РОндо для двоих. Часть 5, гл. 4

                Глава четвертая


                Уля проснулась от чужого прикосновения. Не сразу сообразила, где находится, но почему-то не испугалась,  столько ласки было в пальцах руки, невидимой в темноте. Так ребенок  не пугается тепла материнской руки, положенной ночью на его голову. И Уля только прижмурила глаза, упиваясь этой нежностью.  Когда-то легким прикосновением будил ее Владик, но у того рука была маленькая, аристократическая,  по-женски мягкая, а эта ладонью накрыла  щеку, висок, и потребовалось несколько секунд, чтобы понять, кто же ее, Улю, так любит.
                Мише-ель… Уля  обхватила крепкую мужскую кисть, повернула ее ладонью к себе, поцеловала. Протяжный стон ответил на ее ласку…
                И уже невозможно было остановить порыв двух тел навстречу друг другу. Они сплелись в объятьях так крепко, словно кто-то пытался из разлучить.
                …Потом первыми словами Ули были по-женски нелогичные:
                – Господи, как рано! Что же ты разбудил меня, бессовестный?
                Пока они завтракали в крошечной кухоньке Михаила, Ульяна тоже, как Ирина,  привыкшая  расписывать день по часам и минутам, строила планы на сегодня, а потому слушала Михаила краем уха. Нет, ей было интересно все, с ним связанное, но не сейчас. Успеется. Все она узнает, что понадобится для совместной жизни.
                Уля уже решила, что их жизнь будет протекать вот здесь,  в двухкомнатной квартирке, с окном во двор, в которое стучится роскошная летом, а сейчас голенькая ива. Решила вчера, под аккомпанемент любовных признаний когда-то брошенного ею Михаила. Нового, а не того, оставленного – немного ленивого, немного инфантильного в быту. Этот не просто повзрослел – он стал другим, которого не хотелось терять.
                Наблюдая, как Михаил хозяйничает на своей территории, ухаживая за нею, Уля любовалась  не только внешностью этого человека, но и каждым его движением. Вот таким он был когда-то на работе, в больнице, когда ей нравился. Спокойная уверенность, несуетливость – качества, которые Уля всегда  ценила больше других в мужчине.  Они  были присущи Владиславу, но так и не встретились в дальнейшей жизни. Если бы в свое время Михаил не раздваивался на две персоны – рабочую и домашнюю, она бы ни за что не бросила его ради Севки.
                – Ты чего так смотришь? – спросил вчера Михаил. – Изучаешь? Или вспоминаешь?
                – Нет, наслаждаюсь твоим обществом. Любуюсь.
                Он покачал головой:
                – Ври побольше, любимая женщина.  Таким взглядом только бациллу под микроскопом рассматривают.
                Михаил уехал в клинику, бросив  возле самой двери:
                – Не вздумай исчезать.
                – Мне надо съездить к  Павлику и его жене. Я должна довести до конца свою миссию  миротворца. Ради  этого ехала…Мне надо убедиться,  что там все окей. И ты с работы туда приезжай. Созвонимся.
                Всю дорогу в маршрутке она разглядывала в полузакрытое окно город своего детства, поражаясь переменам. Иногда ей казалось, что никакой это не Днепропетровск, столько за последние годы успели тут настроить  высоток на месте снесенных домов позапрошлого века.  Прежние дома имели свое лицо, а эти, новые, каждый на свой лад,  смотрелись неплохо только на своем клочке земли, но не создавали ансамбля с соседними участками.  Блестели стеклом и  разными цветами, чаще – синим, спесиво поглядывая на своих состарившихся соседей с их почерневшими стенами и разномастными клетушками лоджий. Нет, новорожденные здания не имели своего почерка и душу не согрели. Привыкшая к уюту тесных улочек старого города Львова, Уля только вздыхала грустно, стараясь зацепиться глазом за  те нетронутые места, где еще доживали чьи-то воспоминания о юности или детстве.
                «Завтра же поведу Ирочку по местам боевой славы», – утешила себя Уля, надеясь, что где-то еще остались островки былого.
                К вечеру все участники событий собрались за праздничным столом у Ирины с Павлом.
                – Не хватает только Игорька, – сказала Маша, оглядывая родителей, Татьяну, Ульяну с Михаилом и своего братца, который, слава Богу, не притащил сюда жену.
                – Какого Игорька? – так и вскинулся Павел.
                – Моего! Ты чего, папуля? – удивилась Машка. – У нас их много?
                – Два, – загадочно улыбнулся Павел. – Один виртуальный.
                Он старательно обходил глазами жену, которая при этих словах нахмурилась: «О, да мы не забыли! Будет теперь шпынять до конца жизни!»
                – Виртуальных нам только и не хватает, – улыбнулась Маша. – У меня их сотня наберется! Пасусь в «одноклассниках» интернетовских.
                Выпили за знакомство с новой родней – и пошло-поехало как в праздничных застольях, когда разговор скачет с одной темы на другую, не задевая ума и сердца до определенной поры. Она наступает, когда алкоголь начинает бродить в крови, у одних вытаскивая наружу застаревшие обиды, у других эти обиды заглушая до полного исчезновения.. Вот когда можно считывать позитивное начало в человеке и негативное.
                Так думала Уля, которая с любопытством ученого во все глаза смотрела и во все уши слушала тех, с кем решила не расставаться до конца. Ее алкоголь не брал. «Мишель тут приживется», – радовалась она, наблюдая, как Павел и  Михаил с любой темы  дружно скатываются к  обсуждению футбольных команд. «Интересная эта штучка –  Машка. Пофигистка по сути. И в кого бы? – усмехалась Уля,  прислушиваясь к спору между  братом и сестрой. – Парень теряется под напором веселой логики сестры. Хотя и старше ее намного…»
Они обсуждали какое-то телешоу.
                Ирина  о чем-то шушукалась с Таней,  а та ревниво поглядывала на Павкину сестру. «Изучай, изучай, – насмешливо думала Уля,  – Отобью я у тебя подружку! Так что пользуйся,  пока я не угнездилась на вашей территории!»
                За то время, пока  Уля,  Ирина и Таня втроем готовили на кухне салаты, а Машка крутилась возле мужчин, раскладывающих стол, Уля в уме составляла психологический портрет Ирины, как это она делала, анализируя проблемных своих пациентов перед постановкой диагноза. Получалось, что ее детский кумир, Ирочка, по Павлову – почти чистый сангвиник ( ее муж -– холерик) , по Юнгу – Ирина – экстраверт (Павка – интроверт). Но   Уля предпочитала всем современным ученым Лазурского. По нему – здесь такая адская смесь психотипов, что сам черт ногу сломит!  И главная загадка – как же они сошлись – эти два противоположных человека! Не могло тут обойтись без многолетней  войны…
                – А что делал Павлик, когда работу потерял во время перестройки? – спросила у Ирины Уля, когда они остались в кухне вдвоем.
                – Переживал, – ответила Ирина одним словом.
                – На диване, – уточнила Татьяна, появляясь в дверях. – А Ирка бегала в его институт – искала бывших друзей, чтобы…
                – Тань, помолчи, – оборвала ее Ирина.
                – Чтобы те куда-то Павлика приткнули, – закончила Таня и вышла снова.
                – А ты? – допытывалась Уля.
                – Долгая история. Давай-ка сюда зелень.
                Появился Павел, чем и пресек разговор на неприятную для Ирины тему.
                – Девочки, стол установили, раздвинули, посуду выставили, что теперь?
                Павлу все доставляло сейчас удовольствие, даже та суета, которую он всегда терпеть не мог. Уля радовалась за брата. Но тот неожиданно демонстрировал качества, которые считал своим достоинством. Происходило это непроизвольно.
                – Ирка, – говорил он, вытаскивая на  свет божий скатерть в винных пятнах. – Это разве можно класть на стол?
                – Это – нельзя, – выхватывая из рук мужа злосчастную скатерть, отвечала Ира сквозь зубы. – А вот это… – она запустила руку в бар, поискала там у задней стенки  чистую скатерть, – нужно. Держи!
                – Но  грязному там не место! – говорил Павел, не замечая, как все опустили головы и стали громче обычного разговаривать.
                – Ты забыл, наверное, что это, – Ирина взяла  грязную скатерть из рук мужа, – пролежало в шкафу ровно два года. Пока мы были в разводе. Не до праздников было. Сунул кто-то.
                – Надо было сразу…А кто мог сунуть?
                Теперь уже терпение лопнуло у его сестрички:
                – Павка, идем, ты мне нужен на кухне.
                Тот покорно пошел следом. Приперев Павла к кухонной двери с обратной стороны, Уля схватила  его за рубашку на груди и  прошипела по-кошачьи прямо в лицо:
                – Я бы тебя прибила!
                – А что я сказал такого?
                –  Зануда – это полбеды. Но  – при всех – о каких-то пятнах, тряпках. Зачем!? Хочешь снова поссориться? Зачем ставить в неловкое положение самого близкого человека?
                Она отпустила руку, слегка толкнула Павла в грудь и вышла, рассерженная его непониманием. Лицо его отражало именно это состояние.
                Ирина в гостиной ставила на стол посуду.
                – Такие вещи надо пресекать в самом начале замужества, – тихо сказала ей Уля, пристраиваясь рядом.
                – Когда они еще не проявились в полном расцвете?
                – Вот расцвет и нельзя было допускать.
                Это был единственный за два дня по-настоящему неприятный момент – для Ули вскоре забытый, для Ирины – вернувший ее к прежней жизни. «Ничего, будем теперь пресекать – в конце», – ответила она мысленно Ульяне.
                Как хотелось Ирине провести с Улей наедине целый день! Сколько у них накопилось вопросов без ответов! Но следующий день был рабочим, да еще ответственным – ждали машину из типографии.
                Поздним вечером все разошлись по домам, и Уля отчалила со своим Мишей.
                – Мам, я смываюсь, извини, Игорешка ждет,  – заспешила Машка. –  Посуду вы с папулей сами помоете?
                – Куда ж мы денемся? – усмехнулась Ирина.
                На следующий день Ирина с Улей встретились в пять часов, когда уж стемнело. Мокрая от затяжного дождя улица не располагала к разговорам.
                – Посидим в кафешке какой-нибудь. Где тут у вас не слишком дорого? – предложила Уля.
                – Ты думаешь, что я такая продвинутая – по кафешкам бегаю? – усмехнулась Ирина, открывая зонтик. – Даже с Павкой, пока не разошлись,  ни разу там не побывала. Да  и зачем мне платить  за чашечку кофе столько, сколько я отдаю за полкило отменного кофе в зернах? Что мне эти два глотка?  Я пью огрома-а-дными чашками. С бутербродом. Поехали домой, а?  Еды  в холодильнике полно!
                – А я в кафе постоянно ужинаю. У нас  они на каждом шагу. Правда, и у вас, смотрю, густовато. А куда – домой? Теперь у меня тоже есть свой дом…
                – Ко мне домой. Павку запрем в детской. Или наоборот – запремся от него. Так охота поговорить! Теперь от меня никуда не сбежишь.
                Дома тосковал в одиночестве Павел. Поужинали втроем. Уля позвонила Мишелю, что ночевать будет у Кадрецких, потом  панибратски сказала брату:
                – Так, дорогой, а теперь мы исчезаем. И не мельтеши. Нам обсудить надо кое-что.
                – А поговорить?! – огорчился Павел совершенно по-детски.
                Нет, не помнила Ирина своего мужа таким! Новый Павка лишь один раз показал свой занудный нрав,  когда о скатерти брякнул при всех.
                Неужели в прошлом остались ссоры по мелочам? И  контроль над тем, как она, Ирина, говорит по телефону, сколько и о чем? И можно будет без оглядки на мужа спросить у сына,  купил ли он себе новую куртку, как хотел? А у дочки – когда та определится со своим Игорьком? И при этом не услышать привычного:
                – Что ты  все допрос  устраиваешь?1 Они уже взрослые, разберутся! Какая тебе разница, купил сын куртку или в старой ходит?! И что за манера лезть со своими…
                И так далее…
                Она что – теперь сможет без комментариев со стороны разговаривать с собственными детьми, подругой, Никитой? А как же старая привычка критиковать каждый мелкий шаг собственной жены? Сможет ли  он удержать свои порывы – навязать всем свое представление о том, как надо разговаривать и о чем?
                Ладно, время покажет. А пока  Ирине предстояло общение с самой загадочной личностью, возникшей в ее жизни так неожиданно…
                Ну что может быть приятнее свидания двух женщин, друг другу симпатичных и переполненных впечатлениями?! Когда хочется побольше узнать друг о друге, и есть время, и есть возможность наговориться всласть,  не подстраиваясь под третьего собеседника!
                Этот третий, умирающий от любопытства  впервые в жизни,  истосковавшийся по родной душе, почему-то не желающей принимать его в теплую компанию,  пытался  сосредоточиться на новостях в интернете. Не получалось. Тогда он присоседился к игрокам  в преферанс, но долго его не брали из-за низкого рейтинга. Еще бы! Он эти дни играл паршиво, рассеянно, делал ошибки, проигрывал чуть ли не новичкам. Словом,  позорился – на нервной почве.
                А за стенкой раздавался женский смех, и Павлу хотелось туда. Но он переборол себя – оделся и пошел гулять по мокрым улицам, впервые подосадовав, что не завел себе надежного друга, к которому всегда можно было бы нагрянуть…
                Вот Ирка так бы могла! Ей вечно кто-то звонил или она звонила,  по вечерам ходила  то к однокурсникам, то ездила к Татьяне,  то к родителям, пока те были живы, то к детям. Получается, что ее жизнь переполнена людьми, думал Павел, вышагивая по аллее проспекта Пушкина и не замечая мелкого дождика, оседающего в его темной шевелюре – густой для его возраста. А где его окружение?  На кафедре  ему не повезло с приятельством, однокурсники бывшие разъехались, разбрелись по миру. Правда, он и не  хотел знать, куда именно.  Друзья по спорту испарились совсем давно…
                Ира однажды его попрекнула (да не однажды!), что он не знает, кто где живет и работает. Глупый упрек. Он тогда ответил, что ему некогда такой ерундой заниматься, как поиски бывших.  У него есть семья и работа! Зачем ему чужие проблемы? Он помнит, как Ирина тогда возмущалась: тебе никто не интересен! Ты эгоист!
Но он же не виноват, что не встретился ему в жизни такой человек, который бы заинтересовал его по-настоящему! Не станет же он искать его!
                Нет, думал Павел, освеженный  дождиком, уже с промокшими волосами, что-то Ира сказала тогда обидное, они даже поссорились… Вроде бы дружба – это тоже работа души, не только любовь… что-то о приручении. Сказку свою любимую вспоминала, Сент-Экзюпери, «Маленький принц». Кто-то там кого-то приручил и теперь счастлив. Хорошая сказка, да только кто сейчас живет по  советам сказочников? Сейчас не приручают, а прикармливают! А иногда этих романтичных Принцев просто убивают, то бишь, заказывают, если у Принца нет крутой охраны  и собственных осведомителей в бандитской среде.
                «Ну, – даже испугался Павел такого поворота мыслей – уж очень циничного. – Ирина вот приручила…целую толпу людей. Наверное, и того Игорька, из-за которого мы расстались.–  А всегда ли полезно – приручать? А если плохо получилось? Или слишком хорошо, а потом – разочарование, и прирученный оказывается пленником этой идеи. Раз я кого-то приручил, то должен теперь о нем всегда заботиться, любить, охранять… А если перехотелось?! Нет, что-то тут не стыкуется. Просто одним везет на друзей, другим – нет».
                На  этой мысли, оправдывающей его,  Павел  и решил вернуться. Хватит им секретничать! Пусть поделятся своим теплом, если такие хорошие. Ему тоже захотелось быть прирученным.

Окончание   http://www.proza.ru/2013/01/31/846