04-02. Настоящую нежность не спутаешь
Мама постоянно угнетала меня своими упреками - невниманием к «несчастной, больной матери, обслуживающей изверга-дочь, бросившую своего ребенка ради своих глупостей», и в то же время не подпускала меня к хозяйству, причем, проделывала это изощренно - заранее критикуя все мои действия в доме, постоянными и мелочными придирками отваживала меня от принятия собственных решений, да и, вообще, от дома. Никогда вслух не ценя моих заслуг и усилий, она постоянно обижалась, что я не хочу замечать ее труд, всегда подаваемый ею, как жертва и сверхнеобходимость, даже тогда, когда я не разделяла мнения в его безусловной необходимости. До сих пор я до конца не понимаю, чего же хотела от меня мама - прекрасный психолог и педагог по отношению к другим, посторонним ей людям? Уйти с работы, чтобы отдаться хозяйству, я не могла, даже если бы и хотела, а сделай я так, она все равно не осталась бы пассивным наблюдателем моих действий. Хвалить ее за то, что мне самой было не так уж и нужно, и покорно трудиться по ее указкам мне было не под силу даже в детстве - едва ли этого можно было дождаться от меня после сорока лет...
Я завидовала своим замужним подругам только потому, что они могли, отгородившись собственной семьей, быть самостоятельными: сами решать свои дела в доме, никому их не поручая, то есть, иметь как раз то, к чему в свое время подводил меня Толик. Будь у меня муж, рассуждала я, я смогла бы с ним договориться, а часть хозяйственных дел могла бы делать и в рабочее время, как и все другие женщины -«кошёлки», не беспокоящиеся о своей карьере и живущие на заработки мужа.
Действительно ли я хотела этого? Безусловно, нет. Я любила свою основную работу, переживала из-за ее частого реального отсутствия, а качество проводимых мной занятий в группе йоги для меня было во много раз важнее, чем качество сваренного мной супа: съедобен - и ладно, мне некогда! Для мамы подобное отношение к семье казалось ужасным и оскорбительным (для нее), а у меня не хватало характера дальше продолжать эту бесконечную борьбу с ней, отнимающую у меня столько сил и плохо отражающуюся на дочери, становящейся от наших ссор нервной и плаксивой. До конца не веря в возможность изменить что-либо в этой ситуации, я все больше отдавалась грезам о чуде, возникшими у меня благодаря неожиданному появлению в моей жизни сразу нескольких претендентов на роль моих будущих спутников жизни. Мой покой смутило именно их количество, а не качество, которое, по-прежнему, оставляло желать лучшего.
Самым настырным и неизменно преданным моим поклонником был Рашид, которого приходилось порой отгонять от себя, как назойливую муху. Даже в любви он был прямолинеен и упрям, и этим чем-то походил на мою маму: у них обоих было собственное, хотя и разное, представление о моем счастье и потребностях, обоих совершенно не трогало, что эти представления полностью расходятся с моими. Именно Рашид познакомил меня в Солнечном с каждым из трех других мужчин, повлиявших на мое решение «предать» свое одиночество. Как выяснилось позже, всем троим я была представлена им, не много не мало, как «его девушка».
Первым из этой троицы оказался Сергей Лобанов, приехавший в одно из апрельских воскресений 1986 года на Залив вместе с занимавшимся тогда в моей группе Марком Витлиным. Это был невысокий и стройный парень с пышной, черной шевелюрой густых, слегка вьющихся волос, с острыми чертами лица и пронзительными карими глазами. Его голубая джинсовая куртка удивительно гармонировала с цветом его волос и весенним загаром. Едва встретившись с ним глазами, я почувствовала к нему особый интерес, - точно электрический заряд прошел между нами! Шел общий разговор о каких-то философских вопросах, но, независимо от того, с кем и о чем я тогда говорила, меня тянуло к этому человеку, а он, казалось, так же обостренно ощущал мое присутствие. Сергей курил (редкое явление в наших рядах), имел хрупкое телосложение и небольшой рост, его голос временами выдавал «петуха», сам он не имел даже высшего образования - работал механиком в закрытом ЦНИИ им. Крылова. - Все это не имело для меня ровно никакого значения! Весь тот день я чувствовала себя беспричинно счастливой, а когда мы расходились по домам, уже в метро, попрощавшись с нашей толпой, он вдруг еще раз оглянулся в дверях вагона и снова наши взгляды встретились, задержавшись на мгновение. Жизнь опять, как много лет назад, приобрела для меня особый смысл и содержание.
За первой, последовали и другие наши с ним встречи, более редкие, чем мне хотелось бы, но всегда насыщенные. Как интересующийся оккультизмом, Сергей стал приезжать в Солнечное, иногда приходил на мои занятия, а потом, с моей подачи, занялся с нами бегом и моржеванием: составлял мне компанию при посещении полыньи и бегал со мной в Парке Победы или на Петропавловке. Несколько раз мы с ним сходили на интересные для обоих лекции Валентина Сидорова и гипнотизера Буля, были на представлении Бенедиктиса, демонстрирующего на сцене необычные психологические опыты. Нас по-прежнему тянуло друг к другу, хотя я старалась не переступать границы дружеских и партнерских взаимоотношений. Сергей вел себя загадочно: он боялся то ли меня, то ли себя - потери своей независимости, о которой излишне часто говорил. Я отлично чувствовала в нем его неуверенность и позерство: постоянное внутреннее напряжение и возбужденный интерес ко мне и уязвленное самолюбие. Все это присутствовало и во мне в такой же самой степени. Говорили мы с ним, как всегда, только об эзотерике, но, видит Бог, как часто этот предмет меньше всего в действительности занимал наши головы!
Ярким воспоминанием наших отношений того периода было первое посещение Сергея моего дома. Мы находилисьв квартире одни (мои жили на даче) и вместе слушали кассеты с лекцией Юрия Руденко о йоге, прочитанной им много лет назад на квартире Людмилы Григорьевны. Лекция была длинной, мы засиделись допоздна, и Сергей уже не успевал на метро. Поскольку на другой день мы оба собирались ехать в Солнечное, я предложила ему переночевать у нас и постлала гостю на диване в маминой комнате. Сергей согласился охотно и явно ожидал от меня косвенного приглашения к более тесным отношениям. Но его не последовало.
Как ни волновало меня присутствие этого человека, но делать первый шаг я не могла и не хотела. Чем сильнее мне человек нравится, тем менее способна я первой переступить невидимую границу между любовью и дружбой, тем больше я боюсь уронить себя в его глазах, а, может быть, даже и разрушить тонкое очарование неизвестности. И наоборот, чем меньше я уважаю мужчину, тем меньше дорожу с ним своей «честью» - отношусь к нему только, как к временному спутнику, с которого спрос невелик и потому отсутствуют претензии.
Всю ночь я слышала, как Сергей бродит по комнате, курит и вздыхает. Мое положение «учителя йоги» не только привлекало ко мне мужчин, но и отпугивало. Сергей явно не имел даже предположений о моей возможной реакции на его возможную инициативу...
Николай Бабенко оказался вторым человеком, представленным мне в Солнечном Рашидом. Рашид очень любил меня рекламировать как учителя перед своими знакомыми, приезжающими на Залив, хотя сам никаким образом мой эзотеризм не принимал - его привлекал в моих занятиях только здоровый образ жизни и высокие принципы морали.
Колина внешность не произвела на меня никакого впечатления. Высокий, толстый, крупного, крестьянского телосложения, с маленькими глазами и намечающейся лысиной, - он относился к тому типу мужчин, который мне обычно не нравился. Я вежливо пригласила его в нашу группу и рассказала, где и чем мы там занимаемся, после чего тут же забыла о его существовании. Между тем, Коля не забыл и активно вошел в наш коллектив: стал приходить в спортзал, не пропуская занятий.
Я постоянно видела его рядом с собой. Коля был легок в общении, остроумен и не кичился своими эзотерическими знаниями, хотя еще раньше прочел довольно много книг по буддизму. Он был жителем Ярославля, уже четвертый год находящимся в длительной командировке на одном из ленинградских предприятий - снимавшим комнаты у разных ленинградцев. Как и Сергей, Коля был разведен и жил один, как и Сергей, он интересовался эзотерикой. Довольно скоро я поняла, что Коля проявляет ко мне интерес как к женщине, но в серьезность его чувств я не поверила: слишком часто и непринужденно он хохмил на тему секса, вел он себя со мной по-дружески, но при этом шутливо отстранял от меня Рашида и сам вместо него таскал мой тяжелый магнитофон до станции метро. За это время я успевала переговорить со всеми из нашей группы и часто напрочь забывала о Колином существовании.
С моей подачи Коля, как и Сергей, записался в невский клуб моржей «Большая Нева» и теперь еженедельно меня там поджидали уже трое "ухажеров": Рашид, Сергей и Николай. «Клуб мужчин, брошенных Аллой в прорубь» - называл это сборище Николай и грозил мне, что «отольются кошке мышкины слезки». В то время все это меня веселило и радовало: в кои-то веки я чувствовала к себе повышенное внимание мужчин и впервые в жизни играла роль разборчивой невесты, прикрывающей свое кокетство пропагандой здорового образа жизни! Впрочем, в последнее я верила вполне искренне и сама охотно такому образу жизни следовала.
Четвертым моим поклонником, так же «брошенным мной в прорубь», на какое-то время стал Виктор Генералов, приятель нашего Кирилкова. В отличие от предыдущих товарищей, Виктор был женат и имел двух взрослых детей, но у своей супруги находился на очень «длинном поводке». Что-то между ними не ладилось, сам Виктор не скрывал этого. Генераловы только внешне сохраняли видимость дружной семьи, не ограничивая свободы друг друга. Витя был вполне зрелым, прекрасно воспитанным и эрудированным мужчиной, состоял в рядах компартии. Работал он проводником международного вагона, где имел хорошие дополнительные заработки. У него были умелые, хозяйственные руки и довольно высокий, по моим понятиям, материальный достаток, а еще - хорошо подвешенный язык. В нем не было ничего, что могло бы не нравиться, но для меня такое знакомство было неуомфортно: и этот его «длинный поводок», и его обеспеченность, и, главное, его умение «жить». Мои знакомые, как правило, были совсем из другого мира.
Впрочем, Виктор и у нас был не чужим: он тоже интересовался йогой, много читал о ней, побывал в Индии. Его намерения я понимала плохо: что стояло за его ухаживаниями? Виктор часто и запросто приходил ко мне домой - всегда с подарками для меня, мамы или Маши. Он быстро очаровал своими манерами и интеллектом мою маму, найдя с ней массу общих тем, водил меня в театр, дарил мне цветы. Все это проделывалось им легко и ненавязчиво, всегда было к месту, но несколько меня шокировало: все же - женатый!
Поведение Виктора вкупе с другими моими «почитателями» окончательно меня расслабило и избаловало: я вдруг ощутила себя красивой и привлекательной для других женщиной, этакой кокеткой, баловнем судьбы! Все больше и больше я была готова к новому замужеству. С кем?
Из всей этой компании ни один для этой роли до конца не подходил. С Рашидом мне было бесконечно скучно, да и в наших взглядах на жизнь было мало общего. Сергей бередил чувства, как мужчина, но брака не обещал да и не подходил для него совершенно: он не скрывал свого эгоизма, откровенно презирал быт и женщин, обладал уязвленной, самолюбивой и закомплексованной личностью, превыше всего ценящей свою свободу но, одновременно, страдал от одиночества. В этом мы с ним были похожи. Коля был просто другом, партнером по сексу - мы с ним уже, («чтобы скоротать время»), успели переспать вместе, но я не придала этому событию большого значения, чем, как оказалось впоследствии, морально убила его. Он надеялся потрясти меня своими мужскими способностями, но для меня секс всегда имел значение только при наличии влюбленности и целиком зависел только от наличия нежных чувств к конкретному человеку.
С самого начала Коля обратил наши отношения в шутку, и именно это помешало мне разглядеть истинную природу его отношения ко мне. Как могло произойти такое? Всю свою жизнь я искала любви, часто выдумывала ее там, где она была проблематичной, пристально вглядывалась во всех, кто обращал на меня какое-то внимание, а здесь я не увидела очевидного. Прекрасно относясь к нему, как к человеку, я не поверила в серьезность его заигрываний: он показался мне слишком искушенным в вопросах секса, а именно это меня всегда и отвращало меня в мужчинах. Николай переигрывал в этой «искушенности», видимо, считая это достоинством в глазах женщины. Увы, я всегда не вписывалась в общие эталоны чего бы то ни было.
«Настоящую нежность не спутаешь ни с чем, и она тиха...», - утверждает Анна Ахматова. Я так до конца и не поняла причины той своей слепоты. То ли Колю, действительно, подвело его актерство, которым он прикрывал собственную неуверенность, то ли его чувство ко мне с самого начала было надуманным, о чем и он сам не подозревал. А может быть, все дело было во мне самой, - быстрее всего любовь угадываешь там, где ее хочешь видеть, а Коля с самого начала не был тем типом мужчин, которые меня привлекают. Не исключено также, что меня просто так оберегал мой ангел-хранитель: страдания в семейной жизни для меня неизбежны, и, главное, уже не новы.
Если исходить из меркантильных соображений - желания стать полноценной бабой и найти в жизни опору и поддержку, - наилучшим вариантом для меня мог бы стать только Виктор. Хоть я и не знала до конца его намерений и опасалась его «семейности», но прекрасно понимала, что в моих силах подтолкнуть его к разводу, женить на себе, надо было лишь постараться и не спешить... Он был бы прекрасным хозяином в доме, мужчиной «с руками», с ним мне было бы не стыдно бывать на людях, он был контактен, обеспечил бы семье какой-то материальный достаток, но...
Сколько же противоречивого и несовместимого живет во мне одной! Виктор был для меня слишком хорош и слишком - «не моего поля ягода»: без заморочек, без придури, -с ним рядом я всегда бы чувствовала свою собственную ущербность! Не мой мир, не моя жизнь плюс вечные угрызения совести, что я разбила чужую семью, а его надежд не оправдываю! И я уговорила себя, что все его заигрывания - это блеф: стала с ним резка - куда более, чем это допускает элементарная вежливость.
Сейчас, копаясь в своем прошлом, я все больше думаю, что тогда в глубине души я больше всего не хотела расставаться со своей личной свободой, со своим одиночеством, пусть и тяготившим меня, но ставшим таким привычным. Мне было жаль и времени, и сердца на мужчин, не сулящих мне ничего хорошего, с учетом моего невыносимо сложного характера. Неужели я стала такой? Что связывало меня с той Я моей юности, которая во главу угла всегда ставила только любовь, ее поиски, служение любимому? Теперь во мне жили и боролись друг с другом уже совершенно непохожие друг на дуга Я - мужское и женское. Женское хотело быть «как все», но не умело этого. Мужское боялось стать, как все, и искало собственной реализации, своего опыта ошибок, своей реализации в любимом деле. Было бы прекрасно встретить действительно сильного мужчину, во много раз талантливее и щедрее меня, которому мне было бы так приятно служить, восхищаясь им, но, во-первых, это было несбыточно, а, во-вторых, едва ли я смогла бы быть счастлива, если бы моим наивысшим достижением жизни стало только поддержание очага.
Талантливому и сильному мужчине очень нужен крепкий тыл в доме. Природа явно что-то перепутала со мной еще при рождении: я, как мужчины, сама ищу такого тыла, чтоб освободить себе руки для своего любимого дела (тогда мне еще верилось, что я что-то могу сделать!), но я не способна влюбиться в того, кто только «тылом» и является - в мужчину, «умеющего жить», разбирающегося в моде и умеющего покупать женские тряпки, хорошо готовящего, того, кто слишком практичен или слишком контактен со всеми... Бред!
Свидетельство о публикации №213020102191