Почки из четвёртой

        Зайцев вышел из палаты интенсивной терапии. Слава тебе, Господи, сегодняшний день закончился. Устал чертовски! Если б предполагал, что сегодня такая операция будет, переночевал бы накануне в больнице,а не пёр бы в свою Апрелевку. Эх, кабы знать где..., соломку бы подстелил. Ну да ладно, жива, в сознание пришла, верещит, состояние стабильное, оперирующий хирург как раз сегодня на сутках, а ему, анестезиологу,  можно ехать... Опять... в свою Апрелевку.
         
          Дорога от московской городской клинической больницы №1 до подмосковной Апрелевки, как отрезок в тетрадке сына - ровнёхонько по прямой, на машине по свободной трассе минут тридцать-тридцать пять, но когда эта правительственная трасса до аэропорта «Внуково» бывает свободна? Разве вот как сейчас, в 12 часов ночи. Эх -  с тоской посмотрел Зайцев  на пустынный Ленинский проспект -  знал бы, что буду в полночь возвращаться, поехал б на машине. Впрочем нет - осёк сам себя -  не поехал бы, с утра в город эта дорога заняла бы все два, а то и три часа, и так спал, дай Бог, часа четыре за двое суток. А за неделю? - Зайцев надсадо зевнул -  за неделю часов четырнадцать наберётся: два суточных дежурства, две большие операции, сегодня вот эта,  должна была  за два часа закончиться, а Рубэныч ковырялся все шесть - киста у пациентки оказалась многокамерная, проросла, что корни дерева, во все стороны.  И  что там твой ультразвук? Никогда хирург на сто процентов не знает, что его в животе ждет, пока  собственными глазами не увидит, а нам, анестезиологам, только ухо восторо держи,  сегодня-то наркоз на два часа рассчитывал, а крутились потом..., ну, да всё позади...

Зайцев шел к метро по малолюдному тротуару и с наслаждением вдыхал морозный воздух.   Чувствовал его на коже, с каждым вдохом стараясь как можно глубже, до самых нижних долей легких вобрать в себя его влажную, сочную прохладу, хотелось, чтобы растекся он по зудящим от переутомления сосудам благостной, живительной свежестью, омыл его тело изнутри, вобрал в себя и, с выдохом, изгнал бы прочь  эту вязкую суспензию из утомления, напряжения и тревоги, которая заполнила всё его существо  без остатка. Зайцев даже ворот дубленки расстегнул и распахнул свой любимый, мохеровый, в крупную резинку, заботливо связанный женой шарф. Сколько же он сегодня провел времени в помещении? Пятнадцать, шестнадцать часов? Хорошо-то как на улице! Морозец небольшой, безветренно, снежок идет меленький, блестит в желтом свете фонарей. Желтые фонари - из детства, сейчас все чаще у фонарей свет  белый, как в  операционной. А под желтыми фонарями на улице и зимой  уютно. Мягко льется их свет, порой, вот в такой-то снежок, кажется, будто акварельная краска  растекается по ночному городу, придавая и проспекту, и домам, и деревьям золотистый оттенок. Летят снежинки под фонарями золотой пылью, осыпаются под ноги, что позолота с елочных игрушек в коробке, которую доставали из антресолей в их старом доме на Арбате с незапамятных времен. Снесли тот дом в девяностые, а жильцов расселили  по  крупнопанельным Алтуфьевым да Новокосиным и исчезла, растворилась где-то на лоджиях-в-гаражах та дивная коробка с запахом детства и золотой пылью. А  потом уж и вообще пришлось перебраться Зайцеву в Подмосковье: «не светила» семье врача и учителя квартира в столице, а в Апрелевке, они после размена с родителями удачно обосновались.

        Зайцев неспеша шел по мягкой пороше, и напряжение в его голове постепенно уступало место спокойным, последовательным мыслям. Хороша зима в этом году, а на рыбалку никак не соберемся с Петькой, то смены не совпадают, то устал, как собака, то домашние болеют. Надо бы завтра с утра Петьке позвонить, пораньше, до общебольничной конференции. Какой конференции? Совсем я спятил, завтра же суббота! Суб-бо-та! И никакого дежурства! Зайцев улыбнулся и даже присвистнул. Все его существо наполнила радость,  в походке появилась упругость и откуда-то взявшаяся энергия. Он вошел в метро, и теплый воздух подземки, словно плюшевый плед, окутал Зайцева предвкушением отдыха. От-ды-ха! Вы-ход-ных! Сейчас он доедет до Киевской, оттуда около получаса  электричкой,  минут двадцать пешочком, неторопясь, по спящему городку да по поскрипывающему снежку до дома. А дома... Все уже спят... Тишина... Никакой тебе суеты-срочности.  Сядет Зайцев на кухне, нальёт себе коньячку, выключит свет и будет смотреть, как снежинки плывут в свете желтых - в Апрелевке желтые - фонарей. Беззаботность и легкий дурман станут раскачивать  и улицу, и фонарь, и Зайцев, поддавшись, тоже начнет покачиваться в такт... А потом примет душ и ляжет в нагретую женой постель. Прижмется к мягкому, теплому, родному телу и будет спа-а-а-ать. Спать. Все остальное завтра. Сегодня - спать.

       Лицо Зайцева расплылось в мечтательной улыбке, он даже глаза закатил от удовольствия, как же хорошо-то будет! Не так уж ему его работа и осточертела, как казалось с утра, когда он на пятиминутке  о пациентке из четвертой палаты сказал «почки из четвертой». Вот шеф взбесился! И чего? Можно подумать, это он, Зайцев, придумал такое выражение. Да добрая половина врачей так пациентов между собой называет!  Разве же их всех упомнишь: Ивановых-Петровых-Сидоровых из первой-четвертой-десятой, а скажешь «почки из четвертой» сразу все понимают о чем, тьфу, ты, о ком идет речь. Зайцев вздохнул со стоном и опять глаза к потолку, дурацкая это у него привычка, эх, и передразнивали его  за неё в детстве. Что опять детство вспомнилось? Спал вдоволь - подумал Зайцев - вот и вспомнилось, и посмотрел на пассажиров, не заметил ли кто его гримасы? Что за черт? Парень напротив его передразнивает - закатывает глаза к потолку, еще и рожу корчит... Постой-ка, мечтательность Зайцева как рукой сняло, не корчит, с парнем явно что-то не так. И именно в этот момент у парня начинается припадок. Сидящие рядом тетки бросаются врассыпную. Изо рта у парня идет пена, он бьётся в конвульсиях, стучит головой о металлические поручни. «Эпилептический припадок», даже не проносится в голове у Зайцева, а просто включается тумблер. Зайцев действует на автомате: голову набок, зафиксировать, что-нибудь подложить, чтобы не разбил лицо..., Зайцев срывает с себя шарф, подкладывает под голову бедолаге -  по светлому мохеру тут же расплывается розовая пена - так, теперь тело придержать...., надо машинисту сообщить, одному не справиться.. Зайцев обернулся в поисках подмоги: тетки, что сидели рядом, забились в дальний угол и затравленно смотрят оттуда, дуры, что об эпилепсии никогда не слышали? В середине вагона сидит пара стариков, со спокойно-отрешенным любопытством наблюдают за происходящим, и что только в ночи разъезжают? Рядом со стариками субтильная девица, может хоть она в себе? Зайцев пытается перекричать стук колес: «Девушка! Девушка!  Сообщите машинисту, где-то кнопка должна быть, у человека эпилептический припадок»..., -   и тут поезд  въезжает на станцию. Дуры выскакивают из вагона и начинают истерично орать в пустынно-гулком вестибюле: «Помогите! Помогите! Умирает! Умирает!» Девушка наконец-то находит кнопку и кричит совсем абсурдное: «Человека убили!» Зайцев в этот момент  руками еле удерживает голову парня на боку, а телом прижимает к земле - шею бы не свернул. В вагон врывается пара ментов, со всей силы бьют Зайцева дубинками по спине и оттаскивают его от парня. Идиоты! - орет Зайцев - у человека припадок, я - врач, - в этот момент очередным судорожным движением колено парня разбивает Зайцеву нос. До ментов доходит суть происходящего. Зайцев с залитым кровью лицом, командует ментами, но припадок уже идет на убыль.


... Когда скорая увезла бедолагу,  Зайцев протянул руку ментам:
 - Ну что, спокойного вам дежурства, я пошел, и услышал:
 - Извините, гражданин, идти вы не можете, мы сейчас проедем на центральное отделение по метрополитену, где составим протокол и вы напишете объяснения по поводу ваших действий, документы, пожалуйста.
 - Мужики, да вы что, я же человеку жизнь спас, он бы захлебнулся  своей пеной рядом с теми дурами!
 - Возможно, но порядок таков, а что, если его спасая, вы навредили ему ещё больше? Так что, гражданин, ваши документы и пройдемте... Поторапливайтесь, переход прекращается в час ночи,  нам еще протокол составлять, домой хочется, а тут вы...  с вашим эпилептиком...

_____________________
Слово «менты» использовал Зайцев, это ни коем образом не отражает отношения автора к профессии.