Офицер 1628

- Ваша светлость, письмо это от женщины, но оно не подписано ни Марион Делорм, ни госпожой д'Эгильон.

Ветер шуршал песком, сметая его с верхушек дюн. Дробно простучали кости, покатившись по барабану. Следующий порыв ветра сбросил карты, разбросав их возле мушкетов, составленных в козлы, но на это никто не обратил внимания.

Бледный от бешенства Ришелье обернулся к своим офицерам и в то же мгновение Атос шагнул к мушкетам.  Холодный взгляд мушкетера встретился со сверкающими гневом глазами кардинала.

Однако противостояние длилось недолго. Кардинал уступил. Его губы нервно дернулись, топорща усы, и неожиданно сложились в улыбку:
  - Ну,  полно, полно! - сказал он. - Вы храбрые молодые люди: гордые  при свете дня, преданные во мраке ночи…

Кардинал видел, что его маневр сбил мушкетеров с толку. Все еще настороженные, они явно растерялись. Все, кроме одного – властная и презрительная улыбка господина Атоса заставила Ришелье как следует пришпорить коня и поскорее покинуть место стычки, чтоб удержаться от искушения вернуться и, вопреки здравому смыслу, попытаться арестовать наглеца.
Кардинал прекрасно знал, какого о нем мнения королевские мушкетеры. Но когда ему докладывали о тех разговорах, что велись в приемной де Тревиля, о том, как оценивали его политические и военные ходы эти пьяницы и рубаки, он только бормотал себе под нос:
- Глупцы!
Что с них взять, если даже советники короля, сановные люди, и те не всегда были в состоянии оценить мудрость решений первого министра.
Однако выпад Атоса – это было совсем другое. Такое мог себе позволить только равный.
«Кем он себя вообразил! – шипел кардинал, растирая болезненно пульсирующую на виске жилку. -  Считает себя вельможей? Кто он такой?»
Мушкетеры и раньше доставляли немало хлопот Ришелье, но все же не настолько, чтоб он заинтересовался подробностями их биографий. Об Атосе он знал только, что это знатный господин, о чем не раз упоминал Тревиль и о чем изредка вспоминал король. Кроме этого, Ришелье не забыл и о поездке в «Красную голубятню», когда ему пришлось трижды задавать вопрос, прежде чем этот наглец соизволил назвать себя.
Пожалуй, господин Атос был слишком дерзок даже для мушкетера.
Неужели эти мальчишки всерьез полагают, что могут играть на равных с кардиналом?
Ришелье позабавила эта мысль.
Он отдавал дань их храбрости и отваге; в деле с подвесками они неприятно удивили его, однако это был лишь эпизод и, в конечном счете, игра будет за ним. Миледи сделает свое дело, а мушкетеры… Он бы нашел им лучшее применение, чем попойки, драки и нелепое противостояние, в котором они заведомо обречены на поражение.
- Положительно  необходимо, чтобы эта четверка друзей перешла ко мне на службу, - пробормотал Ришелье, не замечая, как вытянулась при этих словах физиономия Каюзака.
Но все же выходка Атоса задела кардинала сильнее, чем он хотел себе признаться, и когда он вернулся в ставку, его раздосадованный вид вызвал озабоченность отца Жозефа:
- Плохие вести?
- Нет, пока ничего.
- Что случилось?
- Так… один человек. Королевский мушкетер. Тот, что служит у Тревиля под именем Атоса.
При слове «мушкетер» отец Жозеф удивленно поднял брови, но, услышав «служит под именем», понимающе кивнул:
- Необходимо узнать кто он на самом деле? Он опасен?
Ришелье едва заметно улыбнулся:
- Не думаю. Просто мне хочется знать, почему этот господин позволяет себе … то, что он позволяет
- Хорошо.
- Пока только имя, у нас и без него хватает дел.
- Это не потребует много времени.

Отец Жозеф знал, о чем говорил. На следующий день вместе с дневной почтой – той, что передавали кардиналу лично, минуя секретарей – Ришелье получил записку, скрепленную невзрачной печаткой. Это было донесение одного из агентов, коих у кардинала было в избытке.
В записке значилось:
«Королевский мушкетер Атос, роты де Тревиля. При формировании полка зачислен одним из первых.
Подлинные имя и титул – граф де Ла Фер».

Это имя показалось кардиналу знакомым. Он определенно слышал его раньше, однако с неменьшей определенностью можно было утверждать, что последние лет десять кардинал лично не сталкивался ни с одним носителем этого имени.
Значит, искать нужно было в прошлом.
Порывшись в памяти, Ришелье припомнил, что в ту пору, когда он сам только появился при дворе, графиней де Ла Фер звали первую статс-даму Марии Медичи. Графиня была одной из тех, чьего внимания он искал, потому что к ее мнению прислушивалась не только королева, но и король. Августейшая чета столь редко сходилась во взглядах, что это единодушие само по себе характеризовало статс-даму как человека исключительных достоинств.
Графиня была красивой, изящной дамой с утонченными манерами. Она обращалась с окружающими с обворожительной церемонностью. Воспитанная при дворе Генриха III, она сохранила вокруг себя чарующую, пряную атмосферу ушедшего царствования и поначалу господин дю Плесси чуть не совершил роковую ошибку. Добиваясь благосклонности мадам де Ла Фер, он начал за ней ухаживать. Однако быстро спохватился – о графине отзывались с уважением все, даже бесстыжий, давно потерявший совесть главный шталмейстер де Беллегард, даже герцог д'Эпернон, вовсе совести не имевший.
Ришелье вернулся к роли проповедника и преуспел. Статс-дама оценила его ум и представила Ришелье королеве.
В дальнейшем он редко сталкивался с графиней: она не ждала ответных услуг, не затевала интриг и держалась вдали от политики. Он даже не мог наверняка вспомнить, когда именно мадам де Ла Фер покинула двор. Во всяком случае, к моменту ссылки королевы ее  рядом с Марией Медичи уже не было.

Кардинал припомнил красивое, строгое лицо графини де Ла Фер, ее звучный, выразительный голос, властную, но всегда безупречно вежливую речь, ее почти царственное спокойствие, которое, казалось, ничто в мире не способно поколебать, и уверенно кивнул головой:
- Сын! Это наверняка ее сын. Исходя из титула, отец уже почил. Мать, пожалуй, тоже. Она бы не позволила ему промотаться до того, чтобы пойти служить в мушкетеры.
В том, что он верно определил причину по которой граф оказался в мушкетерах, кардинал не сомневался.
- Состояние спустил, а гонор оставил себе, - насмешливо сказал Ришелье важному коту, восседавшему у него на коленях. Вместо ответа кот завалился на бок, подставляя кардиналу свое мохнатое брюшко. Кардинал с улыбкой потрепал своего любимца и проворчал:
- Самоуверенные молодчики… Для начала посмотрим, как вы справитесь с миледи -  я дал ей опасное оружие.
Мысль о миледи естественным образом вызвала мысль о Бекингеме и Ришелье снова помрачнел. Вестей из Англии не было и это начинало серьезно его тревожить. Он вздохнул, бережно пересадил кота с колен на пустое кресло и вернулся к столу, заваленному бумагами, картами и книгами.

Дел было много и у кардинала не оставалось времени предаваться отвлеченным рассуждениям.
Это повторялось изо дня в день. С раннего утра до позднего вечера внимание Ришелье было поглощено осадой, а ведь интересы государства отнюдь не ограничивались только этим. Кардинал смертельно устал, но эта усталость уже была привычной. Он столько лет ее терпел, что научился не считаться с ней. Когда пришло известие об убийстве герцога Бекингема, Ришелье не ощутил никакой радости, только мрачное удовлетворение – как он и предвидел, игра, в конце концов, закончилась в его пользу. 
«Глупцы…» - бормотал он и даже отец Жозеф не мог понять, кого именно имел в виду Ришелье – то ли англичан, то ли королеву с ее подругами-интриганками, то ли вообще всех тех, кто наивно полагал, что может противостоять кардиналу.
Так было до тех пор, пока Рошфор не привез новости от миледи.
- … разговор в гостинице "Красная  голубятня" был подслушан, и после один из мушкетеров явился  к ней  и силой отнял охранный лист.
Ришелье жестом остановил Рошфора:
- Один из мушкетеров? Кто же?
Граф де Рошфор растерянно пожал плечами:
- Она не сказала. Сказала только, что они также предупредили лорда  Винтера и чуть было снова не помешали ей исполнить Ваше поручение. По ее словам, опасны из них двое - д'Артаньян  и Атос.
- Д’Артаньяна в «Голубятне» не было, - задумчиво пробормотал кардинал.
- Значит, это был Атос, - сделал вывод Рошфор.
- Опять Атос…
- Еще она просила передать, что третий из них – Арамис – любовник госпожи де Шеврез.
Кардинал несколько раз медленно кивнул:
- Что-то такое я и подозревал. Теперь понятно, как они держали связь.
- Именно так! Госпожа Бонасье получила письмо, написанное лично мадам де Шеврез.
- Вы привезли письмо?
Рошфор снова растерянно пожал плечами:
- Нет… Миледи ничего мне не передавала. Она только пересказала содержание. Все четверо едут в Бетюн, чтобы забрать Бонасье и увезти в безопасное место.
Кардинал фыркнул и топорщившиеся усы сделали его похожим на рассерженного кота:
- Эти господа никак не угомоняться? Рошфор, когда король отправится назад, в Ла Рошель, Вы поедете навстречу его кортежу и арестуете этих наглецов.
- Как мне быть с миледи?
- Поедете к ней после.
- Арестовать всех четверых? Король потребует объяснений, это же его мушкетеры.
На щеках кардинала нервно заходили желваки:
- Нет, не всех… Пока только д’Артаньяна. Ему можно предъявить связь с Бекингемом в деле с подвесками. Этого будет достаточно, чтоб король возненавидел гасконца.
- А Атос? Арамис?
Кардинал зло отмахнулся от Рошфора:
- Идите!

У Ришелье было достаточно времени, чтоб успокоить злость, и, когда пришла пора ехать в Сюржер навстречу королю, он уже с полным спокойствием выслушал известия от Рошфора о том, что д’Артаньян арестован. Однако появление рядом с безоружным гасконцем трех его вооруженных друзей снова вызвало у кардинала глухое раздражение. Он бросил на д’Артаньяна суровый взгляд и дал знак следовать в дом, не удостоив гасконца ни единым словом. Они еще не дошли до двери, когда услышали за спиной звучный голос:
- Мы  подождем тебя, д'Артаньян.

Ришелье на мгновение замедлил шаг. Эта ситуация слишком напоминала ту – в дюнах –  когда он тоже был вынужден слушать дерзкие слова этого же человека. Тогда кардиналу пришлось отступить, уйти, но сейчас сила на его стороне.
«Вы доигрались господа, - нахмурив брови, подумал Ришелье. – На этот раз – доигрались».
Он больше не испытывал снисходительности ни к ним, ни к этому юноше-гасконцу. В конце концов, он давал ему шанс.
- Милостивый государь, вы  арестованы  по  моему приказанию, - голос Ришелье был холоден и сух.
Кардинал был уверен, что их разговор не затянется. Он собирался только выяснить некоторые интересующие его подробности и можно отправлять гасконца в Бастилию.
- Вас  обвиняют в том,  что вы переписывались с врагами государства, в том,  что  вы  выведали  государственные  тайны,  в  том,  что  вы  пытались расстроить планы вашего военачальника.
- А  кто меня обвиняет в этом,  ваша  светлость?
При каждом последующем слове д’Артаньяна удивление кардинала все возрастало. То, что подробности биографии леди Винтер оказались так хорошо известны мушкетерам, было для Ришелье неприятным сюрпризом. Еще большей неприятностью было то, что они знали о ней больше, чем он сам.
- Три  раза пыталась она  убить  меня, и я простил ей, но она умертвила женщину,  которую  я  любил. Тогда мои  друзья  и  я  изловили ее,  судили и приговорили к смерти.
Д’Артаньян продолжал рассказывать, и кардинал почувствовал, как его охватывает дрожь. Что и говорить, ответный удар мушкетеров был силен.
К счастью, он запоздал – миледи успела сделать свое дело и Бекингем уже мертв. А в поединке, если твой удар не достиг цели, то он не просто бесполезен, он опасен для тебя. Промахнувшись, ты открываешься противнику.
«Вот вы и попались», - с удовлетворением подумал Ришелье.
- Итак, вы присвоили себе права судей,  не подумав о  том, что  те, кто не уполномочен наказывать и, тем не менее, наказывает, являются убийцами.
Когда гасконец упомянул о помиловании, кардинал готов был рассмеяться ему в лицо.
«Он совсем не умеет проигрывать. Не понимает, что все кончено! Или всерьез надеется на своего дерзкого друга? «Мы  подождем тебя, д'Артаньян!» Ничего, недолго ждать, скоро встретитесь – в Бастилии!»
- Ваше помилование?
- Да, ваша светлость.
- А кем оно подписано? Королем?
- Нет, вашим высокопреосвященством.
- Мною? Вы что, с ума сошли?
Ришелье взял бумагу и у него потемнело в глазах – еще один удар, неожиданный, сильный, а ведь противник, казалось, уже повержен!
- «То, что сделал предъявитель сего….»

Кардинал читал и ему казалось, что стоит поднять глаза, и вместо гасконца он увидит короля. Что это не д’Артаньяну, а Людовику он с таким презрением бросил в лицо: «А кем оно подписано? Королем?» Что это Людовик сейчас слушает его, чтоб потом тихо, с напряжением в голосе спросить: «Что это значит, господин кардинал? Вы уже наделяете себя неограниченными полномочиями так, как будто никому не обязаны отчетом, даже мне? А по какому праву? Быть может, Вы себя видите королем?»
Непослушными руками кардинал сворачивал и разворачивал бумагу думая о том, какое счастье, что гасконец не понимает, какое сильное оружие вложили ему в руки. А тот, кто вложил, понимал… Ведь стоило только в удачный момент показать эту бумагу королю, сопроводив соответствующими пояснениями…

Да, тот понимал. Потому и отнял эту бумагу у миледи, потому и сохранил.
Говорят, лучший фехтовальщик полка.

Ришелье посмотрел на д’Артаньяна и решение пришло мгновенно. Нужно сделать так, чтоб гасконец все забыл. Нужно помочь ему забыть. И не только ему, его друзья тоже должны все забыть – их поединок окончен.
- Я взял у  вас один открытый лист и взамен даю другой. На этой грамоте не проставлено имя, впишите его сами.

Растерянность д’Артаньяна была слишком очевидной, чтоб не польстить Ришелье и он не сомневался, что благодарность гасконца была искренней, от всего сердца.
Однако Рошфор так не считал. Растерянный и в глубине души возмущенный после того, как кардинал заставил его примириться с д’Артаньяном, он вернулся в кабинет Ришелье.
- Что еще, Рошфор?
- Прошу прощения, Ваше высокопреосвященство, но господин д’Артаньян действительно отныне принадлежит к числу Ваших друзей?
- Разве я не ясно сказал об этом?
- Сейчас  может быть, но в дальнейшем…
- А в дальнейшем у меня будет преданный человек в лице лейтенанта королевских мушкетеров.
- Значит… - все еще недоверчиво протянул Рошфор, - это примирение…
- Искреннее, и с Вашей стороны тоже, имейте в виду!
- Возможно, его друзья с этим не согласятся. Я еще не рассказал Вам подробности ареста господина д’Артаньяна. Мушкетеры знали, что я послан Вашим преосвященством, знали, что я действую по Вашему приказу, и, тем не менее, они собирались оказать мне сопротивление, готовые воспользоваться своим численным превосходством. Их угрозы были недвусмысленны, а господин Атос прямо заявил, что гасконец никуда не поедет без них.
Рошфор выжидающе поглядел на кардинала, но лицо Ришелье оставалось бесстрастным.
- Видимо, господин Атос не слишком считается с волей Вашего преосвященства, - запальчиво добавил Рошфор.
- Да, - холодно согласился Ришелье, - видимо господин Атос не слишком считался с моей волей.
Озадаченный Рошфор ждал совсем других слов, но кардинал больше ничего не прибавил. Рошфору оставалось только поклониться и выйти.

Когда дверь за графом закрылась, Ришелье подошел к камину. Он взял кочергу и еще раз тщательно перемешал угли, хотя бумага, брошенная туда, давно сгорела и никто уже не смог бы прочитать слов: «То, что сделал предъявитель сего…»


Художник - Стелла Мосонжник.
Иллюстрация размещена с ее разрешения.