Лаки лузер

 "Ты ли дал красивые крылья павлину, и перья, и пух страусу?" Иов глава39, стих13.      

 Подавляющее большинство худеньких низкорослых мужчин подвержено одному и тому же заболеванию – «синдрому Наполеона». Не верите? Да, вот, смотрите, у обочины паркуется огромный джип. Из – за руля бодро выскакивает очередной очень компактный экземпляр  в ботиночках тридцать восьмого размера на высокой платформе. Затем, из правой двери показывается длинноногая молодица далеко за метр семьдесят. Нет, не виноват он в таком диссонансе, это гримаса синдрома.
         
Впрочем, Эрасту Бажину болезнь нанесла другой коварный удар. Пытливый юноша субтильной наружности прибыл к нам из далекого южного города Жданова с целью закончить аспирантуру, защитить диссертацию и поднять металлургическую науку СССР на небывалую доселе высоту. Жил он у бабушки в старой трехкомнатной полнометражной квартире на улице все того же вездесущего Жданова, а работал и учился в аспирантуре в институте металлургии. Здесь доктор наук Демченко собрал в своей лаборатории нас – четверых дикорастущих младших научных сотрудников. По его замыслу, неудержимым мозговым штурмом, мы должны были сделать прорыв в теории и практике советской науки, доказав правоту идей сего непризнанного гения. Вот только безупречно продуманный план быстро пришел к полному краху. И первым нож в спину учителю вогнал тихоня Эраст. Он женился, вернее его женила на себе соседка Женечка, дама ростом сто семьдесят восемь и весом под девяносто. Кроме того, этот «ужас, летящий на крыльях ночи» был старше Бажина на девять лет. Женечка залетела. Это был ее единственный шанс выйти замуж, и она им с блеском воспользовалась. О том, как ей удалась эта операция, мы узнали гораздо позже, когда Эраст изрядно напился по поводу рождения первой дочери. Дело было до банального просто: как – то в выходной Женечка в одном халатике заскочила к Бажиным по – соседски за солью. Бабушки дома не оказалось, и Эрасту пришлось самому лезть в сервант, в поисках нужной банки. Когда он обернулся с банкой соли в руке, халатика на Женечке уже не было, она прижала его к серванту своим мощным торсом, и, ещё не успел юноша что - либо понять, как «это» свершилось.  Через месяц наш тихоня узнал, что будет отцом. Вот тут – то и выяснилось, что синдром в данном конкретном случае дал совершенно неожиданный эффект: Эрасту понравилось размножаться. Он был идеальным мужем: не пил, не курил, жене не изменял, но размножался с упорством, достойным лучшего применения.
       
Лаборатория, в которой мы ударно трудились под руководством профессора Демченко, гордо именовалась «Сектор рассредоточенного дутья». Под неусыпным контролем руководства молодые дарования усердно продували различными газами металлические расплавы, но, стоило ему, руководству, уехать в командировку, а случалось это достаточно часто, немедленно начинали вдувать не то, и не туда. Очень скоро к нашему  здоровому научному коллективу накрепко прилипло гордое название «Сектор сосредоточенного вдувания». Эраст такую несерьёзность осуждал, но шефу не сдавал, а пытался направить сослуживцев на путь истинный самостоятельно -душеспасительными беседами и собственным примером. Тем временем, срок Женечкиных родов неумолимо приближался. Бажин стал все чаще отлынивать от командировок на заводы, разбросанные по всей нашей необъятной стране. Подменял его в основном я. Мне нравилось посещать всё новые места, да ещё и получать за это неплохие командировочные. Но наш образцовый семьянин был уверен, что отрывая меня от дома, доставляет мне массу проблем и неудобств, и чувствовал себя в перманентном неоплатном долгу.
            
 Зимним днем 1987 года он остановил меня в коридоре, и, заговорщицки оглядываясь, прошептал: «Не спрашивай, откуда, но у меня есть билет на финал КВН. Я поехать не могу, сам понимаешь, поэтому дарю его тебе». Чудо чудное, первый финал КВН после возрождения. «Одесские джентльмены» против МХТИ. У меня во рту пересохло. «Когда?» - еле ворочая языком, пробормотал я. «В это воскресенье» - пояснил Эраст и протянул мне конверт с билетом. На дворе была среда, и мне надо было срочно придумать командировку. Желание видеть меня в понедельник выразили только на Западно – сибирском металлургическом комбинате в Новокузнецке, а это прямо противоположная Москве сторона. Мозг кипел от нагрузки. Профессору нравилось, когда мы проявляли инициативу по выезду на предприятия, поэтому он без вопросов подписал мне заявку на командировку. Получив в бухгалтерии деньги, дрожащей рукой, стал набирать номер знакомой в авиакассах. Билет до Новокузнецка не был дефицитом, но мне - то нужно было утром воскресенья быть в Москве, а в ночь на понедельник убыть на восток. Но перло, так уж перло, в четверг после обеда билеты были у меня на руках. Шеф поверил, что прямых билетов не было, и « в урочный день, в урочный час» я сидел во Дворце культуры Московского Инженерно – Строительного Института, а вокруг разворачивалось невиданное доселе действо. В жюри – знакомые всем лица: тощий пародист Иванов, великий шахматист Каспаров, популярный писатель Искандер, живой классик Рязанов. На сцене - никому еще неизвестные Филимонов, Левинзон, Марфин. Что они творили. В прямом эфире на всю страну издевались над режимом, а секретарь ЦК комсомола оценивал их шутки по пятибальной системе. У меня на глазах рушился мир, в котором мы бедно, но уютно прожили первую четверть века своей жизни, и мы смеялись над ним и над собой, скрывая за этим смехом страх перед непонятным будущим.
         
 В понедельник я был в Новокузнецке. Съездил на завод, обсудил с начальником цеха ход экспериментальных плавок, и на этом моя миссия в принципе была окончена. Но командировка была на три дня, а на улице стояла морозяка под сорок, поэтому я поспешил в заводскую гостиницу с намерением, оставшиеся двое суток честно проспать. В номере уже жил мужчина кавказской наружности, который сходу ошарашил меня вопросом: «Пить будешь?»  Такой поворот событий меня полностью устраивал, и я с радостью согласился: «У меня и колбаса на закусь есть».
- Колбасу Аллах запрещает, свинья там есть - пояснил мой новый знакомый, деловито разливая водку по стаканам.
- Насколько мне известно, он и водку запрещает, - выразил я своё недоумение таким выборочным исполнением законов ислама.
- Ты прав, - согласился немногословный ингуш – режь колбасу.
После третьей я пошел на кухню покурить. Кухня, как в любой общаге была одна на весь этаж, но в этот поздний час там был только один человек. Невысокий парень цвета беззвёздной ночи жарил картошку на сале и напевал «Yesterday». Позднее я пел битловские песни с немцами в Болгарии, с пакистанцами в Малайзии, но это был первый раз, когда я убедился, что о существовании The Beatles знают не только в СССР. Пел он чисто, легко брал верхние ноты, не обращая на меня ни малейшего внимания. Сигарета давно погасла, а я всё стоял и слушал «I said something wrong now I*m long for yesterday». Когда он закончил, я невольно зааплодировал.
- Вы настоящий певец.
Африканец резко обернулся ко мне, глаза его горели.
-  Вы, вы говорите по – английски? – захлёбывающейся скороговоркой пробормотал он.
- Да. А, что здесь удивительного?
-Извините, но мы здесь уже три недели и кроме переводчицы не смогли ни с кем поговорить.
- Не проблема, давайте поговорим, если хотите. Для начала расскажите, что Вы здесь делаете?
- Меня зовут Нсудо, я инженер. Ваши специалисты построили у нас в Нигерии металлургический завод, и нас, будущих сотрудников, прислали сюда набираться опыта.
- Очень приятно, Леон. Я тоже инженер – металлург. Провожу здесь на комбинате исследования и эксперименты.
- А английский язык, откуда знаете?
- В школе учил.
- А можно Вас пригласить к нам в комнату, парни так соскучились по общению?
- Почему нельзя, пойдёмте.
Больше я к соседу и водке не вернулся. Мне пришлось рассказывать пытливым нигерийцам сначала историю России, потом устройство нашего государства и общества.
- Вы в Бога верите? – спросил вдруг высокий угрюмый человек цвета спелого баклажана.
- Нет. Часто смотрю на небо, но кроме облаков пока ничего не видел.
- Бог не на небе. Он внутри тебя – совершенно бесцветным голосом пояснил мрачный нигериец. Он закрыл глаза и стал нараспев читать отрывки из Библии. Когда он закончил, повисла напряженная тишина. Нсудо сказал что – то своим на неизвестном мне языке, умеряя их религиозный пыл, а потом, меняя тему, спросил:
- Вы долго здесь пробудете?
- Послезавтра утром улетаю.
- О, так мы ещё увидимся! Приходите, завтра вечером есть манну.
Поскольку манну мне до того есть как – то не приходилось, я с радостью согласился. Расстались мы за полночь вполне довольные друг другом.
Утром в вестибюле наблюдалась абсолютно фантасмагорическая картина: всё свободное пространство было забито черными парнями в одинаковых ушанках, полушубках, ватных штанах и валенках. На всех предметах одежды стояли большие круглые печати с аббревиатурой ЗСМК, что делало их ещё более одинаковыми и смешными.
- Воинство тьмы, - прокомментировал увиденное бесстрастный ингуш. Я расхохотался. Наконец, за нигерийцами пришел автобус, и вестибюль опустел. Я тоже поехал на завод.

Вечером  ко мне в номер заглянул Нсудо и позвал в гости. Обещанная «манна» оказалась простой манной кашей, но мы  весело посидели, опять поспорили о религии, о душе, о путях развития Африки. Неожиданно Нсудо предложил: «Хочешь, я предскажу тебе будущее? Мой дедушка был шаманом и кое - чему меня научил». «Попробуй», - удивился я. Человек, закончивший католическую школу и технический университет, закатил глаза, стал раскачиваться в разные стороны, издавая низкие горловые звуки. Еще двое тружеников тяжёлой нигерийской промышленности перевернули стулья и стали отбивать на них всё ускоряющийся ритм. Остальные колотили себя по ногам или груди в такт ритму тамтамов – стульев. Цивилизация моментально слетела, как шелуха под ветром традиции. Я находился в саванне среди диких людей племени мумба – юмба, пребывающих в состоянии транса. Наконец шаман остановился, открыл глаза и посмотрел на меня с таким удивлением, будто видел впервые. Сознание его ещё довольно долго возвращалось из Африки в Сибирь. Наконец, он изрёк хрипло:
- Тебя ждут огромные перемены и в личной жизни, и на работе. Очень и очень скоро, поверь, я не мог ошибиться, дух дедушки сказал мне это.
Я не знал, что ответить. Мистика и эзотерика права на существование в коммунистическом обществе не имели. Как убеждённый атеист, верить гаданию я не мог, но говорил он чертовски убедительно. Чтобы переварить всё это в спокойной обстановке, пришлось быстренько распрощаться с гостеприимными хозяевами, сославшись на подготовку к отъезду.
 Ранним утром Нсудо проводил меня до автобусной остановки, обнял и прошептал на ухо: «Ты убедишься, друг Леон, что всё, что я сказал, чистая правда. Береги себя». Мы обменялись адресами и ещё много лет переписывались. Последнее его письмо было совсем коротким: «Женюсь!»

Когда я вошёл домой, то первое, что бросилось в глаза,  было отсутствие вещей на вешалке в коридоре. И моих, и жены. Шкафы опустели, с кухни исчез холодильник. Взамен его на столе лежала записка, написанная знакомым корявым почерком: «Между нами всё кончено, я ухожу к маме, не смей больше появляться в моей жизни». Вот это поворот сюжета. Я обессилено присел на случайно уцелевшую в ходе тотальной экспроприации  табуретку. Хотелось срочно напиться.
 А после обеда я уже был на работе. Первым, кто попался мне в коридоре, был наш секторовский качок - алкоголик Ромик. Он никак не мог определиться, что ему нравится больше: пить пиво или тягать железо. Совмещение этих занятий привело его к хроническому пиелонефриту. Ромик заговорщицки зашептал:
- Ну, корефан, ты попал!
- В чём дело?
- В воскресенье была прямая трансляция КВН по телеку, и твою физиономию показали на всю страну. А ты в это время вроде как в командировке был. Шеф в понедельник рвал и метал.
- Да, попадалово.
- Тебе надо срочно придумать достойную байку для отмазки, а то возможны неприятности. Думай, я побежал.
После утренних новостей мозг работать отказался наотрез. Не мудрствуя лукаво я решил использовать простейший приём под названием:«Лучшая защита – это нападение». Не дожидаясь вопросов шефа, я стал рассказывать о своих впечатлениях от увиденного в Москве, а под конец добавил, что в понедельник утром был на рабочем месте, как штык. Профессор сделал вид, что удовлетворён моими объяснениями, и жизнь пошла своим чередом, но не очень долго. Эраст родил, потом снова забеременел, а я стал замечать, что он потихоньку оттирает нас от руководителя или руководителя от нас. Делал он это очень мягко и ненавязчиво, но вот ушёл в бандюки качок Ромик, потом эмигрировал в Америку Валериан, прежде декларировавший целью своей жизни получение такой же пенсии, как у дедушки - академика, и, наконец, я, в поисках денег, подался в кооператив, штамповавший сайлентблоки для «Жигулей». Эраст остался единственным и неповторимым учеником старого профессора. Дорога к вершинам науки была для него открыта.

Прошло почти четверть века. Недавно моя невеликая строительная фирма выиграла тендер на ремонт помещений пищевого института. Дошла очередь и до кафедры первых блюд. Заглянув в кабинет заведующего я, к своему вящему удивлению, увидел уткнувшегося в экран монитора сильно постаревшего, но всё равно легко узнаваемого Эраста. На скрип двери учёный муж обернулся и уткнулся в меня близоруким взглядом.
- Леон? – нерешительно пробормотал Бажин.
- Да вроде я.
- Вот не рассчитывал тебя здесь увидеть.
- А я был уверен, что  встречу тут именно тебя.
Мы обнялись. Эраст растрогался и даже всплакнул, но дверь неожиданно раскрылась и неизвестная дама с упрёком произнесла:
- Эраст Николаевич, ректор ждёт Вас уже десять минут.
Бажин засуетился.
- Слушай, на работе нам поговорить спокойно всё равно не дадут. Ты приходи ко мне в субботу, очень прошу. Адрес тот же. Вот Женечка – то обрадуется.
- Ладно, приду – согласился я, и мы вместе вышли из кабинета.

Эраст жил всё там же и всё с теми же, хотя количество тех же заметно возросло. По не видевшему  лет сорок ремонта коридору сновали дети и дети детей нашего героя. Мы сидели на маленькой кухне, вспоминали молодость, а бесформенная постаревшая Женечка суетилась у плиты, пытаясь накормить нас и многочисленных домочадцев. На кухню постоянно кто – то заглядывал, задавая самые неожиданные вопросы хозяину, и он на них многозначительно отвечал. Эраст стал главой клана и с достоинством играл эту роль.
- Как ты, металлург, занялся супами? – поинтересовался я в недоумении.
- А не всё ли равно, что варить – рассмеялся Бажин – физико - химические принципы процессов идентичны. Нет, доктором наук я, конечно, стал ещё в Институте Металлургии. Пока писал диссертации родились Верочка, Машенька, Ирочка и Боренька. Сектор наш после смерти профессора прикрыли, я ушёл в лабораторию литья. А в девяностые всем было не до науки. Ставки мизерные, мы еле концы с концами сводили. Женечке приходилось заказы брать на пошивку штор. А когда я докторскую защитил по перемешиванию расплавов, мне и подсказали, что в пищевом есть должность свободная. Вот уже тринадцать лет её занимаю. За это время у нас родились Коленька, Игорёк, Сенечка и Оленька, а три года назад внук первый Геночка, нынче внучка Леночка. Никто не хочет в честь деда ребёнка Эрастиком назвать.
- От Бажинской родни у меня голова пошла кругом. Я выпил залпом полстакана коньяка и вскричал:
- Парень, с твоей головой ты уже мог быть ректором университета.
- Я не мог плотно заниматься карьерой, мне надо было детей поднимать.
Помолчали. Эраст, видя моё недоумение, широко улыбнулся.
- Тебе претит мой образ жизни? Понимаю. Но поверь, мне – то он нравится. Я живу с покоем на душе, и это дорогого стоит.