Однажды в июле 1622

Июль 1622  года выдался слишком жарким.
Тяжелый запекшийся воздух не остывал даже ночью, казалось, что время застыло, утомленное жарой, и этот июль не закончится никогда.
Впрочем, были люди, кого жара только радовала – трактиры были переполнены.

Пить! Скорее пить! – непрерывный стон жаждущих вызывал в ответ ласкающий слух звук льющейся влаги, который сливался с таким же отрадным звуком льющихся потоком денег – что может быть приятнее для уха кабатчика?

Герцог де Лонгвиль не был исключением. Он готов был облагодетельствовать какого угодно кабатчика, лишь бы утолить жажду. Конечно,  тот бы удивился, узнав, что поит принца крови, но герцог не собирался представляться. Он хотел поскорее убраться восвояси, но пить хотелось так невыносимо, что герцог ввалился в первый же выбранный наугад трактир. Узнать его тут не узнают, а на случай проблем с ним была пара дюжих слуг.
Пробираясь к стойке, герцог не прекращал сквозь зубы сыпать ругательствами. Его бесила жара и госпожа теперь уже де Шеврез. Впрочем, герцог поминал ее всеми известными ему именами и к каждому добавлял соответствующий эпитет.

Герцогиню в очередной раз выставили со двора. Она дала знать Лонгвилю, что передаст ему важное письмо. Обожающая таинственность Мари-Эме обставила все в лучшем виде: герцог должен был тайком явиться в некий дом, где ему и было вручено искомое письмо.
Герцог не забыл выругать и себя, за то, что вообще пошел туда. Надо было просто послать лакея, а лучше сделать вид, что ничего не знает и никуда не ходить. Но мадам много чего знала, а герцог предпочитал быть в курсе. Конечно, он сейчас вполне ладит с Людовиком, но кто знает… В конце концов, кто они такие, эти Бурбоны? Беарнские голодранцы! Удар Клемана был их везением. Кто знает, кому и как может повезти в следующий раз? Не то чтобы он на что-то претендовал, он знает свое место, но Валуа звучит определенно лучше, чем Бурбон…

Герцог раздраженно оглядел зал. Людей было немало и все до единого дышали, так что воздуха не осталось совсем.
Трактирщик, с первого взгляда определивший, что господин из важных, угодливо предложил пройти наверх. Там есть комнатки, где господин будет один и никто ему не помешает.  Герцог не собирался задерживаться, но в зале присесть было решительно негде, а пить стоя он не привык.

Комнатка впрямь была неплохой, чистой и уютной, наверное, лучшее, что здесь есть. Впрочем, ему здесь не жить. Герцог расселся за столом. Лакеев он оставил за дверью и наконец-то ухватил вожделенный стакан. Однако выпить ему не дали. Шум за дверью был громким, но прекратился быстро, после чего дверь распахнулась и на пороге появился мужчина с обнаженной шпагой в руке.
- Какого черта? – сказали они с герцогом одновременно.
Из-за плеча вошедшего выглядывал перепуганный трактирщик.
- Простите господин, если бы я знал, что Вы сегодня изволите прийти, - бормотал он, - я бы никогда, поверьте…
- Какого черта? – заорал герцог. – Пошли вон оба!
Вместо того, чтоб разозлиться, вооруженный мужчина удивленно поднял брови. Он повернулся к трактирщику и сказал:
- Слышал? Подай вина, а сам пошел вон!
Пинком он захлопнул дверь за трактирщиком и снова повернулся к Лонгвилю.
- Вы бы герцог не ходили по таким местам, а то ведь, может статься, тут и останетесь.
Ошарашенный Лонгвиль хотел повторить свое «Какого черта», но поперхнулся, потому что узнал говорившего:
- Граф…
- Помолчите, - невежливо перебил его мужчина.
Герцог открыл рот, чтоб возмутиться, но его собеседник, усевшись без приглашения за стол, опередил его:
- Вы не привыкли к такому обращению? Не обессудьте, тут Вам не дворец. Тут титулы не в ходу,  Вы поняли меня?
- Да Вы-то сами, что делаете в таком месте?
- Как видите, собрался выпить. Составите мне компанию?
Герцог хмыкнул – говоривший и так был уже изрядно пьян. Он пожал плечами:
- Пожалуй.
Они сидели, молча разглядывая друг друга, пока трактирщик не принес бутылки. Герцог вопросительно глянул на своего визави – бутылок было много. Тот подождал пока выйдет трактирщик и, не говоря ни слова, налил себе – стакан герцога и так был полон.
- Вы собираетесь все это  выпить? – спросил герцог только чтоб что-то сказать.
- Да.
- Много пьете!
- Да.
- Послушайте, граф…
- Я предупреждаю Вас, Генрих! Еще раз…
- Да Вы совсем пьяны! Что Вы себе позволяете?
- Черт побери, не Вам меня учить!

Герцог понимал, что он должен как-то отреагировать, но жара вызывала такую вялость, что не хотелось даже сердиться. Вместо ответа он налил себе еще и выпил. Вино было охлаждено более, чем следовало для сохранения вкуса, но сейчас вкус интересовал герцога меньше всего. Он налил еще. Мужчина с иронией наблюдал, как герцог пьет.
- Вы решили не обижаться? Разумно. Впрочем, извините меня, я, правда, пьян и потому груб. Ваше здоровье!
Они молча чокнулись.
- Давно Вы в Париже, Арман?
Мужчина хмуро посмотрел на герцога, потом махнул рукой:
- Черт с Вами – Арман, так Арман! Какая разница, давайте выпьем! Вы всегда отличались в этом деле!
- Зато за Вами такого раньше не водилось, - буркнул герцог.
- Ну, так теперь я могу составить Вам достойную компанию. Давайте выпьем!
Герцог пожал плечами:
- Давайте!
Очень быстро они прикончили несколько бутылок.
- Послушайте, пойдемте отсюда, напиваться можно и в приличном месте, - предложил герцог. – Хотя вы уже и так достаточно пьяны.
- И намерен напиться еще больше! Я не знаю, какого черта Вы делаете здесь, но я Вам рад. Могу даже сказать почему.
- В былые времена Вы не очень меня жаловали, - криво улыбнулся герцог. – Хотя я вот не могу сказать почему.
- Я был дурак. Дурак и осел. Искал приличного общества  приличных людей… А надо было искать Вас – в Вас невозможно разочароваться. И Ваше общество для меня сейчас самое лучшее, что можно придумать. Вы-то уж не будете ждать, что у меня за спиной прорежутся крылья.
Герцог насмешливо покривил губы:
- Неужели устали быть совершенством? Вы всегда считали себя выше моих слабостей.
- Повторяю, я был дурак и осел. Я – не совершенство, мне самое место на дне, вместе с Вами.
- Вы оскорбляете меня!
- Ничуть! Я ведь тоже здесь. Можете сказать мне тоже самое – я не обижусь. Потому что это правда.
Герцог пожал плечами – какой прок обижаться на невменяемого. К тому же им овладела злорадная радость. Подобно Нерону он мог бы сказать, что не верит в существование добродетельных людей, просто некоторые хорошо скрывают свои пороки. Вот и это «совершенство»  не оказалось исключением, он так и знал. Чем блистательнее достоинства, тем ярче должны быть скрываемые пороки.

Герцог с откровенным удовольствием рассматривал старого знакомого – слишком скромная, хотя и опрятная одежда, никаких украшений, похоже, он в стесненных обстоятельствах. Однако, по-прежнему красив, черт побери его идеальную внешность. Но это ненадолго, если так пить…
Лонгвиль с удовольствием представил, во что пьянство превратит это лицо через пару-тройку лет. Невольно улыбнувшись, он протянул стакан:
- Ваше здоровье!
Искренний смех, прозвучавший в ответ, обескуражил герцога.
- Я сказал что-то смешное?
- Мое здоровье! Вы пьете за мое здоровье и при этом радуетесь, думая, что я сопьюсь! Признайтесь, Генрих. Я слишком хорошо Вас знаю. Ну, ну не сердитесь, не стоит изображать оскорбленного, я Вам не поверю.
Герцог язвительно огрызнулся:
- Оскорбить может только равный, остальных просто бьют палкой! Вы сами сказали, что здесь у Вас нет титула, я же от своего не отказывался.
- И гордо заявите во всеуслышание, что принц крови явился в грязный кабак, чтоб напиваться в компании тех, кого просто бьют палкой! – язвительность в тоне его собеседника не уступала его собственной.
Герцог невольно протянул руку к эфесу, но крепкая мужская рука удержала его:
- Не стоит, я, право, не имел намерения Вас задеть  и тем более драться с Вами.
- Тогда попридержите язык! – грубо заявил герцог.
Губы его собеседника сжались, в глазах промелькнул гнев, и герцогу на секунду показалось, что сейчас тот схватится за шпагу. Однако он только глубоко вздохнул и на мгновение прикрыл глаза, стараясь овладеть собой.
Герцог исподлобья глянул на него:
- Послушайте, давайте прекратим эти глупые препирательства. Вы хотели выпить в хорошей компании? Ну, так в чем дело? – Лонгвиль взялся за бутылку.
Мужчина напротив криво улыбнулся:
- Вот поэтому я и сказал, что рад видеть именно Вас. С Вами можно плевать на условности, Вы не разочаруете. Наливайте. И позвольте задать Вам вопрос. Вы когда-нибудь разочаровывались хоть в ком-то? Может, в себе?
Герцог вопросительно поднял брови:
- Вы хотите, чтоб я поучил Вас жизни? Вы всегда не одобряли мои взгляды. С чего же вдруг?
- Я же сказал, я был глуп и самонадеян. Я хочу услышать мнение знающего человека.
- Знающего что? Или кого?
- Людей.
Герцог пожал плечами.
- Я знаю цену людям, и воздаю им соответственно. Именно поэтому мне не приходилось в них разочаровываться. Чего и Вам желаю.
- Вы, кажется, женаты, герцог? Ах, да, припоминаю, дочь графа де Суассон, так? Не разочарованы?
Герцог свысока глянул  через стол:
- Дорогой мой, я не могу разочароваться в браке, потому что очень хорошо умею считать. Да, да, я знаю, что Вы про меня думаете, и не Вы один. Но кто в результате смеется последним? Герцог де Лонгвиль!
Герцог уже достиг той стадии опьянения, когда действительность воспринимается со снисходительным презрением, поэтому он не замечал  откровенного отвращения в глазах собеседника.
- Тем более, что цену женщинам, - продолжал герцог, - я знаю так же хорошо, как и мужчинам. И поверьте, она не высока! Кто бы ни была эта женщина и какое бы положение ни занимала. Меня они не проведут!
Герцог медленно обвел стол взглядом, пытаясь сосредоточиться на своем стакане. Ему тут же налили. Герцог залпом выпил и навалился на стол, стараясь заглянуть в лицо собеседнику.
- Вы не представляете дорогой граф, какие они все, ну эти… как их…короче, выпьем!
Он пошарил в кармане и не без труда вытащил письмо герцогини:
- Вот, один муж не успел отойти, она, беременная! уже снова замужем… и…снова беременная … бедный Вильерс,  говорили, что она его заставила… хорошо, что меня уже там не было… Еще и Холланд…
Герцог грязно выругался.
- Представляете, - он попытался ухватить собеседника за ворот и притянуть к себе, - она мне рассказывала - между прочим, заливаясь слезами! - что скинула наш плод! Разрази меня гром, если она вообще тогда была беременна! Дура! Хотела меня втянуть в свои английские дела! Чтоб меня вышвырнули из Парижа вместе с ней? Пусть рассказывает эти сказки глупым юнцам!
От жары и от выпитого у герцога мутилось в голове. Его собеседник, уже давно только молча слушавший, осторожно потряс герцога за плечо:
- Лонгвиль… Очнитесь! Генрих!

Герцог, навалившийся на стол, даже не пытался выпрямиться. Граф брезгливо двумя пальцами взял смятое письмо и засунул герцогу в карман, потом выглянул из комнаты и позвал слугу.
- Отправишься за каретой, только пусть остановятся на углу, возле зеленной лавки.
Когда слуга вернулся, герцога отнесли в карету. Кучер получил деньги и распоряжение доставить господина. Дорогу лакеи герцога знали.
Оставшись один, граф подошел к столу и взял в руку стакан герцога.
- Знаю цену женщинам и она невысока….не разочарован в браке… неужели ТАК было бы лучше?
Его лицо исказилось ненавистью и отвращением и он с размаху швырнул стакан в угол.
- Лучше так! – наполненный до краев стакан был выпит залпом, за ним сразу же последовал другой, третий…

***

Гримо с трудом волок своего господина на улицу Феру: «Ох уж этот июль, проклятый месяц, хоть бы скорее наступила осень».