своё немудрёное имущество, которое, тем не менее, торчало между пальцами своеобразным кукишем.
     - Вы – нудист?! – удивилась она.
     - Он самый, - ответил Серый и, набравшись смелости,  показал ей то, что дотоле прятал, и даже кожицу сдвинул для убедительности.
     - В нудисте всё должно быть прекрасно, в том числе и это. Нет, вы не нудист, вы – самозванец.
     - Скажите тоже – самозванец, - обиделся Серый. – С чего вы взяли?
     - Меня не обманешь, - протяжно заявила незнакомка, - я самозванцев с первого взгляда вижу. – И уткнулась в свой иллюстрированный журнал.
     Серый подумал-подумал и отошёл от неё, как эсминец от пирса – не спеша и торжественно. Огляделся по сторонам и подсел к группе товарищей, составленной из представителей разного пола. Женщины не произвели на него того впечатления, которое не помещается в ладонях. Насквозь голые – так, что солнце играло с ними в прошивку – они просвечивали и искрились.
     А вот мужчины…
     Один был сед – от бровей и до щиколоток. Волосы шли потоком, не останавливаясь перед препятствиями в виде плеч, живота и других атрибутов мужеского пола. Зато голова его была лысой, как школьный глобус, и даже шишечка присутствовала на темечке – от оси, крайне необходимой этому предмету наглядной агитации: "Петров, перестань крутить земной шар, за эту шалость и посадили настырного Галилея! Достал он всех своим возгласом: вертится! вертится!"
     Второй, ничем не примечательный мужчина, сутулился и кашлял. А плечи он держал так, будто сзади у него росли крылья. С болью росли. Как зубы.
     Оба индивида с огромным интересом прислушивались к разговору, который вели насквозь пронзённые дамочки.
     - Босфор, милая, - сказала одна из них, - это пролив между Стамбулом и Константинополем…
     - А Дарданеллы? – всполошилась собеседница. – А как же Дарданеллы?
     - А Дарданеллы – в Италии.
     - Ну, надо же! – всплеснула подруга руками, и груди её охватила лёгкая многоречивая рябь. – А я думала, что они тоже в Стамбуле…
     - Милочка, да вы послушайте, как звучит это слово: "Дар-да-нел-лы" – и все сомнения оставят вас напрочь!.. А прошлым летом я отдыхала на Ибице. Вот где разврат, так разврат! Разврат и вавилонское столпотворение!.. И она взахлёб начала рассказывать об этом удивительным испанском острове с исконно русским звучанием. Наши пришельцы дали ему название – испанцы ни за что бы не додумались…
     - Занятная дамочка, - засмеялся псевдокрылый. - Это ваша жена?
     - Моя, - вздохнул седовласый. – Знаете, если она утверждает, что Мессалина жена Муссолини, спорить с ней бесполезно. И это после года проживания в Риме! Но, в остальном, она - прекрасная женщина.
      - В остальном, пожалуй, - согласился с ним собеседник, в очередной раз обозрев обворожительную путешественницу. – А что она умеет?
     - Она? По телефону трепаться, - сказал седовласый и опять вздохнул, на этот раз глубже прежнего. – А ваша?
     - А я не женат! – радостно сообщил псевдокрылый и перевёл разговор, обратившись к Серёге: - А что умеет ваша жена?
     - Всё. - Серого распирала гордость. - Всё – и огород вскопать, и картошку посадить, и корову подоить, и обед сготовить…
     - И в горящую избу войти, - сказал псевдокрылый. – И где вы её откопали?
     - Не я – её, а она – меня, в колхозе, - ответил всё ещё гордый Серёга. - Он тогда уже на ладан дышал – я имею в виду наше образцовое хозяйство…
     - Так вы – ме-е-е-стный, - заблеял псевдокрылый. – А что вы здесь делаете?
     - Как что? За порядком слежу…
     - А-а-а… - сказал псевдокрылый.
     - А-а-а…- сказал седовласый.
     - Утопающих спасаю… - продолжил было перечислять свои функции Серёга, но они уже потеряли к нему всякий интерес, и даже отвернулись, но интеллигентно отвернулись, как могут только наши умники, – вполоборота, всем своим видом, однако, показывая, что поддерживать беседу не намерены.
     "Будь прост с людьми, и они пошлют тебя на …!" – подумал Серёга, переиначив Шекспира, о котором понятия не имел. И в очередной раз опечалился…
     Да, тяжёлый день выдался у него, очень тяжёлый…
     И тут в наш рассказ вмешалась ещё одна женщина, тоже сошедшая с советского экрана, на котором когда-то крутили фильм Параджанова "Тени забытых предков". И напоминала она голую Пелагею, крадущуюся вдоль чёрно-белого плетня. Только это была не Пелагея, а Варвара, и не кралась она, а ступала, и волновались полновесные груди её, как гружёные барки в порту, только что без бильярдного стука.
     Говорят, что с увеличением размера бюста на один номер интеллект женщины уменьшается на 20 процентов. Это – не про Варвару. Хотя, всякое, знаете ли, бывает, в том числе и с нею…
     Спереди она внушала восхищение, сзади - вожделение.
     - Ах, ах, ах… - сказал псевдокрылый. – Какая умильная женщина!
     - Не задница, а сплошная эрогенная зона, - ответствовал седовласый.
     И оба прикрылись раскрытыми книгами, дабы их перископические устройства не отвлекали нас от неспешного эстетического созерцания.
     - Юра! – тут же отреагировала его верная супруга, мгновенно покинув развратную Ибицу, католическое несовершенство которой давно уже внушает опасение местным инквизиторам и матадорам. – Юра, ты не видел где мой сотовый телефон?
     - В машине, где же ещё? – ответствовал седовласый, не отрывая взгляда от лакомого объекта.
     - Юра! – ещё раз крикнула она, но он отмахнулся от неё и сомнамбулой двинулся за Варварой.
     Поборница Ибицы и Босфора потеряла дар речи. Для женщины – это несчастье, соизмеримое с потерей невинности, если её ещё теряют. Раньше – теряли, теперь – дарят. На день св. Валентина, например…
     Варвара пользовалась успехом.
     Она была нарасхват.
     И седовласый, и псевдокрылый ходили за нею кругами, другие мужчины не отставали - по-есенински принюхивались, облизывались и созерцали…
     А Серый не находил себе места, сердце ныло и кувыркалось, совсем как мальчишки в пруду, когда он считался советским. А ещё ему было стыдно и обидно, что его жена гуляет голой по сельскому пляжу.
     Улучив момент, он приблизился к ней.
     - Варя, ты с ума сошла, - сказал он сквозь зубы.
     - На себя посмотри, - ответила она ему шёпотом...

Вернулась она домой поздним вечером, когда лёгкие летние сумерки тихой сапой вползали в открытые окна и настежь распахнутую дверь.
     Пришла и стала собирать вещи.
     - Ты – куда? – упавшим голосом спросил Серёга.
     - Ухожу, - ответила Варвара. - Я тоже хочу жить, не поднимая задницы.
     - Да он же женат! – взревел Серый.
     - Пусть! – ответила она. – Пусть!
     И ушла. Последние слова её звучали обидней некуда: в них таилась вся трагедия современной цивилизации:
      "Я умею это делать и без штампа в паспорте".
      Так что, хотим мы этого или не хотим, но человечество неудержимо катится к нудизму. Нудное это занятие, господа, ох и нудное, но благодатное. И перспективное…
     Без штампа оно, конечно, забавней…